Текст книги "Таинственный ключ и другие мистические истории"

Автор книги: Луиза Мэй Олкотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Подождите меня, я буквально на минуточку сбегаю к маме, а потом мы продолжим читать об этом прекрасном принце.

Белла исчезла, сэр Джон хотел уйти так же бесшумно, как и появился под окном, но его внимание привлек неожиданный поступок мисс Мьюр. Отбросив книгу на колени, она вдруг простерла руки на столе, положила на них голову и разрыдалась, словно не в силах более сдерживаться. Потрясенный и заинтригованный сэр Джон на цыпочках спустился с террасы, однако заснуть в ту ночь ему было не суждено – простодушный джентльмен терзал свой разум домыслами относительно молодой гувернантки, даже не подозревая, что именно этого девушка и добивалась.

Глава III
Страсть в острой форме

Около трех недель в доме Ковентри царило невозмутимое спокойствие, а между тем, никем не предвиденная, надвигалась гроза. С появлением мисс Мьюр изменился каждый член семейства, хотя ни характера перемены, ни ее причин никто из Ковентри не смог бы объяснить. Манеры мисс Мьюр не вызывали нареканий – она была воплощением скромности. Мисс Мьюр полностью посвятила себя своей воспитаннице, став объектом ее обожания; да и сама гувернантка, казалось, была счастлива и спокойна только с Беллой. Мисс Мьюр неустанно заботилась об удобствах миссис Ковентри, которая говорила, что нет и не было на свете другой такой внимательной сиделки. Эдвард был поражен и покорен талантами мисс Мьюр, ее умом и тем фактом, что она всячески подчеркивала его мужественность. Мисс Мьюр завоевала уважение Люсии, заставляя ее завидовать своим талантам, а что до Джеральда – его ленивое сердце мисс Мьюр расшевелила тем, что постоянно избегала его общества, вызывая тем досаду старшего из братьев Ковентри. Сэр Джон был очарован ее почтительностью, изящными манерами и знаками внимания, которые мисс Мьюр оказывала с безыскусной девической грацией: одинокий пожилой джентльмен просто не мог не оценить ее многочисленные достоинства. Слуги – и те симпатизировали мисс Мьюр. Вместо того, чтобы оказаться в неприятном положении между двумя мирами – хозяевами и слугами, – ни в одном из них не сделавшись своей, Джин Мьюр стала сердцем дома Ковентри. Лишь двоих его обитателей не могла она причислить к своим друзьям.

Люсия едва ее терпела, а Джеральд ей не доверял; ни та, ни другой толком не понимали причины и не признавались в своих антипатиях даже самим себе. Оба исподтишка наблюдали за мисс Мьюр, но до сих пор не заметили в ее поведении ничего сомнительного.

Кроткая, скромная, неизменно дружелюбная – такова была мисс Мьюр. Люсия и Джеральд не находили к чему бы придраться и не видели подтверждений своим подозрениям, но не могли и отбросить их в сторону.

Таким образом, скоро семья разделилась; точнее, двое ее членов оказались предоставлены самим себе. Ссылаясь на застенчивость, Джин Мьюр большую часть времени не покидала будуара Беллы и сумела превратить его в уголок столь прелестный, что туда зачастили и Нед, и миссис Ковентри, и даже сэр Джон. Их влекли возможность насладиться музыкой, послушать чтение вслух и принять участие в оживленной беседе и тем скрасить очередной вечер. На первых порах Люсия только радовалась: Джеральд, равнодушный ко всему вокруг, оказался в полном ее распоряжении. Увы, скоро ему наскучило общество Люсии, ибо природа скупо наградила ее теми дарованиями, что помогают очаровать мужчину и похитить его сердце. Из разговоров сестры, брата и матери Джеральд узнавал о все новых веселых затеях и ловил себя на желании в них участвовать. В пустую гостиную при столовой, где он бездельничал, долетали обрывки восхитительных арий. Слушая мрачные рассуждения Люсии, Джеральд порой вздрагивал из-за доносившегося до него смеха «будуарной компании». Люсия быстро поняла, что чары ее стремительно рассеиваются; она старалась исправить ситуацию, но каждая попытка только яснее свидетельствовала, что поражение – вопрос времени. Джеральд завел обычай вечерами слоняться по террасе, заглядывать в окно Беллы и затем докладывать о результатах своих наблюдений Люсии, которой гордость не позволяла попроситься в члены веселого кружка.

