Текст книги "Случай в отеле Blues(СИ)"

Автор книги: Людмила Жукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Одним словом, всем пришлись по душе и музыка, и исполнитель, и исполнение.

Иногда между произведениями артист уходил из гостиной на пять-десять минут, чтобы передохнуть. Слушатели тем временем обменивались впечатлениями. Клэр тоже выходила и возвращалась с заплаканными глазами. Видно было, что её душу сильно растревожила эта музыка.

18.

Скрипача звали Симон Овьен. Он был из Тулузы. В первый вечер он исполнял музыку Штрауса, Сибелиуса и Верди. После первого вечера слушатели были в восторге, и каждый хотел получить автограф и пожать руку талантливому исполнителю.

Но Симон очень спешно раскланялся, принял букет фиалок от Гуарина и ушёл к себе в номер. Публика решила, что завтра его не отпустят, пока он всем не напишет на память несколько слов. Сегодня они не были готовы к такому стремительному уходу артиста.

Днём следующего дня Симон почти не выходил из номера. Подносы с едой Жаннет и Сьюзи доставляли ему в номер. Иногда оттуда слышались звуки музыки, это Симон репетировал.

На следующий день Луизет и Армэль не пошли в город, а с утра направились к садовнику Полю. Они долго выбирали букет на вечер, чтобы преподнести его скрипачу.

А Клэр и Нинон как всегда покатили к воде кормить чаек. Солнце вышло из-за туч и вокруг стало весело, светло, блики играли в каплях воды на мокрых камешках.

Клэр была задумчива, как никогда, и немного скованна. Нинон решила, что это вчерашний концерт так повлиял на Клэр. И потому она и не спрашивала ни о чём сиделку.

В это спокойное утро Гуарин, увидев, что волны тихи и не выливаются дальше уже отмеченных мест, сел в шезлонг и задремал. Мешок с колышками лежал рядом. Вивьен пошёл на прогулку, причём Солли тащила его в сторону бора, и он шёл, не сопротивляясь, безропотно потакая всем её желаниям. Сегодня Солли была в розовой кофточке и розовой юбочке. Она была весела и бодра.

Художник Блэз рисовал. Он поставил свой этюдник ближе к воде и несколько под другим углом. Нинон, издалека наблюдая за Блэзем, подумала, что теперь он, видимо, пишет другой уголок берега. Затем Нинон повернулась к Клэр и, заметив её задумчивый взор, устремлённый куда-то далеко, туда где вода и небо соединяются в одну линию, спросила: "Тебе понравилась музыка?"

"Да, очень!"

"Мне тоже! Как Симон замечательно играет, не выскажешь словами. Наверное, только смычком можно описать красоту этих мелодий" – сказала Нинон.

"Да, да, милая!" – отрешённо отвечала Клэр.

19.

Вечером второго дня все опять собрались в гостиной. Армэль был с большим букетом алых роз, и каждый слушатель имел блокнот, книгу или фото для автографа. Луизет была очень красива в норковой накидке на оголённых плечах. Она сделала новую причёску, съездив в город днём с шофёром Жаном.

Сегодня Симон исполнял исключительно Вивальди. Слушатели были в восторге и долго не отпускали скрипача. Луизет, взяв у Армэля букет, преподнесла Симону, и всем показалось, что он дольше, чем это требовалось, держал её за руку, потом поцеловал руку. Луизет сияла.

Потом он всем раздавал автографы.

Когда все разошлись по номерам, Нинон моментально уснула, устав от чувств, пережитых на концерте. Музыка снилась ей, даже во сне она стояла у неё в голове.

На побережье опустилась ночь. Клэр тихо вышла из номера.

20.

Возвратившись через два часа в номер, Клэр была удивлена и расстроена. Нинон сидела в постели и чуть не плакала: «Где ты была? Куда ты ходила?»

"Я просто постояла на общем балконе, послушала море... А ты почему не спишь? Наверное, эта музыка тебя сильно возбуждает. Больше не стоит ходить слушать её" – как можно спокойнее сказала Клэр.

"А у нас на балконе ты разве не могла послушать море?" – спросила расстроенная Нинон.

"Я боялась тебя разбудить... – голос её выдавал волнение, – давай спать!"

