Текст книги "Энн в Редмонде"
Автор книги: Люси Монтгомери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Прачку звали Сара, вот мой муж и прозвал зверюгу Кошка-Сара, чтобы их различать, – объяснила тетя Джемсина. – Ей восемь лет и она отлично ловит мышей. Она никогда не дерется, а Джозеф – очень редко.
– Им придется драться, чтобы защитить свою жизнь, – мрачно предсказала Стелла.
В этот момент на сцене появился Бандит. Одним прыжком он выскочил из двери на середину комнаты и только тогда заметил, что в его владения вторглись чужаки. Кот остановился на выпрямленных лапах, его хвост растопырился и стал втрое толще обыкновенного, шерсть на загривке встала дыбом. Пригнув голову, он издал жуткий вопль и с ненавистью кинулся на Кошку-Сару.
Величественное животное перестало умываться и поглядело на Бандита с любопытством. Потом кошка подняла мощную лапу и небрежным ударом отбросила Бандита на другой конец гостиной. Кот прокатился по полу и поднялся на ноги с оглушенным видом. Что это еще за животное из породы кошачьих, которое может дать ему затрещину, как котенку? Бандит с сомнением смотрел на Кошку-Сару. Продолжать битву или не стоит? А Сара пренебрежительно отвернулась от него и возобновила занятия своим туалетом. Нет, решил Бандит, пожалуй, не стоит. И больше он ни разу не пробовал задевать Кошку-Сару и уступил ей пальму первенства в доме.
Но тут вдруг неосторожно зевнул Джозеф. Бандит, горевший жаждой мщения, бросился на него. Тот, хоть и миролюбивый по природе, вполне был способен при необходимости постоять за себя. Драки между двумя котами происходили каждый день – с переменным успехом. Энн стояла на стороне Бандита и возненавидела Джозефа. Стелла была в отчаянии. А тетя Джемсина только смеялась.
– Да дайте им выяснить отношения, – спокойно говорила она. – Подерутся-подерутся, а потом станут друзьями. Джозефу полезно размяться – он выглядит чересчур толстым. А Бандиту надо прочувствовать, что и на него есть управа.
Действительно, со временем коты поняли, что им не удастся избавиться друг от друга, и из заклятых врагов сделались закадычными друзьями. Они спали на одной подушке, обняв друг друга лапами, и вылизывали друг другу морды.
– Ну вот, – заключила Фил, – все мы притерлись друг к другу. А я научилась мыть посуду и подметать полы.
– Только ты больше никому не рассказывай, что можешь усыпить кошку.
– Конечно, могу – просто в ящике была дырка!
– И очень хорошо, что была, – строго сказала тетя Джемсина. – Конечно, нам приходится топить котят, а то весь мир заполнится кошками. Но убивать приличного взрослого кота никто не имеет права – разве что он повадится высасывать яйца.
– Ты бы не сказала, что Бандит – приличный кот, если бы увидела его в первый день появления, – заметила Стелла. – Он был похож не на кота, а на дьявола.
– А по-моему, дьявол не может быть так уж некрасив, – задумчиво произнесла тетя Джемсина. – Если бы он был отвратителен с виду, он не смог бы причинять столько зла. Я всегда представляла его себе весьма привлекательным на вид джентльменом.
Глава шестнадцатая
ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК ОТ МИСС ЖОЗЕФИНЫ БАРРИ
Наступили рождественские каникулы, и обитатели Домика Патти разъехались по домам. Тетя Джемсина сама решила остаться.
– Меня пригласили на Рождество в несколько мест, но я никуда не могу заявиться с тремя кошками, – сокрушалась она. – А оставить бедных животных одних на три недели у меня сердце не выдержит. Если бы у нас были приличные соседи, которые пообещали их кормить, тогда другое дело, но на нашей улице живут одни миллионеры. Так что я лучше останусь здесь и буду ждать вас.
