Текст книги "Эпидемия мыслебоязни в фантастике"

Автор книги: Людмила и Александр Белаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Людмила и Александр Белаш
Эпидемия мыслебоязни в фантастике
(доклад на ИнтерПрессКоне-2007)

О кризисе фантастики кто только не говорил! Оказалось – мы не говорили. Придётся высказаться.

Налицо парадоксальная картина. Книг издаётся много, названий всё больше. Росконовский талмуд-ежегодник все видели – сотни романов, чуть не на порядок больше рассказов; не всякая птица дочитает до середины. Остается радоваться, что наша фамилия начинается на "Б".

Тем не менее за Олди и Крапивина голосуют. Значит, голосуют за имена, а книги читают выборочно – любимых авторов. Конкуренция за читателя идёт страшная. А при конкурентной борьбе побеждает кто? Правильно: самый рекламируемый автор. Качество текстов большой роли не играет – читателя ловят на раскрученное имя.

Пан Шмалько как-то кручинился в докладе, что вот он ждал-ждал, когда количество перейдет в качество, да так и не дождался. Оно и верно: можно долго сидеть у навозной кучи и уповать, что она по мере увеличения станет золотом... Груда текстов – не уран, критической массы не имеет.

Разумеется, в куче однородного (к примеру, текстового) материала известную часть неизбежно составит мусор. Опусы авторов-однокнижников или работы мастеров, сделанные абы как, ради прокорма. Такая ситуация была и в России XIX века. Бестолковой ерунды, вранья, пустопорожних переводов и подражаний издавалось множество; все они по заслугам ухнули в Лету. Попытки воскресить кого-нибудь под крики: "А вот незаслуженно забытый!" обречены – это напрасная гальванизация трупов. Тем не менее эпоха дала миру мощный русский реализм, до сих пор не превзойдённый. Значит, было нечто, способное поднять литературу на уровень образца.

Была идея. И не одна. Идеи – это мысли. Они оживляют тело литературы – текст, – так же, как душа заставляет организм стать из эмбриона – человеком, из биомассы – личностью. Сон души – кома, отсутствие её – смерть.

Мы по профессии врачи; одна из наших задач – постановка диагнозов. Если в каком-либо процессе, в динамической системе возникает кризис – значит, налицо патология. Болезнь какая-то. Её следует опознать и назвать, как демона, по имени; лишь тогда болезнь можно победить, а демона – изгнать.

Взяли мы на анализ несколько сборников, изучили, анатомировали и пришли к выводу – российская фантастика больна мыслебоязнью. Это болезнь страшная и разрушительная – для творческой личности вообще, а для фантастики в особенности.

Во время Второй Мировой в Болгарии судили одного солдата, и на процессе прозвучала фраза: "Подсудимый высказывал мысли, запрещённые законом". Возмутился даже один из депутатов профашистского парламента – мол, до чего же мы дошли, если мысли объявляются незаконными!

Времена изменились. Европа избавилась от тоталитарных режимов, у нас утвердилась свобода. Но смена декорума мало повлияла на отношение к мыслям и мыслящим людям. По-прежнему в широком ходу второй главный вопрос философии, который на всех языках звучит одинаково: "Ты чё, умный что ли?"

Наличие ума и мыслей предосудительно. Казалось бы, свобода должна была положительно повлиять на психику общества и на откровенность писателей, как главных выразителей общественных воплей, восторгов и чаяний. Но инженеры человеческих душ ведут себя, словно куры перед грозой.

Впечатление такое, что над писателем нависло нечто, ОНО – грозное, безликое, вроде бури со смерчем. Вот Оно-то и спрашивает, Оно-то и ждёт искреннего ответа, причём ужимками даёт понять, какой ответ желателен.

Герой фильма "Мефисто", вытолканный на арену под жгучий свет прожекторов, бормотал в растерянности: "Чего же они от меня хотят?.."

Что мы имеем? Текст. Прерывистые ряды букв, усеивающие страницы. Это не так мало, как кажется – у текста есть свойства благозвучия, простоты-сложности, уровень постижения. В него можно вложить чувства и, если мысль нежелательна, – мыслишки или их имитации. В вещном мире это можно уподобить автомобилю, за рулём которого сидит муляж человека. Едет машина? Едет. До первого поворота...

Автор опасается мыслить, генерить идеи. О каком полёте фантазии может идти речь, когда автор боится думать?! Не сдержишь порыв мысли, брякнешь что-нибудь, тут-то Оно и явится.

Поскольку все сидят в одном корыте, мыслебоязнь легко превращается в эпидемию.

