Текст книги "Майор и Ева"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Рябикина Любовь
Майор и Ева

Любовь Рябикина

Майор и Ева

Серые усталые глаза без блеска, смуглое загорелое лицо с острыми скулами, короткий ежик рано поседевших на висках волос под малиновым беретом, выгоревшая на солнце пятнистая форма, сидевшая на высокой худой фигуре мешковато. Это и был Климук, мое "высокое начальство" на целых полтора месяца. Для начала, он страшно не хотел брать меня в рейд. Недовольство и презрение было написано на его лице, сквозило в каждом жесте, когда я протянула бумаги. Он рывком схватил их, долго читал, буквально "ощупывая" каждую запятую. По его напряженному лицу я видела, что он ищет повод для отказа. Повода не было, а приказ есть приказ. Скрепя сердце, майор буркнул:

– Ладно. Завтра в семь выезжаем. Опоздаете – ждать не будем!

Он явно надеялся, что московская журналистка проспит. А я ухмыльнулась про себя, угадав его тайные желания: "Не дождешься! Не для того я полтора месяца за начальством, как хвост ходила, чтобы теперь элементарно проспать". Этот репортаж с настоящего рейда, с настоящими разведчиками, я вынашивала в себе около года. Ругалась с начальником, просила, требовала и даже умоляла, хотя мне и противно было стоять в "рабской позе". Раз десять получила отказ, но на одиннадцатый начальство не выдержало и позвонило, кому следует. Вот так я оказалась включенной в группу разведки, хотя и с неясными мне пока полномочиями...

Ради этого рейда я впервые захватила с собой два будильника, хотя часов принципиально не ношу. Слишком часто теряю и разбиваю. Перед тем, как лечь спать, предупредила на посту дежурного по офицерскому общежитию и свою соседку по номеру. Этого мне показалось маловато и я забрела к соседям. Договорилась и с ними.

Наутро майор застыл с открытым ртом возле БТРа, когда я вышла из-за угла и решительно направилась к нему. На его лице застыло настоящее отчаяние. Разведчики тоже особой радости не выразили. Мрачно смотрели на мой здоровенный рюкзак, я их понимала: таскайся теперь с этой журналисткой! Они, судя по лицам, считали меня "тепличным растеньицем" и готовились к капризам. Я с самым независимым видом забралась на броню. Как бывалый солдат опустила рюкзак в темное нутро машины, пристроив его возле стенки, выпрямилась и с улыбкой поздоровалась со всеми:

– Доброе утро! Надеюсь, не сильно вас задерживаю?

Это явно было уже чересчур с моей стороны. Майор аж побелел, сжал кулаки и отвернулся, что-то вполголоса пробурчав. Затем повернулся и мрачно ответил:

– Доброе!.. Может, оставите свою глупую затею? Не дело это для женщины с отрядом мужиков в рейд уходить. Что подумают ваши коллеги? К тому же поход тяжелый и длительный. Дождитесь чего-нибудь полегче. Через недельку второй отряд убывает в недельный поиск. Идите с ним. Впечатлений, уверен, вполне хватит! Я помогу вам туда попасть.

Я прекрасно поняла, что стоит за этой речью, но ничуть не смутилась. Улыбнулась самой ослепительной из своих улыбок. Крепко вцепилась правой рукой в скобу, словно боясь, что он меня стащит с брони после этих слов и ответила:

– А я с вами хочу!

Он не выдержал, "взорвался" словно граната и заорал:

– Хочу?! Вы эти штучки для Москвы приберегите! Да вы хоть понимаете: случись что с вами, с меня голову снимут?! Под суд пойду! Не нужны мне бабы в отряде, понимаете, не нужны! Я за ребят своих отвечаю, а теперь еще из-за вас головная боль! Думаете, что мне только цацканья с белоручками не хватает? Откажитесь добровольно, а иначе я вам такую житуху устрою, всю жизнь каяться будете!

Он орал, размахивая руками перед моим носом, а я наоборот с каждой секундой становилась все спокойнее. Разведчики возле БТРа замерли в удивлении. По их лицам я поняла, что они видят командира в таком состоянии впервые. Когда он замолчал, спрыгнула с БТРа, подошла вплотную к майору и тихо сказала:

– Зачем же кричать? Я этого рейда год ждала и не откажусь. Могли бы и сами догадаться. Доказывать вам я ничего не буду.

