Текст книги "Виновато море"

Автор книги: Люси Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

9
Кейти

(Мауи, апрель)

Кейти отодвинула закрытый дневник и сдавила руками лоб в том месте, где от напряжения назревала головная боль. Ее, конечно, потрясла легкомысленная и рискованная авантюра Миа с незнакомцем, но это возмущение было несравнимо с ее негодованием на Мика.

Миа ограждали от множества нюансов, характеризующих ее отца, и благодаря этому в ее сознании возникло нечто вроде чистого холста, на котором отображались ее фантазии на эту тему. Разочарование от встречи глубоко ранило ее – об этом свидетельствовали восемь аккуратно исписанных страниц. Вновь схватив дневник, Кейти отыскала предложение, от которого чуть не подскочила и ее сердце заныло: «Жаль, что со мной не оказалось Кейти».

Она тоже об этом сожалела! Как сожалела и о том, что не прислушивалась, когда Миа заговаривала с ней о Мике, и старалась поскорее завершить разговор. Головная боль неумолимо распространялась на виски. Взяв рюкзак, Кейти принялась искать в переднем кармане таблетки. Наткнувшись сначала на крем для загара, затем на пачку бумажных салфеток, она вдруг обнаружила там внутренний кармашек и, сунув в него пальцы, нащупала нечто тонкое и глянцевое и не сразу сообразила, что это. Извлеченный из кармашка предмет оказался фотографией.

Раскрыв от удивления глаза, Кейти вдруг ощутила подступившую к горлу тошноту.

Снимок был сделан много лет назад, когда Миа исполнилось восемь, а Кейти – одиннадцать. Мать вывезла их в местный городишко на прогулку, и они, весело жуя конфеты, шли с пляжными полотенцами и купальными принадлежностями по набережной. Миа первой заметила сиявшую на солнце карусель с монотонно звенящей музыкой, которую доносил морской ветерок.

Карусель регулярно появлялась весной, а через три недели исчезала в одну из ночей, оставляя после себя блеклый круг сухих листьев и пыли. Вместо разноцветных пони, плавно подскакивавших вверх-вниз, на этой карусели были морские коньки. Выглядели они так, будто их искупали в разных океанах и окунули каждого в свою индивидуальную морскую краску – синий кобальт, небесно-голубую и лазурную. Оказываясь в городке, девочки неизменно просили мать разрешить покататься.

Работавшая на карусели веселая дама, завидя их, расплывалась в улыбке:

– А, да это же «морские сестрички»!

Такое прозвище они получили благодаря тому, что, покатавшись на карусели, могли часами возиться в море, в то время как мать, сидя на берегу и попивая кофе из пластикового стаканчика, читала книгу.

– И что же это у нас такое? – продолжала дама, с веселым удивлением извлекая у Миа из-за уха крохотную ракушку. – А здесь – поглядите-ка! – обращалась она уже к Кейти, которая, взглянув на свой красный сарафанчик, вдруг обнаруживала торчащее из кармашка длинное белое перо.

Они усаживались рядом на двух коньков. Кейти, вставив ноги в воображаемые стремена морского конька цвета сапфира, скакала рысцой. Миа предпочитала небесно-голубого конька с краю, чтобы во время движения наслаждаться ветерком.

– Девочки! – окликнула мама, наводя на них фотоаппарат.

На фоне сверкающего на солнце моря они со смехом взялись за руки и вытянули их вперед. Раньше этот снимок висел на стене в спальне Миа в Корнуолле, но Кейти не видела его уже много лет. На обратной стороне уже выцветшим детским почерком Миа было написано: «Морские сестренки».

Дрожащим пальцем Кейти провела по неровному краю. На разорванной надвое фотографии отсутствовало ее изображение.

«Как же так, Миа? Неужели ты решила, что между нами все кончено? Неужели мы могли настолько отдалиться друг от друга? Или это случилось после той нашей перепалки – после того что я тебе наговорила?» Вопросы кружили, точно стервятники, то и дело набрасываясь на нее, словно стремясь причинить еще больше боли. Кейти сунула снимок между страниц и захлопнула дневник. Отыскав наконец таблетки от головной боли, выпила сразу две, затем переоделась в легкое хлопчатобумажное платье и вышла из гостиницы.

