Текст книги "Мерзавец на выданье"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 13

Круглов, хоть и брюнет, не годился Валерии ни по каким статьям. Елизавета считала, что он хуже любого блондина. Совершенно непригодный для семьи человек. Конечно, в том понимании, которое имела о семье Валерия.

Сама-то Елизавета подходила к семейной теме с весьма либеральными мерками. По этим меркам Круглов годился. Даже очень годился. По меркам Елизаветы все недостатки Круглова самопроизвольно обращались в достоинства. Только в ее крепких и умелых руках его возможный талант мог вырасти в гений.

Вообще-то Елизавета не слишком нуждалась в Круглове. Для счастья у нее уже все имелось, к тому же просматривались роскошные перспективы.

Но лишь для счастья. Для полного же счастья Елизавете очень хотелось украсить себя гением. Она умела многое, кое-чего достигла сама и знала уже в этой жизни все входы и выходы.

Именно поэтому Елизавета была уверена: создавая ее, природа не пошла дальше способностей. Способности – да. Они имеются. Способностей у Елизаветы много, а гением, как ни трудись, и не пахнет. Даже на талант не наскребешь. Одна надежда на Круглова – этот, если пресса не врет, вывезет сразу двоих.

Короче, ей самой был нужен Круглов, а тут Валерия глаз на него положила. Зная свою упрямую подругу, Елизавета разволновалась и с удвоенным рвением бросилась искать подходящего «волка матерого».

«Ничего, – не унывала она, – клин клином вышибают. Я Лерке такого брюнета отыщу, быстро забудет это ничтожество, моего Круглого. Она еще не знает моих способностей. Я ей холостого найду, раз уж дурище втемяшилось в голову. И брюнета и холостого. И матерого. Все достоинства в одном флаконе».

И Елизавета, засучив рукава, принялась за дело.

Чем же занялась Валерия?

Валерия, умудренная методами подруги, всерьез взялась за Круглова. Делала все, как Елизавета учила ее. Круглов не часто свой дом покидал, но настырная Валерия его подкараулила и устроила-таки несколько случайных встреч.

Встречам Круглов был рад. Пока он брел ночной порой за сигаретами к киоску, Валерия провожала его, освещая путь своими лучезарными улыбками. Все как учила Елизавета. И не зря трудилась. Выработала у Круглова рефлекс. Теперь он, выходя из подъезда, озабоченно крутил головой в поисках случайно проходящей Валерии, а, увидев ее, радовался громко и энергично – собака Павлова, со своей обильной слюной, просто отдыхала.

И вот наступил тот день, когда Валерия прошла мимо Круглова с петлей на шее, в фигуральном, конечно же, смысле. Все, как учила Елизавета. С такой явилась петлей, что впечатлительный Круглов (натура тонкая, талант!) сам чуть под проходящий «Мерседес» от огорчения не кинулся. Валерия остановила его, смахнула слезу и сказала:

– Мне нужен ваш совет.

Круглов мгновенно превратился в гранату, из которой удалили чеку. Он же весь состоял из советов, был прямо соткан из них, как любой русский мужчина – как просто русский человек. Поэтому он, едва не взрываясь от прилива энергии, живо откликнулся, выдавая такие авансы Валерии, на какие она и не рассчитывала.

«Действительно, прекрасная метода, – восхитилась она. – Какая умница Лиза! Все получается даже лучше, чем я мечтала».

И она пожаловалась ему на неустроенность. Как человеку признанному и великому посетовала на то, что никак не может найти той ниши, где ее оценят, заметят и, главное, хорошо заплатят.

– Ах, вот вы о чем? – сник Круглов и вынужден был задуматься, что делал крайне редко.

