Текст книги "Цветы любви, цветы надежды"

Автор книги: Люсинда Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

Глава 5

После полудня Джулия изменила своей привычке сидеть дома и отправилась в супермаркет ближайшего города Холт. Когда Кит ушел, она принялась бесцельно слоняться по коттеджу, пытаясь успокоиться, а потом вдруг поняла, что проголодалась. Аппетит разыгрался не на шутку впервые за несколько недель. Наверное, свежий воздух и долгая утренняя прогулка сделали свое дело.

Прямо на парковке Джулия смолотила несколько сандвичей, две сосиски в тесте и шоколадку. Раньше она всегда много ела и при этом ни капельки не толстела: хороший обмен веществ и плотный график работы требовали подпитки. Весов она в доме не держала, однако заметила, что в последнее время с нее начали сваливаться джинсы, и поняла: чтобы вернуться в прежнюю форму, ей придется умять еще не один бутерброд.

Бросив упаковку из-под сандвичей на пассажирское сиденье, Джулия поехала домой. Однако, добравшись до перекрестков на окраине Холта, притормозила. Теперь ей уже не хотелось возвращаться в свой холодный, темный и тесный коттедж, где она провела безвылазно последние семь месяцев. Повернув направо, Джулия двинулась к уютному сельскому дому Алисии.

* * *

– Джулия, какой приятный сюрприз! – Алисия просияла, увидев сестру, входящую в кухню. – Смотрите, дети, кто к нам пришел – тетя Джулия!

– Я решила просто... заехать к вам в гости. – Джулия внезапно смутилась.

Алисия стояла у плиты и накладывала в тарелки еду. А за кухонным столом в ожидании ужина дети устроили мелкую потасовку.

– Очень рада тебя видеть. Хочешь перекусить? Я приготовила тушеные бобы. – Алисия запустила пальцы в тарелку и попробовала блюдо. – Вкусно!

– Нет, спасибо. Я только что поела.

– Вот как? – Алисия понесла тарелки к столу.

– Да. – Джулия подавила знакомое раздражение. – Я действительно только что поела. Впрочем, не откажусь от чашки чаю.

– Поставь чайник, попьем вместе. – Алисия села рядом с хнычущим Фредом и принялась кормить его с ложечки.

– Мамочка, бобы – это гадость!

– Чем быстрее съешь, Фред, тем быстрее их не будет. – Алисия оставила сынишку одного и встала к плите имеете с Джулией. – У тебя слегка зарумянились щеки. Ты сегодня прекрасно выглядишь. Я уже и не помню, когда видела тебя такой.

– Спасибо. – Джулия сосредоточенно лила кипящую воду в заварочный чайник, чувствуя на себе внимательный взгляд сестры. – Утром я долго гуляла. Это пошло мне на пользу, – призналась она.

– Заметно. Джеймс, прекрати бросаться во Фреда бобами, не то заставлю тебя их поднять и съесть все до единого!

– А еще... сегодня у меня был гость, – сказала Джулия и протянула Алисии чашку с чаем.

– Ты имеешь в виду Кита Кроуфорда?

–Да.

– Я собиралась сказать тебе, что звонила Белла Харпер и спрашивала твой телефон. Такая болтливая! – Алисия подошла к столу, убрала грязные тарелки и поставила перед каждым ребенком по стаканчику йогурта. – Похоже, она прекрасно знает, кто ты такая. Из-за того, что у меня такая знаменитая сестра, я выросла в ее глазах. – Алисия махнула рукой: – Ну ладно, хватит об этой дурочке! Чего хотел Кит?

– Он кое-что нашел в старом коттедже Билла и Элси и решил отдать мне. – Джулия сделала глоток чаю.

– Правда? Что же?

– Дневник, предположительно дедушки Билла. В нем описывается время, когда он был военнопленным и сидел в сингапурской тюрьме Чанги. Я расскажу больше, когда прочту.

