Текст книги "Изнанка правосудия (СИ)"

Автор книги: Людмила Румега

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Войдя в подъезд с тяжёлыми сумками, Любовь Михайловна первым делом вызвала лифт, а уже потом, на всякий случай, заглянула в почтовый ящик. Вынув из него всё содержимое, прошмыгнула в открывшиеся двери подъёмника. Обычно тех десяти секунд, за которые лифт поднимается до восьмого этажа, вполне хватает, чтобы среди бумажного вороха отыскалось что-то значительное. Сегодня им оказалось простое письмо из московского районного суда. Подняв почтовый конверт вверх, Любовь Михайловна сквозь луч света внутри него увидела чёткие очертания судебной повестки. «Ну, вот! Опять простым письмом отправили! А ведь его можно было запросто выбросить вместе с рекламным хламом. В который раз секретарь уклоняется от направления повестки заказной корреспонденцией! Впрочем, а кто я такая, чтобы она в отношении меня инструкцию соблюдала? Вот ещё! Я же – не высокое должностное лицо. Ну, убила она моё право на гарантированное получение повестки. И что? Чем я могу на неё воздействовать, чтобы она впредь этого не делала? Я же не могу по телефону позвонить и гавкнуть: «Что это за проявление неуважения к моей персоне!? Ну-ка быстренько установить этого вредителя и наказать по всей строгости закона за невыполнение должностных обязанностей, чтобы другим неповадно было!» Только и остаётся, что опять в Судебный департамент обращаться. А там точно такое же отношение. В итоге – как слону дробина. Ничего не меняется.» – недовольно подумала она, выходя на площадку.

Перешагнув порог квартиры, поставив сумки на пол, женщина первым делом вскрыла конверт. Отыскав дату в повестке, облегчённо вздохнула: письмо пришло не позже назначенного судьёй заседания, как это уже не один раз бывало, а до него – есть целых три дня на подготовку к заседанию и составление ходатайств. И на этом спасибо!

   Часа через два, переделав все дела на кухне, Любовь Михайловна вернулась в прихожую, где на тумбе у телефона лежала повестка. «Для начала сделаю «звонок другу». – подумала она и заглянула в висевший рядом календарь. – Ага, Люба в четверг должна быть дома.»

    Подняв  трубку кнопочного аппарата, хозяйка набрала номер телефона.

– Алло. – послышался голос Любови Анатольевны.

– Привет, Любовь. Чем занимаешься?

– Да, так. По мелочам.  А что случилось?

– Я тут в календарь посмотрела: ты шестнадцатого числа выходная. Не могла бы со мной за компанию в суд в Москву съездить?

– Ну, да, выходная. Съезжу, конечно! – после небольшой паузы, уверенно добавила:

–  Отчего не съездить-то по своей доброй воле? Захотела – пришла в суд! Не захотела – не пришла! И хрен тебе по деревне! Это же тебе ни пинками, как скотину какую, да ещё в наручниках, не приведи, Господи! А так, почему в этот карательный орган в своё удовольствие не сходить, лишний раз на него изнутри не поглазеть? На какое время назначено?

– На четырнадцать часов. Поедем на два часа раньше, как обычно, да?

– А как же перерыв в электричках на обед? Мы же не успеем. Нужно будет в полдвенадцатого выехать, на всякий случай. – убеждённо заявила собеседница.

– Ну, давай, в полдвенадцатого.

– А что за дело будет слушаться? У тебя же их там за четыре года целая куча образовалась!

– Да, был вагон, а тут ещё и маленькая тележка добавилась. Я себе на день рождения в прошлом году подарок сделала: подала исковое заявление о возмещении материального ущерба и компенсации морального вреда за моё нарушенное право. Если ты помнишь, в декабре двухтысячного года судья Карпова, наконец-то, признала действия должностного лица неправомерными. Признала, наконец-то, что ответчик убил моё конституционное право на получение ответа в установленный срок. Вот я и подала. Получается, что в мае, – глядя в календарь, уточнила Любовь Михайловна.