Обычно все умное само собой из него перло, только записывать успевай. Теперь же, когда не поперло, он пораскинул мозгами и пригорюнился: так все вокруг оказалось нехорошо. Просто удивительно, что он раньше этого не замечал. Жил, как по гладкому льду скользил. Все так удачно складывалось, а с появлением Елизаветы просто фонтан удач забил…

Не-ет, не мог на судьбу Круглов жаловаться. Он думал, что и все вокруг счастливы, а вот поди ж ты, какая выходит петрушка. Как же этой прилестной девочке объяснить, что ей ничего не светит?

– Понимаете, Лерочка, – осторожно начал он, – в наше время пришли неленивые. Поэтому добиться успеха на каком-либо поприще сегодня весьма проблематично.

Тут бы Круглову и остановиться. Он так бы и поступил, если бы не его зудящий талант. Совладать с талантом может не каждый, с талантом совладать нелегко – Круглова словно с цепи сорвало.

– В науке, все, что было на поверхности, уже давно растащили, – вдохновенно продолжил он. – Теперь, чтобы добыть малейшую частичку еще не известной истины, приходится копать целым коллективом, причем всю жизнь. То же и в искусстве. Человечество достигло такого совершенства, что надо быть гением, чтобы в тебе признали некоторые способности.

– До искусства я не доросла, – помятуя указания Елизаветы, быстренько заложила фундамент для лести Валерия.

Круглов был польщен и продолжил уже с пафосом.

– А спорт? – мысленно любуясь собой, воскликнул он. – То, что вчера было рекордом, сегодня умеет каждый школьник. А красота? То, что вчера казалось недостижимым, сегодня имеет любая уродина. Хочешь пышную грудь – пожалуйста, хочешь тонкую талию – на! Хочешь стройные бедра? Давай сюда лишнее, откачаем. Только успевай, плати. Чувствуется, дальше будет еще хуже. Одна радость, что до этого я не доживу, – неожиданно заключил он, поставив в тупик Валерию.

Она так и не получила от него вожделенного совета, а по плану был совет.

– И что же вы мне порекомендуете? – робея, спросила она.

– Ничего не могу порекомендовать, – радостно признался Круглов. – Даже не знаю, чем вам помочь.

И тут его осенило:

– Ан нет, знаю, обратитесь за помощью к Лисавет. Лисавет умная, она во всем разбирается. Вы, я слышал, подруги?

– Да, – пригорюнившись, кивнула Валерия.

Круглов оживился:

– Лисавет обязательно вам поможет. Уж такая головастая дивчина. В случае затруднений я сам всегда к ней обращаюсь и, уверяю, очень плодотворно. Честное слово.

Это был провал. Полный провал. Валерия не знала как двигаться дальше. На пути к роману неожиданно выросла Елизавета.

«Наверное я слишком непосильную задачу ему задала, – подумала Валерия. – Надо было обратиться с пустяком. Да-да, ведь именно так мне Лиза советовала».

И Валерия обратилась с пустяком. Но и с пустяком Круглов отправил ее к «Лисавет», пояснив, что он сам без нее как без рук.

«Я застряла, – запаниковала Валерия. – Так хорошо продвигалась и вдруг застряла. Ни туда ни сюда. Дальше улыбок у нас не пошло. Неужели без Лизы я ни на что не способна?»

Осознавать это было мучительно. Отчаявшись, Валерия пошла на крайние меры.

– Не хочется идти домой, – зябко поводя плечами, сообщила она.

– Действительно, – согласился Круглов, – погодка чудо. Давайте прогуляемся, а заодно и обсудим мой новый роман. Три месяца уже пишу, и выходит неплохо, но как-то медленно двигается.

Часа два они гуляли… Круглов свой новый роман не писал, а только со всеми пока обсуждал. Уж давно он заметил, что в мыслях все, творимое им, гораздо лучше, чем на бумаге, а потому работать Круглов не спешил, радуясь причине поговорить. Он мог бы гулять и до утра, но на диване Валерии лежал голодный Французский.

– Мне пора, – сказала она.

– Очень жаль, – расстроился Круглов. – Хотел бы вас проводить, но, увы, ждет роман. Работа прежде всего.

