Текст книги "Снег идет"

Автор книги: Любовь Воронкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Приключения с киселём

Вылезли наверх. Запыхались.

– Давай ещё разок скатимся? – сказала Алёнка.

Но Таня вдруг всплеснула руками:

– Ой! А кисель-то где же?

Горшка с киселём не было. Была только ямка в снегу.

– Лучше бы мы не катались! – всхлипнула Таня.

– Это всё гуси виноваты – сбили нас с дороги! – сказала Алёнка. – Кабы не сбили, мы бы на гору не пришли…

Упала крупная пушистая снежинка прямо Алёнке на нос. Она подняла голову – никак, снег начинается?

Подняла голову и вдруг засмеялась:

– Таня, погляди наверх!

Таня поглядела. А наверху, на ракитовой ветке, висит их горшок с киселём!

– Кто-нибудь шёл мимо по тропочке и нарочно повесил!

Подружки обрадовались, да рано. Нашли свой кисель, а достать не могут – очень высока ветка. Они стали друг друга подсаживать, но только кряхтели да падали в снег. Хотели нагнуть ветку – силы не хватило. Ветка толстая, не гнётся, только иней с неё валится на голову.

– Знаешь что, Таня? – сказала Алёнка. – Пойди в деревню, позови кого-нибудь… Может, Юрку…

– А ты?

– А я отнесу солому и буду здесь стоять. Буду стеречь.

– Будешь стоять?

– Буду.

– А если замёрзнешь?

– Всё равно буду стоять.

Таня приподняла полы своего синего пальтеца и побежала по тропочке в деревню.

А Алёнка отнесла в сарай снопы и вернулась под большой ракитовый куст, на котором висел горшок с киселём.

Небо между тем побелело, потускнело. На сугробах уже не играли острые огоньки, и лёд на горе уже не сверкал так ярко. А снежинки всё гуще падали, всё веселей кружились.

Алёнке стало зябко. Снизу, из овражка, начинало подувать, начинало завихривать. Однако взялась Алёнка стоять, значит, стой!

Но Алёнка ждала недолго. Таня уже шла к ней на выручку, а с ней – тётка Марья Бубенцова. Тётка Марья шла за водой на реку. Она нагнула ракитовый куст и сняла горшок с киселём.

– Это скотник дядя Павел повесил, я знаю, – сказала тётка Марья. – Он в сарай за соломой ходил, увидел ваш узелок да и подшутил над вами!

Таня и Алёнка сразу повеселели. Они опять взяли свой узелок: Таня с одной стороны, Алёнка – с другой. И пошли в ригу, понесли Таниной матери овсяный кисель.

Подруги шли, а ветер подгонял их. Он теребил их пальтишки, закидывал на головы концы платков. Снег стал густым, совсем завесил и небо и землю. А тут уж и темнеть начало. Сквозь снег и сумерки едва разглядели ригу.

Под навесом риги, за соломенными заслонами, колхозницы мяли лён.

Мягко и ровно тарахтел трактор, негромко рокотала мялка.

Работа шла спорая. Одна колхозница разбирала большие пуки льна по горстям. Другая подавала эти жёсткие прямые горсти в мялку. Третья принимала их из мялки уже мягкими, мятыми и складывала в кучку. А остальные колхозницы трепали лён, выколачивали из него костру. И костра эта – сухие мелкие обломки жёстких стеблей – летела вокруг, словно белая придорожная пыль.

Около самой стены топорщились жёсткие пуки льна, ещё тёплые, только что вынутые из риги.

– Батюшки мои! – сказала Танина мать, приостанавливая работу. – Это вы откуда взялись? В такую-то непогодь!

– Мы тебе кисель принесли, – сказала Таня. – Полдничай!

Все колхозницы засмеялись: ужинать пора, а они с полдником! И Танина мать засмеялась тоже.

– Какие же полдники – уж вечер на дворе. Что же так поздно вас послали?