– Так это почти год назад! И всё никак рассмотреть не могут?

– Ты такой хороший вопрос задала! Как тебе на него ответить, если в нашей стране закон – понятие растяжимое? Если бы я была высоким должностным лицом, то рассмотрели бы в считанные дни. Я тебе больше скажу. Если бы в суд обратился президент, то и в считанные часы уложились бы. Другое дело, зачем ему в суд обращаться, когда у него целая куча других способов влияния на противную сторону имеется?

– Каких, например!?

– А то ты не знаешь. Бровью в твою сторону поведёт – и нет тебя. Впрочем, разве только ему? Вспомни ровесника своего, Дмитрия Холодова. Стоило министру обороны сурово высказаться в его адрес и доблестные вояки тут же его казнили.

– Да, погиб просто ужасно. – с неподдельной горечью в голосе согласилась собеседница.

– А ведь журналисту всего двадцать семь лет было. Он честно выполнял свою работу. Вот вникни в эти слова: его вина была лишь в том, что он честно выполнял свою работу. Разве это не жуть? Отсюда следует вывод: за честную работу в России убивают.

– Ты хочешь сказать, что нас тоже убить могут? – тревожно спросила Любовь Анатольевна.

– Ага, размечталась. Пока мы с тобой свою честность не проявим, они нас за своих держать будут. Возвращаемся к разговору. На чём я остановилась?

– На том, что почти год уже прошёл, а твоё дело всё никак рассмотреть не могут. – охрипшим  от волнения голосом напомнила приятельница.

– Так им же торопиться некуда. Им от этой волокиты за шиворот не капает. В лучшем случае, карманы от взяток распухнут. Чем дольше они уклоняются от рассмотрения, моё право убивая, тем больше нулей добавляется к благодарности ответчика в денежном эквиваленте. Сначала председатель суда всё это время моё дело из одних рук в другие перебрасывала, а когда её с должности сняли и в рядовые судьи разжаловали, взяла его в своё производство и тянула до последнего. Видимо, Судебный департамент при Верховном суде Российской Федерации иногда, хоть и через пень колоду работает, но с них спрашивает за соблюдение сроков рассмотрения в соответствии с законом. Он ведь специально создавался для обеспечения деятельности судов.

– Слушай, у меня даже мурашки по коже: не понимаю, как ты не боишься с ними связываться? – в голосе Любови Анатольевны слышалось недоумение. – Честно сказать, я никак к мысли не могу привыкнуть, что суд – это не обязательно – тюрьма. Можно, оказывается, из этого карательного органа и пользу извлекать! До меня только теперь дошло, почему суд считается правоохранительным органом. Твоё право нарушено, ты пошла в суд и его восстановила! Мало этого, ты ещё и денежную компенсацию за нарушенное право получишь. Вот если каждого вредителя заставить возмещать ущерб деньгАми, то, наверное, у них и охота пропадёт на чьё-то право покушаться?

– Только не говори, пожалуйста, деньгАми. Ставь ударение на первый слог: дЕньгами.  Я понимаю, что мы с тобой живём в стране, в которой первая леди – филолог по образованию не озаботилась научить правильному произношению хотя бы ведущих центральных каналов телевидения. Давай уже сами будем говорить правильно, а не извращать слова себе на потребу. Именительный падеж: кто? что? дЕньги. Родительный падеж: кого? чего?  дЕнег.  Дательный падеж: кому? чему?  дЕньгам.  Творительный падеж: кем? чем?  дЕньгами.  Предложный падеж: о ком? о чём? о дЕньгах. Это, во-первых. Во-вторых, ты всё правильно понимаешь! Теоретически это возможно – закон позволяет, как ты видишь. Однако, всякий закон живёт, пока работает. Не одна я должна пытаться защищать своё нарушенное право. Каждый гражданин должен этим заниматься. Согласись, порядок может быть только там, где есть справедливость. Однако, в нашем обществе, где столько лет и то, и другое устанавливала партия, мало кто это понимает. Вот отсюда и появилось это пещерное правовое невежество. Сравни, для сохранения своего здоровья, каждый из нас моет руки перед едой, потому что это правило гигиены нам с детства прививали. Поскольку оно является одной из мер по предупреждению заболевания. Помнишь начальную школу: «Мы с Тамарой ходим парой. Мы с Тамарой – санитары.»? Увы, в нашей стране никто не занимается правовой гигиеной.

