Текст книги "Аляска"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Индеец увидел, как женщина спокойно дотрагивается руками до всех собак и ни одна из них не пытается ее укусить. Он заметил и то, что стоит какой–нибудь собаке зарычать, как Бэри, не сводивший с женщины глаз, сразу же молча оскаливает на провинившуюся клыки и рычание мгновенно прекращается.

Джоэ понял, что Бэри отдал женщине сердце. Собаки играючи разгрызали мощными челюстями рыбу, а Анна встав рядом с мужчиной, молча смотрела, как они едят, пока не замерзли руки. Она подула на замерзшие пальцы и сказала:

– Пойдем в дом, а то все остынет.

Джоэ захотелось пошутить. Он вдруг ухватил обе ее руки и засунул в свою рукавицу. Поглядел на растерянное лицо и с довольным видом хмыкнул. Анна заметила в его глазах озорные смешинки и улыбнулась впервые за это время. Вместе они зашли в дом. Индеец снял куртку, повесил ее на гвоздь рядом с шубой Анны. Женщина увидела, что левый рукав его рубашки наполовину оторван, но ничего не сказала и захлопотала по хозяйству.

В глиняные тарелки берестяным половничком разлила суп, положила по куску мяса и обернулась. Он разглядывал бутылку с ветками и шкуры на стене. Заметив ее взгляд, сел к столу. Она поставила блюдо перед ним, потом принесла свое. Села на табурет напротив и растерялась, ложек не было.

Джоэ внимательно глядел на нее. Встал. Подошел к своей брошенной на пол сумке и вытащил две деревянные ложки. Одну протянул ей. После супа Анна принесла жареную зайчатину на оловянной тарелке и попыталась разрезать ее своим ножиком. Джоэ немного понаблюдал за мучениями женщины, потом забрал тарелку из рук, вытащил свой нож и просто перерубил тушку пополам.

Пообедав, Анна накинула шубку, прихватила котелок и отправилась за водой. Прямо у ручья помыла его колючей еловой веткой, зачерпнула воды и вернулась. Поставила котелок на огонь. Индеец возле самого порога разделывал оленя. Она сняла шубу, нашла иголку и вдела в нее нитку. Подошла к Джоэ и попросила:

– У тебя рубашка порвалась. Сними, я ее зашью.

Индеец взглянул на нее удивленно. Тогда она взяла его правую руку и повернув ее, ткнула пальцами в разрыв. Показала иголку.

Джоэ молча снял рубашку и протянул ей. Его бронзовое мускулистое тело смутило Анну, она отвернулась. Индеец испытующе взглянул на ее спину и накинул на себя меховую безрукавку. Она села на табурет у огня и принялась чинить порванную ткань. Время от времени мужчина украдкой поглядывал на ее руки, разрезая мясо на куски. Потом завернул мясо в шкуру и повесил в сенях.

Когда вернулся, Анна протянула ему починенную рубашку. Он кивнул в ответ, сверкнув черными глазами и отошел в сторону. Она не решительно начала говорить:

– Хочу спросить тебя… Сегодня я искала соль и нашла две пряди волос. Чьи они?

Джоэ вздрогнул, но не обернулся. Какое–то время молчал, когда женщина уже перестала надеяться на ответ, глухо сказал:

– Это волосы моей жены и сына. Они ушли к Великому Духу.

Анна ясно услышала в его голосе боль, встала и протянула руку, чтобы дотронуться до его плеча, но не решилась и тихо сказала:

– Прости.

Он пожал плечами, накинул куртку и вышел на улицу. Долго стоял у двери, глядя вдаль. Лицо было невозмутимо, а в глазах стояла скорбь. Он вспоминал Мит – Са и жену. Как Нискви сидела у очага и точно так же, как эта белая женщина, чинила одежду. Как его сын, совсем еще маленький, поймал силком своего первого кролика.

Наконец Джоэ очнулся от воспоминаний и вернулся в хижину. Вытащив из своей сумки длинную полоску металла и кусок мелкого песчаника, начал мастерить нож для женщины. Он трудился около часа, потом из двух щепок выстругал ручку и примотал ее к лезвию тонкой полоской кожи. Протянул самодельный кухонный нож Анне. Она с благодарностью посмотрела на него. Он пожал плечами, снова что–то вспомнил и полез в сумку.