– Как интересно! – взволновалась Алисия. – Сколько же лет было дедушке Биллу, когда он это писал?

– Речь идет о тысяча девятьсот сорок пятом годе, значит, ему было двадцать с небольшим. Ты знала про плен? – спросила Джулия.

Алисия покачала головой:

– Нет. Но это не значит, что он там не был. Надо спросить бабушку Элси, она наверняка знает.

– Ты давно ее видела?

Алисия виновато вздохнула:

– Давно. Все собираюсь к ней заехать, но никак не найду время – из-за детей... И все-таки надо ее навестить.

– Она по-прежнему живет в Саутуолде? – спросила Джулия.

– Ее сестра умерла примерно год назад, и теперь она осталась там одна. Помнишь, как бабушка любила возиться с нашими волосами? Забирала их наверх, распускала, плела косички, делала хвостики, завивала локоны... – Алисия захихикала. – А странная коллекция париков в одной из комнат? Часами их причесывала, как маленькая девочка, которая играет в куклы. Элси всегда хотела стать парикмахером...

– Да, и терпеть не могла мои волосы, потому что они были слишком густыми и плохо держали завивку, даже когда она накручивала их на бумажки и оставляла так на ночь. – Джулия ласково улыбнулась. – Я к ней заеду. Во всяком случае, постараюсь.

Алисия подошла к буфету, достала из выдвижного ящика адресную книгу и пролистнула страницы.

– Вот телефон и адрес Элси. Съезди, Джулия. Ты жила во Франции, а я все время занималась детьми... Мы с тобой не самые образцовые внучки, верно?

– Ты права. Когда мы с ней встретимся, я подумаю, стоит ли отдавать ей дневник. Кит предполагает, дедушка Билл нарочно его прятал, чтобы не расстраивать родных.

– Возможно. – Алисия подошла к столу и принялась его вытирать. – А теперь, дети, идите умываться. Потом полчаса посмотрите телевизор, а когда придет Роуз, будем купаться в ванне. Ну, все, вперед!

Все трое с готовностью выбежали из кухни. Джулия помогла Алисии загрузить посудомоечную машину.

– Значит, вы с Китом поговорили по душам?

– Да. В обмен на дневник я отдала ему детскую книгу. – Джулия улыбнулась. – Он много лет жил где-то за границей и не знал о том... что со мной случилось. Ему рассказала сестра.

– Что ж, хорошо, – отозвалась Алисия. – Он очень... симпатичный, как, на твой взгляд?

– На мой взгляд, никак. Ну ладно, мне надо идти.

По тому, как резко изменилось выражение лица Джулии, Алисия поняла, что перегнула палку, и мысленно обругала себя.

– Дай-ка перепишу для тебя телефон Элси. – Она черкнула цифры на листке из блокнота и протянула сестре. – Держи. Потом расскажешь, как прошла ваша встреча, ладно?

– Ладно. Спасибо за чай. – Джулия подошла к двери. – Пока.

Сев в машину, она чересчур резко захлопнула дверцу и на полной скорости поехала к дому. Скрипела зубами от досады на старшую сестру, общение с которой неизменно ее раздражало. Разумеется, Алисия действовала из лучших побуждений: хотела ей помочь, как раньше, в детстве. Но ее непрошеная опека сердила: в такие моменты Джулия чувствовала себя беззащитной и слабой.

Алисия всегда была толковой, хорошо приспособленной к жизни – «золотой девочкой», как называл ее папа. Могла делать несколько дел одновременно, и все эти дела заканчивались успешно. В любых обстоятельствах умудрялась сохранять спокойствие и невозмутимость. Блестящие светло-русые волосы Алисии никогда не бывали растрепаны.

