Текст книги "Цветы шиповника"
Автор книги: Людмила Кадосова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Людмила Кадосова
Цветы шиповника
Говорят, что каждый человек – кузнец своего счастья. Вроде бы прописная истина. А мне в последнее время кажется, будто наковала я что-то не то. Впрочем, обо всем по порядку.
Я жду мужа с работы. В последнее время он часто задерживается. Листаю книгу, но мысли блуждают где-то очень далеко. Ноябрьский вечер. За окном сыро, дождливо и туманно. Почти ничего не видно. Прислушиваюсь. Вот-вот пискнет домофон, лязгнут двери лифта, и мое счастье неторопливо поднимется на пятый этаж. Арсений – моя жизнь, смысл, мое дыхание, я существую только им и для него. Говорят, любить до самозабвения – это неправильно, только я не умею иначе. Мы женаты уже три года, хотя знаем друг друга с института.
Вот и шаги на лестнице, прилипаю к дверному глазку. Так и есть, мой любимый поднимается по ступенькам, о чем-то говорит с соседом, они жмут руки – и вот он долгожданный миг!
– Арсений, я так соскучилась! – Обнимаю мужа, пахнущего дорогой туалетной водой и дождем. Он небрежно снимает пальто и прямо в ботинках идет по свежевымытому полу.
– Осторожнее! Я только пол помыла…
– Только не начинай меня пилить, – с раздражением ответил муж. – Не успел войти, тебе сразу надо до чего-нибудь докопаться. Я завтра выступаю на конференции. Мне надо подготовиться.
– Я не знала.
– Правильно. Я говорил месяц назад. А ты даже не удосужилась запомнить. Зачем тебе? – Грязные ботинки полетели на ковер. – Ужин сегодня будет?
– Я приготовила курицу.
– Опять курица? Ты же делала курицу на прошлой неделе. Неужели за те деньги, что я даю тебе, нельзя сделать меню более разнообразным? Ладно уж, неси что есть.
Проглотив разочарование, я принесла ужин прямо к компьютеру, где Арсений увлеченно редактировал будущую речь. Чуть ли не впервые за годы совместной жизни захотелось разбить о голову Арсения тарелку. Я мысленно одернула себя. По идее, следует гордиться его достижениями. Мой муж возглавляет отдел в строительной компании, молодой и талантливый. Ему нет и тридцати, а его уже приглашают на различные выступления. Но мне почему-то обидно. Я так надеялась, что этот вечер мы проведем вместе. Посмотрим какое-нибудь душевное кино или просто сядем, тесно прижавшись друг к другу, и станем говорить обо всем на свете.
* * *
За ночь выпал снег и укрыл город сказочным покрывалом. Значит, Арсений будет долго откапывать машину во дворе и сердиться. Готовлю завтрак, варю кофе, муж любит очень крепкий, обжигающий, ставлю горячие бутерброды и иду будить мое сокровище.
– Доброе утро, любимый!
– Сколько времени? – сонным голосом отзывается тот.
– Почти семь.
– И что ты пристала в такую рань? Я еще минут двадцать спать могу.
– Это вряд ли. Посмотри, какой снег за окном.
– Ты разбудила меня, чтобы полюбоваться пейзажем? Очень мило с твоей стороны! – прошипел он. – Давай я тебя в час ночи подниму, чтобы показать какую-нибудь фигню!
– Арсений, ты на работу опоздаешь. Завтрак готов, жду тебя на кухне. – Я развернулась и вышла из спальни.
В общем, утро началось как всегда. Хочешь как лучше, получаешь ни за что. Я в одиночестве заваривала чай, когда утреннюю тишину пронзил злобный вопль.
– Твою мать! Там снега по колено! Ты почему не сказала? – Вслед за этим на кухне появился мой благоверный наполовину одетый, пытающийся на ходу застегнуть брюки.
– Ничего теперь не успею. Все из-за тебя! – кипятился он, хватая свободной рукой чашку. И, конечно же, опрокинул кофе. На белоснежной рубашке расплылось пятно.
– Да что ж такое! Сколько можно издеваться? У тебя есть во что переодеться?
Молча приношу ему свежую рубашку, помогаю завязать галстук.
