Текст книги "Эскорт"

Автор книги: Людмила и Александр Белаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Ни номера узла-отправителя, ни обратного адреса в реквизитах письма не значилось.

«Похоже, что Далан писала», – с невольным ехидством подумалось Эш. Она гордилась тем, что владеет линго в совершенстве. Но зачем серой тумбе сочинять корявые письма о разлуке?.. Если комиссар Сато играет в туанцев, то не занимается ли мирка игрой в эйджи?

– До меня это не дотрагивается, – Далан выдохнула с присвистом. – Иду питаться и накачиваться.

Волоча ноги к себе в тесную каютку, измотанная Эш заметила, что Далан, разобрав свой баул, свинчивает из трубок спортивный снаряд. Не успела Эш прожевать устало движущимися челюстями первый кусок, как Далан залязгала железом, запыхтела и принялась вскрикивать, будто дралась, а не поддерживала форму, нагружая мышцы и костяк гирями. Посмотреть бы тайком, как она ест. Судя по ширине пасти, может разом затолкать в себя брикет на полтора кэгэ. А зубы у нее есть?..

Поочередно проверив отсеки на наличие движущихся объектов («ПОСТОРОННЕГО ПРИСУТСТВИЯ НЕ ОТМЕЧАЕТСЯ»), Форт тестировал корабельную станцию связи. Результаты выглядели занятней некуда: внешние антенны «Сервитера» с момента отлета принимали одни лоцманские корректировки и сигналы маяков – и никаких писем. Уму непостижимо. Впечатление такое, что письмо возникло само по себе, зародилось в такт тревоге экипажа, словно эхо или всплеск на энцефалограмме. Если бы БЭМ, главный бортовой компьютер «Сервитера», научился чувствовать и думать, именно такую телеграмму он и отстучал бы экипажу в знак солидарности – мол, ребята, мы гребем по космосу в одном корыте, мне тоже паршиво, так что поймите меня. Одно неясно – зачем он назвался именем, а не серийным номером.

Форт обратился к памяти, пытаясь найти там хоть что-нибудь схожее с текстом полубессвязного письма. Целевой поиск занял доли секунды; итог был из ряда вон, он ни в какие рамки не укладывался – прямо хоть все бросай и сам ложись тестироваться.

Капитан ясно вспомнил, где он прежде встречал сочетание «Кэн Мерфанд», – в грузовых документах.

Так когда-то звали труп, покоящийся в отсеке 14.

О господине Сато рассказывали, что он большой шалун и озорник и юмор у него причудливый, подчас жестокий. Что ему, к примеру, стоило встроить в будильник мини-блок, время от времени посылающий в эфир какую-нибудь ахинею от лица покойника?.. Комиссару веселуха, а у экипажа нервы дергаются. И пойди уличи.

Немало налетав по трассам, Форт знал, что электронщики порой – от скуки долгого рейса, от сознания своего ничтожества или кому-нибудь в отместку – монтируют подобные шутихи. Если таких умельцев ловят, то в благодарность за доставленное удовольствие им вручную лакируют портрет. След от будильника очень бы украсил физиономию Сато, но не докажешь, что письмо – его работа.

ОТВЕТИТЬ – терпеливо ждала надпись ниже дурацкого письма. «Не дождешься», – твердо подумал Форт. Пусть судно пропащее, но капитан – командир корабля, а не клоун. Переписка с глюками в его штатные обязанности не входит. Конечно, распоряжение грузоотправителя придется выполнить и приложить часы к ящику с бывшим владельцем, но до того момента пусть будильник полежит в кармане. Ничего, что неудобно; удобство для артона – вещь не обязательная. Зато, держа радар наготове, можно поймать идущий от будильника сигнал, который сразу влетает в почтовый ящик через вход внутренней связи, предназначенной для переговоров команды. Если это случится, шутнику придется солоно. Чтобы документировать подобный трюк, достаточно добавить в опции самописца пункт «Регистрация/сохранение всех сообщений в иной кодировке», и мышеловка готова.

Хуже, если такая почта повторится, а самописец не сработает. Это будет значить, что БЭМ заражен дурью где-то в прошлых рейсах и гонит почту сам в себя, указывая отправителями кого угодно, чьи имена-фамилии сыщутся в памяти. Умерший там заложен, хоть и в списке грузов.

А на одуревший БЭМ рассчитывать нельзя.