Энн поехала домой, как всегда, исполненная радостных ожиданий, но они не совсем оправдались. В Эвонли стояла необычайно холодная и вьюжная зима, какой не могли припомнить даже старики. Грингейбл был практически погребен под сугробами. Метели бесновались почти каждый день. Не успевали расчистить дороги, как их засыпало снова. Из дома почти нельзя было выйти. Общество по украшению Эвонли три раза назначало вечеринку в честь приехавших на каникулы студентов, но бушевали такие снежные бураны, что прийти никто не смог. В конце концов пришлось отказаться от вечеринки. Несмотря на свою любовь к Грингейблу, Энн с тоской вспоминала уютный Домик Патти, пылающий в гостиной камин, улыбающуюся тетю Джемсину, трех кошек, веселую болтовню подруг и друзей, собиравшихся у них по пятницам.
Энн было скучно. Все три недели Диана не выходила из дому из-за жестокого бронхита. Да и Энн не могла добраться до фермы Барри – тропинку через лес занесло непроходимыми сугробами, а кружной путь по замерзшему Лучезарному озеру был не многим лучше. Руби Джиллис спала вечным сном на заснеженном кладбище. Джейн Эндрюс учительствовала в западных прериях. Правда, Джильберт остался по-прежнему верен Энн и почти каждый вечер пробирался в Грингейбл сквозь снежные заносы. Но Энн стала прямо-таки бояться визитов Джильберта. В их разговоре то и дело наступали внезапные паузы, и, подняв на юношу глаза, она встречала прикованный к ней взгляд, выражение которого говорило само за себя. Энн при этом смущенно вспыхивала так, словно… словно… в общем, ей было не по себе. Другое дело, когда Джильберт приходил в Домик Патти, где постоянно толпился народ, и она всегда могла найти выход из неловкого положения. А в Грингейбле, как только появлялся Джильберт, Марилла забирала близнецов и уходила с ними на половину миссис Линд. Трудно было не понять, зачем это делается, и Энн кипела от бессильной ярости.
Если кто и радовался разбушевавшейся стихии, так это Дэви. Он с наслаждением расчищал по утрам дорожки в снегу к колодцу и курятнику, а потом объедался разными вкусными вещами, которые Марилла и миссис Линд, стараясь превзойти друг друга, готовили для Энн. И он читал взятую в школьной библиотеке потрясающую книгу. Ее герой без конца попадал в смертельно опасные переделки, из которых спасался благодаря либо землетрясению, либо извержению вулкана, взрыв которого подбрасывал его в небо и опускал где-нибудь в безопасном месте, в котором его к тому же ждали богатство и слава.
– Ох, Энн, до чего потрясная книжка, – с восторгом сообщил он. – Куда интереснее, чем Библия.
– Да? – только и улыбнулась Энн. Дэви посмотрел на нее с любопытством:
– А ты вроде совсем не сердишься, Энн. Когда я сказал это миссис Линд, она аж позеленела.
– С чего мне сердиться, Дэви? Я считаю естественным, что девятилетнему мальчику интереснее читать приключенческую книгу, чем Библию. Но когда ты подрастешь, то, думаю, поймешь, какая замечательная книга Библия.
– Да я и сейчас знаю, что там есть кое-что интересное. Вот, например, история про Иосифа – это же потряс! Но я на его месте ни за что не простил бы своих братьев. Нет уж! Я бы им всем головы поотрубал. Когда я сказал это миссис Линд, она страшно разозлилась, захлопнула Библию и заявила, что если я буду говорить такие вещи, она никогда мне больше не станет ее читать. Так что теперь, когда она по воскресеньям читает Библию вслух, я помалкиваю и просто представляю себе, как буду рассказывать про все это Милти Боултеру на следующий день в школе. Когда я ему рассказал историю про Елисея и медведей, он так перепугался, что с тех пор больше ни разу не смеялся над лысиной мистера Гаррисона. А у нас на острове есть медведи, Энн?
– Сейчас, наверное, нет, – ответила Энн, глядя, как снег бьется в окно. – Да когда же наконец утихнет эта вьюга?
– Бог ее знает.
– Дэви, не надо произносить имя Господа всуе!