Основные признаки болезни:

1. Мелкотемье.

В мире масса проблем, научных открытий, глобализм, рост населения, взрывы галактик – ну, развернись же! Фантастика всегда шла впереди литературы всей, ставила проблемы тогда, когда о них и речи не было; наглядно показывала, как может развиваться сценарий научной мысли, что из «этого» выйдет. Сейчас все говорят о проблемах... кроме фантастов – те горячо обсуждают собственные комплексы, два мешка гнилой картошки, космический борщ и тому подобные актуальные вещи.

Авторы считают, что они так самовыражаются, и их духовный мир неисчерпаем. Напротив – это внешний мир, мир Природы неисчерпаем; а комплексов очень ограниченное количество, все они давно исследованы и описаны. В итоге повторы и самоповторы, эффект заезженной пластинки. Наша дочь сказала: "Как на некоторых книгах ставят пометку "Ненормативная лексика", так на этих надо ставить штемпель "Фрейд!"

2. потакание публике.

Или: "Никаких проблем, кроме сексуальных". Секс переносится в прошлое, в будущее, а фэнтези или SF становятся для него сценой. Такая масс-попса, мягкая порнография в антураже: историческом, экзотическом или космическом.

А кто наш читатель? Каково его обличие?.. Недавно едем в троллейбусе. Впереди группа домашних животных. Молодой свин рассказывает чете приятелей – бычку и его тёлочке: "Ну, это, они нас кинули по бабкам, ну, а мы им устроили ночной дозор!" Популярность, однако. Слава!

3. Формат.

Страшное слово «формат»! Он диктуется масс-культурой. Формат хуже рамок; в рамках ещё можно поизвиваться, как-нибудь эзоповски вывернуться ужом, но формат омертвляет всё, как гербовая печать. Он – штамп. Чтобы было узнавание сразу по всем полям, во всех деталях, мгновенный отсыл к первоисточнику – и умиление от встречи со старыми знакомыми в новой обложке.

Надо быть виртуозом, чтобы в пределах штампа выразить себя, свою индивидуальность. Таких мало. Большинство мирится с колеёй.

Талант – это всегда новатор, а узнаваемость есть вторичность, повторение пройденного. Авторы не растут, а буксуют на месте.

4. Халтура.

Качество – это подготовка материала, проверка фактов, выдержка, отработка текста сначала в сознании, затем на бумаге. При убогой идее и исполнение будет косорукое.

Опять же, очень кушать хочется... Поневоле лепятся квазитексты, собрания букв и слов. Лишь бы падежи совпадали и члены предложения сочетались. Творческий труд оплачивается низко. Чтобы есть каждый день, автору надо много писать. "Не до жиру, быть бы живу". Во многих рассказах сквозит откровенное желание продаться и поесть как следует. И не только у молодых и начинающих...

5. Бедность мира, окружающего авторов.

Она выпирает из многих сочинений, а в фильмах прямо-таки бросается в глаза. «Азирис Нуна», призванный возродить детско-юношеский приключенческий кинематограф, за вычетом спецэффектов сравним с «Таджикфильмом» застойной поры. А могло ли быть иначе? Ведь чтобы ярко мыслить, красочно воображать, шикарно воплощать, надо жить в ярком, красочном, шикарном мире, а не в «этой стране». Иначе на страницах и экране рисуется одно – убожество.

Скудость материальная и духовная порождает страх, зависимость и отставание. Когда наши фантасты начинают описывать будущее, у них наполнение окружающей жизни/мира беднее, слабее, хуже, чем гаджеты у современного подростка. Ужас! Вместо того, чтобы предсказывать будущее, писатели отстают от современности. Чтобы избежать этого, остаётся впасть во что-нибудь вневременное: разборки вампиров в центре Москвы или дебри психологии. Но это не всем дано. По крайней мере, надо знать психологию.

6. Старые песни на новый лад, остановка «Село Переделкино».

Перепевы и пересказы проверенных, тотчас узнаваемых авторов и сюжетов. Не покидает гнетущее впечатление, что Гоголь почти исчерпал запас сюжетов, выделенных свыше для Украины, и остаётся лишь вновь юзать и юзать ресурсы Николая Васильевича. Или шумно ознаменовать смутное отражение «Стармании» в образе «Дикой энергии» – мол, мы тоже Франция. Но рано отчаиваться! есть ещё визионёрские сочинения Сковороды, есть богатейшие залежи Ивана Франко (скажем, перекатать «Лиса Микиту», будет третий, если не четвёртый римейк). Только бы Лесю Украинку не трогали...