– Да нас давно послали… – сказала Таня.

– А где ж вы были?

– Да мы всё шли…

– У вас небось, пока шли, и кисель-то льдом подёрнулся! – сказала соседка Татьяна.

А соседка Катерина сказала:

– Ничего, что льдом подёрнулся. Не дорог кисель – дорога забота!

– Ну, отдохните – видно, далёкий у вас путь был, – сказала мать. – А мы сейчас последний лён домнём и пойдём домой все вместе. А дома тогда уж и кисель съедим.

Часто-часто замелькали в её руках льняные горсти, посыпалась, полетела сухая костра. Таня глядела, как длинные льняные стебли становились всё мягче, всё чище, превращались в серебристое светлое волокно.

Алёнка и Таня пробрались поближе к самой риге, к тёплой бревенчатой стене, к открытой дверце.

В глубине риги было темно. Круглый фонарь, повешенный наверху, слабо освещал длинные частые жерди-колосники. На эти жерди насаживают снопы – и ржаные, и овсяные, и льняные, – когда чей черёд. А внизу, под колосниками, топят большую печь, и снопы сохнут.

Сухую рожь и сухой овёс легче молотить. А сухой лён мять легче.

Из тёмной глубины риги дышало теплом и крепким запахом просохшего льна.

– Слазить бы туда, а? – прошептала Таня.

Но Алёнка даже отодвинулась от дверцы:

– Нет уж! Провалишься, да прямо в печку!

– А всё-таки посмотреть бы, а? Вот как дядя Иван Таланов полезет печку топить, и я с ним попрошусь!

– Много там ещё льну-то? – спросил кто-то. – А то уж темно становится.

– Девчонки, есть там лён на колосниках? – крикнула бригадирша тётка Дарья. – Видно вам или нет?

– Видно! – ответила Таня. – Все колосники видно, а льна – ни одного снопа нету!

– Ну тогда давайте поживей, – сказала тётка Дарья. – Давайте поживей, да и домой. Теперь немного осталось.

Ещё чаще застучала мялка, ещё гуще, полетела костра, ещё веселей замелькали длинные льняные горсти.

Колхозницы домяли лён и пошли домой. И Таня с Алёнкой пошли с ними.

Снежный ветер летел им навстречу и сбивал с дороги. Тогда мать распахнула своё широкое пальто и накрыла одной полой Таню, а другой – Алёнку. Идти втроём было тесно, но зато тепло и весело. Таня кричала:

– Ку-ку!

Алёнка откликалась ей, а мать смеялась:

– Я с вами, как наседка с цыплятами. Цыплята, как озябнут, – сейчас к курице под крылья. Так и вы у меня!

В гостях на скотном

На другой день в сумерки Таня и Алёнка возвращались с горы и волочили свои большие салазки.

– У меня в валенках снегу полно, – сказала Алёнка.

– А ты вытряхни, – посоветовала Таня.

– Да как я вытряхну? Он там растаял, вода хлюпает.

Они шли мимо скотного двора. В сторожке на скотном светился огонёк и над крышей поднимался дым.

– Ваш дедушка печку топит, – сказала Алёнка, – вон дым из трубы идёт.

– Пойдём к дедушке, – сказала Таня. – Твои валенки посушим.

Подружки подошли к окну и постучались. Дедушка отворил дверь.

– Ах, батюшки! – сказал он. – Да ко мне, никак, гости пришли!

Дедушка ночевал в сторожке на скотном дворе – он сторожил по ночам скотину. Глядел, чтобы какой-нибудь бык с привязи не сорвался. Или коровы не забодали бы друг друга. Или не вздумал бы забрести волк из лесу в глухую зимнюю ночь.

Дедушка топил в сторожке печку, чтобы не холодно было ночевать. Алёнка как вошла, так сразу сняла валенки и поставила их к огню сушиться. А потом все трое – дедушка, Таня и Алёнка – уселись перед огоньком на лавочке.

