Текст книги "Маленькие женщины. Хорошие жены"

Автор книги: Луиза Мэй Олкотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 9
Мэг отправляется на ярмарку тщеславия

– Какое счастье, что эти дети заболели корью именно сейчас, – сказала Мэг однажды апрельским днём, стоя упаковывая свой «выездной» чемодан в своей комнате, в окружении своих сестёр.

– И так мило со стороны Энни Моффат, что она не забыла о своём обещании. Целых две недели веселья будут просто великолепны, – ответила Джо, складывая юбки своими длинными руками, напоминая ветряную мельницу.

– И такая чудесная погода, я так этому рада, – добавила Бет, аккуратно раскладывая ленты для волос и бархотки в свою лучшую шкатулку, одолженную ею сестре ради такого торжественного случая.

– Как бы я хотела хорошо провести время и надеть все эти красивые вещи, – сказала Эми с полным ртом булавок, которыми она искусно наполняла игольницу сестры.

– А мне бы хотелось, чтобы вы все поехали со мной, но так как вы не можете этого сделать, я расскажу вам о своих приключениях, когда вернусь. Я уверена, это самое меньшее, что я могу сделать для вас, так как вы так добры, что одолжили мне свои вещи и помогли собраться, – сказала Мэг, рассматривая свои бедные наряды, казавшиеся сестрам безупречными.

– А что мама дала тебе из своей шкатулки с драгоценностями? – спросила Эми, которая не присутствовала при открытии некоего сундучка из кедрового дерева, в котором миссис Марч хранила остатки былой роскоши, чтобы подарить их своим девочкам, когда придёт время.

– Пару шёлковых чулок, красивый резной веер и чудесный голубой пояс. Я хотела взять фиолетовое шёлковое платье, но у нас нет времени, чтобы перешить его на меня, так что придётся довольствоваться моим старым платьем из тарлатана[27]27
  Схожая с кисеёй лёгкая хлопчатобумажная ткань, из которой шили женские платья в XIX в.


[Закрыть].

– Оно будет хорошо смотреться поверх моей новой нижней муслиновой юбки, а пояс замечательно его украсит. Жаль, что я разбила свой коралловый браслет, я бы тебе его дала, – сказала Джо, которая любила дарить и давать взаймы свои вещи, но те обычно были слишком ветхими, чтобы кому-то пригодиться.

– В сундучке с драгоценностями есть чудесная старинная жемчужина, но мама сказала, что живые цветы – самое красивое украшение для юной девушки, а Лори пообещал прислать мне из их галереи любые цветы, которые я захочу, – ответила Мэг. – Дайте-ка подумать, вот мой новый серый прогулочный костюм, только загни перо на шляпе, Бет, потом поплиновое платье – его можно надеть в воскресенье и на небольшую вечеринку, оно выглядит тяжеловатым для весны, не так ли? Как хорошо было бы взять фиолетовое шёлковое платье. О боже!

– Ничего, у тебя есть тарлатановое для большого бала, и в белом ты всегда похожа на ангела, – сказала Эми, размышляя об этом небольшом запасе нарядов, радовавшем её душу.

– Вырез у него не слишком глубокий, и оно недостаточно длинное, чтобы стелиться по полу, но сойдёт и это. Моё голубое домашнее платье так хорошо выглядит, после того как его перелицевали и заново отделали, и я чувствую себя в нём так, будто на мне новое платье. Моя шёлковая накидка выглядит старомодно, а шляпка совсем не такая, как у Салли. Мне не хотелось ничего говорить, но я была удручена, что у меня такой зонтик. Я сказала маме купить мне чёрный с белой ручкой, но она забыла и купила зелёный с желтоватой ручкой. Он крепкий и аккуратно сделан, так что я не должна жаловаться, но я знаю, что буду стыдиться того, как он будет выглядеть на фоне шёлкового зонтика Эми с золотистым наконечником, – вздохнула Мэг, с большим неодобрением рассматривая свой маленький зонтик.

– Поменяй его, – посоветовала Джо.

– Это было бы очень глупо, и я не стану обижать маму, которая так старалась, покупая мне эти вещи. Это моё глупое мнение, и я не собираюсь ему поддаваться. Шёлковые чулки и две пары новых перчаток – вот моё утешение. Ты была так любезна, что одолжила мне свои перчатки, Джо. Я чувствую себя такой богатой и в некотором роде элегантной с двумя парами новых перчаток для балов и вычищенной парой старых на каждый день. – И Мэг бросила взгляд на свою коробку для перчаток, что её ободрило.