Майор прикрыл глаза, покрутил головой и несколько раз торопливо втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Прошипел, словно рассерженная кобра:

– Дело ваше...

Я кивнула и снова вскарабкалась на броню. Устроилась как можно удобнее, ухватившись рукой за скобу. Другой рукой пониже натянула пятнистую фуражку. Теперь внешне я ничем не отличалась от солдат. Та же пятнистая форма, те же шнурованные ботинки. С БТРа наблюдала за майором. Тот подозвал к себе прапорщика и что-то сказал ему вполголоса, яростно посмотрев в мою сторону. Смуглый прапорщик ухмыльнулся и исчез за углом. Я моментально насторожилась, всей шкурой почуяв приближение неприятностей. Вернулся он с бронежилетом и стальной каской, которые тащил, склонившись на один бок. Протянул оба предмета мне и безоговорочным тоном приказал:

– Одевайте!

Я решила не перечить и молча протянула руку к бронику. Его тяжесть едва не сбросила меня на землю. Если бы не рука, засунутая в скобу, точно бы слетела и воткнулась лбом в бетон. Чертов майор всучил бронежилет с пятой степенью защиты – это значит килограммов около пятнадцати! Да и каска оказалась тяжеленной, килограммов в пять. К тому же сверху она была обтянута тряпкой. Сделав вид, что для меня все нипочем, кое-как встала на броне и принялась "одеваться". Плечи мгновенно "придавило", голова самостоятельно полезла в плечи и меня неудержимо потянуло сесть на землю.

Краем глаза заметила веселые ухмылки разведчиков и подумала: "Ну-ну, улыбайтесь! Я вам за все это отплачу в будущем. А пока стона не дождетесь". С бронежилетами я уже была "знакома" так что справилась с застежками быстро, к явному удивлению майора. Тот искоса наблюдал за мной, хотя и стоял боком. Усевшись на броне, словно наседка, стараясь держаться прямо, спросила:

– Товарищ майор, вы так и не представились. Меня зовут Ева, а вас?

Он раздраженно хмыкнул:

– Тогда я – Адам!

– Меня, действительно, Евой звать. Вот уж не ожидала Адама здесь встретить. Почти по Библии. А по отчеству, Адам...

Я замерла, ожидая услышать продолжение. Разведчики заухмылялись. Он заметил их улыбки и видимо сообразил, что однажды я могу назвать его "Адамом" при всех. Торопливо поправился:

– Вообще-то меня Олег Александрович зовут. Я думал, что вы шутите...

Я самым вежливым тоном сказала:

– Очень приятно.

Он отвернулся, показывая всем своим видом недовольство и то, что ему мое имя "до фени". Разведчики расселись по трем БТРам, заставив меня пересесть в середину. Мы выехали за ворота. Но ехали не долго, лишь до аэропорта. Оказалось, что до места назначения нас перебросят вертолетами. Я уже твердо считала себя входившей в группу майора Климука, поэтому и пишу "нас". Один из ребят забрался внутрь БТРа и самым первым выбросил из люка мой рюкзак. Я едва успела подхватить его над бетоном и сразу взвыла дурным голосом, забыв о вежливости:

– Ты что, идиот? У меня же там фотоаппараты с пленками!

Мгновенно подскочивший майор сухо сказал:

– В моем отряде идиоты не водятся!

Я обернулась и все еще злясь, ответила:

– Извините, господин майор, ошиблась в звании!

Разведчики вокруг фыркнули и начали отворачиваться, пряча улыбки. Это был один-ноль в мою пользу. Он оторопело поглядел мне в лицо и ушел к другому БТРу. Через пару минут вернулся и снова попытался уговорить остаться. По его лицу видела, чего ему стоят эти уговоры, но снова решительно отказалась возвращаться в общежитие. Если бы перед ним был мужчина, то уж наверняка услышал бы о себе много интересного. Я была женщиной. Не знаю как, но майор сдержался, хотя в его взгляде я прочла всю свою подноготную, вместе с родословной. Климук сбежал.