БЛОК 5

Эстетика мультфильмов с маркой «Сделано на ТуаТоу» умопомрачительна. От предельной строгости монохромного жесткого рисунка – к многокрасочной феерии калейдоскопа, где лица с тяжким узором гнева превращаются в лики, одухотворенные изысканным румянцем нежности и страсти. Смаковать всю полноту туанской анимации от глубинных историко-психологических слоев до шуток о нижнем белье могут лишь опытные и закоренелые ценители. Опять же, важно точно понять название. Что за горбатый перевод – «Натуральные свиные шкварки»?! «Онуто Лаида До-ма Олот» значит совсем другое – «Истинно обжаренная плоть священного животного», а в переносном смысле (ибо мясное жертвоприношение – архаизм) – «Мольба, обращенная к небесам», но написание староцерковного звука «оон» в слове «онуто» как «он» превращает высокопарное слово в уличный жаргонизм, и получается нечто вроде «А фигу вам, святые небеса» (и это еще мягко сказано). Фильм ОЛДО с его соблазнительными разночтениями – настоящее пиршество для гурманов. Над ним млеет уже третье поколение олдонов; существуют Энциклопедии ОЛДО, включающие биографии героев, все фасоны их одежд, все марки их оружия и автомобилей, тексты всех песен и антологии эпизодов, не вошедших в сериал при монтаже.

Сато был олдоном до мозга костей (или, как он выражался, «до костей мозгов»). Он даже паспорт сменил на почве фанатизма. Прежде он был Рутхардом Бобериком, но символически отыграл смерть и новое рождение, и двое олдонов постарше стали его приемными отцом и матерью.

Он на самом деле верил, что фэл его не тронет. Прививка вере не помеха. Теперь же, когда число вновь заболевших резко пошло на убыль, а тяжелобольные стали поправляться, острота хождения по лезвию ножа слегка притупилась, и Сато позволил себе расслабиться. Он был убежден, что действовал правильно, – эффект налицо! Можно поставить в проектор любимую серию ОЛДО и насладиться зрелищем.

Его кумир и тезка в объемной глубине трехмерного окна с грацией опытной распутницы вошел в зловещий притон. Полы кафтана приоткрылись, демонстрируя ворам и шлюхам тугой алый кушак на талии, шитые атласные панталоны и рукоять пистолета.

– Изящный паренек, – хрипло пропела изъязвленная дурной болезнью потаскуха. – Кого ты ищешь, милый мальчик?

– Не твое дело, поганая стерва… – прошептал Сато.

– Не твое дело, поганая стерва, – спесиво повторил его двойник.

В комнате появился Дорифор.

– Радиограмма с «Сервитера».

Сделав гримасу, Сато мановением руки остановил проектор.

– Ну, что там?! Неужели так срочно, что надо меня отрывать?!

– Ты сказал, что хочешь иметь всю информацию об этом рейсе. Разве не так?

– Да, сказал. Но ты сам мог бы сообразить, что мне нужно, а что нет. Уйди и ответь им что-нибудь. Напиши, что я молюсь за них.

– Не поймут, – Дорифор оставался строгим и мрачным. – У них масса неполадок. Они просят надбавки за риск.

– Им и так много уплачено.

– Но пообещать-то можно. Все равно они надбавки не получат, так что… мы ничего не теряем.

– Нет. Я не намерен торговаться с ними и выслушивать их пререкания. Никаких премий. Может быть, позже, – снизошел-таки Сато, – я буду ходатайствовать о выражении им благодарности в приказе транспортно-космического управления. И то вряд ли, – тут же пошел он на попятную. – Благодарность выражают за образцовую и безупречную многолетнюю службу – а что они? Суток не прошло, а уже сплошные жалобы и наглые требования.

– Штурман – мирк, – напомнил Дорифор. – Надо как-то замаслить консульство Бохрока…

– Ну, так и быть, – скрепя сердце Сато согласился, – благодарность и почетную грамоту. Мирки любят гражданские почести… Больше не дам. Из-за одного этого мне обеспечена переписка на две недели – кому, за что, на каком основании и все такое прочее. Иди, Дори, иди! Утешь их как-нибудь, а я хочу отдохнуть.

