Текст книги "Сунгирская лошадка"

Автор книги: Любовь Фоминцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Охота за красными пятнами продолжалась и завтра, и послезавтра, и неделю, вторую... Когда пошла третья неделя, многим, в том числе и сахему-Володе, стало казаться, что эта погоня абсолютно бессмысленна. Он давно собирался откровенно сказать об этом профессору: найдено уникальное погребение, что можно еще искать? Неужели Олег Николаевич верит, что земля щедра и выдаст ему еще одну тайну? Так не бывает! Такие открытия случаются раз в жизни!

– Пора по домам, Васильич, – негромко проговорил Алешиному отцу Володя как-то вечером, – зря силы тратим.

Отец прекрасно его понял, но почему-то ничего не ответил. Почему? Разве сахем не прав? Зачем, в самом деле, Олег Николаевич считает нужным продолжать раскопки? Алеше тоже казалось это необъяснимым.

Профессор знал, что все устали, что пора кончать экспедицию: лето не бесконечно. Он знал, что некоторые поговаривают об его профессорских причудах, которые терпеть вовсе не стоит. Он знал, что экспедиция выполнила план работ и находки превзошли все ожидания. Закончив экспедицию в срок, он приедет вовремя и услышит много лестных слов, в том числе и от работников бухгалтерии. Если же работы задержатся, то ему не миновать неприятностей. Начальник экспедиции сознавал все это и ничего не мог с собой поделать. Прекратить работы сейчас? Нет, нет! Ни в коем случае! Еще чуть-чуть, еще немного.

Но как убедить людей в своих предчувствиях, ощущениях? Словами? Нет, в данном случае это слишком легкое оружие.

Остается копать, копать и копать!

В задумчивости профессор (в который раз!) обходил раскоп. Интересно, думал про себя Алеша, глядя на его широкие шаги, когда он отдыхает? Утром в шесть он уже на ногах, хоть часы проверяй. Вечером, Алеша сам видел, свет от свечки или фонарика горит допоздна. Мальчишка размышлял долго, но одна самая простая мысль почему-то никак не приходила к нему: Олег Николаевич устает, как все, может быть, даже больше, чем все.

И откуда было знать Алеше, что сильнее усталости было у Олега Николаевича стремление докопаться до истины. Это было сильнее всех трудностей, опасностей. Увлеченность своим делом придавала ему новые силы. Уверенность в своей правоте рождалась из опыта, обширных знаний, из всей жизни, отданной любимому делу.

За обедом, когда все расселись на лавках за дощатым, грубо сколоченным столом, начальник экспедиции, закончив есть и аккуратно вытерев усы платочком, тихо объявил:

– Все могут возвращаться домой. На раскопе останутся те, кто может, сахем-Володя, лаборантка Оля и я. Спасибо за хорошую работу.

...Утром свежий ветер заставил задрожать зубчатые листья орешника, пронзил холодом веточки рябины. Профессор, хотя и потирал руки от утреннего холодка, словно не замечал перемен. Первая группа студентов отбыла днем, остальные готовились к вечерней электричке. Они не знали, что именно в это утро Олег Николаевич пришел к мысли: пятна охры, за которыми они так долго безуспешно охотились, обозначили новое погребение, правда, сильно растертое при таянии вечной мерзлоты. По белым крупицам костей можно было лишь проследить контур скелета без каких-либо признаков черепа. Где же голова? Почему над первым погребением был найден женский череп? Вопросы не давали покоя Олегу Николаевичу, но ответы на них могла дать только земля холодная и такая безмолвная! Значит, опять раскопки...

Вместе с отцом Алеша упаковывал последние находки, когда, радостный, к ним подошел профессор:

– Взгляните-ка сюда!

На ладони лежало серенькое колечко из бивня мамонта с утолщением в середине. Перстень древнего человека!

– Вполне современная вещь, – оценил Анатолий Васильевич, – хоть сейчас на выставку резьбы по кости.

Алеша во все глаза рассматривал костяное колечко, сделанное несколько десятков тысяч лет назад. Как так суметь?!

