Текст книги "Открытая дверь"
Автор книги: Ляля Киселева
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
***
Я хочу умереть от света,
от любви или в полете.
Я хочу умереть от счастья!..
– А знаете, отчего умрете?
Может быть, от катара желудка,
может быть, от второго инфаркта.
Смерть в постели. Обыденно-жутко.
Так банально.
Так банально.
(1996 год)
***
Багровый город засыпал,
ворча, зализывая раны.
Сегодня день был мутный, странный.
Ночь принесет покой и мир.
И ночь пришла, и стала тьма,
и под луной блестят карнизы,
и словно башня древней Пизы,
к земле склоняется фонарь.
Над лихорадочной рекой
повисли призрачные звезды.
Людей попрятало по гнездам:
там им спокойней и видней.
Но где-то жизнь еще бурлит:
в кормушках, клубах, дискотеках,
на затянувшихся обедах
и в задымленных казино.
Там истина давно в вине,
вино в бутылках – все доступно,
и кто-то оглашает трубно:
«Танцуют ВСЕ! Я так сказал!»
В ОЖИДАНИИ ВЕСНЫ
Опять зима. Вновь белою трухой
колючей облетают облака.
Разгул немой погоды, ветра вой
и полусорванный, замученный плакат.
Опять зима. И будто бы в покой
больничный входишь, выйдя из дверей.
В покой буйнопомешанных. Метель.
Метель и тишина. И ветра вой.
И кажется, что будет так всегда,
в безвременье и вечность канул миг.
… Вот буря взвыла, сорвалась на крик
и закружилась зимняя страда…
ТАБУ
Я не позволю этому сердцу биться от страха,
этим рукам дрожать не позволю, глазам – плакать,
и, если надо, я стану серым гранитом,
но выстою, выстою, ВЫСТОЮ!
Даже в разбитом
мире, в руинах, но я буду жить,
буду смеяться и плакать и буду любить.
А ненавидеть я никого не смогу:
кончилась ненависть, вышла, осталась на том берегу.
Кончилась ненависть. Жалость берите и боль,
нежность берите, а лучше берите любовь.
Лучше берите ее у меня, вот она здесь.
Инеем, правда, покрыта, но есть же, есть!
Я ее вам отдаю…
***
Тишина – это шелест листьев
Тишина – это падающий с неба дождь
Тишина – нежные облака
Тишина – густое старое вино,
которое я пью, не касаясь губами кубка
Тишина – это шум реки на порогах
Тишина – это песня кукушки
Тишина – это одинокий лай собаки
Тишина – это горное эхо
Тишина – отражение холмов в озере,
которое я вижу, закрыв глаза
Тишина – это крик белых чаек
Тишина – это морская пена
Тишина – заходящее солнце
Тишина – голос,
который я никогда не услышу
ХОЧУ…
На светлый день печали отложить,
а в черный день под пледом схорониться,
иль выйти в дождь и по небу бродить
глазами – стосковавшеюся птицей.
Загромоздить бумагами кровать
и книгами застроить все пространство,
и забывать о мире, забывать,
в мечтанья уходя, как будто в пьянство.
Уйти в грозу, под солнце, просто в даль,
затем, смакуя время, возвращаться,
и за одной другую упускать деталь,
не видеть снов, не плакать, не смеяться.
(20 июня 1998)
***
Я более не верю в тишину.
В её покой ласкающе-неверный.
И до беззвучия натянуты все нервы,
и сердце расползается по шву.
Так холодно и пусто в коридорах
моих тоскливых вен и за версту
безбожьем тянет от слепых потуг
на гениальность…
(1998)
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
Мне снился сон:
сперва то был туман,
но вот чуть развиднелось, и долина
уже видна, и лес, и плешь полян
в нем весело сверкает сквозь деревья.
И тишина повсюду, как подвох,
нигде не слышно птичьего привета,
и только дуновенье, чей-то вздох,
а может, плач доносится в тумане.
Сквозь марево молочное так глух
и жалобен чуть слышный голос этот,
и вот я, словно превратившись в слух,
внимаю голосу бесплотному сквозь сон.