Потусторонний Сато задвигался, развевая рукава кафтана, и запел: «Туманы реют над трущобами, я серый ястреб в стае попугаев. Как мне любовь найти, где успокоиться в объятиях?» Мазурики и проститутки подхватили сложным многоголосьем древнеимперской оперы: «Он! Его тень острей иглы, смерть от его руки – увы! увы! Воздвигнись! Потрясай! Лей кровь, о змей песков печальных и проклятых – на дне бокала, полного греха, лежит кольцо златое!» Сато вздохнул с изнеможением – какая прелесть! Образы теснятся и переплетаются, словно тела в самозабвении восторга.

– Дори, ты еще здесь?! Я же послал тебя! – пестрый танец Сато и подонков замер с поднятыми ногами и разинутыми ртами.

– Капитан – контуанец, – Дорифор еще не высказал всех своих соображений.

– Мы его уже обсуждали. Он – подделка во всех смыслах. И не человек, и с туа рядом не лежал. Контуанцы не наденут по нему траур. Да все они на «Сервитере» – космический сор, почти манхло, только с дипломами. Дори, мы отпишемся от всего! Ты чего-то испугался, дорогой мой?.. Фэл нам все покроет. Он уже перескочил по числу покойников в ту рубрику, где жертвы считают оптом, а не поштучно. Массовые потери, ты вникаешь? В толпе лиц не различают. И все. Ступай!

Сато-солист затянул альтом, словно чудо-цветок раскрыл лепестки среди букета подголосков: «Нищие люди, голые люди, жизнь вам постыла, ждет вас могила! Струись, небесная река, за облака!»

— Запрос с КонТуа будет вне зависимости – туа он или артон. Его вид на жительство пока действует.

– Значит, подготовь подробные и правдоподобные версии. Непредсказуемый мирк из тоталитарного мира, ихэнка-хулиганка с криминальной планеты и артон-ксенофоб. Они остервенели и передрались. Мирк затоптал ихэнку и оторвал голову артону, после чего раскаялся и выпил жидкий водород, чтоб избежать общественного порицания. Корабль, потеряв управление… знаешь, что случается с такими кораблями?

Эш снилась родина, которая стала чужбиной. Солнце стояло низко, а Эш бежала, наступая на собственную тень. Земля была сухой, потрескавшейся; из-под ступней выбрасывалась пыль. Солнце преследовало ее, жгло голую спину; земля разгоралась все ярче, а тень укорачивалась и наливалась чернотой. Вскинув голову, Эш увидела, что и вперед нет хода – на фоне сгоревших кустов колебалась, пульсировала объемная тьма в форме яйца, в мерцающем ореоле ультрафиолета. Черная, она горела изнутри почти незримым, но яростным пламенем.

Тень Эш, вырезанная оранжевым огнем солнца на окаменевшей земле, была недвижима. Затем изогнулась, поставила руки для драки.

– Кто ты! – шепнула Эш, потому что голос мог что-то нарушить в звенящем равновесии немоты.

Тьма издала звук лопнувшей струны, надолго повисший в раскаленном воздухе. Поверхность яйца дрожала, покрываясь муаровыми разводьями волн.

Эш бросилась вперед, ударив ногой. Ступня утонула во тьме, и Эш с криком боли отдернулась – жидкая чернота обожгла ее.

Яйцо тьмы осело почти до трещин земли. Яйцо – символ жизни, почему оно выглядит как смерть?.. Спекшийся грунт под нижним полюсом яйца заалел, как металл в горне. На расстоянии, кожей почувствовала Эш тяжесть обманчиво летучей тьмы; земля не выдержит такого веса и разломится.

Разорвалась еще струна, еще одна. В пересекающихся волнах звука возникали и глохли смутные, неясные голоса – странно знакомые, зовущие, молящие и гневные.

– Нет, нет, Эш, нет! Не смей! – это кричит воспитательница-шнга. Эш подралась в школе.

– Хочешь, мы будем дружить? – это Лха, новенькая.

– Дай мне руку, — это в походе, когда переправлялись через ручей.

– Я вырасту и буду сильной, – это свой собственный голос; она клялась, стоя перед зеркалом.

Стук кубиков. Надо сложить фигуру… или слово, тогда скажут: «Умница!» Но вместо кубиков Эш увидела обломки камня. Приложить кусок к куску, они срастутся.