– Но миссис Линд тоже так говорит! На прошлой неделе, когда Марилла сказала: «Ну когда же Людовик Спид, наконец, женится на Теодоре Дикс?», миссис Линд ответила: «Бог его знает».
– Ну и очень жаль, – объявила Энн. – Поминать имя Божье всуе никому не следует. И больше этого не делай.
– Ладно, не буду. Миссис Рэйчел говорит, что Людовик Спид ухаживает за Теодорой Дикс уже сто лет. Они ведь, наверное, скоро станут совсем старыми, Энн, и им уже будет поздно жениться. Надеюсь, Джильберт не станет так же долго ухаживать за тобой. Ты когда выйдешь за него замуж, Энн? Миссис Линд говорит, что скоро.
– Миссис Линд – старая… – начала Энн и не договорила.
– …сплетница, – закончил за нее Дэви. – Про нее все так говорят. Но все-таки, Энн, ты выйдешь за Джильберта замуж или нет?
– Ты глупый мальчик, Дэви. – Энн повернулась и величественно удалилась.
На кухне никого не было, и она села у окна. Вьюга к вечеру начала стихать, ветер разогнал снеговые тучи, из-за облаков робко стала выползать луна, освещая белый покров мира. Энн вздохнула. Ей было грустно и одиноко. Наверное, она уже не сможет в будущем году поехать в Редмонд. На третьем курсе нет большой стипендии, за которую стоило бы побороться. Деньги Мариллы она ни за что не возьмет, а заработать нужную сумму во время летних каникул вряд ли удастся.
«Придется, видно, оставить Редмонд, – уныло думала Энн, – и опять пойти в учительницы – пока не заработаю денег на третий курс. Но к тому времени все мои подруги уже окончат университет и хозяйки вернутся в Домик Патти».
– А к нам идет мистер Гаррисон! – объявил Дави, вбегая в кухню. – Наверное, несет почту.
Мистер Гаррисон и впрямь принес почту. Веселые письма от Стеллы, Присциллы и Фил быстро развеяли грусть Энн. Было письмо и от тети Джемсины, которая сообщала, что ждет их не дождется, что все кошки здоровы и веселы и все растения в горшках в порядке.
«Погода стоит очень холодная, – писала тетя Джемсина, – так что кошки спят в доме – Бандит и Джозеф на диване, а Кошка-Сара у меня в постели, в ногах. Ее мурлыканье как-то успокаивает меня, когда я просыпаюсь ночью и думаю про свою дочь в Индии. Говорят, там кишат змеи. Если бы не мурлыканье Кошки-Сары, то, наверное, мысли об этих змеях не дали бы мне заснуть. Вообще-то я склонна верить в Господню благость, но змеи являются исключением. И зачем только Господь Бог их сотворил – понять не могу. Иногда мне кажется, что это проделки дьявола».
Последним Энн открыла тоненький конверт с напечатанным на машинке адресом. Она решила, что это что-нибудь неважное, но когда прочитала вложенный в конверт листок, застыла на месте и из глаз у нее потекли слезы.
– Что случилось, Энн? – спросила Марилла.
– Умерла мисс Жозефина Барри, – тихо ответила Энн.
– Она уже целый год болела, – сказала Марилла, – и Барри ждали ее смерти со дня на день. Бедняжка ужасно страдала, так что можно только порадоваться, что ее мучения окончились. Она хорошо к тебе относилась, Энн.
– Она и перед смертью меня не забыла, Марилла. Это письмо от ее поверенного. Она оставила мне в завещании тысячу фунтов стерлингов.
– Ого, какая уйма денег! – воскликнул Дэви. – Это та старушка, на которую вы с Дианой прыгнули среди ночи, да? Диана мне рассказывала. И она за это оставила тебе столько денег?
– Помолчи, Дэви, – оборвала его Энн. Она оделась и вышла на крыльцо, оставив Мариллу с миссис Линд обсуждать новость в свое удовольствие. Сердце Энн переполняли разноречивые чувства.