Олег Николаевич, отдав находку, тотчас забыл о ней, весь занятый размышлением о странном погребении без головы. Он разминал пальцами комочки глины. Они распадались легко. Почему? Обычно цельная глина с такой глубины более вязкая. Попробовал ножом. Лезвие плавно вошло в глину. Почему? Неужели под погребением не материк, не цельный сплошной слой? Кто его потревожил, когда? Кто насыпал эту красную краску? Как огонек в темной ночи, мелькнула догадка: надо завтра взять поглубже!

На сегодня работа была закончена. Краев с сыном отправляли последние пожитки экспедиции.

Анатолий Васильевич обошел поляну, где совсем недавно горбились брезентовые крыши палаток. Ни души. Вздрагивает от колючего ветра рябинка. Банки, склянки аккуратно собраны в яму и засыпаны землей. Под одним кустом Алеша увидал чей-то разодранный ботинок. На месте бывшей кухни валялась, вся в саже, губка, которой теперь никто не собирался чистить кастрюлю. Теперь, кажется, никаких следов не осталось – ни древнего, ни современного человека...

Отец тщательно засыпал их веселый вечерний костер. Алеше было жаль его желтого буйного пламени, которое столько дней помогало им вырывать из тьмы неизвестности тайны земли. Мальчишка понял, что простился с большим и давним другом.

Странное дело, они ехали домой, можно было радоваться, но в эти последние мгновения на Сунгире мальчику стало грустно, его охватило ощущение, что так, как было, больше никогда, никогда не будет. Конечно, можно снова приехать сюда, можно увидеть тех же ребят, то же место, и все-таки это будет немножко не так, как было. Это лето его жизни ушло безвозвратно и в то же время осталось с ним навсегда.

Пора было прощаться с Олегом Николаевичем.

– Жду вас в гости в Москве! – пригласил он Краева. Алеше, как взрослому, пожал руку: – Расти здоровым, археолог. Это главное. Большого тебе пути!

"Интересный этот Олег Николаевич, – подумал Алеша, – все у него главное: и цель главное, и эврика, а теперь вот здоровье. Поди разберись, что главнее всего!"

Они постояли молча перед свободной теперь поляной, где свежий ветерок гулял на просторе, наполняя, как парус, одинокую профессорскую палатку, но, крепко привязанная к земле, она только вздрагивала под сильными порывами.

Пора! Отец и сын вскинули рюкзаки на плечи, надо торопиться – время не ждет, да и электричка тоже.

– Счастливого пути! – пожелал профессор. – А мы еще останемся ненадолго, поработаем... Видишь ли, Анатолий... – хотел было что-то сказать Олег Николаевич, но махнул рукой, мол, потом.

Орешник, дальний синий лес, сизая река словно кивнули Алеше издали на прощание.

...Дома "мальчишек" ждали Маша и мама. Как же хорошо снова быть всем вместе! Первым делом сравнили загары, получилось, что Алеша с папой загорели даже больше, чего Маша не могла ему простить.

– Море синее-синее-пресинее, – хвалилась маленькая морячка – Мы персиками, яблоками объедались.

– А хобот мамонта ты пробовала? Мы в экспедиции каждый день ели, – не сдавался Алеша, нисколько не смущаясь явным преувеличением.

– Мы с мамой камешки, ракушки собирали!

– Мы с папой древнего человека нашли!

– Подумаешь! Ничего особенного! – надула губы сестрица.

– Очень даже особенное. Настоящее научное открытие. Без нас его не было бы!

– Без тебя?

– Да вот, и без меня тоже! Без профессора, без папы, без Начарова, в сердце которого живет эврика!

– Чего-чего?

– Эв-ри-ка! Разве ты поймешь? – махнул рукой Алеша, собирая в портфель учебники.

В школе за ним табуном ходили мальчишки, все просили рассказать, какой на вкус хобот мамонта, какая такая сайга, с какими известными учеными он встречался.

Решили организовать вечер "Как ты провел лето?", где Алеша все про Сунгирь расскажет.

Отец похвалил затею и обещал показать на вечере цветные диапозитивы о Сунгире.

Готовились всем классом. Толик, первый Алешин друг и приятель, светловолосый, полноватый, за что его и прозвали Кубышкой, привел в порядок в классном музее стенд с орудиями первобытных – кремневым наконечником, ножом, топором. Все укрепил на фанере и подписал таблички: что где найдено, кем. Боря взялся оформить коллекцию ракушек, окаменевших растений: фосфоритный пласт, на котором теперь работал завод в их поселке, когда-то был мелководьем. Море ушло, моллюски, водоросли окаменели, и время сделало из них ценное удобрение.

