Текст книги "Радость и грусть бытия"

Автор книги: Людмила Кулагина

Путь к Богу

 
Сколько маленьких трагедий –
«Вод, огней и труб из меди», –
Носим мы в своих сердцах.
 
 
Бросит в жар от этой бреди,
Как представишь – «крыша едет», –
Груз на жизненных весах.
 
 
Что посеяно, то сжато.
Искушение – расплата.
Испытание – урок.
 
 
Не спасёт «ума палата»,
Чудодейство Гиппократов,
Если танком двинет Рок.
 
 
И души твоей редуты,
Даже если были круты,
Под фанфары затрещат.
 
 
Выйдет пшик из целей дутых, –
С ними кто-то нас попутал! –
И запросим мы пощад
 
 
У Того, кто всё прощает
И блаженство обещает
Нам, как жалким муравьям,
 
 
Чья душа добром тощает.
Он в скорбях нас навещает,
Тащит из зловонных ям.
 
 
Мы ж котятами слепыми,
Поминая всуе Имя,
И за свет принявши муть,
 
 
Лезем тропками крутыми, –
Кровь от страха в жилах стынет, –
В свой, казалось, лёгкий путь.
 
 
Повинуясь чувств порывам,
Скал не видя и обрывов,
Бездн паденья своего,
 
 
Всё карабкаемся в гору, –
Дуракам все горы впору, –
И не внемлем мы Его
 
 
До поры предупрежденьям,
Через скорби убежденьям,
Что пора, мол, отдохнуть
 
 
От мирских суéт-соблазнов.
Он един, хотя и разный, –
К Богу неисповедимый путь.
 
 
Смотришь, к Богу потянулись
Даже те, кто отвернулись
В позапрошлые года,
 
 
От безверия очнулись,
В храм пришли, стоят, сутулясь, –
Так согнула их беда.
 
 
И оставив своеволье,
И грехов своих раздолье,
Заблуждений сладкий яд,
 
 
На коленях стоя, молим,
И в смирении и в боли:
Господи, пусть будет воля,
Но не наша, а – Твоя!
 

Июнь 2007 г.

Призыв к покаянию

 
Кто дружит с верою, тот с Лениным не дружен,
Без Бога рай замыслившим создать.
Хотя, конечно, рай землянам нужен,
И за идею мы готовы пострадать.
 
 
Идея хороша, но воплощенье плохо.
И не о том ли нам Писатель говорил[18]18
  Речь идёт о романе Ф.М.Достоевского «Бесы».


[Закрыть].
Ведь эхо слёз детей, смертей отцов и вздохов
Тем отлилось, кто выше Бога воспарил.
 
 
Кто вверг страну в братоубийственную бойню?!
Террором красным мысль и веру убивал!
Лежит на главной площади покойник,
Что Царской кровью свои руки запятнал.
 
 
Кто отдавал жестокие приказы?
Интеллигенцию страны считал «говном»?
Не по его ли попустительству, указу
Пал Цесаревич искупительным овном?
 
 
Оплачен псевдорай невинных кровью.
Россия в пепле жертв погребена.
Ведь только под Божественным Покровом
Покой и славу обрести могла б она.
 
 
Помолимся всем миром и оплачем
Всех тех, кто жертвою бессмысленною пал.
Прости нас, Господи, и научи нас жить инáче,
И отведи от нас трагический финал.
 

Январь 2007 г.

Культура красоты или красота культуры?

Вид из окна с уторкá,

пока не слыхать матерка

 
Рассвет золотил задремавшую реку,
Деревьев макушки и лодок причал.
Ещё нам по радио гимн «Ку-ка-ре-ку»
Животворящее не прокричал.
 
 
Но ранние птахи свирельками пели,
И клёкот вороний был нежен и мил,
И спал ещё город в пуховой постели,
Над речкой туман сизой дымкою плыл.
 
 
И солнце с ленцой над рекой поднималось,
И мрак, и прохладу рассвета гоня.
Над тихой рекою заря занималась
Июньского нового светлого дня.
 