И тогда Валерия, не узнавая себя, совершила «смертельный трюк».

– Может, вы пригласите меня чашечку кофе, да заодно и почитаете свой роман? – спросила она, чем несказанно вдохновила Круглова.

– Отличная мысль! – возрадовался он. – Как я сам не додумался?

«Лишь потому, что забыл спросить Лисавет», – с неожиданным сарказмом подумала Валерия, но промолчала.

И они поднялись к Круглову.

Что там было, любой догадается.

«Так – не так, но он все же меня поцеловал, как ни уворачивался, дурак, – удовлетворенно подытожила Валерия, ближе к утру покидая квартиру Круглова. – Значит дело движется, значит и я кое-что умею».

Круглов же не испытывал ее удовлетворения. Проводив гостью, он бросился звонить Лисавет.

– Немедленно приезжай! – потребовал он.

– Что случилось? – лениво поинтересовалась Елизавета, которой было совсем не до Круглова.

Все свободное время она отдавала поискам «матерого волка».

– Лисавет, ты мне нужна!

Елизавета тяжело вздохнула – опять начинается.

– Дорогой, пойми, – терпеливо сказала она, – я очень занята. Никогда не надо меня звать. Освобожусь, приеду сама.

– Случилось ЧП! – признался Круглов и во избежание отказа предупредил: – Разговор не телефонный.

Елизавета еще раз тяжко вздохнула и…

И приехала.

Глава 14

Елизавета приехала и нашла жениха в крайне возбужденном состоянии: флегма Круглов метался по кабинету, словно тигр по клетке.

– Мне кажется, – нервно дергая щекой, сказал он, – твоя подруга, ну, эта, твоя застенчивая Валерия, решительно бьет под меня клинья и ставит капканы.

Елизавета не удивилась.

– Правильно, – сказала она. – Ты высокий сильный уверенный в себе брюнет. Она всю жизнь о таком мечтала, так что же ей делать прикажешь?

Круглов остолбенел.

– И об этом говоришь мне ты? – закричал он. – Ты, невеста моя?! И так спокойно?!

– Но это правда, – невозмутимо подтвердила Елизавета. – Ты брюнет, высокий и знаменитый. Для Лерки просто лакомый кусок.

Круглов был польщен, но встревожен.

– Правда? – спросил он и нервно заржал: – Га-га! И как мне прикажешь быть?

– В каком смысле?

– Эта Лера твоя слишком настойчива. Лисавет, что ты мне посоветуешь?

– Поступай как знаешь, – отмахнулась она.

Круглов никогда не знал как поступать. Он взорвался:

– Ты хоть понимаешь, ЧТО час назад между нами было?

– Между вами? – Елизавета выдержала паузу и спокойно сказала: – Думаю, ничего.

– Ничего? Тогда ты заблуждаешься!

– Нет, – усмехнулась она, – не заблуждаюсь. Между вами не было ничего. Абсолютно. Даже трусов. Думаю, вы были «ню» – совершенно голые.

– Уфф! – облегченно вздохнул Круглов. – Слава богу, до «ню» не дошло. Пока не дошло. Мы были в одежде, я всего лишь слегка ее целовал. Случайно.

Елизавета его поддержала:

– Конечно случайно, иначе подумать я не могла. У тебя все происходит случайно. Только этим могу объяснить я твои успехи.

Круглов не слушал ее, он толковал о своем:

– Поцелуй был случайным, но теперь не знаю, что делать. Ведь завтра она будет снова мимо дома моего случайно, черт возьми! проходить. Теперь хоть за сигаретами, ешкин кот, не ходи, – выругался он и зло сплюнул.

– Покупай сигареты впрок, – посоветовала Елизавета и подумала: «Научила, дура, на свою голову. Вижу, здорово Лерка за моего идиота взялась. Эх, бедная она моя, бедная!»

– Не могу покупать впрок, – пожаловался Круглов. – Выкурю столько, сколько куплю. Не вредить же здоровью из-за этой Валерии.

