Текст книги "Атлантида. История исчезнувшей цивилизации"

Автор книги: Льюис Спенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Льюис Спенс
Атлантида
История исчезнувшей цивилизации

ВВЕДЕНИЕ

История Атлантиды должна отличаться от всех других историй по следующей фундаментальной причине: она стремится восстановить прошлое страны, земля которой недоступна для археологии. Если бы в результате какого-нибудь природного катаклизма Итальянский полуостров погрузился бы в лазурные воды Средиземноморья вскоре после падения Рима, мы все же располагали бы объемными документальными свидетельствами роста и возвышения Римской империи. В то же самое время для нас была бы навсегда потеряна земля, на которой эта империя процветала и на которой остались руины ее культуры и архитектуры, и нам оставалось бы только судить о ней по ее колониальным проявлениям. Мы по большей мере волей-неволей основывали бы наши представления о латинском наследии на изучении институтов, созданных империей в других землях, и традиций, сохранившихся после ее исчезновения среди окружавших Рим варварских народов.

Сколь бы ни были велики трудности, сопровождающие подобное предприятие, в действительности они не идут ни в какое сравнение с попытками разглядеть сквозь мглу времен очертания хроник и событий, хранящих память о цивилизации, которая погрузилась в пучину океана почти за девять тысяч лет до основания Вечного города. Столь сложная для историка задача могла бы смутить кого угодно. Затонувший Рим, разрушенные землетрясением Афины завещали бы грядущим поколениям тысячи подтверждающих их существование документов. Потонул бы за тысячу лет до Рождества Христова Вавилон или вся египетская долина – они все же оставили бы после себя свидетельства своей торговли со Средиземноморьем, их глиняная посуда и другие артефакты были бы найдены на Крите и на Кипре. Более того, позвольте напомнить, что сам район Ниневии был забыт и что еще столетие назад нам были известны только наиболее общие основы вавилонской и египетской истории, и их письменные иероглифы были тогда еще не расшифрованы. И тем не менее было бы правильно полагать, что археология, которая берется за детальное восстановление цивилизаций, ушедших в глубь времен, как в бездну океана, не в силах подступиться к решению куда более запутанной проблемы – к реконструкции истории континента, погрузившегося на дно задолго до Древнего Египта.

Именно здесь необходимо сказать кое-что относительно собственных представлений автора о предмете исторической науки. Всем должно быть очевидно, сколь большую роль играло вдохновение в распутывании археологических проблем в течение прошлого столетия. Именно благодаря вдохновению, ровно настолько, насколько и элементарной учености, были разгаданы иероглифы Египта и клинопись Вавилона. Не вдохновение ли указало Шлиману точное расположение Трои прежде, чем он раскопал ее? Вдохновение – воистину метод археологии будущего. Унылая школа измерений, исполненная как легковерия, так и скептицизма, обречена.

Аналогия – инструмент вдохновения, способный дать потрясающие результаты, если его верно применять. Уже сейчас результаты археологии и фольклора почти полностью зависят от аналогий. Только благодаря сравнению мы можем пролить свет на природу необъясненных обычаев и предметов, и в этой работе будет в значительной степени использоваться метод аналогий, потому что именно с помощью этого исследовательского зонда мы можем проникнуть сквозь твердый панцирь забвения, скрывающий факты из истории Атлантиды.

Факты! Есть ли у нас вообще какие-нибудь факты, касающиеся Атлантиды? И само название, «История Атлантиды», не оскорбляет ли интеллект большинства читателей? Если читатель, добравшийся до конца этой книги по прочтении последней страницы не согласится, что описанный Платоном остров-континент действительно существовал, то он по крайней мере будет заинтересован самим предметом обсуждения и признает, что гипотеза об Атлантиде имеет право на существование. Но автор твердо убежден, что предание об Атлантиде основано на бесспорных фактах, и считает, что перед лицом такого множества доказательств, соединенных в этом исследовании, было бы просто несерьезным ребячеством не верить в основные детали истории, рассказанной Платоном.

В подтверждение этому можно сказать, что данное исследование базируется на материале исторических свидетельств или преданий, почерпнутых из древнейших источников; оно предоставляет возможности для сравнения географии, обычаев и религии Атлантиды с географией, обычаями и религиями соседних регионов. Можно, например, взять рассказ Платона об Атлантиде и по пунктам сравнить приведенные там свидетельства с соответствующими данными истории и археологии, что в результате приведет к полному подтверждению этого рассказа.