– Дедушка, – сказала Таня, – а ты не боишься ночевать один?

– А я разве один? – сказал дедушка. – У меня здесь скотины полон двор.

– Ну, всё-таки это не люди же!

– Ну, положим, не люди. Только чего ж мне бояться?

– А если волк? – сказала Таня.

Дедушка кивнул в угол:

– А ружьё на что?

– А если медведь? – робко спросила Алёнка.

Дедушка усмехнулся:

– Ну и что ж? Пусть приходит. Поможет мне за скотиной смотреть… Да вот, слышно, кто-то уже бродит под окнами.

Алёнка живо подобрала ноги на лавку. А Таня вскочила и подбежала к окну.

– Где медведь?

За окном и правда мелькнула чья-то тень, и кто-то толкнулся в дверь. Алёнка вскочила на лавку:

– Ой, дедушка, не открывай!

А Таня, вглядевшись в темноту, сказала:

– И правда медведь! Ох, страшный! Чёрный какой!

Она говорила, а сама поглядывала на Алёнку и тихонько посмеивалась.

Дедушка открыл дверь и сказал:

– Кто здесь?

Знакомый голос ответил:

– Это я!

И в избушку вошёл Дёмушка.

– У, Дёмка-Ерёмка! – крикнула на него Алёнка. – Ходит по ночам, только всех пугает!

Но дедушка сказал:

– Ну, полно, полно! Что ты на него кричишь? Сами себе медведя придумали, а парень виноват.

Все снова уселись против печки. Грелись, разговаривали. Таня сняла пальто, сбросила платок. Алёнка развязала свой голубой полушалок, положила его на плечи. Дёмушка тоже снял треух и распахнул шубёнку. Щёки у всех раскраснелись от огня. А валенки Алёнкины сохли так, что даже пар от них шёл.

– Дедушка, а ты настоящего медведя видал? – спросила Таня.

– Медведя-то я никогда не видал, у нас они не водятся, – сказал дедушка, – а вот огненного змея видел.

Таня быстро поглядела на дедушку:

– Дедушка, правда?

Алёнка опять подтянула ноги на лавку, а Дёмушка так и уставился на деда любопытными глазами.

– Правда, видел, – сказал дедушка.

И рассказал такую историю:

– Это случилось давно. Жаркое в тот год лето стояло, засушливое. Всё попалило. Надо пахать, а земля – как камень, плуг не врежешь. Тогда мужики придумали: будем пахать ночью. Ночь была светлая, всё видно. А пахал я недалеко от болота – вон там, за поляной. Вот пашу я, пашу. Вдруг лошадь у меня остановилась. Я говорю: «Ты что, Серый?» А Серый храпит, ушами прядает – испугался чего-то. А чего испугался, и понять не могу. Но тут я гляжу – всё поле осветилось. Поднял глаза – а он и летит…

– Ой! – прошептала Алёнка и обхватила Дёмушку за плечи.

А Таня спросила:

– А какой он? С крыльями?

– Нет, не с крыльями, – сказал дедушка, – а так, летит по небу огненная змейка, летит, извивается. Пролетела и скрылась за лесом. Ну, тут и я заодно с конём испугался, поворачиваю Серого – и домой!

Дедушка помолчал, покурил. А потом сказал:

– А уж после-то я сам над собой посмеялся. Это, оказывается, такая молния была… Говорят, такие молнии в жару над болотом бывают. А я тогда ещё молодой, мальчишка был и ничего этого не знал, вот и убежал с поля.

Таня перевела дух, и Алёнка спустила ноги со скамьи.

– Значит, это не змей был? – спросил Дёмушка.

Таня сказала:

– Ну и хорошо, что не змей. А то чего им, змеям, по небу летать!

Пока дедушка рассказывал, Алёнкины валенки высохли. Алёнка надела их – и сразу тепло ногам стало! На улице совсем стемнело. Дедушка взял фонарь:

– Пойти скотину поглядеть.