"Странно, Клэр, мне кажется, что ты что-то скрываешь... я чувствую... ты плачешь?" – воскликнула Нинон.

Клэр бросилась на свою кровать, уткнулась в подушку и плечи её затряслись.

"Клэр! Милая Клэр! Что случилось?" – запричитала, поражённая таким состоянием своей дорогой подруги, Нинон.

"Я вспомнила твою маму... – Клэр поднялась с подушек, села на кровать рядом с Нинон, обняла её за плечи, – Тоя мама тоже была музыкантом, помнишь, как красиво она играла на арфе?"

"Да, конечно, помню... тебя растревожил этот скрипач? Обними меня, вот так! Расскажи мне ещё о маме!" – попросила вдруг Нинон.

"Хорошо... я тебе расскажу всё, всё, всё, что знаю..." – Клэр была взволнована.

21.

Забрезжил рассвет, а Нинон и Клэр всё ещё сидели, обнявшись на кровати, закутавшись в один плед. Они и правда были очень близки, как мама и дочь. Нинон иногда называла Клэр второй мамой.

В эту ночь не спалось и Армэлю. Он писал стихи. Он написал несколько катренов о любви к голубоглазой русалке, по его мнению, очень удачных, решил кому-нибудь показать их, непременно прочитать. Но кому? Все спят. Да и кто может оценить его творения? Если только Луизет. Она говорила, что плохо спит по ночам и читает до утра. И он, с надеждой на её внимание, решительно направился к ней. Эта женщина его вдохновляла, она вселяла в него жизнь, вселяла уверенность, что он талантлив. Хотя он понимал, что только дружеские отношения ему и светят. Луизет относилась к нему, как к младшему брату.

Армэль вышел в коридор с листками, исписанными неровными строчками, и подошёл к номеру Луизет. Постучал, но никто ему не ответил. Он ещё раз постучал. Тишина.

"Странно!" – подумал Армэль, – а говорила, что не спит... вот как крепко спит... ну, ладно..." Он постоял минуту, а потом решил выйти из отеля, подышать воздухом. Он спустился по лестнице вниз. Охранник Мориэль дремал за стеклянной перегородкой, но открыл глаза и проводил взглядом Армэля.

Пройдя вдоль здания отеля, Армэль завернул за угол и, увидев свет в пристройке у садовника Поля, пошёл к нему. "Может, хоть Поль послушает?" – подумал поэт. Старик Поль не спал, читал "Фигаро" и очень обрадовался Армэлю. Хоть кто-то разделит с ним его бессонницу. Поль почти до утра слушал стихи Армэля. Они несколько раз принимались пить чай с лепестками роз, которые засушил Поль. Чай понравился Армэлю, и запах и цвет, и он с удовольствием прерывал свои чтения на чаепитие. Но под утро всё же сон стал одолевать Поля и старик, сидя в кресле, заснул, да и захрапел.

Армэль тихонько вышел, осторожно прикрыв дверь. Было немного обидно, что его стихотворные произведения оказали снотворное действие на слушателя, но хорошо, что не сразу, и он кое что всё же успел почитать садовнику.

Охранник Мориэль также дремал, но приоткрыл глаза, когда Ариэль проходил мимо в отель.

22.

После бессонной ночи и разговоров с Клэр Нинон, узнавшая так много нового из жизни сиделки и потрясённая её откровениями, заснула, как убитая. Да и слёзы сыграли свою роль.

Утром, проснувшись и увидев, что Клэр ещё спит, Нинон, не стала её будить, а сама, накинув халатик, висевший всегда на спинке её кровати, перелезла в своё кресло, выехала, стараясь не шуметь, из номера и, проехав коридор, спустилась по пандусу на первый этаж.

За стеклянной перегородкой охранника Мориэля не было видно, вероятно, вышел куда-то.