Забросив рюкзак на плечо, решительно направилась к вертолету, на который уже забирались ребята из группы. На ходу прикидывая: как же на него забраться без лестницы? Двое парней все же протянули мне руки, забрали рюкзак и втащили на борт. Впрочем, на этом "вежливость" закончилась. Я тут же, как куль, брякнулась под тяжестью жилета и каски на металлический пол, запнувшись за небольшой выступ. Они даже не попытались подхватить. Во время падения не застегнутая каска съехала на нос, прикрыв глаза. Ничего не видя, я долбанулась ею в пол, вызвав гомерический хохот разведчиков и едва не выбив краем собственные зубы. Представляю, какой у меня был вид при этом!

Зато меня, хоть и не сразу, но подняли и даже поправили каску. Мужики старались не смеяться, но слезы на глазах и дергающиеся лица не вызывали никаких сомнений в том, что я их изрядно повеселила. С самым любезным видом поблагодарила помощников и молча села на сиденье возле иллюминатора, пристроив рюкзак у ног. Во рту стоял привкус крови из-за разбитой внутри верхней губы. Зубы было больно, но я терпела.

Вредный майор уже через пять минут прогнал меня от окошечка в самый хвост вертолета. Молча подчинилась, хотя внутри все кипело от ярости. Села на крайнее сиденье и нахохлившись, исподлобья, смотрела на совершенно не обращавшего на меня внимания Климука. Почему-то больше всего задевало его нарочитое пренебрежение. Этот худощавый майор отдавал распоряжения по погрузке снаряжения, о чем-то спрашивал прапорщиков и сержантов. И вовсю делал вид, что меня в его группе нет. Мне было обидно за такое отношение. Один из парней, круглолицый, с мелкими темными веснушками, рассыпанными по всему лицу и пухлыми детскими губами, на пару секунд присел рядом. Голубые глаза внимательно взглянули на мое надутое лицо. Покосившись на открытый люк, солдат тихо сказал:

– Да вы не обижайтесь! Клим скоро успокоится. А от окна он вас убрал правильно. В том районе, куда летим, часто обстреливают с земли. Ребята иллюминаторы открывают и в ответ стреляют. Не обижайтесь. Он вообще-то мужик справедливый...

Мне стало немного легче. Хоть кто-то поддержал в трудный час! Парень отошел, чтобы оттащить в сторону заброшенный на платформу тюк. Начиналась погрузка. Я отставила свой рюкзак, положила на него каску и шагнула к люку. Ухватила один из ящиков за углы и таском потащила в хвост вертушки. Чья-то рука мелькнула перед носом. Остановилась и подняла голову: дорогу преграждал майор:

– Сидите спокойно. Мужики погрузят и сами. Вы все же женщина...

Я огрызнулась, сразу вспомнив обиду:

– Не слабее вас!

Он неопределенно покачал головой и отошел, предоставив мне свободу действий. К концу погрузки тенниска и куртка под бронежилетом взмокли, от косметики на лице не осталось и следа, тщательно промытые утром волосы под фуражкой превратились в сосульки. Сердце в груди тарахтело, а не стучало, но я не сдавалась и с утроенной энергией схватилась за последний тюк.

Когда погрузка закончилась, уселась на сиденье и решилась взглянуть на себя в маленькое зеркальце. Осторожно вытянула его из кармана брюк. Украдкой, чтоб никто из ребят не видел, взглянула на свое отражение. Это был шок! Ярко-бардовая потная физиономия с прилипшими ко лбу волосами и какими-то серыми грязными пятнами на щеках и подбородке, совсем не напоминала то милое личико, которое смотрело на меня из зеркала утром. Верхняя губа от удара каски распухла и на ней ясно прослеживался синеватый тонкий след.

Я молча засунула зеркало в карман, решив смотреться в него пореже и откинулась спиной на стенку вертолета. Из-под полуопущенных век поглядывала на запрыгивающих на платформу ребят. По их взглядам поняла, что отношение ко мне несколько изменилось. Рядом сел тот же веснушчатый парень. Обстоятельно устроил рюкзак в ногах, чтоб не падал и не качался, затем повернулся и представился:

– Меня Иваном зовут. Иван Богота. Вы под моим присмотром будете, майор распорядился. Если что потребуется, скажете. Зачем вы в бронике ящики грузили? На время погрузки, если опасности нет, снять можно.