 
К скамейке подъехала серая «Хонда».
Из дверцы открывшейся вылез пижон,
И зазвучало бравýрное «рондо»…
Пижон, как и я, был рассветом сражён.
 
 
Он вынул из куртки игрушку – мобильник,
И стал примеряться к пейзажу с рекой.
В машине пел песню приёмник-будильник,
А малый с мобильником двигал рукой,
 
 
Её направляя на утра красоты,
На вид слева, справа и сизый туман,
Прихлёбывал также из банки он что-то,
Курил и снимал утра млечный обман.
 
 
Так мне из окна моего показалось
Сквозь тюль, и решётку, и липу в окне,
Но что им на самом там деле снималось,
То было, конечно, неведомо мне.
 
 
Но как-то на сердце моём потеплело.
Подумалось мне: «Нет, ещё молодёжь
Не всё пропила, прокурила, пропела,
Коль ты, Красота, в её душах живёшь».
 
 
И так стало мне и легко, и отрадно,
И к парню хотелось тому подойти,
И незнакомства разрушить преграду,
И тёплое слово для парня найти.
 
 
Но, выпив из банки последнее пиво,
А, может, коктейль, но, скорее, не сок,
Он «щёлкнул» себя и закинул в крапиву
Бочонок пустой, а окурок – в песок.
 
 
Забрался в нутро «навороченной» «Хонды»,
Снял тормоз с лошажьих «японовских» сил,
Сплевал на дорогу и, слушая «рондо»,
На нас наплевав, с ветерком укатил.
 

10 июня 2007 г.

Ирине Бирюковой

 
Как хорошо, что у тебя есть краски,
И чуткий глаз, и нежная душа.
Когда ты прозу превращаешь в сказку,
То забываешь есть, порой – дышать.
 
 
Вот охра просится сама в картину,
И сам влечётся к ней ультрамарин…
Вдруг появляется с пионами куртина,
Чуть высвечена бликами зари.
 
 
В хрустально-перламутровом уборе
Фигура девушки появится из тьмы…
И бирюзовой дымкой вспыхнет море,
Мою печаль своей волной отмыв.
 
 
Купаюсь в цвете. Зыбкость очертаний
Притягивает душу, как магнит,
И тонет прозы опостылевший «Титаник».
А синева всё дальше вглубь манит.
 
 
Я уплываю в этот тихий вечер
В гондоле грёз от бед, борщей – от них…
Мечта одна томит: хотелось вечно
В бесплотных жить Венециях твоих.
 

8 июня 2007 г.

Миражи

 
Не жила, а ходила по лезвию.
Может быть, ещё так же хожу.
Но, в себе открывая поэзию,
Как я рада её миражу!
 
 
Дивен слова прохладный оазис!
И спасителен тем уже он,
Что, надстройкой украшенный, базис
Стал всё больше похожим на сон.
 
 
Но когда-то все сны отоснятся.
Мне б отнять у забвенья хоть пядь!
Миражей моих строчки струятся,
Жизни воды бежали чтоб вспять.
 
 
День уйдёт, но какой-то кусочек
Своей жизнью теперь заживёт,
И однажды бессонною ночью
В одиночество чьё-то войдёт.
 
 
Жизнь моя заструится в ладошках, –
Счастьем-грустью и вас заражу,
И потянутся лунной дорожкой
Ваши души к моей – миражу…
 

17 июня2007 г.

Обращение к своему веку-времени

 
Нет, я ценю свою эпоху,
Хоть и не всё приемлю в ней,
И часто мне бывает плохо,
И чёрен дёготь в мёде дней.
 
 
И слишком явны стали глазу
Упадок, нравственности крах,
И меркантильности заразу
На пьедестал возносит прах.
 
 
Жесток бываешь и неправ ты,
Но тщусь тебя благодарить,
Что наконец позволил Правду
Рабам-Эзопам говорить!
 

17 июня 2007 г.