Он говорит:
«Возлюбленный мой сын,
мой дух, мой свет, ты вновь меня покинул!
С моими мыслями остался я один,
и тщетно я ищу тебя… О где ты!
С тех пор, с тех самых пор ты сам не свой,
с тех пор ты избегал меня. Угрюм
задумчив и рассеян взгляд был твой.
О, если бы я знал, что ты задумал!
Давно исчезла кровь и боль от стигм,
но с лика твоего печаль не смылась.
Скажи мне, что такое ты постиг,
что отчий разум охватить не может?
Ты говорил:
‘‘Отчаянье и страх
владеют мной с тех пор, но ты не в силах
понять, что есть надежд и веры крах,
и что есть непосильный груз сомнений.
Я знаю, Ты всегда со мною был,
но человек – Твое созданье – слаб,
порой казалось мне, что Ты забыл
о сыне и что я лишь червь земной.
Испил я эту чашу до конца…
О, как порою было мне непросто!
Но с именем Небесного Отца,
с молитвой на устах я путь продолжил.
О, если б Ты увидеть только мог
их лица, освещенные любовью
к Тебе; и был так короток их срок,
но радостно они к Отцу стремились.
И даже лица тех, из чьей руки
пролился на меня каменьев град
и зла, что были так со мной строги –
несчастные, они добра не знали! –
мне дороги они, и с болью я
гляжу на их несчастья и страданья,
о них о всех болит душа моя.
Кто их наставит, кто любовь подарит?
О, если б мог вернуться я туда,
им вновь служить, их непокой изведать,
их в чистоте довесть до Твоего суда
их грех перед Тобою искупить!..’’
‘‘Молчи, мой сын, – промолвил я тогда.
Что им теперь твоя святая жертва?
Им из сетей греха уж никогда
не выбраться. Что вера и любовь им?
Людей давно уж мой оставил свет,
обрек я мир земной на умиранье,
забыт уж и священный наш завет
не мною, ими, сын мой, ты не знал?
Последний грешник явится на суд,
и опустеют города и страны,
жилища в одиночестве сгниют,
бесшумно, бесполезно разрушаясь.’’
Дитя мое, не слышал ты меня!
Отворотившись, о своем ты думал.
Нелепых мыслей рой, тебя маня,
преследовал твой разум неотступно…
Ты говорил, не опален я болью,
я ныне ей напоен допьяна…
О, в чьи глаза смотреть теперь с любовью
тому, кто свет и счастье потерял!
Чей облик принял ты? В какой стране
бесплодное добро ты людям даришь?
В миру, в греховной, беспросветной тьме
бездушным тварям о любви твердишь.
О нет, я не покину мир земной,
пока бредешь ты в нем среди изгоев.
Однажды явишься ты предо мной
и скажешь: ‘‘Я опять с тобою, отче.’’»
В ПОИСКАХ ИСТИНЫ
I.
В тайнописи взмахов в небе
птичьего крыла
я ищу смысл этого мира.
В зябкой воде, в разошедшемся круге,
в плеске дождя
я ищу смысл этого мира.
В свете, пришедшем издалека,
в обнаженности ствола
под лопнувшей корой,
в твоем следе на влажном песке
я ищу смысл этого мира.
II.
Кто-то искал истину:
на дне колодца,
в своих глазах,
в отражении мира в озере,
за облаками,
в саду, где ничего не цветет,
в прошедших годах
и, идя по каменистому пути
Тех, Кто Ищет Истину,
споткнулся и упал,
и заплакал от боли,
и закричал: «Больно!»
Это была истина,
но он прошел мимо нее.
***
Вечером за домом,
на пустыре, покрытом асфальтом,
возбужденные крики
сияющие глаза и испарина
на полуобнаженных телах
и движение в прикосновениях
учащенное дыхание
бьющиеся сердца
и напряженные мышцы
под упругой кожей
приоткрытые губы
и капли пота на висках,
и вновь прикосновение
сильных пальцев к мячу.