И позвольте сразу же заметить, что Платон не вкладывал в свой рассказ ни аллегорического, ни мифологического смысла. Есть все основания считать его рассказ в большей степени опирающимся на факты, чем, например, «Historia Britonum» Джеффри Монмоута, в которой чистая руда истории содержит изрядную примесь легенд. Платон, бесспорно, позаимствовал эту историю из египетских источников, и причин ставить под сомнение честность его рассказа не больше, чем сомневаться в правдивости любого другого античного источника, в котором история окутана дымкой мифологии.

Предание, как это теперь признается, если использовать его с достаточной осторожностью, может предоставить историку данные, столь же заслуживающие доверия, как и лучшие документально заверенные исторические свидетельства. Еще недавно мы могли наблюдать, как фигура нашего британского Артура, некогда тусклая и таинственная, постепенно сбросила с себя покровы легенд и приобрела человеческие качества и черты. Были времена, когда Менес, первый царь I династии Египта, считался мифической личностью, в то время как сейчас известно, что он действительно существовал и имел довольно многочисленных предшественников. Не далее как в этом месяце, когда в Сирии писались эти строчки, поступили удивительные свидетельства о находке скульптурной головы Христа, датируемой II столетием, которые полностью разбивают аргументы тех, кто стремился доказать мифическую природу нашего Спасителя. В этом месяце также было окончательно доказано, что останки Петра и Павла в действительности покоятся под фундаментом собора Святого Петра в Риме. Все мы вспоминаем, как смеялись над «мифическим» окапи сэра Гарри Джонстона, прежде чем он был найден, убит и выставлен на всеобщее обозрение. А как мы иронизировали по поводу гигантского ленивца Хескета Притчарда до тех пор, пока этот знаменитый путешественник не обнаружил большой кусок его хорошо сохранившейся кожи в Патагонии. Все это было «мифом» для одних и правдой для других.

Сама идея Атлантиды, описанной Платоном, подвергалась насмешкам многих поколений археологов просто потому, что не было никакого прямого документального подтверждения ее существования. Но разумно ли ожидать прямого документального свидетельства, касающегося цивилизации, которая полностью исчезла более одиннадцати тысяч лет назад? Совершенно очевидно, что доказывать существование такой культуры нужно другими средствами. Находим ли мы в странах, которые, судя по всему, граничили с Атлантидой, следы этой цивилизации, как кратко замечает об этом Платон? Цель этой книги как раз и состоит в том, чтобы попробовать доказать это. В заключительной главе будет показано то, что автор назвал «комплексом Атлантиды», – специфический набор традиций, обрядов и обычаев, которых в сочетании с местными условиями мы не найдем ни в какой другой части земного шара, кроме пространства, простирающегося между берегами Западной Европы и Восточной Америки. В прибрежных областях этих регионов и в их изолированных отдаленных поселениях обнаруживается культурный комплекс, самостоятельное существование которого ясно показывает, что корни его тянутся в ныне не существующие области Атлантики.

Именно таким методом следует изучать цивилизацию Атлантиды, и только так может быть в конечном счете доказано ее существование. Теория Атлантиды претерпела значительный ущерб от грубого напора энтузиастов и, возможно, подчас слишком восторженных заявлений самого автора. Но приближаться к этой предыстории, используя археологический подход, представляется тщетным и бесполезным делом, поскольку, как я уже сказал, проблема такой тонкости и экстраординарной сложности может быть когда-либо распутана с помощью воображения и вдохновения. Большие археологические открытия на земле часто делались случайно, как, например, в случае эпохальной находки в Кроманьоне и Мас-д'Азиль. Но ждать от океана, чтобы он извергнул свои тайны, можно целую вечность. Пожелайте же, чтобы археолог, будь он профессионал или же любитель, не смотрел слишком недружественно на исследования, все еще ищущие свои методы, разрушающие многие предрассудки и грешащие недостатком эмпирицизма, до тех пор, пока не найдутся подходящие для этой особенной задачи инструменты. Ни один ученый не иронизирует теперь над невообразимыми методами, благодаря которым поколения алхимиков создавали химическую науку и привели ее на священный пьедестал точных наук. По аналогии вполне можно допустить, что история Атлантиды все еще находится в «алхимической» стадии. Профессиональный археолог в этой истории может сталкиваться с сотней вещей, которые он не любит и презирает. Возможно, он будет отрицать и само название исследования. Если он это сделает, я не буду испытывать сильного смущения, поскольку я убежден, что самое дикое предположение часто бывает столь же близко к цели, как и наиболее осторожное утверждение, когда мы имеем дело с такими глубокими проблемами. Я не стал бы утверждать, что желаю умножить или поощрить метод случайности в специфической сфере археологии Атлантиды, но я весьма симпатизирую другу Эдисона, который, когда изобретатель ему сказал, что не существует никакого растворителя для мочевой кислоты, вернулся в свою лабораторию, смешал все препараты, содержащие яды, и обнаружил, что одиннадцать из них все-таки растворяют ее!

