Текст книги "Декаданс"

Автор книги: Людмила Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Эта работа со временем очень затянула девушку. Конечно, в ней не было той ауры старины и таинственности, как в печатных техниках, но ей нравился процесс очистки и шпаклевки материала, нанесения фоновых цветов, рисования мелких деталей, инкрустации и смазывания блестками. Лакировать Полина тоже умела, но в этом ей частенько помогал Игорь Евсин.

У него самого было маленькое помещение для цифровой и ручной печати фотографий с необычным эффектом царапинок, потертостей, пылинок и прочих оживляющих деталей. Также он отвечал за фоторепортажи с мероприятий и размещение их на страницах арт-пространства в соцсетях.

С Полиной мастерскую делили Катя и Яся, когда не были заняты по административным обязанностям. Еще пару помещений Инга арендовала для вышивок, варки декоративного мыла, литья свечек. Из этих аксессуаров формировались подарочные наборы с какой-нибудь символикой – их охотно покупали туристы, а порой поступали и заказы от города или солидных частных лиц.

Сегодняшний день, 8 июня, был Днем соцработника, к тому же круглая дата с момента учреждения. Государство не выделяло этот праздник и не особенно баловало тех, кому полагалась данная честь, поэтому энтузиасты вроде Инги брали это на себя.

Члены арт-пространства поехали в психоневрологический интернат в Зеленогорске, где уже бывали с выездными мастер-классами. Конечно, другие творческие люди Петербурга тоже не обделяли его вниманием, наряду с детскими домами или онкологическими больницами, но предприятие Инги Жарицкой работало под девизом родства между художниками и душевнобольными, что привлекало внимание прессы, интернет-сообществ и известных в городе гуманистов. И соответственно, приносило определенную выгоду.

Художники привезли подарки для работников реабилитационного отделения, выступили с мастер-классом по лепке, коллажу, лоскутному шитью и другим незамысловатым техникам, а также прочли несколько поздравительных лекций. После этого Инга сообщила своей команде, что навела справки о наиболее одаренных пациентах, которых можно задействовать для будущих выставок и перфомансов.

– А перфомансы-то зачем? – с недоумением спросил Алик, – Ну ладно они будут рисовать да лепить, а мы это у себя экспонируем и продадим – в пользу больницы, ясное дело. Но к чему их тащить в публичные места? Что им там делать? Кривляться и на руках ходить, как в стародавних «цирках уродов»?

– Алик, да что ты болтаешь? – раздраженно отмахнулась Инга, – Опять не в духе? По-твоему, мы им одолжение делаем, что позволяем в бирюльки поиграться, а за пределы заведения – ни-ни?

– Так это не по-моему, Инга, это так и есть. Но даже умственно нормальный человек редко бывает благодарным, а ненормальный вообще не понимает, что ему, так сказать, причинили добро, вот и подумай об этом.

– Слушай, твоя ирония, конечно, артистична, но неуместна и непонятна. Это такие же люди, и они не меньше любого из нас заслуживают права быть в публичных местах. Или ты забыл, сколько раз инвалидов не пускали туда, где «отдыхает приличная публика»? Я просто хочу подать так называемым здоровым людям человеческий пример! Истинно здоровое общество воспитывается именно в отношении к тем, кто обделен.

– А ты, воспитательница наша, не вали в одну кучу теплое с мягким, – отозвался Алик, – Одно дело когда в ресторан не пускают инвалида-колясочника с ясным рассудком, тут я сам готов заступиться. А какой-нибудь олигофрен в ресторане может захотеть поиграть с вилочками, ножичками и бутылочками. Тебе не кажется, что разрешать ему это чуть-чуть неосмотрительно?

– Вообще-то Алик прав, – вдруг заметил Игорь, – Я тоже считаю, что эти перфомансы нам совсем ни к чему. А если уж очень хочется, то любой студент за символическую сумму сможет изобразить безумного так, что от зрителей отбоя не будет.

Инга поморщилась, не скрывая раздражения:

– Что вас потянуло умничать, ребята? Вот что ты начал, Алик? Ты же не медик и даже не знаток-любитель, чтобы разбираться в таких вещах!