– Унесите мертвого! — жрец воздевает руки, закончив обряд. Уносят нянюшку Эш. Да, да, унесите скорей – она страшная. Она молчит, глаза и рот плотно закрыты. Что, если сейчас веки распахнутся и мертвый взгляд упадет на тебя?

– Унесите мертвого! Унесите, унесите!

Из жара удушающего дня Эш бросило в знобящий холод, в полумрак. Костюм похрустывает на сгибах, скрипит промороженной тканью. Яйцо – черное, волшебно светящееся изнури – висит над опечатанным ящиком. Рядом – другой ящик, низкий и продолговатый. Кто там внутри? Кто?!

– Это я, я, я, – лепечет Эш, стучась в дверь своего дома.

– Ты пришла, дочка? — сзади глухой, недобрый голос мертвой нянюшки. Не оборачиваться!

– Унесите мертвого.

– Собери кубики.

– Дай мне руку.

– Хочешь, мы будем дружить?

– Я одна не справлюсь, — отвечает Эш.

– Ты сможешь. Забудь, что ты шнга! – ободряет инструктор. – Рычаг на себя. Отжать педаль.

– Займись этим, — командует Форт.

Она наклоняется, берется за рукоятки на боковинах ящика. «Модуль тип 80-2. Органические останки».

– Топ-топ, — няня держит Эш, помогая делать первые шажки. Ящик тяжел. Яйцо плывет сзади, следит.

– ЭТО ОШИБКА, – вмешивается новый, неизвестный голос. – НАЧНИ СНАЧАЛА.

– Унесите мертвого! Мы будем дружить! – вибрирует яйцо, разгораясь палящим светом.

Неподвижная тишь. Эш открывает глаза – ярко-синее небо безоблачно, каменная равнина во все стороны до горизонта. Глухая бетонная стена с железными воротами. ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ОХРАННОЕ АВТОМАТИЧЕСКОЕ СЛЕЖЕНИЕ.

Жесткие, сухие травинки в щелях между плоских камней. Внезапно над стеной взрывается и повисает в воздухе тревожный, сжимающий душу вой сирены. И вновь безмолвие. Вой повторяется через равные промежутки времени.

Пригибаясь, с оглядкой Эш подбегает к воротам. Железная дверь заперта изнутри.

– Это я, я, я! — бьет она костяшками пальцев по неприступному металлу. И оказывается внутри, словно просочившись сквозь сталь.

Во дворе за стеной почти пусто. Стоит вездеход, рядом ничком лежит труп в длинной темно-зеленой одежде. Кажется, это женщина.

По двору проносятся голоса – будто эхо мечется в стенах, не находя выхода.

Вы все должны уйти. Как можно скорей. И подальше.

– Я останусь с вами, Учитель.

– Нет, я запрещаю. Я один начал дело, один и закончу. Вспомни обеты, которые ты принес. Ты обещал повиноваться?

– Да, Учитель.

– Тогда повинуйся.

– А я еще не произносила обетов. Учитель, вы не можете за -претить мне. Если силы вас покинут, я продолжу за вас.

– Ты приносишь себя в жертву. Осознаешь это ?

– Простите, но я думаю – сейчас не время для высоких слов.

– Пожалуй. Тогда помоги перенести больных в машину.

Два голоса – суровый мужской и звонкий женский – читают попеременно что-то вроде молитвы; слова понятны, но общий смысл неуловим. Чем громче и тверже голоса, тем плотнее сгущается воздух; наконец, слитные голоса поднимаются почти до крика, но выговор четок и ясен. Женский голос слабеет, прерывается, однако упрямо вторит мужскому; последнее они произносят звук в звук, как бы оглашая приговор, – следом раздается треск расколотого камня, на который обрушился молот.

– Мне душно, — хрипит женщина. – Учитель, позвольте мне выйти на воздух.

– Иди. Садись в вездеход. Я погружу это, и мы уедем. Держись, не поддавайся! Он уже не так страшен.

– Да… наверное…

Мягкий, грузный удар падающего тела. Вздох, похожий на стон, за которым – множество невысказанных горьких слов, раскаяние и… некая жуткая решимость, превосходящая любые человеческие силы.

Лязг ворот. Шум мотора и шорох огромных колес вездехода. Все покинули обезлюдевшую крепость в каменной пустыне, а Эш осталась.

– Эй, куда вы?! Возьмите меня! Я поеду с вами!!