– Да, ладно! А детей через дорогу переходить разве не с детства учат?

– Так это детей в зоне повышенной опасности с детства приучают путём соблюдения правил свою жизнь сохранять: одно неверное движение, и ты – труп. Вот минуту назад у тебя ещё было право на жизнь, а потом – хлоп – и нет его. Причинение вреда очевидно и поэтому сразу возбуждается уголовное дело для привлечения причинителя вреда к ответственности. Я-то говорю о других случаях, когда причинение вреда нарушением права не является таким очевидным. Во-первых, каждый человек обладает не только правом на жизнь, но и другими правами. Во-вторых, причинение вреда может быть не мгновенным, а чрезвычайно длительным. Всё это следует обосновывать, аргументировать и в суде доказывать причинно-следственную связь. Но для этого необходимы правовые знания, которые в нашем обществе распространяются крайне слабо.

– Подожди, а почему же мы в советское время без этих знаний обходились? Народ в суд только разводиться ходил! Ты мне можешь толком объяснить, что изменилось?

– Потому что за каждого из нас партия все вопросы решала: кому жить, а кем почву удобрять. Мы могли своей головой совсем ни о чём не думать. Молча проголосуй на собрании «за», сходи на демонстрацию, поучаствуй в субботнике, и получи свои социальные блага: бесплатное жильё, медицинское обслуживание, образование. Пока Горбачёв свою «перестройку» не затеял. Со всех щелей только и слышно было: «гласность», «свобода слова», «консенсус», «плюрализм мнений», «хозрасчёт», «общество с человеческим лицом». Ты сама-то помнишь тот год, когда партия вместе со своим марксизмом-ленинизмом медным тазом накрылась?

– Я-то помню! – воодушевленно засмеявшись, ответила Любовь. – Замуж в тот год выходила. Успела обратить внимание на то, что лозунги и плакаты со зданий и заборов стали исчезать.

– А не думала, почему на их месте другие не появились? Типа, «Берите суверенитета, сколько хотите!» или, к примеру, «Гражданин! Стань хозяином своей страны!», «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью!».

– Ну-у-у-у, это было бы слишком для них по-честному.

– Вот потому и создавалась только видимость перемен. Если бы Горбачёв по-честному начал с внедрения правовых знаний, то кооперативное движение привело бы к экономическому росту страны, как в Китае, например, а не к убийствам друг друга, разгулу бандитизма в «лихие девяностые» и к глубокому кризису. Похоже, что участь президента Румынии, расстрелянного вместе с женой по решению трибунала, не очень-то этому способствовала. Пришлось не просвещать, а поощрять невежество, чтобы народ своей головой ни во что не вникал. Потому и итогов деятельности партии никто не подводил. Потому и ни с одной головы верных ленинцев ни один волосок не упал. Я тебе больше скажу, Лебедев Вячеслав Михайлович с восемьдесят девятого года занимает должность председателя Верховного суда. Кстати, на здании Верховного суда статую Фемиды видела?

– Нет. А что с ней не так? – недоумённо поинтересовалась приятельница.

– Богиню изваяли без повязки на глазах, означающей беспристрастность, и без меча карающего, означающего неотвратимость наказания за противоправные деяния.

– Не понимаю, что тебе в этом не нравится.

– Действительно, отчего мне не нравится, что Верховный суд на весь честной мир совершенно честно этим демонстрирует своё отношение и к беспристрастности, и к неотвратимости наказания!? Типа, по всей стране пусть Фемида будет с повязкой на глазах и мечом карающим, а у нас пусть будет с точностью до наоборот! О каком-таком понятии «равноправия» может идти речь?