– Завтра я еду в Лондон, – сказал однажды вечером Джеральд, вернувшись из очередной вылазки (так он называл свои прогулки по террасе). Вид у него был крайне встревоженный.

– В Лондон? – удивленно воскликнула Люсия.

– Да. Пора мне встряхнуться и похлопотать о зачислении Неда в полк, не то плохи его дела.

– Что ты имеешь в виду?

– Нед влюблен по уши. Он оказался слишком слаб перед женскими чарами, влюбился как мальчишка. Мьюр околдовала его, если я не вмешаюсь, то Нед, чего доброго, сделает какую-нибудь глупость.

– Вот и я боялась, что Мьюр станет флиртовать. Это в крови у всех гувернанток; где гувернантка – там скандал.

– Ты ошибаешься, Люсия: малютка Мьюр не флиртует. У Неда достаточного здравого смысла, чтобы не попасться на удочку глупой кокетки. Нет, Мьюр действует иначе, обращается с Недом как старшая сестра – ведет себя дружелюбно и спокойно. Ее чувство собственного достоинства, словно стержень, он есть, но не выпячивается. Этой-то гремучей смесью Мьюр нашего Неда и взяла. Я наблюдал за ними. Пока Мьюр с артистизмом читала захватывающий роман, Нед пожирал ее глазами. Хороша была картина: Белла с матушкой увлеклись сюжетом и ничего не замечали, зато Нед явно мнил себя главным героем, а малютке Мьюр в его буйном воображении досталась роль героини. Клянусь, он буквально прожил эту любовную сцену, пылал, как юноша, чье сердце только-только пробудилось. Бедный, бедный мой брат!

Люсия глазам не верила: чтобы апатичный Джеральд говорил с такой энергичностью, чтобы так преобразилось его безучастно-брезгливое лицо! Перемена очень шла Джеральду: стало видно, каким он мог бы быть. Тем досаднее сделалось Люсии, что он не таков. Прежде, чем она успела ответить, Джеральд исчез, однако вскоре вернулся – сердитый, но в то же время смеющийся.

– Что там у них? – спросила Люсия.

– Воистину, тот, кто подслушивает, никогда о себе хорошего не услышит! Матушка вышла, а Нед начал упрашивать малютку Мьюр, чтобы исполнила ту прелестную баркаролу[12]12
  Баркарола – народная песня венецианских гондольеров.


[Закрыть], которой усладила наш слух позавчера вечером. Вот их разговор:

Мьюр: «Нет, не сейчас!»

Нед, молящим тоном: «Почему же? В гостиной вы ведь сразу согласились!»

Мьюр: «Это совсем другое дело».

Следует долгий взгляд на Неда и качание головой, поскольку Нед простирает к ней руки и из пылкого юноши делается жалким.

Белла, с невинным видом: «Тогда пойдемте все в гостиную! Джеральду очень нравится ваш голос, Джин; ему досадно, что вы для него никогда не поете».

Мьюр, с неуместной усмешкой: «Он меня об этом не просит».

Белла: «Ему лень попросить, но на самом деле он хочет вас послушать».

Мьюр: «Я спою, когда он попросит… Если буду в настроении».

Следует пожимание плечами: дескать, мне это безразлично.

Снова вступает маленькая глупенькая Белла: «Джин, прошу вас, не смущайтесь и не обижайтесь на Джеральда. Пойдемте в гостиную, развлеките его, беднягу, песней».

Мьюр, категорично: «Нет, спасибо. Я нанималась обучать мисс Ковентри, а не развлекать мистера Ковентри».

Белла: «Но ведь Неда вы развлекаете, а чем Джеральд вам не угодил? Вы боитесь его?»

Мьюр, с язвительной усмешкой: «Не могу представить человека, который испытывал бы страх перед вашим старшим братом».

Белла: «Я – такой человек, Джин. Если бы вы застали Джеральда в гневе, вы бы тоже стали его бояться».

Произнося это, Белла имела такой вид, словно я ее поколачиваю.

Далее вступает эта девица: «Неужели мистер Ковентри способен выпутаться из сетей лени настолько, чтобы впасть в гнев?»

– На этом месте Нед расхохотался, а за ним и Белла с малюткой Мьюр; судя по звукам, они до сих пор не успокоились, – завершил рассказ Джеральд.

