Текст книги "Пусти козла в огород"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 9

Едва самолет остановился, пилот вышел, спрыгнул с крыла, достал из багажного отсека раскладную лестницу.

– Сеньоры, сеньорита, – улыбаясь, сказал он, – вы можете размять ноги, пока я буду устранять повреждения. Возможно, очень скоро мы продолжим полет.

– Папа! – обрадовалась девушка. – Мы можем погулять. Пошли! Рауль обещает починить самолет.

Инженер Горов лишь помотал головой.

– Иди одна, дочка, – ответил он. – В мои годы такой стресс быстро не отпускает, – добавил он, скептически глядя на остановившиеся пропеллеры «Чесны».

Дочь чмокнула его в щеку и выпорхнула из кабины. Сеньор Диас, уже покинувший самолет, ласково улыбаясь, наблюдал за девушкой.

Тропический лес, обживший подножия скалистых утесов, напоил воздух ущелья пряными сладкими ароматами.

Девушка подбежала к зеленой стене растений.

– Какая прелесть! – воскликнула она. – Какой воздух! Как легко дышится. Удивительно, я будто вернулась домой!

Сеньор Диас подошел незаметно.

– Это ваша душа, юная сеньорита, – тихо, но многозначительно сказал он. – Она впитывает древнюю магию моей родины.

Девушка нахмурилась.

– Сеньор Диас, – спросила она, – вы так необычно говорили там, в самолете. На каком языке?

– Это древний язык, – загадочно улыбнулся Энрике Диас. – Его уже мало кто помнит.

– Древнеиспанский? – уточнила девушка. Сеньор Диас покачал головой:

– Нет. Наш язык на тысячи лет старше. Девушка растерялась:

– Этого не может быть. Я знаю только испанский, как же так?

– Однако вы все поняли, юная сеньорита, – улыбнулся сеньор Диас.

– Да…

Она изумленно замолчала. Задумалась. Но вскоре рассмеялась:

– Вы разыгрываете меня! Рассказ был на испанском! Я же все поняла! Это какой-то диалект.

– И все же я говорил на своем родном языке. Языке древних ольмеков, – с гордостью сообщил Энрике Диас. – Он доступен для понимания, но… лишь тому, кому доступен.

– Ах, сеньор Диас, вы шутите, а я серьезно хочу знать. Ваш рассказ звучал так поэтично. Я и вправду все поняла, но не до конца. Кто она, Аматталь-ма? А мастер?

Сеньор Диас ничего не ответил и обернулся назад.

– О! – воскликнул он. – Кажется, Рауль готов продолжить полет.

…"Чесна" легко оторвалась от асфальта горной дороги, по которой за все это время не проехал ни один автомобиль. Самолет взмыл над ущельем, поднялся выше скал и уверенно лег на курс. Моторы работали надежно и ровно. Рауль вел оживленную беседу с диспетчерами.

Через час с небольшим самолет Энрике Диаса совершил посадку в портовом городе с трудным названием Коацакоалькос.

Сеньор Диас был любезен до конца. Он вызвал из порта представителей администрации, безмерно удивленных тем, что русский инженер прибыл в город на частном самолете влиятельного банкира.

Тепло попрощавшись с Горовым, Энрике Диас поцеловал пальчики девушки.

– Мы еще увидимся, юная сеньорита, – сказал он, глядя ей в глаза. – Обязательно увидимся.

Как только машина с его русскими спутниками покинула аэропорт, лицо благодушного сеньора Диаса превратилось в бесстрастную маску. Он быстро прошел к роскошному «Линкольну», вызванному для него, и тихо проговорил в трубку автомобильного радиотелефона:

– Она вернулась.

Телефонный собеседник банкира долго о чем-то говорил. Энрике Диас лишь кивал иногда, не отвечая, но в конце устало сказал:

– Нет, Диего. Нет. Я слишком стар. К тому же… Понимаешь, другая культура, другой народ. И, главное, время. Оно так изменилось и изменило ее.

Собеседник сеньора Диаса вновь, видимо, принялся возражать, но банкир твердо стоял на своем.

– Нет! – отрезал он. – Мы выберем другой путь. Ты прав, конечно, люди остались людьми, но каждому времени присущи свои законы.

Он вновь послушал доводы собеседника, вздохнул. Кивнул, соглашаясь:

– Что ж, пусть будет по-твоему. Спросим Его.

На том сеньор Диас прервал разговор.