Елизавета рассердилась.

– Слушай, беспомощная личность! – закричала она. – Мужик ты или не мужик?! К тебе тянется красивая баба, а ты не знаешь что делать?

Круглов был потрясен.

– Лисавет, это что же, – пролепетал он, – ты мне сама, что ли, советуешь?

– Не советую, а всего лишь напоминаю о том, что ты мужчина.

И вот тут-то он вышел из берегов и заорал:

– Лисавет, позволь, это в конце концов обидно! Это в конце концов равнодушие!

Елизавета невозмутимо возразила:

– Не равнодушие, а забота.

– Забота? За какого дурня ты держишь меня?!

Она закатила глаза и всплеснула руками:

– Дорогой, неужели это вся благодарность?

– За что? – поразился Круглов. – За то, что ты хочешь любому уроду сбагрить меня?

Елизавета не стала его просвещать, что уж если речь зашла об уродах, то она сама значительно ближе стоит к ним, чем красотка-Валерия. Елизавета тему уродов вообще развивать не стала.

– Вот она, благодарность, – трагично сказала она. – Благодарность за то, что я тебя понимаю, ценю и согласна на лю-бы-е самопожертвования!

– О чем ты? – растерялся Круглов.

– Я, как умная женщина, знаю, что любой писатель скиснет без новых впечатлений. Я занята, а ты нуждаешься в энергии. Ты же талант!

– Думаешь?

– Даже гений! – с патетикой заявила Елизавета и тут же деловито пояснила: – Должен же кто-то тебя зарядить. Я не против, если это будет Валерия. Она моя подруга, и хорошо уже то, что я точно знаю: от нее ничего не подцепишь.

Круглов возмущенно фыркнул, а Елизавета заверила:

– В любви это самое важное в наше время. Ты забыл, в мире свирепствует СПИД, – напомнила она.

Круглов тоже напомнил:

– Я не забыл. Я о СПИДе пишу.

– Вот и прекрасно, – одобрила Елизавета. – Пиши. У тебя это очень хорошо получается. По этой причине Валерия самая подходящая кандидатура. Так что не кобенься, не рефлексируй, а отдайся здоровым инстинктам. Уж они-то не подведут.

– То есть? – окончательно растерялся Круглов.

– То и есть: организм лучше знает, что ему нужно!

– А ты?

– А я знаю, чего хочет твой организм, и, как умная женщина, перетерплю, – с пафосом сообщила Елизавета и закручинилась: – Мы, бабы, собственницы, но я понимаю, что нельзя идти на поводу у своего эгоизма. Ты творец и находишься в обществе на особенном положении. К тебе не подходят обычные мерки…

До Круглова дошло наконец – он сомлел.

– Лисавет, ты свята-ая, – опускаясь на колени и целуя тонкие руки невесты, восторженно выдохнул он.

Гладя Круглова по голове, Елизавета с ним согласилась:

– Я святая, и то хорошо, что ты это понял. Я же чувства твои понимаю. Вижу тебя насквозь: душой ты никогда мне не изменишь. Душой ты святой.

– Никогда! – пылко заверил Круглов. – Душой я святой! Ты у меня единственная!

– Вот и чудесно, – нежно улыбнулась Елизавета. – А тело у всех грешное. Так что не будь смешным и скорей переспи с Валерией, раз уж послала ее судьба.

– Да-а, пожалуй следует этим воспользоваться, – задумчиво согласился Круглов, поднимаясь с колен. – Но, Лисавет, надеюсь, ты понимаешь: как честный человек я обязан девицу предупредить, что впоследствии никак не могу жениться.

Со всей серьезностью Елизавета ответила:

– Разумеется, дорогой. Ты не способен на бесчестный поступок.

Этой же ночью Валерия была Кругловым приглашена на чтение новых отрывков романа. После пылких поцелуев, уложив ее на кровать и торопливо расстегивая кофточку, Круглов признался:

– Сожалею, но не смогу на тебе жениться.