– Глупая болтовня! – воскликнула Люсия. – Переживаний она не стоит, а вот Неда отослать из дома необходимо. Избавиться от «этой девицы», как ты ее назвал, у нас не выйдет – тетушка попала под ее чары, равно как и Нед с Беллой; кроме того, для Беллы она просто находка. Как только Нед уедет, от мисс Мьюр не будет вреда.

Говоря это, Люсия наблюдала за Джеральдом. Преображенный, какой-то иной в лучах лунного света, он стоял под окном, у которого она сидела.

– А насчет меня ты не опасаешься? – спросил Джеральд с улыбкой, словно стыдясь минутного раздражения.

– Я – нисколько. А ты?

Вопреки отрицанию, тень тревоги скользнула по лицу мисс Бьюфорт.

– Этой шотландской колдунье меня не приворожить, – заявил Джеральд и тотчас добавил: – Разве что она пустит в ход пение. – С этими словами он поспешил прочь, к будуарному окну, поскольку Джин залилась поистине соловьиной трелью. Когда она допела, Джеральд отвел штору и объявил всей компании: – Завтра еду в Лондон. У кого какие поручения?

– Доброго пути, – рассеянно ответил Нед, который обычно очень интересовался делами старшего брата.

– Мне нужна уйма всякой всячины, только сначала я маму спрошу, – сказала Белла и села составлять список.

– Передайте, пожалуйста, письмо, если вас не затруднит, мистер Ковентри.

Джин Мьюр резко повернулась на банкетке перед фортепьяно и пронзила Джеральда холодным всезнающим взором – одним из тех, что всегда его смущали. Он поклонился и сказал, обращаясь ко всем сразу:

– Я поеду первым поездом; поручения принимаются в течение вечера.

– Уходи, Нед, пускай Джин спокойно напишет письмо, – велела Белла брату, который явно хотел остаться.

– Я отдам письмо завтра утром. – Голос мисс Мьюр дрогнул, в эту минуту девушка с трудом подавляла сильные эмоции.

– Будь по-вашему.

Ковентри вернулся к Люсии, гадая, кому это собралась писать мисс Мьюр. Брату он ничего не сказал о цели поездки – побоялся, что неосторожное слово спровоцирует катастрофу, ведь именно ее Ковентри и хотел избежать. Сам же Нед, с некоторых пор живший как во сне, будто и не помнил о существовании брата.

На следующий день Ковентри, во власти нехарактерной для себя энергичности, поднялся в семь часов. Люсия принесла ему завтрак, а едва он вышел из комнаты, чтобы распорядиться насчет экипажа, в холл спустилась мисс Мьюр. Она была очень бледна, ее глаза опухли. «Проплакала всю ночь», – рассудил Ковентри. Вложив ему в ладонь миниатюрный конвертик, мисс Мьюр быстро произнесла:

– Прошу вас, оставьте это письмо в доме леди Сидней. А если увидите ее саму, передайте, что я вспомнила.

Поведение мисс Мьюр было странно, однако еще более странной показалась Ковентри фраза, которую мисс Мьюр просила передать леди Сидней. Изумленный, он прочел имя на конверте; письмо было адресовано молодому лорду Сиднею. Досадуя на собственную неосторожность – взвалил на себя такую миссию! – Ковентри сунул письмо в карман, сквозь зубы пожелав доброго утра и вышел. Мисс Мьюр осталась стоять на лестнице, одна рука была прижата к сердцу, другая простерта вслед Ковентри, словно мисс Мьюр передумала и хочет вернуть письмо обратно.

Всю дорогу до Лондона Джеральд отмахивался от трагического образа мисс Мьюр. Напрасно: видение преследовало его не только в поезде, но и в Лондоне в течение двух хлопотливых дней. Джеральд предпринял необходимые действия по поводу Неда, исполнил поручения Беллы, накупил вкусностей для матушки и выбрал подарок для Люсии, которую семья прочила ему в жены, зная, что по причине лености сам он выбор не сделает. Доставить письмо Джин Мьюр не удалось: леди Сидней уехала в свое поместье, и ее лондонский особняк был заперт.

«Любопытно, – думал Ковентри, тихонько входя в дом, – какую штуку вытворит Мьюр, узнав, что письмо не передано». В холле было пустынно – семья переодевалась к ужину; и только мисс Мьюр, как сообщил слуга, удалилась в сад.