– А это что за отрава? – это уже по поводу некогда горячих бутербродов. – Ты знаешь, что когда сыр застывает, то он превращается в малосъедобный кусок резины? Спасибо тебе! Ешь такое сама! – Арсений подхватывается, срывает дубленку с вешалки и вылетает из квартиры. С добрым утром, Лерочка!
Когда и что я сделала не так? Почему кумир старшекурсниц превратился в бессердечное существо? Не мог же человек за короткое время настолько измениться? Возможно, все дело в новой работе: Арсений сильно устает, вот и срывается. Размышляя подобным образом, я закинула рубашку в машинку, застелила кровать и навела безупречный порядок в спальне. Мой чай давно остыл, а я не выпила еще ни глотка. Да и позавтракать не мешает. Доедаю бутерброд Арсения. Нормальный сыр, что ему не нравится? Как же я не подумала, у него же был гастрит! Вдруг у Арсения опять заболит живот от неправильного питания? И вовсе он не придирается, у него и впрямь здоровье слабое. Надо будет сделать что-нибудь диетическое. Может, тогда Арсений перестанет сердиться на мою оплошность.
Я взяла умную книгу и честно попыталась ее осилить. Фразы были на полстраницы. Обилие причастных оборотов зашкаливало. Дочитав абзац, я не могла вспомнить, с чего он начинался. Наверное, Арсений прав, когда язвит по поводу моих умственных способностей. На счастье послышался веселый мотивчик телефона, и я с чистой совестью отложила книгу. Ура! Маша выходная, ибо эта песенка стоит только на нее. Маша – это самая близкая мне подруга еще со школы.
– Привет! – нарочито бодро восклицаю я. – Как я рада тебя слышать.
– Твой дома?
– Что ты, ушел давно.
Арсений, мягко говоря, не в восторге, когда я долго болтаю по телефону. А какие еще развлечения у домохозяйки?
– У меня важное дело. Сможешь приехать?
– Да… Нет… Мне еще обед готовить.
– Ерунда, пообедаем вместе. У нас по соседству кофейню открыли, булочки прямо тают во рту.
– Надо еще Арсению ужин приготовить. Он вчера отчитал меня за курицу.
– Чем ему курица не угодила? – удивилась Маша.
– Второй раз за неделю. Он гурман. Вот, думаю, чем бы его удивить.
– Зажрался твой Арсений. Купи котлеты в кулинарии, пусть радуется.
– Что ты, как можно?!
– В общем, так: одевайся, жду через час. Сперва дело, а потом вместе придумаем, чем твоего сладкоголосого кормить.
– Я же просила не называть его так. Он выдающийся специалист, а ты…
– Через час, – напомнила Маша и отсоединилась. А я заметалась по комнате. Что там такое у Маши случилось? Может, у нее проблемы и она не знает, как попросить у Арсения совета?
Я рылась в своей косметичке и удивлялась. Крема осталось на самом донышке. Тушь засохла, а помада как-то подозрительно пахла. Я так давно ничего не покупала для себя. В общем, я собралась в рекордно короткий срок. Из макияжа только карандаш для глаз. Из одежды – старые джинсы и кофта, что я купила еще до свадьбы. Сунув руки в короткий полушубок – подарок мужа, – я лихо поскакала к Маше, благо жила она в двадцати минутах ходьбы.
Арсений
Сегодня я снова забыл заехать в автоцентр. Да и как не забыть, когда голова не тем занята! Настроение паршивое, и зуб ноет. К врачу обратиться надо, а все недосуг. Может, Леру попросить, чтобы записала? Куда там. Забудет в ту же минуту. У Леры талант все путать и забывать. Умудряется за двадцать минут испортить настроение. Такой талант не приобретают. С ним рождаются. Ведь знает, что я не могу вот так по звонку будильника подорваться и нестись неведомо куда. Я люблю постепенно просыпаться, медленно настраивать себя на новый день. Думать о приятном, сквозь дрему улавливая аромат свежесваренного кофе. Нет, обязательно все испортит.
Врывается в спальню, верещит, не переставая. Дорогой-любимый то, дорогой-любимый се… И голос с утра такой противный. Хочется сунуть голову под подушку и никогда его больше не слышать.
В семь утра ее осенило, что за окнами выпал снег. Удивительно, конец ноября все-таки. Я мог еще спать и спать.