На колени сидевшей у огня женщины, упали две большие кисти мороженой рябины. Она подскочила от неожиданности, но кисти поймала. Поглядела на невозмутимое лицо Джоэ рядом и сказала:

– Пополам поделим.

И протянула одну кисть ему. Он внимательно взглянул на нее, но кисть взял. Их руки на мгновение соприкоснулись и женщина вздрогнула. От него это не укрылось. Забыв про свою сдержанность, Джоэ нахмурился. Анне стало стыдно и она решила объяснить:

– Не сердись. Все это время ты был так добр ко мне. Я не хотела тебя обидеть, честное слово. Мне всю жизнь говорили, что вы плохие и то, что внушалось годами, за один день не исправить. Ты понимаешь?

Индеец задумчиво взглянул на нее, подумал и кивнул:

– Да. Ты боишься меня?

Она слегка улыбнулась:

– Нет. Просто мне все еще немного не по себе. Можно мне остаться здесь до весны?

– Можно.

Помолчал еще немного и добавил:

– Надо сшить тебе рукавицы.

Поднялся с табуретки, из–под нар вытащил небольшой тюк и развернув его, нашел пару кроличьих шкурок. Снова свернул и спрятал тюк, а шкурки разложил на столе. С выступа бревна в углу достал плошку с медвежьим жиром и зажег фитиль.

Взяв Анну за руку, подвел к столу. Она не вздрогнула от его прикосновения. Положив ее руку на шкурку и отступив немного, сделал ножом выкройку. Потом оба взяли иголки и начали сшивать вырезанные детали. Женщину удивило, как индеец ловко орудовал иголкой. Джоэ сидел спиной к двери. Анна заметила, как он несколько раз зябко передернул плечами и встала. Из вороха шкур на своей постели достала лосиную. Из дров на полу выбрала несколько щепок. Мужчина наблюдал.

Она подтащила табуретку к двери, влезла на нее со шкурой в руках и попыталась прикрепить ее щепками в паз между бревнами так, чтобы она закрыла дверь. Но сил было еще мало, а шкура оказалась тяжелой.

Джоэ увидел, как на лбу Анны выступила испарина и встал. Он понял ее замысел. Взяв щепки из рук женщины, он жестом попросил ее придерживать шкуру, а сам принялся сильными ударами кулака вгонять щепки в паз. Дуть сразу перестало, а когда Анна прикрепила шкуру еще и по бокам двери, вообще стало тепло.

Когда женщина вернулась к шитью, то увидела индейца неловко вытаскивающего занозу из правой руки. Она отвела его левую руку в сторону и склонилась над ладонью. Джоэ увидел белую шею с легкими завитками волос, заколотую в пучок косу и худенькие плечики, склонившиеся сейчас над его рукой. Ему очень захотелось прижать женщину к себе, но он сдержал свой порыв.

Анна аккуратно поддела кончик занозы и медленно потащила ее, но иголка сорвалась. Она виновато взглянула ему в глаза. Джоэ пожал плечами и махнул рукой, как бы говоря «продолжай». Она вытащила занозу, смазала ранку мазью из медвежьего жира и продолжила прерванное занятие. Через полчаса рукавички были готовы и Анна поблагодарила индейца:

– Спасибо.

Он пожал плечами, ни слова не сказав.

За окном было еще темно и Джоэ лежал в теплой постели, когда Анна встала и осторожно выскользнула с котелком за дверь. Через пару минут ее истошный визг заставил индейца подскочить, торопливо натянуть мокасины и, не завязывая их, выскочить на мороз.

В загоне истошно лаяли собаки, а Бэри исступленно бился грудью в загородку с хриплым рычанием, грозя разбить дверцу. Джоэ прикрикнул на собак и побежал в сторону родника, откуда несся крик. В утренних сумерках он успел заметить убегавшего по снегу волка.

Как только появился Джоэ, Анна с завидной скоростью спряталась за его широкую спину, уцепившись сзади руками за меховую безрукавку. Индеец разглядел внизу, футах в пятидесяти, валявшийся котелок. Взглянул на перепуганное лицо женщины, которое выглядывало из–под его локтя и ему стало смешно. Он усмехнулся. Спустился за котелком. Принес. Протянув его Анне, кивнул в сторону родника:

– Иди.