Нинон проехала в помещение кафе и, взяв маленькую бутылочку минеральной воды со стола, открыла крышку и жадно сделала несколько глотков. Здесь всегда стояла минеральная вода для постояльцев. В помещении кафе был полумрак, только за витражной перегородкой, отделяющей кафе от кухни, горел свет и слышались голоса официанток. Нинон поняла из их разговора, что Сьюзи уже приготовила для месье Симона кофе и круассаны и сейчас понесёт ему в номер. Месье Симон любил завтракать рано. А сегодня днём он собирался поехать в Осгор по своим, каким-то личным делам. Сегодня он даёт здесь последний концерт, и Сьюзи горевала по этому поводу. Через минуту Сьюзи вышла с подносом в зал. Нинон она не заметила в полумраке кафе, поставила поднос с кофе и круассанами на столик у двери и, вдруг вспомнив, что не положила салфетки, вернулась в кухню. Нинон проехала на кресле-каталке к дверям, на минуту остановившись у подноса, и посмотрев на завтрак Симона, быстро выехала в коридор, оттуда по пандусу вверх, опять коридор, и вот её номер. Клэр спала. Закрыв тихонько дверь номера, Нинон услышала, как Сьюзи стучалась в номер Симона с завтраком.

23.

За завтраком было оживлённо. Все восторгались вчерашней игрой Симона, потом смеялись над Солли, которая вставала на задние лапки, а передние складывала на груди и выпрашивала у Вивьена кусочек печенья. Эту мирную и весёлую картину нарушила Сьюзи. Она вбежала в кафе с бледным лицом и сумасшедшими глазами. Ни к кому конкретно не обращаясь, она сказала, запинаясь: «Там... там... месье Симон... там... он не дышит...» И упала на стул. Жаннет выскочила из кухни и подбежала к Сьюзи. Все застыли, не в силах понять, что произошло.

Оказывается, когда Сьюзи пришла забрать поднос, Симон был мёртв. Он так и сидел в кресле, в котором пил кофе. Поднос с крошками от круассанов, с пустой кофейной чашкой и салфетками были на столике рядом.

Она закричала, но в кафе болтали, работал телевизор, и только охранник Мориэль, услышав крик, поспешил в номер Симона.

Вошедший спустя несколько минут Мориэль сказал всем присутствующим: "Мадам и месье! Я потрясён не меньше вашего. Я уже позвонил в полицию, и скоро здесь будут специалисты. А вас я попрошу никуда не выходить, не покидать этот зал, потому что, сами понимаете, до приезда полиции, ничего не должно измениться. Мы всё выясним!" Он был сосредоточен. Как только он вышел из зала, Жаннет бросилась к Сьюзи и стала её тормошить: "Сьюзи! Расскажи подробнее, что там было, что ты видела?" Но Сьюзи ничего не могла толком рассказать, она только плакала и вытирала слёзы белым батистовым платочком. Глядя на неё, все окружающие стали паниковать.

Месье Вивьен прижал к себе Солли так сильно, что она заскулила. Блэз с остановившимся взглядом сидел, откинувшись на спинку стула и крепко вцепившись в сиденье, как будто он собирался с него падать, и так вцепившись, он будто мог избежать падения.

Клэр ахнула и буквально свалилась на кожаный диван, у которого её застала эта весть.

Нинон очень горестно и громко вздыхала. Горничная Мэри, убиравшаяся в коридоре и услышавшая оттуда эту жуткую весть, отставила пылесос и вошла в зал с испуганными глазами. Она подумала, что только вчера месье Симон так красиво ухаживал за ней, подарил ей букетик фиалок. Впрочем, он также ухаживал и за официантками и за Луизет, и им тоже подарил букетики. Мэри очень понравился этот красивый скрипач. И вот, его нет. Как это могло быть? Она не понимала и не хотела в это верить.

Гуарин встал, взволнованный вестью. Он будто не поверил сказанным Сьюзи и охранником словам. Луизет ахнула и прикрыла рукой свои красивые глаза. Армэль гладил её по плечу и приговаривал: "О, ужас, ужас, ужас..."

Тем временем Сьюзи, немного придя в себя, заикаясь, рассказывала: "Я зашла убрать поднос, а там... месье Симон... не шевелится совсем, глаза остекленевшие... так страшно... Такой молодой и красивый и умер..." – она опять заплакала.

Через четверть часа охранник Мориэль спустился вниз, он был взволнован и опять просил никого никуда не выходить. Сказал, что позвонил в Осгор и что скоро прибудут полицейские. Он запер двери отеля. Все в глубоком молчании перешли в гостиную, где ещё вчера вечером звучала прекрасная живая музыка Симона. Похоже, одна Солли чувствовала себя отлично, так как Вивьен не спускал её с рук и, находясь в волнении, чесал за ушком. Армэль с Луизет закурили и он спросил: "Почему ты мне вчера не открыла? Я стучал..."

