Текст книги "Анин Дом Мечты"

Автор книги: Люси Монтгомери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Бедная, бедная девушка! – снова воскликнула Аня. Ее собственное счастье, казалось, было ей упреком. Какое право имела она быть такой счастливой, когда другая человеческая душа была так несчастна?

– Пожалуйста, расскажите мне, что говорила Лесли и как она держалась в тот вечер, когда вы встретили ее на берегу, – попросила мисс Корнелия.

Она внимательно выслушала Аню и кивнула в знак удовлетворения.

– Вы, Аня, душенька, подумали, что она чопорная и холодная, но уверяю вас, она оттаяла – да так, как это редко с ней бывает. Она, должно быть, сразу потянулась к вам. Как я рада! Я думаю, вы способны во многом помочь ей. Я была счастлива, когда услышала, что в этом доме поселится молодая пара, так как надеялась, что у Лесли появятся друзья, – особенно если окажется, что вы принадлежите к племени, знающих Иосифа. Вы ведь будете ей другом, не правда ли, Аня, душенька?

– Конечно буду, если она позволит! – воскликнула Аня со всей своей чарующей, пылкой искренностью.

– Нет, вы должны быть ей другом независимо от того, позволит она вам это или нет, – решительно возразила мисс Корнелия. – Не смущайтесь, если она порой холодна, – просто не замечайте этого. Помните, какой была ее жизнь… и есть… и, вероятно, всегда будет, поскольку существа, подобные Дику Муру, живут, как я понимаю, вечно. Видели бы вы, до чего он растолстел, с тех пор как вернулся домой. А ведь раньше он был довольно худощав… Просто заставьте ее дружить с вами – вы можете сделать это… вы из тех, у кого есть это умение. Только не будьте обидчивы. И не огорчайтесь, если она, как вам кажется, не хочет, чтобы вы приходили к ней. Она знает, что некоторым женщинам не нравится присутствие Дика, – они жалуются, что от его вида их бросает в дрожь. Просто уговорите ее приходить сюда так часто, как она может. Ей нельзя надолго оставлять Дика одного, так как одному Богу известно, что он может учинить, – возьмет да спалит дом дотла. Вечерние часы, после того как он уляжется в постель и уснет, – почти единственное время, когда Лесли свободна. Он всегда ложится рано и спит как убитый до следующего утра. Поэтому вам и удалось встретить ее на берегу – она часто бродит там по вечерам.

– Я сделаю для нее все, что смогу, – заверила Аня. Ее живой интерес к Лесли Мур никогда не угасавший с тех самых пор, как она увидела ее на холме со стадом гусей, усилился в тысячу раз после рассказа мисс Корнелии. Красота, горе и одиночество девушки влекли к ней Аню с неодолимой силой. Она никогда не знала никого, кто был бы похож на Лесли; до сих пор все ее подруги были, как она сама, обычными, цветущими и веселыми девушками, на чью долю выпадало всего лишь обычное количество испытаний, забот и утрат, омрачавших их девичьи мечты. Лесли Мур стояла в стороне – трагическая, трогательная фигура женщины, переживающей крушение всех надежд. Аня решила, что добьется пропуска в королевство этой одинокой души и найдет там дружбу, которой эта душа могла бы одарить с такой удивительной щедростью, если бы не жестокие путы, наложенные на нее не по ее вине.

– И обратите внимание еще вот на что, Аня, душенька, – добавила мисс Корнелия, еще не до конца излившая свои чувства. – Вы не должны думать, будто Лесли неверующая из-за того, что она почти не бывает в церкви… или того хуже, будто она методистка. Она, разумеется, не может взять Дика с собой в церковь… да он и в лучшие-то свои годы не так уж часто обременял церковь своим присутствием. Но вы, Аня, душенька, просто всегда помните, что в душе она настоящая ревностная пресвитерианка.

Глава 12
Лесли заходит в гости

Лесли зашла в Дом Мечты морозным октябрьским вечером, когда подсвеченный луной легкий туман висел над гаванью и вился серебряными лентами по узким долинам впадающих в море ручьев. Судя по выражению ее лица, она пожалела о том, что пришла, когда в ответ на ее стук дверь открыл Гилберт, но следом за ним подскочила Аня, налетела на нее и втянула в дом.

– Я так рада, что вы выбрали для своего визита сегодняшний вечер, – весело сказала она. – Я приготовила кучу отличных молочных конфет, и нам нужен кто-нибудь, кто помог бы их съесть… вот здесь, у огня… пока мы будем рассказывать друг другу всякие истории. Может быть, капитан Джим тоже заглянет на огонек. Сегодня его вечер.