Анатолий Васильевич, как начальник заводской лаборатории, попросил сотрудниц собрать образцы пород фосфоритной руды.

Лучше всех в классе рисовал, конечно, Эдька, и ему поручили нарисовать древний пейзаж с болотистой тундрой и стадом оленей на переднем плане. Когда он принес рулончик белой бумаги и развернул – все ахнули, как было похоже.

Вечер удался на славу. Анатолий Васильевич и Алеша едва успевали отбиваться от вопросов. Отца выручил многолетний опыт археолога-любителя, знатока окрестностей, а сына – неудержимая фантазия. Всем так понравилось, что решили собраться вновь и назвать свой краеведческий клуб "Сайга".

После вечера Маша страшно расстроилась, дома забилась под папин письменный стол и горько заплакала. Сколько ни вытаскивал ее оттуда Алеша, сестрица не шла и причину тоже не говорила. Еле-еле удалось ее оттуда вытащить.

– М-меня ту-да можно? – все еще всхлипывая, проговорила наконец Маша.

– Куда туда?

– Куда вы ездили, в экспедицию...

– Вот ты о чем? Глупышка, конечно, можно. Только, понимаешь, ты никому не скажешь?..

– Что ты, что ты! Никому-никому!

– Понимаешь, там, на Сунгире, мы, я и Светланка, была такая с черными волосами, договорились быть сильными, как охотник Байо, меткими и смелыми, как мудрый Арч. Понятно? Ну, как древние люди?

– "Быть сильными, как охотник Байо, меткими и смелыми, как мудрый Арч", – повторила, как эхо, Маша. – Как интересно, Алеша!

– Тише ты! Мама услышит! Сама подумай, ну, какая ты сильная, если тебя каждый мальчишка догонит?

– Я научусь, Алеша, обязательно научусь, только возьми меня с собой на твою лыжню.

– Ладно. Слушай, вот как ты думаешь, что такое "быть смелым"?

– Это... когда, ну... это... – Подняла черные, как спелые вишенки, глаза Маша. – Это когда ты не испугаешься спрыгнуть с крыши нашего сарая.

– Смешная!

– Ну, тогда со школьной ограды?

– Вовсе нет, не в этом дело: смелый – это когда в каком-то деле человек первый, понимаешь?

Маша ничего не понимала.

– Вот ты считать не любишь, значит, математики боишься!

– Сам ты боишься, – обиделась сестренка. – Ты-то какой смелый – по письму одни тройки...

– Правильно. Но ты заметила, что я каждый вечер читаю и пишу по полстраницы? Вот увидишь! Так натренируюсь, одни пятерки пойдут. Только, чур, молчок! Тайну мудрого Арча не выдавать!

...Дверь хлопнула, послышались шаги. Это мама с работы.

– Эх, и тяжелый был сегодня день, детвора! "Забивали" в план одну цифру, а она никак не лезла.

Алеша не раз думал, что работа у мамы какая-то непонятная, из двух слов состоит: "экономист-плановик". То она цифры в план "вколачивает", то с бумажками борется, как один рыцарь (позабыл его имя!) с ветряными мельницами боролся. Но все равно на мамином отделе весь завод держится: какие завтра привезут машины, сколько для них людей потребуется, сколько удобрений завод получит за пятилетку – все ей быстрее всех известно!

Устает, конечно, страшно, и ужин, бывает, нет у нее сил готовить. Поэтому они с Машей уже давно научились чистить картошку без единого глазка, варить вермишелевый суп, кипятить чай.

"Обедали? – конечно, спросит их мама, как обычно. – Здоровы ли?"

– Обедали? – так точно и спросила она, вымыв руки.

– Нет еще, не ели, тебя ждем, – как можно солиднее пробасил Алеша. Сегодня у нас хобот мамонта по-сунгирски, эх, и мясо получилось, мам!

Володина наука – уметь самому сготовить себе пищу – не пропала даром. Да и сам Алеша пришел к выводу, что познания в кулинарии необходимы настоящему путешественнику, и археологу, конечно, тоже.