Джулия росла в ее тени, пытаясь самостоятельно решать свои проблемы. Несмотря на приятную внешность, она была нелюдимой и проводила почти все свободное время за пианино, поэтому школьные экзамены стали для нее большим испытанием. Она всегда знала, что по части совершенства ей не тягаться с Алисией. К тому же старшая сестра всегда была ближе к отцу, а Джулия держалась за мамину юбку. Все говорили, что она похожа на мать, и не только физически. Будучи художественными натурами, они обе жили в собственном мире.

В тот день, когда умерла мама, детство Джулии закончилось.

Приехав домой, Джулия развела огонь в камине, но не сумела добиться такого же сильного пламени, как добился Кит. На душе по-прежнему скребли кошки. Она знала, что Алисия искренне заботится о близких, и не могла ее в этом винить. Когда Джулия была маленькой, Алисия пыталась заменить ей мать, но Джулия принимала заботу в штыки. Она хотела, чтобы Алисия перестала ее опекать и вела себя как сестра, с которой можно разделить горе невосполнимой утраты.

И вот теперь злая судьба вновь заставила Джулию обратиться за помощью к сестре. Надо отдать должное, Алисия тут же бросилась ее спасать и ни разу не упрекнула, что, в восемнадцать лет вылетев из родительского гнезда и переехав жить во Францию, Джулия практически перестала с ней общаться.

Джулия печально вздохнула. Вернувшись сюда, она почувствовала, что история повторяется. Ее жизнь пошла прахом в отличие от идеальной жизни Алисии и осложнилась удушающей опекой старшей сестры. Мало того, Алисия часто озвучивала такие мысли, которые Джулия старательно прятала от себя, и это еще больше нервировало.

Она села на диван с дневником в руках, решив отвлечься, и открыла первую страницу. Но не смогла сосредоточиться и тупо уставилась в огонь.

«Он очень симпатичный, как, на твой взгляд?»

Джулия вздохнула.

«Почему меня так разозлил невинный вопрос Алисии? Да, сегодня утром на морской косе я поняла, что надо жить дальше, другого выхода нет. Но я не могла даже думать, что в моей жизни появится другой мужчина. В том тусклом мире, в котором я жила последние месяцы, не было даже намека на будущее. Да и о каком будущем могла идти речь, если я все потеряла?»

Джулия встала и побрела на кухню. Открыв холодильник, теперь под завязку набитый всевозможными продуктами, она достала готовую пасту и мрачно подумала: «Может, сфотографировать еду и показать фото Алисии, чтобы она перестала ворчать?»

Джулия понесла свой ужин в гостиную и вдруг остановилась: она поняла, почему сестра вывела ее из себя. Джулия чувствовала себя... виноватой. Когда Кит был здесь, она невольно наслаждалась его обществом. Да, этот мужчина и впрямь казался ей симпатичным.

Поев, Джулия взялась было за дневник, но поняла, что сейчас не до чтения: день был слишком долгим и эмоционально насыщенным. Она отправилась наверх и легла в постель. Впервые за семь месяцев, прошедших с момента катастрофы, она спала крепко, и ее не мучили ночные кошмары.

Проснувшись утром, Джулия спустилась на первый этаж. Чашка чаю, на этот раз с молоком, и миска с мюсли укрепили ее в новом решении начать жить дальше. Она достала из выдвижного ящика мобильный телефон, включила его и пошла наверх, в ванную комнату – единственное место в коттедже, где сотовый принимал сигнал.

Теперь у нее оказалось девятнадцать голосовых сообщений, некоторые оставлены аж два месяца назад. Недавние пришли от Алисии, папы, Кита, и лавину сообщений обрушил на телефон агент Олав.

Также звонила экономка из Франции, просила немедленно перезвонить. В доме что-то случилось, но Агнесс так быстро тараторила по-французски, что Джулия не поняла, где именно протекло. Сев на край ванны, она просмотрела весь список. Руки мелко дрожали: девушка боялась разговаривать с людьми из ее прошлого.