– Капитана Джима нет дома, – сказала Лесли. – Он… он заставил меня прийти сюда, – добавила она не без вызова.

– Непременно поблагодарю его за это, когда мы с ним увидимся, – улыбнулась Аня, придвигая поближе к огню мягкие кресла.

– О, я не говорю, будто я не хотела прийти, – возразила Лесли, слегка вспыхнув. – Я… я собиралась зайти… но мне не всегда легко выбраться в гости.

– Конечно, вам, должно быть, трудно оставить мистера Мура одного, – сказала Аня таким тоном, будто это было нечто само собой разумеющееся. Она заранее решила, что лучше всего упомянуть о состоянии Дика Мура вскользь, как об общеизвестном факте, и не придавать ненужной болезненности этой теме, избегая ее. Она оказалась права: скованность Лесли вдруг исчезла. Очевидно, она уже задавалась вопросом, что известно Ане об обстоятельствах ее жизни, и испытала облегчение, поняв, что никакие объяснения не потребуются. Она позволила забрать ее шляпу и жакет и расположилась по-девичьи ловко и уютно в большом кресле возле Магога. Одета она была красиво и аккуратно, с привычным ярким штрихом в наряде – алым цветком герани, приколотым к платью возле ее белой шейки. В теплом свете пламени ее роскошные волосы блестели, точно литое золото, а голубые, цвета морской волны глаза были полны мягкого смеха и манящей прелести. В эти минуты, под воздействием атмосферы маленького Дома Мечты, она опять стала девушкой, беспечно забывшей о прошлом и его горечи. Все вокруг нее было проникнуто духом любви, которая и прежде не раз освящала этот домик своим присутствием; с обеих сторон сидели дружески расположенные к ней, здоровые и счастливые молодые люди ее возраста, – и она почувствовала магию своего окружения и поддалась ей. Едва ли мисс Корнелия и капитан Джим смогли бы узнать ее в этот вечер. Ане тоже с трудом верилось в то, что перед ней та холодная, равнодушная женщина, которую она встретила на берегу… Теперь это была оживленная девушка, которая говорила и слушала со всей страстью изголодавшейся души. И как жадно смотрела она на книжные шкафы, стоявшие в простенках между окнами!

– Наша библиотека не слишком велика, – заметила Аня, – но каждая книга в ней – настоящий друг. Мы собирали эти книги в течение нескольких лет и никогда не покупали ни одной, не прочтя ее заранее, чтобы убедиться, что она принадлежит к племени, знающих Иосифа.

Лесли засмеялась… ее красивый смех, казалось, был сродни всему веселью, звуки которого повторяло эхо в стенах этого домика в минувшие годы.

– У меня есть несколько отцовских книг – не очень много, – сказала она. – Я читала их, пока не выучила почти наизусть. Мне редко удается раздобыть новую книгу. Правда, в Глене есть библиотека, и она выдает книги на дом… но я думаю, что комитет, который выбирал книги для нее, не знает, какие из них принадлежат к племени, знающих Иосифа… а может быть, их это просто не интересует. Книги, которые нравились мне по-настоящему, попадались так редко, что я перестала ходить в эту библиотеку.

– Надеюсь, вы будете смотреть на наши книжные полки, как на свои собственные, – сказала Аня. – Мы от всей души приглашаем вас брать любые книги, стоящие на них.

– Вы ставите передо мной роскошное угощение, – радостно улыбнулась Лесли. Затем, когда часы пробили десять, она с неохотой встала.

– Мне пора. Я и не знала, что так поздно. Капитан Джим всегда говорит, что посидеть часок – это не займет много времени. Но я просидела два… и до чего же большое удовольствие они мне доставили, – добавила она искренне.

– Приходите почаще, – сказали Аня и Гилберт. Они тоже поднялись с кресел и теперь стояли бок о бок в свете жаркого пламени камина. Лесли смотрела на них – молодых, полных надежд, счастливых – олицетворение всего того, чего ей так не хватало и всегда будет не хватать. Ее глаза потускнели, лицо омрачилось. Оживленная девушка исчезла – на ее месте была печальная, обманутая жизнью женщина, которая ответила на их приглашение почти холодно и ушла с вызывающей жалость поспешностью.

Аня провожала взглядом стройный силуэт, пока он не исчез среди теней промозглого, туманного вечера, а затем медленно обернулась к свету и теплу своего пылающего очага.