...Румяный от первого морозца вернулся с работы отец. Снежинки таяли на его пушистой шапке, каракулевом коричневом воротнике. Алеша по глазам понял, что у отца прекрасное настроение: значит, его лаборатория выполнила важное задание в срок.

– Пляши, сынок, сегодня у нас с тобой радость. Телеграмму от Олега Николаевича получил – представляешь, второе погребение на Сунгире!

Отец с сыном схватились за руки и заплясали, как летом в кругу у костра.

– И я, и я, – прицепилась к ним Маша.

– Что стряслось? – выглянула из другой комнаты мама.

– Мамуля! Второе открытие на Сунгире! Я только что получил телеграмму от профессора.

– А я-то думала: второе открытие Америки. Что же, доченька, поздравим наших ученых-археологов!

Маша долго трясла папину и Алешину руки, изображая главного поздравляющего. Решили тут же отправить профессору в Москву телеграмму из двух слов: "Поздравляем! Краевы". А потом, как только появится возможность, самим съездить к профессору, увидеть все своими глазами.

Недели через три после этого события маму ждало новое "открытие": в дневнике сына в графе русский язык она обнаружила в среду и четверг две пятерки. Что бы это значило? Дочь вернулась из школы сияющей – контрольную по математике тоже написала на пять.

– Папа, ты ничего не заметил? Уж не в космонавты ли записались наши дети?

– В космонавты, может, и нет, – потер руки Анатолий Васильевич, – а вот цель у них появилась – это точно, хотя какая, не знаю. Отсюда и все перемены, убежден в этом. Иначе хоть сто раз подряд говори и дома, и на уроке: "Не вертись, не отвлекайся, думай, учи уроки", – из этих слов мало что выйдет. Когда у человека появляется цель, смысл его жизни, все идет по-другому. Прошу тебя, мамочка ласковая, не пытай деток раньше времени: сами все расскажут.

После школьных соревнований по лыжам Алеша принес домой мясорубку приз за первое место. Маше, правда, ничего не досталось, но с тех пор она увязывалась за братом постоянно, и скоро он уже не представлял себе прогулки на лыжах без ее старательного сопения сзади.

– Алеша, тебе сегодня письмо! – показала мама на пухлый конверт на столе.

Щеки сына вспыхнули, он схватил конверт и скрылся в другой комнате. Тайны, первые тайны...

Писала Оля. Писала много, подробно обо всем, что было на Сунгире после их отъезда.

Обнаружив первые признаки нового погребения, прокопали разведочные траншейки с четырех сторон и везде натыкались на кости ног. Сколько же ног у этого человека? Где голова? Оказалось, что это было погребение двух подростков, которые лежали голова к голове, ноги в противоположные стороны, руки вдоль тела. Оля сообщала и про самое невероятное: по словам профессора, были найдены цельные копья, сделанные из бивня мамонта. Снова нашли фигурку лошадки, на этот раз на груди у мальчика, значит, она действительно была амулетом древних людей, которые жили на Сунгире тысячелетия назад.

Алеша по три раза перечитывал каждую строчку, очень жалея, что все это произошло без него. Как все это интересно, вот бы увидеть собственными глазами!

Лисонькой вошла Маша:

– Ты что читаешь? Расскажи, про что тебе написали?

– Ты не поймешь!

– Ну, пойму, Алеша, почитай!

– Ладно, слушай, что написали Оля и Игорь Петрович... Но, чур! – не вертеться.

– "Жил-был один мальчик по имени Тхо. И однажды он решил пойти на охоту один. Хватит! Он больше не станет дожидаться, пока у него появится пушок над верхней губой и его примут в круг взрослых охотников. Он сам слышал, как отец говорил мужчинам рода, что его сын уже видел двенадцать лет и двенадцать зим. Сколько можно еще ждать? Тхо и так не хуже самого смелого охотника рода распознает следы оленя, песца, зайца. А копье? Его копье точно летит в цель еще с прошлого лета. А как он бегает? Ветер отстает от него, когда Тхо несется по тропе.

Едва блеснул первый луч, как мальчик Тхо выскочил из душной, обвешанной шкурами хижины. Глаза его, синие, как дальние озера, горели решимостью, щеки алели. Он торопливо засунул за пояс кремневый нож, когда услышал ласковый голос матери:

– Куда ты так рано, сынок?

