Текст книги "Зачётка, или с Новым Годом, Глеб Борисович! Книга 1 (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Лючия Фон Беренгот
Зачётка, или с Новым Годом, Глеб Борисович!
Книга 1
– А, Наумова… Проходи-проходи… С наступающим тебя!
– Здравствуй… те, Глеб Борисович. Спасибо… И вас… с наступающим.
– Я тебя вызвал, чтобы отдать зачетку.
– А вот за это большущее спасибо! Я уже беспокоилась, если честно.
– Не стоит благодарности…
Шелест бумаги…
– Глеб Борисович, вы…
– Что еще, Наумова?
– Вы же… не поставили… тройку…
– Конечно не поставил. Ты ведь не сдала экзамен.
– Но я думала… Вы обещали!
– Что я обещал?
– Я… вы…
Ернчческий смех.
– Ты серьезно думала, что один минет даст тебе пропуск на второй семестр?
– Да вы… Как вы?..
– Признаюсь, это был очень неплохой минет. Хоть и неумелый.
Жалобный всхлип.
– Но как же так… И что же мне деееелать? Меня ведь отчислят….
– Вообще-то у меня есть несколько идей…
– О, боже…
– Одна из них – ты подбираешь сопли, зализываешь раны и возвращаешься в свой… откуда тебя принесло в не резиновую?
– Из Тюмееени… ыыы…
– Прекрасный город. Был там в… девяносто восьмом, если мне не изменяет память.
– Ыыыы…
– Салфеточку?
– С-спасибо… – всхлип, высмаркивание… – К-какой… какой второй вариант?
– То есть первый тебя категорически не подходит?
– Не подходит…
– А зря. Потому что второй предполагает твою полнейшую деградацию и растление, вкупе с лишением маленького недостатка, в простонародье именуемого «девственностью».
– Вы негодяй и ублюдок!
– Ну-ну, милочка, не преувеличивай. Негодяй и ублюдок – он жирный, вонючий… старый. А я… Впрочем у тебя была возможность оценить кубики на моем животе. С очень близкого расстояния, смею заметить.
– Сволочь!
– А вот этого не стоит делать. Ты неприятная, когда говоришь это слово – «сволочь». У меня может на тебя не встать. И тогда – здравствуй, Сибирь! Или это у нас Урал? Кстати, у вас замечательные термальные источники… Обязательно съезжу на каникулах – может и тебя навещу…
– Не дождетесь!
– В смысле?.. Что ты задума… Ооохх… Наумова… черт бы тебя… Не ожидал… Браво…
– Заткнитесь и помогите мне с этим дурацким ремнем.
Шуршание одежды, бряцание пряжки.
– Твой… энтузиазм вдохновляет… ремень очень дорогой, между прочим, не порви…
– Приподнимитесь… надо снять…
– Пожалуйста-пожалуйста… Все… для нашей молодежи… Достаточно?
– Справлюсь…
Стон. Тяжелое дыхание.
– Ш-ш-ш… Не так быстро… Хочу растянуть…
– А я не хочу…
– Я не сказал – «прекращай и разговаривай». Давай-ка снова заткнем тебе ротик… Ухх…
* * *
Спустя две минуты…
– Попробуй втянуть глубже… Ооо… Вот так… молодец, Наумова… Мягче… Осторожнее с клыком, ты меня и в прошлый раз им царапала… О, да… Самое то…
– Ай! Оставьте в покое мои волосы!
– Прости пожалуйста… Не отвлекайся…
Быстрые, мокрые, сосущие звуки.
– Рукой… держи у основания…
Прерывистый, хриплый стон…
– Еще… сильнее… помогай рукой…
– Вы будете кончать когда-нибудь?
– Вот, честное слово, чуть не кончил, если бы ты использовала свой ротик по назначению, вместо того, чтобы ворчать… А теперь иди сюда – я хочу пощупать твою грудь.
Испуганный взгляд.
– Пожалуйста… пожалуйста, не надо… Мы… мы так не договаривались…
– Мы вообще никак не договаривались, Наумова… Давай, залезай ко мне на коленки… Нет, ногами врозь… И прижмись ко мне… Вот так…
– О…
Обоюдные стоны… звуки поцелуя. Пальцы скользят по горячей коже.