А кофе! Язык не поворачивается назвать благородным напитком ту бурду, что она готовит. Никогда он не бывает нужной температуры. То слишком холодный, то слишком горячий. Три года ее учу, а все без толку. Лера поступает так, как сама считает нужным. Ей плевать на мои предпочтения. Глотнешь эту гадость, настроение вмиг опустится Уж и кофе-машину купил. Лере остается только в чашку перелить. Нет, даже с этой элементарной процедурой не справляется.
До чего тошно просыпаться утром, лицезреть порядком надоевшую спальню и окунаться в опостылевший быт. Я думал, что семейная жизнь – это вечный праздник. Оказалось, рутина.
Немного завидую людям, у которых утро начинается по-другому. Раньше мама варила отцу превосходный кофе. Густой и крепкий. Пара глотков – и мысли проясняются. За завтраком родители обсуждали что-нибудь интересное. А мне даже поговорить не о чем.
Когда-то я мечтал начинать утро с поцелуя любимой, с улыбки. Не вышло. Вечно с кислой рожей ходит. Вечно лезет с нотациями. Вообще никакого уважения!
Вчера вот пришел. Не успел передохнуть, визг: куда прешь, я полы помыла. Впрочем, у этой клуши и интересов-то нет, кроме готовки-уборки. «Арсюша, я постирала тебе рубашки, Арсюша, я приготовила курицу». Просил же не называть меня этим идиотским именем.
От всего Леру оградил, ни разу не заикнулся, чтобы работать шла. Сиди дома, делай что хочешь. Единственное, о чем просил, чтобы ужин всегда был. За целый день можно хоть что-то для мужа сделать. Видит же, за последнее время у меня существенно прибавилось обязанностей.
А ведь иняз окончила. Хоть бы раз знаниями блеснула. Или мне бы помогла. Всего раз попросил статью для работы перевести. Куда там. «Ой, Арсюша, там термины такие специфические. Я ничего в этом не понимаю!» пришлось специально человека нанимать.
Странно, она же не была такой. Я любил совсем другую Леру. Случайно увидел ее в актовом зале института. Темные волосы до плеч, глазищи в пол-лица. Она пела романс, и лицо было такое живое, одухотворенное. В таких влюбляются всерьез и навсегда. Куда она делась? Неужели сытая жизнь так ее развратила? Раньше Лера была веселой. Ее смех звенел колокольчиком и вызывал ответную улыбку. Она была легка на подъем. Мы садились в электричку и ехали куда глаза глядят. Потом выходили на понравившейся станции и устраивали пикник. Или просто расстилали плед и говорили обо всем на свете. Теперь нам не о чем говорить.
Не понимает меня Лера! Не понимает и совсем не ценит! Ей плевать, что я много работаю. Она думает лишь о себе. Когда я делал ей предложение, я и подумать не мог, какая скучная жизнь меня ожидает. Она была красавицей, мужики шеи сворачивали, когда Лера мимо шла. А теперь! Когда она прическу последний раз делала? Стянет волосы в хвост и ходит. Думает, для мужа и так сойдет. Мне ведь много не надо. Только видеть симпатичную женщину вместо замотанного чучела. На смену пылкой влюбленности пришло равнодушие, а вслед за ним раздражение.
Еще Лера взяла за правило ныть и жаловаться, что мы никуда не ходим вместе. Я вас умоляю, с такой клушей даже в супермаркете стыдно появляться
Этим летом супруга опозорила меня по полной. Взял ее на юбилей шефа. Все были с женами, и у меня просто не было выбора. Сперва она невыносимо долго сушила волосы феном. Тот орал на всю квартиру, лишая меня самообладания. Потом она нацепила какое-то скучное черное платье. Ни тебе декольте, ни украшений. Как будто мы на похороны собрались.
Я медленно закипал, а Лера, словно испытывая меня на прочность, принялась краситься. Это отдельная песня. Она только губы с полчаса красила!
Пришлось несколько раз пройтись по комнате, демонстративно взглянуть на часы и вздохнуть. Лера и бровью не повела. Я, который славился своей пунктуальностью, мог опоздать на вечер из-за глупых сборов. Пришлось объяснить популярно.
– Ты долго еще телиться будешь? Мы опаздываем! – еле сдерживаясь, прошипел я, хватая ее за локоть.
– Я не корова, чтобы телиться, выбирай выражения, – надулась она. Сейчас еще обижаться вздумает.