Гнев распирал Кейти, когда она подходила к дому Мика. В лучах полуденного солнца его стены ослепили ее своей белизной. Нажав на звонок, она дожидалась возле двери точно так же, как и Миа шесть месяцев назад.

Когда дверь начала открываться, она приготовилась к тому, что Мик либо не узнает ее, либо под каким-либо неубедительным предлогом попытается с ней распрощаться. И уж никак она не ожидала, что при виде нее на его лице появится широченная улыбка.

– Кейти!

Она помнила его голос – низкий, густой – и то, как, произнося ее имя, он небрежно обходился со вторым слогом, в результате чего оно звучало несколько необычно. Глядя ему в лицо, она пыталась воспрозвести то, что ей запомнилось с детства, и отметила некоторую округлость подбородка и карие глаза. Выглядел он старше, чем она предполагала: годы оставили глубокие борозды на лбу и лишили формы губы, превратившиеся в две тонкие линии.

– До чего ж ты красива. – Он с улыбкой покачал головой. – Прямо как она. – Решив, что он имеет в виду Миа, Кейти чуть растеряла свой гнев, недоумевая, в чем он увидел их сходство. В путешествии она отказалась от макияжа, а ее неуложенные волосы непринужденно обрамляли лицо. Он протянул к ней руку: – И кожа точно как у мамы.

Она отпрянула.

Его рука опустилась.

– Так… можно войти? – поитересовалась она после затянувшейся паузы.

– Ну конечно. – Он посторонился, пропуская ее в дом, и проводил ее взглядом, пока она шла по коридору, звонко постукивая каблуками босоножек по мощеному полу.

На кухне остывал на тарелке недоеденный сэндвич с беконом, от которого исходил аппетитный мясной аромат. Скрестив на груди руки, Кейти расположилась возле раковины, сквозь платье ощущая холод стали.

Мик остановился напротив. Он был в бежевых летних брюках и хлопковой сорочке, недвусмысленно морщившей под грудью. В нем трудно было признать того молодого человека, который когда-то кружил маму в танце на красном, выложенном плиткой кухонном полу у них дома.

– Мне было невероятно тяжело узнать о смерти Миа. Это жуткая трагедия, – эмоционально произнес он. – Я понимаю, насколько тебе тяжело…

– Нет, тебе этого не понять.

– Я лишь хотел сказать, что потерять…

– Ты даже не приехал на ее похороны. – Она долго сомневалась, сообщать ли Мику о смерти Миа. Мама не хотела, чтобы он знал о ее смерти, однако Эд убедил Кейти, что это не одно и то же: Миа была его дочерью. В конце концов согласившись, Кейти связалась с компанией, владельцем которой он являлся, и там ей сообщили его нынешний телефон. Она оставила на автоответчике короткое сообщение о том, что случилось. Кейти не была уверена, что он прослушает его, но ее это не очень-то и заботило.

– Прости, но я счел приезд не совсем уместным, – ответил он. – Ты получила цветы?

– Да.

Утром в день похорон принесли роскошный букет зантедеский[11]11
  Разновидность каллы. Название дано в честь итальянского ботаника Джованни Зантедески.


[Закрыть] с открыткой, ставшей для нее первой весточкой от Мика за двадцать лет. В открытке было написано: «Потеря двух самых любимых людей на свете кажется невыносимой утратой. Я всем сердцем с тобой». Она выкинула цветы, с трудом переломив их толстые стебли пополам, чтобы они уместились в пластиковом ведре для мусора.

В памяти всплыл другой цветок – одинокая орхидея с открыткой, в которой было написано: «Прости». Она так до сих пор и не знала, от кого он, и сочла это странное послание похожим скорее на извинение, чем на соболезнование. Эд сфотографировал цветок на телефон, чтобы показать своей матери – страстной садовнице, которая могла бы определить, что это за растение.

Кейти заставила себя мысленно вернуться к Мику. Ей надо было много чего ему сказать, и, направляясь сюда, она определила для себя ключевые вопросы – так же, как поступала с приходившими к ней на интервью соискателями. Поначалу вызывая у интервьюируемого чувство умиротворенности, она постепенно переходила к актуальным и жестким вопросам, требующим конкретных ответов.