– Как вы думаете, Энн теперь выйдет замуж? – обеспокоенно спросил Дэви. – Когда Доркас Слоун выходила в прошлом году замуж, она сказала, что никогда не стала бы обременять себя мужем, если бы у нее было на что жить. Но чем жить с золовкой – лучше уж со вдовцом с восемью детьми.
– Придержи язык, Дэви, – сурово одернула его миссис Линд. – Не твоего это ума дело.
Глава семнадцатая
ВЕЧЕР В ДОМИКЕ ПАТТИ
– Скоро мне исполнится двадцать лет, – сказала Энн, свернувшись калачиком на коврике перед камином в обнимку с мурлыкающим Бандитом. – Вот я и вступаю в третий десяток.
В гостиной была только тетя Джемсина, которая читала, сидя в своем кресле-качалке. Стелла и Присцилла ушли на собрание какого-то студенческого комитета, а Фил у себя наверху наряжалась, чтобы отправиться на вечеринку.
– Я понимаю, что тебе жаль расставаться с ранней юностью, – покивала тетя Джемсина. – Это лучшее время. И я рада, что сама так с нею и не рассталась.
Энн засмеялась:
– И не расстанетесь. Вам и в сто лет будет восемнадцать. А мне действительно грустно. Кроме того, я недовольна собой. Мисс Стэси говорила, что к двадцати годам у меня полностью сформируется характер. А я что-то недовольна своим характером. В нем слишком много недостатков.
– А у кого их нет? – отозвалась тетя Джемсина. – У меня характер тоже не сахар. Ваша мисс Стэси, наверное, имела в виду, что к двадцати годам твой характер окончательно выберет направление, в котором будет развиваться. Не беспокойся об этом, Энн. Старайся поступать так, как угодно Богу, не обижать ближних, да и саму себя тоже, и все будет прекрасно. Этой философией я руководствуюсь всю жизнь, и она мне сослужила добрую службу. А куда собралась Фил?
– На танцы. Надевает прелестное платье из желтого шелка с тонкими кружевами. Оно ей очень идет.
– Как это волшебно звучит – «шелк», «кружева», – вздохнула тетя Джемсина. – Так и хочется самой побежать на танцульки. Платье из солнечного света. Мне всегда хотелось иметь желтое шелковое платье, но сначала мама не разрешала, а потом муж и слышать об этом не хотел. Вот как попаду на небо, первым делом заведу себе желтое шелковое платье.
Энн рассмеялась. Тут вниз спустилась окруженная золотым сиянием Фил и подошла к большому овальному зеркалу.
– Главное, чтобы зеркало вам льстило, – сказала она. – А мое зеркало наверху придает всему зеленый оттенок. Ну и как я выгляжу, Энн? Тебе нравится?
– Ты сама не знаешь, Фил, какая ты красивая! – искренне восхитилась Энн.
– Отлично знаю – для чего же существуют зеркала и мужчины? Я просто хотела тебя спросить, все ли у меня на месте, не съехала ли набок юбка и так далее. И не надо ли переколоть розу пониже? Мне кажется, я закрепила ее слишком высоко и она как-то перекашивает лицо. Но мне не нравится, когда цветок щекочет ухо.
– Все у тебя замечательно, а лучше всего выглядит твоя ямочка на щеке.
– Какая ты милочка, Энн, – в тебе нет ни капли зависти.
– Ас чего это ей тебе завидовать? – вмешалась тетя Джемсина. – Может, она и не такая хорошенькая, как ты, зато носик у нее куда красивее твоего.
– Да, это правда, – согласилась Фил.
– Мой нос всегда был для меня большим утешением, – призналась Энн.
– А мне еще нравится эта твоя прелестная кудряшка, которая, кажется, вот-вот упадет на лоб, но никогда не падает. Что же касается моего носа, то он меня страшно беспокоит. Я уверена, что к сорока годам он станет как у всех Бирнов. Как я, по-твоему, буду выглядеть в сорок лет, Энн?
– Будешь солидной пожилой матроной, – поддразнила ее Энн.