Вечером за домом
играют в волейбол.
О ТОМ, КТО ПРОХОДИТ МИМО
I.
Иду навстречу ему,
а он улыбается
внимательными глазами
смотрит ласково
протягивает руки
и насмешливое лицо его
становится прозрачным
от нежности
И он говорит: «Любимая!»
– не мне, а той, что идет
за моей спиной
ему навстречу
II.
Твержу себе, что это глупо,
что он не нужен мне, и снова
не слышу ничего, лишь голос
его,
не вижу лиц, лишь только
его
И снится мне – он рядом,
стоит и хмурится и курит.
Потом уходит, не простившись.
И сон сбывается: вот он
стоит и хмурится, бросает
окурок в урну и уходит,
а я гляжу в окно сквозь слезы
дождя на стеклах, вижу город…
Твержу себе, что это глупо,
и жду Чего – сама не знаю
***
Пустопорожний дым воспоминаний –
что толку в нем, когда огонь погас
и пепел по ветру давно развеян,
и проклят навсегда тот день и час,
когда хронометр мой с твоим был сверен,
когда из тысячи и ста дорог кривых
одну мы оба выбрали и небо
одно над головой, и как нелепо
одной звездой один указан путь,
и ни остановиться ни свернуть,
а лишь идти вперед, гадая слепо,
что было, будет, главное, – что есть:
другая жизнь, другое «ты», другое «здесь».
И ныне и навеки мы теперь
не мы, а ты и я. Лишь наши руки
еще хранят тепло остывших тел –
остывших для любви. Еще постель
хранит на гипсе простыней холодный слепок
двух душ, согреться ищущих, и крепок
еще той жизни запах
БЕЗУМИЕ
Близко, на выстрел в висок,
рядом со мною живет
слепое безумье. Хохочет
ночью, по стенке ползя
ощупью, ищет меня
жадною, цепкой рукою.
И, цепенея от страха,
усталости, горя, стыда,
я закрываю глаза,
закрываю ладонями уши.
«Где ты? – шипит. – Покажись!
Помоги мне, подай-ка мне руку.
Ох, не могу, упаду.
Где ты? Ко мне прикоснись!»
Страшному зверю руки
я не подам, как ни молит.
но не в его ли объятьях
поутру завтра проснусь?..
(1999)
СОНЕТ
Остановись, помедли хоть немного,
продлись, мгновенье, я не красоты
ищу в тебе, лишь только миг покоя
прошу для осознанья полноты
полубессонного ночного бденья.
Остановись, дай медный вкус минут
почувствовать сквозь маятника шорох
и ощутить неслышное свершенье
свержения очередного «я». Так дорог
и так ничтожен миг. Побудь же тут,
со мной! Остановись, пусть подождут
и вечность, и небытие, и время.
В тебе хочу остановить я краткость слога
и смысл его прочесть на временном
налое.
(10 января 1999 года)
ДОГАДКА
(сонет)
Смотрю, как пролетает птица, словно время,
и капли с крыш оттаявших стремятся
на мостовую. И второе воскресенье
не видно неба светлого сквозь тучи.
И мозг пронзает странное смятенье:
что если эта птица, капли, небо
недельной давности – последние виденья
бездумной жизни, бесполезных дней?..
И эта мысль свербит, терзая разум,
простая и логичная, как вечность.
Пытаюсь объяснить свою беспечность,
но слов не нахожу и меры тоже.
Лишь уверяюсь в том, что жизнь похожа
на тень от пара легкого дыханья.