* * *

Их было пятеро в зале заседаний. Они расположились за огромным круглым столом, занимавшим почти всю площадь зала, сверкающего стеклом и никелем. Очень разные, они неуловимо походили друг на друга.

Бронзовые, застывшие, словно маски, лица. Взгляд, источающий мудрость и понимание. Наголо обритые головы, удлиненные, удивительной яйцеобразной формы.

Старейший, занимающий единственное кресло с высокой спинкой, встал. Поклонился церемонно и медленно. Сказал своим редкостным низким голосом на языке, который понимают не больше пятидесяти людей планеты:

– Братья. ОНА вернулась!

Бронзовые лица остались бесстрастными, но словно шум пробежал по кругу, будто возгласами удивления и восторга взорвался зал.

– Братья! – голос старейшего взлетел, выдавая напряжение. – Я, Верховный жрец и правитель народа Амару! Я говорю вам: ОНА вернулась! Теперь мы обязаны провести обряд. Но я знаю жизнь. Я уверен, что в этом мире нельзя жить по предписанному. Мы погубим ЕЕ. Обряд не может быть полным.

Возникли разногласия. Повинуясь нашим обычаям, мы обязаны спросить Гранитного. Пусть разногласия разрешатся!

Мудрые и понимающие глаза продолжали смотреть на банкира. Ни один мускул не дрогнул на лицах. Ни одна голова не качнулась, но словно ветерок согласия обежал кольцевой стол.

– Что ж, – резюмировал старейший, – я рад. Голос его утратил напряжение. Стал обыденным, деловым.

– Уаскар, Гуама, – обратился он к двум из собравшихся. – Все ли готово к встрече?

Названные кивнули и встали. Двигаясь плавно, почти неслышно, внесли в зал изящные золотые светильники, наполненные ароматным маслом. Осторожно всыпали в диковинные лампады темный порошок, помешивая его нефритовыми палочками. Установили по светильнику рядом с каждым из пятерых. Положили перед собравшимися крупные квадратные камни – нефриты с барельефами: младенец с головой хищного ягуара. Медленно, торжественно заняли свои места.

Взгляды всех сосредоточились на старейшем. Пальцы правых рук легли на нефритовые барельефы.

Старейший встал. Надвинул на глаза темную повязку и голосом, исполненным священного трепета, начал молитву:

– Я Верховный жрец храма Белого Ягуара, правитель народа Амару, плачущего о Стране Дождя и Тумана, прошу Высшей Благодати! Понимания! Прозрения!

Он вскинул руки, и зал наполнился грохотом невидимых барабанов. В перестук их вплелись хлопки сотен ладоней. Мелодичные выкрики «Аоа-ту, аоа-ту!» гармонично наложились на хлопки и дробь ударных инструментов.

Старейший опустил руки, развел их, резко хлопнул ладонями. Светильники перед собравшимися испустили струйки голубоватого дыма, удивительно быстро наполнившего большой зал. Он вновь хлопнул в ладони, и светильники вспыхнули неярким голубоватым пламенем, вокруг которого сгустились клубы голубого дыма.

«Аоа-ту, аоа-ту, аоа-ту», – однотонно молил о чем-то невидимый хор.

Вздрогнули, заколебались прикрытые голубым туманом контуры современного зала. Исчезли стены. Пятеро бритоголовых, меднолицых мудрецов повисли в искрящемся переливающемся светом пространстве.

Из матово светящейся белизны выступили очертания низкого храма, стоящего на холме. В центре базальтовой плиты, за которой вздыбилась в небо мрачная Большая пирамида, четко обозначились ритуальный двор и Великая гробница.

Раздвинулись каменные колонны. Перед вычурным алтарем Великой гробницы свечение стало ярче.

Но черное зеркало из полированного агата принялось жадно поглощать пульсирующий свет. Он уходил и уходил в бездонную черноту камня, пока освещенными не оказались лишь пятнадцать нефритовых фигурок.

В ограде из ритуальных топоров-кельтов они застыли в вечном оцепенении. Шестнадцатая фигурка, грубо вырезанная из гранита, сверкала синими эмалевыми глазами. Четверо из пятнадцати наступали на нее со свирепыми лицами.

– Вечные! – воззвал старейший. – Во имя Белого Ягуара, сына Пернатого Змея и Великой Богини Паха, откройте Истину!

Дрогнули нефритовые фигурки. Ничто, казалось, не изменилось, но над гранитной синеглаз-, кой повисла в пространстве улыбка.

Четверо свирепых отвернулись, не выдержав доброй силы этой улыбки.