"Да? Когда? Я не слышала! Впервые так крепко уснула. Наверное, вино подействовало... или музыка" – сказала тихо Луизет.

"Я так и подумал, что ты крепко спишь..." – ответил Армэль.

Клэр была заплакана и держала крепко за руки Нинон.

Вивьен обратился к ним: "Нинон! Клэр! Не могли бы вы меня выручить? Я хочу помолиться за душу Симона. Подержите мою дорогую Солли, пока я пройду в молельную комнату".

"Да, конечно, давайте!" – воскликнула Нинон и взяла собачку. Посадив к себе на колени Солли, она принялась её гладить, но глаза были отсутствующими. Клэр, похоже, даже не слышала ни обращения Вивьена, ни ответа Нинон. Она была вся в раздумьях.

Надо сказать, что в отеле была ниша, которая называлась здесь молельной комнатой.

В конце длинного коридора, в нише, помещалась большая икона – Парижская икона Божьей Матери. Здесь же висела лампадка с постоянно горящей свечой, рядом был канун и слева, чуть ниже – свечной ящик, в котором всегда можно было взять свечи и поставить в ячейки кануна за здравие родных и близких. При входе висел небольшой деревянный ящичек с прорезью для монет.

Вивьен опустил монеты, взял две свечи и начал молиться. Он часто приходил сюда. Пожалуй, он один и ходил молиться каждый день. "Сегодня, вероятно, ещё кто-то придёт сюда" – подумал Вивьен.

И действительно, в этот день здесь побывали все постояльцы отеля, и все они молились за упокой светлой души Симона.

Через час с небольшим к отелю подъехал чёрный Форд, из которого вылезли полный инспектор и молодой помощник. Видно было, что молодой парень совсем недавно служит в полиции. Он забегал вперёд инспектора, суетился, открывал двери и заглядывал в глаза инспектору.

Инспектор, полноватый и начинающий лысеть мужчина, лет сорока пяти, в сером костюме, не спеша вошёл в гостиную и представился: "Добрый день! Меня зовут инспектор Морис Сорен, а это мой помощник лейтенант Люк. Мы будем расследовать дело о смерти Симона Оуэна. Прошу вас не расходиться, пока я не разрешу. Мы осмотрим помещения, расспросим каждого из вас. Да и охранник Мориэль будет нам помогать".

В это время в гостиную вошёл охранник Мориэль с незнакомым мужчиной. Это оказался врач Реми Калм, вызванный инспектором. Он был с большим медицинским ящиком оранжевого цвета. Вместе все прошли в номер Симона.

Примерно через полчаса вся эта компания вернулась в гостиную, предварительно запечатав номер Симона, наклеив специальную бумагу с печатями, чтобы никто не входил туда.

Инспектор начал свою речь с того, что поднял руку, чтобы все замолчали и, чтобы воцарилась, наконец-то, в зале тишина: "По предварительным обследованиям можно сделать выводы, что Симон Оуэн был отравлен. Яд, вероятнее всего, попал в организм с завтраком".

Надо сказать, что владелец отеля "Blues", господин Дарнель, жил в Биарриц, где имел ещё два отеля, приносящие ему несравненно больший доход, чем "Blues", и потому здесь бывал крайне редко, передав все дела охраннику Мориэлю, своему кузену. Мориэль исправно исполнял все свои обязанности, и Дарнелю не о чем было беспокоиться. Правда, этот случай был из ряда вон выходящим. Всё, что надо было решить и уточнить, Мориэль решал с Дарнелем по телефону. И сейчас, конечно, он тоже уже созвонился с Биарpиц, всё объяснил, всё уточнил. Господин Дарнель сказал, что никак не может выехать в ближайшие три дня, много дел, но через три дня будет на месте. А сейчас пусть полицейские работают и докладывают обо всём прямо ему в Биарpиц.

24.