Тхо помолчал. Не мог же он сказать, что решил один, не дожидаясь, пока вернутся взрослые охотники, попытать счастья.

– Я здесь недалеко, мама, – ответил Тхо, глядя в землю, – может, поймаю зайчишку, мы уже давно не ели мяса.

– Ты хорошо придумал, мой сын, давай я соберу твои волосы в пучок, чтобы они не мешали тебе в лесу.

Тхо, как и все мальчишки, ужасно не любил, когда мать причесывала его, но сейчас он покорно наклонил голову. Мать перебирала густые, черные волосы сына, и глаза ее светились радостью, губы шептали добрые напутствия.

– Воды осталось совсем немного, сын.

Тхо обнял ее, схватил большую шкуру, сшитую с двух сторон жилами, и побежал к ручью. Недаром прозвали ручей "Сунги", что на языке рода Лошади означало "Прозрачная слеза".

Набирая воду, Тхо любил наблюдать, как из самой земли упругими водяными кольцами булькают холодные струи. В глубокой ямке песчинки оседают, и тогда черпай прозрачную струю. Пей!

Сейчас Тхо быстро набрал воды, вскинул кожаный мешок на плечо и бегом припустился назад. Мать удивилась: сын так скоро вернулся! Сердце ее наполнилось гордостью – расторопным и заботливым растет Тхо!

Она долго смотрела ему вслед, любуясь его ладной фигуркой с широкими плечами, узкой талией, крепкими ногами. Как ловко он несет копье!

Осторожно, чтобы не спугнуть даже птицу, Тхо стал пробираться к реке, туда, куда звери обычно приходят на водопой. Вдруг на песке он увидел след, который никогда раньше ему не встречался. Чей? Кто это?

Сердце мальчика замерло от волнения – это же следы Хозяина Леса! Он хозяин всех охотничьих троп, зверей и птиц. Тот, кто первый увидит след Хозяина Леса, по обычаю рода должен идти к нему и просить разрешения на охоту в этих местах. Тхо первый увидел след! Он добьется разрешения охотиться в этих местах, и тогда его род выдержит эту студеную долгую зиму.

Если Хозяин Леса встретит враждебно, то это значит – он вызывает на бой. Пусть будет и так, Тхо не боится! Он отстоит землю своего рода!

Следы тянулись по берегу реки. Сколько Тхо прошел, он не помнил. День, ночь... Спал где придется: на дереве, в ямке. На третий день на крутом обрыве он увидел пещеру. Наверное, это и есть жилье Хозяина Леса? Мальчик стал карабкаться по узкому карнизу, держась за еле видные выступы. Когда он заглянул внутрь пещеры, там кто-то шевельнулся. Тхо отвел голову от ямы, припал к замерзшей глине и прислушался. Тихо. Все ему только померещилось? Немного подождав, он ловко перебрался через последний выступ и нырнул в темноту пещеры.

– А-а-а! – раздался крик, какое-то маленькое существо отпрыгнуло к другой стене.

Тхо прижался к камню. Кто это? Глаза привыкли к темноте, и Тхо увидел, что за каждым его движением следят два блестящих огонька.

– Я – Тхо! – громко сказал мальчик, ткнув себя в грудь. – Кто ты?

В ответ снова шорох! От стены отделилась фигурка, худенькая, с черной шкурой на плечах. Они разглядывали друг друга настороженно и пристально.

– Я – Тхо! – спокойно повторил мальчик свое имя. – Ты кто?

– Лу-ма, – дрожащим голосом произнесло создание, и Тхо понял, что это девочка.

– Как ты здесь оказалась? Где твой род? Мать?

Из всех вопросов она поняла, кажется, только последнее и неопределенно махнула рукой куда-то в сторону. Она заблудилась? Пошла собирать коренья и заблудилась? С ее шкуры стекает вода. Плыла по ледяной реке? Застыла. Надо добыть ей тепло?!

Со всей силой, на которую был способен, Тхо стал ударять два кремня, захваченные с собой. Наконец искорку удалось уловить, кусочек мха вспыхнул, мальчик успел подсунуть сухую ветку, желтый язычок лизнул свою пищу, пламя запылало, осветив мрачную пещеру.