Она уже открыла было рот, чтобы начать, но Мик ее опередил:

– Давай-ка я приготовлю нам что-нибудь из напитков. Что ты хочешь? Что-нибудь освежающее?

Кейти хотела отказаться, однако в горле у нее совсем пересохло.

– Воду.

Он поставил на стол два бокала, достал из холодильника кувшин и наполнил их – в воде заиграли лучи солнечного света. Протягивая Кейти бокал, Мик предложил ей пройти на террасу. Она отказалась: это слишком напоминало приход Миа. Сделав несколько торопливых глотков, она поставила бокал на сушку.

– Я, признаться, думал, что ты объявишься несколько раньше… после нашей встречи с Миа.

Она решила не говорить, что узнала о ней лишь накануне, и промолчала.

– Сожалею, если это стало потрясением.

– Меня потрясло, как ты к ней отнесся. – Гнев Кейти, кипящий и раскаленный, стал искать выход, и она ему не препятствовала. – Миа поехала за тысячи миль, чтобы повидаться с тобой. Она заслужила несколько более теплый прием.

– Но она застала меня врасплох. – Он воздел руки к потолку. – Я ведь ее даже не узнал…

– Слышала.

– Я бы очень хотел, чтобы все сложилось по-другому…

– Не сомневаюсь, что Миа – тоже.

Кивнув, Мик опустил голову. Она заметила крохотные капельки пота, выступившие у самых корней его волос.

Она слишком торопила события, не давая ему опомниться. Стоит сбавить обороты и разобраться в том, зачем, собственно, Миа прилетела на Мауи, а также понять, что за человек был их отец. Однако для этого Кейти требовалось получить ответ на свой собственный вопрос.

– Мик, – начала она, несколько смягчив тон, чтобы вовлечь его в интересующую ее тему, – что случилось с Миа той ночью, после которой ты нас оставил?

Склонив голову набок, он чуть приподнял бровь.

– Мама так вам и не рассказала?

– Нет.

– А ты помнишь тот вечер?

– Я помню, что с Миа произошел какой-то несчастный случай. И помню, что ты должен был за ней присматривать.

Он похлопал себя по карманам брюк в поисках чего-то – наверное, сигарет, решила она, – и был несколько раздосадован, не найдя того, что искал. Переместившись к стоявшему возле стены стеклянному обеденному столу, он грузно опустился на стул. Положив сцепленные руки на стол, он заговорил с опущенной головой, глядя в образовавшуюся между его раздвинутыми локтями пустоту, производя впечатление абсолютно сломленного человека.

– Хочешь знать, что случилось тем вечером? Как я мог тогда вас оставить? Как мог исчезнуть на все эти годы? Хорошо, я расскажу – ты имеешь право это знать. Однако прежде тебе следует понять, что все не так просто – конкретный человек, конкретный поступок, конкретное решение – все взаимосвязано.

Она слушала.

– У меня никогда не возникало желания стать отцом. – Он поднял глаза, чтобы увидеть ее реакцию, но она не выказала никаких эмоций. И он продолжил: – Я жил в свое удовольствие и не собирался от этого отказываться. Когда Грейс забеременела тобой, думаю, она решила, что может меня изменить. Возможно, я и сам так думал. – На улице заработала газонокосилка. Он поднял голову и посмотрел на стеклянные двери.

– Тем вечером, когда произошло несчастье, мы с твоей мамой повздорили из-за Миа. Я подолгу отсутствовал дома – ты ведь в курсе, что я увлекался музыкой?

– Да.

– Бывало, я использовал это и как предлог, чтобы удрать из дома. Я мало времени уделял вам с Миа. – Он почесал затылок. – Особенно Миа.

Последняя фраза была как-то странно проакцентирована, однако Кейти, сплетя пальцы, решила не перебивать.

– Мама решила привлечь меня посидеть с Миа: вы с ней вдвоем куда-то собирались – то ли погулять…

– На балет, – подсказала она. – Мы шли на балет.