Я мысленно выругала себя за глупость и улыбнулась парню, как ни в чем не бывало:

– Я – Ева. Боялась, что ваш Клим снова ругаться начнет.

– Да не!.. Он нормальный, просто с вами в отряде хлопот на него взвалилось больше. Сами поймите. Женщины-журналисты в рейд с нами еще ни разу не ходили. Да еще и на такой длительный срок...

Я покосилась на присевшего на ящик у открытого люка майора и решила, что впредь дуться на него не буду. Люк захлопнулся. Вертолет слегка вздрогнул. Через головы застывших у иллюминаторов ребят было видно, как начали вращение огромные лопасти – все быстрее и быстрее. Гудение стало нестерпимым. Вертолет немного пробежал по бетонке, развернулся и взлетел. Чуть наклонясь носом вперед, он понес нас в сторону Терского хребта. Перемахнул через него и двинулся дальше.

Летели мы минут двадцать пять. Оба вертолета зависли у границы леса, который поднимался почти до вершины горы. Разведчики начали выпрыгивать из зависшей в метре над землей вертушки. Несколько человек бросились к ельнику для разведки, остальные выстроились в цепочку и принялись быстро и слаженно разгружать вертушки. Я тоже приняла участие: подтаскивала к открытому люку ящики и тюки. Когда внутри ничего не осталось, стоявший у люка парень протянул ко мне руки:

– Идите сюда, я вас сниму.

Я шагнула к нему и упала прямо на протянутые ладони. Он поставил меня на землю, схватил за руку и потащил за собой. В бронежилете и с каской в руке бежать было тяжело. Едва успели отбежать метров на двадцать, как вертолеты взмыли и понеслись назад, в Грозный.

Пока разведчики разворачивали лагерь, я вызвалась сготовить обед. В свое время, учась в институте, мне часто приходилось бывать в дальних походах и стряпня на костре была знакома не по наслышке. Климук хмыкнул в ответ на мою просьбу и разрешил. В помощники оставил Ивана Боготу.

Пока я распаковывала продукты, парень натаскал сухих сучьев и вырыл продолговатую траншею. Разжег в ней костер и повесил над ним на рогульках довольно большие, примерно ведра на полтора, котлы. Сразу три. Я по очереди помешивала в них кипящий суп и гречневую кашу с тушенкой. На минутку распрямила затекшую спину, подставив лицо легкому ветерку и заметила что-то блестящее на елке. Это "что-то" слегка покачивалось от ветра. Присмотрелась, но ничего не поняла. Спросила Ивана, как раз подошедшего, чтобы подкинуть дров:

– Ваня, а что это на елке блестит метрах в двухстах? Никак не разберу!

Он резко обернулся:

– Где?

Я хотела показать рукой, но он сцапал меня за ладонь. Проследил за моим взглядом и молча поволок за собой к командиру. Я, запинаясь, бежала за ним с поварешкой в руке. Богота подошел к майору:

– Товарищ майор, корреспондент на елке что-то заметила. Направление на восток, расстояние, как она говорит, метров двести.

Климук недовольно посмотрел на меня, вздохнул и украдкой взглянул в ту сторону. Видимо и он заметил предмет, так как быстро сказал вполголоса:

– Аксененко, Давлетьяров, проверьте елку на востоке. Будьте осторожны.

Два высоких стройных парня мгновенно исчезли. Минуты через две они вернулись, протянули командиру блестящую фольгу и доложили:

– Фольга после импортного концентрата "Мясо сублимированное". Свежая, даже запах еще не выветрился. Вероятно, ветром от винтов занесло. Еле сняли. Кто-то до нас здесь был. А у журналиста глазки работают!

Майор хмыкнул и буркнул, не обращая внимания на то, что я стою рядом:

– Ага, как у сороки! Проверьте округу на полкилометра. Может, следы найдете.

Я обиделась на "сороку" и отходя в сторону, тоже не удержалась от колкости:

– Я хоть сорока, а сам-то – филин! Бумажку днем не увидел, тоже мне разведчик!

