Текст книги "Расческа для призрака"

Автор книги: Любомир Николов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Любомир Николов
Расческа для призрака

Любомир Николов
Расческа для призрака

– Папа, а почему призраки лохматые?

– Гм… Потому что у них нет расчесок.

(Из воспитательной беседы)

За широким овалом окна удаляющаяся гроза продолжала гнуть к земле деревья. Небо над почерневшими от влаги кронами просветлело, но сверкавшие время от времени молнии превращали всю картину в негатив: небо становилось черным, а деревья, на секунду освобождаясь от мрака, окунались в призрачную зеленоватую пелену. Толстое стекло не пропускало ни звука, от этого в теплой комнате было еще уютнее.

Велин потянулся под простыней и с наслаждением зарылся в подушку. Как правило работа не утомляла его, но сегодня выдался тяжелый день. Конец месяца…

Профилактические осмотры на всех четырех базах, заполнение архаических амбулаторных карточек, традиционный отчет для Земли, занудный, как зубная боль.

И наконец – вошедшая в обычай беседа с академиком Вронским. Сначала Велин держался с ним как студент-первокурсник, запинался через слово, докладывая о последних новинках, но постепенно привык, и их встречи теперь протекали в раз и навсегда установленном русле, любую реплику было нетрудно предугадать. Академик начинал с двух-трех анекдотов на профессиональную тему, Велин рассказывал в ответ какую-нибудь курьезную историю из своей практики, и затем они подходили к главной теме разговора – шокам. Но что нового он мог поведать академику? Вронский давным-давно досконально изучил их…

Дверь детской тихонько отворилась, раздалось шлепанье детских ножек.

– Жени! – с трудом удерживаясь от улыбки, строго сказал Велин.

– Да, папа? – тихонько прошептала дочурка, вползая к нему под простыню. Русая головка примостилась на краю подушки. Не дожидаясь руководящих указаний, дочурка просящим тоном сказала: – Пожалуйста, если ты не против, давай поспим на одной кровати?

«Чертенок!» – с умилением подумал Велин, но ответ его прозвучал все так же строго.

– Мама будет сердиться.

– Не будет, папочка. Мама сейчас на дежурстве.

– Ну, ладно, будь по-твоему.

Обрадовавшись победе, Жени устроилась поудобнее и потерлась носом о его небритую щеку.

– Папуля-бородуля. Колючий, как ежик… Расскажешь сказку?

– Какую еще сказку?

– А вот эту – о призраке, – ответила дочка, стараясь говорить страшным шепотом.

Сильвия неодобрительно относилась к таким сказкам. Боялась, что из-за них у ребенка может развиться болезненное воображение. Но поскольку сейчас они были одни и отчитать его было некому, Велин прижал к себе дочку покрепче и принялся рассказывать. Сказка была старая-престарая, он рассказывал ее уже много раз. Слова слетали с языка механически, он говорил, как заведенный, не слушая своих слов.

– И тогда призрак догнал их… и схватил… сестру Санчес, поставившую ошибочный диагноз…

Жени приподняла головку.

– А почему сестра Санчес поставила ошибочный диагноз?

– Потому что она влюби… – начал было Велин, но, проснувшись, спохватился. Оказалось, он начал засыпать, не дойдя и до середины сказки.

– Ладно, давай спать. Конец сказки расскажу завтра.

Жени послушно прижалась к нему и сразу же уснула. Лежа в темноте, Велин улыбнулся. Только этого еще не хватало, посвящать ребенка в сердечные тайны сестры Санчес. Жени и так широко пользовалась тем, что была на базе единственным ребенком, повсюду совала свой нос и болтала со взрослыми бог знает о чем.

Бедняга Ван-Некен, начальник базы, стал предметом всеобщих насмешек после того, как, глядя на его огромное брюхо, Жени спросила, когда он собирается рожать.

Незаметно он уснул.