– Сколько можно? Потом накрасишься.
Я отобрал помаду, запихал Лере в сумку. Затем схватил ее за безвольные руки и потащил к выходу. Лера споткнулась о коврик в прихожей и чуть не размазала косметику о мою рубашку. Повезло, что удержалась. Времени в обрез, переодеться я б не успел.
Всю дорогу жена демонстративно смотрела в окно.
В ресторане толпа гостей, их спутницы сверкают бриллиантами, один наряд роскошнее другого. И только моя Лера как Золушка на их фоне. Спасибо, милая. Знает ведь, как нелегко мне было пробиться к великому и могущественному Владимиру Борисовичу. Как я был у него мальчиком на побегушках, подавал кофе и записывал в блокнот мудрые изречения. Как я из кожи вон лез, чтобы меня заметили. Как я работал сверхурочно и изо всех сил старался понравиться. Возможно, я б так и бегал за кофе до сих пор, если б однажды не настал мой звездный час. По счастливой случайности я получил задание. Довольно щекотливое. Рискнул и победил. Владимир Борисович обратил на меня внимание.
И вот теперь в ресторане Лера позорит меня своим сиротским видом. Пришлось сесть с краю. До поры она вела себя прилично, мило улыбалась и помалкивала. Рот открывала, только если спросят. Я начал расслабляться. Как оказалось, зря.
К нам подошел Владимир Борисович с бокалом в руке.
– Так вот какая жена у нашего Арсения. Очень рад знакомству. – Он легонько коснулся ее бокала своим. – Арсений, она очаровательна.
– Спасибо, я знаю.
– Позволь украсть ее всего на один танец.
– Извините, я не танцую, – запротестовала было Лера. Нашла время характер показывать!
– Иди, – с нажимом произнес я, подталкивая ее в спину. Шеф не привык, чтобы ему отказывали. Не убудет с нее.
Я пил коньяк и рассеяно наблюдал, как юбиляр жмет в объятиях мою благоверную. Его толстые пальцы шарят по ее спине. Он прижимает ее, пожалуй, слишком тесно и что-то шепчет на ухо. Странно, но я не чувствовал ничего. Ни гордости, ни ревности, вообще никаких эмоций. Внезапно Лера подняла голову и что-то ответила. Именинник изменился в лице и вернул ее на место, не дожидаясь окончания музыки.
Лера – вся такая полная достоинства – села за стол и пригубила вино. Неужели не понимает, что любое неосторожное слово может навредить моей карьере?
– Что ты сказала Владимиру Борисовичу? Немедленно извинись! – прошипел я, лелея в душе мечту схватить ее за волосы и тянуть вниз, пока она не запросит пощады.
– И не подумаю. Он пошляк и грубиян, – холодно ответила Лера.
– У него сегодня день рождения. Это раз. Ты – его гостья. Это два. И ты позоришь меня. Это три.
– Хочешь сказать, тебе все равно, что этот жирный козел говорил мне сальности и всю облапал?
– Не устраивай сцен. – Я дернул ногой, попал по ножке стола и больно ушиб палец. – Скажешь дома, я выслушаю и сделаю выводы. А сейчас заткнись и слейся с мебелью.
Высидев для приличия с полчаса, я попрощался с Владимиром Борисовичем.
– Извините мою жену, она такая несдержанная.
– Это ничего. Несдержанная – значит, темпераментная. А что сердитая, так это ты, братец, в постели недорабатываешь, – покровительственно ответил тот, и все стоящие рядом мужчины заржали. Надо мной. Спасибо, дорогая женушка!
С тех пор я никуда не брал ее с собой. Тем более что вскоре появилась Анечка.
Анечка Зайцева – стажерка из соседнего офиса, юная добрая девочка. Мы часто виделись в обеденный перерыв. Я пересел к ней за столик, пару раз проводил до дома, а потом снял ей квартиру. Тихий двор, новая мебель, нелюбопытные соседи. Собственно, туда-то я и направлялся. Мое тайное убежище, о котором никто не догадывался. Тихий оазис, где никто не выносит мозг и не устраивает сцен. Анечка хороша собой и смотрит на меня с обожанием. Она не умеет готовить и не может подобрать галстук к костюму. Она просто живет и получает удовольствие от этой жизни. А еще обожает дружеские посиделки и всевозможные вечеринки. Аня проста и наивна, не умеет беспокоиться по пустякам. Иногда мне кажется, что думать она тоже не умеет, но в ее возрасте ум – не самое главное достоинство.