Хрипло:
– Сними футболку…
– Я не могу…
– Прямо сейчас.
Шорох снимаемой через голову одежды.
Слабым голосом:
– Ты не носишь лифчика…
Злобно:
– Он мне не нужен…
– Вот уж, действительно… как я раньше тебя не замечал, Наумова… Сейчас проверим какие они на ощупь…
Касание, тихий всхлип.
– Что? Нравится?
– Нет… Это мерзко…
Смех.
– А если я лизну твой сосок? Приподнимись-ка немного…
Звуки борьбы, потом задушенный стон.
– О боже… что… вы…
– Еще?
– Нет…
– Тот случай, когда «нет» означает «можно, только осторожно». Убери руки…
Снова борьба.
– Знаешь, держи-ка их у меня за головой. Пока я тебя не связал… Ммм… Какая сладкая…
Влажные звуки, прерывистое дыхание, стоны.
Потом тишина.
– Что?.. Почему?..
Мягкий смешок, смущенное молчание.
– Почему я остановился? Чтобы ты попросила продолжить.
– Но я не хочу… – Правда?
– Конечно… Я ведь только из-за… зачетки…
– И в трусиках у тебя совсем-совсем сухо?
Резкий вдох.
– Глеб Борисович, не разговаривайте со мной… так.
– Как? Грязно? Потерянный кивок.
– Потому что тебя это отвращает? Или, наоборот, возбуждает?
Молчание.
– Чего ты больше боишься, Наумова? Признаться самой себе, что ты давно меня хочешь, или убедить нас обоих в том, что ты всего лишь честная шлюха, отсасывающая преподам за оценки?
Звонкая пощечина.
– Ах ты… Стой! Куда пошла?
– Пустите! Пусти… архгхх… что… ммм… мммм…
Долгий, глубокий поцелуй.
– Какая вам разница, чего я хочу? Совесть мучает?
– Слушай, давай не будем устраивать разборки… Я не в том состоянии.
Хмыканье.
– Вижу. Давайте я просто… закончу вам "отсасывать", и вы мне поставите эту долбанную тройку.
– А потом ты пойдешь домой и будешь мечтать обо мне в своей узкой девичьей постельке? А через годик-другой потеряешь свою драгоценную девственность с каким-нибудь кретином, который мало того, что кончит на третьей секунде, еще и растрезвонит об этом всему университету.
Тяжелый вздох.
– И поэтому вы предлагаете мне свои услуги – как специалист?
– О нет, милочка. Не предлагаю. Навязываю. Я навязываю тебе свои услуги. Придешь ко мне сегодня в семь вечера – вот… по этому адресу. Поняла?
– Идите к черту! Никуда я не пойду!
– Еще как пойдешь, если не хочешь обратно в Тюмень. И наденешь свое самое сексуальное белье. И юбку покороче. Именно юбку, а не платье. А теперь… иди сюда – мне нужен один полноценный оргазм перед тем, как я вплотную
займусь твоим воспитанием… ***
Робкий стук в дверь. Потом еще один – сильнее.
Звук отпирающегося замка.
– Наумова, следи за моим пальцем…
– Зачем? О…
– Именно. У меня есть звонок. Я услышал тебя совершенно случайно, проходя мимо входной двери.
– Лучше бы не услышали… Эй! Что вы делаете!
– То, что ты видишь – закрываю дверь. Мне надоело, что ты все время огрызаешься.
– А зачетка? – пихание тяжелой двери, борьба. – Да подождите вы!
– Никакой зачетки. Отлично провести время на праздниках! Сфотографируйся для меня в термальниках – на память…
– Стойте! Я… я не из Тюмени… – Что ты имеешь в виду?
– Я говорю так, чтобы… чтобы не смеялись… А на самом деле я из Доброго – это поселок городского типа сто пятьдесят километров от Тюмени… У нас там… Понимаете, Глеб Борисович, у нас нет работы… вообще никакой. И ничего нет. И все пьют. Все… Мама пьет, папа… и брат. Если я туда вернусь… я ведь оттуда уже не выберусь…
Тихий плач. Тяжелое молчание.
– Если ты хотела меня разжалобить, Наумова, у тебя получилось. Заходи, деревенщина моя.
– Спасибо.
– Пальто давай. Уже накапала мне тут.