– Ну да, я скорее пациент. Будущий, – мрачно усмехнулся парень, и тут всем присутствующим стало совсем не по себе.

Тут девушка перекинула сумочку через плечо, развернулась и быстро пошла к стойке администрации, бросив на ходу:

– Задолбал уже! Когда тебе охота выпить, с тобой вообще невозможно разговаривать! Ведешь себя как баба с ПМС…

Ребята заметно смутились. Игорь ободряюще потрепал Алика по плечу и отвел его в сторону, а девчонки сгруппировались у выхода.

– Да, дела, – пробормотала Катя, – Поедем отсюда, посидим в кафе на станции? Инге все равно будет не до нас.

У Полины было скверно на душе и она бы предпочла отправиться домой, но поскольку Яся охотно согласилась, то и ей стало неловко возражать. К тому же, по дороге Катя сказала, что есть и приятные новости.

– Нехорошо получилось, что и говорить, – вздохнула та, – Видно, Алик все-таки успел перехватить чего-нибудь крепкого. Пятница же…

Затем, уже в кафе, Катя поведала с таинственным видом:

– Знаете, девочки, на днях я от Инги слышала, что она собирается организовать для нас творческий тур за границей. А вот где именно – молчит, хочет сделать сюрприз.

– А с нас что-то причитается? – спросила Яся.

– Как я поняла, платить нам ничего не надо, а вот поработать придется, – сказала Катя, – Ну, пейзажи с натуры, зарисовки городской жизни, фотоэтюды… Инга говорит, что в июле предстоит большой фестиваль на тему путешествий и межкультурного общения, и там, мол, все это окупится.

– И где мы будем жить? – поинтересовалась Полина.

– Инга забронирует места в гостинице, конечно. Никаких больше молодежных лагерей, не волнуйся! – улыбнулась Катя, – А что, Поля, у тебя дежа вю? Ты все еще от той поездки не отошла?

Здесь стоит заметить, что Катя, отчасти против воли Полины, оказалась в курсе ее чувств к Алику еще когда они студентами ездили на практику. Она была наблюдательной девушкой, они вместе с Полиной и Ясей жили в комнате и ели в столовой, и понемногу о чем-то Катя догадалась сама, а остальное Полина выложила ей в порыве отчаяния. Катя невозмутимо заверила ее, что это всего лишь детская болезнь, а они проходят сами, когда «физиология свое берет».

Тогда Полина, обычно тихая и бесстрастная, почему-то рассердилась и ответила:

– Знаешь, Катя, если парни на меня смотрят как на пустое место, то физиология может хоть наизнанку вывернуться, толку не будет!

– Да ладно, будь проще, и люди к тебе потянутся, Поль, и парни в том числе, – безмятежно ответила Катя, – А если будешь носиться с несчастной любовью, у тебя точно в личной жизни ничего не получится!

Правда, гнев Полины все-таки возымел какое-то действие, поскольку на следующий день Катя подошла к ней и сказала с неожиданной робкой задумчивостью:

– Слушай, Поля, я тебе, похоже, вчера лишнего наболтала. Ну ты не обижайся, я же сама знаю, что у меня не язык, а помело! Мир, ладно?

Разумеется, Полина не хотела ссориться, и они полюбовно закрыли эту тему до самого окончания учебы. Катя знала, что у сокурсницы ничего не менялось в личном плане, но об Алике никогда больше не заговаривала.

И вот назревало нечто похожее, хотя Полина почему-то чувствовала себя иначе, чем тогда. У нее не то чтобы появились какие-то надежды на Алика, но его связь с Ингой уже не казалась такой незыблемой. Порой девушке казалось, что отношения Алика и Инги держатся именно на конфликтах, вечном напряжении и даже его дурном пристрастии, будто они взаимно подпитываются каким-то нездоровым вдохновением. Вроде бы они нуждались друг в друге, но не как любящие парень и девушка, а как противоречивые творческие натуры, тянущиеся к саморазрушению. А простые, понятные, обывательские радости вроде общего дома, свадьбы и воспитания детей никак не вязались с их союзом.