– Тем лучше – я привез ей известие, – отреагировал молодой хозяин (так Джеральда называли слуги) и отправился разыскивать гувернантку.

Она обнаружилась в отдаленном уголке сада, на скамье, погруженная в глубокую задумчивость. Заслышав шаги, мисс Мьюр встрепенулась.

Ковентри приблизился, протянул ей письмо и сказал с нотками сочувствия:

– К сожалению, я не смог его доставить. Леди Сидней в загородном поместье, а доверять ваше письмо почте я без вашего согласия не рискнул. Я правильно сделал?

– Да, правильно, я вам очень признательна. Все к лучшему.

И мисс Мьюр, испустив вздох облегчения, изорвала письмо в мельчайшие клочки, которые тотчас подхватил и развеял ветер. Заинтригованный более, чем когда-либо прежде, молодой человек собирался оставить мисс Мьюр, когда она вдруг к нему обратилась:

– Прошу вас задержаться на минуту. Есть разговор.

Ковентри застыл. В его взгляде отразилось крайнее удивление, ибо щеки мисс Мьюр вспыхнули, а губы задрожали. Впрочем, очень скоро мисс Мьюр овладела собой и указала Ковентри на скамью. Он сел; она осталась стоять. Приглушенным голосом, в котором слышались боль и решимость, мисс Мьюр торопливо заговорила:

– Мистер Ковентри, вы – глава семьи, и именно с вами, а не с вашей матушкой, я желаю обсудить злосчастное происшествие, которое случилось, пока вы были в Лондоне. Сегодня – последний день моего испытательного срока; ваша матушка хочет, чтобы я осталась, и это полностью совпадает с моим желанием, ведь здесь я очень счастлива и всем довольна. Увы: я должна покинуть ваш дом. Прочтите это, и вам все станет ясно.

Мисс Мьюр протянула Ковентри наскоро нацарапанную записку, а сама внимательно наблюдала за ним. Читая, Ковентри сначала побагровел от гнева, затем, нахмурившись, принялся кусать губы, а когда поднял глаза на мисс Мьюр, то принял самый надменный, какой только мог принять, вид и выдал с сарказмом:

– Весьма недурно для начала. Мальчик явно наделен красноречием. Жаль, что его дарованию не суждено расцвести. Вы уже ответили на эту рапсодию?

– Да.

– И что же дальше? Он умоляет вас бежать с ним, разделить его судьбу, на всю жизнь сделаться его добрым ангелом. Вы, разумеется, согласились?

Ответа не последовало, мисс Мьюр прямо стояла перед Ковентри и смотрела с терпением, исполненным достоинства, глядя как человек, который готов к упрекам, но слишком великодушный, чтобы обижаться на них.

Ее поведение произвело должный эффект, отбросив язвительность, Ковентри вдруг спросил:

– Зачем вы показали мне его письмо? Что я могу сделать?

– Я показала вам письмо, чтобы вы сами рассудили, насколько все серьезно с «мальчиком», как вам было угодно его назвать. И чтобы вы убедились в моем желании быть с вами честной. В ваших силах проконтролировать ситуацию, дать совет, утешить своего брата, а мне помочь понять, в чем состоит мой долг.

– Вы любите его? – напрямую спросил Ковентри.

– Нет! – быстро и решительно ответила мисс Мьюр.

– Тогда зачем вы вскружили ему голову?

– У меня такого и в мыслях не было! Ваша сестра может подтвердить, что я всячески избегала вашего брата, так же как…

Ковентри закончил за мисс Мьюр, не осознавая, что в его голосе звучит обида:

– Так же как избегали меня.

Мисс Мьюр молча опустила голову, и Ковентри продолжил:

– Я отдаю вам должное: ваше поведение по отношению ко мне было безупречным. Однако зачем вы позволяли Неду вечер за вечером проводить в вашем обществе? Неужели вы не догадывались? Неужели не видели, что он, по сути, еще мальчишка – романтичный и праздный; что он готов вручить сердце первой попавшейся привлекательной женщине?

На последних словах холодные, как сталь, глаза мисс Мьюр сверкнули. Тем не менее она совладала с собой и заговорила, будто не в силах сдерживаться, уверенная в правомерности своих упреков:

– Если бы «романтичному мальчику» было позволено вести жизнь мужчины – которой он страстно жаждет – у него нашлись бы другие занятия, помимо вручения сердца первой попавшейся печальной девушке, которую он сначала просто пожалел. Мистер Ковентри, вина лежит на вас. Не стыдите брата; признайте свою ошибку и исправьте ее как можно скорее и как можно деликатнее.