Россия не отстаёт – переснят "Вий" (правда, в картонных реалиях США), снова освоена неувядаемая "Муха-Цокотуха", очередь за "Репкой" и "Курочкой-Рябой", они не подведут! А впереди ждёт золотой запас – "Конёк-Горбунок" (авантюрный SF-супер-экшн), "Городок в табакерке" (типичный киберпанк от князя Одоевского, наш ответ "Матрице"), слащавое глюковище мадам Чарской и тягомотные бредни Кота Мурлыки...

А по сути – своих сюжетов нет, да плюс формат, да чтобы узнавалось наперёд, да чтобы читатель с мозгами, проштампованными школьной программой – этот учёный осёл, – увидел, обнюхал, опознал и заржал. Конкуренция, битва за пустые головы читателей. Главное – напомнить об уже знаемом. Типа: "Анекдот № 17!" – и все смеются.

7. Словесные извраты.

Журналисты в этом преуспели, теперь фантасты взялись. Поиграем-ка в слова!

"Портал, порталю и буду порталить!" (см. Портал-2007).

При проверке правописания компьютер подставил: "Портач, портачу и буду портачить!"

Ай, пойдёмте и мы туда! С учётом "языка падонков" – это модно, стильно, даже патррриотично! "Превед, медвед!" Или: "Ай лав ИПК, зпт, тчк!" Как ответил Саша Чёрный на выверты Корнейчука: "В экзотике названий – пол-успеха"...

Конечно, когда ребёнок изучает возможности речи, слушать его интересно и забавно, но когда взрослые дяди впадают в детство – "Тетя Валя всех повалит, перевалит, вывалит", "О рассмейтесь смехачи, о засмейтесь смехачи" и т.д., – это наводит на размышления.

Словоизвраты – цветы на обочине мастерства; они должны органично вплетаться в текст, а не становиться самоцелью. Иначе коны полностью превратятся в конкурсы хохм и скороговорок. Мы будем лепетать, как дети, обмениваться старыми мыслями, потёртыми штампами, сюжетами с бородой и комплексами. Такая вот мыслебоязнь.

Чего же так боятся авторы-фантасты?

Симптоматика ясна, а как насчёт этиологии, то есть причины, порождающей болезнь?

Чего же так боятся авторы-фантасты?

А – мыслепреступления... Как бы чего не сказать, да как бы чего не вышло, как бы кого не обидеть. Это давно и горько обозначила Тэффи: "Вместо политики". Очень сложно жить в эпоху, когда за слово берут на карандаш, и спасибо, если обойдётся только этим. Вроде бы XXI век, а мотив звучит прежний, древнеримский, времён Суллы и проскрипций: "Молчи, язык – хлеба дам". Чок-чок, зубы на крючок!

Но писатель по определению творец. Даже графоман – не лентяй, не бездельник, а существо усердное и плодовитое. Молчать, сидеть сложа руки – для писателя финал, кончина. Значит, надо что-то кропать! Как обойти барьеры мыслебоязни? Наконец, станешь взывать к аморфному Оно: "Чего же тебе надо?!" Молчит Оно. Сам догадайся. И сложный мучительный процесс само– и взаимокопания приводит к выводу: пиши комфортно. Делай приятно. Развлеки всех руками и языком!

Появляются простые ответы, воплощаются в методики; цветочки вызревают в ягодки и даже в яблочки. Добро пожаловать на рынок! Полюбуйтесь на плоды.

1. В отсутствие идеи хорошо идёт проплаченная позитивная государственная реклама. Даже не капитализм, потому что его у нас нет. Просто пропаганда того отсутствующего здесь и сейчас факта, что государство – это здорово. Всё разумное действительно, всё действительное разумно. Требуется признать и прокачивать, что началось процветание, «Всё будет хорошо!» и впереди – счастье. Это предусматривает наличие некоей когорты на всё согласных, в т.ч. на коленно-локтевое положение. Они купят и другим посоветуют.

Итогом является литературный, квасной – даже квашеный! – квазипатриотизм, этакий текстовый суп из черепахи Квази, лозунгово обозначающий, но не касающийся подлинных живых проблем. Достоверности в нём не больше, чем в яркой маске на лысом черепе.

Дополнительным следствием служит обязательное участие в опусе русского Ивана, но именно как Дурачка и героя Александра Матросова, кладущего жизнь, "чтоб землю Флориды арапам отдать". Заодно рисуется необъяснимый, сугубо личный героизм киллеров и спецназовцев, смутно помнящих о какой-то Родине.