– Получается, что эта статуя сама за себя говорит? Про растяжимость закона, про отсутствие правосудия. А на чём тогда вся государственная система держится?

– Держится она на крепких личных связях высоких должностных лиц по давней советской традиции. То есть на коррупции. Хотя каждому из нас с малолетства внушалась мысль, что она, якобы, на знаниях марксизма-ленинизма держится. Вспомни, в советское время без конспектов и политинформаций шагу ступить было невозможно! А потом эту пустоту быстренько стали заполнять телесериалы латиноамериканские, Кашпировский, Чумак, реклама. Вместо того, чтобы создавать школы по ликвидации правовой безграмотности. Разумеется, для основного закона места не нашлось. Так он и не стал обязательным предметом изучения всеми слоями населения. Люди, лишённые правовых знаний, не обрели достаточную силу, чтобы взять под свой контроль действия высоких должностных лиц. А тех одиночек, которым чего-то удаётся добиться, просто убивают, как Диму Холодова. Народ так и не понял, что является единственным источником власти. Боюсь, что наше постсоветское общество скорее вымрет, чем свою волю проявит. А без проявления воли, увы, право – ничтожно.

– Да погоди ты всех хоронить! Закон же принят. Вот ты же его знаешь! Сегодня вот и я о нём знаю. Впервые от тебя услышала. Кстати, откуда он у тебя?

– Случайно наткнулась. В какой-то лавке целый «Сборник законов Российской Федерации» купила. Моё внимание в этом сборнике привлёк закон «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации», который был подписан Ельциным за два года до принятия новой Конституции РФ! Это о том говорит, что Россия активно готовилась к вступлению в Совет Европы и ратификации Европейской конвенции по правам человека, в соответствии с которой высшей ценностью государства является не партия, а человек, его права и свободы. А закон об обжаловании в этом сборнике следующим напечатан. Он совсем небольшой – всего девять статей.  Как говорится, маленький, но удаленький. Помнишь дату принятия новой Конституции?

– В девяносто третьем году был референдум. Верховный Совет расстреляли в октябре, а её, значит, принимали в декабре.

– Да, двенадцатого декабря. А закон «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» был принят Верховным Советом ещё весной, двадцать седьмого апреля, то есть за пять месяцев до расстрела. О чём это говорит? О намерении построения правового государства, в котором любой гражданин вправе привлечь к ответственности того служащего, который нарушил его право. Проще говоря, убил. Причём, первая его статья вытекает из статьи пятой Федерального закона «Об основах государственной службы Российской Федерации». Особо ценно то, что в ней прямо говорится о наступлении ответственности служащего за несоблюдение прав и свобод человека и гражданина. Во второй статье говорится о трёх случаях, при которых действия и решения могут быть гражданином обжалованы как в судебном порядке, так и в вышестоящем органе. Случай первый: нарушены права и свободы. Случай второй: созданы препятствия осуществлению прав и свобод. Случай третий: на гражданина незаконно возлагается обязанность.

– Так, подожди. Ничего не понимаю. Ты же говорила, что ты своё нарушенное право восстановила? Суд вынес решение. Тебе была выплачена компенсация морального вреда. Или я что-то путаю?

– Нет, не путаешь. Всё так и было. В декабре двухтысячного года суд признал действия ответчика неправомерными и взыскал с него компенсацию морального вреда. За то, что моё право убил. Однако, для того, чтобы я могла всего этого добиться, я же была обязана в суд обращаться. Правильно?

– Правильно.

– А кто на меня возложил эту обязанность в суд обращаться-то?

– Ответчик?

– А кто же ещё? И здесь в полный рост встаёт случай третий: на меня незаконно была возложена обязанность, после чего возникает ответственность виновного должностного лица. Если бы он не нарушал моего права, мне не пришлось бы его в суде восстанавливать. Не пришлось бы обращаться к юристам за консультацией и составлением жалобы. Покупать бумагу, изготавливать ксерокопии, тратиться на почтовые издержки, на проезд. А сколько времени было потрачено! В моём иске все мои траты указаны. И каждая копейка платёжными документами подтверждена.