Валерия опешила:

– Почему?

– Потому, что совсем не умею и не могу жить без… Без своей невесты. Мы с ней практически муж и жена, почти состоим в браке.

– У меня тоже Французский есть, – вскакивая с кровати и лихорадочно застегивая кофточку, сообщила Валерия. – Да, у меня есть Французский. Он, хоть и подданный, но умница и философ. И вообще, он очень хороший.

Щеки ее пылали, в глазах стояли слезы.

– Хорошие люди – большая редкость, – деловито заверил Круглов, гадая: «Сорвалось или нет?»

– Какая я дура, – дрожащими губами произнесла Валерия и зарыдала.

«Влюблена в меня, словно кошка, – восхитился Круглов и с опаской подумал: – Не наложила бы руки на себя, когда ее брошу».

Валерия действительно была в отчаянии. До рук дело, конечно же, не дошло, но неизвестно как все обернулось бы не затренькай ее мобильный. Как раз в этот драматичный момент позвонила Елизавета, которая даром времени не теряла, подстегнутая признаниями своего жениха.

– Лерка! – радостно закричала она. – Я нашла! Нашла! Лерка! Он холост и бас-но-сло-вно богат! Просто ку-куру-куку как я за тебя рада!

– Не рано ли? – усомнилась Валерия. – Я его даже не видела.

– Абсолютно уверена – он наш!

– Да кто, он?

– Это просто судьба! – восхищенно тараторила Елизавета.

Похоже, она действительно была чрезвычайно довольна и даже рада.

– Такого можно брать и без моей методы, с методой же скрутим его в два приема, – заявила она и неожиданно спросила: – Ты где?

– Я здесь, – растерялась Валерия, ругаясь в душе, что толком не научилась врать любимой подруге.

Но Елизавета была слишком увлечена, а потому, не дожидаясь ответа, скомандовала:

– Лерка! Дуй сейчас же ко мне!

– Прямо ночью?

– Времени мало. Завтра конкурс!

– Конкурс?! – Валерия мигом забыла про поражение, про Круглова. – Конкурс! – запаниковала она.

– Да! Да! – радуясь, подтвердила Елизавета. – Конкурс! И ты его выиграешь!

– Сомневаюсь…

– Никаких «сомневаюсь»! У нас впереди целая ночь!

Глава 15

Старик Кляйст был разъярен – пожалуй, таким его никто не видал. Презрев важнейшие дела, он, словно юнец, стремительным броском перемахнул через океан и злым коршуном ворвался в греческую резиденцию Дорофа (якобы отбывшего на отдых).

– В чем дело?! – кричал он и топал ногами. – Операция началась! И я узнаю об этом случайно! Майкл, как ты мог на это пойти?! Мальчишка! Тебя опять подставляют! Твои же друзья! Неужели не понимаешь?! Это ловушка, а ты покорно в нее идешь! Тебя что, собственная жизнь уже не волнует?!

Дорофа в этот момент волновало только одно: не хватил бы старикашку удар. Дороф уже был уверен, что Кляйст его предал и все равно жалел своего врага.

«Вот что делает жадность с людьми, – думал Дороф. – Помрачилось его сознание. Казалось бы, что еще старикану надо? Все есть у него: власть, деньги, болезни… Сиди спокойно на вилле да язву с геморроем лечи. А он пускается во все тяжкие. Будто у старикана осталось время замолить свои грехи. Так и сойдет на два метра под землю с камнем за пазухой».

Для себя Дороф решил не наказывать Кляйста и, уж тем более, под суд его не отдавать.

– Тихо-мирно проводим на пенсию и пускай доживает в покое, – сказал он друзьям.

Добряк Дэн согласился, пожав плечами:

– Как знаешь, дружище. Если Кляйст от дел отойдет, не вижу в старикане опасности. Пусть доживает в покое.