Вскоре был отпущен и врач Реми. И начались допросы присутствующих. Инспектор Морис и его помощник Люк расположились в дальнем углу зала. Мориэль помогал им, так как он видел всех входящих и выходящих в отель в это время, во время убийства. Инспектор задавал вопросы, вызывая каждого к своему столику. Люк подробно записывал. Вопросы, в основном, были одни и те же: «Сколько дней в отеле, зачем приехали, знали ли раньше скрипача, куда отлучались ночью и утром сегодня». После продолжительной беседы с каждым инспектор разрешил всем пообедать, и сам с Люком заказал два обеда. Как ни старался инспектор быть вежливыми со всеми, допрос не для всех прошёл спокойно. Мужчины перенесли его более-менее мужественно, а женщины плохо. Для них это было необычно и страшно. Луизет без конца курила. Её тонкие пальчики подрагивали, когда она стряхивала пепел в пепельницу – ракушку на угловом столике в гостиной.

Сьюзи и Клэр тоже закурили, попросив у Луизет по сигарете. Когда она им протянула пачку, они осторожно взяли по тонкой и длинной сигарете и неумело затянулись, присев на диван. Жаннет всё время плакала и говорила: "Конечно, на нас с Сьюзи подумают, мы же готовили этот чёртов завтрак". И горестно качала головой.

Нинон тоже плакала, ведь ей впервые пришлось быть допрашиваемой. И хоть Клэр просила инспектора не мучать бедную девочку, инспектор допросил её, как и всех остальных. После допроса её, плачущую, увезла Клэр в дальний угол зала, к окну, и успокаивала. Потом они вместе смотрели на побережье и молчали.

Впрочем, девочка-инвалид, Вивьен, учёный Гуарин и Блэз сразу же были выведены из списка подозреваемых. Охранник сказал, что эти постояльцы не выходили во время совершения убийства из своих номеров. Таким образом, после ужина инспектор разрешил им передвигаться, как они того желают. А остальных просил по-прежнему соблюдать невыходной режим до дальнейшего выяснения обстоятельств по этому делу.

25.

Таким образом, круг подозреваемых сузился. Блез сразу же побежал в свой номер, забрал этюдник и краски и поспешил на своё место на берегу. Он решил сегодня же вечером уехать из этого отеля, настроение было испорчено этим печальным событием.

Гуарин следом за ним поспешил к своим волнам, ворча, что пропустил столько времени. Его тоже сильно потрясла эта смерть. Вивьен, напротив, совсем не спешил, медленно шёл по берегу со своей Солли. И она сегодня не торопилась, не рвалась никуда, будто понимала всю трагичность сегодняшнего дня. Вивьен же размышлял о жизни: "Такой молодой, красивый и талантливый! Так рано ушёл! Кому это надо было? Не иначе женщина тут замешена! Нет, Вивьен поборется за свою жизнь. Он хочет жить и не хочет сдаваться болезни. Но бедный Симон, бедный Симон!", – так скакали его беспокойные мысли.

26.

Поскольку Клэр была в числе подозреваемых, Нинон тоже сидела в гостиной. Без неё она никуда не хотела ехать. Шофёр Жан предлагал ей свою помощь в прогулке, но она отказалась. Глаза её были по-прежнему заплаканы, и она нервничала, что там будет с Клэр. Жан был вне подозрений, так как в отеле в эти часы его вообще не было, он был дома, в Осгоре.

Луизет нервничала, потому что охранник видел в последние два дня, что за ней ухаживал Симон. Конечно, он бог знает, что наплёл инспектору. Что же, ей и поговорить ни с кем нельзя? Да, Симон делал ей комплименты. И они здесь, на лестнице, весело смеялись над шутками Симона. Она даже дала поцеловать ей руку, и Мориэль видел это.

Но с какой стати ей убивать Симона. То, что её держали в числе подозреваемых, злило её и пугало. "Они совсем сошли с ума!" – так думала Луизет и беспрестанно курила.

Армель с пеной у рта доказывал, что он всю ночь до завтрака просидел у Поля в оранжерее и читал ему стихи. Но его подозревали потому, что, как считал инспектор и его помощник Люк, он мог приревновать Луизет к Симону. Они ведь не знают, что у него с Луизет только дружба. Но как им это доказать?

Клэр тоже переживала. Она выходила ночью на общий балкон и спускалась вниз. Но это было ночью, а отравили Симона утром. "Надо набраться терпения и ждать. Они разберутся!" – так говорила Клэр, так думала и расстроенная Нинон.