ТЫ УЖЕ ЕДЕШЬ СО МНОЙ, – негромко отвечает голос за спиной. Эш быстро оборачивается и видит…

…черное яйцо лопается с невыносимым для слуха грохотом – и грохот длится, длится!..

Сон оборвался звуком сирены; Эш вскочила с койки, машинально натянула брюки и щелкнула пряжкой пояса. Босая, голая по пояс, вылетела она из каюты и посторонилась, едва не столкнувшись с Далан, – и хвала господу, не то Далан снесла бы ее с пути, как лавина.

– Что-то плохо! – рявкнула штурманесса, балетным прыжком покрыв половину расстояния до входа в рубку; Эш бросилась следом.

На всех экранах горело одно:

ВНИМАНИЕ! АВАРИЯ 3 СТЕПЕНИ СЛОЖНОСТИ. ОТСУТСТВУЮТ – 1/ КОНТРОЛЬ ДВИГАТЕЛЕЙ, 2/ СВЯЗЬ С МАШИННЫМ ОТДЕЛЕНИЕМ. АВРАЛ.

– Надеюсь, вы выспались, – не оборачиваясь, бросил Форт. – Кое-что я выяснил. Движки работают в прежнем режиме, просто мы ими не можем управлять.

Дальше он объяснять не стал. Экипаж не из детворы, сами должны соображать. Если ничего не изменится, корабль выйдет из скачка не раньше, чем выработает всю энергию, – причем плавно (и на борту выживут одни бактерии) и неизвестно где (но это экипажу будет параллельно). Правильный выход, то есть торможение, возможен только при исправных плазменных движках.

– Вопросы есть?

– Опять взрыв? – Эш нервно облизнулась.

– В том-то и дело, что нет. Просто обрыв всех связей с кормой и линейными стержнями. Без каких-нибудь причин.

– Командуйте, капитан, – рыкнула Далан, и Эш устыдилась внезапно нахлынувшего малодушия, которое едва не вырвалось из глаз бессильными слезами.

– Я готова. Вот только оденусь.

– Работать будем в скафандрах. Лучше обезопаситься от всех сюрпризов.

БЛОК 6

У входа в центральный ствол Эш обратила внимание на то, что к поясу Форта пристегнута кобура с лайтингом. Зачем? Он что-то нашел, пока она спала? Почему тогда молчит об этом?.. В голове зашевелились зябкие мысли – на «Скайленде» в корабль пробралась команда захватчиков, чтобы завладеть «Сервитером» в полете. Старый, испытанный трюк для трасс с интенсивным движением и густо населенных станций-транзиток. Скажем, орэ, не чувствительные к фэл… но орэ она на станции не замечала. Вара? Нет, эти из высшего мира, побрезгуют грязным пиратством – велика ли корысть угнать дряхлый, негодный корабль? Остаются свои, ихэны. Много их разбросало по космосу после оккупации Аркадии. Эти не смутятся украсть лихтер-развалюху. Рейса три «Сервитер» еще вытерпит, заправка его недорога, а сколько на нем можно перегнать контрабанды!.. Вот так тысяча-другая отщепенцев позорит весь народ, побратавшись с межвидовым сообществом преступников. Стыд и срам им!

Когда дверь ЦС открылась, Эш поняла – три рейса «Сервитер» не осилит. Один бы закончил – и то хвала господу.

Ствол был черен, как вход в мир покойников. Погасли даже линии контрольных ламп. Порой между скругленными стенами простреливали ветвистые бело-голубые разряды, выхватывая мгновенными вспышками сегменты уходящей в никуда трубы.

Съем данных с авторемонтников ничего не давал. Движения в ЦС они не отследили, просто отметили таймерами момент разрыва связи с кормой. Эш, стоя на коленях рядом с жуком-пауком, напрасно гоняла записи слежения по экранчику, соединенному с автоматом через гнездо на боку «тела». Механические колебания? Нет. Электромагнитные? Нет. Движение воздуха в ЦС? В режиме простой вентиляции. Изменение освещенности? Вот – погасли лампы, вот – появились вспышки. В невидимой части спектра?

Автомат эйджинский. Невидимыми он считает инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, но разумные виды различаются по зрению. Туанцы и ньягонцы хорошо видят в темноте, орэ видят тепло и радиацию, вара – ультрафиолет… Эш пристально и тщательно просматривала запись, отмечая пиковые засветки молний. Если оно — то, что мелькнуло по стволу при возвращении из ДО4 – появлялось вместе с разрядами, надежды никакой.