Круз был поражен:

– Как это – пусть доживает в покое? Вы что говорите? Тогда уж давайте ему под задницу утку подкладывать и завтрак в постель подавать.

– Давайте, – с улыбкой одобрил предложение Дороф. – Я всегда немощным помогал.

Флегма Круз впервые взорвался:

– Что я слышу, черт возьми! Такой благотворительности не понимаю!

Благотворительности Круз никакой не понимал, хотя регулярно производил отчисления во всевозможные фонды. Он не признавал лирики. Истинный американец, прагматик до мозга костей, он понимал лишь сухой расчет. Из сухого расчета и был Круз порядочным. Если благородство для дела полезно, если оно приносит проценты, то почему бы и не вложиться в него. Поэтому, когда Дороф решил финансировать грандиозную благотворительную программу по излечению детей неимущих, Круз лишь спросил:

– Чем нам это вернется?

– Добрым именем, – ответил Дороф.

Круз не возражал:

– Доброе имя – это рынок. Рынок – это доходы. Хорошо.

А вот Кляйст был недоволен.

– Зачем лишнее платить? – спросил он сердито у Дорофа. – Хватит той суммы, которая в этих случаях принята. Больше с нас никто не потребует.

– Я сам от себя требую и в будущем планирую отчисления в фонды утроить, – заявил Кляйсту Дороф.

Старик был потрясен.

– Зачем? – спросил он и в глазах у него обозначилась беспомощность, даже горе.

«Как же это? – говорили его глаза. – Я, живота не жалея, тебе богатства коплю, а ты легкомысленно их разбазариваешь?»

Впрочем, думал Кляйст по-другому: он лихорадочно подсчитывал убытки и мрачнел.

Дороф, видя его безутешное горе, попытался обратить старика в свою веру. Он начал рассказывать о толстой и глуповатой Мэриан, у которой холецистит, и тромбофлебит, и еще в правом боку что-то колет. Врачи долго ее крутили, да так ничего не нашли. Мэриан лопает «маки», плачет над мыльными операми, сочувствует президенту – она добрая и много работает. Муж ее выпивает, но тоже много работает. И они бедны. Бедны их соседи – очень добрые работящие люди. И родственники Мэриан тоже бедны…

– Зачем мне все это знать? – удивился Кляйст.

На лице его вместо сочувствия Дороф увидел лишь отвращение. «Грязная пьяная Мэриан над мыльной оперой слезы льет и стонет от холецистита… Лучше бы меньше лопала „маков“…» – говорило его лицо.

Дороф вздохнул:

– Кляйст, старина, ну как тебе объяснить? Ты веришь в бога?

– Регулярно в церковь хожу.

– Тогда ты поймешь. Человеческое общество не должно жить по законам джунглей: сильные выживают – слабые погибают. Мы же люди, мы не животные, у нас другой естественный отбор. Мы должны размышлять и спрашивать себя хоть иногда: почему мне Господь так много дает? Не для того ли, чтобы я мог позаботиться о тех, кому Бог дал не деньги, а нечто другое? У Мэриан доброе сердце. Оно открыто для всех. Но не дал ей Господь того ума, который позволил бы ей получить образование. Она не бездельница, но труд ее дешево стоит. Не заработать старухе на операцию, не вылечит она свой тромбофлебит. Что же ей, умирать? Могу ли я, зная это, считать себя человеком?

Кляйст почернел.

– Я все понял, – угрюмо ответил он. – Ты коммунист.

– Я человек! – рассердился Дороф. – Мне не лезет в горло кусок, если я им не поделился с теми, у кого его нет!

– Тогда раздай все бедным! – закричал Кляйст. – А я, по-твоему, не человек? Ты мальчишка! Зачем ты работаешь?

– Я делаю то, что мне нравится. Я люблю зарабатывать деньги. У меня это получается, это приносит мне удовольствие…

– И ты решил за свое удовольствие нищим теперь заплатить? Хочешь мир переделать?