Вошел в дом и, уже не сдерживаясь, расхохотался. Когда Анна вошла, его лицо снова было бесстрастно, лишь в глазах прыгали веселые искорки. Испуганная женщина дрожащими руками прямо на железной печке обжарила ломти оленины и вскипятила травяной чай. Поели. Джоэ отправился обходить свои ловушки, а Анна решила разобрать хлам в сенях.

К своему изумлению она нашла там множество вполне годных к употреблению предметов: обломленный край лопаты с хорошей заточкой, хотя и слегка ржавый. Кусок брезента, старый дырявый мешок, порванное байковое одеяло темно–синего цвета.

Глубокая крышка похожая на сковородку. Большая оловянная плоская тарелка и железная погнутая ложка обрадовали Анну так, словно она увидела сервиз из Франции. Несколько бутылок из–под виски, старые охотничьи лыжи, погнутое ведро без ручки: все могло пригодиться в хозяйстве. Рваная мужская рубашка, обрывок каната, обломки от старательского корыта с множеством гвоздей и куча мелкого мусора в виде разбитых бутылок, щепок и обломков.

С помощью полена и небольшого камня она выправила вмятины у ведра. Расплетя канат на тонкие веревки, сделала из одной перевесло для ведра. Все, что посчитала посудой, тщательно перемыла и отчистила. Остальное сложила в углу хижины.

В одной из шкур, подвешенных в сенях, Анна обнаружила большие куски оленьего сала. В крышке, как в сковородке, растопила жир и когда Джоэ вернулся, его встретил восхитительный аромат жареной рыбы. Он вошел в хижину. Анна стояла у печки, разрумянившаяся от жары и, обваливая толстые куски рыбы в муке, укладывала их в кипящее на сковородке сало.

С разрешения Джоэ, она сшила себе из оленьей шкуры теплые штаны и шапку. Свою длинную шубу из рыси превратила в полушубок, обрезав снизу. Приделала к старым лыжам петли и ремешки из веревки, решив ходить на них в лес за дровами.

На следующий день индеец обнаружил перед входом в хижину огромную кучу сучьев. Анна старательно тюкала топором, пытаясь перерубить толстый сучок.

Джоэ распряг собак, загнал их в загон. Забрал у женщины топор и начал рубить дрова сам. С одного удара он перерубал толстые сучья и отбрасывал их в сторону. Анна собирала и складывала в поленницу под навесом. Джоэ быстро справился с дровами и сказал Анне:

– Не руби больше, я перерублю их сам. Ты просто приноси и складывай у дверей. Хорошо?

Женщина кивнула.

Утром Джоэ вновь отправился осматривать капканы. Анна распорола кусок брезента на полоски шириной сантиметров в десять. Еще накануне она раскопала снег неподалеку от хижины. Найдя мох, насобирала его и подсушила у печки. Сейчас она в середину каждой полоски плотно укладывала его. Заранее извлеченные из обломков корыта гвозди перерубила пополам.

Этими гвоздями, при помощи плоского камня, она прибила раздувшиеся полоски с внутренней стороны по всему косяку так, чтобы набитая часть плотно прилегала к двери и прикрывала щель притвора. Точно так же утеплила стекло на окне. Дуть перестало совсем и в хижине теперь долго оставалось тепло, даже если огонь затухал.

Анна стояла у плиты, дожаривая на сковородке ломтики оленины, когда появился Джоэ. Он открыл дверь, начал переступать порог, запнулся за брезент и рухнул на пол. Шапка наехала ему на глаза, мороженые шкуры со спины в свою очередь переехали на шапку, к тому же дверь оказалась распахнутой. Анна, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, захлопнула дверь и столкнула шкуры с головы индейца под стол.

Мужчина приподнялся на четвереньки, поправил шапку и усевшись на полу, растерянно уставился на дверь. Его вид был таким забавным, что Анна, уже не сдерживаясь, звонко расхохоталась.

Джоэ поглядел на нее, хмыкнул, потом встал и осмотрел дверь. Пожал плечами и вышел из хижины, чтобы покормить собак. В загоне он вдруг представил себя со стороны и тоже рассмеялся.