На мгновение Джеральд онемел. После смерти отца он ни разу не слышал упреков, обвинения же, предъявленные ему за всю жизнь, мог счесть по пальцам. Таким образом, Джеральд испытывал принципиально новое чувство, а еще сама новизна усилила эффект. Теперь он ясно видел, что виноват, начал раскаиваться и восхищаться смелостью девушки, которая открыла ему глаза. Душа его была столь же благородна, сколь и горда, и поэтому, сделав над собой усилие, Джеральд произнес:

– Вы правы, мисс Мьюр. Я сам виноват, хотя попытался уладить дело, едва заметил, что Нед в опасности – именно ради него я отправился в Лондон. Мои хлопоты были не напрасны: очень скоро Неда зачислят в полк, и с его отъездом проблема будет решена. Могу ли я сделать что-то еще?

– Увы, ситуация такова, что ваш брат уедет отсюда не с легким сердцем. Ему суждены страдания, которые, будем надеяться, выкуют из него мужчину, – печально сказала мисс Мьюр.

– Он скоро забудет вас, – начал Ковентри, поеживаясь при мысли о страданиях жизнелюбивого Неда.

– О да! Хвала небесам, мужчины способны забывать.

Мисс Мьюр сложила ладони, словно в молитве; тень скользнула по ее профилю. Нечто в интонациях, в чертах девушки растрогало Ковентри, навело на мысль о разбереженной давней ране и горьких воспоминаниях, которые пробудила новая любовь. Ковентри вообразил все это, ибо он был романтичным мужчиной, не знавшим любви, и скрывал свою истинную натуру под маской холодности и безразличия. Девушка, влюбленная в его друга (как он полагал) и любимая его братом, стала интересна и ему самому. Ковентри пожалел ее, захотел помочь ей и раскаялся в том, что до сих пор был к ней подозрителен – словом, испытал весь спектр чувств, характерных для благородного человека, который напрасно был несправедлив к женщине. Бедное, лишенное крова создание, Джин Мьюр обрела в их доме покой – значит, она должна остаться. Белла к ней привязалась, матушка ею довольна; когда Нед уедет, некому будет подпадать под ее чары и восторгаться ее дарованиями. Эти мысли пронеслись в голове молодого человека, и заговорил он уже совсем другим тоном:

– Мисс Мьюр, благодарю за прямоту, которая, вероятно, причиняет вам боль. Со своей стороны, обещаю быть достойным вашего доверия. Вы проявили осмотрительность и великодушие, открывшись мне, ведь это деликатное дело крайне встревожило бы мою матушку; бог знает, какими могли бы быть последствия. Я сам поговорю с Недом и постараюсь залатать брешь своего затянувшегося пренебрежения. Знаю: вы мне поможете, так позвольте же просить вас остаться, ведь скоро Неда здесь не будет.

Глаза мисс Мьюр наполнились слезами, а в голосе вовсе не осталось холодности:

– Вы очень добры. Но я все-таки уеду; неблагоразумно здесь оставаться.

– Почему?

Мисс Мьюр зарделась, помедлила и отвечала твердым и чистым голосом, который составлял немалую долю ее привлекательности:

– Если бы я знала, что в семье Ковентри есть сыновья, я никогда не приехала бы в ваш дом. Леди Сидней сказала, что здесь только юная барышня. Когда я увидела сразу двоих джентльменов, я очень смутилась, потому что… потому что я очень невезучая… Невезенье мое состоит в том, что люди относятся ко мне лучше, чем я того заслуживаю… Я решила пробыть здесь месяц, ведь ваш брат говорил об отъезде, а вы помолвлены, но…

– Никакой помолвки не было.

Ковентри и сам не знал, зачем сказал это, слова просто сорвались с губ и возврату не подлежали. Джин Мьюр приняла их довольно странно: передернула плечами, как будто досадуя, и произнесла почти резко:

– Не было – значит будет, потому что так правильно. Впрочем, это не мое дело. Мисс Бьюфорт хочет, чтобы я уехала, я же слишком горда, поэтому не останусь и не сделаюсь причиной развала счастливой семьи. Нет, я уеду, притом немедленно.