– Так ты же сама все жалобы составляла, ни на какие юридические услуги не тратилась! Вот точно ты говоришь: знание – сила!

– Получается, моему ответчику хотя бы тем очень повезло, что я на юристах его деньги сэкономила.

– Вот кто бы моё право нарушил! То есть убил, как ты говоришь. Мне этот закон очень нравится. Давай я к тебе приду, и ты мне его покажешь. Честно сказать, ты меня совсем запутала! Хочу разобраться. Мне как раз нужно в магазин выйти. Через часик забегу.

– Забеги. И покажу, и разберёмся.

* * *

Спустя час раздался звонок домофона.

– Какая пунктуальность! Входи. – нажав кнопку на трубке, пригласила Любовь Михайловна. Открыв входную дверь, она вышла на площадку и гостью встретить, и цветы на подоконнике полить.

– Привет. – выходя из лифта, обратилась приятельница. – Что, никто, кроме тебя, не поливает?

– Так крепкие цветы у нас на подоконнике никогда не задерживаются. И этот люди добрые унесут, когда он силу наберёт. Да, ладно. Мне не трудно. Пойдём. У тебя как со временем? Чаю попьём?

– Ой, нет! Мне сегодня в ночь на работу собираться. Ты быстренько мне на вопросы ответь, чтобы я могла своим коллегам объяснить, что у тебя в суде происходит. Бумагу с ручкой дай, чтобы я себе записала, – пройдя в комнату, Любовь Анатольевна взяла стул и устроилась за столом, на котором лежал толстый сборник законов.

– Да, конечно. С чего разбираться начнём? – листая массивную книгу, спросила хозяйка.

– С самого начала. Первый раз ты пошла в суд в девяносто восьмом году, так?

– Так!

– Ответчиками в суде являются орган: Постоянное Представительство Республики и его руководитель или должностное лицо, я правильно выражаюсь?

– Правильно.

– А где ты его нашла? Как ты узнала о его существовании? Ну, в смысле о существовании этого органа.

– Хороший вопрос. Дай вспомнить. Когда моих родственников в девяносто седьмом году ликвидировали вместе с посёлком, я полгода ждала объяснений происходящего по телевидению. Надеялась на то, что вот-вот кого-то найдут, к стенке поставят и расстреляют, как врага народа. Смотрела все новости с утра до вечера. Никто нигде ни одним словом не обмолвился. Тишина была мёртвая. Однажды в конце передачи «Парламентский час» мне на глаза попался телефон для справок Государственной Думы. Позвонила, узнала, кто из депутатов представляет мою Республику и направила этой женщине свои вопросы в письменной форме. Месяц ждала ответа. Потом ещё месяц. Периодически напоминала по телефону о себе и о том, что сроки на дачу ответа давно прошли. Ещё через месяц терпение моё лопнуло, я собралась и поехала в Госдуму на личный приём, чтобы получить письменный ответ, так сказать, из рук в руки. Паспорт для оформления пропуска взяла с собой. Пришла в десятый подъезд, а там к местному телефону очередь построилась. Разговорилась с чьим-то помощником. Он сначала просто офигел от моей истории, а потом предложил оформить пропуск на приём к своему депутату. Как я могла отказаться!? Конечно, согласилась! И вот так неожиданно для себя я просочилась в нижнюю палату парламента. Как же я волновалась! Не только внутри всё кипело и бурлило, но и трясло всю. Это сейчас, через столько лет хождения по мукам, я в таком состоянии не постеснялась бы открыть дверь ногой в её кабинет… как Лариса Захаровна в фильме «Любовь и голуби»… Но тогда я изо всех сил взяла себя в руки и вежливо постучала.

– А она же не знала, что ты к ней идёшь!? – взволнованно спросила приятельница. – И что!?