Еще через пару дней Джоэ вдруг начал куда–то собираться. Анне сказал:

– Надо узнать, много ли звериных троп проложено на той стороне реки.

Анна попросила:

– Возьми меня с собой, пожалуйста. Может я смогу чему–нибудь научиться.

Он кивнул:

– Хорошо. Пойдем на лыжах. Собак не берем.

Индеец вышел. Анна торопливо сбросила платье. Натянула штаны, шерстяной жакет, шапку, мокасины, полушубок и прихватив рукавицы, выскочила на улицу. Джоэ привязывал широкие плетеные лыжи к меховым мокасинам. Анна привязала охотничьи лыжи и они отправились в путь. Индеец делал на своих лыжах огромные шаги и при каждом шаге из–под ног в воздух взлетал целый снежный фейерверк. Анна шла следом за ним.

Высокий противоположный берег реки был покрыт густым ельником. Солнце не показывалось. Легкий, около пятнадцати градусов по Цельсию, мороз лишь чуть пощипывал щеки. Для начала ноября такой мороз был редкостью. Обычно в это время года морозы доходили до тридцати градусов и выше. Джоэ иногда оборачивался к Анне, чтобы убедиться, что она не отстала. Перешли реку и начали подниматься вверх.

Индеец неожиданно остановился и стал к чему–то прислушиваться, Анна подъезжала к нему, когда ее лыжа попала под сучок. Она шагнула и упала в снег. Джоэ повернулся, чтобы идти дальше. Женщина, пытаясь подняться, ухватилась за его куртку сзади. От рывка мужчина потерял равновесие, перевернулся и упал прямо на нее. Срединой лука Анну пребольно стукнуло по лбу. Она барахталась под мужским телом и смеялась, проваливаясь все глубже.

Джоэ пытался ухватиться за что–нибудь и встать. Индеец наконец повернулся и оказался с женщиной лицом к лицу. Ее смеющееся лицо было запорошено снегом. Он снял рукавицу и осторожно стер его. Женщина замерла. Она настороженно глядела ему в глаза и индеец начал медленно наклоняться к ее губам, но вдруг резко вскочил. Вытащил за руку из снега Анну и пошел дальше, не сказав ни слова.

Прошло две недели. Анна окончательно поправилась и даже набрала свой прежний вес. Джоэ был все так же молчалив, но в его глазах иногда появлялась «дымка», когда он глядел на нее. Анна со страхом замечала эту «дымку», но ничего не происходило и она снова успокаивалась.

К приходу Джоэ из леса в хижине всегда была готова еда. Анна убиралась, стирала, готовила, как хозяйка. С помощью обломка лопаты и дырявого мешка отскребла и вымыла пол так, что по нему теперь можно было пройти даже босиком. В бутылках из–под виски приготовила зольный раствор для стирки. Из порванного одеяла, хорошенько отстирав его, сшила себе и Джоэ теплые носки, а из остатков прихватки для котелка. Из обломков старательского корыта индеец, по ее просьбе, смастерил полку для посуды и повесил на стену. Рваная старательская рубашка в руках женщины превратилась в занавески на окно и полку. В хижине стало еще уютнее.

Дважды Анна мылась в корыте, когда индейца не было дома. Однажды она рискнула приготовить ванну и для него. Перед приходом Джоэ положила на стол мыло и скрученный нитками пучок мха, вместо мочалки. Рядом поставила целое ведро горячей воды. Когда мужчина вошел в хижину, она объяснила зачем все это и попросила:

– Когда помоешься, пожалуйста, не одевай грязную одежду. И стукни в стену, когда закончишь.

Женщина вышла из хижины, а Джоэ удивленно хмыкнул. У его народа не принято было часто мыться, особенно зимой. Стоя съел кусок мяса из сковородки, задумчиво поглядывая на корыто. Потом все же разделся и с удовольствием помылся. Натянув рубашку и брюки из мягкой оленьей замши, стукнул в стену. Забрался на свои нары и закутался в шкуры.