Очевидно, я не создан для семейной жизни. Никогда не считал, будто место бабы на кухне. Что жена должна быть покорной своему господину, то есть мужу. Но так тошно каждый день лицезреть одно и то же. Я неприхотлив, просто хочется ощущать комфорт и надежный тыл. Чтобы домой хотелось возвращаться, чтобы там тебя ждали с улыбкой. Чтобы тебя хоть кто-нибудь любил и ждал. Вот и за Аню уцепился, как за спасательный круг. Она скрашивает мой унылый досуг, ее не стыдно показать приятелям. Она доставляет эстетическое наслаждение и ничего не просит взамен. У Ани красивая улыбка и длинные ноги. Я сам себе завидую, когда остаюсь с ней наедине.
В общем, хватит ныть, я счастливчик, и меня ждет роскошная девица. Напевая, заглянул в ближайший ларек и купил роскошный букет. Неоригинально. Сегодня у меня нет желания блистать фантазией.
Дверь открылась сразу, словно Аня ждала, замерев у дверного глазка. На ней полупрозрачный пеньюар и туфли на шпильках.
– Арсений, какая неожиданность. А я только с работы пришла. Вот переодеваюсь.
– Хочешь сказать, что всегда ходишь по дому на каблуках? – усмехнулся я, вручая букет.
– Я всегда хожу на каблуках. Я к ним привыкла, – соврала Аня, принимая эффектную позу и зарываясь носом в цветы. – Я так люблю розы. Спасибо, милый.
Аккуратно вешаю дубленку и убираю шарф. В прошлый раз я швырнул его на трюмо, и шарф провонял Аниными духами. Хорошо, что жена не заметила. Когда я вернулся домой, она как раз смотрела очередной сериал, что позволило незаметно сунуть шарф на дальнюю полку.
Меж тем я вымыл руки и вытер их розовым полотенцем. У Ани все розовое. И мыло, и полотенце, и зубная щетка. И даже, пардон, бумага в туалете, отчего санузел, да и вся квартира, выглядел до нелепого кукольным. Вначале это раздражало. Потом ничего, привык.
Аня забавная. Пытается играть со мной и думает, будто я не замечаю фальшивых фраз и картинных поз. В юности я увлекался фотографией, нас учили, какую позу должна принять модель, чтобы смотрелось наиболее эффектно. Точь-в-точь Анины выкрутасы в прихожей.
– Дорогая, сделай кофе, – говорю я, со всей дури падая на кровать.
– Не поздно для кофе? Ты же не уснешь потом.
– После встречи с тобой я по-любому не усну, так что неси.
Анечка захихикала и вскоре передо мной стояла дымящаяся чашка.
– Молодец, услужила. – Я сделал небольшой глоточек и поставил чашку на тумбочку. Пить кофе не хотелось. Просто мне важно чувствовать, что обо мне заботятся.
* * *
Лера
«И все-таки что я сделала не так?» – думала я по дороге. Почему Арсений так часто бывает не в духе? Может, у него проблемы на работе. Просто он не рассказывает. Он считает, что рассказывать о проблемах – значит жаловаться. А настоящие мужчины никогда не жалуются. Арсений говорил, что будет выступать на конференции, наверное, просто нервничает. Сделаю вид, будто утром ничего не произошло. А еще приготовлю мой фирменный пирог по бабушкиному рецепту. Можно романтический ужин устроить. Зажечь свечи и посидеть за душевным разговором, как раньше.
Мы познакомились на первом курсе института. Я хорошо пела, и меня позвали в самодеятельность. В тот день мы готовились к какому-то конкурсу. Я и старшекурсник-аккомпаниатор в сотый раз повторяли трудное место в песне.
– Все, не могу больше, пальцы болят! – пожаловался он.
– Давай последний раз и домой. – У меня от долгого стояния гудели ноги, хотелось завернуться дома в уютный плед и глотать какао с молоком. Однако девочкой я была ответственной. Наш номер должен быть безупречен.
Дверь в актовый зал распахнулась, и в нее просунулась всклокоченная голова.