Это все, что касается метода. Теперь мы должны рассмотреть сам рассказ Платона об Атлантиде и затем сравнить его с другими более поздними классическими аллюзиями о таинственном острове-континенте в Атлантике.

Глава 1
ПИСЬМЕННЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА ПЛАТОНА

Диалоги Платона «Тимей» и «Критий» составляют не только самые полные, но и наиболее важные исторические свидетельства об Атлантиде, которыми мы обладаем. Поскольку доступные переводы тех мест в работах Платона, которые имеют ссылку на Атлантиду, как мне кажется, оставляют желать много лучшего, я тщательно скомпилировал их новую версию, базируясь в «Тимее» на переводах Джоветта («Диалоги Платона») и Р. Д. Арчера Хинда и в «Критии» на переводе Эбби Жолибо («Dissertation sur l'Atlantide») и превосходном французском переводе П. Негри («La question de l'Atlantis de Platon»). Благодаря осторожному сопоставлению этих переводов, я полагаю, составил текст, который будет полезен исследователям проблемы Атлантиды больше, чем любой из существующих ныне переводов на английский. Этот текст следует расценивать не как перевод, а скорее как компиляцию переводов Платона, касающихся Атлантиды. В то же самое время я соблюдал всю должную осторожность, чтобы избежать любого искажения оригинала, который в последующих страницах не предоставлен во всей его полноте, хотя и ни один важный факт мной не опущен.

Работа Платона «Тимей» написана в форме диалога. Сократ, Гермократ, Критий и Тимей собрались для философской беседы, и Сократ напоминает Критию, что он обещал им рассказать историю, которая могла бы быть подходящей «для праздника богини».

Гермократ. Конечно же, Сократ, как сказал наш Тимей, у нас не будет недостатка в усердии, да мы и не нашли бы никакого себе извинения, если бы отказались. Ведь и вчера, едва только мы вошли к Критию, в тот покой для гостей, где и сейчас проводим время, и даже на пути туда, мы рассуждали об этом самом предмете. Критий тогда еще сообщил нам одно сказание, слышанное им в давнее время. Расскажи-ка его теперь и Сократу, чтобы он помог нам решить, соответствует ли оно возложенной на нас задаче или не соответствует.

Критий. Так и надо будет сделать, если согласится Тимей.

Тимей. Конечно, я согласен.

Критий. Послушай же, Сократ, сказание хоть и весьма странное, но, безусловно, правдивое, как засвидетельствовал некогда Солон, мудрейший из семи мудрецов. Он был родственником и большим другом моего прапрадеда Дропида, о чем сам неоднократно упоминает в своих стихотворениях; а Дропид передал это моему деду, Критию, который в свою очередь повторял это нам, – что в Афинах в древности совершались великие и достойные удивления дела, которые были потом забыты по причине бега времени и смены поколений; величайшее из них то, которое сейчас нам будет кстати припомнить, чтобы сразу и отблагодарить тебя, и почтить богиню в ее праздник достойным и правдивым хвалебным гимном.

Сократ. Прекрасно. Однако что же это за подвиг, о котором Критий со слов Солона рассказывал как о замалчиваемом, но действительно совершенном нашим городом?

Критий. Я расскажу то, что слышал как древнее сказание из уст человека, который сам был далеко не молод. Да, в те времена моему деду Критию было около девяноста лет, а мне – около десяти. Мы тогда как раз отмечали «день детей» на празднике Апатурии[1]1
  Апатурия – праздник в честь Дионисия, отмечаемый в октябре, на котором происходила инициация юношества.