– Да, верно. Перед вашим уходом мы с мамой разругались, и Миа – она всегда была очень восприимчива к таким вещам – плакала, не переставая, с того самого момента, как за вами закрылась дверь. Возможно, ты сочтешь меня идиотом, но мне казалось, она просто каким-то образом понимала, что я не хотел с ней оставаться. – Он сделал глоток из своего бокала.

– Так что же произошло?

– Мне никак не удавалось ее успокоить. Я и на руки ее брал, и давал ей бутылочку, и пытался читать. Ничего не помогало. Я решил – может, оставить ее в покое и она сама угомонится? Взял виски и спустился в сад – единственное место, где можно было собраться с мыслями.

Кейти наблюдала за тем, как он, обнаружив наконец в кармане рубашки ту самую сигарету, поспешно прикурил; его пальцы заметно дрожали. Затянувшись, он подошел к стеклянным дверям и, приокрыв их, выдохнул дым наружу.

– До сих пор не пойму, как ей удалось… Боже, ей ведь было всего два года! Но Миа каким-то образом выбралась из кроватки. Я не закрыл заднюю дверь, и она оказалась в саду. Должен признаться, что за первым стаканом виски последовал другой. И я ее даже не заметил. – Он потряс головой. – Там, в старом доме, если ты помнишь, можно было пройти вдоль стены и оказаться на улице.

Кейти кивнула.

– Так с Миа и получилось. Понятия не имею, в чем там было дело. Возможно, она решила отправиться по дороге вслед за маминой машиной. Кто его знает?

Все это Кейти слышала впервые. Ладони у нее стали влажными. Она была не в состоянии отделаться от тревоги о сестре, несмотря на то что самое страшное уже случилось. Расцепив пальцы, она прижала вытянутые руки к ногам.

– Там был один мотоциклист – впоследствии выяснилось, что парень вроде бы оказался мужем маминого стоматолога. Полицейские говорили, он превысил скорость. Он ее не увидел – заметил лишь в самый последний момент. Вильнул. Упал с мотоцикла. Мотоцикл занесло, и он задел Миа.

Кейти зажмурилась, вспоминая сестру на больничной койке, с белой марлевой повязкой на виске, где впоследствии остался след в виде серебристого полумесяца.

– Полиция приходила домой. – Затушив сигарету о дверную раму, он выбросил окурок на террасу и протолкнул его ногой между двух половиц. – Все было очень мрачно. Я чувствовал себя… Трудно описать, что чувствуешь, сознавая, что подверг смертельному риску жизнь ребенка. Ощущение чудовищной вины.

Утратив прелесть своего аромата, недоеденный сэндвич с беконом стал отдавать жиром. И Кейти начало подташнивать.

– Полиция отвезла меня в больницу, но я не мог заставить себя зайти к Миа в палату. Из коридора я наблюдал, как приехали вы с мамой. – Словно уносимый воспоминаниями, он закрыл глаза. – Вас будто приковали к ней – вы приникли к кровати Миа и не отходили ни на шаг. Ты все время держала ее руку.

Кейти вспомнила. Под нежную кожу руки Миа уходила тонкая игла, и Кейти приходилось держать ее пальчики очень аккуратно, чтобы ничего не задеть.

– Когда мама вышла в коридор поговорить со мной, я уже понял, что все кончено, еще до того, как она произнесла первое слово. – Он сунул руки в карманы. – Она была терпеливой женой и многое мне прощала. Думаю, со временем она простила бы мне и этот случай. Но простить то, что я не подошел в больнице к кровати Миа, она не могла. Она сказала – и я это запомнил навсегда: «Если бы в больнице оказалась Кейти, ты бы от нее не отходил».

Мик, все еще стоя возле дверей, посмотрел ей в глаза:

– И она была права.

Ошеломленная, Кейти невольно закрыла рот рукой. Он подтвердил подозрения, которые возникли у нее еще в детстве, когда она ощутила отсутствие любви в его отношении к Миа. Кейти вспоминала, как он позволял ей смотреть вместе с ним крикет, в то время как Миа всегда держалась поодаль. Иногда под настроение он мог даже и расхохотаться вместе с Кейти, тогда как улыбки и лепет Миа не вызывали у него никакого умиления. Она помнила, как мама старалась окружить Миа заботой, обнимала ее и говорила, как любит ее, если у той возникал малейший повод в этом усомниться.