Анна собрала разбросанную по полу одежду, подбросила в печку несколько крупных поленьев, выплеснула грязную воду. Накинув полушубок и платок принесла еще воды и поставила на печь. Джоэ молча следил за ней. Мокрые волосы спутанными прядями висели по сторонам его круглого лица.

Анне вдруг захотелось их расчесать. Подчиняясь этому импульсу, она вытащила из сумки гребень и подошла к индейцу. Протянула руку к его голове и начала осторожно расчесывать густые волосы, проводя по всей их длине ладонью. Они, поблескивая, струились между ее пальцами.

Он следил за руками и лицом женщины все с тем же спокойствием, а на сердце становилось все горячее. Джоэ очень хотелось взять ее маленькие ладони в свои, но он не решался. Закончив с его прической, Анна отошла к печке и проверила воду. Затем обернулась к индейцу и предложила:

– Перебирайся на мою постель, там теплей и светлее.

Он посмотрел на нее странным взглядом. Встал, пригнувшись на нарах и перешагнул на ее постель. Анна вылила воду в корыто, налила туда зольного раствора из бутылки, замочила его шерстяную рубашку, фуфайку и сшитые из байки носки. Меховые брюки и мокасины выставила на мороз в сени. Постирала рубашку, прополоскала ее в ведре и повесила сушиться над печкой, потом к ней присоединилась фуфайка. Выстирала носки, разложила их просушиваться на табуретке у открытого огня. Снова выплеснула грязную воду за дверь и села к огню, чтобы заштопать разошедшийся шов на меховой безрукавке индейца.

Анна закончила с шитьем и принялась ощипывать куропатку, аккуратно складывая перо на стол. Индейцу стало любопытно зачем ей перо, но он промолчал. Женщина ловко выпотрошила птицу, затем обожгла остатки пера в печке. В котелок бросила несколько комков оленьего сала и поставила на огонь. Натерла тушку солью и травами, а потом к удивлению Джоэ, засунула в пустой живот птицы горсть сухих бобов и порезанные печень, сердце и очищенный желудок. Налила внутрь немного воды и опустила куропатку в жир.

Когда кожица у птицы подрумянилась, Анна добавила в котелок немного воды и еще чуть–чуть соли, прикрыла сверху большой тарелкой. Пока куропатка тушилась, она убрала перо и пух со стола в сумку. Дважды сходила за дровами. Покормила собак. Внесла с улицы его брюки и мокасины.

Наконец Анна вернулась. Стащила полушубок. Вытащила птицу на оловянную тарелку и разрезала ее на четыре части. Бобы заполнили всю пустоту внутри куропатки. Перехватив взгляд Джоэ, сказала:

– Сиди там. Я принесу тебе поесть.

Анна положила половину бобов и два больших куска птицы в глиняную тарелку, подошла и протянула ему. Бобы оказались превосходными: полностью пропитанными жиром и соком куропатки. Он съел их с удовольствием и принялся за птицу. Покончив с едой, индеец почувствовал, что засыпает, хотел перейти на свою постель, но женщина не дала:

– Сегодня спи тут. Здесь ближе к печке, а ты все же после бани.

Джоэ не стал спорить. Он улегся на нарах, вдыхая от изголовья запах ее волос. Этот аромат разогнал сон и растревожил его тело.

Анна начала готовиться ко сну. Она расчесала свои волосы и заплела их не так туго, как днем. Подкинула в печь несколько крупных поленьев. Отодвинула подальше от огня табуретку с носками и рубашки. Потом заметила выглядывающие из–под шкур босые ступни индейца, осторожно подошла, сняла с постели шкуру и прикрыла голые ноги.

Джоэ спал повернувшись к ней лицом и женщина несколько минут вглядывалась в лицо мужчины. Сняла платье и оставшись во фланелевой сорочке, тоже легла, но долго не могла заснуть. Все мысли почему–то возвращались к индейцу. Всю жизнь Анне внушали, что «индейцы дикари и варвары», а он отнесся к ней с душой. Да, он молчалив и не всегда понятен, но он не обижает и не втаптывает ее в грязь.

Ей вдруг вспомнился рождественский бал у директора нефтяной компании. Анри тогда только привез ее в Фэрбенкс и это был первый бал в ее коротенькой жизни. Вспомнилась чопорная жена директора, ее манера поджимать губы. Вспомнился вальс с Анри: оживленные лица вокруг, веселый смех, яркий свет. Неожиданно перед ней вместо лица мужа всплыло смуглое лицо Джоэ.