– Ты бы видела их лица, когда я себя назвала! Мне даже показалось, что и депутат, и человек десять её помощников от меня отшатнулись – такое впечатление на них произвела. Видимо, поэтому меня и прорвало! Всё сказала, что накопилось. И как я отношусь к бездействию бессовестных руководителей всех рангов, включая МЧС, которая не вывозит людей из ликвидированного посёлка. Не знаю, чего бы я им ещё наговорила, но тут депутат из оцепенения вышла, встала из-за стола, сказала, что ей пора на заседание, велела дать мне телефон, справочник и предложила самой позвонить в МЧС! И я звонила… министру Шойгу. Каждый, кто поднимал трубку, спрашивал одно и тоже: по какому вопросу… перезвоните по такому-то телефону. И только на восьмом заходе меня выслушали, объяснили, что ситуация с жителями ликвидированных посёлков, хоть и чрезвычайная, но не стихийная, а рукотворная. И мне следует обращаться в Постоянное Представительство Республики при президенте РФ по такому-то адресу. Вот такой вот кривой дорожкой я на него и вышла.

– И ты по этому адресу ездила? Там тоже все обалдели? Расскажи!

– Фу, даже вспоминать не хочется. Ездила, конечно. Показала на входе место своего рождения по паспорту, поднялась по лестнице. Когда шла в сторону приёмной, на стене вдруг увидела знакомое лицо депутата Госдумы! Оказывается, она в Госдуму аккурат из этого Представительства перебралась! Ничего себе, думаю! А тут ещё на двери табличку увидела с фамилией. И такой она мне родной показалась… напряглась и вспомнила… фамилию редактора газеты «Знамя коммунизма» нашего района, когда я ещё в школе училась. «Вот это да!» – думаю. Всё, получается, схвачено! Везде свои люди. Вот оно – логово вражеское. Куда я попала!? И тут мне представилась пропасть, разделившая людей на своих и чужих. И я на её краю. Думаю, сейчас не совладаю с собой, начну выражаться – меня, как минимум, за хулиганство в милицию сдадут. А я командиру своему обещала, что ему не придётся из-за меня ни с кем конфликтовать. Развернулась и поехала домой составлять письменное обращение. Через месяц получила ответ в несколько строчек, мол, «всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хо-ро-шо!» И даже пекарня работает! А она, в действительности, сгорела накануне ликвидации. Однако, на повторное к нему обращение я ответа так и не получила, поэтому и обжаловала его бездействие в суд в девяносто восьмом году.

– Вот! Отсюда давай поподробнее! Ты говоришь, что ответчик нарушил твоё право, которое ты в декабре двухтысячного года восстановила решением судьи Карповой. Эти два года ты чего в суде делала!?

– Естественно, каждый раз просила суд одно и то же! Рассмотреть мою жалобу в соответствии с законом «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан», установить нарушение моего конституционного права на получение информации, предусмотренного статьёй двадцать девятой, признать моё право нарушенным, а обжалуемые действия неправомерными, то есть незаконными. Всё точно по тексту. Смотри, он перед тобой. Ничего иного я не просила.

– И сколько раз просила?

– Раз десять. Чтобы тебе было понятнее, скажу другими словами. В суде было возбуждено десять гражданских дел с жалобой на то, что ответчик не дал ответ. Ещё раз. Ответчик десять раз нарушил право гражданина на получение ответа – десять раз моё право убил. Другими словами, десять моих попыток доказать негодяйство должностного лица лежали в суде без движения.

– Ничего себе! И чем всё закончилось?

– Тем, что справедливость, наконец-то, восторжествовала! В декабре двухтысячного года судья Карпова признала-таки действия Постоянного Представителя неправомерными.

– Ничего не понимаю! Почему так? Десять раз суд не признавал, а тут вдруг взял и признал?