Зато Полина искренне мечтала именно о такой радости, и порой ей казалось, что мыли Алика созвучны с этим. Поэтому она все чаще думала, что работа у Инги может привести ее к чему-то очень важному и судьбоносному. Вдруг она угодила в этот переплет по некой потусторонней воле? И у нее есть еще шанс оказаться в жизни Алика кем-то иным, нежели безмолвным и страдающим наблюдателем?

3.

В понедельник Алик появился на работе бледным и хмурым, из чего Полина сделала вывод, что выходные для него прошли неспокойно. Отметившись в журнале, парень вдруг подошел к ней и заговорил вполголоса, будто желал поведать о чем-то секретном:

– Представляешь, Поля, – сказал он, – Инга таки взялась обрабатывать пациентов из психбольницы, даже с юристами успела поговорить. Она во что бы то ни стало хочет выпустить к осени целый музыкально-поэтический перфоманс, на тему безумия в искусстве и в быту. Ну ты же знаешь, как у нас проходят эти перфомансы, – какофония вместо музыки, конвульсии вместо танцев и кляксы вместо декораций. Пока смотришь, сам с ума сойдешь! Ё-мое, стоило ли ради этого на художника учиться…

– Кстати, ты мне никогда не говорил, чем мечтаешь заниматься, – вдруг осенило Полину, – Тебе нравилась книжная графика?

– Да не то что бы, – признался Алик, – Вообще-то я декоратором-сценографом хотел стать, но родители настояли на кафедре графики: мол, театральное искусство все равно на последнем издыхании, а с навыками компьютерного дизайна нигде не пропадешь, да и бумаги на наш век хватит. Вон дамские романы в мягких обложках выходят вагонами, и на каждой намалеваны цветочки, птички, пироженки… Так что, Поль, имей это в виду, если надоест под крылом у Инги работать.

Он усмехнулся, впрочем весьма добродушно.

– Ладно, что было то прошло, – заговорил Алик после паузы, – Я что хотел сказать: скоро как раз приедут те, кого Инга выбрала для своего «кастинга». Не одни, конечно, с опекунами и представителями интерната. Те клянутся и божатся, что пациенты безобидные, ни разу мухи не обидели, но мне это все равно не нравится. В общем, я просто предупреждаю, чтобы ты не удивлялась, когда они явятся.

– А ты этих пациентов уже видел?

– Ну да, Инга мне еще там, в Зеленогорске, сказала. Несколько девчонок, они вроде и вправду мирные, да и слабенькие на вид. И еще один мужик, я даже не понял, сколько ему лет. Рослый такой, жилистый, и очень сильный, хотя с виду и не скажешь. Думаю, он одной рукой такой вес вытянет, какого я и двумя не подниму.

При этих словах Алик даже нервно дернулся. Впрочем, тут подошли Катя с Ясминой и он вкратце передал им то же самое. Когда люди из интерната приехали, Полина вместе с другими девушками предпочла скрыться в мастерской и разглядела их только мельком. Они полностью соответствовали описанию Алика, и если у трех молоденьких девушек не было никакого болезненного налета, кроме сильной застенчивости, то парень показался Полине угрюмым и злым. Но по словам Инги, все пациенты страдали разной степенью аутизма и не были замечены ни в каких нарушениях порядка. Две девушки были дочерьми каких-то маргиналок, которые бросили их еще в роддоме, а остальных в спецучреждение отправили семьи, когда психические нарушения стали ярко проявляться.

Вечером того же дня Инга собрала всех ребят и объявила о предстоящем туре. Выяснилось, что они полетят в Мексику и даже заедут отдохнуть на побережье, в знаменитый Канкун.

Когда Полина вернулась домой, Арина Юрьевна как раз накладывала на большое блюдо оладьи на ряженке (это был один из немногих подвластных ей рецептов). На столе, накрытом красивой, хоть и потертой скатертью, стоял старенький керамический чайник переливчатого темно-синего цвета.