Они вместе насобирали сухих листьев, прутьев. Кто-то уже бывал здесь до них...

Они присели, девочка протянула к огню озябшие руки. Грозный рев потряс пещеру: огромный зверь застыл у входа. Он разорвет их!

– О! Хозяин Леса, – начал Тхо, – позволь роду сунгирей охотиться там, где мы охотимся сейчас.

Пещерный лев изогнулся к прыжку, но промедлил миг, пораженный громким звуком человеческого голоса.

Лума с криком метнулась к костру и бросила в морду зверя горсть горящих углей.

Гибкое тело льва вытянулось в прыжке, но, едва лапы коснулись земли, Тхо проткнул ему горло своим боевым копьем. Зверь зарычал, рухнул, подмяв охотника. Тхо ударился головой о камень и потерял сознание. Волосы его откинулись прямо в костер.

Дикий крик Лумы снова пронзил тишину, девочка убежала в глубину пещеры, оттуда слыша хрипение обессиленного льва и тихие стоны Тхо. Наконец все стихло. Лума прокралась, держась за стену, к выходу. Голова льва и Тхо лежали рядом. Волосы, шкура на плечах мальчика тлели. Лума начала отгребать от него угли, обжигая руки.

Тхо очнулся, открыл глаза и недоуменно обвел взором пещеру. Где он? Что с ним? Мама?.. Пещера... Девочка... Лев.. Тхо почувствовал, что по шее у него течет что-то липкое, и понял, что вместе с кровью из него выходит жизнь. Что будет с девочкой? Как она выберется отсюда? Собрав последние силы, он приподнялся на локтях, высвободился из объятий пушистых тяжелых лап, подполз к выходу. Лума следовала за ним, внимательно следя за каждым движением.

– Я победил Хозяина Леса. Земли перейдут навсегда сунгирям! Как сообщить им об этом? Иди туда, туда. – И он показал на север. – Там мой род, мать, иди!

Лума смотрела на него во все глаза и не могла понять, что он хочет. Уйти? Но он не может идти, и она останется здесь. Лума покачала головой из стороны в сторону: нет!

– Иди, иди туда, – говорил Тхо, – возьми... – И он глазами указал себе на грудь. Там на кожаном шнуре была прикреплена фигурка лошади. Тхо приподнял голову, и Лума осторожно сняла с его шеи амулет. Какая красивая лошадка! – Иди туда, – снова еле слышно прошептал Тхо, – там мой род Лошади Сунги...

Силы совсем оставили его, больше он не сказал ни слова.

Долгое время Лума сидела молча, глядя на заострившееся, бледное лицо мальчика. Почему он молчит? Откуда пришел? Зачем? И если бы не он... Лума вздохнула, ей показалось, зверь шевельнулся и сейчас. Но вокруг было оглушительно тихо. Куда он махнул рукой? Лума выглянула из пещеры бескрайнее болото тянулось до горизонта... Костяная фигурка болталась у нее на шее и словно напоминала ей слова Тхо: "Иди туда!" Лума осторожно встала на карниз и медленно начала спускаться вниз. Несколько раз она поскользнулась, но была так легка, что сумела удержаться за еле видные зацепки. Так почти отвесная стена была преодолена. Ноги ее ступили на застывший песок, и девочка пошла вниз по реке. Земля уже затвердела. Редкие снежинки летали в воздухе. Два дня и ночь брела Лума. На третий день увидела столб серого дыма далеко на горизонте. Это они, это его род? Лума присела, поискав вокруг себя ягоды. Она так ослабла за эти дни, что не могла шевельнуться. Закутавшись в шкуру, прилегла отдохнуть у большого камня.

Здесь ее и нашел охотник из рода древней Лошади, смелый Або. Он подхватил обессилевшую пришлую девочку на руки и принес на стоянку. Пораженные сунгири, стоя полукругом, рассматривали ее. У девочки начался жар, она металась на шкуре, твердя всего одно понятное им слово: "Тхо! Тхо!"

– Она знает, где мой сын, – с запавшими от горя глазами прошептала мать Тхо, увидев на груди девочки костяную лошадку. – Амулет моего сына!

Баги, мать Тхо, привязала девочку себе на спину широкой шкурой и тронулась в путь. С ней пошли еще трое охотников.