[Закрыть], и по установленному обряду для нас, мальчиков, наши отцы раздавали награды за чтение стихов. Много звучало творений разных поэтов, в том числе многие мальчики исполняли стихи Солона, которые в то время были еще новинкой. И вот один из членов фратрии, то ли впрямь по убеждению, то ли думая сделать приятное Критию, заявил, что считает Солона не только мудрейшим из людей, но еще и величайшим поэтом. Старик очень обрадовался и сказал, улыбнувшись: «Да, Аминандр, если бы он еще занимался поэзией не урывками, а всерьез, как другие, и если бы он довершил сказанное, привезенное им сюда из Египта, и не забросил бы по причине неурядиц, с которыми столкнулся по возвращении на родину, то я полагаю, что тогда ни Гесиод, ни Гомер, ни какой-либо иной поэт не мог бы превзойти его своей славой». «А что это было за сказание, Критий?» – спросил Аминандр. «Оно касалось, – ответил дед, – величайшего из деяний, когда-либо совершенных нашим городом, которое заслуживало бы стать и самым известным из всех, но по причине времени и смерти, совершивших его, рассказ о нем до нас не дошел». «Расскажи с самого начала, – попросил Аминандр, – при каких обстоятельствах и от кого слышал Солон то, что рассказывал как истинную правду?» «Есть в Египте, – начал Критий, – у вершины Дельты, где Нил расходится на отдельные потоки, ном, именуемый Саисским; главный город этого нома – Саис, откуда, между прочим, был родом царь Амасис. Покровительница города – некая богиня, которая по-египетски зовется Нейт, а по-эллински, как утверждают местные жители, это Афина: саисяне весьма дружественно расположены к афинянам и притязают на некое родство с ними».

Солон рассказывал, что, когда он в своих странствиях прибыл туда, его приняли с большим почетом; когда же он стал расспрашивать о древних временах самых сведущих среди жрецов, ему пришлось убедиться, что ни сам он, ни вообще кто-либо из эллинов почти ничего об этом не знают. Однажды, вознамерившись перевести разговор на старые предания, он попробовал рассказать им наши мифы о древнейших событиях – о Форонсе, почитаемом за первого человека, о Ниобе и о том, как Девкалион и Пирра пережили потоп; при этом он пытался вывести родословную их потомков, а также исчислить по количеству поколений сроки, истекшие с тех времен. И тогда воскликнул один из жрецов, человек весьма преклонных лет: «Ах, Солон, Солон! Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!» «Почему ты так говоришь?» – спросил Солон. «Все вы юны умом, – ответил жрец, – ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени. Причина же тому вот какая: уже были и еще будут многократные случаи погибели людей, самые страшные из них – из-за огня и воды, но есть среди них и другие, менее значительные. Отсюда и распространенное также у вас сказание о Фаэтоне, который будто бы некогда запряг отцовскую колесницу, но не смог направить ее по отцовскому пути, а потому спалил все на Земле и сам погиб, испепеленный молнией.

Положим, это сказание похоже на миф, но в нем содержится и правда: и в самом деле, тела, вращающиеся по небосводу вокруг Земли, отклоняются от своих путей, и потому время от времени все на Земле гибнет от великого пожара. В такие времена обитатели гор и возвышенных либо сухих мест подвержены более полному истреблению, нежели те, кто живет возле рек или моря; а потому постоянный наш благодетель Нил избавляет нас и от этой беды, разливаясь, но когда же боги, творя над Землей очищение, затопляют ее водами, уцелеть могут волопасы и скотоводы в горах, между тем как обитатели ваших городов оказываются унесенными потоками в море, но в нашей стране вода ни в такое время, ни в какое-либо иное не падает на поля сверху, а, напротив, по природе своей поднимается снизу. По этой причине сохраняющиеся у нас предания древнее всех, хотя и верно, что во всех землях, где тому не препятствует чрезмерный холод или жар, род человеческий неизменно существует в большем или меньшем числе. Какое бы славное или великое деяние или вообще замечательное событие ни произошло, будь то в Афинах, в Египте или в любой другой стране, о которой мы получаем известия, все это с древних времен запечатлевается в записях, которые мы храним в наших храмах; между тем у вас и других прочих народов всякий раз, как только успеет сложиться письменность и все прочее, что необходимо для городской жизни, вновь и вновь в урочное время с небес низвергаются потоки, словно мор, оставляя из всех вас лишь неграмотных и неученых. И вы снова начинаете все сначала, словно только что родились, ничего не зная о том, что совершалось в древние времена в нашей стране или у вас самих[2]2
  Говоря о разрушении древних записей, жрец имеет в виду землетрясения и потопы. Египтяне были защищены от обеих катастроф Нилом и отсутствием дождей – их население постоянно, и их памятники и сочинения не подвержены гибели. Ничего такого, конечно, нельзя сказать о Греции.