– Что это сегодня ты какая-то странная, Поля? Вроде бы глаза у тебя просияли, а то ходишь последнее время словно неприкаянная… – спросила мать.

– Так это же здорово! Что тут странного? – тут же откликнулся Денис Ильич, – А и правда, дочка, что там у тебя нового? Неужто на работе повысили?

– Да какое там, – отмахнулась девушка, грустно улыбнувшись, – Придется вам некоторое время поскучать: я с ребятами еду за границу, на пару недель. Будем там рисовать, духовно обогащаться, ну и прочее…

Арина Юрьевна присела напротив дочери и внимательно посмотрела на нее.

– И Алик тоже там будет?

– А как же, – ответила Полина безэмоционально, – Он же остается одной из ключевых фигур арт-пространства.

Мать вздохнула – история с этим парнем ей давно была известна, и хотя она видела Алика только один раз, когда Полина пригласила ребят на свой день рождения, он всегда вызывал у нее какую-то настороженность.

– Поэтому ты так оживилась?

– Да с чего ты взяла? – неохотно сказала дочь, – Успокойся, мама, я давно знаю, что мне ничего с ним не светит, и у меня не снесет крышу от того, что мы несколько дней побудем рядом.

Арина Юрьевна потрепала Полину по плечу и сказала:

– Может, было бы лучше, если бы ты чуточку больше верила в себя и пыталась бороться за свое счастье? А не ела себя изнутри и думала, что для всех так будет лучше.

– Откуда ты знаешь? – спросила Полина, пристально взглянув на мать.

– Глупая ты, Поля, – улыбнулась та, – Еще бы я этого не знала! И я вижу, что в последнее время у тебя появились какие-то проблески надежды. Но вот хорошо это или плохо… Прости, но по-моему, ты уже упустила то время, когда были какие-то шансы, когда стоило показать Алику, что он тебе нужен. А теперь он начнет строить свою жизнь дальше, а ты можешь так и увязнуть в тоске и мечтаниях.

– Ты это всерьез? – удивилась Полина, – По-твоему, у меня имелись шансы? И Алика когда-нибудь волновало, нужен он мне или нет?

– Я не могу утверждать в точности, но почему нет? Ты замечательная девушка, красивая, одаренная, у вас общие увлечения, так что же, Алик не мог тобой заинтересоваться? Но ты никогда и не пыталась это узнать, и намекнуть ему, что он тоже тебе интересен. Ясно, что он остался с той, которая отчетливо дала это понять.

– Мама, все намного проще, – мрачно вздохнула Полина, – Он остался с той, которая интересна ему, причем по очень прозаическим причинам! Если мужчину не тянет к женщине, то стараться бесполезно.

– Так что же ты сейчас делаешь рядом с ним? – спросила мать.

– Я просто живу, – сухо ответила девушка, – И не могу оглядываться на всех, кто рядом. В конце концов, путешествовать можно ради моря, солнца и рисования, вне каких-то сторонних мотивов. Странно, что тебе не приходит в голову такая простая мысль!

Арина Юрьевна промолчала и только деликатно поцеловала дочь в щеку. Возвращаться к этому разговору не хотелось им обеим.

Спустя две недели коллектив отправился в поездку. Поскольку Инга избегала откровенно смешивать личную жизнь с работой, то в гостинице поселилась в номере с Катей, Алик – с Игорем, а Полина, соответственно, с Ясей. Во время художественной практики парни также держались особняком от девушек, но в поездках по экстремальным маршрутам и на пляже все были, разумеется, вместе. У Полины была возможность наблюдать за Аликом, слушать его простоватые и мирные шутки (все это время он в ее присутствии не прикасался к спиртному и был в хорошем, ровном настроении), и ни о чем другом она пока не задумывалась. Правда, она отметила, что Игорь, в отличие от Алика, стал еще более отстраненным и молчаливым, чем прежде, редко включался в общую болтовню и с неудовольствием отзывался на кокетство Кати, которая заигрывала почти со всеми парнями, попавшими в поле ее зрения.