Она снова представила себе картину вальса, но с Джоэ. Его длинные волосы, разлетающиеся при поворотах, бесстрастное лицо и себя, беззаботно смеющуюся в его объятиях. Музыка и они танцуют, только они одни, а вокруг вытянувшиеся лица.

Муж отодвинулся в тень ее памяти и Анна уже не представляла себя рядом с Анри. В ее сердце поселился индеец. Засыпая, она усмехнулась: «Интересно, а что эти снобы сказали бы сейчас, увидев меня в этой хижине? Живущую с индейцем под одной крышей?» С этими мыслями она заснула.

Джоэ не спал, сквозь не плотно сомкнутые веки он видел, как Анна смотрела на него, как выбирала шкуру потеплее, чтобы укрыть ему ноги. Это обрадовало его, хотя разум и говорил «она белая и не для бедного индейца». Но сердце не слушалось. Когда Анна начала снимать платье, он плотно прикрыл глаза.

После осмотра ловушек Джоэ теперь спешил быстрее добраться до хижины, чтобы увидеть Анну. Каждый день он чем–нибудь стремился порадовать ее: то принесет сухие грибы, запасенные белкой и наткнутые на сучки. То высыпет на стол горку кедровых орешков. То протянут кисти рябины, спрятавшиеся под снегом от птиц. Приносил пару раз корни камыша, с трудом вырванные им из замерзшего болотца. Они вместе ели их после ужина. Все, чтобы он не нашел, Анна делила пополам и сердилась, если он отказывался.

Женщина привыкла к молчанию. Она и сама теперь говорила мало, но молчание вдвоем с Джоэ, как ни странно, не давило ей на психику. За этот месяц они научились понимать друг друга без слов.

Иногда по вечерам Анна принималась что–нибудь напевать. Особенно если что–то штопала у печки. Джоэ вслушивался. Язык был чужим, мелодия тоже, но голос был так мелодичен, что он слушал с удовольствием.

Это не было похоже на гортанные песни его народа, но они задевали самые чувствительные струны его души. После этих песен он выходил на улицу и подолгу стоял, глядя на звезды. Душевная боль от потери жены и ребенка наконец–то сменилась покоем. Он перестал чувствовать свое одиночество и все реже вспоминал прошлое. В его душе поселилась любовь, но внешне он ничем не выказывал своих чувств.

Прошло еще несколько дней. Джоэ собрался пойти проверить капканы. Сказал Анне:

– Собак сегодня не возьму.

Медведь выскочил неожиданно. Что или кто выгнал его из теплой берлоги в это время года, так и осталось загадкой. Между гризли и индейцем было не более тридцати футов. Джоэ успел поднять лук, но было слишком поздно. Зверь покрыл это расстояние одним махом. Громадной лапой выбил из рук индейца лук и со свирепым рычанием навалился на него всей своей массой. Одним ударом распорол парку индейца вместе с телом до самого низа. Длинные острые когти разорвали мышцы, а зубы вонзились в плечо человека до самой кости.

Джоэ, теряя сознание от боли, успел выхватить нож и всадил его в самое сердце зверя. Лапы медведя поднялись и опустились еще раз, нанеся новые раны. Умирающий гризли обхватил индейца лапами за плечи последним конвульсивным движением и падая, увлек за собой. Рука мужчины застыла на рукояти ножа.

Сразу после ухода мужчины Анне стало тревожно на душе. Утро было серое и хмурое, время от времени начинали летать большие хлопья снега: верный признак того, что к концу дня должна разыграться метель. Женщина не находила себе места от беспокойства. Переделала все домашние дела в течение часа. Тревога в душе сменилась паникой.

Анна не выдержала и выбежала из хижины. Она не раз видела, как Джоэ запрягал собак и решительно подошла к загону. При виде ее Бэри радостно залаял. Анна поставила приваленные к стене санки на снег. На шею Бэри надела набитый мхом ошейник, от которого две лямки шли к ремню, перекинутому поперек груди и через спину животного. К этому ремню была привязана длинная веревка, соединявшая всех собак с санями. Кое–как Анна справилась с непривычным делом. Бросила на санки медвежью полость, села на нее и взмахнув тяжелым бичом, крикнула вожаку:

– Бэри, ищи хозяина! Ищи Джоэ!