Таинственные знаки судьбы

 
Прислушайся к голосу Знака, –
Судьба что-то хочет сказать.
Так тон её неодинаков,
Когда нам совет хочет дать.
 
 
То мёртвую птицу положит
На перекрёстке к ногам,
То ногу споткнёт о порожек,
То пальчики сложит в «фиг-вам».
 
 
Остынь и подумай о вечном,
Не бегай за ветром в руках.
Затепли пред óбразом свечку.
Не рвись ты с упорством быка
 
 
К тобою же выбранной цели:
У Бога свой план на твой путь.
Не лезь ты в лазейки и щели, –
Быть может, пора отдохнуть,
 
 
Задуматься, переосмыслить,
Залечь, отсидеться в тени…
Желаний твоих коромысла
Качают на плечиках дни.
 
 
Не всё, к чему рвёшься, полезно
Для фибр твоей слабой души,
Идёшь, может, к жалу ты лезвий,
Что в плоскости лишь хороши.
 
 
Смотри, замечай, сердцем слушай
Ты голос негромкий судьбы,
Она же ведь хочет, как лучше.–
Мы слышим себя лишь, увы…
 

5 июня 2007 г.

Вчера, сегодня, завтра… никогда

 
Понедельник и вторник, а вот и среда, –
Поманили мечтой, пролетели.
Ускользают недели в песок, в «никуда»
Под шарманку шальной карусели.
 
 
То, что было «сегодня», вновь стало «вчера».
Лишь надеждами «завтра» отсветит,
Глядь, уже наступает на пятки пора
В «никогда» и «нигде» быть на свете.
 
 
Муха чёрною точкой в проёме-окне
В перманентном своём постоянстве
Суетится, всё ищет лазейку вовне
В подневольном стекольном пространстве.
 
 
Рвётся муха на волю, на воздух, к весне,
Хоть опасностей там и немало, –
Как бы дятел её на «застукал» в сосне
И синица в сердцах не склевала б.
 
 
Не помощник я пленнице-мухе в окне:
Моя участь с мушиной совпала.
Я на муху смотрю, и всё кажется мне,
Что сама я в ловушку попала.
 
 
Ловит жизнь нас, как мух, в паутину свою,
Рвёмся к благам, лишь изредка – к Свету.
Днями крутимся мы, создавая уют,
Укрепляя тем самым тенета.
 
 
Завтра будет четверг. Пятница – постный день.
И два дня в карусели весенней,
Где дозволены праздность свободы и лень
Только тем, кто не ждёт Воскресенья.
 
 
Так в заботах-трудах вихрем дни пролетят.
Взгляд из вечности: жизнь – лишь мгновенье.
И на вкус безразличны мёд жизни и яд,
Если выпить из чаши забвенья.
 

30 мая – 1 июня 2007 г.

Письмо другу

 
Зайди ко мне, Евгений Боев,
Возьми бутылочку вина,
Чтоб пообщались мы без сбоев,
Черпнув по истине со дна.
 
 
Давно с тобой мы не сидели
За рюмкой доброго вина,
За это время поседели,
И даль яснее всё видна.
 
 
Тебя как будто кто-то гонит. –
Ты бизнесмен или поэт?!
За счастьем призрачным в погоне
Мы не общались столько лет.
 
 
Кроѝшь как время, непонятно.
На книжке пишешь: ты мне друг.
Так объясни мне, глупой, внятно,
Что ж пообщаться недосуг?
 
 
Намёки, спешка, недомолвки…
Какая, к чёрту, дружба здесь?!
Она практически умолкла,
Осталась мутная лишь взвесь.
 
 
«Мы созвонимся», – обещаешь. –
И на два года пропадёшь.
Не позвонишь, ты это знаешь.
Зачем обеты раздаёшь
 
 
Тогда налево и направо?
Или не веришь – люди ждут?!
Забвения всё глуше травы:
Бурьяном скоро порастут
 
 
Те годы, что в своей каморке
Ерёмин кофе(м) угощал.
Как крепок был напиток горький!
Как щедр был тот, кто нас прощал
 
 
За невротические всплески,
И за любовь, и за вражду –
К любви незрелости довески;
Как жажду, утолял нужду
 
 
В опоре, дружбе, тёплом слове,
И в понимающем отце,
О нас заботясь, бестолковых,
Как добрый пастырь об овце.
 