[Закрыть].

Взять хотя бы эти ваши родословные, Солон, которые ты только что излагал, ведь они почти ничем не отличаются от детских сказок, так вы прежде всего храните память только об одном потопе, а ведь их было много до этого; более того, вы даже не знаете, что прекраснейший и благороднейший род людей жил некогда в вашей стране. Ты сам и весь твой город происходите от тех немногих, кто остался из этого рода, но вы ничего о нем не ведаете, ибо их потомки на протяжении многих поколений умирали, не оставляя никаких записей и потому как бы безмолвствуя. Между тем, Солон, там, где ныне стоят Афины, задолго до самого большого и разрушительного наводнения существовало государство, было оно первым в военной доблести, и совершенство его законов стояло выше всякого сравнения; предание приписывает ему такие деяния и установления, которые прекраснее всего, что мы когда-либо слыхали». Узнав это, Солон, по собственному его признанию, был поражен и горячо упрашивал жрецов со всей обстоятельностью и по порядку рассказать об этих древних афинских гражданах.

И жрец ответил ему: «О, Солон, я все расскажу ради тебя и вашего государства, но прежде всего ради той богини, что получила в удел, взрастила и воспитала как ваш, так и наш город. Однако Афины она основала на целое тысячелетие раньше, восприняв ваше семя от Геи и Гефеста, а наш – позднее. И дата основания нашего отражена в священных записях, сделанных восемь тысячелетий назад, а для афинян эта исчисляется девятью тысячами лет. Я вкратце расскажу тебе об их законах и величайших подвигах. Позднее, на досуге, мы по порядку рассмотрим, насколько они правдивы. Законы своих предков ты можешь представить себе, сравнивая со здешними: ты найдешь ныне в Египте множество установлений, принятых в те времена у вас, и прежде всего обособленное от всех прочих сословие жрецов, затем сословие ремесленников, где каждый занимается своим ремеслом, ни с кем больше не общаясь, а также сословия пастухов, охотников и земледельцев; и еще воинское сословие, как ты, должно быть, сам заметил, тоже отделенное от прочих, и его членам закон предписывает не заботиться ни о чем, кроме войны.

Добавь к этому, что снаряжены воины щитами и копьями, этим оружием одарила людей богиня, и мы ввели его у себя первыми в Азии[3]3
  Во времена Платона Египет считался частью Азии. В действительности обо всей Африке говорили как о части Азии.


[Закрыть], как вы – первыми в ваших землях.

Что касается умственных занятий, ты и сам видишь, как тщательно наш закон вырабатывал основополагающие принципы – от законов природы до божественных наук и медицины, этого искусства врачевания, добавляя полезное и всем другим наукам. Такой порядок богиня еще раньше ввела и у вас, устроя ваше государство, а начала она с того, что отыскала для вашего рождения такое место, где под действием мягкого климата вы рождались бы разумнейшими на Земле людьми. Будучи покровительницей войны и мудрости, богиня избрала такой край, который обещал порождать людей, похожих на нее саму, и там она вас и расселила. И вы стали жить там по тем законам, о которых я говорил, и даже еще лучше, и превосходили всех людей добродетелью. Из великих деяний вашего государства немало таких, которые известны по нашим записям и служат предметом восхищения; однако среди них есть одно, которое превышает величием и доблестью все остальные. Ведь согласно нашим записям государство ваше положило предел дерзости несметных воинов, отправлявшихся на завоевание всей Европы и Азии, державших путь от Атлантического океана.

Ведь в те времена через это море можно было переправиться, ибо за проливом, который называется на вашем языке Геракловыми столпами, еще находился остров. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию[4]4
  Платон имеет в виду, конечно, Северную Африку и Малую Азию.