«Сегодня разберусь с экономкой и агентом, а остальные подождут», – решила Джулия.

Вернувшись на первый этаж, Джулия повалилась на диван, закрыла глаза и представила увитую виноградной позой террасу своего красивого дома на холме в старинной деревне Раматюэль и насыщенно-синюю гладь Средиземного моря, сверкающую далеко внизу.

Джулия вздохнула. Она решила вернуться к жизни и, значит, не должна чураться воспоминаний. Нужно научиться дорожить этими драгоценными мгновениями, которые, увы, уже никогда не вернутся.

Я смотрю на заходящее солнце. Его яркие красно-золотые тона отражаются в голубой воде, и кажется, будто она горит огнем. По террасе плывут звуки Третьего концерта для фортепиано с оркестром Рахманинова. Музыка достигает кульминации, когда солнце плавно погружается в море.

Это мой любимый момент: кажется, будто сама природа замирает, любуясь тем спектаклем, который устраивает Властелин дня, отправляясь на покой, чтобы назавтра вернуться и опять порадовать мир.

Мы проводим здесь вместе гораздо меньше времени, чем хотелось бы, поэтому я особенно дорожу такими моментами. Солнце уже зашло. Я закрываю глаза и слушаю игру Ксавьера. Я сотню раз исполняла этот концерт, и меня поражают те легкие нюансы, которые придают индивидуальность его интерпретации. Как и следовало ожидать, его манера отличается большей силой и мужественностью.

Я временно «не у дел»: очередные мои гастроли намечены на середину следующей недели, а Ксавьер завтра уезжает с концертом в Париж, так что это наш последний совместный вечер. Закончив играть, он появится на террасе с бокалом розового вина из местного погреба, и мы будем сидеть рядом, разговаривая ни о чем и обо всем, наслаждаясь редкими минутами нашего спокойного уединения.

Средоточие нашей жизни, энергия, которая связывает нас с Ксавьером, сейчас находится в доме. Я искупала нашего сына Габриэля, уложила его в постель, а потом, опустившись на колени перед детской кроваткой, смотрела, как расслабляется его лицо и он засыпает.

– Bonne nuit, топ petit ange[1]1
  Спокойной ночи, мой маленький ангел (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], – прошептала я, на цыпочках вышла из спальни и тихо закрыла за собой дверь.

Как хорошо, что я смогу провести здесь с ним еще одну неделю! Некоторые мамы наблюдают за своими детьми двадцать четыре часа в сутки, ловят каждую улыбку, каждый новый навык, усвоенный ими на пути к взрослой жизни. Я завидую этим матерям, потому что сама лишена такой роскоши.

Глядя на темнеющее небо, я размышляю над вопросом, который не выходит у меня из головы со дня рождения Габриэля: надо ли мне временно оставить карьеру и посвятить себя ребенку, ведь так хочется видеть, как он растет... Но я не могу долго думать на эту тему, потому что на террасу выходит Ксавьер с обещанным бокалом розового вина и пиалой, наполненной свежими оливками.

Муж целует меня в макушку, а я поднимаю руку, чтобы погладить его по лицу, и говорю:

– Браво!

– Merci, ma petite, – отзывается он.

Мы общаемся на французском: Ксавьер путается в английских глаголах, и это мешает больше, чем мое жуткое французское произношение. К тому же это язык любви.

Он садится в кресло рядом со мной в своей любимой позе – ноги на столе. Как всегда после игры на рояле, его волосы всклокочены, и он напоминает большого ребенка. Я тянусь к мужу и приглаживаю его шевелюру. Он ловит мою руку и подносит ее к губам.

Как жаль, что я завтра уезжаю! Может, в следующем году нам удастся отменить все летние гастроли, и мы проведем теплые месяцы здесь, вместе.

– Это было бы отлично! – откликаюсь я, краем глаза наблюдая за луной, которая выходит на небосвод вместо солнца и становится королевой ночи.