Оставалась ещё Мэри и официантки. Комната Мэри была на первом этаже, рядом с комнатой охранника Мориэля. "Он конечно подтвердит, что я всё время была в своей комнате и смотрела телевизор. Он это видел" – так думала Мэри. Она постучалась к Мориэлю: "Мориэль! Прошу тебя, скажи, что я была в своём номере. Я в числе подозреваемых. Это нелепица какая-то! Скажи инспектору, он тебе поверит!", – просила Мэри жалостливым тоном.

Мориэль устал от этой истории и выглядел неважно. "Не волнуйся, Мэри! Я уже всё рассказал, всё, что видел, всё, что знаю. И о тебе тоже" – успокаивал он Мэри.

"А почему я тогда в числе подозреваемых?" – удивилась она.

"Кто-то, видимо, намекнул инспектору, что мы с тобой симпатизируем друг другу... вот инспектор, верно, думает, что я тебя выгораживаю, защищаю и придумываю алиби. Но не переживай, скоро всё выяснится" – он погладил её по плечу.

"Скорей бы..." – Мэри вернулась в гостиную.

27.

Инспектор вышел покурить. Море сегодня было спокойным и каким-то серым. «Скоро зима!» – подумал он, – Жаль, что мусор вывезли перед завтраком, можно было бы найти улики. Надо проверить номера у подозреваемых, может что-то обнаружится".

"Люк!" – крикнул он в приоткрытую входную дверь. Люк как будто ждал, когда его позовут и дадут задание. Он вырос тут же перед глазами инспектора. Он был похож на охотничью собаку, которой только крикни "Апорт!", и она тут же побежит и притащит подстреленную утку. "Люк! Надо внимательно осмотреть вещи подозреваемых. Разделимся. Я проверю Сьюзи, Жаннет и Мэри на первом этаже. Ты – Луизет, Клэр и Армеля – на втором. Что-то обнаружишь, сразу ко мне!"

"Будет сделано, инспектор!" – быстро проговорил Люк.

После тщательного досмотра личных вещей официанток и горничной, выяснения их личностей, изучения телефонных разговоров, которые велись из отеля (только что распечатки телефонных звонков были доставлены посыльным из Осгора), инспектор счёл возможным отпустить трёх работниц отеля из-под домашнего ареста. Им разрешено было продолжать свою работу, и жизнь в отеле пошла по прежнему графику. Инспектор пришёл к выводу, что девушки не виновны.

Он узнал, что Сьюзи влюблена, а жених её в Осгоре работает в детском издательстве, и перед Рождеством они решили пожениться. Жанет тоже без конца звонила в Тулузу, где оставила с мужем двухгодовалую дочку, малышку Гретту. В связях с Симоном они замечены не были.

Инспектор знал, что в основе этого преступления должна была лежать какая-то связь жертвы и преступника, пусть очень далёкая, надо только её увидеть, разглядеть. Ну, это, если дело не касается маньяка, конечно. Тогда тут особый случай, тут о логике надо просто забыть.

Так же была вычеркнута из числа подозреваемых Мэри. Узнав от шофёра Жана, что она крутит любовь с Мориэлем, он сначала усомнился в показаниях Мориэля. Но потом, во время расспросов служащих отеля, узнал, что вечерами она всегда смотрит сериалы и сидит в своём номере. Он заставил её полностью пересказать серию, что шла в тот вечер. Мэри, заикаясь, рассказала. После этого инспектор позвонил домой и спросил у своей матери, старой женщины семидесяти трёх лет, которая тоже смотрела этот же сериал. И, сопоставив два рассказа, понял, что Мэри смотрела сериал. После этого инспектор отпустил и её. Осталось трое: Армель, Луизет и Клэр.

"Кто же из них?" – он вышел покурить. "Армель может убить из ревности, но садовник Поль подтвердил, что Армель всю ночь читал ему стихи и они вместе пили чай. Потом садовник уснул, но было уже время завтрака. Да и Мориэль подтвердил, что поэт возвратился в отель перед самым завтраком, когда Симон был уже мёртв, что установил врач. Похоже, он не причастен к этому убийству. Надо его тоже отпустить" – размышлял инспектор.