– Почему это «вдруг»? Просто суду уже деваться было некуда – все неправильные ходы закончились. Вот судья и рассмотрела дело по закону. Понимаешь, нельзя лгать бесконечно. Обман рано или поздно вскроется. Это от обстоятельств зависит. Например, прихожу я к тебе и говорю: «Этот лист бумаги – белый.» А ты по каким-то там своим причинам со мной не соглашаешься и настаиваешь на своём: «Нет, он – чёрный!» и выдумываешь какие-то небылицы. Но при этом ты свою позицию обязана обосновать, то есть привести аргументы, соответствующие истине, подтверждающие твоё возражение. Мол, на этом листе бумаги чёрными чернилами буквы написаны, поэтому я считаю, что он – чёрный. То есть выдумываешь разный бред. В суде такое поведение деликатно называется «лукавством». То есть ты слукавила, наводя тень на плетень, выдавая желаемое за действительное. Но в суде побеждает тот, у кого больше наберётся аргументов, имеющих отношение к действительности. К примеру, как в футболе: кто больше мячей в ворота противника закатит, тот и побеждает. Судья при этом всего лишь оценивает истинность аргументов сторон и, подводя итог, выносит своё решение, доверяя только своим собственным глазам и ушам. Во всяком случае, в нормальных странах общество стоит на страже независимости судей. Когда стороны состязаются между собой, участие судьи необходимо только: во-первых, при нарушении одной из сторон установленных правил, во-вторых, при фиксации или закреплении результата. Только при соблюдении этих условий судья сохраняет свою самостоятельность. При этом, отсутствие его подчинённости кому-либо, является вторым признаком его независимости. Если в действиях судьи эти два признака отсутствуют, это означает, что он не только не самостоятелен, но и подчиняется тому, от кого он зависим. А это уже – признак коррупции.

– А ты считаешь, что суд зависим от  твоего ответчика?

– Мне трудно судить, кто от кого зависим больше, но то, что ответчика от меня суд защищает – мне сразу в глаза бросилось.

– Неужели!? Это как?

– Да я тебе, по-моему, уже рассказывала не один раз. Когда я подала первую жалобу, судья вначале всё сделала в точном соответствии с Гражданским процессуальным кодексом: и приняла жалобу к производству, и возбудила гражданское дело, и назначила собеседование, и своевременно выслала повестки сторонам. Даже на собеседовании мировое соглашение сторонам предложила подписать. Я отказалась, конечно.

– А почему?

– Своей подписью под этим документом в обмен на устные обещания представителей ответчика все вопросы решить прямо завтра, я лишила бы себя права на повторное обращение в суд уже сегодня. Оно того совсем не стоило. На этот счёт я была очень хорошо осведомлена, поэтому и не позволила ввести себя в заблуждение. Судье пришлось назначить день судебного заседания. Она что-то шепнула секретарю, та пригласила меня расписаться за получение повестки, вручила мне её, и я ушла. А представители ответчика у судьи остались. После этого я их два года не видела.

– Как это?

– Представь себе моё изумление, когда я в метро – от нечего делать – стала повестку разглядывать. Что я там могла в ней увидеть такого, чтобы у меня челюсть отвисла? Во-первых, мало того, что судебное заседание было назначено на четыре месяца вперёд, так ещё и время было указано: семнадцать часов пятьдесят пять минут! Тебе это о чём-то говорит?

– За пять минут до окончания рабочего дня!?

– Ну, да!

– Вот это номер!!! – нервно терзая ручкой бумагу, ошеломлённо произнесла гостья.

– Я тебе больше скажу. Поскольку назначение  даты судебного заседания судья в моём присутствии не только ни с кем не обсуждала, но и мнения сторон не спрашивала, то получается, что решение о выборе и даты, и времени  было принято ею заранее, то есть задолго до моего появления в её кабинете. Представь себе, сколь высоко её усилия должны были быть оценены моим ответчиком? Она же меня на это время на ноль помножила, убив моё право. И даже глазом не моргнула.

– А чего только на четыре месяца вперёд, а не сразу на один год, к примеру?

– Мне это самой было интересно поначалу. Жалобу, конечно, не поленилась в Квалификационную коллегию судей накатать, мол, по ГПК РСФСР на рассмотрение дел по жалобам на действия государственных органов и их должностных лиц, нарушающих права и свободы граждан отводится десять дней с момента подачи жалобы. Мол, в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от шестого июня тысяча девятьсот девяносто шестого года «О мерах по укреплению дисциплины в системе государственной службы», неисполнение законов не только дискредитирует государственную власть, создаёт условия для коррупции и злоупотреблений, но и нарушает права и свободы граждан, подрывает основы конституционного строя России. Прошу лишить судью Пиманову статуса судьи.