– Димыч, вот ты где, я везде тебя ищу! – воскликнул незнакомец, огромными шагами приближаясь к нам.
– Да мы уже почти закончили. Знакомьтесь, это Лера, наша певица, это Арсений, мой лучший друг.
– Привет. Ты новенькая?
– Я учусь на первом курсе.
– А я на четвертом, с Димычем вместе.
– Здорово.
– Так, ребята, вы надолго еще?
– Сейчас последний раз повторим и по домам.
– Отлично. А то мне не охота одному до метро тащиться. – Арсений уселся в первом ряду и принялся сосредоточенно меня разглядывать. Я старательно исполнила свой номер.
– Ну как? Что скажешь? – поинтересовался Димыч, едва стих финальный аккорд.
– Ничего так. Я, конечно, ничего не смыслю в музыке, но можно небольшой совет?
– Слушаю.
– Лера, ты только не обижайся, ты очень красиво поешь. Но как певица. А ты не могла бы петь как актриса? Жить чувствами своих героев. Вот ты поешь: «Пара гнедых, запряженных зарею…», а какие они? Они тебе симпатичны или нет?
– Наверное, симпатичны.
– А старуха? Ты жалеешь, что она так глупо прожила свою жизнь, или так ей и надо?
– Все-таки жалко…
– Вот и сыграй так, чтобы мне тоже жалко ее стало, чтобы я оторвался от телефона, когда ты запоешь.
– Спасибо, я попробую.
– Все. Самый-пресамый последний раз! – объявил Дима. – Я домой хочу!
Мы исполнили свой номер, а затем дружно подхватили вещи и понеслись по направлению к метро. Всю дорогу Арсений острил и старался казаться забавным. Хотя почти не произвел впечатления. Я слишком волновалась перед конкурсом, все думала об интонационной выразительности, голосовой подаче и прочем, важном для меня. Отметила только, что он высок и что у него забавная прическа – специально взлохмаченные волосы и зафиксированные в таком виде лаком. А может, гелем, какая разница.
Конкурс мы выиграли. А после выступления Арсений ждал меня с длинной розой в руке. Как давно это было. Почти и не помнится. Теперь цветы я получаю исключительно на день рождения…
Вот и Машин дом. Поднимаюсь на последний этаж. Маша – единственная из друзей, кто остался со мной после свадьбы. Остальные просто исчезли из моей жизни. Нет, поначалу мне звонили, приглашали в гости или в клуб. Но я почти всегда отказывалась. Ходить без мужа казалось неприемлемым, а муж работал целыми днями. Как-то так получилось, что звонки раздавались все реже, а потом и вовсе прекратились.
Маша радостно встречает меня в прихожей.
– Привет, раздевайся, будем пить чай, – торжественно изрекает она. – Носки не снимай, батареи чуть теплые.
Я сунула ноги в огромные тапки с собачьими мордами. Ходить в них – сущее мучение. Эти тапки кто-то давно подарил Маше смеха ради. Та юмор оценила и без конца предлагает их гостям.
Пока намыливала руки, с интересом пробежалась глазами по баночкам и коробочкам на полках. Кажется, их стало еще больше. Не ванная, а спа-салон. В спа-салоне я была всего один раз, когда мужу подарили сертификат на две персоны. Единственное, что осталось в памяти, – чувство растерянности. Я не знала, куда себя деть от смущения, пока надо мной, раздетой и перемазанной чудо-средствами, колдовали посторонние люди. Потому в Машиной ванной я постаралась не задерживаться.
Передвигаясь как на лыжах, я вошла в единственную комнату, в которой, казалось, ни разу не было ремонта. Однотонные обои висели уже лет десять со времен Машиной тетки. Эту тетку я помнила еще со школы. Дама тучная и одинокая, души не чаявшая в племяннице, тяготевшая к романтической безвкусице, коей наводнила всю квартиру. После смерти тетушки безвкусица ушла за бесценок. Хватило лишь на кровать и шкаф.
Иногда мне казалось, что в роду у Маши были древние греки. Потому что она, как сейчас говорят, ни о чем не парилась. Мою подругу мало занимали такие вещи, как уют и комфорт. Она просто не обращала на них внимания. Минимум мебели в комнате, пара стульев в кухне. Посуды и той немного. В основном та, что я дарила по праздникам.