Богота потом сказал, что Климук обернулся при этих словах и поглядел мне в спину таким взглядом, словно собирался убить. Он явно был "сыт мной" по горло. Не улети вертолеты он бы, думаю, точно в тот момент зашвырнул меня внутрь и отправил в Грозный. Но, как говорится, поезд ушел! Разведка вернулась минут через двадцать, но о чем они говорили с майором, я не слышала. Видела лишь, как уже с десяток разведчиков бросилось влево. Вернулись они мрачные и только отрицательно покачали головой в ответ на вопросительный взгляд Климука.

Сготовленный мной обед понравился всем, кроме майора. Он ел с таким видом, словно ему положили в котелок старую калошу вместе с вонючими пропотевшими носками. До конца дня он демонстративно не обращал на меня никакого внимания. Остальные, было похоже, уже смирились с моим присутствием. Большинство разведчиков искренне поблагодарили за обед и осведомились:

– А ужин тоже вы готовить будете?

Я кивнула, вставая с бронежилета, на котором сидела вместо стула:

– Если хотите, я буду готовить в те дни, когда свободна. Но есть одно условие...

Они мгновенно насторожились и чуть приблизились. Прапорщик со смешной фамилией Бобр, действительно очень похожий круглыми глазками и пухлым лицом на это животное, осторожно спросил:

– И что это за условие?..

– Сейчас лето. Вокруг полно съедобных трав и начали поспевать ягоды. Даже тут, неподалеку, я заметила землянику. Их можно использовать, как десерт, приправы или чай. Как я понимаю, из лагеря в одиночку вы меня не выпустите, тогда приносите мне травы, возвращаясь с походов. Или я буду собирать ягоды и травы с кем-то из вас, по очереди.

Все дружно и с облегчением вздохнули:

– Согласны, только покажите, какие травы вам нужны.

Я улыбнулась:

– И еще одно – зовите меня на "ты" и по имени. Я – Ева Вяльцева. Травы я покажу, но опять-таки надо с кем-то из вас по лугам пройтись.

Майор стоял неподалеку, демонстративно повернувшись спиной. Он делал вид, что увлечен картой и не прислушивается, но я видела, как замерла его голова. Второй прапорщик, Федор Красавин, спросил командира:

– Товарищ майор, тут корреспондент дело предлагает. Может, стоит в рацион немного разнообразия внести? Витамины какие-никакие...

Климук медленно повернулся с таким видом, словно ничего не слышал:

– О чем речь?

– Да вокруг оказывается полно трав-приправ и для чая годных. Может, разрешим корреспонденту готовить на нас, когда она свободна? Обед у нее прекрасно получился и даже не подгорел. Опыт чувствуется!

Майор так и не взглянул на меня, зато лениво сказал:

– А не боитесь, что она нас всех потравит?

Я задохнулась от обиды. Мгновенно вскочила на ноги. Сжав кулаки, вплотную подошла к нему. Подняв кверху лицо, проверещала срывающимся голосом:

– Да как вы смеете так говорить!.. Да я флору Кавказа изучала не один год и бывала здесь раньше не однажды!

На его лице ничего не изменилось. Он насмешливо посмотрел на меня сверху вниз. Снова отвернулся и направился к палатке, на ходу дав "добро":

– Ладно, пусть готовит. Все равно от нее пользы больше никакой...

Я чуть не разревелась от такого демонстративного пренебрежения. Смотрела ему вслед, готовая кинуться на его прямую спину и дубасить ее кулаками. Если бы не Иван, который тронул за плечо, точно бы зарыдала. Богота сказал:

– Да не обращайте вы на него внимания! Ну, сколько вам говорить? Позлится и отойдет. Только не самовольничайте сильно. Лучше его не раздражать.

Я набрала полные легкие воздуха, медленно выдохнула и уже спокойно ответила:

– Этот солдафон у меня попляшет!

Солдат расхохотался:

– Вы Клима не знаете! Ему на все, кроме нас и службы, плевать! Вы его бесите уже тем, что вы женщина. Так что, вероятнее всего, плясать под его дудку придется вам...

Я упрямо буркнула:

– А это мы еще посмотрим!