[Закрыть], вместе взятые, и с него тогдашним путешественникам легко было перебраться на другие острова, а с островов – на весь противолежащий материк, замыкающий то море, что и впрямь заслуживает такое название. Ведь море по эту сторону упомянутого пролива – всего лишь залив с узким входом, тогда как по ту сторону пролива простирается море в собственном смысле слова, равно как и окружающая его земля воистину и вполне справедливо может быть названа материком. На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, и возникло удивительное по величине и могуществу царство, чья власть простиралась не только на весь этот остров, но и на многие другие острова, а также на часть материка, а сверх того восточнее пролива они правили Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Этрурии. И вот вся эта сплоченная мощь была брошена на то, чтобы одним ударом ввергнуть в рабство и ваши и наши земли и все вообще страны по эту сторону пролива. Именно тогда, Солон, государство ваше явило всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы: превосходя всех твердостью духа и опытностью в военном деле, оно сначала встало во главе эллинов, потом, когда союзники отошли, боролось в одиночестве и, терпя страшные неудачи, все же одолело завоевателей и торжествовало над ними.

Тех, кто еще не был порабощен, оно спасло от угрозы рабства; всех же остальных, обитавших по эту сторону Геракловых столпов, оно великодушно сделало свободными. Но позднее, когда пришел срок невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину. После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров». Ну вот я и пересказал тебе, Сократ, как возможно короче то, что передавал со слов Солона старик Критий. Когда ты вчера говорил о твоем государстве и его гражданах, мне вспомнился этот рассказ, и я с удивлением заметил, как многие твои слова по какой-то поразительной случайности совпадают со словами Солона.

Но тогда мне не хотелось ничего говорить, ибо по прошествии столь долгого времени я недостаточно помнил содержание рассказа; поэтому я решил, что мне не следует говорить до тех пор, пока я не припомню всего с должной обстоятельностью. И вот почему я так охотно принял на себя те обязанности, которые ты вчера мне предложил: мне представилось, что если в таком деле важнее всего положить в основу речи согласный с нашим замыслом предмет, то нам беспокоиться не о чем. Как уже заметил Гермократ, вчера, едва уйдя отсюда, я в беседе с ним сразу же начал припоминать суть дела, а потом, оставшись один, восстанавливал в памяти подробности всю ночь напролет и вспомнил почти все.

Справедливо изречение, что заученное в детстве куда как хорошо держится в памяти. Я совсем не уверен, что мне удалось бы полностью вспомнить то, что я слышал вчера; но вот если из этого рассказа, слышанного мною давным-давно, от меня хоть что-то ускользнет, я буду удивлен. Ведь в свое время я выслушивал все это с таким истинно мальчишеским удовольствием, а старик так охотно отвечал на мои всегдашние расспросы и все разъяснял, что рассказ неизгладимо запечатлелся в моей памяти, словно выжженная огнем по воску картина, которую нельзя стереть. А сегодня рано поутру я поделился рассказом вот с ними, чтобы им тоже, как и мне, было о чем поговорить. Итак, чтобы наконец-то дойти до сути дела, я согласен, Сократ, повторить мое повествование уже не в сокращенном виде, но со всеми подробностями, с которыми я сам его слышал. Граждан и государство, что были тобою вчера нам представлены как в некоем мифе, мы перенесем в действительность и будем исходить из того, что твое государство и есть вот эта наша родина, а граждане, о которых ты размышлял, суть вправду жившие наши предки из рассказов жреца.

Соответствие будет полное, и мы не погрешим против истины, утверждая, что в те-то времена они и жили. И, поделив между собой обязанности, мы попытаемся сообща должным образом справиться с той задачей, что ты нам поставил. Остается только решить, Сократ, по сердцу ли тебе такой предмет, или вместо него нужно искать какой-либо иной.

Сократ. Да что ты, Критий, какой же предмет мы могли бы предпочесть этому? Ведь он как нельзя лучше подходит к священнодействиям в честь богини, ибо сродни ей самой; притом важно, что мы имеем дело не с вымышленным мифом, но с правдивым сказанием. Если мы его отвергнем, где и как найдем мы что-нибудь лучше? Это невозможно. Так в добрый час! Начинайте, а я в отплату за мои вчерашние речи буду молча вас слушать[5]5
  Критий хочет сказать, что он был поражен, насколько описание идеального государства у Сократа походит на Афины, изображенные в истории Солона. Таким образом он попытался вспомнить все обстоятельства этой истории в надежде, что это поможет Сократу в его примере воображаемого Содружества наций. После этого Критий переходит к изложению устройства Вселенной в сравнении с созданиями человечества.