 
Приди, обсудим тягот бремя,
Тряхнём, дружище, стариной,
И золотое вспомним время,
И погорюем над страной,
 
 
Агонизирующей в муках,
Из праха рвущейся восстать,
Где взяток общая порука,
Где процветают хам и тать.
 
 
Отвык, небось, от русской грязи
Ты там, в Германиях своих?
Скупаешь землю, метишь в князи,
Родное «я» сменив на «ich»[19]19
  Ich – в пер. с нем «я».


[Закрыть].
 
 
А мы в родимой стороне
Имеем то, что заслужили,
И с пожеланьем «Вы б так жили!» –
Всё ищем истину в вине.
 
 
Не откупайся впредь стихами
И пообщаться всё ж зайди
Ты к поэтессе – другу – даме:
Всё меньше шансов впереди.
 

27 мая 2007 г.

Открытка с видом лагуны

 
Я искала на карте этот сказочный город,
Где так счастлива дочка и несчастна была,
Там, где сосны и море, где молочные горы, –
Я искала тот город, но найти не смогла.
 
 
Видно, карты масштабы так малы – не вместили
Этих сине-зелёных, бирюзовых лагун,
Где средь волн изумрудных яхты белые плыли. –
Я счастливой была бы даже на берегу.
 
 
Сквозь хрустальную призму светит дно с валунами,
А меж ними мелькают плавники пёстрых рыб.
Но меня, как и прежде, в «рае» не было с вами,
Исключил меня кто-то из волшебной игры.
 
 
Для меня игровое – лишь Тамбовское поле:
Дом–прогулка–плотина–телевизор и сон.
Здесь довольны мы тем уж, что живём и на воле,
И «хрущёвка» – наш райский уголок, «la maison»[20]20
  La maison (ля мезон) – в переводе с фр. дом.


[Закрыть].
 
 
Вряд ли светит нам, бедным, в обозримые годы
Изумрудных просторов красота и комфорт.
Хорошо, хоть в открытках нам доступна природа,
Где лазурью залиты море, яхты и порт.
 
 
Я смотрю на открытки и купаюсь в лазури,
Загораю на пляжах на лилейном песке,
Удивлённо таращусь круглоглазым лемуром
В этот рай, что есть где-то, и в мечтах, и в тоске.
 
 
На открытках нет места разным хворям, мозолям,
И ожогам от солнца, нуждам и комарам,
Правда, нет и озона, брызг, насыщенных солью,
Когда режет лагуну носом катамаран.
 
 
Здесь не дуют мистрали, не балýют сирокко[21]21
  Мистраль – сильный холодный ветер, а сирокко, наоборот, знойный ветер, дующий в средиземноморских странах.


[Закрыть].
Здесь спокойная заводь, и даль неба ясна,
Здесь раскинулось море синевою широко,
И сосна не шелóхнет, и навеки весна.
 
 
И я думаю, как это – жить всё время у моря,
Видеть днями, годами этот сказочный край?!..
Только разве красоты избавляют от горя,
Разве жизнь побережья превращается в рай?
 
 
Рай небесный, скорее, всё ж похож на открытку:
Ведь в бесплотных красотах нет ни горя, ни бед,
Нет ни прозы житейской, серой пылью покрытой,
Нет ни страха, ни смерти, поражений-побед.
 
 
Не видны сквозь открытку страсти-беды людские.
Я не там, но себе я скажу – «не горюй»:
Отцветут-отшумят все красоты мирские
В этом временном плотском ненадёжном раю.
 
 
Но тебе благодарна я, лагуна-колдунья,
За минуты восторга и крылатой мечты,
За прозрачность лазури, созерцанье-раздумье
И за образы рая, что навеяла ты.
 