– Ты говоришь страшные вещи.

Он провел рукой по лбу, вытирая испарину.

– Вероятно, некто более достойный и смог бы побороть свою ревность. Честное слово, мне страшно хотелось испытывать к вам одинаковую любовь, – горячо воскликнул он. – Но мне так и не удалось справиться с сознанием того, что Миа – не мой ребенок.

Сознание Кейти застопорилось на произнесенных им последних словах: «Миа – не мой ребенок».

Кейти почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а ноги стали подкашиваться. Она ухватилась за край находившейся сзади нее раковины.

– Я не поним… – Однако это было не так. Теперь все стало ужасающе ясно. – Ты – не отец Миа.

Пришел его черед удивиться.

– Думал, ты знаешь.

Она потрясла головой.

– Но ведь ты… ты говорила, что Миа рассказала тебе о нашей встрече?

– Я о ней прочла. В ее дневнике. Она написала, что приходила и ты ее выпроводил.

Он вытаращил глаза.

– Она приходила еще раз. Несколько дней спустя. – Мик сцепил руки на затылке. – Боже мой! Неужели ты не знала?! – Он шагнул на террасу, но сразу же вновь повернулся к дверям, словно не зная, где приткнуться. – Когда Миа пришла во второй раз, она была настроена агрессивно и требовала ответов. Мне оставалось либо выпроводить ее во второй раз, либо отвечать.

Кейти почувствовала сильный приступ тошноты. Судорожно повернувшись к раковине, она несколько раз глубоко вдохнула через нос. Где-то в доме пронзительно зазвонил телефон, но никто из них не обратил на это внимания. Когда звонки прекратились, она, повернувшись, посмотрела на него в упор.

– А я-то твоя дочь?

– Да, – ответил он. – Ты – моя.

Правда оказалась горше, чем она думала. Кейти представила себе, как услышанное откровение уничтожило все представления Миа о крепости ее семейных основ. Она вдруг ощутила невыносимое презрение к Мику – ей стало невмоготу находиться с ним рядом. Ей сдавило грудь. Ей нужно было вырваться отсюда, чтобы подумать.

– Я очень сожалею, что все так произошло, – покаянным тоном произнес он, и она видела, что это действительно так.

Выйдя из кухни, она направилась по коридору с единственным желанием поскорее уйти.

– Кейти…

Она, не оборачиваясь, остановилась.

– Я еще увижу тебя? – робко спросил он.

Она обернулась и посмотрела на него. Это была уже не та яркая, несколько надменная личность, жившая в ее детских воспоминаниях, это был мужчина под шестьдесят, большую часть времени отсутствовавший в ее жизни. Кейти выросла с матерью и любимой сестрой. А он слишком запоздал. Она покачала головой.

Закусив губу, Мик кивнул.

В этот момент ей казалось важнее всего понять, что чувствовала Миа. Толкнув входную дверь, она вышла на дорожку и побежала.

Кейти бежала к гостинице так быстро, как только могла. Она пронеслась мимо дамы с двумя серыми собачками на ярко-красных поводках; мимо лавки, где предлагались напрокат доски для серфинга; мимо телефона-автомата с туристом, говорившим на неведомом ей языке. Жара окутывала ее – ноги стали влажными даже в босоножках, а платье липло к бедрам. Добежав до гостиницы, она влетела в свой номер, не обратив никакого внимания на молодого человека, который сидел в подключенных к ноутбуку наушниках с микрофоном.

Достав из рюкзака дневник Миа, Кейти устроилась с ним на кровати. Торопливо пролистнув страницы до того места, на котором остановилась минувшим утром, отложила в сторону порванный снимок – Миа без теперь отсутствующей там Кейти. Она продолжила листать страницы, бегло просмотрев записи об ужине Миа с Финном и поездке в аэропорт, где им не удалось поменять билеты, и остановилась на коротком, обведенном в кружок предложении: «Мне нужно снова его увидеть».