И без того бледная кожа Ксавьера в лунном свете кажется еще бледнее. Мне никогда не надоедает смотреть на мужа. Он такой необыкновенный! Если я – смуглая и кареглазая, дитя дня и солнца, то Ксавьер – порождение ночи и луны.

Его лицо с резкими орлиными чертами, унаследованными от русской матери, нельзя назвать классически красивым. Нос слишком длинен, а холодно-голубые глаза слишком близко посажены. У него высокий морщинистый лоб и густые черные волосы, похожие на солому. На этом лице идеальны только губы – розовые, женственно-пухлые, они раскрываются при улыбке, обнажая крупные, белые, крепкие зубы.

У него непропорциональное тело: очень длинные ноги, похожие на ходули, и короткое туловище, к которому, будто по ошибке, приставили длинные руки с изящными талантливыми пальцами. Ксавьер выше меня. В нем нет ни грамма жира, и я уверена, он останется таким до конца жизни. Нервная энергия, которая даже во сне не дает ему отдыхать (по ночам он беспокойно крутится и ворочается рядом со мной в постели, громко кричит на воображаемых врагов), съедает все лишние калории, даже в среднем возрасте сохраняя его худощавость.

Я люблю каждую клеточку его тела и душу с того самого дня, как услышала в его исполнении шубертовскую сонату для фортепиано си-бемоль-мажор на Московском конкурсе пианистов имени Чайковского.

В том конкурсе победила я. Ксавьеру досталось второе место.

Я любуюсь его лицом, таким знакомым и все равно притягательным, таящим в себе неизведанные глубины. Я гораздо проще, чем он. Я умею играть на пианино, и, говорят, делаю это блестяще, но при этом я могу легко сойти с пьедестала и снова стать обычной смертной. А Ксавьер постоянно в музыке: повсюду носит ее с собой, каждую секунду думая о том, как усовершенствовать следующий фрагмент.

Если бы люди вдруг превратили в дрова все пианино и рояли, какие есть в мире, он бы бросился следом за ними в костер.

Мы вместе посмеялись над тем, что слава досталась мне, а не ему. Впрочем, мы оба знаем, что я куда лучше смотрюсь на сцене, чем он. Мне идет концертное платье, я фотогенична, и потом я девушка, а значит, на меня больший спрос.

Но Ксавьер – настоящий гений. Он берет шопеновские этюды и добавляет в них толику волшебства, некую искру, которая делает музыку его собственной. Когда-нибудь мир это признает. А я... с радостью займу второе место.

Я уверена, мой талант набирает силу благодаря Ксавьеру. И я его обожаю.

Он – мой рояль. И мой костер. Если его не будет рядом, я охотно брошусь в огонь.

Глава 6

Джулия только сейчас заметила, что ее лицо намокло от слез. Она знала, что будет еще долго плакать, заставляя себя вспоминать прошлое.

– Ксавьер! – Она впервые произнесла его имя вслух. – Ксавьер, Ксавьер... – Она снова и снова повторяла это имя, потому что знала: придется его услышать в разговорах с экономкой и агентом, и хотела заранее научиться контролировать эмоции.

Поднявшись на второй этаж, она приняла душ, оделась и опять села на край ванны, чтобы сделать самое трудное: набрать номера телефонов, которые соединят ее с прежней жизнью.

Агнесс, экономка, не ответила на звонок, и Джулия облегченно вздохнула: значит, пытка откладывается. Она оставила сообщение, в котором просила Агнесс перезвонить. Теперь ее агент Олав. Часы на мобильном телефоне Джулии показывали половину одиннадцатого. Олав может быть где угодно: у него есть офисы в Нью-Йорке, Лондоне и Париже. Хоть бы он тоже не подошел! Оставить голосовое сообщение гораздо легче, чем разговаривать с человеком... Но Олав редко не брал трубку, когда она ему звонила, даже если там, где он находился, была глубокая ночь.