Разбудило его тихое попискивание миниатюрной рации, вмонтированной в браслет. Еще окончательно не проснувшись, но уже был на ногах и судорожно натягивал брюки. Вызов мог означать только одно – он срочно требуется в больнице. Велин готов был поспорить, что знает, в чем дело. На бегу он схватил брошенный на спинку кресла халат, с трудом нашел рукава. В пустом коридоре играли мутные блики дежурного освещения. Велин проскочил коридор в несколько прыжков, свернул к специальному боксу и толкнул дверь.

Все было именно так, как он и предполагал. Пациент лежал на узкой кушетке, дышал он тяжело, с хрипом. Над ним склонилась сестра Санчес, поэтому Велин увидел лишь его длинные ноги в рабочих штанах и тяжелые ботинки, к подошвам которых прилипли комья грязи. Сестра наконец выпрямилась, и от смог разглядеть лицо пациента. Это был Бертон, пилот флайера.

«Этого нам только не хватало», – подумал Велин.

Именно в Бертона давно и безнадежно была влюблена сестра Санчес. Поэтому выглядела она сейчас похуже пилота. Загорелое лицо приобрело синюшный оттенок, полные губы дрожали, по щекам скатывались потоки слез.

Жестом он отстранил сестру и склонился над Бертоном. Клиническая картина была типичной – бледность лица, прерывистое дыхание, учащенный пульс, испарина, расширенные зрачки. «Чертова паникерка, – мысленно обругал сестру Велин. – Она и не подумала сама что-нибудь предпринять!» Не глядя на нее, он протянул руку.

– Невролин!

Не успел он произнести последний слог, как пневмоампула очутилась в его ладони. «Слава богу, – мелькнуло у него в голове, – Санчес начинает потихоньку приходить в себя!» Тем не менее он бросил взгляд на надпись на ампуле. Засучив рукав на руке Бертона, он поднес пневмоинъектор. С тихим шипением содержимое ампулы перекочевало под кожу пилота.

Отпустив руку пациента, Велин плюхнулся на табуретку. Через минуту невролин начал действовать. Дыхание стало ровным, на лице появился румянец, взгляд приобрел выражение осмысленности. Пилот неуверенно приподнял голову, посмотрел по сторонам и слегка скривил губы в подобие улыбки.

– Значит, и до меня добрался, доктор…

– Это не я, это вы до меня добрались, – шутливо ответил Велин, хотя ему было вовсе не до шуток. Повернувшись к сестре, он коротко приказал:

– Сестра Санчес, включите запись!

За его спиной щелкнула клавиша видеорекордера.

Велин подался вперед, локти его уперлись в колени.

– Извините, Бертон… Я знаю, вы еще очень слабы, но мы обязаны записать все, что вы можете вспомнить. Итак, что с вами стряслось?

Бертон растер лоб.

– Я доставил бригаду дежурных кибертехников к шахте… Кстати, с ними была ваша супруга. Оттуда я улетел с предыдущей сменой. Садился на край площадки – дул сильный ветер. Черт попутал, лучше бы я сел посреди полосы. Смена ушла, а мне почему-то показалось, что во флайере что-то барахлит. Два часа ушли на то, чтобы все проверить, потом я решил уходить. И вот тогда… Тогда я и увидел его!

Велин ободряюще кивнул, но Бертон не нуждался в подстегивании. С трудом приподнимая голову, он заговорил быстро, задыхаясь, словно хотел как можно скорее избавиться от груза воспоминаний.

– Возле самых деревьев. В темноте. Сначала я решил, что вижу куст, но потом заметил, что он шевелится.

– Как он выглядел? – быстро спросил Велин.

Бертон покачал головой.

– Не знаю… Что-то серое… Нет, беловатое. И лохматое. Высотой, должно быть, с метр. Кажется, овальной формы. Ужас! Это нельзя описать, доктор. Нужно самому увидеть это, чтобы понять…

По телу Бертона пробежала дрожь, страх снова вселился в него, но все же он продолжил рассказ.