19-20 июня 2007 г.

Доброе утро

Мужу Игорю

 
Доброе утро, любимый, родной!
Прости, что вчера рассердилась:
И день суматошный был и заводнóй,
И солнце за тучи садилось,
 
 
И ноги устали пол в кухне топтать,
И столько забот мелких было,
Что к вечеру стала я нá день роптать.
Прости, дорогой, что забыла
 
 
О радости видеть родное лицо
И тембр слышать бархатный речи
Того, кто стал мужем, защитой, отцом, –
Бесценный ты мой человече[22]22
  Человече – звательный падеж от слова человек в старосл. языке.


[Закрыть].
 
 
Прости, что пустячной обиде дала
Своё спеть фальшивое соло.
Прости, если вновь замотают дела,
И день станет горек и солон.
 
 
Нельзя забывать, что пока мы вдвоём,
Нам многое в жизни по силам,
Пока мы любовью друг к другу живём,
Мы юны душой и красивы.
 
 
Пусть ссоры, как пепел былого костра,
Развеет забвения ветер.
Когда-то настанет расстаться пора
Со всем, что мы любим на свете.
 
 
Пока же, встречая златую зарю,
Как Ганг и его Брахмапутра,
Сольём свои чувства в едином «люблю!» –
Пусть им начинается утро.
 

22 июня 2007 г.

На рассвете

 
О чём поёшь так рано, птаха? –
Так твой заливист чив-чив-чив! –
Что сыплет счастье жизнь, как сахар?
Что вкусны крошки-калачи?
 
 
Рассвета первый луч в окошке.
Река зеркальна и тиха.
И спят собаки, мышки-кошки.
Лишь я не сплю из-за стиха.
 
 
Мне строчка ямку продолбила
В извилинах, как та капель.
На кухне-прииске забила
Я рифмой кол в рассвета щель,
 
 
Чтоб застолбить златую жилу,
Чтоб легче ночь без сна терпеть,
Чтоб чувств своих познавши силу,
Гимн жизни ранней птахой петь.
 

Конец мая 2007 г.

В зеркале

 
Это зеркало помнит меня
И в слезах, и с сияющим взглядом,
И в начале надеждой светящего дня,
В тьму, и в бурю оно было рядом.
 
 
Я смотрела в упор, изучая себя,
Подставляя тебе фас и профиль.
Ты, не радуясь мне и со мной не скорбя,
Отражало судьбу мою просто.
 
 
Стала осень светиться в глазах,
Паутинки морщин протянулись.
Открутив киноплёнку однажды назад,
Вдруг пойму, как с тобой обманулась.
 
 
Отраженье мне лгáло в лицо,
Обещало, но слов не сдержало.
Соискателем было когда-то, истцом,
А теперь обвинителем стало.
 
 
Буду чаще смотреться в… альбом, –
Не в реальность с улыбкой фискальной,
Находя утешение в том,
Что зеркал нет в стране зазеркальной…
 

15 июля 2007 г.

Улыбнись мне, судьба

 
Улыбнусь предстоящему дню:
Пусть улыбка приманит удачу.
Сумрак ночи улыбкой гоню,
Дню ненастному кину, как мячик:
 
 
Пусть поймает, как в детстве, «свечу»,
Пусть, как в зеркале, в нём отразится,
Пусть мне будет весь день по плечу,
И судьба на меня пусть не злится.
 
 
Гнев, как встарь, отведу я богов,
Пусть и скромным, – от сердца подарком.
Виноградную спелость годов
Я отмечу улыбкой, как маркой.
 
 
Улыбнусь я, приветствуя жизнь.
Ты, удача, приди, не зазнайся,
У надежды моей задержись.
Не сердись же, судьба, улыбайся.
 

12 марта 2008 г.

Песенка утра (в двух частях)

Часть 1-я. Пусть будет так

 
Навей утром сны золотые, о, зрелость, –
Зерна, хлеба жизни, пшеницы-стиха,
Чтоб снова с мечтою жилóсь мне и пелось,
И пусть будет песня, как утро, тиха.
 