Оставалось две женщины. Инспектор чувствовал, что близок к разгадке. Потушив сигарету, он прошёл в гостиную и стал ждать Люка.

Вскоре явился Люк и доложил, что в вещах Луизет ничего подозрительного не обнаружил. В вещах Клэр тоже, только вот в мусорной корзине, пустой, он обнаружил маленькие стекляшки, крохотные, прилипшие к стенкам пластиковой корзинки и потому оставшиеся там, несмотря на то, что рано утром мусор вытряхивали из неё. Он принёс их в бумажной салфетке и развернул на столе перед инспектором. Инспектор тут же позвонил в Осгор и через час в отель прибыл посыльный из полиции, забрал салфетку со стекляшками и уехал. Инспектор стал ждать звонка из Осгора с результатами анализа. А пока велел отпустить всех, кроме Клэр. "А как же Нинон?" – спросил Люк. "А вот тебе, Люк, придётся заменить сиделку, покатай девочку, пусть она погуляет по берегу" – приказал инспектор.

28.

На следующий день Клэр была вызвана на допрос.

Она спустилась к инспектору расстроенная, волосы были в беспорядке, в руках носовой платок, который она теребила и всё время прикладывала к глазам. В синих джинсах и белой футболке она была словно девочка, вставшая только что с дивана, где дремала в одежде и, встав, удивлялась всему окружающему. Она оглядывалась и хлюпала носом.

Инспектор Морис усадил её на стул и достал из кармана только что доставленные осколки тонкого стекла в салфетке и заключение эксперта. Аккуратно раскрыв салфетку, инспектор положил её на стол перед глазами Клэр и внимательно посмотрел на неё.

Клэр взглянула на осколки и спросила тихо: "Что это?"

"Это я Вас хочу спросить?" – инспектор начинал раздражаться.

"Не знаю..." – удивилась Клэр.

"Вот эти осколки ампулы, в которой была синильная кислота. Они найдены у Вас в номере в мусорной корзине. Это яд, которым был отравлен Симон" – медленно проговорил Морис.

"Не знаю... даже... что и сказать..." – Клэр опять заплакала.

"Может быть, кто-то входил с утра в Ваш номер?" – спокойно спросил Морис.

"Нет..." – она опустила голову.

"Давайте вместе с Вами рассуждать. Эти осколки могли бросить в Вашу корзину только Вы или Нинон. Логично? Значит, сейчас я буду вынужден вновь допросить Нинон со всей строгостью!" – Морис нарочно вздохнул, показывая тем самым, как ему жаль больную девочку.

"Прошу Вас, не надо больше мучать ребёнка. Девочка больна, она и так нервничает. Вы ей причините вред" – горячо сказала Клэр. Видно было, что она колеблется, что она на что-то решается.

Тогда Морис бросил ей самый, как ему казалось, свой главный козырь: "Я связался с Бордо и мне рассказали интересные детали из Вашей жизни. Три года назад мать Нинон отравилась синильной кислотой. Тогда нашли точно такую же ампулу. Так ведь?

Теперь я думаю, не Ваших ли рук смерть мадам Дебаш?" – спросил Морис, глядя в глаза Клэр.

Девушка расплакалась. Затем сбивчиво стала говорить о том, что она нисколько не виновна в смерти матери Нинон. Да, она была знакома с месье Симоном Оуэном. Он играл в оркестре в Бордо, где играла и мать Нинон, мадам Дебаш. Мадам играла на арфе, а он – на скрипке. Они любили друг друга и были любовниками. Она очень его любила. Да и как его не любить? Молодой, талантливый, красивый. Отец Нинон – ужасно противный тип, тоскливый, скучный человек. Он не догадывался об их связи. Он чёрствый и близорукий и ничего не видел. Их связь длилась два года. Да, Клэр знала об этой связи.

Потом, неожиданно для неё Симон вдруг стал оказывать Клэр знаки внимания. Клэр часто носила записки по поручению мадам Симону и ответы от него. Он стал очень нежен с Клэр и в один прекрасный день признался в любви и даже предложил ей руку и сердце. Клэр была в замешательстве. Она знала, как сильно мадам любит Симона, как её мучает разница в возрасте и боязнь потерять молодого любовника. Она была старше Симона на десять лет.