Она замерла, перестала видеть экран. Да, нечто, скользнувшее над полом. Как яйцо во сне. Оно говорило с ней чужими голосами, словно пыталось склонить к чему-то, уговорить что-то сделать. Далан тогда слышала шаги, но не смогла их опознать. Звук волочения – как она сказала?.. Как аэростат по земле. Скребущий, шаркающий шаг. Не топот. Мирки превосходно, лучше всех слышат; Далан угадала бы вес идущего по топоту.

Нет, лишние на борту – не ихэны. Пустая мысль! Ихэны бегают резво; разве при перегрузке они бы скребли отяжелевшими ногами.

Чужие, заимствованные голоса. А что, если и шаги были чужими? Ведь и Далан зачем-то воспроизводит «и-го-го» и «гав-гав», пробует свое горло (или чем там мирки говорят?) на всю широту возможностей.

– Есть что-нибудь? – спросил Форт.

– Сейчас. Я не закончила проверку.

Звуки? Отметить разряды – исключить из поиска. И опять – звуки?

Есть! Усилить. Эш задержала дыхание – шаги, верней, подобие волочащихся шагов. Идентификация. Количество конечностей. НЕ МЕНЬШЕ ДВУХ. Тупая, деревянная машина! Жук без мозгов! Главное – время появления звука по таймеру. Совместить с визуальным слежением. Инфракрасное – нет, ультрафиолетовое…

– Вот оно, – выдохнула Эш. – Смотрите, капитан.

Форт склонился к экрану. Тягуче проползла вспышка разряда, угасла – и в черноте паузы забрезжил эллипс неясного свечения, плывущий поперек ствола.

– Размеры и расстояние, – отрывисто потребовал он.

– Высота – метр двадцать. Поперечник – ноль семьдесят два. От входа в ствол – двести семнадцать метров, – называя числа, Эш внутренне ликовала. Враг виден! Одно то, что это не бесплотное ничто, а объект, который могут отмечать приборы, вселяло надежду.

– Лихоманка в образе яйца, – констатировал Форт. – Кто-нибудь раньше видел подобное?

Сам он тем временем стремительно перебирал архивы памяти. Другая часть его мозга недоумевала – каким образом штуковина величиной со здоровенный чемодан обманула детекторы движения?.. Она не могла проскочить незамеченной, факт. Разве что не имеет массы, как голограмма.

Далан, оттеснив Эш, уперлась в экран лобастым шлемом.

– Это невидаль.

– Эш?

– Не имею представления, что такое.

– И я тоже. Подведем итоги – вещь не похожа ни на какую из разумных форм жизни. Все согласны? Принято. Сдается мне, что она как-то действует на наше оборудование и создает нам кучу проблем.

Куча вмиг представилась бортинженеру обесточенным кораблем; Эш поежилась.

– Вывод, – Форт проговаривал мысли вслух и как можно разборчивей, чтобы речь отложилась в самописце, – мы вправе атаковать вещь и разрушить ее. Это наш шанс восстановить работу всех систем.

– Я брошу в нее чем-нибудь тяжелым, – предложила Далан. – Наберу в карман увесистых предметов… Я хорошо кидаю, метко! Если оно живое – убью. Но не похоже на живое. Нет никаких ножек. Летает как аэростат.

– И стены ему не мешают, – Форт еще раз проследил движение яйцеобразного предмета на экране. – Эш, автоматы его видели, но не подняли тревогу. Они исправны?

– Вполне. По крайней мере, нет никаких заметных неисправностей. Видимо, дело в том, что они не восприняли его как предмет. Скорее как изображение. Автоматы суммируют данные – масса, отражающая способность, температура поверхности, электростатические колебания. При неполном наборе данных они не среагируют.

С сомнением Форт потрогал рукоять лайтинга. Луч либо не заденет яйцо, либо будет поглощен. Оружие показалось ему бесполезным грузом.

– Все предлагаем, что на ум придет.