– Она прелестна, правда, Гилберт? Ее волосы зачаровывают меня. Мисс Корнелия говорит, что они достают почти до земли. У Руби Джиллис были красивые волосы… но у Лесли они живые. Каждая прядь – живое золото.

– Да, она очень красива, – подхватил Гилберт с такой готовностью, что Ане захотелось, чтобы его восторг был чуточку менее пылким.

– Гилберт, мои волосы нравились бы тебе больше, если бы они были такими, как у Лесли? – спросила она печально.

– Ни за что на свете я не согласился бы, чтобы твои волосы вдруг стали не такими, какие они есть, – заверил Гилберт, сопровождая свои слова одним или двумя убедительными доказательствами. – Ты не была бы Аней, если бы у тебя были золотистые волосы… или любого другого цвета, кроме…

– Рыжего, – закончила за него Аня с мрачным удовлетворением.

– Да, рыжего… чтобы придать удивительную теплоту этой молочно-белой коже и этим сияющим серо-зеленым глазам. Золотистые волосы совсем не подошли бы вам, королева Анна… моя Королева Анна… королева моего сердца, жизни и дома.

– Тогда ты можешь восхищаться волосами Лесли, сколько хочешь, – разрешила Аня великодушно.

Глава 13
Призрачный вечер

Неделю спустя Аня решила сбегать напрямик через поля к серому дому среди ив и заглянуть в гости к Лесли. Это был вечер серого тумана, который прокрался из залива, окутал гавань, заполнил ущелья и долины и густой пеленой навис над осенними лугами. Где-то за туманом рыдало и содрогалось море. Аня увидела гавань Четырех Ветров такой, какой не видела прежде, – колдовской, таинственной, чарующей, но вместе с тем ей вдруг стало немного одиноко. Гилберт отсутствовал, и ему предстояло отсутствовать до следующего дня – он уехал в Шарлоттаун, чтобы принять участие в одном из регулярных, шумных и оживленных собраний сельских врачей. Ане очень хотелось провести часок-другой в обществе какой-нибудь подруги. Капитан Джим и мисс Корнелия были, каждый в своем роде, славные люди, но молодость тянется к молодости.

– Если бы только ко мне могли забежать в гости Диана или Фил, или Прис, или Стелла, – сказала она себе, – как это было бы чудесно! Сегодня такой призрачный вечер. Я уверена, что если бы удалось вдруг раздвинуть завесу тумана, можно было бы увидеть, как все те корабли, которые когда-либо уходили из гавани Четырех Ветров в свой последний, роковой рейс, снова вплывают в нее со своими утонувшими командами на палубах. Кажется, что этот туман скрывает бесчисленные тайны – словно я окружена призраками прежних поколений жителей этого берега, вглядывающимися в меня сквозь эту серую пелену. Если бы дорогие умершие хозяйки этого домика вздумали вновь посетить его, они пришли бы именно в такой вечер, как нынешний. Может быть, посидев здесь еще немного, я увижу одну из них там, напротив меня, в кресле Гилберта. Не совсем уютно в этих стенах сегодня. Даже Гог и Магог, похоже, навострили уши, чтобы расслышать шаги невидимых гостей. Сбегаю-ка я повидать Лесли, пока еще окончательно не запугала себя своими собственными фантазиями, как это было когда-то в истории с Лесом Призраков. Я предоставлю моему Дому Мечты приветствовать возвращение его старых обитателей. Мой огонь передаст им от меня привет и наилучшие пожелания… и они уйдут, прежде чем я вернусь, и мой домик снова будет моим. А в этот вечер у него, я уверена, свидание с прошлым.

Посмеиваясь над своими фантазиями, но с ощущением чего-то, очень напоминающего дрожь в области спины, Аня послала воздушный поцелуй Гогу и Магогу и, сунув под мышку несколько новых журналов для Лесли, выскользнула за дверь в туман.