Шорох снимаемой одежды.
– Боже, какая у вас шикарная квартира…
– Эта не квартира, Наумова. Это прихожая. По коридору и налево.
Цоканье каблуков.
– О! Я думала, мы идем в спальню.
– Ты хочешь встречать Новый Год в спальне? В принципе, неплохая идея, учитывая, что телевизор у меня там есть.
Изумленное молчание.
– Вы пригласили меня… встретить Новый Год?
– Нет, я пригласил тебя, чтобы трахнуть, но поскольку так уж получилось, что сегодня Новый Год, думаю, можно как-нибудь на это отреагировать.
– Но я думала…
– Ты слишком много думаешь, деточка, тебе это не к лицу. Проходи вон к столу, садись.
– О, боже…
– Что опять?
– И-и-икра… черная…
– Ну, я же кандидат наук, а не студент первокурсник.
– А можно я… поем?
– Ни в коем случае! Ты будешь стоять в одном белье напротив стола, пока я поедаю икру и заливаю её шампанским… Господи, у тебя сейчас глаза как у того котенка из "Шрека". Шутка, Наумова. Ешь, конечно.
Быстрое бренчание вилкой о тарелку, урчание в животе.
– Да не торопись ты так – подавишься, откачивать тебя потом…
– Простите… это просто… так фкушно…
– Ты когда ела в последний раз?
– Ммм… Сейчас всшомню… Утром, по-моему… Или это было вчера? А можно… вот этот салат?
– Да ешь ты ради Бога…
– Ммм… невероятно вкусно… Это ваша жена готовила?
– Да. Все приготовила, нарядила елку, накрыла на стол и ушла к соседям…
– Что, серьезно? Вздох.
– С юмором, я смотрю, у тебя так же плохо, как и с мозгами. Моя жена давно уже бывшая. А готовит приходящая кухарка. И, да, этот салат тоже можно. Это крабы. Их надо есть с… а, впрочем, какая разница?
* * *
– Глеб Борисович, а где у вас ванная?
– Что? Зачем тебе?
Смущенно.
– Ну… мы же будем…
– Ты что дома не могла подмыться?
Еще больше смущения, судорожный глоток.
– У нас сегодня воды горячей не было…
– А холодный душ нельзя было принять?
– Ну… холодный мне холодно. Придатки можно застудить…
– Так. Слишком много информации. Идем.
Шаги в коридор, ванная, нежный запах лаванды.
– Ах!
– В обморок только не падай.
– Я постараюсь… Но, Глеб Борисович… Эта ванная… она же больше всей нашей комнаты в общежитии…
– Прям так и больше?
– Раза в полтора…
– Ну, больше так больше… Давай раздевайся, я налью тебе ванну.
– Что прямо здесь… раздеваться?
– Конечно. Хочешь, я помогу.
Мягкий шум воды из плоского крана-водопада, искрится пухнущая над ванной шапка пены.
– Оооххх…
– Что опять?
– Пол с подогревом… Боже, какой кайф…
– Да, можешь ходить босиком. У меня везде пол с подогревом.
Умоляюще:
– Глеб Борисович, а можно… вы пока уйдете… Я еще не готова. Морально.
Недовольное поджимание губ.
– Хорошо. Смотри не долго только. Я не хочу лишать тебя девственности под бой курантов.
* * *
Тонким девичьим голоском:
– Цвет настроения сиииний… внутри мартини, а в руках бикииини…
Клик отворяемой двери.
– Наумова, хорошо поешь.
– Ай!
– Чего ты закрываешься? Ты же вся в пене. Тем более, твою верхнюю половину я уже видел.
– А в-вы зачем пришли?
– Чтобы залезть с тобой в ванну, конечно.
– Ой, а м-может не надо? Я как раз собиралась ноги брить…
Смех – веселый и почти добрый.
– Ты просто прелесть.
– Опять пошутили, да?
– Не волнуйся, еще пару лет, и ты научишься распознавать тонкий столичный юмор. Это не сложно – главное усвоить аксиому, что каждая всерьез сказанная тебе вещь может оказаться шуткой.
Угрюмое молчание.
– Вроде как то, как вы мне пообещали поставить тройку после того, как я вам…
– Именно.
Снова молчание.
– У нас так никто не делает.