– И что?

– А ничего. Как слону дробина. Из коллегии отписка пришла, как будто я о конституционном строе не своей страны пекусь, а вражеской. А Пиманова следующее заседание назначила опять на четыре месяца вперёд. Правда, уже на семнадцать часов пятьдесят минут. Каков прогресс, не правда ли?

– И ты ездила в суд на эти пять минут?

– Разумеется, трястись в дороге по два часа туда и обратно на какие-то там пять минут очень не хотелось. Поэтому в суд я приехала после обеда. Посмотрела на список оставшихся дел. Ни одного закрытого заседания не нашла. А вот когда секретарь объявила о слушании следующего дела, вошла в зал вместе со всеми.

– И никто тебе и слова не сказал?

– Да кто мне чего скажет, если каждый из них думает, что я из компании противной стороны? Зашла в зал и выбрала себе место подальше в уголочке, чтобы никому не мешать. Не думаю, что Пиманову заранее предупредили о том, что я в зале присутствую. Уж очень мало времени для этого было. Скорее всего, она сама  меня «запеленговала». А это значит, что ей далеко не всё равно, кто перед ней в зале находится. Соблюдает меры предосторожности. Если не сказать, что опасается.

– Теперь понятно, почему сейчас все входы в суды милицейскими нарядами нашпигованы. Это чтобы неугодных либо не пускать, либо контролировать.

– Или сразу задерживать под каким-то предлогом. С каждым годом не довольных правосудием становится только больше.

– И что судья сделала, когда тебя увидела?

– Представь себе, расплылась улыбкой во всё лицо и говорит: «А вас мы сегодня слушать не будем!» И столько доблести в её голосе при этом прозвучало! Я так её и не поняла. То ли она хотела этим меня на какую-то грубость спровоцировать, то ли своё могущество демонстрировала. Не знаю. Только я ей также широко в ответ улыбнулась и громко, чтобы все слышали, ответила: «Я знаю!»

– И вышла из зала?

– Ну, вот ещё! Я ведь ни куда-нибудь, а в суд пришла! То, что судья меня видела, это совсем ничего не значит. По требованиям ГПК РСФСР необходимо, чтобы суд  на моей повестке отметку сделал о моей явке: «Находилась в суде с 17:55 до 18:00.» Подписать её. Штамп на ней поставить. А также назначить дату следующего  заседания и повестку мне на руки выдать. Так что я не только с места не двинулась, но даже и не шелохнулась. Пришлось ей меня до самого конца дня терпеть.

– И в следующий раз ты заранее приехала?

– Конечно. Причём, в следующий раз мне, можно сказать, необыкновенно повезло! У двери в зал, на лавочке, молодой человек со своим отцом к слушанию дела готовились. По иску о признании увольнения со службы незаконным.  Противной стороны нет. Я у них спросила, не помешаю ли им своим присутствием. Пожилой мужчина кивнул одобрительно. Даже приободрился, как мне показалось. Я вошла и села на первый ряд слева от трибуны для выступающих. Меня нельзя было не заметить. В заседании молодой человек, первым делом, заявляет отвод: «В связи с тем, что судья является супругой моего начальника, (и тут я вижу, как лицо судьи заливается краской) матерью сослуживицы и тёщей сослуживца, полагаю, что она заинтересована в исходе дела и заявляю ей отвод». Судья покраснела, как рак, и говорит:  «Ну, что же вы так обо мне! Что люди-то подумают.» И смотрит на меня. А я ей от души улыбаюсь. Мол, не волнуйтесь, люди – в моём лице – всё правильно подумают! Она пошла в совещательную комнату для вынесения определения, а я – в коридор. Там в очереди в канцелярию стояли знакомые правозащитники. Им и поведала полученную только что информацию о доблестном юридическом клане, на всякий случай.