– Ничего подобного, – возразила Фил, усаживаясь на диван в ожидании своего кавалера. – Джозеф, пестрая ты тварь, и не думай прыгать мне на колени. Я не хочу идти на танцы усыпанная кошачьей шерстью. Ничего подобного, Энн, на пожилую матрону я не буду похожа. Но замуж я, конечно, выйду.
– За Алека или за Алонсо? – спросила Энн.
– Да, наверное, за одного из них, – вздохнула Фил. – Если только сумею, наконец, решить, за которого.
– Неужели так трудно решить? – спросила тетя Джемсина.
– Меня вечно бросает из стороны в сторону, тетя Джимси.
– Пора уж тебе становиться солидней, Филиппа.
– Конечно, лучше быть солидной, но тогда жизнь делается намного скучнее. А если бы вы знали Алека и Алонсо, то поняли бы, почему так трудно сделать выбор. Они оба такие душки.
– Тогда поищи такого, который лучше их обоих, – посоветовала тетя Джемсина. – Вот ходит же к тебе этот четверокурсник – Уилл Лесли. У него такие большие добрые глаза.
– Чересчур большие и чересчур добрые – как у коровы.
– Есть еще Джордж Паркер.
– А этот выглядит так, будто его только что накрахмалили и выгладили.
– А Марр Холуорти – у него какие недостатки?
– У него нет недостатков, но он беден. Мне надо выйти замуж за богатого человека, тетя Джимси. Это главное требование, ну и, конечно, приятная внешность. Если бы Джильберт Блайт был богат, за него бы я вышла.
– Неужели? – довольно свирепо осведомилась Энн.
– Ах, нам эта мысль не по вкусу, хотя сами мы в Джильберте совершенно не нуждаемся, – насмешливо пропела Фил. – Ладно, не будем говорить о неприятном. Конечно, рано или поздно придется выйти замуж, но я буду тянуть с этим как можно дольше.
– Главное – не выйти замуж за человека, которого не любишь, – изрекла тетя Джемсина.
– «Ах, верные вышли из моды сердца, любившие преданно и до конца!» – насмешливо процитировала Фил. – А вон и коляска подъехала. Надо бежать. Пока, мои милые старушки!
Когда Фил ушла, тетя Джемсина серьезно посмотрела на Энн:
– У этой девушки прелестная внешность и доброе сердце, но тебе не кажется иногда, Энн, что у нее не все дома?
– Нет, голова у нее в порядке, – ответила Энн, пряча улыбку. – Это у нее такая манера разговаривать.
Тетя Джемсина покачала головой:
– Дай-то Бог, Энн, дай-то Бог. Она мне очень нравится, но я не способна ее понять. Фил не похожа ни на одну девушку, каких мне приходилось встречать в жизни, и ни на одну девушку, какой я была сама.
– А сколькими девушками вы были, тетя Джимси?
– Ну, по крайней мере, полудюжиной.
Глава восемнадцатая
ПРИЗНАНИЕ ДЖИЛЬБЕРТА
– Какой сегодня был скучный день – хоть бы что-нибудь случилось интересного! – Фил сладко зевнула, сгоняя с дивана двух негодующих котов и укладываясь на их место.
Энн подняла голову от «Записок Пиквикского клуба». Сдав весенние экзамены, она решила для души перечитать Диккенса.
– Да, для нас это скучный день, – задумчиво сказала она, – но, наверное, для кого-то и счастливый. Кому-то объяснились в любви; кто-то написал замечательное стихотворение; у кого-то родился ребенок, которому предстоит стать знаменитым. А кто-то, может быть, потерпел разочарование в любви.
– И зачем надо было испортить такую прекрасную мысль, добавив последнюю фразу, моя милая? – проворчала Фил. – Я не люблю думать о разочарованиях и разбитых сердцах – и вообще о неприятностях.
– Уж не думаешь ли ты, Фил, что тебе всю жизнь удастся отмахиваться от жизненных неприятностей?
– Бог мой, конечно, не думаю. Мало у меня сейчас, что ли, неприятностей? Надеюсь, ты не считаешь, что дилемма Алека и Алонсо – это что-то приятное? Мне от них житья нет.