– Как хорошо, что ты свободна сегодня. Только утром тебя вспоминала.
– Ага, если б свободна! Вечером на смену. Тебе чай с корицей, как всегда? Есть еще с чабрецом. Что такое – не знаю. Пациент подарил.
– Чабрец – это травка такая. От простуды помогает, – блеснула знаниями я.
– А, ну тогда сейчас заварим. Как раз в такую погоду. Кстати, с первым снегом тебя.
– Было б чему радоваться. Арсений полчаса машину откапывал, – пожаловалась я.
– Ничего, переживет.
Маша скрылась в кухне, откуда вскоре вынесла чайник и чашки на подносе.
– Давай помогу, – сунулась было я.
– Вот еще, ты в гостях. Отдыхай и получай удовольствие.
Она ловко сервировала низкий журнальный столик, вытащила вазочку с печеньем и дымящийся пирог.
– Угощайся. Пирог не мой, сразу говорю. Называется штрудель магазинный.
– Должно быть, очень вкусно.
Я подвинула подушку, на которой полагалось сидеть. Вторую подложила под спину и прислонилась к стене. Непривычно, зато удобно.
– Хочешь, научу тебя печь пироги? Это очень просто.
– Когда? – хмыкнула подруга. – У меня и без того день по минутам расписан.
– Мне б твою целеустремленность, – улыбнулась я, надкусывая печенье.
В голове у Маши всегда было сто идей. Они бурлили и рвались наружу, с блеском воплощаясь в жизнь. Размеренное существование не по ней. За последние несколько лет она успела окончить медучилище, тут же поступила в первый мед. Мало того, сдала на права и прошла курсы маникюра и что-то связанное с косметологией. И теперь с упоением рассказывала о всевозможных масках, пилингах и прочих малознакомых мне вещах. Маша обожала эксперименты, в том числе и над собой. Сейчас она была блондинкой, волосы заплетены в замысловатую косу.
Застать Машу дома действительно непросто. Утром она почти всегда на учебе, а вечером подрабатывает в частной клинике медсестрой или расписывает ногти на дому, если в клинике выходной. При таком насыщенном ритме Маша выглядит довольной. Я бы через полгода протянула ноги, а она цветет и пахнет.
– Ерунда, я по-другому не умею. Посади меня дома, я зачахну от тоски. Слушай, может, тебе маникюр сделать, пока болтаем?
Я посмотрела на свои ногти, остриженные под корень, и покачала головой.
– А зря. На коротких ногтях можно цветы нарисовать. Или стразы приклеить.
– И как я с твоими стразами посуду мыть стану? Они же отвалятся за один вечер.
– Перчатки наденешь.
– Мне так неудобно.
– Мне тоже неудобно было, потом привыкла. Или пусть сладкоголосый посудомоечную машину покупает.
– Расскажи лучше, что нового, – поспешно сказала я. Машинка у нас была, только пользовалась я ей крайне редко.
– Да как обычно все. Работа, дом, работа. К Новому году обещали премию. Вот думаю, то ли чехлы для машины себе подарить, то ли брючный костюм.
– Что за костюм?
– Светло-серый. Умопомрачительный пиджак. Хотя чехлы тоже нужны…
– Давай так, ты покупаешь костюм, а чехлы от нас с Арсением на Новый год.
– Я не к тому разговор завела. Просто к слову пришлось. Как пирог?
– Ничего такой.
– В твоих устах звучит как комплимент, – усмехнулась Маша. Готовить она не любила.
– Что хорошего в институте?
– Что там может быть хорошего? Семинар скоро. А готовиться ну вот совсем нет времени. Если в клинике народу мало будет, хоть методичку почитать удастся. Статью нашла интересную. Только она на английском. Сможешь перевести?
– Ой, Маш, я же сто лет не переводила. Боюсь, ни слова не вспомню…
– Пожа-а-алуйста! – Маша умоляюще смотрела на меня, сдвинув брови домиком.
– Шутишь?
– Я серьезна как никогда.
– Ты ж сама прекрасно владеешь английским. Да и слова у тебя, небось, медицинские. Я могу ошибиться.
– Надо делать добро ближним. Тем более когда я переводить буду? Надо сесть, чтобы никто не мешал… А меня Кактус ни на минуточку раньше не отпустит. Пока до дома доберусь, уже поздний вечер. Даже если никого нет, сиди, как дура, бумажки перекладывай да часы отрабатывай. Он скорее помрет, чем пойдет на уступки.