Пес, словно понимая волнение женщины, бросился вперед по следам индейца. Умная собака нашла хозяина в двух милях от хижины. Едва санки вылетели на поляну, как Анна увидела какую–то бесформенную темную массу на снегу. Бэри остановил упряжку рядом с ней.

Тесно сплетясь в объятиях, лежали мертвый медведь гризли и весь окровавленный индеец Джоэ. Кровь еще не успела застыть. Анна, проваливаясь по пояс в снег, бросилась к индейцу. Прислонившись щекой к губам, уловила легкое дыхание. Он был жив. Женщина быстро сняла с ног мужчины плетеные лыжи. Раскинула на санках медвежью шкуру и, с трудом расцепив медведя и человека, перетащила Джоэ на сани. Завернула индейца поплотнее, выдернула из груди медведя нож, подхватила со снега лук и рассыпанные стрелы. Села на край саней и щелкнула бичом над головами псов. Упряжка помчалась как ветер, а Анна все подгоняла и подгоняла ее.

Не распрягая собак, она втащила Джоэ прямо на шкуре в хижину. Быстро разожгла огонь и поставила котелок с водой кипятиться. Ножом разрезала на индейце разодранную одежду, прямо у огня полностью раздела его и начала осмотр. Зубы и когти медведя, казалось, не оставили на индейце живого места. Все тело было изодрано и покрыто кровью.

Анна на миг растерялась. А потом разорвала одну из своих нижних рубашек на бинты. Куском рукава осторожно смыла кипяченой водой кровь с тела Джоэ. Схватив катушку ниток и пять иголок, она прокипятила их в оловянной тарелке. Обтерла свои руки виски и стиснув зубы, начала зашивать рваные раны на плечах, груди, животе, руках, щеке и даже ногах индейца. К счастью Анны когти не распороли живот полностью, а только разорвали мышцы. Найдя горшочек с мазью, она смазала каждую рану, а потом где забинтовала, а где и просто прикрыла Джоэ лохмотьями своей рубашки. Индеец еле дышал.

Анна втащила безвольное тело на свою постель, разорвала теплую фланелевую сорочку на груди до конца, осторожно вдела беспомощные руки в рукава. Укутала оленьей шкурой и вдруг упала перед постелью на колени. Сжимая в руках крестик, принялась горячо молиться за Джоэ. Она то шептала скороговоркой молитвы, то принималась плакать и сквозь слезы что–то выкрикивать.

Потом словно бы очнулась. Повесила котелок на огонь, когда вода вскипела, часть ее она вылила в оловянное блюдо, кинула туда лекарственных трав и прикрыла сверху вторым блюдом. Собрала раскиданную одежду индейца и уткнувшись в нее лицом, горько заплакала.

Наплакавшись, она решительно встала, вышла из хижины и прихватив топор, погнала собачью упряжку к убитому медведю. Анна знала, что Джоэ проболеет долго. Охотиться она не умела и поэтому решила привезти медведя к хижине.

На поляне она вплотную подогнала санки к туше, вырубила хороший кол и попыталась целиком перевернуть ее на сани. Ей повезло. Погода была довольно теплая и медведь не примерз, но санки сдвигались в сторону. Тогда женщина большим сучком подперла их и через полчаса возни все же погрузила тушу на санки. Это был огромный медведь, фунтов в семьсот весом. Тяжело груженые собаки не могли теперь бежать так же быстро. Анна понимала это и спокойно шла следом за ними. Через час они были у хижины.

Женщина вбежала в дом. Джоэ лежал в той же позе, как она его оставила. Она прислушалась: он дышал еле слышно.

Анна распрягла собак и закрыла их в загоне. Еще около часа провозилась, снимая с медведя шкуру. Разрубила мясо на части и накормила собак, дав каждой по куску свежей медвежатины. Под разыгравшуюся метель втащила все мясо в сени и развесила на крючках.