– Но ты почему-то хочешь жить здесь, а не в этом… как его?
– Добром.
– Да, в нем. Хочешь жить у нас – в продажной, лживой Москве, где тебя еще не раз поставят раком. Если не поумнеешь, конечно. И не начнешь извлекать из всего этого пользу.
– Я же вам говорила, что у нас происходит…
– Ш-ш-ш… На выпей.
– Что это?
– То, что заставит тебя перестать грузить нас обоих.
– Вино?
– Да. Пей, сразу расслабишься.
Внимательный взгляд, всплеск воды, осторожный глоток.
– Ммм… Это что-то… Безумно вкусное вино. Как оно называется?
– Смотри-ка, думал ты не оценишь. Если бы ты сейчас ничего не сказала, клянусь, я забрал бы бокал и налил бы тебе пойло из двухлитрового шмурдюка. Это «Veuve Clicquot» – семьсот евро за бутылку.
– Ох, ничего себе. Его, наверное, надо пить медленно, смакуя каждый глоток.
– Не в данной ситуации. Допивай до дна. Я хочу, чтобы ты расслабилась.
Судорожное глотание, стук зубов о бокал.
– Не бойся, Наумова, я еще ничего не делаю. Говоришь, хотела ноги брить?
– Да, я взяла бритву – у вас были одноразовые… в нижнем шкапчике.
– Покажи ногу.
– Эмм…
– Высуни из воды.
Плеск.
– Не надо тебе ничего брить – у тебя нет ничего. Кстати, вот мне интересно кое-что стало. Ты ведь натуральная блондинка?
– Глеб Борисович, вы серьезно?
– Ну-ка восстань, как Афродита из пены.
– Я… не…
– Давай-давай. Ты уже полчаса в ванне откисаешь.
Взволнованное дыхание, потом медленный, шумный плеск.
Хрипло, пересохшими губами:
– Я так и думал… Наумова, ничего и никогда не брей. У тебя же нет ничего.
– А м-можно мне полотенце?
Молчание.
– Глеб Борисович? Можно? П-полотенце? Мне холодно.
– Ох, прости. Задумался что-то. На. Вытирайся, суши волосы и марш в спальню.
– Ты понимаешь, что ведешь себя нелогично?
– Н-нет, не понимаю… Почему?
– Я только что видел тебя полностью голой. Зачем ты залезла по уши под одеяло?
– Н-не полностью. Я была в пене.
– Хочу тебя расстроить – пена тебя прикрывала чисто символически. Я видел ВСЕ.
Хрупкое белое тело в черных простынях. Пристальный взгляд из-под полуприкрытых век.
– Тебе надо больше есть, Наумова. Сердито:
– Увеличьте мне стипендию.
– Тебе?! Ты даже экзамен по такому простому предмету, как Макро, сдать не можешь… С какой стати государству тебе вообще стипендию платить?
– Конечно, лучше вы себе БМВ купите, и квартиру размером с пол общежития, чем студенты нормально питаться будут и спать в человеческих условиях… и…и… готовиться к экзаменам, вместо того, чтобы подрабатывать на двух работах – чтобы потом все заваливать и спать за оценки со всякими…
– Руки вверх, коммунистка ты моя. – В смысле?
– В прямом. Подними руки за голову и там держи. А еще лучше возьмись руками за изголовье, чтоб не дергаться.
С ненавистью:
– Ну и ладно. Быстрее закончится…
Страдальческий взгляд в потолок.
– Отлично. Ноги врозь, и замри.
Шорох, мужская рубашка падает на пол. Потом штаны.
– Открой глаза, Наумова.
Молчание. Тихий вдох сквозь зубы.
– Сойдет для тебя?
Фырканье.
– Подумаешь, бицепсы. Мне все равно.
– Ну вот и славно. Значит, я могу делать с тобой, что захочу. Раз тебе «все равно». Повернись спиной, и встань на колени. Мне так будет удобнее.
* * *
– Что это?
– Ммм… тату.
– Тату. На попе.
– На копчике. Даже выше – почти на пояснице.
– Наумова, ответь мне только на один вопрос – ты законченная и неисправимая шлюха?
– Что?..
– Ну, кому еще нужна тату на заднице, как не шлюхам?