Уже к вечеру я нашла способ отплатить майору. Хотя и не самым оригинальным способом. Да и получилось это скорее спонтанно. Для меня под вечер поставили отдельную маленькую палатку, причем в стороне от остальных и это послужило поводом для новой ссоры. Едва представив себе, что останусь одна, да еще и рядом с лесом, мне стало дурно. Я ворвалась в палатку к майору с воплем:

– И вы считаете, что можно поставить палатку у черта на куличках, где меня могут украсть?!

Он мрачно взглянул мне в лицо и четко произнес:

– Мне жаль того чеченца, что наткнется на вас.

Я с минуту стояла открыв рот и вытаращив глаза, переваривая услышанное, а он продолжил изучение карты, словно меня и не было. Я смотрела на стриженый затылок и чувствовала, как внутри растет бешенство. Решение пришло. Выскочив из командирской палатки, бегом пронеслась по лагерю под взглядами мужчин. Вытащила из своей палатки спальный мешок и рюкзак и со всех ног кинулась назад. Отшвырнув полог, ворвалась внутрь. Разведчики смотрели на эти перемещения с удивлением. Аккуратно положила спальник у стены, на него поставила рюкзак и заявила, глядя на застывшее лицо Климука:

– Я буду спать здесь!

Его глаза загорелись бешенством, когда он проорал:

– Нет!!!

Я подскочила к столу, оперлась на него руками. Глядя в его горящие глаза, промяукала в ответ, вытянув шею. Сама до сих пор не пойму, как у меня так получилось. Это был самый натуральный кошачий вопль:

– А почемяу-у-у?

Он рявкнул:

– Потому что здесь сплю я!

– Палатка большая и места хватит. Вы что, решили, что я вас изнасилую?..

Я разозлилась уже не на шутку и меня "прорвало". Слова летели с губ с такой скоростью, что я даже не успевала думать о их смысле. Мои вопли были слышны всем. Я упрекала его в бесчеловечном отношении к женщине, обзывала "тупым солдафоном" и так далее и тому подобное. Он понял, что весь лагерь слышит истеричные женские вопли и попытался утихомирить меня словами, вполголоса сказав:

– Да вы потише!

Но меня уже трудно было остановить:

– Что тише, что тише! С самого утра на мне отыгрываетесь, а теперь тише. Боитесь, так и скажите!

Он схватил карту и выскочил из палатки со словами:

– Да спите, где хотите!

Победа была за мной. Я расстелила спальник и отправилась раздавать ужин. Разведчики протягивали котелки, с трудом сдерживая улыбки. Они потом рассказывали, что мое яростное мяуканье их здорово озадачило вначале. Я видела вокруг веселые глаза. Климук на ужин не пришел. И вообще, его нигде не было видно. Спросила Боготу:

– Вань, а начальник где?

Он ухмыльнулся:

– От тебя скрывается во второй палатке. Сказал, что есть не хочет.

Я сходила за котелком майора, плюхнула в него душистый от лука кулеш, положила на край ломоть хлеба и пучок дикого чеснока. Протянула солдату:

– Унеси майору, а то еще ноги протянет из-за меня. А я греха на душу не возьму.

Парень без возражений направился к палатке. Вернулся уже без котелка. И то понятно – ссоры ссорами, но есть надо.

Улеглась спать около девяти вечера. Майора все еще не было. Чуть слышные шаги разбудили меня. В темноте приоткрыла глаза и поняла, что это Климук. Он прокрался мимо. Потом раздался шорох расправляемого спальника, чуть слышный стук сброшенных ботинок. Тяжелый вздох и снова шуршание. Поняла, что он улегся и снова заснула.

Проснулась от стона. Села в мешке и прислушалась. Протяжно стонал майор. Я выбралась из спальника и подкралась к офицеру. Он лежал вытянувшись на спине и надрывно стонал. Голова перекатывалась из стороны в сторону, словно от невыносимой боли. Что-то укололо в сердце. Осторожно взяла его руку в свою и чуть погладила длинные пальцы. Он не проснулся, но стонать перестал. Вроде бы успокоился. Прерывистое дыхание выровнялось. Посидев рядом минут пять, положила жесткую ладонь на край постели и ушла спать. Но уснуть долго не могла.