[Закрыть].

На этом мы распрощаемся с Тимеем.

Следующая работа Платона, в которой упоминается Атлантида, – его диалог «Критий», представляющий собой рассказ этого самого Крития об условиях жизни в Атлантиде, пересказанный его прапрадеду Дропиду Солоном[6]6
  На самом деле это является расширенным вариантом рассказа Крития об Атлантиде в «Тимее».


[Закрыть]. За девять тысяч лет до времен Солона, или приблизительно в 9600 году до н. э., произошла война между народами в пределах Геракловых столпов и вне них. Афины возглавили восточные народы, цари острова Атлантида повели за собой западные. Атлантида была островом по площади больше, чем Азия (Малая Азия) и Ливия (Северная Африка), вместе взятые, но она была поглощена сотрясением земли, и ее расположение отмечено ныне опасными плывунами, которые делают море в этой области несудоходным.

В эту древнюю пору Афины владели бескрайними землями, их поля были плодородны, а жители многочисленны. Что же касается жителей Атлантиды, Критий объясняет своим слушателям, что он должен перевести имена их героев на греческий язык. Солон, который написал их историю в стихах, обнаружил, что жрецы Саиса уже придали этим именам египетское звучание. Так что он мог позволить себе подобную же свободу, при сохранении значения их имен. У его предка этот рассказ был записан в письменной форме, но ему, Критию, приходилось полагаться на собственную память, повествуя о том, что он слышал в детстве и что произвело на него глубокое впечатление.

Боги разделили всю землю на владения – одни побольше, другие поменьше. Так и Посейдон, или Нептун, получил в удел остров Атлантида и населил ее своими детьми, зачатыми от смертной женщины. На острове этом не было гористых берегов, от моря и до середины его простиралась равнина – по преданию, красивее всех прочих равнин и весьма плодородная, а опять-таки в середине этой равнины, примерно в пятидесяти стадиях от моря, стояла невысокая гора. На этой горе жил один из мужей, в самом начале произведенных там на свет землею, по имени Евенор, и с ним жена Левкиппа, от которой у него была дочь по имени Клейто. После смерти родителей Посейдон совратил эту девушку и укрепил холм, на котором она обитала, огородив его попеременно насыпями и рвами. Насыпей было две, рвов – три, они были заполнены морской водой и расположены на равном расстоянии друг от друга, что делало гору неприступной, ибо кораблей и судоходства тогда еще не было. Посейдон также сотворил на острове два родника – один горячий, другой холодный, – отчего земля стала плодороднее. Там бог произвел на свет пять пар близнецов мужского пола. Он взрастил их и поделил весь остров Атлантида на десять частей, причем тому из старшей четы, кто родился первым, он отдал дом матери и окрестные владения, как наибольшую и наилучшую долю, а остальным сыновьям дал землю в других частях Атлантиды и наделил властью над разными народами. Имена же всем он нарек вот какие: старшему и царю он дал то имя, по которому названы и остров, и море, что именуется Атлантическим, ибо имя того, кто первым получил тогда царство, было Атлас. Близнецу, родившемуся сразу после него и получившему в удел крайние земли острова со стороны Геракловых столпов вплоть до нынешней страны гадиритов, называемой по тому уделу, было дано имя, которое можно было бы передать по-эллински как Эвмел, а на туземном наречии – как Гадир. Из второй пары близнецов он одного назвал Амфиром, а другого Эвемоном, из третьей пары – старшего Мнесеем, а младшего Автохтоном, далее – Эласипп и Местор, Азаэс и Диапреп. Все они в течение многих столетий благополучно правили на острове, создав посреди океана сильную державу и распространив свою власть на многие другие земли вплоть до Египта и Тиррении.