Самой Полине было немного скучно по вечерам. У Кати и Ясмины к том моменту как раз намечались перемены в личной жизни, о которых они с удовольствием судачили между собой и с Ингой. Полина изредка присутствовала при этих беседах, но почти в них не вступала, и беззаботность коллег только травила ей душу, напоминая о какой-то иной, недоступной жизни, полной приключений, надежд и страстей. И ведь не было в ней никаких изъянов, кроме этой больной привязанности к Алику. Так почему же ей, симпатичной и незаурядной девушке, никак не удается вытеснить из сознания этот образ?

Однажды ранним утром, пока соседка еще спала, Полина осторожно выглянула на балкон, чтобы полюбоваться первыми лучами южного солнца. Отель состоял из нескольких небольших корпусов, и она уже знала, за какими окнами обитают коллеги. На балконе напротив Полина неожиданно увидела Алика. Тот весело улыбнулся и помахал ей рукой.

– Привет! Рассвет встречаешь? – спросил парень.

Полина смущенно кивнула, почувствовав, что к щекам прилила кровь. Догадавшись, что ей неудобно говорить, Алик добавил:

– А давай спустимся вниз, погуляем до завтрака. Хочешь?

Это предложение удивило и в то же время очень обрадовало девушку. Она поспешно накинула легкий палантин поверх пестрого индийского сарафана, застегнула сандалии и спустилась в маленькое фойе.

Алик уже ждал ее там, одетый в белую футболку, льняные брюки ванильного оттенка и серые кеды. На плече у него висела мягкая черная сумка-мешок, в которой он обычно носил блокнот для зарисовок, карандаши и планшет. Еще с учебы Алик любил фиксировать мимолетные уличные сценки и сборища – торговцев, рыбаков, рабочих, молодоженов с гостями, семьи, гуляющие по парку или греющиеся на солнце.

– Ну с добрым утром, – сказал он, – Я заметил, что тут полно всяких прелестных закоулков, куда туристы нечасто заглядывают. Компанией там ходить неудобно: ничего толком не разглядишь и не прочувствуешь. А вот вдвоем в самый раз.

Полина замялась и после неловкой паузы спросила:

– А Инга где?

– Да где ей быть? – спокойно ответил Алик, – До завтрака она всегда загорать ходит, пока не сильно печет, а потом у нее дела. Просто так побродить по улицам ее фиг вытащишь.

Пожав плечами, Полина сказала:

– Ладно, с удовольствием присоединюсь. Показывай, что ты там заприметил!

Они бродили по городу не менее двух часов, рассматривая полуосыпавшиеся фрески на домах, заросли диковинных растений и сморщенные змеиные шкурки, попадающиеся вдоль дорог. Тут и там беспрестанно звенели и стрекотали какие-то загадочные насекомые. Солнце тем временем все отчетливее заявляло о себе, и Алик сказал:

– Знаешь что? У меня есть предложение не торопиться в гостиницу к завтраку, а посидеть в каком-нибудь укромном местечке. Не люблю я всю эту столовскую суету, что дома, что за границей, – только и думай, как за подносом успеть. То ли дело …

Он показал в сторону небольшого кафе в тени эвкалипта. Через распахнутую дверь были видны светлые шторы, приземистые деревянные столики под винтажными скатертями, вазочки с цветами и красочные репродукции на стенах. Снаружи чувствовался аппетитный домашний запах свежей выпечки.

– Ну давай, – неожиданно для себя самой согласилась Полина, хотя на мгновение ее укололо какое-то странное чувство неудобства.

Алик галантным жестом пригласил ее внутрь и они устроились за столиком у окна, заказав большую порцию рогаликов из жареного теста. Полина взяла себе чаю с корицей, а Алик рискнул попробовать горячий шоколад по местному рецепту, с острым перцем.

Пока они ели, девушка вдруг с тревогой подумала об оплате. Они не догадались обсудить этот момент заранее и теперь она не могла рассудить, корректно ли брать деньги у чужого жениха.

– Что-то не так? – спросил Алик, заметив, что ее улыбка слегка потускнела.

– Я… кажется, я забыла кошелек в номере, – наконец проговорила Полина неловко, не решившись спросить напрямую.