А утром наши стычки продолжились. И снова, по моему мнению, виноват был майор. После завтрака он собрался вести группу в какой-то аул неподалеку для проверки паспортного режима. Когда я попросилась с ними, он безапелляционным тоном заявил:

– Делать нечего, да и подстрелить могут.

За меня, совершенно неожиданно, вступился прапорщик Красавин. Он был не высок ростом, худощав, с загорелой до черноты кожей и карими, очень теплыми, глазами. Только у него и майора были "краповые" береты. Именно он притащил тяжеленный бронежилет, но в эту минуту заступился за меня:

– Прошу прощения, товарищ майор. Я думаю, что стоит взять корреспондента с собой. Надо же ей будет о чем-то писать потом. По нашим сведениям здесь тихо.

Климук вздохнул:

– Ладно, только маску ей дайте. Не хватало еще, чтоб местное население о женщине среди нас узнало. Решат, что снайпер, шлепнут ненароком. Прапорщик, вы вместе с Боготой несете за нее ответственность с этой минуты.

Я благодарно улыбнулась Красавину и бросилась к палатке. Его тонкое, интеллигентное лицо, чуть осветилось улыбкой и рваный розовый шрам на виске зашевелился, словно змея. Принялась натягивать на себя бронежилет и маску. На этот раз каску мне разрешили не надевать. Красавин сказал об этом через брезентовую стенку. Зато на маске красовалась сверху фуражка, скрывая пучок волос на затылке. Эта фуражка вызывала улыбки у мужиков. Они соревновались в остроумии, пытаясь заставить меня встрять в спор. Самая остроумная шутка звучала так:

– Как разведчик в черной маске, уши стянуты фуражкой, под броней прогибается, Евой называется!

Но я прекрасно понимала, что крыть на все их выпады на этот раз не чем и помалкивала. Для антуража напялили жилет с набитыми травой кармашками, повесили на шею автомат с пустым магазином, а на пояс пустые ножны. В общем, пугало получилось высший сорт!

В эту калитку нас вошло четверо. Суетившаяся хозяйка пыталась улыбаться, но у нее это плохо получалось. Она явно тянула время, стараясь подольше не пустить нас в дом. Красавин что-то почуял. Не заходя внутрь, отправил к майору Ивана Боготу, вполголоса сказав солдату:

– Приведи ребят. Здесь что-то не чисто.

Я шагала следом за прапорщиком, воинственно положив руки на автомат и стараясь делать это по-мужски уверенно. Сзади шел Коля Аксененко. Федор едва успел шагнуть через порог комнаты, как на него кинулось двое заросших густыми бородами мужиков. Аксененко бросил меня на пол, перескочил через мое тело и прыгнул вперед. Чеченцы почему-то не стреляли.

Я валялась на полу и смотрела вверх, где сцепились четверо дерущихся мужиков. Единственная мысль носилась в голове по кругу: "Меня сейчас затопчут". С ужасом смотрела на подковки на мелькавших перед носом каблуках и не знала, куда отползти. Красавин и его противник грохнулись на пол и покатились, сшибая стулья, ко мне. В руках чеха тускло блеснул нож. Не особо задумываясь об этике, я кое-как развернулась в громоздком жилете. Словно черепашка подползла к дерущимся на коленках. Уловила момент и вцепилась бандиту в шею зубами. Вой укушенного мужика перекрыл шум драки. Он отшвырнул Красавина от себя и пытался добраться до меня, но я-то висела на его спине! К тому же мой вес с бронежилетом теперь составлял килограммов около семидесяти. Попробуй, поднимись с такой болванкой! Чеченец катался по полу, надеясь сбросить меня, но не тут то было! Несколько раз его нож тыкался в мой жилет, но я даже и не думала в тот момент, что это опасно.

Сжимала челюсти на шее и руки на куртке все сильнее. Закрыла глаза, чтобы не видеть крутящейся, как в калейдоскопе, комнаты. Прапорщик ничего не мог понять. Стоял и глупо глядел на воющего от боли чеченца. Он явно пока не видел меня. Краем глаза заметил второго, на мгновение отскочившего от Аксененко бандита и машинально ударил его тяжелой рукояткой ножа по затылку. Тот свалился, как подкошенный. Красавин снова посмотрел на орущего катающегося бандита и только тут заметил при очередном перекате мое тело, вцепившееся в куртку чеченца. Коротким ударом ноги он прекратил движение чеха, отправив его в отключку. Присел и резким движением забрал у бандита нож. Попросил:

– Отпусти его.