Пятеро собравшихся вздрогнули. Общий вздох облегчения смел их бронзовую бесстрастность.

– Ты был прав, жрец Белого Ягуара, – по очереди вымолвили они, склоняя голову.

Грохот барабанов стих. Замерли скандирующие певучие звуки голосов. Развеялся голубой дым.

За кольцевым столом в современном зале, среди стекла и никеля, сидели пятеро бронзоволицых мужчин. Они улыбались.

Старейший снял с глаз темную повязку.

* * *

– Диего, – сеньор Диас ласково посмотрел на бронзоволицего парня с чуть раскосыми глазами. – Пришел твой черед.

Парень кивнул. Его потертые джинсы резко диссонировали с богатым интерьером офиса. Он продолжал молчать, внимательно слушая банкира.

– Я думаю, друг мой, – продолжил Диас, – ты найдешь способ.

– Я таксист, – улыбнулся Диего. – Кроме того, мне Нравятся девушки. Думаю, они все одинаковы. Задача простая.

Банкир рассмеялся.

– Молодость прекрасна, дружище, – заявил он, – но помни, это не просто девушка. Ты знаешь! Смешливое лицо таксиста посерьезнело.

– Знаю, – кивнул он. – Все будет так, как должно быть. Но… мне понадобится…

– Да, конечно, – кивнул Энрике Диас. Он подошел к стене, набрал код на маленькой панели и извлек из металлического чрева открывшегося сейфа уникальное ожерелье. Иглы морского ежа, перевитые платиновой цепочкой, перемежались в нем с необычайно выразительными фигурками ягуаров, искусно вырезанными из нефрита.

– Ты знаешь истинную цену этой вещицы? – спросил банкир Диего.

– Да, – подтвердил тот, глядя на женское украшение с восторгом. – Все будет как надо. Она получит его.

– Но ты помнишь и об остальном.

– Помню, – согласился Диего. – Я сделаю так, что случай представится.

– И ты исключишь риск?

– Нет, – качнул головой Диего. – Можно ли исключить риск?

На секунду карие глаза таксиста потеряли мальчишескую веселость, и выражение безграничной мудрости проступило из их глубины.

– Исключить риск? Может, и нельзя, – согласился банкир. – У нее должно быть соответствующее состояние. И тем не менее тыне должен неоправданно рисковать.

– Но ведь она вечна… – то ли спросил, то ли напомнил сам себе парень, пряча ожерелье в барсетку.

– Она да, – грустно подтвердил сеньор Диас, – а ты нет. Ты не вечен. Потерять еще хоть одного для нас безмерная утрата.

– Но ведь нужно сделать так, – Диего запнулся, – нужно… нет… как же без риска.

– Не знаю, – качнул бритой головой сеньор Диас, – сведи опасности к минимуму или ищи другой путь.

* * *

Выйдя из прохладного банка в удушливую влажную жару, Диего улыбнулся.

«Я видел ее, – подумал он, – это же богиня! Век бы выполнял такие поручения!»

Диего уселся за руль своей новенькой «Мазды», украшенной опознавательными знаками такси, включил кондиционер. Машина тихо фыркнула хорошо отрегулированным мотором, рванула с места, с ходу вливаясь в поток автомобилей.

Диего остановился так, чтобы видеть особняк, в котором жили русские специалисты. Замер в ожидании. Вскоре из подъезда дома, построенного в колониальном стиле, выпорхнула девушка. Легкое платье облегало ее стройную, гибкую фигурку. Скользящей походкой, словно несомая ветром, она перешла улицу. Остановилась в нерешительности.

Диего напрягся.

«Пора!» – сказал он себе.

«Мазда» выкатилась из-за угла и остановилась, чуть скрипнув тормозами, рядом с девушкой. Диего пружинисто выпрыгнул из машины, отчаянно жестикулируя, изверг поток слов, в котором мало кто смог бы разобраться. Девушка растерялась.

– Мне не нужно такси, – опасливо глянув на автомобиль, сказала она.

– Зачем такси? – натурально изумился Диего. – Какое такси? В нашей фирме день презентации! Сегодня я не такси, я перевозчик прекрасных девушек, спешащих по своим делам.

Незнакомка улыбнулась. Откровенно поведала:

– Папа мне велел не связываться с людьми, предлагающими свой товар даром.

– У меня нет никакого товара! – возмутился Диего. – Я сам товар.

Девушка рассмеялась.

– Но мне никуда не нужно, – сказала она. – Я в магазин. Здесь совсем рядом.