– Ты никогда ни о чем не говоришь серьезно, Фил.
– А зачем? Вокруг и так чересчур много серьезных людей и без меня. Миру нужны и такие, как я, Энн, – должен же его кто-то забавлять. В нем было бы просто невозможно жить, если бы все выглядели серьезными интеллектуалами, поглощенными своими важными проблемами. Моя миссия в жизни – «пленять и очаровывать». Ну признайся, Энн, разве жизнь в Домике Патти не становилась живее и веселее, потому что я не давала вам киснуть?
– Да, это правда, – кивнула Энн.
– И все вы меня любите, даже тетя Джемсина, которая считает меня полоумной. Так зачем же мне меняться? Ой, как хочется спать! Я вчера до часу ночи читала жуткую историю про привидения, и когда я ее закончила, то не решилась вылезти из постели, чтобы потушить свет. Если бы, на мое счастье, ко мне не зашла Стелла, огонь горел бы до утра. Я была уверена, что если встану, чтобы потушить свет, то в темноте меня схватят холодные пальцы. Кстати, Энн, тетя Джемсина решила, что будет делать летом?
– Да, она решила остаться здесь. Она, конечно, делает это из-за кошек, хотя и утверждает, что ей лень приводить в порядок свой дом, а в гости она терпеть не может ездить.
– А что ты читаешь?
– «Пиквика».
– Эта книга всегда нагоняет на меня страшный аппетит. Там так много и так вкусно едят – вечно они сидят за столом и уписывают яичницу с ветчиной, запивая ее молочным пуншем. Почитав «Пиквика», я обычно отправляюсь шарить в кладовке. Кстати, мне и сейчас Ужасно хочется есть. У нас там нет чего-нибудь вкусненького, королева Анна?
– Утром я испекла лимонный пирог. Отрежь себе кусочек.
Фил поспешила в кладовку, а Энн отправилась вместе с Бандитом в сад.
Влажный весенний вечер был напоен запахом свежести. В парке снег растаял еще не полностью – под соснами остались осевшие сугробы, на которые не попадало солнце. От этого на дороге, ведущей к гавани, было много грязи, но на солнечных местах уже зеленела травка. В укромном уголке Джильберт нашел расцветшее земляничное дерево и нарвал букет бледно-розовых цветов.
Энн сидела в саду на большом камне и смотрела на голую березовую ветку, рисовавшуюся на фоне бледного заката. Это была чудная законченная картинка. Энн строила в воображении воздушный замок – роскошное мраморное здание с залитыми солнцем двориками и величественными, пронизанными арабскими благовониями залами, где она являлась хозяйкой и королевой. Увидев входящего в сад Джильберта с букетом в руках, Энн нахмурилась. В последнее время она старалась не оставаться с ним наедине. Но сейчас он ее поймал: даже Бандит убежал. Придется одной выпутываться из затруднительного положения.
Джильберт сел рядом с Энн на камень и протянул ей цветы:
– Правда, они напоминают об Эвонли и наших пикниках, Энн?
Она взяла цветы и с наслаждением вдохнула их аромат.
– Так и кажется, что я на поле мистера Сайласа Слоуна, – мечтательно произнесла она.
– Ты, наверное, и в самом деле скоро там окажешься.
– Нет, только через две недели. Сначала я поеду в Болингброк в гости к Фил. Ты приедешь в Эвонли раньше меня.
– Этим летом меня вообще не будет в Эвонли, Энн. Мне предложили работу в редакции «Дейли Ньюс».
– Да? – обескураженно спросила Энн. Ей было трудно представить себе целое лето в Эвонли без Джильберта. Почему-то такая перспектива ей совсем не нравилась, но она сдержанно кивнула: – Ну что ж, для тебя это, конечно, прекрасная возможность подзаработать.
– Да, я очень рассчитываю на эту работу. Мне тогда будет легче в следующем учебном году.
– Только чересчур не переутомляйся, – продолжала Энн, не совсем отдавая себе отчет в том, что говорит. Хоть бы Фил вышла из дому! – Ты так много работал этой зимой. Правда, чудный вечер? Знаешь, я сегодня нашла под той корявой ивой белые фиалки. У меня было такое чувство, будто я нашла золотой самородок.