– Глеб Борисович, вы же в курсе, у меня никогда не было мужчины…
– А знаю, ты говорила. И раз пришла ко мне, значит, не врала – знала ведь, что я проверю. Но, понимаешь, есть еще пара мест, куда можно…
Резкое движение, шорох сминаемых простыней.
Слабая пощечина.
– Простите… не удержалась. Я не шлюха! И ни с кем больше ничем таким не занималась… кроме как с вами.
– А эта бабочка здесь зачем?
– Настюха Иванченкова расщедрилась – у нее денег куры не клюют. Подарок на день рожденья сделала.
– А ты и повелась?
– Она сказала – это модно.
– Конечно модно. Среди стриптизерш и проституток.
– Неправда! У нее тоже есть.
– Эмм… Как бы тебе сказать повежливее…
– Я не шлюха!
Всхлип.
– Я даже… не целовалась ни с кем, кроме вас…
Молчание.
– А зачем согласилась? Могла попробовать пересдать экзамен, возмутиться, нажаловаться в конце концов.
– Ага, нажалуешься на вас… Что вам сделают? Светило экономики с мировым именем… А мне пинка дадут под зад.
Горячие слезы по щекам.
– Наумова?
– Что?
– Посмотри на меня.
Робкий взгляд из-под мокрых ресниц.
– А теперь скажи, что делаешь это только потому, что я тебя заставляю. И, если я поверю, я отправлю тебя домой. Поставлю тройку и больше никогда – слышишь, никогда! – даже не посмотрю в твою сторону.
* * *
– Чего молчишь?
– Хочу и молчу.
Смешок.
– Хотеть и молчать – вредно для здоровья, слышала?
Закатывание глаз.
– Боже, Глеб Борисович, это такой баян… Я просто не могу поверить, что вы это сейчас сказали…
Слегка раздраженно:
– Баян-шмаян. Умная вдруг стала. Ну что – я правильно понимаю, что домой ты не очень стремишься?
– …
– Опять молчит. Может ты думаешь, что меня это возбуждает?.. Ну так я обязан сообщить тебе, что люблю говорливых девушек, особенно во время секса…
– Меня зовут Варя.
– Прости?
– Варя. Можно Варвара. Не называйте меня больше «Наумова». Мне это неприятно.
– Договорились. Давай делать друг-другу приятное. Я тебя буду Варей звать, а ты мне за это…
– А еще мне не нравится сидеть тут с голой жопой, как будто я рабыня какая-то.
– О! Сколько требований и сразу. Ты таким образом даешь мне понять, что я тебе нравлюсь? Я все еще могу отправить тебя домой без всяких зачеток и продолжений банкета.
– Кстати, по поводу банкета – можно еще бокальчик того вина? Мне надо еще немного…
– Расслабиться?
Кивок.
– Дай подумаю… Ммм… Пожалуй, нет. Не нужна ты мне пьяная.
Испуганно:
– Но как же? Это ведь… больно?
– Не до анестезии. И есть другой способ… расслабиться.
– Какой спосопфх…ммм… мммм….
Жаркий, медленный поцелуй, скольжение простыней…
– Пусти меня… ммм, сладкая какая… теперь дай свой язык…
Обоюдные, протяжные стоны.
Хрипло:
– Говори… чего ты хочешь?
– Не знаю… Стойте!
– Я не хочу тебя насиловать, Наумова… Варя… – говори…
– Как раньше… сделайте, как тогда…
– Поцеловать грудь?..
– О, боже…
– Не вздумай краснеть!
– Да и… о… ооххх…
Горячие губы на прохладной коже, рваное дыхание.
– Так хорошо?
– Очень… хорошо… еще…
– Всосать?
– Да… сильно… и языком… О!
– Раздвинь немного ноги… Отлично… Ты совсем мокрая… Не хочет она…
Жалобный всхлип, хватание за волосы.
– Здесь? Здесь приятно?..
– Что… не знаю… аххх…
– Здесь значит…
– Глеб… Борисович… я… сейчас… о, боже, о, да… о, да… там, там! Мффххх….
Острые зубы в запястье, вскрик.
– Это… о боже… Как такое… что это?..
– Наумова, у тебя что, никогда оргазма не было?
– Н-нет…
– На, хлебни вина, отдышись.
Жадные глотки.