– Ты шутишь, Поля? Я вообще-то тебя пригласил, значит, я и буду платить, – возразил молодой человек, – Этикет касается даже убежденных феминисток, хотя ты к ним вроде бы и не относишься.

– Ну да, не отношусь, – спокойно призналась Полина, – Мне на самом деле нравятся красивые традиции, но я все-таки стесняюсь их использовать. Ведь если бы я тебя пригласила, ты бы тоже настоял, что заплатишь, просто на том основании, что ты мужчина?

– Настоял бы, конечно, – подтвердил Алик, – Ну что делать, Поля, все хотят выглядеть красиво, сколько нам про это на лекциях рассказывали… Девушки наряжаются, делают макияж, наводят уют вокруг, готовят какие-нибудь экзотические блюда, чтобы заинтересовать молодых людей. А парень в первую очередь стремится показать свою финансовую состоятельность. Выглядеть красиво, разумеется, нормальный парень тоже хочет, но и это для него в первую очередь средство дорого себя подать.

– А ты стремишься меня заинтересовать? – вдруг спросила Полина, – По-моему, тебе это уже по статусу не полагается, не сочти за нравоучение.

Алик не сразу ответил. Было заметно, что он воспринял ее вопрос очень серьезно, хотя по выражению лица Полина не могла уловить его реакцию.

– Не знаю, Полина, что значит «не полагается», – наконец ответил он, – Желание нравиться – это постоянная величина, она не умирает от того, что человек вступает в постоянные отношения или женится. Ты уж извини, что я так растекаюсь мыслию по древу, или как там это правильно произносится… Но ты ведь наверняка знаешь, что когда дело идет к браку, то многие как раз перестают себя утруждать и считают, мол, «и так сойдет». На этом многие обожглись, потому что подсознательно все ищут и красоты, и щедрости, и галантности.

– Обожглись? Ты имеешь в виду измены? – отозвалась Полина, – Мне сложно судить, я про все это знаю только понаслышке. У меня и молодых людей-то не было…

Девушке стало совсем не по себе: прежде она и не думала поделиться с Аликом такими интимными и, на ее взгляд, унизительными вещами. Но как ни странно, он не выказал никаких признаков недоумения, жалости или насмешки.

– Правда? – спросил он после паузы с неопределенной интонацией.

– Ну да, – подтвердила девушка, – А по-твоему, это плохо, или наоборот, похвально?

– Да ни то, ни другое, – сказал Алик, безмятежно улыбнувшись, – С какой стати мне об этом судить? Я же не знаю, с чем это связано – с твоими убеждениями или просто не сложилось, и что ты сама от этого чувствуешь. А хоть бы и знал, никогда бы не позволил себе об этом дискутировать, потому что это твоя жизнь.

Почему-то от этих слов Полина ощутила какое-то облегчение и даже, набравшись смелости, поинтересовалась:

– А почему ты заговорил о том, что бывает, когда дело идет к браку? Что, у тебя уже все настолько серьезно?

– Насчет серьезности не знаю, – признался Алик, ничуть не обидевшись на ее любопытство, – Инга, слава богу, не беременна, деньги ее мне не нужны, а что еще назвать серьезным… Ну, привычка если только. Это же тоже страшная вещь, Поля, хотя и не оправдание собственной глупости и лени.

– Ты хочешь сказать, что встречаешься с ней по глупости? – тихо спросила девушка.

– Поля, я не могу сказать ничего другого, потому что наговаривать на нее было бы с моей стороны свинством. Надо самому отвечать за себя, хотя бы перед тобой, – сказал Алик уже более решительно.

Полина снова почувствовала, как лицо залилось жаром, и руки, которые она сложила на коленях под столом, слегка подрагивали. Как она ни пыталась рассуждать бесстрастно и рационально, ее не оставляла пьянящая мысль, что Алик не случайно сказал именно «отвечать перед тобой». Неужели это означало, что ее мнение для него почему-то особенно ценно, что ей он способен открыть нечто скрытое от толпы, родных, друзей и даже невесты? Или она, как незрелая девчонка, по-прежнему воспринимает любой его взгляд, обращение и доброе слово как нечто особенное?