 
И пусть в ней счастливо-щемящею нотой
Цветок запоздалый – любовь мне поёт,
И словно нектар, в мёд густеющий в сотах,
Во мне каждый день этой жизни живёт.
 
 
И каждая радость своим светит светом –
Ромашкой, шиповником и васильком,
И пахнет грибом и клубникою лето,
И дождик бродить позовёт босиком.
 
 
И будут волшебны над речкой туманы,
И сказочен миг, когда солнце взойдёт.
И манят мечтою далёкие страны,
И пусть в этих странах меня кто-то ждёт.
 
 
Вот поезд ритмично стучит, убегая
В другие, заманчивые города,
Где люди иные и радость другая,
И, кажется, солнце там светит всегда.
 
 
И пусть мне сегодня не очень-то спится,
И знаю теперь почти наверняка:
Журавль улетел, но – осталась синица,
И чайка, и дятел в тиши сосняка.
 
 
И множество чувств ещё птицей щебечут
В душе, будто в синем небесном раю,
И ждут со словами заветными встречи,
И в новых стихах, может быть, запоют.
 
 
А прошлая боль, словно сумрак, пусть тает.
Кукушка пророчит. И солнце встаёт.
Жизнь белой голубкой воркует. Светает.
И с розой-зарёй новый день настаёт.
 

Часть 2-я. «Мухи и котлеты»

 
Решила на время, хотя бы в стихах,
Я «мух», наконец, отделить от «котлеты».
Пусть счастье, как детство в коротких штанах,
Приснится на зорьке мне летом…
 
 
До часу заснуть не давала «попса»,
По-пьяни сосед «выступал» за стеною.
А часиков в пять лай знакомого пса
Пел раннюю «Песенку утра» со мною.
 
 
Я на ночь «хлебнула» к тому ж НТВ –
Зеркальный источник кошмаров:
«Профессия…», «…максимум»[23]23
  «Профессия – репортёр» и «Программа максимум» – публицистические программы НТВ.


[Закрыть] и т.д.
Про жизнь проституток, клошаров[24]24
  Клошар – бездомный, нищий, опустившийся человек.


[Закрыть].
 
 
И видела днём я такого бомжа,
Что может в кошмарах лишь сниться.
И так новой жизни поддáтая «ржа»
Шумит и «торчит», – мне не спится.
 
 
И в тихую гавань без денег сбежать
Нет шансов: «покой только снится».
Затишье лишь в ванной: придётся лежать
Там ночью подбитою птицей.
 
 
Устала я зá день: долбили бетон
(что стало привычным) соседи.
И мат молодёжи, и их «моветон»[25]25
  «Моветон» – дурной тон, невоспитанность.


[Закрыть]
И всё, от чего «крыша едет»:
 
 
«Попса», караоке, повсюдный обман,
Нажива, «чернуха», «клубничка»…
Мой завтрашний день подъедает туман.
Эфир нездоров и водичка…
 
 
Но «Песенка утра» – не «фишка» лжеца, –
Так двойственно утречко было.
У жизни два профиля, «морды лица»:
От Бога – лицо, от «нечистого» – рыло.
 

24 июня 2007 г.

Под небом лета

 
Я не приземлённая, –
Жизнью утомлённая,
Но пока пою.
Мне ещё мечтается,
В облаках витается:
Кажется, что сплю.
 
 
Грустью или радостью,
Горечью и сладостью
Светит каждый день.
Что-то в нём теряется,
Что-то обретается,
Свет сменяет тень.
 
 
И мальками-искрами,
И ростками-мыслями
Прирастает жизнь.
Воробьишки в форточке,
Растопырив пёрышки,
Мне кричат: «Держись!»
 
 
И под цветом липовым
С солнечными бликами
Проплывёт июнь,
Средь лугов некошеных,
Дел и книг заброшенных,
Без ненужных «нюнь».
 