– Лесли с ума сходит по журналам, – говорила ей мисс Корнелия, – но почти никогда их не видит. Она не может позволить себе ни покупать их, ни выписывать, так как удручающе бедна. Не понимаю, как ей вообще удается прожить на ту мизерную арендную плату, что она получает за ферму. Я никогда не слышала от нее ни слова жалобы, но знаю, как тяжело ей живется. Нужда преследует ее всю жизнь… Лесли не обращала на это внимания, когда была свободна и полна надежд, но теперь бедность гнетет ее, поверьте мне! Я рада, что она выглядела такой оживленной и веселой в тот вечер, который провела у вас. Капитан Джим сказал мне, что ему пришлось просто надеть на нее шляпу и жакет и вытолкнуть ее за дверь. Не слишком тяните с ответным визитом, иначе она подумает, что это из-за Дика, и опять спрячется, как улитка, в свою раковину. Дик – громадный, безобидный младенец, но это его глупая ухмылка и бессмысленный смех действуют некоторым людям на нервы. Хвала небесам, у меня самой нет никаких нервов. Дик Мур нравится мне теперь больше, чем тогда, когда был в своем уме, – хотя, видит Бог, разница невелика. Я была у них однажды во время большой весенней уборки дома, чтобы хоть немного помочь Лесли, и взялась жарить пончики. Дик крутился возле меня, чтобы получить пончик, и неожиданно схватил один, страшно горячий, который я только что выловила из масла, и тут же уронил его сзади мне на шею – я стояла наклонившись. Потом он хохотал и хохотал… Поверьте мне, Аня, душенька, потребовалась вся истинная вера, какая есть в моем сердце, чтобы помешать мне схватить с плиты эту сковороду и вылить кипящее масло прямо ему на голову.

Торопливо шагая в сгущающейся темноте, Аня смеялась, вспоминая о гневе мисс Корнелии. Но смех плохо звучал в этот призрачный вечер, и она уже была довольно серьезной и сдержанной, когда добралась до дома среди ив. Кругом было очень тихо. Часть дома, примыкающая к парадной двери, казалась темной и безлюдной. Аня проскользнула за угол к боковой двери, открывавшейся с крыльца в маленькую гостиную. Поднявшись по ступенькам, она остановилась и замерла.

Дверь была распахнута. В глубине тускло освещенной комнаты сидела Лесли Мур, уронив руки на стол и голову на руки. Она горько плакала и рыдала, глухо, надрывно, задыхаясь, словно какая-то мучительная душевная боль стремилась вырваться наружу. Старый черный пес сидел возле нее, положив морду к ней на колени; в больших собачьих глазах было немое, полное мольбы сочувствие и преданность. Аня в ужасе отпрянула. Она почувствовала, что не имеет права вмешиваться в это проявление горя. Ее сердце ныло от сострадания, которое она не могла выразить вслух. Войти в комнату означало навсегда отрезать пути к дружбе и оказанию какой-либо поддержки. Какое-то природное чутье подсказало Ане, что гордая, ожесточившаяся душой девушка никогда не простит того, кто застанет ее в ту минуту, когда она так безудержно предается отчаянию.

Аня бесшумно спустилась с крыльца и стала пробираться через двор. В темноте за оградой послышались голоса и замелькал слабый свет. К калитке приближались двое: капитан Джим с фонарем в руке и другой человек, по всей вероятности Дик Мур – крупный, сильно растолстевший мужчина с широким, круглым красным лицом и бессмысленным взглядом. Даже в тусклом свете фонаря Аня заметила, что в его глазах есть что-то необычное.

– Это вы, мистрис Блайт? – окликнул ее капитан Джим. – Не следовало, не следовало бы вам бродить одной в такой вечер. Вы запросто могли заблудиться в этом тумане. Подождите, пока я провожу Дика до дома и вернусь, чтобы освещать вам путь через поля. Я не хочу, чтобы доктор Блайт приехал домой и обнаружил, что вы ушли в тумане прямиком за мыс Лефорс. Такое случилось здесь с одной женщиной сорок лет назад… Так вы заходили повидать Лесли, – продолжил он, когда снова присоединился к ней.

– Я не входила в дом, – призналась Аня и рассказала о том, что видела в открытую дверь.

Капитан Джим вздохнул.

– Бедная, бедная девочка! Она редко плачет, мистрис Блайт… Она слишком мужественная для этого. А если уж плачет, то ей, должно быть, совсем невмоготу. Бедным женщинам, у которых много горестей, особенно тяжело в такой вечер, как нынешний. Есть в нем что-то, что вроде как напоминает нам обо всем, что мы выстрадали… или чего боялись.

– Он полон призраков, – заметила Аня, поежившись. – Поэтому-то я и пришла – захотелось пожать человеческую руку и услышать человеческий голос. Кажется, что в этот вечер вокруг так много тех, что давно оставили все человеческое. Даже в моем собственном дорогом домике их было полно. Они прямо-таки вытолкали меня локтями за дверь. Так что я бежала сюда за обществом себе подобных.