– Извини, – сказала она, робко улыбаясь.

Алик с искренним веселым удивлением, которое она редко замечала за ним в последнее время, потрепал ее по открытому плечу и ответил:

– Да за что, Полиночка? Спасибо тебе, что составила компанию, что так доверительно поговорили. Мне такое удовольствие выпадает нечасто. И ты же не сказала ничего обидного. Надеюсь, что и я тебя ничем не задел?

Полина успокоилась и повеселела, и парень предложил ей возвратиться в отель, откуда вскоре предстояло идти на пленэр. По дороге он мимоходом положил ей руку на плечо, всего на секунду, но ее жгло изнутри весь день, как в раннюю пору влюбленности.

Ночью она тоже не могла уснуть, зарывшись лицом в подушку и без конца размышляя, пытаясь собрать все услышанное в какую-то более-менее внятную картину. Будто все, что казалось безнадежно утраченным в холодном и задумчивом Питере, приобрело под южным солнцем сказочный оттенок беззаботности и веры, что все обязательно будет хорошо. Она почти не знала этого чувства, привыкнув к прозе жизни, но кто сказал, что время для него истекло, что она не рождена для счастья, как другие люди, как та же Инга? И счастлива ли та, если судить по странной откровенности Алика?

Полина не то чтобы всерьез стала на что-то рассчитывать: все-таки парень не сказал ничего определенного, что указывало на их грядущий разрыв с Ингой. Однако ее не оставляла мысль, будто что-то в его словах, пусть и косвенно, говорило о охлаждении к невесте, по крайней мере об отстраненности. Он будто толковал о партнерстве, связанном неким кодексом чести и определенными взаимными интересами, но никак не о романтическом чувстве. Да, все это тоже могло быть неискренним, стихийным, сказанным из-за какой-то неизвестной Полине обиды или просто от нежелания изливать интимные чувства.

Но против воли ей грело душу все, что он сказал, будто она была еще старшеклассницей, готовой видеть тайный смысл в любом милом жесте или фразе. Полина не собиралась ничего предпринимать, ей просто стало легко и хорошо внутри, и почему-то казалось, будто то же самое сейчас испытывает Алик, воспрянувший духом за дни, которые им довелось провести рядом.

Наконец Полина поднялась с постели и осторожно, стараясь не побеспокоить соседку, снова прокралась к выходу на балкон. Приоткрыв дверцу, она ощутила резковатое, но приятное дуновение ночной прохлады, обхватила себя руками и вгляделась в звездное южное небо.

Переведя взгляд на балкон напротив, она вздрогнула: Алик снова стоял там и смотрел в ее сторону с добродушным и таинственным лукавством. Полина, на которой была только тонкая длинная сорочка на бретельках, смутилась, но почему-то не могла отвернуться и уйти. Некоторое время они продолжали переглядываться, пока она не опомнилась. Быстро прикрыв дверцу, девушка возвратилась в постель, даже не придумав какого-нибудь вежливого напутствия на добрую ночь.

На следующий день художники отмечали окончание творческой командировки и Инга арендовала небольшой зал в гостинице для фуршета. Днем вся компания сходила в город на концертную программу о культуре древних индейцев, а затем собралась в зале и после небольшой благодарственной речи Инги принялась за угощения. На столах было множество затейливых закусок и десертов в красивой посуде, предлагались и местные крепкие напитки на основе сока агавы – их разливали из глиняных сосудов, стилизованных под старину.

Полина, прогуливаясь по залу, отпивая чай из стаканчика и пробуя сладости, наблюдала за коллегами, которые с удовольствием отдыхали от работы под жаркими лучами солнца. Зал был украшен репродукциями прославленных мастеров – Риверы, Сикейроса и Фриды Кало, – соломенными циновками и пергаментами, испещренными древней письменностью. Сами молодые люди тоже выглядели парадно, особенно Инга в строгом бледно-голубом платье с серебряным поясом и такой же вычурной застежкой у плеча. Алик, по-видимому для общего тона, надел рубашку подобного оттенка, накинув сверху летний льняной пиджак.