– За ваш благодарный отзыв я готов преодолеть это «рядом» вместе с вами, – заявил Диего, распахивая дверцу своей машины.

Девушка заколебалась, привлеченная прохладой салона, жужжанием кондиционера. Диего подтолкнул ее к правильному решению.

– Фирма таксомоторов «Маньяна» гарантирует ее лучшему клиенту поездку в Ла-Венту, – многозначительно сказал он.

Увидев недоумение, мелькнувшее в глазах девушки, пояснил:

– Там та-акие древности!

– Древности?

Сообразив, что он на правильном пути, Диего затараторил:

– Красавица, вы представить себе не можете. Ученые говорят, что городу ольмеков, раскопанному там, больше двух тысяч лет.

Она восхитилась:

– Ого!

– Да-а. К тому же местные мальчишки, роющиеся в развалинах, находят и продают удивительные вещицы из нефрита.

– Из нефрита!

– В Мехико женщины платят за эти украшения большие деньги, там же можно купить за гроши.

– Неужели?

Девушка настороженно вгляделась в красивое лицо парня. Чуть раскосые глаза лучились добротой и весельем, пухлые, почти негроидные губы говорили о спокойном характере. Весь его облик не сулил никаких неприятностей.

– Ладно, – согласилась она. – Везите! Диего проводил ее в машину, как принцессу, придерживая под локоть. «Мазда» рванулась с места.

ГЛАВА 10

Неспокойное, даже истеричное поведение Симочки нагнало страху и на меня.

Так и в самом деле в нечистую силу поверишь.

Я не захотела оставаться одна в квартире Алисы, а поехала в свою, оставшуюся мне по наследству от бабули. Квартира находится неподалеку от дома Алисы, там же, на Васильевском острове, на Малой Невке, в Тучковом переулке рядом с Тучковым мостом. После смерти бабули она много лет была заброшена, пропылилась, пропахла сыростью, от которой в Питере страдают все старые дома. Краны проржавели и не открывались, пришлось за водой идти к соседям. Кровать была холодной и пустой, зеркала покрылись заскорузлой рябью, все вокруг серо и уныло.

И все же это был мой дом. Дом, в котором прошло мое детство, дом, где я впервые увидала Алису. Она жила рядом с бабулей и бегала к нам смотреть на ангела, вознесшегося над соседней церковью. Ангела не было видно из ее окна, зато из нашего окна он был как на ладони.

Фаина в те годы жила совсем рядом, на набережной Макарова. Там же жила и Карина, она до сих пор там живет. Лора и Нюра жили на Первой линии – все мы были соседями, но дружбы у меня ни с кем не получилось, только с Алисой.

Я улеглась в постель, воспоминания нахлынули, не давая уснуть. Пришлось одеться и выйти во двор. Я присела на пенек – все, что осталось от дерева, под которым сиживали мы вечерами до тех пор, пока родители не загоняли нас домой.

Со двора виднелась Нева. В свете фонарей она неспешно несла свои воды, оставаясь такой же, как и много лет назад. Мы же, жившие на ее берегу, изменились. И не только внешне.

Я сидела на пеньке и размышляла, кто из подруг мог покуситься на жизнь Алисы. Фаина? Судьба ее не сложилась, но не внешность тому вина. Конечно, Фаина крупновата и грубовата, но в юности она была симпатична, дурашлива и мила. Тогда еще не было у нее усов и бороды, лишь легкий пушок пробивался над красивыми сочными губами. Фаина вполне могла вскружить голову Мужчине, но…

Почему-то не вскружила. Живет одна. Отсутствие личной жизни компенсирует успехами в науке. Психи ее обожают.

Завидует? Конечно, но не до такой степени, чтобы убивать Алиску.

Но кто-то же этим занимается? Кто? Лора?

Лора Ибрагимовна – мать троих детей, директор фирмы сетевого маркетинга. Татарская семья привила Лоре любовь к правильному образу жизни. Все у нее ладно, все путем, так чего ей не хватает? Зачем ей Алиску убивать? Одно дело легкая женская зависть, другое – чувство, толкающее на преступление. Нет, серьезная и рассудительная Лора не способна на сильные эмоции, на страсти, толкающие к убийству.

Нюра?

Красавица Нюра всегда соперничала с Алиской. Пожалуй, она больше всех завидовала ее красоте, хоть в юности и сама была достойна всякой зависти. Высокая и стройная, она была волшебно хороша: на мраморно-белом лице огромные зеленые глаза, тонкий прямой нос, красивые чувственные губы. Ее огненно-рыжие волосы вызывали восхищение и зависть подруг. Поклонники ходили за ней толпами.