– Но вы были правы, что не вошли, мистрис Блайт. Лесли это не понравилось бы. И ей не понравилось бы, если бы я вошел вместе с Диком, – что я наверняка сделал бы, если бы не встретил вас. Дик провел у меня сегодня весь день. Я стараюсь брать его к себе на маяк как можно чаще, чтобы немного помочь Лесли.

– Нет ли чего-то странного в его глазах? – спросила Аня.

– А, вы заметили. Да, один глаз голубой, другой – светло-карий. Такие же были у его отца. Это наследственная черта Муров. Она-то и подсказала мне, что передо мной Дик Мур, когда я увидел его впервые на Кубе. Если бы не эти необычные глаза, я, возможно, не узнал бы его из-за тучности и длинной бороды. Вы, вероятно, знаете, что это я нашел его и привез домой. Мисс Корнелия всегда гворит, что мне не следовало этого делать, но я не могу с ней согласиться. Это было правильное решение… и потому единственное. У меня нет никаких сомнений на этот счет. Но сердце у меня, старика, за Лесли болит. Ей только двадцать восемь, а горя она хлебнула столько, сколько иные женщины и за восемьдесят лет жизни не увидят.

Некоторое время они шли молча, но вскоре Аня снова заговорила.

– Знаете, капитан Джим, почему-то я не люблю ходить с фонарем. У меня всегда появляется престранное чувство, будто вокруг меня во мраке, прямо на границе светового круга, кольцом стоят хитрые, злые существа, следящие за мной враждебными глазами. Это ощущение знакомо мне с детства. В чем причина? Я не чувствую ничего подобного, когда нахожусь в темноте… когда она окутывает меня… Тогда мне ничуть не страшно.

– У меня самого очень похожее чувство, – признался капитан Джим. – Я думаю, что когда темнота рядом с нами, она друг. Но когда мы вроде как пытаемся оттолкнуть ее от себя – так сказать, отгораживаемся от нее светом фонаря, – она становится врагом… Но туман рассеивается. Поднимается западный ветер, замечаете? Когда вы доберетесь до дома, уже появятся звезды.

Они действительно появились, и, когда Аня снова вошла в свой Дом Мечты, красные угольки все еще тлели в очаге, а все призраки этого вечера исчезли без следа.

Глава 14
Ноябрьские дни

Великолепие ярких красок, несколько, недель пылавших на холмах вдоль берегов гавани Четырех Ветров, постепенно поблекло, превратившись в нежную сероватую голубизну поздней осени. Пришли дни, когда поля и прибрежная полоса были едва различимы за пеленой дождя или дрожали под порывами унылого морского ветра… и ночи, бурные, штормовые, когда Аня порой просыпалась и молилась о том, чтобы никакой корабль не прибило к мрачным скалам северного берега, так как если бы это случилось, то даже огромный, надежный маяк, неустрашимо вспыхивающий во мраке, не помог бы судну войти в безопасную гавань.

– В ноябре я иногда чувствую себя так, словно весна никогда больше не наступит, – вздыхала она, огорчаясь из-за безнадежной некрасивости своих побитых морозом и растрепанных ветром цветников. Веселый маленький садик невесты школьного учителя казался теперь жалким и заброшенным, а пирамидальные тополя и березы стояли «без парусов», как выразился капитан Джим. Но еловый лесок за маленьким домиком оставался все таким же зеленым и бодрым, и даже в ноябре и декабре выпадали порой благодатные дни – дни солнечного света и лиловой дымки, когда вода в гавани плясала и искрилась так же беспечно, как в разгар лета, а залив был таким нежно-голубым, что шторм и неистовый ветер казались чем-то, давно увиденным во сне.

Много осенних вечеров Аня и Гилберт провели на маяке. Там всегда было приятно и весело. Даже когда восточный ветер пел в миноре и море лежало мертвое и серое, блики солнечного света, казалось, прятались во всех уголках жилища капитана Джима. Возможно, причина заключалась в том, что Первый Помощник неизменно щеголял в великолепном золотом наряде. Он был таким большим и ослепительным, что хозяин и гости едва ли замечали отсутствие солнца, а звучное мурлыканье служило приятным аккомпанементом смеху и долгим разговорам, что велись у горящего камина. У капитана Джима и Гилберта состоялось в эти вечера немало дискуссий и оживленных бесед о вещах, лежащих за пределами познания.