***
Я отвожу беду
движеньем губ
в сети ресниц
ловлю злобные взгляды
приближаюсь к тем
кто меня преследует
целую тех
кто меня ненавидит
плачу по тем
кто жив
и придумываю себе
новые несчастья
и новых врагов
***
Мой ребус никому не разгадать
и в лабиринте сумрачных имен
твое лишь мне под силу разыскать
Его я не пишу на запотевшем
от взгляда моего стекле оконном
оно кипящим ветром не сорвется
с моей души во сне И никогда
бушующей стихии не прорваться
за тонкий слой прозрачнейшего льда
И сердце лишь ударами своими
мой ребус – твое имя повторяет
***
Мне нет покоя, но и сил не стало
Я – привидение, я – призрак ночи
и только беспокойная душа
мою тоску способна оценить
Брожу не в коридорах, громыхая
бесплотной цепью смертного греха,
а в лабиринтах собственного сердца,
где заблудиться легче, чем в лесу
***
Быть может, не душа, а только вздох,
последний вздох скорбящей жизни вознесется
в ту высь, где нет ни холода, ни жара,
ни шума, ни молчанья, ни любви,
ни ненависти, ни войны, ни мира,
и упокоится средь инобытия
и хаоса порядка мирозданья.
Быть может, этот вздох, последний вздох
скорбящей жизни унесет порыв
шального ветра, над рекой развеет
или в ветвях запутает его
прибрежных ив, и ночью соловей
над ним споет печальную канцону
и он, войдя в деревьев плоть, затем
бумагой белой обернется, и на ней
напишется бухгалтерский отчет.
А может быть, последний этот вздох
скорбящей жизни выпьет чей-то рот,
в слезах, с тоскою надо мной склонясь,
и чьей-то же слезой он упадет
на лоб мне и оставит, испарясь,
белесый и солоноватый след.
***
Солнце в зеленой дымке
чутких и гибких ветвей
туман по утрам и домов
отсыревшие стены, покрытые мхом
Города нету Песок
и брусчатка старой дороги
Тонкие травы цветы
полевая гвоздика повсюду
Птиц разговоры и запах
солнца жилья и животных
Медленный цокот копыт
скрежет воротов и журавлей
и на дне колодца улыбка
радостного дня
***
Сладкая греза
о твоей любви ко мне
прокралась в мои мысли
в полумраке забытья
А в это время мое сердце –
горестный шут
кувыркалось, звенело печальными бубенцами
и хохотало надо мной
показывая мне уморительную маску –
мое лицо
в зеркале
***
Все книги мира мне открыли двери
к познанию, и в этот самый миг
мой мир замкнулся на унынье и безверье,
мой разум умер, рокот мыслей стих.
Все люди мира мне открыли двери
своих сердец, но – поздно: час пробил.
И мертвецы накрылись плитами могил,
и во Вселенной петелы пропели.
Все тайны мира обнажили суть
свою передо мной, но мой песок
по желобу хрустальному истек,
и ни одной песчинки не вернуть.
***
Не назову любимых мест, иначе имя,
как папоротник, разрастется пышно
над вечным кладом памяти моей,
и кто-то крикнет «знаю!» и ворвется
в мои воспоминания победно.
И тех, кто дорог мне, не назову,
останутся лишь голоса и взгляды,
и их привычки, и прикосновенья,
никто их у меня не отберет,
не оклевещет хитрыми словами.
***
Бессонница во тьме, богатой кофеином.
Я выпью из окна и ночь, и Млечный путь,
и станет жизнь на миг столь бесконечно длинной,
что выход лишь один: заснуть.
Навек заснуть.
Заснуть. Легко сказать! Когда в глаза отрава
бессонная налита звенящим светом звезд,
когда шоссе и небо холодными огнями
сшиваются внахлест,
и время заявляет на бесконечность право.
Заснуть. И пропустить печальный снегопад
таинственных мгновений…
И в бледном дне искать вотще успокоенья…
И вновь и вновь благословлять закат.
***
Рухнувший мир
с десятками галактик
и в каждой свое кухонное солнце
в каждой своя луна за окном
их теплом проникались стены
за которыми мир и война
новоселье или холостяцкий угол
Больше они не существуют
Прячут свои слезы от ветра
те кто найдет счастье на сверхновой
(Сентябрь 1999)
ЮНОМУ
О ты, досужий наблюдатель снегопада
божественных мгновений, ты по капле
пьешь вечности тягучий, сладкий яд
и, тяготясь событием и тяготея
к движенью жизни, сам еще не знаешь,
чем ты приправишь сей напиток едкий.