– Тебе вечно попадаются золотые самородки, – тоже рассеянно отозвался Джильберт.
– Пойдем поглядим, нет ли там еще, – поспешно предложила Энн. – Я позову Фил и…
– Нет, Энн, не надо звать Фил, и фиалки мы тоже не будем искать, – тихо сказал Джильберт, взял ее руки в свои и сжал так крепко, что она не могла вырваться. – Я должен тебе кое-что сказать.
– Не надо, Джильберт, не говори, – взмолилась Энн. – Пожалуйста, не надо!
– Нет, я должен. Больше так продолжаться не может. Энн, я люблю тебя. Ты это знаешь. Я тебя очень люблю. Пообещай мне, что когда-нибудь станешь моей женой.
– Нет, не могу, – несчастным голосом прошептала Энн. – Ну зачем ты все испортил, Джильберт?
– Неужели ты меня совсем не любишь? – спросил Джильберт после долгой мучительной паузы, во время которой Энн не осмелилась посмотреть ему в лицо.
– Нет, так я тебя не люблю. Я очень люблю тебя как друга. Но я не влюблена в тебя, Джильберт.
– И ты мне даже не оставляешь надежды, что когда-нибудь…
– Нет! – с отчаянием воскликнула Энн. – Так я тебя никогда не полюблю, Джильберт. И не говори мне больше об этом ни слова.
Опять наступила пауза, такая долгая и тяжелая, что Энн не выдержала и взглянула на Джильберта. Он был бледен как мел, в глазах застыла боль… Энн вздрогнула и отвела взгляд. Ничего романтического в этом не было. Неужели так всегда происходит – либо отвергнутый поклонник смехотворен, либо… на него страшно смотреть?
– Ты любишь другого? – наконец спросил он.
– Нет-нет, – торопливо отозвалась Энн. – Я никого так не люблю. Ты мне нравишься больше всех на свете, Джильберт. Я надеюсь, что мы останемся друзьями.
Джильберт горько усмехнулся:
– Друзьями! Нет, дружба меня не удовлетворит, Энн. Мне нужна твоя любовь – а ты говоришь, что этого я не дождусь никогда.
– Прости меня, Джильберт.
Больше Энн ничего не могла ему сказать. Куда подевались все мягкие и добросердечные слова, которыми она в воображении утешала отвергнутых поклонников?
Джильберт выпустил ее руки:
– Ты не виновата, Энн. Бывали минуты, когда мне казалось, что ты тоже меня любишь. Я просто себя обманывал – вот и все. Прощай, Энн…
Энн кое-как доплелась до своей комнаты, села в кресло у окна, откуда ей были видны сосны, и горько разрыдалась. Она потеряла что-то бесконечно дорогое – дружбу Джильберта. Ну почему, почему так случилось?
– Что с тобой, дорогая? – спросила Фил, заходя в полутемную комнату.
Энн не ответила. Сейчас ей вовсе не хотелось разговаривать с Фил.
– Уж не отказала ли ты Джильберту Блайту? Ну и дура же ты, Энн Ширли!
– Что глупого в том, что я отказала человеку, которого не люблю? – раздраженно спросила Энн.
– Ты просто не знаешь, что такое любовь. Придумала себе какое-то неземное чувство и воображаешь, что и в жизни так будет. Ну вот, ты все жаловалась, что я разговариваю несерьезно, – пожалуйста, сейчас я говорю серьезно. Даже удивляюсь, как это у меня получилось.
– Фил, – умоляюще попросила Энн, – пожалуйста, уйди и дай мне побыть одной. Вся моя жизнь рассыпалась. Мне надо ее как-то склеить.
– Без Джильберта? – уходя, спросила Фил. Жизнь, в которой нет Джильберта! У Энн тоскливо сжалось сердце. Как ей будет его не хватать! Но он сам во всем виноват – испортил их прекрасную дружбу. Теперь Энн придется научиться жить без него.