Затаив дыхание, Джулия слушала длинные гудки. Он ответил после третьего:

– Джулия, дорогая! Рад, что ты позвонила! Наконец-то! – многозначительно добавил он.

– Ты где? – спросила она.

– В Нью-Йорке. Сегодня вечером один из моих клиентов играл с нью-йоркским симфоническим оркестром в «Карнеги-холл». Господи, в его музыке не было никакого вдохновения! Но давай лучше поговорим о тебе, золотце. В моей электронной почте скопилась сотня сообщений. Мне пишут из Милана, Парижа, Лондона и других юродов. Я всем говорю, что ты взяла творческий отпуск, но, Джулия, радость моя, они не будут ждать вечно.

– Знаю, Олав, – виновато откликнулась она.

– Эти ребята составляют план на полтора-два года вперед. Если мы в ближайшее время не примем их предложение, ты сможешь вернуться на пьедестал не раньше, чем через три года. Когда ты будешь готова сказать мне «да»?

Слава Богу, Олав не стал ее утешать, а сразу перешел к делам, которые любил больше всего на свете! И все же Джулия растерялась: она не знала, что отвечать.

– Честно говоря, я об этом еще не думала.

– Золотце мое, у тебя там есть доступ к электронной почте? Я могу переслать заказы. Ты посмотришь и решишь, какие из них тебе интересны.

– Нет, не получится. Мой ноутбук остался в моем доме во Франции.

В трубке повисло молчание.

– Ты до сих пор в Норфолке? – наконец спросил Олав.

–Да.

– Что ж... Тогда, крошка, у меня есть идея получше. На следующей неделе я буду в Лондоне. Мы можем встретиться на ленче в «Клариджез», и я сам отдам тебе список предложений.

Джулия услышала, как агент листает страницы.

– Следующий четверг тебя устроит? – поинтересовался он после короткой паузы. – Заодно вручу тебе стопку чеков, которые пришли сюда за последние семь месяцев. Как я уже сказал в голосовом сообщении, сумма набралась внушительная. Я не стал их обналичивать, потому что не знал, что ты сделала со старым совместным счетом.

– Понятно. – Джулия судорожно сглотнула. – Хорошо, давай встретимся в следующий четверг.

– Отлично! Буду рад с тобой повидаться, дорогая. Знаешь, здесь сейчас половина пятого утра, а завтра я улетаю в Токио, так что мне не помешает немного вздремнуть. Буду ждать тебя в полдень в баре ресторана. Пока, малышка!

В трубке послышались частые гудки.

Джулия вздохнула с облегчением: первый контакт состоялся! А встречу, намеченную на следующий четверг, всегда можно отменить. Новая, пока еще робкая искра оптимизма не позволила сразу ему отказать. К тому же надо быть практичной. Джулия жила на деньги, лежащие на ее английском счете, которые накопились за последние восемь лет, пока она сдавала свой коттедж в аренду. В последний раз, когда проверяла сумму, а это было больше месяца назад, там оказалось всего несколько сот фунтов. Во французском банке, на ее с Ксавьером совместном счете, хранились их сбережения. Туда же поступали деньги за концерты. Джулия боялась обращаться в банк, чтобы переписать счет на свое имя: придется заполнять какие-то бланки, а она еще не готова признать тот факт, что Ксавьера больше нет.

Она понимала, что должна вернуться во Францию и разобраться в собственной жизни. Но звонить – это одно, а заниматься делами и общаться с людьми – совсем другое.

«Что ж, будем двигаться постепенно, шажок за шажком», – подумала она.

Чтобы закрепить прогресс, достигнутый этим утром, Джулия решила прогуляться. Когда надевала куртку, в дверь постучали.

– Привет, милая, это я, папа, – послышалось с той стороны деревянной створки.

Удивленная Джулия открыла дверь.