Род Атласа долгие века бессменно господствовал на острове. Старейший всегда был царем и передавал корону старшему из своих сыновей, из поколения в поколение сохраняя власть в роду. Они скопили такие богатства, каких никогда не было ни у одной царской династии в прошлом и едва ли будут когда-нибудь еще, ибо в их распоряжении было все необходимое, приготовляемое как в городе, так и по всей стране. Многое ввозили они из подвластных стран, но большую часть потребного для жизни давал сам остров – прежде всего любые виды камня и минералов, и в их числе так называемый орихалк (горная медь), минерал по ценности своей уступавший тогда только золоту. Лес, имевшийся на острове в изобилии, поставлял все, что нужно для работы строителям, а равно и для прокормления домашних и диких животных и даже слонов, которых на острове водилось великое множество, – всем вдоволь хватало корму на болотах, озерах и реках, на горах или равнинах. Земля одаривала богатством: кореньями, травами, древесиной, смолами, цветами, плодами, сладким виноградом, зерном и овощами. Кроны деревьев укрывали от палящих лучей солнца счастливый народ; фрукты утоляли голод и жажду, а один особенный фрукт с твердой кожурой давал и мякоть, и сок, и масло. Одним словом, на этом острове, которому суждено было так несчастливо исчезнуть, имелось все, чтобы насытить и тело, и дух да еще и умаслить своими приношениями богов. Пользуясь этими дарами земли, жители Атлантиды отстроили святилища и дворцы, перебросили мосты через водные кольца, трижды опоясавшие древнюю столицу, а еще они построили мост от дворца к морю. Принимая дворец в наследство, каждый царь все более расширял и украшал его, силясь превзойти предшественника, пока в конце концов не было создано поразительное по величине и красоте сооружение. От моря они провели канал в 300 футов шириной и 100 футов глубиной и около 60 миль в длину. Этот канал был судоходен, и на нем выстроили гавань для больших судов. Вблизи мостов они прорыли каналы такой ширины, чтобы от одного водного кольца к другому могла пройти одна триера или трехпалубная галера: высота мостов над поверхностью моря была достаточной для этих простых судов. Самое большое по окружности водное кольцо, непосредственно соединявшееся морем, было 1800 шириной, следующее за ним – 1200 футов, а третье, вплотную окружавшее остров, – 600 футов. Этот остров, на котором стоял дворец, имел пять стадиев, или 1000 ярдов в диаметре; остров, а также окружающие его земляные кольца были окружены каменными стенами, и на мостах у проходов к морю всюду поставили башни и ворота. Ширина моста у главных ворот составляла около 100 футов. Черный и красный камень для колонн они добывали в каменоломнях острова. На стенах, охватывающих внешнюю зону, было легкое медное покрытие, а внутреннюю стену покрывали пластины олова, стены же самой цитадели были покрыты орихалком. Внутри обиталище царей было устроено следующим образом. В самом средоточии сверкало золотом недоступное святилище Клейто и Посейдона – здесь потомки первых жителей Атлантиды каждый год приносили свои жертвы богам. Храм Посейдона имел 600 футов в длину, пропорциональную этой длине высоту и площадь в три акра. Вся внешняя поверхность храма была выложена серебром, акротерии же сверкали золотом; внутри приковывал взгляд потолок из слоновой кости, изукрашенный золотом, серебром и орихалком, а стены и полы сплошь были выложены орихалком. Стояли там и изваяния из чистого золота: сам Посейдон на колеснице, запряженной шестью крылатыми конями, вокруг него 100 нереид на дельфинах, а также и много других статуй, изобразивших принцев и принцесс царского рода и жертвенные подарки царей и населения империи. Жертвенный алтарь по величине и отделке был соразмерен этому богатству; равным образом и царский дворец находился в надлежащей соразмерности, как с величием державы, так и с убранством святилищ. В различных частях города били горячие источники и фонтаны, которые давали воду в изобилии. Были построены большие купальни, открытые и под крышей, а еще горячие купальни на зиму, причем отдельно для царей, отдельно для женщин и даже для коней и прочих домашних животных. Каждая купальня соответствовала положению тех, для кого она была сооружена. В каждой городской зоне были множество святилищ различных богов, бесчисленные сады и гимнасии. Посредине центрального острова был устроен ипподром диаметром 600 футов. По обе стороны его располагались помещения для многочисленных царских сановников и стражников. Царские стражники размещались ближе к дворцу, вокруг горы, на которой он стоял, а самым надежным были поручены помещения внутри дворца, рядом с покоями царевичей. Верфи были заполнены триерами и всеми необходимыми для плавания снастями.