Молчание. Слышно одно потрескивание разрядов. В торнаках, тороидальных накопителях, сквозь которые шел ствол, содержалась уйма энергии, но высвободить и направить ее на врага было нечем. Форту припомнилось, что ненормальные явления такого рода чувствительны к оружию вроде EMS, «электромагнитного меча», но сугубо мирный «Сервитер» был безоружен. Можно снять кое-где оболочки со стержней, и центральный ствол станет коридором гибели, разрезанным в десятке мест убийственными потоками, но эта работа займет неделю (трое монтажников, два автомата!), а яйцо будет пакостить в самых неожиданных местах, парализуя то одно, то другое.

«Скажем, вырубит БЭМ», – шепнул Форту дьявол. «Заткнись! – велел черту капитан. – Тогда нам точно крышка».

– Предложений нет. Тогда надо восстановить связь с двигателями. Мы должны управлять этой посудиной, а не наоборот.

«У нас есть челнок! – вскричала маленькая трусиха Эш в голове шнги. – Перейти в него, отстыковаться – и выйти из скачка на челноке!»

«Ну да, – словно поймал Форт мысль бортинженера, – и лишиться всех денег за рейс. И платить неустойку. И – не забудь! – отвечать в ситуационной комиссии за брошенный без управления корабль на ходу».

«Кажется, речь идет уже не о деньгах, а о наших жизнях», – послышался озабоченный голос разума.

– Мы должны попытаться, – с нажимом проговорил Форт вслух. – Чтобы никто не говорил, что мы не исчерпали всех возможностей.

Далан заухала, кивая шлемом. Бороться! Отступают одни мелкие зверюшки, но не люди. Призрачное яйцо выглядело загадочно, и если оно виновато во всех неполадках, опасность его велика. Самое меньшее, что надо сделать, – уточнить вредное явление и предостеречь о нем других косменов. Удрать еще не поздно.

– Хотел бы я знать, что из этого яичка вылупится, – пробормотал Форт. – И когда.

«А я бы не хотела», – содрогнулась Эш, но в ней смешивались противоречивые желания.

Ихэнский господь свел Форта с представителями яйцекладущих видов, и его слова им были понятны и близки в социокультурном смысле. Из кожистого яйца, высиженного шнгой, появлялся страшненький, но милый ихэнчик; из роговой оболочки яйца мирков – многолапая личинка, мало похожая на Далан. Госпожа штурман испытывала к яйцу в стволе хмурое недоверие – не тот цвет, потом свечение… Эш ощущала иное. В ее природе была заложена нежность к яйцу, забота о будущем ребенке. Шнги – наседки и няньки – на прародине ихэнов, Артаране, котировались ниже мужчин и женщин, но их роль в судьбе потомства была уважаема обществом, и семья без шнги считалась неполной, в брак вступали трое – жена, муж и шнга. Было у наседок и другое достоинство, кроме чадолюбия, – верность, и старая ихэнская пословица гласила: «Лучше сразиться с восемью воинами, чем с середняшкой, защищающей яйцо». Шнги пережевывали пищу для детей, и их челюсти могли даже мирку раздробить запястье. Враг, позволивший шнге вцепиться себе в шею, кричал недолго.

От черного эллипса в ореоле ультрафиолета исходило тяжкое, дурманящее очарование. Эш вспомнила наплывающее волнами слов притяжение, сковывающее мысли. Она испытала мучительный стыд за свою вину – она посмела ударить яйцо!.. Когда? Совсем недавно, словно бы вчера… Слова возвращались быстрым шепотом – СОБЕРИ КУБИКИ ДАЙ МНЕ РУКУ ХОЧЕШЬ МЫ БУДЕМ ДРУЖИТЬ, – ускоряясь и сливаясь в хороводе звука.

– Эш! – окрик вывел ее из столбняка.

– Да, капитан?

– У тебя план главных коммуникаций. Выведи на обзор.

Экипаж сбился у экрана Эш. Ствол посверкивал молниями, придавая группе вид новых исследователей преисподней, обсуждающих маршрут у врат, ведущих в безвременье.

– Я бы разбила ЦС на семь участков, по числу грузовых сегментов. Замеры произведем в конце каждого участка. Разрыв следует искать там, откуда контрольный сигнал не поступит к началу ствола. Доступы к коммуникациям стандартные, то есть надо снять один блок обшивки и экран. Автоматы выполнят это за пятьдесят – пятьдесят пять минут, одновременно устанавливая тестеры на кабели. Если получится, то через час мы будем знать, где чинить. И прибавить минут двадцать на снаряжение автоматов. Максимум полтора часа.

– Приступаем.