Сама Полина нарядилась в свое любимое длинное платье, привезенное из Питера, – темно-синее в горошек, с белым воротничком. Игорь, подойдя к ней, отметил, что давно не видел ее такой «вдохновенной».

– С тебя хоть сейчас пиши портрет, – почему-то вздохнул он.

– Ты ведь уже писал когда-то, – скромно улыбнулась Полина, – Он до сих пор висит у меня дома, на почетном месте.

– И что с того? – сказал молодой человек, – Теперь ты совсем другая: тут не акварель нужна, а масло, причем, знаешь, такое… цвета подсолнухов, или маков, например. И никаких туманно-дождевых полутонов. Знаешь, где такие цвета водятся?

– Да во всех теплых странах, по-моему, – удивленно отозвалась Полина.

– Больше всего их во Франции, в Живерни, где находится усадьба Клода Моне. Я мечтаю побывать там лично, мне кажется, что это какой-то другой мир, где нет грязных, мутных оттенков. Вот бы и в жизни было такое место, – вздохнул Игорь, – А тебе бы хотелось туда поехать?

Полина смутилась и сказала после паузы:

– Я как-то не думала, если честно. Мне редко доводилось путешествовать, а порой вообще казалось, будто мир ограничен одним городом, и все остальное существует только во сне, в иллюзиях…

– Да, это заметно, – ответил Игорь, чем снова очень удивил девушку, – Знаешь, ты лучше отвыкай от этого убеждения. Я вот твердо решил туда съездить, как только смогу, причем без всякого руководства и рабочих планов, – только наедине с собой. Но если ты захочешь составить мне компанию, я буду очень рад.

Последние слова парня показались Полине совсем загадочными и странными. За последний год ей казалось, что его симпатия к ней давно уже имеет чисто дружеский характер, если она вообще когда-то была иной. Сейчас же, когда ее все больше занимали мысли об Алике, постороннее внимание только напрягало и смущало. Но ей не хотелось обижать Игоря, поэтому Полина застенчиво улыбнулась и почувствовала облегчение, когда Алик отвлек его каким-то вопросом.

Надо сказать, что сам он, несмотря на расслабляющую и веселую обстановку, так и не прикоснулся к алкоголю. Ребята не заостряли на этом внимания, но в конце концов Инга подозрительно спросила:

– Алик, я что-то не пойму: ты вообще бросил пить? А почему я об этом узнаю наравне со всеми?

Хотя вопрос был задан вполголоса, в камерном зале и при тихой фоновой музыке его волей-неволей услышали все. Парень нервно поджал губы, перевел дыхание и сказал:

– Я не пью потому, что не хочу, Инга. И не вижу в этом какого-то события, в которое тебя стоило посвящать отдельно. Но если ты считаешь иначе, то по идее должна радоваться, а тебя, похоже, что-то не устраивает.

– Меня не устраивает то, что ты перестал со мной разговаривать, – ответила девушка, – Тебе до сих пор не дает покоя мой проект? Ну хорошо, предложи что-то свое, если мои идеи тебе не нравятся. А ты только отстраняешься и молчишь! Почему ты пьешь – я не знаю, почему перестал пить – мне тоже знать необязательно! Может быть, и все остальное в твоей жизни меня больше не касается?

Алик хмуро посмотрел на невесту, давая понять, что не намерен распространяться о таких вещах перед публикой. Остаток вечера вышел скомканным, но ссор удалось избежать.

4.

На следующий день, когда вся команда улетала домой, Алик и Инга общались сдержанно, но вполне мирно и добродушно, а остальные, разумеется, не собирались бередить вчерашний инцидент.

– Ну что Инга ворчит, в самом деле? – потихоньку сказала Катя, когда Полина и Яся сидели рядом с ней в самолете, – Радовалась бы, что Алик не пьет! Сколько лет она его пилила, а теперь, накануне свадьбы, он взялся за ум и опять ей все не так! Раньше-то она спокойнее была, похоже, ей действительно корона жмет…