 
Впереди дни осени
С редкой неба просинью.
Жить до них и жить!..
А пока с ромашкою,
Донником и «кашкою»
Буду я дружить.
 
 
Хочется ль, не хочется,
Всё на свете кончится.
Летом даль светла.
Но в зелёном платьице,
В речку глядя, плачется
Тихая ветла…
 

28 июня 2007 г.

Есенинские мотивы

 
Ах, какая беда – бессонница.
Ах, какой отоснился сон.
И летит моих мыслей конница
В предрассветный сумрак окóн.
 
 
Отстучал поезд ритмом рельсовым.
Обнимают асфальт фонари.
Хорошо всё ж душой апрельскою
Видеть рыжую холку зари.
 
 
Утро лета глазком ромашковым
В белоснежном венке взойдёт.
Колокольчиками да «кашками»
Вызревает в лугах его мёд.
 
 
На земле всё когда-то кончается.
Лишь мечта не имеет конца.
Посмотри, как колосья качаются,
Отрицая косу косца.
 
 
Ах, какой заболеют жалостью
И река, и ракитный куст,
Тронут золотом-побежалостью.
И пустырь будет гол и пуст.
 
 
Отцветут лебеда с татарником,
Отзудят своё комары.
Солнце жёлто-оранжевой арникой
Нам отсветит с зенита-горы.
 
 
Будем серое небо мерить мы
В лужах улиц осенним днём.
Ах, зачем мы так лету верили?
Ах, зачем не остались в нём?..
 

29 июня 2007 г.

Однажды бессонной ночью

Когда мне ночью спать не дали

«попса» и прочие детали,

и чей-то тёмный «Мерседес»

«ржал» под окном, как пьяный бес.

 
Увези меня, поезд, в другую страну,
Где надеждам моим суждено будет сбыться,
Где под музыку счастья жизнь иную начну,
Где смогу от кошмаров прежних лет я забыться:
 
 
От распятого Бога до концлагерей,
И от мутной кровавой жестокости жуткой,
От людей, не ушедших далеко от зверей,
Их истории, бывшей чьей-то злой долгой шуткой.
 
 
Увези меня, поезд, я прошу, увези
В ту страну, где дано жизни новой родиться,
Где не в боли и мýке, – во взаимной любви
Век людей как разумных существ мог бы длиться.
 
 
Кто назвал «хомо сапиенс» наш двуногий подкласс
Примитивных, порою безумных приматов,
Что освоил энергии недр, солнца, масс,
Изобрёл себе смерть, раскодировав атом.
 
 
Кто мне скажет, откликнитесь, люди, ау! –
Где разумности край? Где безумья начало?
Сколько создано вами ответвлений наук,
Но счастливее жизнь на планете не стала.
 
 
Нет надежды, любви, веры нет уже той,
Что была силой духа так на святость богата.
Нимб престижен ещё, если он… золотой.
Впрочем, также и раньше было в мире когда-то.
 
 
В целом стали мы, правда, чуть комфортнее жить:
Электричество, газ, электроника. В космос
Рвёмся мы, чтоб постичь душ устройство чужих,
А своя, как была, – отчуждённа и косна.
 
 
Увези меня, поезд, я готова бежать
От всего, что вокруг ранит глаз, режет уши,
Где шум жизни всё чаще – это шум дележа. –
Я хочу потаённый голос вечности слушать…
 

17 июня 2007 г.

Печальная история тиранов,
временщиков, надежд, самообманов

«…И веря, и не веря вновь

Мечте высокого призванья,

Он проповедует любовь

Враждебным словом отрицанья.»

Н.Некрасов. «Блажен незлобивый поэт»

 
Двадцатый век для нас стал переломным
(Век 19-ый в сравненье с ним был нежно-томным):
Свихнулся дух, вразнос пошла материя,
Ушла история и началась мистерия.
 
 
Трагично прервалась царей династия,
Чредой посыпались на нас то беды, то несчастия.
«Аврора» вместо утренней зари восстала,
И сверг плебей законного вассала.
 