– Прости, что врываюсь без звонка, – извинился Джордж, переступая порог. – Алисия сказала, ты все время дома. Если тебе сейчас неудобно, я могу зайти в другой раз.

Джулия подумала о том, как нелепо он смотрится в этой маленькой комнате – почти как Гулливер в стране лилипутов.

– Нет, все в порядке, – откликнулась она. – Хочешь кофе?

– Нет, спасибо, только что пил. Я был на болотах Солт-хауса, собирал необычное растение, которое нашел один из моих ребят, доктор философии. А по пути домой решил заглянуть к тебе. – Джордж внимательно оглядел свою дочь. – Не буду спрашивать, как у тебя дела: знаю по опыту, как это раздражает. Но скажу, что ты выглядишь лучше, чем раньше. Уже не такой осунувшейся. Алисию беспокоит, что ты ничего не ешь. Это правда?

Джулия усмехнулась:

– Если хочешь, пап, можешь проверить мой холодильник. Я только вчера ходила в магазин за продуктами.

– Отлично. Знаешь, я... прекрасно тебя понимаю. Я и сам испытал подобное, когда умерла твоя мама. Правда, мне, слава Богу, не пришлось терять ребенка. Габриэль был таким милым мальчиком! Представляю, как это невыносимо, милая.

– Ты прав, – прошептала Джулия.

– Не хочу показаться снисходительным, но все обязательно наладится, дай время. Конечно, тебе не удастся до конца справиться с этим горем, но ты сумеешь... – Джордж поискал подходящее слово, – приспособиться.

Джулия молча смотрела на отца, зная, что он хочет сказать что-то еще.

– В какой-то момент тебе станет легче, – продолжил он. – Ты проснешься однажды утром и поймешь: все не так мрачно, как тебе казалось. Ты меня понимаешь?

– Да, – ответила Джулия. – Знаешь... Вчера что-то случилось. И сегодня утром. Во всяком случае... – она постаралась озвучить свои ощущения, – ты прав. Мир уже не кажется мне таким мрачным, как раньше.

Они немного посидели молча, с удовольствием сознавая, что понимают друг друга. Наконец Джулия спросила:

– Ты пришел просто так, безо всякой цели?

– Вообще-то нет, – отозвался Джордж. – Приближается время ленча, и я предлагаю тебе покинуть этот Богом забытый коттедж. Давай перейдем дорогу и заглянем в ближайший паб – выпьем по бокалу вина и поедим свежевыловленную рыбу.

Джулия хотела отказаться, но потом передумала.

– Неплохая идея, пап.

Через десять минут они устроились за уютным столиком рядом с камином. Джордж заказал две порции рыбы с картошкой фри и принес из бара пару бокалов вина.

– Отличный паб, – заметил он. – Местный в прямом смысле этого слова, особенно зимой, когда здесь не толкутся толпы туристов. – Поддавшись внезапному порыву, он потянулся через столик и сжал руку дочери. – Я горжусь тобой, Джулия. Теперь я знаю, ты справишься. Так держать, милая! Конечно, в твоей жизни будут не только светлые дни, но ты не падай духом и продолжай двигаться дальше.

– Я постараюсь, папа, – ответила Джулия, сглотнув комок в горле.

– Знаешь, – Джордж тоже прочистил горло, – я хотел поговорить с тобой о тех нарисованных орхидеях, которые ты мне подарила. Я сравнил их с другими акварелями твоей мамы и теперь могу сказать с абсолютной уверенностью: это ее работа. Скорее всего она нарисовала их в ранней молодости.

– Я так рада, что нашла их, папа! Они должны были попасть в нашу семью, – улыбнулась Джулия.