Дедушка шёл с фонарём между стойлами. А ребятишки – за ним.

На скотном было тихо и дремотно. Коровы – рыжие и пёстрые – лежали в своих стойлах, жевали жвачку, вздыхали в полусне, шуршали соломой. Дедушка подошёл к большому быку, посветил на него:

– Спишь, Рыжик?

Бык сонно посмотрел на дедушку. Голова у него была лобастая, с белой звёздочкой, прямые рога торчали в стороны. Он добродушно засопел и тихонько промычал в ответ.

– Ну спи, – сказал ему дедушка, – а мы ужинать пойдём.

Дедушка зашёл в сторожку, поставил фонарь на окошечко, загрёб в печке угли, закрыл её заслонкой. А потом они вышли все вместе на улицу, взяли салазки и пошли ужинать.

Что случилось у житницы

Утром Таня только вышла на улицу, а уж Алёнка ей навстречу:

– Что такое всё трещит и трещит около житницы? – спросила она. – Веялка, что ли?

– А пойдём посмотрим, – сказала Таня.

Они пришли к житнице. А там уже все ребятишки собрались. И Дёмушка тут, впереди всех стоит и смотрит.

Около житницы и в самом деле стояла машина – новенькая голубая веялка-сортировка. Колхозники сортировали овёс. Кладовщик и председатель взвешивали овёс на больших весах и засыпали в сортировку. А сортировку вертел Серёжа Таланов. Как завертит ручку, так сортировка сразу затрещит, как трещотка, – чётко, весело, по всей деревне слышно. Лёгким дымком взлетала над сортировкой пыль, а внутри, под голубой деревянной обшивкой, ровно шуршали овсяные зёрна.

Таня подошла ближе:

– Серёжа, дай покрутить, а?

– Покрути, – сказал Серёжа.

Таня взялась за гладкую ручку, подёргала, а ручка не крутится.

– Очень туго, – сказала Таня.

– Дай я помогу, – сказала Алёнка.

Они вдвоём взялись за ручку и еле-еле повернули. Сортировка затрещала, только медленно, лениво. Зашатались внутри решётки и сита, посыпался, зашелестел овёс.

– Сортирует! – обрадовался Дёмушка. – Работает! Дайте я тоже поверну!

И полез к сортировке. Но Алёнка закричала:

– Отойди! От горшка – два вершка, а тоже к машине лезет!

Тогда за Дёмушку заступились все его товарищи – и Юрка Грачёв, и Егорка, и Ваня Берёзкин. Они тоже полезли к сортировке.

– Всё вы будете вертеть! А нам когда же?

– Что, ваш, что ли, овёс?

– А ваш?

– Наш!

– А может, наш!

Серёжа уж и не рад был, что пустил ребятишек к сортировке:

– Уходите отсюда, вертельщики! Вот, налетели, как воробьи, да ещё и дерутся!

И неизвестно, кто победил бы – Таня с Алёнкой, Дёмушка со своими товарищами или Серёжа прогнал бы их всех, – но тут случилось вот что: со скотного двора вдруг выскочил бык Рыжик и с рёвом побежал по деревне. Быку надоело стоять в стойле, он бегал и рыл снег то рогом, то копытами.

Лишь только бык выскочил на улицу, ребятишек от сортировки будто ветром сдуло: все забились под житницу. Сидят там и смотрят, как рыжий бык веселится на улице.

Потом пришёл скотник дядя Павел, взял Рыжика за верёвку и повёл обратно во двор. Тогда и ребятишки один за другим выползли из-под житницы.

– Ну что, трусы, попрятались? – сказал Серёжа. – Другие взяли бы хворостину да стали бы своё добро защищать, а то: «Овёс наш! Овёс наш!», а сами все под житницу залезли!