Кейти медленно переворачивала страницу, а ее сердце грозило выпрыгнуть наружу. После такого все могло измениться. Правда, которую предстояло узнать Миа, подкосила бы и самого стойкого человека. А если человек уже подвергся испытаниям, лишился матери и переживал все так остро, что по лицу можно было прочесть всю его душу, этого было достаточно, чтобы спровоцировать головокружительный полет в пропасть, выбраться из которой не представлялось возможным.

10
Миа

(Мауи, октябрь прошлого года)

Миа казалось, что помещение наполняется водой и она тонет. Дыхание остановилось. В глазах потемнело. Она попыталась глотнуть воздуха, но вместо воздуха в горле застряли сказанные Миком слова: «Ты не моя дочь».

Всего каких-то полчаса назад она уплетала французский тост, завтракая с Финном в баре и обсуждая предстоящую поездку в Австралию. Вдруг она прервалась на полуслове. По улице шел Мик с коробкой продуктов в руках. Он остановился, чтобы перекинуться парой слов с мужчиной с редеющими, собранными в хвостик волосами. Мик что-то сказал ему, тот расхохотался, и оба разошлись, каждый по своим делам. Она наблюдала, как он перешел на другую сторону и двинулся в направлении своего дома.

– Он? – поинтересовался проследивший за ее взглядом Финн.

– Да.

– Тебе надо с ним поговорить.

Удивленная таким категоричным тоном, Миа повернула голову и увидела суровое выражение его лица.

– Не могу.

– Тогда это сделаю я, – заявил он, поднимаясь.

– Ты что?!

– Он порядочный говнюк, Миа. Ты проделала такой путь…

– Финн, не смей, – твердо сказала она, кладя поверх его руки свою.

Он выжидающе посмотрел на нее, затем выражение его лица несколько смягчилось.

– Прости, я лезу не в свое дело. Просто не люблю, когда ты ходишь точно в воду опущенная.

После нанесенного Мику визита прошло четыре дня, и Миа частенько ловила себя на том, что ведет с ним воображаемые разговоры, озвучивая все невысказанное. Она уже не раз обещала себе прекратить мечтать и действовать.

– Ты прав. Я действительно должна с ним поговорить. – Положив нож с вилкой на тарелку, она поднялась из-за стола. – Встретимся в гостинице.

Чувствуя, как солнце припекает сзади шею, она торопливо, почти бегом устремилась к дому Мика. Оказавшись у входной двери, забыла про звонок и трижды постучала. Мик с корзинкой помидоров в руке открыл почти сразу же.

– Миа. – Увидев ее, он не выказал никакого удивления, будто смирившись с мыслью, что ему предстояло выполнить то, чего он надеялся избежать. – Думаю, нам стоит поговорить.

Они прошли на кухню, где на столешнице возле еще не разобранной коробки с продуктами лежали пачка пасты и два цукини. Положив помидоры, Мик посмотрел на нее.

На сей раз голос Миа не подвел.

– Хочу, чтобы ты знал, – начала она уверенным тоном, – что я прилетела на Мауи вовсе не за тем, чтобы просить тебя стать мне отцом. Я здесь для того, чтобы понять, почему ты оставил нас. Уж, по крайней мере, на это я имею право.

– Конечно. – Он посмотрел на нее в упор. – Боюсь только, что ответ тебе не понравится.

Она ждала, когда он продолжит.

– Пожалуй, нам лучше сесть.

– Итак… – Она не двинулась с места.

Мик сжал пальцами переносицу.

– Сожалею, Миа, но ты – не моя дочь.

Вот так все и обернулось.

– Пойдем. – Мик осторожно взял ее под локоть. – Тебе надо на воздух. – Проводив ее на террасу, он усадил ее в кресло. Она нагнулась вперед так, что голова опустилась ниже колен. Мик раскрыл установленный в центре стола зонтик, чтобы на нее не падало солнце.

Он сходил за водой и поставил перед ней бокал. Медленно выпрямившись, она поднесла его к губам.

Мик выдвинул стул и сел напротив.

– А Кейти? – еле слышно спросила она.

Куда подевались вся ее недавняя решимость и целеустремленность?

– Кейти – моя, – кивнув головой, ответил он.

Кейти – его дочь. А она – нет. Мик встал между ними непреодолимой преградой.