Я с трудом разжала сведенные судорогой челюсти. Прапорщик стащил с меня неподвижное тело и помог сесть на полу. Я долго отплевывалась от чужой крови, которой был полон рот. Мои зубы глубоко прокусили волосатую шею. Подоспевшие на помощь разведчики забрали все еще не пришедших в себя бандитов и плачущую хозяйку. Прапорщик поднял меня с пола и поставил на ноги. Хлопнул по плечу и ушел, ни слова не сказав. Солдаты вышли на улицу. Только тут я заметила прорезанную в нескольких местах ткань бронежилета, но почему-то не испугалась и даже не придала особого значения порезам. Вышла на улицу из пустого дома. Во дворе столпился почти весь отряд.

Радист связался с ближайшей базой и сообщил об инциденте. За арестованными обещали прислать вертолет. Я сидела в тени дома и все еще плевалась. В голове кружилось и слегка подташнивало. Красавин о чем-то говорил с майором, отойдя в сторону и время от времени поглядывал на меня. Климук ни разу не обернулся. Богота присел рядом, заглянул в лицо и ухмыльнулся:

– Ева, расскажи, как ты чеченца чуть не съела. Санинструктор Серега вынужден был бинтовать ему шею – кровища до сих пор сочится. Чеченец уже раз пять просил показать ему того, кто так сильно кусается.

Я сплюнула еще разок и мрачно поглядела на солдата:

– Тебе все хихоньки, а он с ножом был.

Иван рассмеялся:

– Понял, твоя альтернатива ножу – зубы! Понимаю, они у тебя, как у акулы!

Я не приняла шутки:

– А много поймали вообще?

– Двенадцать человек и два тайника с оружием нашли. Не много, конечно: с десяток автоматов, гранаты и патронов полкоробки.

– А почему эти не стреляли?

– Думаю, не хотели привлекать внимания. Хозяйка не успела их предупредить, что я ушел за подмогой. Наверное, собирались вас ножами прикончить и тихонько уйти через подвал.

Вдали послышался шум винтов. Я с тревогой посмотрела в сторону майора и встала. Разведчик спросил:

– Ты куда?

– По своим делам.

– В туалет, что ли?

– А если и так?

Он хмыкнул и за мной не пошел. Едва повернув за угол, с трудом забралась в дом через открытое настежь окно и забилась под кровать в самый угол. Слышала, как меня искали и звали по имени, но не отозвалась. Голоса звучали тревожно, но о чем говорили разведчики, я не поняла и продолжала тихонько вдыхать пыль. Вертолеты вскоре улетели. Едва шум винтов стих, выбралась из дома и вышла на крыльцо.

Мое появление было сродни грому среди ясного неба. Сначала наступило молчание, а затем... Я думала, что майор убьет меня на месте! Что он орал, так и не поняла. Это была сплошная скороговорка в течение пяти минут. Но суть сводилась к тому, что я безответственное и безмозглое существо, рискующее жизнями других и мое место в Москве на тусовках таких же идиотов, как сама. Наконец он выдохся и спросил уже нормальным тоном:

– Где вы были?

Я не сочла нужным скрывать:

– Под кроватью.

– И что вы там делали?

– Пряталась, чтобы вы не отправили меня с вертолетом назад.

Такого хохота, наверное, никогда больше не удастся услышать. Разведчики плакали от смеха. Лишь майор сурово смотрел на меня, но и в его глазах что-то изменилось. Левая бровь Климука слегка подергивалась. Несчастный Богота, вместе с Красавиным, из-за моих "пряток" получили от майора по взысканию, как не справившиеся с приказом – "не отходить от журналистки ни на шаг". Но они, как ни странно, ничуть не обиделись. На обратном пути мы шли рядом и болтали. Упрямый майор шагал сзади. Я чуяла, он сверлил взглядом мою, прикрытую бронежилетом, спину.