Таня с Алёнкой переглянулись и отошли от житницы. И больше не стали просить покрутить ручку у сортировки… А жалко! Очень интересно она рокочет, когда вертишь ручку, а овёс внутри сыплется, пересыпается и шуршит потихоньку…

Хитрый снеговик

Ребята-школьники сложили на выгоне огромного снеговика. Колхозницы ходили на колодец и смеялись:

– Вот какой дядя стоит! Ночью испугаешься!

– Давай мы тоже снеговика сделаем? – сказала Таня.

Алёнка согласилась:

– Давай. Только не страшного.

Они сделали маленького снеговика. А снеговик вышел кривой. Постоял-постоял, наклонился набок да и упал.

Таня попросила бабушку:

– Бабушка, слепи нам снеговика!

Но бабушка сказала:

– Вот только у меня и заботы – вам снеговиков лепить!

– Ну давай этого приподнимем, – сказала Алёнка.

Они стали поднимать своего снеговика, а он и совсем на куски развалился. У Тани даже слёзы брызнули.

Дедушка вышел во двор колоть дрова.

– Вы чего насупились? – спросил он.

– Снеговик не выходит, – сказала Таня, – разваливается!

– Вот это беда так беда! – сказал дедушка. – Придётся вам помочь.

Они все втроём – Таня, Алёнка и дедушка – скатали ком, большущий-пребольшущий!

Потом скатали ком поменьше. Потом совсем маленький.

Дедушка на большой ком положил ком поменьше, а наверх – самый маленький. Вот и получился снеговик.

– А теперь вы нарядите его, – сказал дедушка, – шапку ему наденьте, глаза ему сделайте! А я пойду дрова колоть.

Таня и Алёнка до самых сумерек наряжали и прихорашивали своего снеговика. Сделали ему глаза из угольков, вместо носа воткнули еловый сучок, на голову надели дырявое решето. И очень ему радовались.

Таня пришла домой, когда уже совсем стемнело. Она так устала, что даже забыла положить свои варежки в печурку. А варежки были совсем мокрые.

За ужином Таня всё рассказывала про снеговика. А потом легла спать в свою тёплую постель, сунула ноги к тёплой печке, подложила руку под щеку и закрыла глаза.

Тихо-тихо было в горнице. Тихо-тихо было на улице. Вдруг Таня слышит – скрипят по снегу чьи-то неуклюжие шаги.

Она поглядела в окно – на улице светит чистый месяц. А мимо окна идёт её снеговик; решето сдвинул на ухо, палкой подпирается и шагает – скрип-скрип… хруп-хруп…

«Куда пошёл! – закричала Таня. – Зачем уходишь? Что ж, нам теперь другого лепить?»

А снеговик идёт да идёт. И даже не оглядывается. Так и ушёл куда-то по светлой снежной дороге…

Утром Таня, как только проснулась, так сразу и вспомнила, что случилось.

– Ты что это сегодня ночью кричала? – спросила у неё мать. – Сон, что ли, страшный приснился?

– Не сон, – насупясь, сказала Таня. – У нас снеговик со двора ушёл…

– Снеговик ушёл? – удивилась мать и засмеялась. – Ну и выдумала ты, дочка! Вон он стоит, твой снеговик. Куда он денется?

Таня подбежала к окну, а окно совсем заморожено, и ничего сквозь него не видно. Тогда она живо оделась и выскочила во двор. Снеговик стоял на том же самом месте, где и вчера!

Таня обрадовалась.

– А, вернулся! – сказала она. – Ну и хорошо. А ты всё-таки скажи: зачем ты ночью уходил?

Но снеговик задумчиво глядел куда-то своими угольками и ничего не отвечал Тане.

Баня

Таня и Алёнка играли в жохи. Жохи им сделал дедушка. Он взял гладкую ольховую палочку, разрезал на ровные кусочки, а потом каждый кусочек расколол пополам.

Вот и получились жохи.

А играют в них так. Возьмут в горсть и бросят на стол. Одна палочка ляжет на плоскую сторону – это жох. Другая ляжет на горбатую – это ничка. И нужно щелчками выбивать: жохом в жох, а ничкой в ничку. И при этом ни одной другой не задеть и не пошевелить.