Мисс Мьюр порывисто обернулась, однако ее удержала рука, а голос внезапно появившегося Эдварда нежно вопросил:

– Куда это уедет моя Джин?

Бережное прикосновение и обращение по имени, казалось, уничтожили решимость и твердость мисс Мьюр. Приникнув к своему обожателю, уткнувшись личиком ему в грудь, она разрыдалась.

– Ради всего святого, не надо сцен! – раздраженно воскликнул Ковентри.

Ему достался свирепый взгляд: Эдвард мигом все понял, ведь у Ковентри в руке все еще было его письмо к Джин, и вдобавок юноша успел услышать последние слова своей возлюбленной.

– По какому такому праву ты прочел это, и кто позволил тебе вмешиваться в мои дела? – закипая, процедил Эдвард.

– Мисс Мьюр, – был ответ.

Ковентри отбросил письмо.

– И ты усугубляешь оскорбление тем, что велишь ей покинуть дом! – гневно выкрикнул Эдвард.

– Напротив, я умоляю ее остаться.

– Интересно зачем? Отвечай, черт возьми!

– Затем, что от нее много пользы; затем, что она здесь счастлива, и мне бы не хотелось, чтобы из-за твоего безрассудства эта девушка лишилась дома, в котором успела обжиться.

– Похвальная дальновидность пополам с заботливостью. Однако не утруждайся. Отныне я буду хлопотать и о счастье Джин, и о доме для нее.

– Дорогой мой мальчик, будь благоразумен. Ты затеял невозможное. Мисс Мьюр сама это понимает; она обратилась ко мне за советом, как лучше выйти из затруднительного положения, не беспокоя матушку. Я только что из Лондона – выхлопотал тебе назначение в полк, так что готовься к отъезду.

– А я не хочу уезжать. Месяц назад это было мое единственное желание, сейчас я ничего не приму от тебя. – Эдвард повернулся к брату спиной.

– Что за глупости! Ты должен покинуть дом. Все уже устроено, назад дороги нет. Тебе нужны перемены; служба в армии сделает тебя мужчиной. Мы, конечно, будем скучать, но в полку тебя ждет новая жизнь, и, поверь, военная служба лучше, чем тоскливое сидение дома с риском навлечь на себя неприятности.

– Вы уезжаете, Джин? – Эдвард не слушал брата – он склонялся над своей возлюбленной, которая продолжала всхлипывать у него на груди.

Мисс Мьюр не ответила. За нее это сделал Ковентри:

– Нет, она остается. Уехать должен ты.

– Значит, вы решили остаться? – с надеждой спросил Эдвард у мисс Мьюр.

– Я бы этого хотела, но…

Джин Мьюр запнулась и подняла глаза. Взгляд ее, скользнув по одному лицу, метнулся на другое, и она с решимостью добавила:

– Да, я должна уехать; неблагоразумно было бы оставаться в этом доме, даже когда его покинете вы.

Ни Эдвард, ни Джеральд не смогли бы объяснить, почему этот быстрый взгляд возымел такое действие. И все же каждым из братьев овладела неодолимая страсть доказать свое превосходство. Эдвард внезапно заподозрил, что его брат сам влюблен в мисс Мьюр и жаждет избавиться от соперника. Джеральду закралась мысль, что именно из-за него мисс Мьюр боится оставаться, и он вздумал продемонстрировать ей, что опасения беспочвенны. В равной степени чувствуя гнев, братья выказывали его по-разному: один из них словно взбеленился, другой стал холодно-язвителен.

– Вы правы, Джин, позвольте мне найти для вас более надежное пристанище, прежде чем я уеду в полк, – отчеканил Нед, его тон придавал каждому слову особый вес.

– А мне сдается, что здесь мисс Мьюр будет в полной безопасности, как только удалится главная и единственная угроза, – улыбаясь заявил Ковентри с незыблемым превосходством, усугубляя эффект от своих слов.

– Неужели? А по-моему, после моего отъезда в доме останется некто куда более коварный; это и бедняжка Люсия подтвердит.

– Я посоветовал бы тебе, Нед, тщательнее обдумывать свои слова, не то придется напомнить, что хозяин здесь я. Люсия здесь совершенно ни при чем, и будь добр, не впутывай ни ее, ни ее имя.