– Да, но в этих рисунках, по крайней мере, в одном из них, есть еще кое-что интересное. – Джордж сделал глоток вина. – Я знаю, в детстве твоя мама проводила много времени в теплицах вместе с твоим дедом – точно так же, как потом ты. Чтобы скоротать время, она сидела и рисовала цветы. Я узнал три орхидеи: они давно выращиваются в Англии и вполне могли появиться в теплицах твоего дедушки. Все три относятся к сорту Cattleya. Уильям Кэтли – человек, которого можно по праву назвать отцом британских орхидей, – в начале девятнадцатого века впервые успешно вырастил в этих краях эпифитные орхидеи, а от них уже пошло большинство местных орхидей. Но четвертая орхидея, нарисованная твоей мамой, – это совсем другая история.

– Вот как?

– Да. Если ее рисунок точен, значит, орхидея относится к сорту Dendrobium nigum. – Джордж полил свою рыбу густым пивным соусом. – Одно из двух: либо твоя мама срисовала цветок из книги, что, кстати, наиболее вероятно, либо, – добавил он, прожевав, – такая орхидея росла в то время в теплице ее отца.

Джулия тоже приступила к еде.

– И что из этого следует? – поинтересовалась она.

– Последний экземпляр Dendrobium nigum был продан с аукциона почти за пятьдесят тысяч фунтов. Это очень редкий цветок. В гористом районе Таиланда Чиангмай нашли всего несколько таких орхидей. Это ближайший родственник черной орхидеи, хотя ее настоящий цвет – насыщенно-пурпурный. Ботаникам не удалось вырастить цветок вне ареала его распространения, потому он так высоко ценится. Я бы очень удивился, узнав, что в пятидесятых годах двадцатого века такая орхидея росла в теплицах Уортон-Парка.

– Насколько я знаю, мама по просьбе дедушки распечатывала все его записи. Разве они не перешли к тебе после его смерти? – спросила Джулия. – Там наверняка есть сведения об этом цветке.

– Я тоже так думал, – согласился Джордж. – Начиная с воскресенья, потратил немало времени на просмотр этих записей, но не нашел никаких упоминаний об этом цветке. – Он положил нож и вилку на край своей пустой тарелки. – В теплицах твоего деда росло свыше двухсот различных сортов орхидей. Возможно, я просто пока не заметил упоминания об этом редком растении, но буду искать дальше.

– Давай на минуту сменим тему, – предложила Джулия. – Алисия рассказала тебе про дневник, который Кит Кроуфорд нашел под половицами старого коттеджа?

– Да, но без подробностей. Как я понял, это записки военнопленного, сидевшего в тюрьме Чанги. Если ты хочешь спросить у меня, был ли Билл в Чанги во время войны, то я без понятия. Это знает только один человек – твоя бабушка Элси. Она прислала мне рождественскую открытку. В свои восемьдесят семь лет она по-прежнему бодра и здорова. Почему бы тебе не съездить к ней в гости?

– Я собираюсь, папа, – кивнула Джулия. – Алисия дала мне ее телефон, на днях я ей позвоню.

– Хорошо. Есть еще что-нибудь новенькое? Тебе не надоело прозябать в этом мрачном коттедже?

– Надоело. Но я только в последние два дня поняла, как ужасно мое жилище.

– Там даже негде поставить пианино... – мягко добавил Джордж.

– Я не хочу играть на пианино. – Джулия энергично потрясла головой. – Но если останусь здесь еще на какое-то время, мне придется просить Агнесс, чтобы она привезла из Франции кое-какие вещи.

– Молодец, милая. Правильно. – Джордж пристукнул ладонями по столу. – Ну, мне пора идти. Надо ответить на электронные письма и написать лекцию к завтрашнему утру.

Пока он расплачивался, Джулия ждала его у входа в паб. Потом они перешли дорогу и начали подниматься к коттеджу.

– Спасибо, милая. Я даже не ожидал, что мне будет так приятно с тобой общаться. – Джордж обнял дочь. – Береги себя и, пожалуйста, будь на связи.

– Обещаю.

Джордж кивнул и вразвалочку зашагал к машине.