– Нет, просто без этого жизнь моя совершенно теряет смысл. Зачем мне много денег? Сам знаешь, на себя я трачу немного.

Кляйст успокоился и решил дипломатично зайти с другой стороны.

– Майкл, – сказал он, – во всем нужна мера. Ты своим трудом и своим умением помогаешь всем этим беспомощным Мэриам, ты даешь им работу. Сами они ни на что не способны. В нашем обществе для того, чтобы не жить по законам джунглей, все неплохо устроено. Тебя заставляют делиться на каждом шагу. Мало того, что ты даешь заработать беспомощным людям, так еще и благотворительностью занимаешься…

Дороф взорвался:

– Перестань! Я даю им заработать ровно столько, чтобы они могли приносить мне доходы. Даю и тут же отбираю. Я бессилен что-либо здесь изменить. Я не могу переделать законы рынка, но зато я могу поделиться своим. Ты пойми, речь идет о здоровье. Я обязан больным помочь. Все, на этом поставим точку. Я буду расширять благотворительные программы.

Кляйст возражать перестал, лишь буркнул:

– Я думал, что ты американец, а ты русским остался. Видимо, у русских коммунизм в крови.

Больше к этому вопросу Кляйст не возвращался, а через год начались покушения на Дорофа. Сам он о том разговоре забыл – Круз напомнил, когда Дороф его спросил:

– Вот ты обвиняешь в предательстве Кляйста, но зачем ему меня предавать?

– Не может старик смотреть на то, как бездарно расходуются капиталы компании, – ответил Круз.

Незадолго до этого Дороф составил завещание, по которому все, чем он владеет, наследует Дэн – разумеется, в случае смерти Дорофа. Решение свое он Кляйсту и Крузу не афишировал, но Дэн, испугавшись ответственности, так много ему возражал, что всем стало ясно на какой почве не ладят друзья.

– Странные эти русские, – как-то сказал Крузу Кляйст. – Впервые вижу как абсолютно искренне от денег отказываются.

– Да-а, – согласился Круз, – у русских все по-другому, у них даже деньги бывают лишними, если об ответственности заходит речь.

Дэн долго просил друга изменить завещание, но Дороф отказывался. Он понял возражения Дэна: не ответственности он боится, а дурацких детективов начитался. Дэн мотивов страха и не скрывал.

– Завтра грохнут тебя и на меня все свалят, – жаловался он другу. – Мол мафия, я русский, ляля-фафа, сам знаешь. Не допустят ваши америкосы, чтобы к русскому лоху их бабки попали. В итоге я окажусь за решеткой и наследства лишусь, как твой убийца, или на электрический стул попаду, а компаньоны твои все захапают.

– Глупостей не болтай, русский лох, – шутливо отбивался Дороф. – Здесь не Россия. У нас такие страсти происходят только в кино. В Америке не принято в чужие карманы заглядывать. Этим занимаются одни налоговики.

Действительно, Круз и Кляйст к завещанию отнеслись спокойно. Кляйста больше волновали щедрые пожертвования Дорофа. Круза, возможно, тоже они волновали, но он молчал.

Дороф, не обращая на их недовольство внимания, энергично осуществлял свои благотворительные программы, но вскоре обнаружилось, что в чем-то старик Кляйст был прав. Случайно выплыло, что несколько фондов, которые щедро спонсировал Дороф, цинично перекачивают его пожертвования террористам. Кляйст ликовал, но помалкивал.

«Вот он, твой коммунизм! – читалось только в его глазах, но зато очень явно читалось. – Такова природа людей. Что им ни дай, все разворуют или, что еще хуже, пустят на тривиальный разбой».

Дороф был уязвлен и затеял крутое расследование – денег не пожалел. Потом был процесс. В результате один из лидеров террористического движения угодил на электрический стул. Эрдоган, брат погибшего, поклялся мстить и приговорил к смерти Дорофа. Начались покушения.