Иначе говоря, от автора подспудно требуется т.н. чувство позитивизма – штука химерическая, родная сестра советского "чувства глубокого удовлетворения". Исключая когорту согласных, оно нигде не катит и посему вызывает закономерную отдачу – литературу отврата, помоев, матерщины и прочего постмодерна вкупе с "Лесом еду – лес пою" и натурализмом a la Пелевин.

До кучи рекомендуется воспеть светлые образы доброго олигарха и честного пиарщика. Без комментариев.

2. Пишем смех! Вернее, смешинки, смешочки и те двукоренные слова, начинающиеся на «смех-», которые произнести неловко. Но пишем-пишем-пишем. Это ироническая и юмористическая SF&F. Просто ради ничего. Оно прочтётся! Мало ли, что через год никто не вспомнит. Есть-то надо сейчас!

3. Эпика нас спасёт. Идёт Изаура с продолжением, бразильский сериал про эльфов. Три книги мало?.. будет шесть! Стахановские темпы. Чтобы духовный корм не стрял в глотке, он щедро сдабривается приправой, годной к любому блюду от мемуаров шефа президентской охраны до философского детектива и подростковой мистики (см. далее).

4. Сексушки! Самостоятельной литературы не образуют (вернее, она проходит по ведомству крутой эротики и граничащей с нею порнографии). С этим перчиком любое начинание становится литературой интимной щекотки и петтинга, над которой звучит забойная мантра из «Дивного нового мира» – «Пей, гуляй, веселись, друг-подруга единись!»

Примеров того, как унылая тошнятина путём впрыскивания сексушек приобретает статус "Посоливши, можно есть" – несть числа. Изымите из этих текстов голых девиц, и вы забуксуете на прологе. Даже если книга повествует о страданиях разумных медуз или нравственных муках камикадзе, отдел маркетинга вляпает на обложку сексапильную деваху. Ясен пень, кто купит эту книгу! а потом стошнит в ЖЖ: "Да читал я этого "Пикирующего самурая Минамото", фигня, отстой!" Ну конечно, человек-то ждал интима, а ему бусидо впарили.

5. Отдельно фигурирует историческая фантастика г-на Акунина. Это не альтернативка, не криптоистория, это «Конфетки-бараночки, словно лебеди саночки», история всмятку на мотив «Когда в России правил царь, гусь стоил три копейки». Метод прост, как медный пятак – при отсутствии достоверной литературы о России XIX века (поди, пропихни её в свет! а монографии читать – это мозги нужны) формируется корпус псевдоистории, заменяющий реальную. Поколение одурачено и понесёт дурь в грядущее как флаг. Заодно прокачаны три основополагающие темы: 1) «Вы дерьмо, чем и утритесь», 2) «Нам без немцев нет спасенья», 3) «Курица не птица, женщина не человек». Не обольщайтесь на образ Пелагии – это мисс Марпл, рюсский клон, не более.

И правда ведь, "ходить бывает склизко по камешкам иным". Опасно описывать историю такой, какой она была. Сознательное искажение куда проще, безопасней и доходней.

6. К пункту 5 близко направление «Даёшь победу побеждённым!» Довелось встретить целый сайт исторических трудов, поэзии и прозы Дальневосточной Республики – якобы белые закрепились за Байкалом и устояли. Нечто из этой оперы лежит и на прилавках. Спору нет – иногда хотелось бы поправить какую-нибудь историческую несправедливость, например, дать ход развитию дирижаблей, но... Альтернативка предусматривает, на наш взгляд, наличие реальной перспективы какого-либо напрасно заглохшего начинания или направления (вот, скажем, железнодорожный транспорт в США был в своё время удушен умышленно), но там, где нечего ловить, турусы на колёсах ладить незачем. Белое движение, как бы не было оно симпатично кому-нибудь, было обречено. Был обречён зарвавшийся Гитлер. Была обречена Япония с идеей «сферы сопроцветания» – как показал дальнейший опыт, воевать следовало не флотами, а товарами, маленькими зверьками «тамагочи». Но история переигрывается по прихоти, вопреки всякой логике.

7. Ближе к альтернативке направление «Победа над побеждёнными». Способ выглядит так – берётся некий воображаемый (но некогда реальный!) коварный враг и гррромится в клочья! Тамплиеры, альбигойцы, манихеи, зороастрийцы, большевики – любой супостат сгодится. Грязцы побольше, гнильцы погуще, клыки чтоб изо рта торчали – и ату его! Никакого риска, враг исторически мёртв. Главное, чтобы ни словом не упоминать настоящие проблемы нашего времени, никого не называть – и далее, как в старинной игре: «Вам барыня прислала в туалете сто рублей. Что хотите, то купИте, чёрный с белым не берите, „да“ и „нет“ не говорите...» А то аккурат навернёшься. Вон, папа римский что-то ляпнул – и потом четырёхкратно извинялся, а нам до непогрешимого ой как далеко...