– Вы знаете, я не из робкого десятка. Никогда не верил в подобные вещи, считал выдумкой. Но теперь вот сам столкнулся. Это ужасно, невыносимо. Оно и сейчас бродит там, за стенами корпуса…

– Достаточно, Бертон, – устало сказал Велин. – Только один вопрос. Вот этот самый ужас… Скажите, как вы почувствовали его? Внезапно или, может, постепенно?

Пилот удивленно заморгал глазами, наморщил лоб.

– Странное дело… Теперь, когда вы меня спросили об этом, я вспомнил. Понимаете, сначала я просто удивился, а потом почувствовал легкое беспокойство… Вы правы, это как будто поднимаешься по лестнице, а ужас поджидает тебя на последней ступеньке. Никогда не допускал, что могу перепугаться до смерти. Не помню даже, как я вернулся на базу.

– Ну, ладно, ладно, – прервал его Велин, ловя себя на мысли, что говорит профессионально бодрым тоном. – Всё понятно. Встать вы можете?

Сестра Санчес метнулась на помощь, но Бертон поднялся на ноги сам. Велин протянул ему пневмоампулу.

– Возьмите на всякий случай. Мне кажется, все будет в порядке. Идите к себе и попытайтесь заснуть. А вы, сестра Санчес, свободны. Я останусь до конца дежурства.

Санчес попыталась возразить, но видно было, что делала она это скорее из приличия, нежели действительно хотела остаться, поэтому Велин не стал ее слушать.

Пользы от нее в таком состоянии все равно не было.

Оставшись один, он еще раз прослушал запись. Ничего нового для себя он в ней не нашел. Всё было как и в предыдущих случаях. За исключением одного обстоятельства – впервые это произошло так близко от базы.

Интересно, что скажет на это Вронский? Еще интереснее, пожалуй, что сможет ответить ему Велин? Что это – очередной случай шока? Сколько уже было таких случаев? Из ящика письменного стола он достал специальный дневник и открыл его. До сих пор зарегистрировано тридцать два подобных случая. С Бертоном их становится тридцать три.

«Да, неплохо бы взглянуть на это своими глазами», – подумал он. Рассказы пациентов не прибавляли ничего нового. Во всех тридцати трех случаях отмечалась поразительная скудность впечатлений, запомненных пациентами. Даже когда шок настигал их днем. Все смутно припоминали какую-то овальную фигуру, заросшую длинными седыми волосами, некоторые добавляли, что видели огромные и страшные глаза. И больше ничего. Никто не мог объяснить, почему вдруг на него напал такой ужас. Единственное, что удалось установить, – это что ужас охватывал человека не сразу, как в обычных клинических случаях, а постепенно, страх медленно нарастал, пока не достигал такой силы, что полностью парализовал волю и рассудок. Часть пациентов теряла сознание, другие успевали убежать. К счастью, на базе работали здоровые, преимущественно молодые люди. Страшно было даже подумать, что могло случиться в такой ситуации с человеком с больным сердцем.

Форма № 18… Только она давала возможный ключ к решению, и Велин заполнял ее после каждого случая шока. Этот документ означал, что все люди с этой планеты должны быть эвакуированы и поставлены под наблюдение. Однако в Медицинском совете, возглавляемом Вронским, пока никто не обратил внимания на стопку бланков, и Велин никого за это не осуждал.

Здесь работали только добровольцы, а они знали, чем рискуют. Шахты должны были работать круглосуточно. В них добывали ценнейший в галактике минерал – лонговит.

– Черт бы побрал этот лонговит! – пробормотал Велин.

Однако не нужно было быть врачом, чтобы понять, что значил для людей лонговит. Разработанные на основе его применения курсы терапии смогут вернуть молодость немощным старикам, удвоить продолжительность жизни молодым, излечить от половины ранее неизлечимых болезней. Лонговит мог превратить в реальность древнюю мечту человечества о панацее от всех недугов. Плохо было одно – запасы всех трех известных месторождений лонговита были ничтожно малы, чтобы облагодетельствовать десять миллиардов жителей Земли.