От ритмичного покачивания при ходьбе девочка успокоилась, пригрелась и заснула. И шли они день, и шли они ночь, и снова день... Наконец оказались у отвесной скалы обрыва. Охотники и Баги присели отдохнуть. Девочка молчала, жар у нее так и не прекратился. Куда идти дальше? И вдруг смелый Або под острым гребнем обрыва увидел пещеру.

Они вскарабкались в пещеру.

Баги вскрикнула: ее Тхо и зверь лежали рядом! Он погиб, ее мальчик, но победил самого Хозяина Леса. Им не надо больше никуда уходить. Теперь сунгири хозяева этих мест! О, ее бедный сын! Ее храбрый Тхо...

– Он победил злого Хозяина Леса, мой мальчик! – услышала она себя.

– Тхо держался как настоящий охотник, – отнял ее за плечи от сына смелый Або. – Мы похороним его так же, как похоронили Арча, самого мудрого человека рода сунгирей.

На лице Лумы пылал румянец, яркий, как последние лучи заходящего солнца. Она уже никого не видела, губы ее запеклись от жара и еле слышно шептали:

– Мама, мама! Пить, пить!

– Або, – взяла себя в руки Баги, – ты должен найти ее род, ее мать! Торопись же, они не должны быть далеко.

И смелый Або тут же исчез в выходе пещеры.

Мать Баги наклонилась к девочке и не услышала ее дыхания. Луму уже нельзя было спасти.

Баги целый день и ночь ждала возвращения Або.

Вот внизу под пещерой раздались голоса. Охотники спустили веревку из жил, ее подхватила внизу сильная женщина с белыми волосами. Она кошкой взметнулась вверх.

– Лума, моя Лума! – закричала женщина и бросилась отогревать дыханием уже холодные обгорелые ручонки, потом упала на тело дочери и плечи ее задрожали от рыданий.

Баги, охотники стояли в оцепенении. Их поразило случившееся, и они не заметили, как люди с копьями и лисьими хвостами на шапках поднялись к ним. Або огляделся, он увидел, что самый крепкий, обвешанный лисьими хвостами на поясе и на плечах человек манит его рукой.

Потрясенные храбростью человека из рода сунгирей, лисьи хвосты почтительно склонили головы перед маленьким охотником. Баги долго толковала матери Лумы, что, если бы не ее дочь, они никогда не узнали бы, куда исчез мальчик. Без нее он не победил бы зверя. Наконец та поняла, в чем дело. Женщины обняли друг друга за плечи, и это стало знаком для всех, что сунгири и лисьи хвосты будут жить в дружбе.

Вдоль реки двигалась цепочка людей. Их было не больше десяти. Впереди шел Або и вместе с другим охотником нес на шкуре бездыханного Тхо, само имя которого означало "Теплое дыхание". Рядом с ним брела, опустив голову, Баги.

За ними осторожно ступала мать Лумы с девочкой на руках. Она все еще не могла поверить, что ее дочь никогда больше не откроет глаза, и несла ее бережно, как живую. За ней шел Большой Рыжий Хвост, – так звали главного охотника ее рода.

Детей похоронили с почестями, которых удостаивалась только старейшая мать рода и мудрый Арч, научивший их распрямлять бивни мамонта, размягчив их в золе.

Место выбрали рядом со стоянкой на высоком мысу, с двух сторон омываемом водой реки и ручья.

Вырытую в земле могилу обильно посыпали охрой. Детей положили голова к голове, чтобы подчеркнуть, что теперь мысли двух родов, сунгирей и лисьих хвостов, едины. Ноги указывали на противоположные стороны, откуда пришли оба рода. Сунгири – с северо-востока, лисьи хвосты – с юго-запада. Старейшая мать рода сунгирей положила Тхо символ своей власти – костяной диск с хвостами песцов, надетый на дротик, а под левое плечо фигурку мамонта. Штаны и куртку мальчика расшили бусами. Эту одежду Баги готовила к дню, когда ее сына посвятят в настоящие охотники. Накидку из меха песца скрепили на груди длинной заколкой. Рядом с Тхо положили мужское копье из цельного бивня мамонта, подчеркивая храбрость, силу мальчика и то, что он поступил как взрослый охотник. Он заслужил родовое копье сунгирей.