– Ты – хозяин дома, но я не слуга тебе. Ты не можешь мною командовать, не имеешь права ожидать от меня послушания или почтения, ибо не заслуживаешь ни того, ни другого. Джин, я тайно просил вас ехать со мной; теперь я прошу об этом открыто. Разделите мою судьбу. В присутствии брата я требую дать ответ!

Эдвард порывисто схватил мисс Мьюр за руку и с вызовом взглянул на Ковентри. Тот продолжал растягивать губы в улыбке, словно наблюдая за резвящимся младшим братишкой, но в глазах его уже промелькнула искра, и все лицо преобразилось от сдерживаемого бешенства, которое страшнее спонтанного проявления гнева. Мисс Мьюр выглядела испуганной; отшатнувшись от страстного юного обожателя, она подняла глаза на Ковентри, как бы желая, но не решаясь просить у него защиты.

– Говорите же! – выкрикнул Эдвард. – Не смотрите на моего брата! Ответьте прямо, от сердца – любите ли вы меня, смогли бы вы полюбить меня, Джин?

– Однажды я уже дала вам ответ. Зачем вы терзаете меня, зная, как тяжело, как больно мне будет ответить вам снова? – жалобно молвила мисс Мьюр, уклонившись от второй попытки Неда обнять ее и по-прежнему немо взывая к Ковентри.

– Вы всего лишь черкнули на бумаге пару строк, разве это ответ? Зато сейчас вы все для меня проясните, Джин. Я видел любовь в ваших глазах, улавливал ее в вашем голосе; стало быть, любовь живет в вашем сердце, просто вы боитесь это признать. Отбросьте страх; никто не разлучит нас. Ответьте мне, Джин, и пусть вашим ответом будет «Да».

Мисс Мьюр решительно отняла руку, еще на шаг приблизилась к Ковентри и заговорила медленно и отчетливо, даром что губы у бедняжки дрожали, а эффект, который могла возыметь речь, страшил ее саму.

– Хорошо, я отвечу вам, и отвечу прямо. Вы прочли любовь на моем лице… Любовь действительно живет в моем сердце, однако я не боюсь признать это. Жестокий, вы требуете правды; вот она: моя любовь – не к вам. Вы удовлетворены?

Отчаяние отразилось в глазах Эдварда. Он простер руку, моля о милосердии, но мисс Мьюр, вероятно, усмотрела в этом жесте агрессию и, боясь, что ее ударят, с жалобным криком прижалась к Ковентри. Рывок, перепуганное личико, спонтанное движение брата, который ощутил себя защитником, – все это было чересчур для Эдварда. В нем уже сцепились насмерть противоречивые чувства; обуянный слепой яростью, он схватил большие ножницы для обрезки, забытые садовником, и нанес бы своему брату роковой удар, если бы Джеральд не успел защититься, прикрывшись руками. Лезвие вонзилось в руку; вероятно, последовал бы второй удар, но мисс Мьюр с неожиданной отвагой и силой выбила ножницы и швырнула их в пруд, что был неподалеку. Джеральд осел на скамью, из раны текла кровь, а ее обилие говорило о том, что задета артерия. Эдвард стоял как громом пораженный; ярость иссякла, словно вся вылилась в удар, и теперь юношу захлестнули раскаяние и стыд. Джеральд поднял на него глаза, слабо улыбнулся и произнес без тени упрека или гнева:

– Не переживай, Нед. Прости меня и забудь обо всем. Подставь плечо и помоги добраться до спальни; незачем тревожить домашних. Да и рана пустяковая.

Однако губы Джеральда побелели еще прежде, чем он договорил, и силы его оставили. Эдвард бросился к брату, а мисс Мьюр, внезапно позабывшая страх, явила мужество и нехарактерную для молодой женщины сноровку в обращении с ранеными.

– Уложите его, мистер Эдвард, скорее! Дайте мне носовой платок и принесите воды, – распорядилась она со знанием дела.

Бедняга Нед повиновался и стал, едва дыша, наблюдать, как мисс Мьюр перевязывает руку Джеральда повыше раны, сооружает жгут из носового платка и рукояти хлыстика и тем самым останавливает фонтан крови.

– Наверное, доктор Скотт сейчас с вашей матушкой; ступайте и приведите его, – было второе распоряжение.