– Стой, стой… хватит…
– Глеб Борисович, это… о боже… это было…
Смешок.
– Повторить?
Судорожный вдох.
– А что… так бывает?
– Что бывает?
– Чтобы… несколько раз… за одну ночь…
В замешательстве.
– Да, ты явно ни с кем не была… Приношу свои извинения.
– За что?
– За то, что назвал тебя шлюхой.
Пауза.
– Я и правда ни с кем раньше не была.
Пауза. Кивок.
– Верю.
Смущенно:
– Глеб Борисович…
– Что, Наумова?
– Мне было хорошо.
– Хм…
– Совсем хорошо.
– Что ж, я рад за тебя.
– Я прям… улетела.
– Наумова, хватит. Я понял.
Истерически, почти в слезах.
– Нет! Вы не поняли. Я… никогда… я вас…
Палец на губах.
– Поверь, ты не хочешь говорить то, что собираешься. Считай, что я делаю тебе одолжение, закрывая сейчас этот прелестный ротик. Лучше давай его сюда…
Поцелуи. Сильные руки сминают бедра…
– Я хочу, чтобы ты была сверху…
– Но… зачем?
– Будет не так больно…
Звук выдвигаемого шкафчика. Хруст фольги.
– На… Надень на меня…
– Как?..
– Вот так… и раскатывай… О, да… Охх… аккуратнее, не хватай так сильно, не то останешься сегодня без сладкого… Теперь наклонись ко мне… обопрись на руки.
– Глеб… я боюсь…
– Ш-ш-ш…
Жаркий, отвлекающий поцелуй. Резкий толчок внутрь.
* * *
– Ай! Больно как…
Горячие губы ловят слезы.
– Тшш… Уже все, маленькая, все… сейчас пройдет…
– Не двигайтесь, пожалуйста…
– Хорошо…
Тихие всхлипы. Тяжелое, прерывистое дыхание.
Шепотом в ухо:
– Наум… Варя… я… я так долго не смогу…
– Сейчас… попробую двинуться…
Болезненный стон.
– Все еще больно?
Кивок, кусание губ.
– Выпрямись. Сядь на мне. Ноги шире.
– О! Оо… так… совсем глубоко…
– Я… чувствую. Охх… Что… Черт, ты делаешь?
– Проверяю…
– Не надо… Не сжимай так больше, не то я кончу.
Ехидное молчание. Угрожающе:
– Варя! Я же сказал не делай так! Ох, бл…
Глубокий стон. Шорох сминаемых под руками простыней.
– Что, нравится?
– Ах ты хитрая, маленькая… О, боже… перестань…
Быстрые, неуправляемые толчки.
– Тебе… тебе уже не больно, я смотрю…
– Не больно…
– Тогда держись…
Скольжение тел, стоны.
– Ноги мне на плечи!
– Глеб… Борисович… я… Ооо…
– Смотри на меня, Варя… Открой глаза!
– Я не могу… не могу…
Глубокие, мощные толчки, удары изголовья о стену.
– Глаза… открой глаза… Варя… Хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда кончаешь.
– Я… Глеб… Борисович… ахх… сильнее… о, вот так… вот так…
– Давай… ты совсем близко… хорошая моя… девочка…
– Я… сейчас… сейчас… аххх… Глеб…
Сладкая судорога, крики до хрипоты.
Напряженное, жаркое дыхание рот в рот.
– Хорошо?
Обессиленный кивок.
– Отдохни тогда, я вина хочу.
* * *
– Глеб Борисович, вы извините, у меня там…
– Кровь?
– Да…
– Ну и что? Так и должно быть.
– Правда? А то я испугалась… Постель вам испачкала…
– Ничего страшного… постираю…
Смущенный взгляд из-под ресниц.
– Какой у вас халат красивый. А вы не будете?.. Ну… в смысле…
Смешок.
– Успею. Идем опять тебя в ванну окунем… На вот накинь…
– О… женский халатик… Откуда у вас?
– Ну как же. Я ведь постоянно девушек вожу.
– О…
– Что? Ревнуешь?
Фыркание.
– Я?! Глупости какие…
Шорох постельного белья и одежды…
– Ой, мамочки!
– Что случилось?
– Там внизу… болит все… когда на ноги встаю…
– Дай посмотрю… Ерунда… Просто легкая натертость… У тебя кожа нежная. Пройдет.