Далан вынимала из ячеек колодки тестеров, Эш располагала их на платформе-«спине» автомата, Форт с пульта проверял, как жук-паук будет захватывать и приставлять устройство к кабелю. Ни у кого и на секунду не возникала мысль отправиться в ствол лично; почему-то куда безопаснее казалось оставаться вместе. Для верности подключили к дисплеям шлемных забрал видеосистемы автоматов – мало ли, вдруг придется управлять роботами дистанционно.

Выставив вперед лучи фар, жуки-пауки слаженно затопали по темному коридору тьмы, изредка освещаемому молниями.

– Первый участок. Семьдесят метров от входа в ствол, – отметила Эш. Лучи повернулись каждый к своей стене, замелькали манипуляторы – автоматы ни в чем не сомневались и ничего не боялись; в их конструкции не было предусмотрено узла, где бы гнездились страх и нерешительность.

– Сигнал проходит, – Далан приникла к портативному пульту.

– Второй участок. Сто сорок метров…

Минуты тянулись неспешной, упругой резиной. Лучи фар вдали вздрагивали, лапы автоматов казались тонкими, как волосы.

– Третий участок. Двести десять…

– Есть сигнал. Идет стойко.

– Четвертый участок, двести восемьдесят…

– Отказ правого автомата, – скрипнул Форт. – Беру на ДУ.

Замершие манипуляторы нарисовались перед ним; луч неподвижно упирался в обшивку, инструмент завис на середине движения – его головка вращалась впустую.

– Давай, хороший, давай… – уговаривал сквозь зубы Форт, понукая робота. – Работай, стервец…

Манипулятор дернулся, неловко ткнув инструментом в обшивку, – полетели веселые яично-желтые стружки.

– Они должны быть устойчивы к разрядам, – заклинала себя Эш, подключившись к автомату, двигавшемуся по левой стороне.

– Правый вышел из строя. Совсем. Нет картинки с его визоров.

– Мы его потеряли, – заметила Далан глубокомысленно. – Работа продлится дольше.

– Как твой левый?

– Занялся съемом обшивки. Исправен.

– Подними взор и осмотрись.

Картина перед глазами повернулась, словно у Эш закружилась голова.

– Весь диапазон.

– Я знаю… Капитан!! Оно здесь!!

Форт сдублировал картинку на себя, зажег в глазах сеть трехмерных координат, совместил ее со зрением жука-паука и выхватил лайтинг. Чернота, сгустившаяся в зыбкое яйцо, висела почти над «спиной» автомата.

Луч прорезал ствол на всю длину; яйцо затрепетало от попадания и полыхнуло в ответ рассеянным синим огнем; моргнуло и пропало изображение с автомата, работавшего слева, но теперь Форт ясно различал противника – и еще раз пронзил его лучом. Вдали вспыхнуло багровое пятно – луч ударил в дверь машинного отделения.

– Сдохнешь ты или нет?! – будь взгляд Форта материален, яйцо разорвало бы в клочья. Расправившись с автоматами, оно покачивалось, будто мяч в бассейне.

– Ему не страшно! – объявила Далан, откидывая шлем на спину. – Пожалуйста, отступите на шаг, откройте рты и заслоните ушки.

– Зачем? – в голосе Эш сквозило бессилие.

– Чтобы уравновесить давление на перепонки, – важно пояснив, Далан начала преображаться. Уши ее растопырились, рот стал пастью-пещерой, нос округлился в дыру; лицо, и без того несимпатичное, вздулось подушкой; Далан присела, и стало заметно, что и торс ее сильно расширился.

Затем Эш оглохла. Звук, прокатившийся по стволу, был сильнее того, что человек (а равно и ихэн) может выдержать. Рассказывают, великие певцы на высоте голоса раскалывали звуком тонкие бокалы и заставляли дребезжать подвески люстр, – так вот, крик Далан был во много раз мощней. Эш показалось, что разом стартовали несколько кораблей.

Яйцо погасло и исчезло.

– Испугалось! – расслышал Форт довольный возглас штурмана.

– Ну и здорова ты орать, – трудно сказать, чего было больше в ответе капитана – раздражения или уважения. – Маяком-ревуном работать не пробовала? На море в туман тебе цены не будет.

– Я певица, – Далан переполняла гордость. – Могу голосить.

– Эш, ты жива? Эш!!