От усердия подружки взгромоздились на табуретки с ногами. А иногда, чтобы ловчее бить, совсем ложились на стол. Алёнка била потихоньку, жохи у неё ходили вяло и останавливались на полпути. А у Тани жохи даже со стола летели и вместо одного сразу пять жохов сбивали. И кон тянулся долго, потому что обе проигрывали.

Девочки и не заметили, как засинело в окнах. Мать пришла с работы.

– Со льном разделались, – сказала она, – весь обтрепали. А пыли-то сколько!

Она сняла полушалок и вытрясла его в сенях. Таня поглядела на неё:

– А у тебя и на волосах пыль! И на бровях тоже!

– Ступай-ка в баню, – сказала матери бабушка, – сегодня с утра баню топят. И Татьяну с собой возьми.

– Нет, не пойду я! – закричала Таня. – На мне пыли нету! И мне некогда – я в жохи играю!

– Да ведь сегодня суббота, всё равно надо в баню идти, – сказала мать.

– Я потом пойду, с бабушкой!

– А бабушка поздно пойдёт, после всех.

– И я после всех.

– Ну, иди с бабушкой, – сказала мать.

И ушла в баню.

Совсем синими стали окна, только морозные серебринки светились на стёклах. Подружки доиграли кон, оделись и убежали на улицу.

– Куда это, на ночь глядя! – закричала им вслед бабушка. – Смотрите, недолго!

Но Таня ничего не ответила, будто не слыхала.

Девочки побежали на пруд, покатались с маленькими ребятишками с ледяного бугра, поиграли в снежки. Потом сбегали к Алёнке домой – посмотреть новый календарь с картинками, который недавно привезли из города.

И, когда уже совсем стемнело и затихло на улице, а в окошках засветились огоньки, Таня пошла домой.

Уж теперь-то ей бани опасаться нечего: бабушка, наверное, пождала-пождала да и ушла одна.

Но не успела Таня порог переступить, а бабушка ей навстречу:

– А! Как раз вовремя! Пойдём скорей, банька нас с тобой заждалась совсем.

– Куда идти? Уж ночь наступила, спать надо! И зачем только эти бани строят!

Но бабушка взяла её за руку и повела. И разговаривать не стала.

Колхозная баня была новая, большая. Она стояла среди сугробов, у самой речки. Узкая глубокая дорожка вела к ней, а недалеко от крыльца чернела прорубь, чтобы поближе в баню воду таскать.

В бане уже никого не было – Таня с бабушкой пришли позже всех.

Лавочки в бане были белые-белые, начисто промытые. От печки так и несло жаром, над большим котлом поднимался пар к потолку, а на потолке собирались крупные капли и падали вниз сквозь пар прямо на Таню. И Таня каждый раз кричала:

– Ой, бабушка! С потолка дождь идёт!

Таня мылась и плескалась в деревянной шайке и не боялась проливать воду на пол, потому что пол и так был залит водой.

– Бабушка, а можно я на полок влезу? – спросила Таня.

– Ну что ты! – сказала бабушка. – Там жарко, угоришь.

Но Таня всё-таки полезла. А на лесенке остановилась. На полке в жарких сумерках что-то чернело, притаившись в углу.

– Бабушка, – сказала Таня шёпотом, – а на полке у нас кто-то есть… Вроде барсук…

– Ну, какой там барсук! – сказала бабушка. – Все барсуки теперь в лесу, в норках спят!

– А может, он из норы-то выскочил – да сюда, погреться?

Таня поднялась на одну ступеньку. Потом на другую. И вдруг засмеялась.

– Бабушка, а это веник! – закричала она. – Это просто веник там у стенки притаился! А я думала – может, барсук…

Таня стащила с полка мокрый, распаренный веник. Бабушка покачала головой:

– Вот какой у тебя барсук-то лохматый! Дай-ка его сюда, я тебя попарю.