– Ага, пройдет… Так уделали, что и ходить не могу…
– Я что-то не припоминаю, чтобы ты жаловалась, когда я тебя «уделывал». Все больше «еще» да «о, боже» орала… Ладно, идем, неженка, на руки тебя возьму.
Спустя пару секунд, в ванной.
– Вода еще теплая… Посиди тут, я первый залезу…
– Вы серьезно?
Всплеск.
– Давай теперь ты ко мне…
Пауза. Еще один всплеск.
– Ложись… на меня сверху. Да не так, спиной. О, да… Супер… Лучшая поза в мире, по моему скромному мнению…
– Немного щиплет… там внизу…
– Это от мыла. Дай-ка я тебя помою… Резкий вдох, стон.
– Какая у тебя замечательная грудь, Варя… Небольшая, аккуратная… и соски чувствительные…
– Еще раз… сделайте так еще… – Потянуть соски?
– Слегкаааххх…
– Щипать перестало?
– Почти…
– Пусти тогда, я пристроюсь… Приподними ножку… Скольжение мыльных рук по телу, толчок внутрь. – Ай, больно! Опять больно…
– Черт… прости… Похоже ты на сегодня всё.
– Но как же вы?
– Ничего, лежи пока. Разберемся.
– Глеб Борисович, гляньте, время-то!
– Что с ним… Черт, я реально уснул…
– Я тоже… так приятно…
– И вода остыла.
– Время – полдвенадцатого!
– Да, надо вылезать… Вставай.
– Ага…
Шумный всплеск, вода по мокрому телу.
– Возьми там пару полотенец в шкафу… Да, эти. Кидай мне одно. Себе которое помягче возьми, чтоб кожу не раздражало.
Шорох пушистой ткани, возня…
– Еще болит?
– Да нет, почти прошло… и ходить могу.
– Все равно сядь пока на ванну… Я тебе помогу одеться… Где твои трусы с лифчиком?
– Глеб Борисович…
– Что?
– Подойдите ко мне.
– Зачем? О…
Горячие губы на вздрагивающем животе… Влажный, всасывающий звук.
– Вот уж… не ожидал.
Причмокивание.
– Еще немного и я к этому привыкну…
– Похоже ты уже… привыкла… скоро экспертом станешь…
Звуки ускоряются, нетерпеливые пальцы в мокрых волосах.
– Глеб Борисович…
– Господи, ну что еще…
– Не закрывайте глаза… Я хочу видеть, как вы кончаете…
– О нет… Наумова… Я сделал из тебя монстра… Оххх…
Смешок с полным ртом. Хриплый стон…
– Сделай так еще… скажи что-нибудь с моим членом во рту…
Неразборчивый бубнеж.
– О, да это будет быстро… Совсем быстро…
Финальные толчки бедрами.
– Варя… моя Варя… Оххх…
Тяжелое, прерывистое дыхание, влажный звук. Улыбка.
– Ты… ты проглотила…
– Я думала противно будет… А это… вовсе нет.
Сосредоточенное облизывание губ.
– Горьковато только… А слышали, говорят, она полезная?..
– Так, не порти мне аппетит. Нам еще за столом сидеть.
Радостно галдит телевизор, нарядная елка. Бородатый Ургант во весь экран.
– Голодная?
– Да нет вроде…
– А я поем, если ты не против.
– Конечно, кушайте на здоровье… Чего вам положить?
– Ишь ты… «Чего положить?» Прям жена. Хотя нет, жена б моя такого не сказала… И сама бы уже валялась под елкой…
– Да вы что! Надо же совпадение какое… У меня тоже алкоголики все…
– У тебя от безысходности. А моя бывшая от скуки спилась. Избаловал я её.
– Селедочки вам положить?
– К селедке водка нужна.
– И?
– Что «и»? Мы ж с тобой все-таки не алкоголики.
– Нет, конечно… А есть?
– В морозилке. Да сиди ты, я принесу.
Бутылка со слезой. Звон стекла о хрусталь.
– Ну, Варюш, за что пьем?
Круглые глаза.
– Как за что? Новый Год через пятнадцать минут.
– Ну разве что…
Чоканье, обжигающий холод со льда.