Уже в темноте она влезла в теплую хижину. Немного поела, хотя за весь день даже не пообедала и легла. Но сон не шел, слезы непрерывным потоком лились из глаз.

За всю ночь Джоэ ни разу не пошевелился. Она часто подбегала к нему и наклонялась щекой к его губам. Осторожно, по капельке, вливала в рот отвар из трав и неистово молилась у его постели:

– Господи! Не забирай его у меня! У меня же на всем свете больше никого нет, кто бы защитил и помог! Не забирай его, Господи! Не забирай!

Женщина колотилась о деревянный край топчана головой, не чувствуя боли. Душевная боль оказалась сильнее физической.

К концу второго дня у Джоэ поднялась температура, он начал метаться и прерывисто дышать. Осторожно приложив ухо к его груди, Анна не услышала хрипов. Это ее немного успокоило: значит он не простудился и легкие не задеты. Видимо, всему виной были полученные им раны и большая потеря крови. Она судорожно начала припоминать все то, что знала о лечении раненых. Непосредственно сталкиваться с подобным ей еще не приходилось.

Индеец застонал и женщина бросилась к нему. Из ложки, по капельке, снова влила отвар в полуоткрытые губы. Он судорожно глотнул, потом еще и еще. Так потихоньку она выпоила ему полкружки. Потом, через какое–то время, точно так же напоила бульоном из куропатки, что бы подкрепить его силы.

Вечером, при свете нескольких светильников из медвежьего жира, Анна сменила повязки на ранах. Они были воспалены, но не гноились. Лишь одна рана внушала ей опасения. Она приходилась на пах и без помощи врача нельзя было определить, не задет ли какой–нибудь важный орган. Из–за этой раны Анна переживала больше всего. Она разорвала последнюю сорочку на бинты, снова намазала раны мазью из трав и перебинтовала тело индейца. Старые бинты постирала и прокипятила в оловянном блюде.

Джоэ бредил, что–то кричал на своем языке, метался по постели и женщина осторожно удерживала его на месте. Так прошла ночь и весь следующий день. Метель не на шутку разыгралась за стенами избушки. Ветер со зловещим стоном проносился по темному хвойному лесу, сгибая вершины деревьев.

Концом широкой охотничьей лыжи Анна отваливала снег от двери, чтобы выйти покормить собак или сбегать к роднику. Дров было еще много, но она с ужасом думала о том дне, когда они закончатся и ей придется пойти за хворостом. Больше всего она боялась, что снег не прекратится и тогда она ничего не найдет или ударят морозы и все обледенеет. Родник тоже приходилось каждый раз откапывать из–под снега. Вода пробивала под ним путь для себя, но сверху ее покрывал толстый белый ковер.

Прошло еще два дня. Метель прекратилась и ее сменил лютый мороз. Вода в ведре покрывалась льдом, пока Анна несла ее к дому. Когда она выходила кормить собак, каждая из них выбирались на ее зов из ямы в снегу, где они спали уткнувшись носами в хвосты. Рыбы для них было еще много и это радовало женщину. Бэри радостно прыгал вокруг каждый раз, как она появлялась в загоне. Другие собаки, даже самые дикие, тоже привыкли к ней и с удовольствием давали себя погладить и потрепать за уши.

Джоэ, по–прежнему, находился без сознания и Анна выпаивала ему то кружку крепкого бульона, то травяной отвар. Каждый день она меняла ему повязки. Жизнь боролась со смертью. Молодой здоровый организм упорно сопротивлялся. Индеец бредил. Ему казалось, что он висит над костром и его пытаются зажарить. Он кричал и ругался. Анна постоянно меняла ему на голове компрессы из намоченной в воде ткани. Чтобы быть всегда рядом с ним она уже на вторую ночь перетащила свою шкуру–одеяло к нему и теперь спала рядом с Джоэ. Даже не догадываясь, что он точно так же спал с ней, когда она болела. Словно боясь, что их кто–нибудь увидит, она ласково гладила рукой его рассыпавшиеся по изголовью волосы, украдкой целовала лицо и шептала что–то нежное в ухо.

Настал день, когда Анна запрягла собак и отправилась за дровами. Мороз был далеко за сорок и, чтобы не обморозиться, она замотала себе нижнюю часть лица шкуркой лисы.