Марго права, Нюра заносчива и претенциозна. Она никак не может смириться с тем, что родилась не принцессой. Нюра даже имя сменила. Теперь она Сольвейг. Такая манерность может только рассмешить. Впрочем, никто из подруг не зовет ее Сольвейг. Нюра замужем за таким же неудачником-снобом и, похоже, любит мужа. Нет, не вижу причин. Не станет она убивать Алису.

Остается Карина. Карина?

Смешливая, веселая Карина хороша колоритной восточной красотой: на смуглом лице огромные армянские глаза с длинными пушистыми ресницами. Слегка крупноватый нос и пунцовые губы очень красивого рисунка, пышные, потрясающе густые волосы.

Карина всегда имела успех у мужчин, но, в отличие от Нюры, никогда этим успехом не пользовалась. Ее страстная натура не терпит меркантилизма. Многие считают Карину порочной, но это не так. Она искренне бросается в пламя любви, горит там, затем некоторое время умирает на руках подруг, а потом возрождается, ищет и очень быстро находит новое пламя и бросается в него.

«Карина слишком искренний человек, – решила я. – Она не сможет нанести удар из-за угла».

И все же кто-то травит Алису!

* * *

На следующий день мы с Симочкой отправились в больницу к Алисе. Я была удивлена, встретив там всех, из-за кого не спала ночью. Всех, кроме Фаины.

– Почему Фаина не пришла? – спросила я у Лоры.

Она только махнула рукой. За Лору ответила Карина.

– Ты же знаешь нашу Фаню, – сказала она. – Ругается на чем свет стоит и всех нас дурами называет.

«Странный ответ на вопрос», – подумала я, но больше допытываться не стала.

Зато Лора, Нюра и Карина очень интересовались, чем отравилась Алиса. Впрочем, я тоже хотела это знать и узнала. Доктор сказал:

– Лекарством. Милиции будем сообщать? Алиса испугалась и замахала руками.

– Ни в коем случае! – закричала она. – Зачем нам милиция? Я сама переборщила с таблетками.

Алиса понятия не имела, с какими именно таблетками она переборщила, но почему-то доктору это не показалось странным.

В тот же день я забрала Алису домой, уложила ее в постель и, оставив под присмотром Симочки и Маргуши, отправилась к Фаине.

Всем известно – найти Фаину можно только в психиатрической клинике, где она упивается общением со своими психами, называя это научной деятельностью. Там я ее и нашла. Вошла в кабинет и сразу же возмутилась:

– Почему ты, бессердечная, не навестила Алису?

Фаина грустно посмотрела на меня своими большими коровьими глазами с редкими, кое-как торчащими ресницами и спросила:

– Мархалева, какая муха тебя укусила?

– Не выкручивайся! Отвечай: почему ты не пришла в больницу к Алисе?

Фаина хлопнула себя по ляжкам и пробасила:

– А то сама не знаешь! Потому что у меня психи! Они, в отличие от Алиски, и в самом деле больны! Алиска же всю жизнь угасает, но только не угаснет никак. Мы все уже старые бабы, она же все девочкой прикидывается. Причем с успехом!

Такое бездушие меня возмутило.

– На этот раз Алиса действительно больна! – воскликнула я. – Ее отравили, и, кстати, пострадала не одна она.

Фаина напряглась:

– А кто еще?

– Котенок! Вместе с Алисой отравился и котенок, мой Шустрик.

– Ерунда! – пробасила Фаина. – Все выдумки твои, Мархалева. Никто котенка не травил. Я вспылила:

– Ерунда? От чего же, по-твоему, сдох этот бедный котенок?

– От старости.. Я опешила:

– От старости?

– Да. Только отпетый кретин назовет котенком того дряхлого кота, который доживал последние дни у Алисы. И все, Мархалева, хватит, ты не знаешь, куда время убить, а у меня психи. Иди, не беспокой врача по пустякам.

– Ну ты, Фаня, и фрукт! – возмутилась я. – Даже не поинтересовалась, зачем я пришла, а уже гонишь.

Фаина надела очки, свирепо и внимательно на меня посмотрела и пробасила:

– Ну, говори, за каким чертом приперлась? Надеюсь, не за тем, чтобы пригласить меня на похороны престарелого котенка.