– Я был в полной уверенности, что мама тебе все рассказала.

И мама, разумеется, знала. Как же она могла утаить от нее?

– Когда ты появилась здесь несколько дней назад, – сказал Мик, качая головой, – я был потрясен, что ты назвала меня своим отцом.

Она вспомнила его ошеломленный вид, когда заявила: «Я – Миа. Твоя дочь».

– Я чувствовал себя ужасно после того, как фактически выпроводил тебя. Я убедил себя в том, что, раз Грейс ничего тебе не говорила, я тем более не вправе был это делать. Понимаю, это выглядит малодушно.

И зачем только она пришла сюда, и, вообще, зачем прилетела на Мауи? Но теперь уже ничего не изменишь. Остается лишь идти дальше – другого выбора у нее не было.

– И кто он?

Мик положил ногу на ногу, его руки лежали на коленях.

– Его имя – Харли.

– Но вы же с мамой были женаты…

– Да.

– У нее появился любовник?

– Да.

Миа едва ли могла такое предположить.

– И ты знал?

– Догадался со временем, – ответил он. – Хотя, пожалуй, подозрения возникли сразу.

Она смотрела не на Мика – на море. Легкий ветерок поднимал на воде рябь, которая искрилась на солнце.

– Твой отец был музыкантом, – продолжил он. – Солистом группы, делами которой я занимался, – «Блэк ю».

Она невольно выпрямилась, вспомнив найденную среди маминых вещей фотографию – Мик среди участников группы «Блэк ю». С обратной стороны маминой рукой были надписаны их имена: имя «Харли» оказалось в самом центре рядом с именем «Мик». В памяти всплыл черноволосый мужчина, который пристально смотрел в объектив фотокамеры. Точнее, как она сейчас поняла, на того, кто ее держал.

– Так вы были знакомы? Дружили?

– Это был мой брат.

Ее бросило в жар.

– Мы с ним познакомились с твоей мамой в один и тот же вечер – после очередного концерта. Мы сидели в баре, когда она появилась. Я первым предложил ей выпить, а потом – через шесть месяцев – женился на ней. – Он пожал плечами. – Но выяснилось, что Харли тоже был в нее влюблен.

– И как же это случилось?

– Полагаю, причиной было невнимание, повлекшее за собой разочарование. Я был невнимателен к маме из-за своей карьеры, и Грейс разочаровалась в своем муже. – Он прикурил и глубоко затянулся; кончик сигареты замерцал красным огоньком. – Я в то время был совсем другим, Миа. Когда «Блэк ю» оказалась на взлете, я был настолько увлечен музыкой и успехом, что семейная жизнь отошла далеко на задний план. Я занимался организацией бесконечных гастролей и чаще находился за границей, чем дома. Грейс оставалась с ребенком одна. Думаю, она понимала, что в отъезде я вел не совсем безгрешную жизнь – наркотики, выпивка и, конечно, женщины.

– И она увлеклась Харли?

– Да. Я не осуждал их за эту интригу. Я не был примерным мужем. Да и братом тоже.

– Он любил ее?

– Да, и очень сильно, – ответил он, не колеблясь ни секунды. – Но любовь его была слишком безумной, чуть ли не навязчивой. Чувства Грейс не шли с ней ни в какое сравнение, и думаю, его напористость несколько пугала ее.

Мик вновь поднес сигарету к губам, и Миа чуть отклонилась, стараясь избежать дыма. Она вновь визуально переключилась на воду, подметив, что на волнах стали появляться белые барашки.

– Когда мама была беременна мной… ты знал, что ребенок не твой?

– Да. А Харли – нет. – Он стряхнул пепел. – Грейс уверяла, что порвет с ним и вернется ко мне, если я буду относиться к ребенку Харли как к своему. Решив, что в противном случае она оставит меня и уйдет к нему – а ревность и самолюбие сильные чувства, – я отказался от работы с «Блэк ю», вычеркнул из своей жизни Харли и остался с Грейс.

Миа трудно было предположить, как могла бы измениться ее жизнь от такого решения.