Эдвард бросился прочь, благодарный за любое задание, которое поможет избавиться от охватившего его ужаса, он отсутствовал всего несколько минут. В это время Ковентри наблюдал за мисс Мьюр: вот она опустилась перед ним на колени и смачивает ему виски одной рукой, пока другая надежно фиксирует повязку. Собранная, бледная, но уверенная в правильности своих действий, – такой была девушка в минуту опасности, ее глаза излучали непривычное сияние. Перехватив исполненный благодарного изумления взор Ковентри, мисс Мьюр ободрила его улыбкой, от которой ее лицо сделалось пленительным, и произнесла с нежностью, какой никогда прежде Ковентри от нее не удостаивался:

– Не волнуйтесь. Опасности нет. Я останусь при вас, пока не подоспеет помощь.

Помощь подоспела очень быстро, и первым делом доктор Скотт поинтересовался:

– Кто наложил жгут?

– Она, – едва слышно отвечал Ковентри.

– Благодарите ее, она спасла вам жизнь. Господи боже! Сделано профессионально! – И старик доктор взглянул на девушку с восхищением и любопытством, смешанными в равных долях.

– Не отвлекайтесь на похвалы. Прошу вас, займитесь раной, а я пока принесу бинты, нюхательные соли и вино.

Мисс Мьюр исчезла столь быстро, что звать ее или пытаться догнать не имело смысла. Пока она отсутствовала, доктор выслушал рассказ Неда, которого терзало раскаяние, и осмотрел рану.

– К счастью, при мне мой хирургический чемоданчик, – сказал доктор Скотт и прямо на скамье разложил миниатюрные блестящие орудия пытки. – Подойдите сюда, мистер Нед. Будете держать руку вашего брата, а я займусь артерией. Э, нет, так не годится. Не дрожите, ведь вы мужчина; если вам страшно – отвернитесь, главное, чтобы рука была зафиксирована.

– Я не могу!

Бедняга Нед побледнел и едва не лишился чувств – не от страха крови, а при ужасной мысли, что хотел убить родного брата.

– Я подержу!

Тонкая белая рука подхватила окровавленную руку и стала держать ее столь крепко и надежно, что Ковентри вздохнул с облегчением, а доктор Скотт, кивком выразив одобрение, занялся своей работой. Вскоре она была закончена. Пока Эдвард бегал домой предупредить слуг, чтобы не проболтались о происшествии матушке, доктор Скотт спрятал инструменты, а мисс Мьюр, ловко используя нюхательные соли, воду и вино, привела Джеральда в чувства, что он самостоятельно добрался до своей комнаты – доктору Скотту пришлось всего-навсего подставить ему плечо, а мисс Мьюр – идти рядом и поддерживать руку, ведь в саду нельзя было сделать для нее перевязь.

Шагнув на порог спальни, Ковентри обернулся, протянул к мисс Мьюр левую руку и с большим чувством произнес:

– Мисс Мьюр, я вас благодарю.

Нежный румянец окрасил бледные щечки, когда мисс Мьюр пожала протянутую руку и без единого слова выскользнула из комнаты, куда тотчас ворвались Люсия с экономкой, чтобы окружить заботами бедного раненого. Он вскоре устал от этих забот и отослал прочь всех, кроме Неда, который раскаянно ходил по комнате с видом молодого и отверженного Каина[13]13
  Каин – старший сын Адама и Евы, первый убийца, лишил жизни своего брата Авеля. Имя Каина стало нарицательным для злобного, завистливого человека, способного на подлости по отношению к близким людям.


[Закрыть].

– Поди сюда, сядь со мной и расскажи-ка все по порядку, – сказал Ковентри. – Прости меня, Нед, твое счастье мне дороже моего собственного, можешь не сомневаться.

Дружеские слова, произнесенные с предельной искренностью, залатали брешь в отношениях между братьями и совершенно покорили сердце Неда. С готовностью принялся он говорить о своей любви, ибо ни один влюбленный не таится, когда имеет сочувствующего слушателя, ведь Джеральд очень сочувствовал. Целый час, лежа в постели, внимал старший брат истории о том, как зарождалась и расцветала эта любовь; внимание его не слабело, ибо чувства придали рассказчику красноречия, и характер Джин Мьюр он живописал сияющими красками. Неоднократно были подчеркнуты: доброта мисс Мьюр ко всем и каждому; преданность Белле и сестринское стремление как можно лучше обучить ее; трогательная забота о матушке; кроткое смирение перед Люсией, которая не скрывала своей неприязни. Особенно же Нед упирал на дружеское участие в отношении его самого.