Часы дежурства тянулись медленно и скучно. Наконец Велика сменила сестра Ракоши, и он отправился домой. Жени спала в большой кровати, подложив под головку сжатые кулачки. Над верхней губкой выступали капельки пота. Раздевшись, Велин осторожно забрался в постель. Дочурка согрела ее своим тельцем.

Усталость помогла ему быстро заснуть.

Проснулся он к полудню. В комнате никого не было. Из ванной доносился шум льющейся воды.

– Жени! – позвал Велин.

– Жени только что вышла, – донесся из ванной голос Сильвии. – Сказала, что ей нужно спросить у сестры Санчес, зачем она поставила ошибочный диагноз.

Велин усмехнулся, а потом внезапно нахмурился.

Опять этот ребенок заварит какую-нибудь кашу.

Велин встал, оделся и вышел в коридор. Комната Санчес находилась в каких-нибудь двух шагах. Он только хотел постучать, как дверь распахнулась и из комнаты впопыхах выскочила сестра.

– Добрый день, – поздоровался Велин. – Жени у вас?

Мексиканка смущенно улыбнулась.

– Они гуляют с Фреди… Я хотела сказать – с Фредом Бертоном. Он заходил ко мне, а потом они вместе отправились гулять…

Она запнулась, загорелое лицо ее приобрело бронзово-красный оттенок. «Что за рассеянность, – подумал Велин. – Опять она не заперла дверь». Тем не менее он почувствовал, что холодок в их отношениях начинает исчезать.

Пауза затягивалась, и сестра Санчес поспешила добавить:

– Фред обещал ей прогулку на флайере. Они вышли совсем надавно.

Она как будто успокаивала его. Но ребенок гуляет с Бертоном, значит, все в порядке. И все же смутное беспокойство шевельнулось у него в душе. Наверное, из-за вчерашнего шока. Как правило, невролин полностью ликвидировал последствия нервного потрясения, но, как часто повторял Бертон, чем черт не шутит.

Особенно если ты сидишь за штурвалом флайера.

Он пронесся по коридору и выбежал из корпуса.

Солнце стояло в зените, было тепло, с мокрой бетонной площадки поднимался пар. За площадкой темнели размытые очертания леса. Там проходила граница, за которой обрывался человеческий мир. За ней начиналось непонятное, может быть, даже страшное.

Прозрачная кабина флайера виднелась на краю площадки, но сколько Велин не вглядывался, он не смог разглядеть в ней ни дочки, ни пилота. Сердце его заколотилось. Они не имели права оставлять Жени без присмотра.

Потом он услышал крик и побежал туда, к деревьям, где возникла крупная фигура Бертона. Подлетев к нему, он схватил его за грудки. Очумевший взгляд пилота был красноречивее любых слов.

– Где она? – задыхаясь, выжал из себя Велин.

Бертон, как плетью, махнул рукой в сторону джунглей.

– Там… Я на минуту отвлекся, а потом увидел ее уже возле деревьев. Звал ее, но она не остановилась. Я не предполагал, что это может случиться…

Велин заскрежетал зубами.

– Бегите скорее на базу, Бертон, поднимите тревогу. Соберите всех. Дети не чувствуют опасности.

Через секунду тяжелые ботинки пилота застучали по бетону. Повернувшись к лесу, Велин пытался разглядеть фигурку дочери среди деревьев, за густой сетью ползучих растений, сочной листвы и облаками серого тумана. Срывая голос, звал дочь по имени. В ответ не доносилось даже эхо. И тогда, потеряв над собой контроль, он ринулся напролом.