Маленькую Луму одели по-сунгирски. И ей за мужество положили женское родовое копье сунгирей – тоже из цельного бивня, только немного поменьше. Одежду ее украсили бусами, меховое покрывало тоже скрепили на груди изящной заколкой. Сверху положили лисий хвост, знак ее рода. Тхо на грудь лег амулет его рода – костяная фигурка лошадки. И на Тхо, и на Луму бросили когти убитого зверя.

Землю посыпали охрой, набросав небольшой холмик.

Когда с погребальным обрядом было покончено, сунгири и лисьи хвосты ушли вместе: не полагалось тревожить сон уснувших навсегда суетой жизни живых.

Вновь рожденное племя покинуло стоянку.

...Так на севере Русской равнины, вблизи холодного дыхания ледника, родилось новое племя, и ему уже не страшны были холод, дикие звери. Их, людей этого племени, стало много. Они стали втрое сильней и уже не боялись опасностей, которые подстерегали их в суровом и таком малознакомом им мире".

...Маша, с полными слез глазами, грустно посмотрела на брата.

– Леша, расскажи снова эту сказку, может, они останутся жить?

– Это не сказка, по-научному ги-по-те-за называется, ну, предположение такое. Его еще нужно доказать, поняла? И нам надо до всех этих доказательств докопаться.

ДЖОН БЕЛАД: "ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!"

Прыжок через океан в поисках истины.

Сунгирцы распрямляют бивень мамонта.

"Утка" превращается в лошадку

Нет, эту заведомую ложь русских он просто не в силах вынести. Джон Белад в раздражении свернул газету. Утверждают, что они нашли стоянку там, где, он убежден, во времена палеолита был сплошной ледник. По их сообщениям получалось, что люди жили на самом леднике! Цивилизация, культура так далеко на севере? Этого не может быть! Древний человек не поднимался на Русской равнине выше пра-Дона и Средней Оки – вот истина. Зачем ему лезть было в стужу, в голод, в болотистую тундру?

Все это выдумки русских, но он не такой, чтобы этому верить! Он сам разоблачит их. Семнадцать часов полета, прыжок из Америки через океан, и он уже в Европе! Ради истины он готов на все, несмотря на свои шестьдесят.

Позвонили, и почтальон передал красивый узкий конверт. Приглашение на симпозиум археологов по палеолиту.

Весьма кстати, возможно, там он встретится с русским археологом, автором сверхновой версии.

Прямой, голова гордо посажена на широких плечах, Белад вошел в самолет походкой человека, уверенного в себе. Поглядывая куда-то вдаль, подправил на переносице оправу больших очков. Бросив в сетчатую полку над головой портфель, пристроил к ручке кресла темную трость с инкрустацией из слоновой кости и занял свое место.

Не удостоив взглядом остальных пассажиров, он достал блокнот, и "вечное перо" его бойко забегало по белому листку: за время полета Белад решил набросать свое выступление. Где-то в самом начале, после приветствий, он скажет, что древнейшая культура так далеко на севере, несмотря на всю заманчивость этого предположения, остается под вопросом. Конечно, он ни в коей мере не склонен не доверять своим уважаемым коллегам, но нужны доказательства. Последнюю фразу Джон зачеркнул: не надо так откровенно.

Перо летало по белому листку. Белад то откидывался назад, поглядывая на блестящий потолок, то судорожно строчил с видом охотника, настигающего крупного зверя. Он то прятал ручку в левый верхний карман пиджака, то вдруг, как оружие, выхватывал ее снова: "Эту небылицу, эту "утку", как верно называют журналисты любое фальшивое сообщение, надо разоблачить. И сделаю это не кто иной, как я".

Под крылом в багряных лучах заката сказочным белым городом вставала красавица столица.

...Стоя у окна актового зала высотного здания университета, Белад был занят своими мыслями. С пятнадцатого этажа ему открылся превосходный вид на зеленые кварталы, мосты, широкие улицы, но Джон ничего не замечал: он ждал выступления русского профессора. И когда тот начал говорить, старался уловить в наушниках каждое слово переводчика: да, да, далеко на севере Европы, на Русской равнине, открыта палеолитическая стоянка под названием переводчик произнес это слово по складам – Сун-гир-р-р-рь.