Клэр долго избегала прямого разговора с Симоном, хотя поняла, что тоже любит его. Потом всё же дала согласие, понимая, что, конечно же, потеряет эту хорошо оплачиваемую работу. И к Нинон она очень привязалась. Нинон ни о чём не догадывалась. Она была ещё мала, чтобы что-то понимать.

Клэр тяжело вздохнула и продолжила свой рассказ: "После признания в своей любви ко мне у них произошёл разрыв отношений. Мадам умоляла его вернуться, но он не пожелал. И она не выдержала потерю любви, потерю смысла жизни. И решилась на такой отчаянный шаг. Поверьте, это было для всех полной неожиданностью и большим горем", – так говорила Клэр, всхлипывая и вытирая глаза платком.

Затем продолжила: "После этого я отказала Симону. Я думала, что этот случай, эта смерть всегда будет стоять между нами" – Клэр передохнула.

Взглянув в глаза Морриса, она продолжила: "Симон уехал и больше не появлялся. Я его только здесь увидела после того случая. Он очень похорошел и... я снова всё вспомнила, и любовь моя вспыхнула с новой силой! Я просто не знала, что делать. Он подкладывал под дверь номера письма, просил забыть то, что было, и опять просил стать его женой. Но вёл всё же себя при этом очень странно: ухаживал и за Сьюзи, и за Луизет, и за Жаннет. Может, назло мне? Не знаю. Может, хотел возбудить во мне ревность? Но он добился своего..."

Клэр долго молчала, будто решалась на что-то. Потом тихо сказала: "Это я вылила яд в кофе тогда утром. Тем утром я открыла дверь номера в коридор и увидела: на журнальном столике в коридоре у номера Симона стоит поднос с кофе. Сьюзи оставила его на минуту и пошла включить свет. В коридоре второго этажа было темновато. Решение созрело мгновенно. Ампула всегда со мной, в косметичке. Нинон ничего этого не знала. Я вылила яд и закрыла дверь. Сьюзи ничего не заметила и, вернувшись, постучала в дверь Симона. Через несколько минут Симон уже пил кофе".

29.

«А яд? Где Вы достали яд?» – спросил Моррис.

"Он всегда со мной. С момента смерти мадам, когда я обнаружила две ампулы, одну разбитую, а вторую целую. Я взяла вторую тогда просто так, чтобы, не дай Бог, её не увидела и не взяла Нинон. Положила в сумочку и вот она всегда была со мной. Я всё собиралась её выбросить, но что-то удерживало меня. Вот и пригодилась..." – она расплакалась опять.

"Значит, ревность?" – уточнил Моррис.

"Последней каплей была вчерашняя картина, когда я видела его, целующего руку Луизет в полумраке коридора. Я буквально столкнулась с ними нос к носу".

"Всё понятно. Довожу до Вашего сведения, что Вы арестованы. С этого момента Вы будете находиться под присмотром Люка. Я срочно свяжусь с отцом Нинон, чтобы он забрал дочь, либо прислал новую сиделку. Вас перевезут в Осгор, где и будет судебное заседание. Вам грозит, если я не ошибаюсь, восемь лет тюремного заключения. Скорее всего, срок Вы будете отбывать в тюрьме в Бордо. А то, что вы чистосердечно рассказали обо всём, несомненно, зачтётся на суде" – проговорил уставший Моррис.

30.

Прошло шесть лет после того дня, когда Клэр была арестована в отеле Блюз. В тюрьме был обычный будничный день. Для всех, так или иначе связанных с тюремной жизнью, он был обычным. Но не для Клэр. Для неё это был особенный день. Она выходила на свободу. За примерное поведение, за послушание, можно даже сказать, за смирение, которое она показывала все годы пребывания в тюрьме, ей был уменьшен срок пребывания в неволе.

Клэр зажмурилась от яркого солнца, которое сегодня на небе тоже праздновало это событие, светило ярко, прямо в глаза. Стояло чудесное бабье лето. В руках у Клэр была холщовая дорожная сумка.

На улице перед воротами никого не было, улица была пустынна. Лишь через дорогу стояла машина – старый тёмно-синий Рено. Из него вышла молодая женщина и, перейдя дорогу, подошла к зажмурившейся Клэр.