Кактус – это Машин начальник. Или, как его, главврач, что ли. Тиран и деспот. Никто его не любит. Платит хорошо, и на этом его добродетели заканчиваются.
– Недавно в институте задержалась, звоню Кактусу, извините, мол, опоздаю на полчаса. Знаешь, что он ответил? Что его мои отговорки не интересуют. И если меня что-то не устраивает, то он, собственно, не держит.
– Ужас. Так и не пошел навстречу?
– Конечно, нет. Ты бы знала, как я неслась. Все правила нарушила.
– И нужно тебе это счастье? Может, действительно уволиться? В каждой второй клинике нехватка кадров.
– Непременно. Вот получу диплом врача – и поминай, как звали. Всего ничего потерпеть осталось. Ты-то как?
– Я собираюсь испечь пирог.
– Молодец. А с чем?
– С мясом. Арсений другие не любит.
– А что так слабо?
– Потому что только мясо считается едой. То, что не мясо, Арсений не ест. У него тут целая теория.
– С ума сойти! Совсем ты мужика разбаловала! – Закатила Маша глаза. – Как же он раньше яичницу трескал?
– Так и трескал. На всю жизнь наелся. А у него гастрит. Ничего острого и жареного.
– Ой, я тебя умоляю! У нас у всех гастрит, потому как со школы булки на ходу жевали. И ничего. Ты лучше о себе думай. Вон какая бледная. Давление давно мерила?
– Нормальное у меня давление. Просто не накрасилась.
– Что-то ты часто забываешь накраситься, – хмыкнула Маша. – Что, с Арсением поссорилась?
– Нет, что ты. У нас все прекрасно. Просто я почти всегда дома сижу. Перед кем мне краситься? Перед стиральной машиной или телевизором? Сегодня я достала косметичку, а у меня тушь засохла. Да и помада как-то странно пахнет.
– Катастрофа! Ты что, в таком виде перед мужем ходишь? Мужики, они, знаешь ли, глазами любят. А в фирме у него красотки длинноногие. Не боишься?
– Нет, я доверяю мужу. Если он разлюбит, то сам мне об этом скажет.
– Скажет, как же. Кто ему такие обеды готовить станет? Да каждую пылинку сдувать? Кто его так холить и лелеять будет?
– Вот именно. – Разговор перестал мне нравиться. Как бы закрыть тему?
– От меня когда бывший уходил, я самая последняя узнала.
– Но Арсений-то никуда уходить не собирается. У нас с ним все прекрасно. И вообще, у него много работы, он для семьи старается. Чтобы я ни в чем не нуждалась.
– Видать, плохо старается, раз у тебя даже помады нет.
– Все, замучила ты меня с помадой! Вот прямо сейчас пойду и куплю.
– И тушь не забудь, – поддакнула подруга.
– Не забуду.
– Перевод возьмешь?
– Возьму, куда от тебя денешься. Если хорошо пойдет, за пару дней уложусь.
– Лера, ты моя спасительница! А ты не хочешь переводами подрабатывать?
– Арсений не хочет, чтобы я торчала в офисе.
– А ты на дому. Зарегистрируйся на сайте и пиши студентам за деньги.
– Не знаю, надо у мужа спросить.
– Ты что, сама, без своего Арсения решение принять не можешь?
– Но он же глава семьи, – промямлила я неуверенно.
– В глобальном смысле – да. Куда поехать в отпуск там или какую мебель поставить в спальне, – не унималась Маша. – Но неужели даже такую мелочь не можешь решить без сладкоголосого?
– Я же просила не называть его так.
– Он только рад будет, если у тебя появится дело по душе. Зачем ты образование получала?
– Боюсь, у меня не будет времени…
– Лера, ты издеваешься? На что у тебя не будет времени? На себя? Посидишь пару часов за компьютером, и все. Посмотри, в кого ты превратилась. Все Арсений да Арсений. Найди себе хобби, живи интересно. Ты раньше вышивать любила. Доставь себе удовольствие, купи пяльцы. Или вон парк под окнами. Лыжи напрокат дают. Иди покатайся, пока сладкоголосый, прости, Арсюша штаны в кабинете просиживает.