Бабушка вымыла Таню и сказала:

– Ну, одевайся, домой пойдём.

Но Тане уже не хотелось уходить:

– Подожди, бабушка, дай мне ещё помыться!

– Вот ведь ты какая у нас поперешная, – сказала бабушка, – в баню зовут – не идёшь, из бани зовут – тоже не идёшь!

Бабушка закутала Таню в большую шаль. Они шли по узкой тропочке, снег хрустел, и большие морозные звёзды мерцали сквозь кусты.

Когда Таня и бабушка вошли в избу, дед сказал:

– Ну, вот и наши из бани идут. С лёгким паром вас!

Таня выбирает ёлку

Один за другим проходили зимние дни – то вьюжные, то снежные, то морозные и румяные. И с каждым днём всё ближе да ближе подходил Новый год.

Как-то раз Таня пришла с улицы с громким плачем.

– Ты что? – спросила бабушка. – Руки отморозила?

– Я не отморозила руки! – прорыдала Таня.

– Ну, тогда что же? Мальчишки отколотили?

– Нет, не отколотили!

– А тогда что же стряслось?

– В школе ёлку будут делать… А нас не возьмут… Говорят – до школы далеко, маленькие замёрзнут… А мы и не замёрзнем даже ни капельки!..

– И правда, – сказала бабушка, – куда вы такую-то даль по морозу потащитесь!

– Да-а! «По морозу»! А там ёлка будет вся наряженная!

– Эва беда какая! А мы возьмём да свою нарядим!

– А где она у нас?

– Вот дед поедет за хворостом да и срубит.

– А чем наряжать?

– Найдём чем.

– И Алёнку позовём?

– Конечно, позовём.

Таня вытерла слёзы и сразу повеселела. После обеда дедушка стал запрягать лошадь.

Бабушка сказала ему:

– Дед, не забудь, сруби нам ёлочку. Да получше выбери.

– Какая встретится, ту и выберу, – сказал дедушка.

Но Таня закричала:

– Ой, дедушка, ты не такую выберешь! Надо пушистенькую. И чтобы прямая была. И чтобы густая. Дедушка, давай я сама с тобой поеду, а то ты не такую привезёшь!

– Поедем, – сказал дедушка. – А замёрзнешь – не реветь.

– Не буду реветь, – сказала Таня.

И тут же забралась в розвальни.

Лошадь бежала рысью по гладкой дороге.

В лесу было тихо, деревья стояли совсем неподвижно. Они словно увязли в снегу да и заснули.

Села какая-то птица на ветку и стряхнула сверху снежок прямо Тане на голову.

– Дедушка, а ведь холодно деревьям в лесу стоять, – сказала Таня.

– Конечно, холодно, – сказал дедушка, – и вьюжно и морозно.

– А как же они терпят?

– Так вот, терпят и молчат – переживают тяжёлое время. Как и человек всё равно.

– Человек-то не молчит, – подумав, сказала Таня, – человек-то возьмёт да заплачет.

– Ну, кто заплачет, тот человек не настоящий. Настоящий человек беду молча выносит.

Таня вспомнила, как она утром плакала, и примолкла.

В лесу, около самой дороги, лежала куча хворосту. Дедушка её ещё с осени приготовил.

– Я буду хворост на сани складывать, – сказал дедушка, – а ты пока что ёлку себе выбирай.

Таня пошла по лесной дороге.

Вот хорошая ёлочка, только ветки не донизу… Вот другая, тоже хорошая, только велика очень, в избу не войдёт… Вот и третья, рядом с берёзкой, – маленькая, пушистая, прямая, как раз такая, какую Тане хотелось!

– Я вот эту выбрала, – сказала Таня.

Дедушка срубил ёлочку и положил на воз. И Таню на воз посадил. Бодро пошла лошадка, запели полозья по накатанной дороге. Таня сидела на возу и крепко держала свою ёлочку.