Передать не могу, как разозлилась на эту грубиянку, но из любви к Алиске сдержала себя. Давая урок вежливости, произнесла:

– Фаина Львовна, пользуясь нашим знакомством, хотела вас попросить позаботиться о нашей общей подруге. Вы в медицинских кругах личность уважаемая и известная, что может быть весьма полезно при выборе доктора для нашей любимой Али…

Продолжить я не смогла: испуганно вздрогнув, застыла как парализованная.

– Вон! – проревела она, швыряя в меня дыроколом. – Издеваться надо мной?! Во-oн!

Вот как на некоторых образованных людей действует обычная вежливость – до исступления можно их довести.

Я выскочила из кабинета Фаины и бежала с завидной скоростью. Лишь в вестибюле клиники опомнилась и поняла, что забыла в кабинете свою сумочку, в которой и деньги, и документы, и много-много всего, абсолютно необходимого современной женщине.

Тут же обнаружилось, что вернуться за сумочкой я не могу по очень веской причине: до смерти боюсь эту сумасшедшую Фаинку. Кто знает, что еще ей в голову взбредет? А вдруг она дойдет до рукоприкладства?

Однако выбора не было. После минутных колебаний я набралась храбрости и вернулась. Робко приоткрыла дверь, безмолвной тенью просочилась в кабинет и… с трудом удержала крик изумления. Фаина сидела уже не за столом, а на диване. Рядом с ней пристроился симпатичный мужчина интеллигентного вида. Фаина с нежностью держала его руки в своих крепких и волосатых руках, а взгляд ее выражал такую безграничную любовь, на которую, пожалуй, не способна и я. Симпатичный мужчина платил Фаине тем же, смотрел на нее с робкой влюбленностью. Если бы не полосатая пижама, отличающая психов, клянусь, подумала бы черт-те что. Да и любой подумал бы.

Несмотря на то, что я вошла в кабинет и уже с тоской поглядывала на сумочку, лежащую на столе, эта сладкая парочка меня не замечала, так голубки увлеклись своими отношениями.

Пользуясь их увлеченностью, я попробовала сделать несколько шагов к столу, но Фаина увидела меня и гаркнула:

– В чем дело, Мархалева?

Втягивая голову в плечи, я пробормотала:

– Сумочку забыла.

– Сумочку? Так бери и уходи, – смягчаясь, посоветовала она.

Я тут же сообразила, что обижать меня в присутствии этого психа она не станет. Сообразила и сразу почувствовала себя уверенней. Сумочку взяла, но уходить не спешила. Подошла к дивану и поздоровалась с психом, собираясь, пользуясь случаем, продолжить с Фаиной прерванный разговор. Она нахмурилась и спросила:

– В чем дело?

Я лучезарно улыбнулась, а псих обрадовался. Он выпростал руки из лап Фаины и, как ребенок, потянулся к моему воротнику, точнее к бутоньерке, приколотой к нему, – в ней были незатейливые цветы шиповника, рекомендованные мне цветочницей. Она заверяла, что все простое нынче в моде, и даже советовала купить букетик сорняка, на что я не решилась. Однако тут же выяснилось, что промахнулась я и с шиповником. Этот болван, простите, псих, протянул руки к моим цветам и с восторгом воскликнул:

– О-о! Роза канина!

Я ничего не поняла, но на всякий случай любезно кивнула и вежливо осведомилась:

– Простите, что вы сказали? Ответ мне выдала Фаина.

– Роза канина в переводе с латыни означает собачий шиповник! – гаркнула она, вскакивая с дивана и хватая меня за руку.

Я опомниться не успела, как оказалась за дверью. Фаина прижала меня к стене и зашипела:

– Мархалева, иди к черту, дай мне работать.

– Кажется, я тебе не мешала, – попыталась возразить я. – Твой псих сам ко мне пристал.

– Да, – согласилась Фаина, – пристал, потому что он известный всему миру ботаник, поехал на научной деятельности, а в клинике слишком мало растений. Ты возбудила его, понимаешь, он же ботаник!

– Хочешь сказать, что я веду растительную жизнь? – с обидой поинтересовалась я.

– Нет, всего лишь хочу сказать, что ты сильно его возбудила, понимаешь? На этот раз я согласилась:

– Понимаю. Всегда так действую на мужчин, что в этом плохого?

– Дура, это опасно, потому что он псих! – рявкнула Фаина и скрылась за дверью кабинета.

– Все мужчины психи, и возбуждать их всегда опасно, – фыркнула я, но тревожить эту парочку не посмела, а отправилась к Алисе.