– Но все оказалось гораздо сложнее, чем я предполагал. Ты являлась постоянным напоминанием того, что произошло между Грейс и Харли. Ты была всего лишь крохотным ребенком – абсолютно невинным, – но всякий раз, глядя на тебя, я вспоминал его. – Он посмотрел на ее лицо. – Ты так на него похожа. Господи, эти твои глаза! И как же я не обратил внимания, когда ты только здесь появилась. У него были такие же изумрудно-зеленые глаза. Твоя мама всегда отмечала необыкновенные глаза Харли. И волосы у тебя тоже его, а вот улыбка – мамина.

– Ты ушел из-за меня?

– Я понял, что никогда не стану тебе хорошим отцом. И я… да, я ушел. – Он сохранил в памяти, что явилось для него окончательным поводом, но не стал об этом говорить. Да Миа и не спрашивала.

Он затушил сигарету.

Мик оставил Кейти и маму из-за того, что не смог полюбить ее. У нее возникло ощущение, будто ее носит по океану, волны кидают ее из стороны в сторону и изматывают до полного изнеможения. Ей очень хотелось уйти, но необходимо было выснить еще одну вещь.

– Насчет Харли, – произнесла она, – и это имя показалось ей совершенно чужим. – Ты знаешь, где он теперь?

– Сожалею, Миа, но он давно умер.

Это явилось очередной новостью среди множества других, свалившихся на нее сегодня. Слишком много эмоций – она знала, что ей предстояло еще долго переживать услышанное. Сейчас же она, стараясь не принимать все близко к сердцу, лишь переспросила:

– Когда?

– Много лет назад. Ему было двадцать четыре.

Она невольно вскинула брови:

– Такой молодой? А что произошло?

– Все было давно, – сказал он, словно это могло сойти за ответ.

– Что с ним случилось? – настаивала она.

– Сожалею, Миа.

От закравшейся тревоги и нетерпения у нее начала покалывать бровь.

– Мне нужно знать.

Он вздохнул.

– Брат был непростым человеком. Очень талантливым. Потрясающий песенник – прямо настоящий поэт. Никогда ничего похожего на его тексты не видел. Поклонники видели перед собой на сцене отчаянного и необузданного исполнителя, который то бросался к публике, то, как одержимый, заходился в танце, – никто и представить не мог, сколько ему для этого приходилось выпить. – Легкий ветерок затеребил краешки зонта и сдул на стол пепел от сигареты. Мик смахнул его, оставив на деревянной столешнице серый след. – С Харли всегда было непросто. Он был крайне неуравновешенным. То, что для многих было «как с гуся вода», не давало ему покоя. Он слишком много ковырялся в своих мыслях. Порой бывал очень замкнут, мог целыми днями бродить, ни с кем не разговаривая. А то вдруг становился каким-то безудержным, абсолютно неконтролируемым. – Мик на секунду задумался. – Если честно, то я не уверен, был ли он в ладу с самим собой.

Миа почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок: многие фразы Мика подходили под описание ее самой.

– После Грейс он утратил интерес ко всему, включая музыку. Группа распалась, меня рядом не было, и он тратил деньги на выпивку и наркотики. За считаные месяцы он все просадил. Стал конченым человеком. – Он вздохнул. – Когда-то мы были близки. Он был потрясающим музыкантом, но его не устраивала роль солиста. И мне приходилось его убеждать. Таланта у меня не было, но была деловая жилка. И у нас возникали трения по этому поводу.

Мик потер оставшийся от упавшего пепла след.

– Я знал его лучше, чем кто-либо другой, и отлично понимал, насколько тяжело ему будет без Грейс. Я слышал, что он пребывал в депрессии, но ни разу ему не позвонил. – Не замечая Миа, Мик посмотрел вдаль, будто ее уже не было и он остался один на один со своими воспоминаниями. – Я был его братом. Я знал, насколько остро он все переживал. – Его глаза заблестели. – И я должен был нести за него ответственность, но гордость помешала. И мне придется сожалеть об этом до конца своих дней.

– Что же все-таки случилось? – спросила она, уже откровенно нервничая.

Он взглянул на нее, и она увидела в его глазах печаль.

– Харли нашли мертвым в гостиничном номере. – Его голос дрогнул. – Он повесился.