– Я люблю обдумывать всякого рода сложные вопросы, хотя и не могу разрешить их, – сказал капитан Джим. – Мой отец считал, что мы не должны рассуждать о том, чего не можем понять, но если бы мы ни о чем таком не рассуждали, тем для разговора было бы крайне мало. Боги, должно быть, частенько хохочут, слыша наши рассуждения, но какое это имеет значение, пока мы помним, что мы всего лишь люди, и не начинаем воображать себя богами, знающими добро и зло. Я полагаю, что наши «заседания» не принесут ни нам, ни другим людям большого вреда, так что давайте, доктор сделаем в этот вечер еще одну попытку ответить на несколько разных «как», «почему» и «куда».

Пока они делали свои «попытки», Аня слушала или мечтала. Иногда вместе с ними на маяк приходила Лесли, и тогда они вдвоем с Аней бродили вдоль берега в таинственном и пугающем полумраке или сидели на скалах возле маяка, пока темнота не прогоняла их назад к весело горящему в камине плавнику. Затем капитан Джим заваривал чай и рассказывал

Преданья суши и морей,

Все, что являет нам порой

Необозримый мир земной.

Лесли, казалось, всегда получала огромное удовольствие от этих веселых встреч на маяке и на время расцветала, то блистая живым умом, то пленяя красивым смехом, то очаровывая молчанием и горящим взглядом. Ее присутствие придавало разговору особые прелесть и аромат, которых всем не хватало, когда ее не было. Даже не произнося ни слова, она как будто вдохновляла других, помогая проявиться их талантам. Капитан Джим рассказывал свои истории с большим увлечением, Гилберт быстрее находил доводы и возражения в споре, Аня чувствовала, как фантазия начинает бить ключом и подниматься к устам маленькими струйками и потоками, – и все это под влиянием личности Лесли.

– Эта девушка была рождена блистать в светских и интеллектуальных кругах далеко от Четырех Ветров, – сказала Аня Гилберту однажды, когда они возвращались домой с маяка. – Здесь она просто пропадает зря… пропадает зря!

– Разве ты не слышала, как капитан Джим и твой покорный слуга широко обсуждали на днях этот вопрос? Мы пришли к утешительному заключению, что Творец, вероятно, не хуже нашего знал, как Ему управлять Его миром, и что в конечном счете нет такой вещи, как «пропавшая зря» жизнь, за исключением тех случаев, когда та или иная личность сознательно губит себя и попусту растрачивает свои силы и дарования… чего Лесли Мур, безусловно, не делает… А некоторые люди могли бы подумать, что и выпускница Редмондского университета, бакалавр гуманитарных наук, начинавшая пользоваться уважением редакторов крупных журналов, «пропадает зря» в качестве жены молодого еще только старающегося преуспеть сельского доктора в провинциальной глуши.

– Гилберт!

– Если бы ты вышла замуж за Роя Гарднера, – неумолимо продолжал Гилберт, – ты могла бы «блистать в светских и интеллектуальных кругах далеко от Четырех Ветров».

– Гилберт!

– Ты знаешь, Аня, что одно время была влюблена в него.

– Гилберт, это нечестно – просто нечестно! «Но чего же еще ждать от мужчины?» – как говорит мисс Корнелия. Я никогда не любила его. Я только воображала, что люблю. Ты прекрасно знаешь это. Ты знаешь, что я всегда охотней буду твоей женой в нашем доме осуществленной мечты, чем королевой во дворце.

Ответ Гилберта был не в словах, но я боюсь, что оба они совсем забыли о бедной Лесли, спешившей в одиночестве через поля к дому, который не был ни дворцом, ни осуществленной мечтой.

Луна поднималась у них за спиной над печальным, темным морем и медленно преображала его. Ее свет еще не достиг гавани, дальний берег которой оставался сумрачным и неясным, с матовыми бухтами, бархатно-черными тенями и похожими на драгоценные камни огоньками.

– Как сияют в темноте окошки домов! – сказала Аня. – Та цепочка огоньков за гаванью выглядит совсем как ожерелье. А там, в Глене, настоящий фейерверк! Смотри, Гилберт, это наш огонек. Я так рада, что мы оставили его гореть. Мне всегда грустно возвращаться в темный дом. Свет нашего очага, Гилберт! Как приятно видеть его, правда?

– Всего лишь один из многих миллионов домашних очагов на земле, моя девочка… но наш… наш маяк в этом грешном мире. Когда у человека есть дом, а в нем милая, маленькая, рыжеволосая жена, чего еще ему просить у жизни?

– Ну, он все-таки мог бы попросить еще об одном, — прошептала Аня счастливо. – Ах, Гилберт, я никак не могу дождаться весны!