Велин не помнил, сколько времени продолжался его бег – несколько минут или несколько часов. Он прорывался сквозь бросавшиеся ему под ноги и встававшие на его пути растения, поливавшие его теплой дождевой водой и оставлявшие на одежде зеленые пятна. Когда по щиколотку, когда по колено проваливался в болотную гниль. Сырость вызывала удушливый кашель, лишала сил кричать, звать дочку. В какой-то момент ему показалось, что он видит ее, но потом он понял, что это всего лишь огромный бесформенный гриб. Попадавшаяся на пути обезумевшего человека мелкая живность разбегалась во все стороны. Навстречу ему из-за деревьев выскочила сестра Санчес.

Они обменялись быстрыми взглядами и разбежались каждый в свою сторону. Сквозь шум листвы и писк каких-то живых существ прорывался далекий вой сирены.

Велин бежал сломя голову, не разбирая дороги и вдруг снова оказался на бетонной площадке. Несколько человек прыжками неслись со стороны станции к лесу. Он остановился, чтобы перевести дух, а когда снова приготовился углубиться в джунгли, увидел вдруг такое, что замер как вкопанный.

Нервная разрядка выразилась у него в истерическом смехе. Он хохотал до упаду, до спазм и колик в животе. Глядя на него, принялись смеяться и остальные, поглядывая в сторону леса, откуда триумфально шествовала его дочь в испачканной зеленью кофточке. За ней неуклюже шагало картофелеобразное существо с толстыми коротенькими ножками и ручками. Оно добродушно и как-то застенчиво разглядывало людей своими огромными глазищами, длинные серые космы его были аккуратно расчесаны и украшены красным бантом.

Маленькое существо стояло посередине актового зала и вело рассказ. То есть звуков-то слышно не было, но собравшиеся вокруг него люди понимали его без слов.

Прижав к себе дочку, Велин внимал этим полусловам-полуобразам, которые с невероятной легкостью возникали в его мозгу.

… Они страшно обрадовались, когда узнали, что на их планету высадились люди, и быстро поняли, что люди умны, сильны и добры. Им очень захотелось подружиться с ними, но мешала одна вещь: с тех пор как они себя помнили, у них существовал единственный способ защиты от неприятеля – мысль. Как только они улавливали чужую мысль, они возвращали ее, но уже усиленной. Если противник замышлял что-то недоброе, его намерения отражались, как мячик от стенки, и оборачивались для него таким ужасом, что он в панике бросался наутек. Общаться таким образом было для них так же естественно, как дышать, хлопать глазами, слушать. И поделать с этим они ничего не могли, поскольку все происходило помимо их воли. Ведь коренные обитатели планеты не были виноваты в том, что люди так пугались их вида. Так бы и продолжалось, если бы не появился этот маленький человечек, обладающий огромным умом. Это он догадался сделать то, до чего не додумался никто другой. Весь фокус в том, что их мысли распространяются во все стороны через торчащие на голове отростки. Маленький человечек с большим умом догадался подвязать отростки так, чтобы они торчали в одну сторону, поэтому люди смогли приблизиться, не испытывая собственного отраженного страха.

Дернув отца за рукав, Жени шепнула: – А я, папочка, вовсе и не боялась. Ну ни капельки! Я думала, что повстречала сказочного призрака и обрадовалась, а потом радовалась все больше и больше…

Велин вздохнул.

– Как ты догадалась завязать ему бантик?

– Я не сама догадалась, ты мне подсказал. Помнишь, однажды я спросила тебя, почему призраки такие лохматые?

– А-а-а, – смущенно протянул Велин. – И что же я тебе ответил?

– Что призраки лохматые, потому что у них нет расчески. Поэтому я всегда беру с собой расческу – на всякий случай, чтобы причесать призрака, если он мне встретится. Ты же знаешь, как я люблю сказки про призраков.

Велин перехватил укоризненный взгляд Сильвии, но сделал вид, что ничего не заметил. В конце концов победителей ведь не судят, да и старая сказка может сослужить иногда добрую службу.