 
Что натворил Ильич, – сам ужаснулся,
Когда, в предчувствии финала, вдруг очнулся.
Но вспять уже не повернуть события,
И в окончательное впал Ильич небытие.
 
 
Пришёл ему на смену Йосиф Сталин, –
Страна дала угля и много стали.
Народ стал, правда, дохнуть, словно мухи, –
Творец истории не ждал такой прорухи.
 
 
Событий вязь уж тяготела к ткачеству:
Стук в дверь в стране перерастал в стукачество.
Трудились, впав в азарт ударной стройки,
Бесчисленные чрезвычайки – тройки.
 
 
ГУЛАГ расцвёл, а в нём – статьи расстрельные.
Колонны строились, но вовсе не Расстреллями.
Народ пел песни со словами-вишнями,
Чтоб не сболтнуть чего-нибудь бы лишнего.
 
 
Была в те дни в стране большая паранойя,
Какой не видели века, наверное, от Ноя.
Когда же, наконец, настала оттепель,
Народ воспрянул: заживём мы вот теперь.
 
 
Взамен людей сажать тут стали кукурузу,
И с пролетарием всех стран крепили узы.
А тем, кто враг и портил нам картинку,
Тому с трибуны – ух! – грозили мы ботинком.
 
 
Америку догнать и перегнать клялись намеренно,
Но помешало кое-что коню, а нынче – мерину.
Бежали резвой прытью к коммунизму,
Но прописал нам Лекарь свыше клизму.
 
 
С моральным кодексом хотели обойтись без Бога,
Но, видит Бог, как без Него мораль убога.
А дальше вкривь и вкось пошла бодяга:
Ко взяткам, орденам и поцелуям тяга.
 
 
Народ расползся по пивным, психушкам, кухням.
Забыв про повесть прежних лет: «Эй, ухнем!»
Проклюнулись в стране фарца и диссиденты –
Под «одобрям-с» и «бурные аплодисменты».
 
 
К красивой жизни приохотилась тогда верхушка
И к лобызанью Брежнева от пяток до макушки.
Из чтенья разрешали: Маркса, Ленина, Тацита.
Всеобщего была в стране проблема дефицита.
 
 
Потом – маразм, развал и перестройка:
Накрылась кое-чем социализма стройка.
Когда нам некто с меткою на лбу явился,
Наш СэСээР – «Колóсс Родóсский» – развалился.
 
 
Сбылась заветная мечта американцев –
Из пугала нас превратить в хамло и оборванцев.
Настал тут собственности новый передел:
Рай для хапуг, воров, бандитский беспредел.
 
 
Жить на Руси вольготно стали – дилер,
Банкир-магнат, юрист-«артист» и киллер.
А педагог, учёный, врач, поэт, писатель –
Подведены под общий нищий знаменатель.
 
 
Закон стал видимость одну иметь закона.
И расплодились всюду «оборотни» при погонах.
Вошли в законный бизнес: нелегальная фарцовка,
Блатной жаргон, бритоголовость, «распальцовка».
 
 
С «понтами» братаны теперь сидят в джакýзи,
Купаясь в «зелени», как шар, летящий к лузе.
Теперь, поверьте, мы устали удивляться:
Узнал «совок»[26]26
  Совок – в просторечии бывший СССР.


[Закрыть], что значит «дурь», «ширяться».
 
 
Мутировало всё: и совесть, и продукты,
И в Думах думают за нас такие «фрукты»…
С моралью полный заключили мы консенсус.
И нашу глупость тщетно лечат экстрасенсы.
 
 
А что народ? И каковы народа чаянья? –
Напиться от непрухи, нищеты, отчаянья.
Конец истории, скорей всего, банальный:
Страна сойдёт на нет и станет виртуальной.
 
 
P.S.[27]27
  P.S. (Post scriptum) – дословный перевод: «после написанного».


[Закрыть]
 
 
Простите мне, что речь не о заслугах, – о пороках, –
Душа болит! И нет в отечестве пророка…
 

Апрель 2006 г,