Поначалу покушения эти, цели не достигая, не слишком Дорофа напрягали, но постепенно становилось все горячей и горячей. С определенного момента всем стало ясно: в самом ядре компании завелся враг.

Вот тогда-то и вспомнил Дороф опасения Дэна. Вспомнил и внес поправки в завещание: теперь оно было действительно лишь в случае его ненасильственной смерти. Если тень причастности к его смерти упадет хотя бы на одного из компаньонов, все капиталы уходят в благотворительные фонды. Дороф даже выделил приличную сумму на независимых экспертов и обширное расследование собственной гибели. Согласно завещанию, расследование должно произвестись даже в том случае, если завещатель умрет от болезни.

Исходя из этого, Дороф не понимал зачем Кляйсту понадобилось сотрудничать с террористами.

– В случае моей смерти старик ничего не получит, – напомнил он Крузу, – но зато огромная часть капитала может вообще быть отторжена от компании в пользу благотворительных фондов.

Круз молча снял с телефона трубку и принялся набирать номер.

– Куда ты звонишь? – удивился Дороф.

– Твоему адвокату.

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты с ним поговорил.

– О чем?

– Задай ему тот же вопрос: что получит Кляйст в случае твоей смерти и чего лишится компания?

Дороф задал вопрос и был изумлен ответом. Адвокат ему сообщил, что по всем пунктам завещания выходит так, что его гибель от террористического акта не лишает Дэна наследства, следовательно деньги остаются в компании.

– Все правильно, – подумав, одобрил его заключение Дороф, – это так. И если я погибну в результате землетрясения, и если на меня обрушится небоскреб, и если на меня, как на Джона Ленона, псих нападет… Все это не лишает Дэна наследства, в противном случае я уж и не знаю тех идеальных условий, при которых можно ему что-либо передать. Но при чем здесь Кляйст? Зачем ему моя смерть понадобилась? – спросил он у Круза и тот ответил:

– Кляйст не может смотреть на то, как ты капиталы компании разбазариваешь. Дэн Кляйсту в рот заглядывает, он более управляем, он не так склонен к благотворительности, как ты.

– Слушай, – растерялся Дороф, – а может мне лучше все сразу благотворителям передать, не дожидаясь собственной смерти?

Круз покачал головой и отрезал:

– Операцию пора начинать.

– Хорошо, я подумаю.

И Дороф подумал. И пришел к выводу, что Круз прав: Кляйст сотрудничает с Эрдоганом.

Это было почти очевидно и все же рассудительный Дороф решил: «Жизнь, что кривое зеркало. Порой мы видим одно, а на поверку выходит другое. Аргументы Круза весьма убедительны, но Кляйст тему предательства не развивает. Наверняка и у него найдутся разумные доводы против Круза. И против Дэна.

Пока не добуду неопровержимых улик, Кляйсту ничего не скажу. До последнего мы с ним друзья и партнеры», – окончательно постановил Дороф.

И теперь, глядя на то, как Кляйст бушует, он подумал: «Успокою его».

– Старина, не сердись, – сказал Дороф. – Да, операция началась, но я-то здесь, в Греции, в безопасности. В Москву поедет двойник. Я не участвую. На все хладнокровно взираю со стороны и делаю верные выводы.

У Кляйста явно упал камень с души, но сказал он то, что Дороф и предполагал услышать:

– Я должен руководить операцией.

– Разумеется, – кивнул Дороф. – Главный – ты, но Круз и Дэн не должны так думать. Официальное руководство доверено Крузу. Но я, тайно от каждого, веду и свою игру. Вот о ней-то только ты и будешь знать.

– Согласен, – окончательно успокоился Кляйст.

Дороф с усмешкой подумал: «Вы все у меня теперь главные. И так будет до той самой поры, пока предатель не обнаружит себя».

После разговора с Кляйстом пошатнулась убежденность. Дороф опять не хотел верить в то, что предатель – старик.