Иные горьким опытом
мгновенья
святые наполняют, а иные –
– пустым и приторным и вот бурдою жизни
до смерти давятся,
а ты – ты недвижим.
ты не в конце, не в середине, не в начале
пути и опьяняешься пока
одним лишь бытием, а не движеньем.
***
Приходи сегодня спать со мной
Приноси с собой свое дыханье
в нежном кубке запрокинутого лика
будет от чего мне захмелеть
Не забудь сиянье взгляда своего –
– ночи приподнять завесу
сладость губ и рук тепло
У меня же для тебя всего в запасе:
лунный блик чтоб им скрепить как брошью
шаль твоих объятий на моих плечах
тонкой тьмы как раз чтоб нас с тобой укрыть
и постель такая узкая чтоб нам в ней
кроме как обнявшись не лежать
А перед зарей на перламутр
век твоих опущенных я наложу
тонкие сиреневые тени
чтобы солнце с завистью смотрело
на следы усталости твоей
оттого что ты любил меня всю ночь
в сновидениях моих
***
Эй, ветер, служка Времени, отмерь-ка
мне тишины! Да горсти хватит мне!
Как раз на бесконечный этот вечер…
***
Казалось, столько мыслей накопилось,
что бедный разум мой раздулся, как обжора
после обеда сытного, и ежели еще
хоть малую мыслишку приютит,
то лопнет. И тогда на гладкий холм
иду. Закидываю суетные руки
за голову и, взглядом подперев
прорехи звезд, как грязные тарелки,
готовлюсь мысли перемыть.
Но звездный свет, мой разум осветив,
мне говорит, что мысль всего одна –
Та, о Тебе.
Что ж, значит, долго
мне избавленья от неё не будет!..
***
Стихи – неблагодарные бродяги
Зовешь их – не идут (вот как сейчас)
А после уж и думать позабудешь
они же тут как тут: разбудят ночью
в безделье обвинят к столу погонят
и тут же с хохотом во тьму умчатся прочь
Так до зари и просидишь бессонно вперив
свой взгляд в холодный войлок ночи
Их ловишь в элегантные блокноты
их манишь золотым пером в густую
сеть аккуратно разлинованных страниц
Они же с прыткостью синиц
вдруг превращаются в далеких журавлей
и сверху в распростертую ладонь
чернильной пастой капают в насмешку
стихи неблагодарные бродяги
***
Мне ясно: этот мир – забытый мир,
он кем-то обронен во тьму Вселенной.
И жизни-то в нем не должно бы быть,
а вот закопошились, осветили,
прорыли, выстроили и соединили –
– на синем шаре из дыры в кармане.
Но кто-то, вдруг пропажу обнаружив,
найдет опять любимую игрушку,
а нас, как пыль со старой мебели, сотрет
своей полою звездной…
(2000)
***
Вот дождь упрямо бьет
по клавише одной
на подоконнике моем
И ветер хочет мне поведать о стране,
откуда он явился
И шелест листьев
шелест листьев
шелест листьев
А я окно захлопну
и всему на свете предпочту
одну мечту
и ей предамся в тишине
Во сне
***
И дни, и ночи – сумрака нежнее
Нежней открытой раны, прикоснуться
к которой больно и которой все же
касаешься невольно всякий день,
надеясь вместо язвы обнаружить
затянутый рубец, но лишь сильнее
надежды ядом растравляешь рану
и ненасытной боли подставляешь
вновь – с тайной радостью – живую плоть.
И дни, и ночи маятник раздумий
хоть удаляется от безысходной точки,
а все стремится к ней, недостижимой,
то взор мой тянет вниз, а то взмывает
с ним медною стрелой в осколок неба
и метит в ослепительную цель
***
Нет, мне не избежать постыдного конца
моих сомнений:
мне не носить на лбу тернового венца,
и я – не гений.
В молениях о Чаше постареть,
и вдруг услышать:
«Для этой доли мало – умереть,
и слишком – выжить»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