Итак, писатель пописывает, читатель почитывает. Тем временем титул "светозарный" прочно укрепился за Петуховым, который упорно и для изгоя довольно успешно гонит на рынок дикую смесь православия, садизма, эротизма и откровенной бесовщины. Да, в звании "светозарного" большая доза иронии, но... Вы обратили внимание, что по факту несущим свет (а слово воплощает смысл и чувство) стойко именуют не хитромудрого Лукьяненко, не суперэнергичного Головачёва, не креативного Перумова, а явного мракобеса, едва не литературного кликушу? Его – а не их, прославленных и удостоенных! Ну да, Люцифер – зато царь! а не просто лауреат. Ужасен, но – могуч.

Секрет лежит на поверхности – Петухов в неистовстве своём не стесняется называть вещи истинными именами. У него есть вера, есть идея, есть пыл, чтоб излучать эту идею вовне – уродливую, но подлинную. Вряд ли у кого повернётся язык утверждать, что в основе сочинений Петухова лежит голый бред. Поэтому о Петухове полагается молчать. Или хихикать. Вроде как "с юродивым не спорят". Против его тиражей и возразить нечего.

Личности, заклеймённые чёрным величием, позже – по прошествии времени, – иногда оказываются в точности теми, кем их называли.

У Виньи в драме "Супруга маршала д'Анкра" – тяжёлый финал, по мощности сравнимый с пушкинским "Народ безмолвствует". Временщик Кончини убит, его жена схвачена, дворяне уходят с криком: "Господа, мы идём приветствовать короля!"; народ остаётся стоять, и его предводитель растерянно спрашивает в пустоту: "А мы?"

Извините за повтор:

А МЫ? Идём приветствовать клоуна Пеннивайза, венчанного на царство? Если помазанник вдобавок пукнет и покажет из-под полы клизму, рассмешив всех до колик – ну чем не весельчак, чем не свойский в доску парень?!..

Итог неутешительный: кризис в фантастике реален, кризис идеи. Безыдейность, мелкотемье, страх свободной, нескованной мысли; движение не вверх, к высотам духа, а вниз – к пробуждению плотских инстинктов, к потаканию вкусам толпы. Фантастика катится в попсу.

Опыт показывает, что творчество союза единомышленников может быть качественно (и количественно) гораздо бОльшим, чем если бы те же люди творили поодиночке. Нередко такие союзы порождали целые ЯВЛЕНИЯ в культуре – вспомните передвижников, футуристов, символистов. Наконец, куда свободнее мыслить в обществе тех, кто тебя понимает! Поэтому следует стремиться к объединению. Чтобы идеи жили и работали, нужны творческие союзы – большие, маленькие, любые; только так можно сохранить и умножить идейное наполнение фантастики, а преемственность творческой мысли во времени – через фэнов, учеников, последователей, – продолжит её в будущее.

Принцип объединения играет для новых идей роль питательной среды. На наших глазах, здесь и сейчас успешно действуют замечательные Людены, сохраняя и пропагандируя наследие АБС, продолжаются (и продолжатся!) в людях эстетика и нравственные принципы Крапивина, творит новые миры и отражения Пентакль, а Бастион строит и развивает сакральную фантастику. Это яркие примеры того, что надо делать.

Чем больше таких творческих ячеек, тем сильнее фантастика. Если провести параллель с живым организмом, вывод будет тот же – рассогласованные органы и системы не в состоянии бороться с болезнью. Когда каждая клетка сама по себе – это уже не человек, а тело на искусственной вентиляции, питаемое через капельницу; такой "овощ" может долго протянуть, но перспектива у него одна – пустая тьма безмыслия, затем саван и шесть досок.

В завершение – чисто врачебный вопрос, обычно адресуемый упрямому пациенту: "Может, вы осознаете, что серьёзно больны, и начнёте лечиться?"

Вывод: без идеи, без движущей силы духа полёт невозможен. Выберите себе идею, любую: эстетизм, классицизм, некроромантизм – и прокачивайте её по полной. В вечность переходят только нематериальные вещи.

Это рок, если хотите. Мы обречены мыслить и облекать мысль в слова. Наша литература реализуется только в духовности, в той глубине и самобытности, которая одна и составляет силу и величие.

*   *   *

Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.

*   *   *

"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 28.05.2008 16:47