– Закусывай-закусывай…
– Ммм… у меня, похоже, аппетит проснулся.
Ухмылка.
– Еще бы… после стопки-то.
Стук вилок о тарелку.
– Паштет просто чудо…
– Согласен – очень недурен. У тебя в уголке рта осталось…
– Где?
– Тут… дай вытру… а еще лучше…
Звуки поцелуя. Смех.
– Шампанское, Глеб Борисович?
– Да, пожалуй, пара минут осталась… Закрой уши.
Оглушительный хлопок. Пробка в потолок.
– Думаешь, хороший год будет?
Пауза.
– А вы как думаете?
– Хотелось бы… Кстати! Тащи сюда зачётку.
– З-зачем…
– Пятерку тебе поставлю в последние минуты уходящего года. Заслужила.
Хмуро:
– И все?
– А ты разве хотела чего-то еще?
Мягко поставленный на скатерть стакан. Удаляющееся цоканье каблуков. Щелчок входной двери.
Пауза.
– Бл*ть.
* * *
– Мудак… Кретин безмозглый …
– Вы что-то сказали, Глеб Борисович?
– Простите, Ольга Викторовна, я немного… не в себе…
– А-а… – понимающий, веселый взгляд, усмешка. – Заходите к нам на Новогодний девичник – в сорок вторую квартиру… Нас много и нам скучно…
– Спасибо, Ольга Викторовна, в другой раз. С наступающим вас и ваш девичник…
– С наступающим…
Стеклянное фойе, скрип тяжелой дверной пружины. Колкий, морозный воздух под звездным небом.
– Варя!
Скрип ботинок на искристом снегу.
– Наумова!! Черт, где же она? – себе под нос. – Пень тупорылый… Зачётку он ей подписать собрался… Дебил. Тебя коров надо отправить пасти, а не факультет возглавлять… Варя!!
Испуганный крик.
– Пусти меня! Пусти, кому говорят!
Пьяным мужским голосом:
– Да лааадно, цыпа… весело же будет… Новый Год отметим… киношку посмотрим…
– Варя!! Отпусти её, урод…
– Че те надо, бл*ть? Ты откуда такой нарисовался?..
Бег, борьба, глухие удары… Звуки падающего тела. Ругательства, возня.
– Пошел вон отсюда!
Затрудненное дыхание.
– Далеко… собралась? В Новый Год… пешком…
– Подальше от вас.
– Получилось… как я посмотрю.
Молчание. Одновременно:
– Глеб Борисович…
– Варя…
Вздох.
– Прости меня…
– Прощаю.
Пальцы сжимают переносицу.
– Ты… такая молодая… Зачем тебе старпер на… на сколько? На двадцать лет старше?
Скрип легких сапожек по снегу. Тонкие руки вокруг шеи.
– А вам сколько лет?
– Тридцать шесть.
– Ну вот и не на двадцать. Мне ж девятнадцать всего… Получается… эмм…
– Ты не ответила на мой вопрос.
Пауза.
– Затем, что я уже полгода смотрю только на вас, а вы на меня?
– Но ты же понимаешь, что мы… не сможем… показываться на люди? Что все это должно оставаться в тайне?..
Пожимание плечами.
– Я ведь не всю жизнь учиться буду…
Вдалеке радостные крики, канонада салютов, небо в праздничных огнях.
– Пропустили все-таки…
– А по-моему, отлично встретили… Пойдемте пить шампанское?
– С удовольствием. Давай руку…
Хруст снега под ногами.
– Так вот, насчет твоей зачетки…
С опаской:
– Что?
– Поставлю тебе пока тройку. Чтоб «пинка не дали».
Молчание, кусание губ.
– Но экзамен будешь пересдавать.
Ошеломленно:
– Это как?
– А вот так. Сядешь, все выучишь и сдашь мне лично.
Притворный вздох.
– Вот теперь точно никаких поблажек от вас не жди…
– Ну, какие-нибудь да будут… поблажки.
Щипок за мягкое место.
– Ай!
– И вот еще, Наумова…
– Что?
– Хватит мне «выкать».
Смешок.
– Ох, привыкнуть бы…
– Привыкай… А то и в самом деле буду себя старпером чувствовать.
Остановка, медленный поцелуй.
– С Новым Годом… Глеб…
– С Новым Годом… Варя…