– У Энни Моффат на ночных чепчиках голубые и розовые бантики. Не могла бы ты пришить несколько лент на мой? – спросила она, когда Бет принесла стопку белоснежного белья из муслина, только что выглаженного Ханной.

– Нет, я бы не стала этого делать, потому что шикарные чепчики не подойдут к твоим простым ночным рубашкам без всякой отделки. Бедным людям не пристало так наряжаться, – решительно сказала Джо.

– Интересно, буду ли я когда-нибудь счастливой обладательницей настоящих кружев и бантов на своей одежде?

– На днях ты сказала, что была бы совершенно счастлива, если бы только могла пойти к Энни Моффат, – заметила Бет своим спокойным тоном.

– Да, я так говорила! Что ж, я счастлива и не буду недовольно ворчать, но мне кажется, что чем больше получаешь, тем больше хочешь, не так ли? Ну вот, всё готово и уложено, кроме моего бального платья, которое я лучше дам упаковать маме, – сказала Мэг, повеселев, переведя взгляд с наполовину заполненного чемодана на много раз отглаженное и заштопанное белое платье из тарлатана, которое она с важным видом называла своим «бальным платьем».

На следующий день всё было в порядке, и Мэг с шиком отбыла на две недели, полные новизны и развлечений. Миссис Марч согласилась на этот визит без большой охоты, опасаясь, что Маргарет вернётся ещё более недовольной, чем перед отъездом. Но она так упрашивала, и Салли обещала позаботиться о ней, и небольшое развлечение показалось таким восхитительным после утомительных зимних трудов, что мать уступила уговорам, и её дочь впервые отправилась навстречу светской жизни.

Моффаты ни в чём не отставали от моды, и простодушная Мэг поначалу была несколько обескуражена великолепием дома и элегантностью его обитателей. Но они были добрыми людьми, несмотря на ту праздную жизнь, которую вели, и вскоре помогли своей гостье освоиться в их доме. Возможно, Мэг почувствовала, сама не понимая почему, что они не были особенно образованными или умными людьми и что вся их позолота не могла полностью скрыть обычного материала, из которого они были сделаны. Конечно, приятно было изысканно питаться, ездить в прекрасном экипаже, каждый день надевать своё лучшее платье и ничего, кроме этого, не делать, только наслаждаться жизнью. Это её вполне устраивало, и вскоре она начала подражать манерам и разговорам окружающих, напускать на себя надменный вид и вести себя жеманно, употреблять французские фразы, завивать волосы, зауживать платья в талии и обсуждать моду так старательно, как только могла. Чем больше она смотрела на красивые вещи Энни Моффат, тем больше завидовала ей и мечтала стать богатой. Родной дом, когда она о нём вспоминала, теперь казался ей облезлым и унылым, работа казалась тяжелее, чем когда-либо, и она чувствовала себя очень бедной и ущербной девушкой, несмотря на свои новые перчатки и шёлковые чулки.

Впрочем, у неё было не так уж много времени на то, чтобы жаловаться, так как три юные девушки всё время усердно занимались «весёлым времяпрепровождением». Целыми днями они ходили по магазинам, гуляли, катались верхом и наносили визиты, посещали театры и оперы или весело проводили вечера дома, потому что у Энни было много друзей, и она знала, как их развлечь. Её старшие сёстры были очень красивыми юными леди, и одна из них была помолвлена, что, по мнению Мэг, было чрезвычайно интересно и романтично. Мистер Моффат был полным, весёлым пожилым джентльменом и знал её отца, а миссис Моффат – толстой, весёлой пожилой дамой, любившей Мэг так же сильно, как и собственную дочь. Все баловали её, и Маргаритка, как они её стали называть, была на пути к тому, чтобы окончательно потерять голову.

Когда настало время для небольшой вечеринки, она обнаружила, что её поплиновое платье совсем не годится, потому что другие девушки надели лёгкие платья и выглядели очень изящно. Тогда из сундука было извлечено кисейное платье, выглядевшее ещё более старым, растянутым и потрёпанным, чем когда-либо, рядом с новеньким, хрустящим платьем Салли. Мэг заметила, как девочки посмотрели на её платье, а потом переглянулись, и её щёки запылали, потому что при всей своей мягкости она была очень горда. Никто не сказал ни слова, но Салли предложила ей сделать прическу, а Энни – повязать пояс, а Белль, помолвленная сестра, похвалила её белые руки. Но в их доброте Мэг увидела лишь жалость к своей бедности, и на душе у неё стало очень тяжело, когда она стояла одна в стороне, пока другие смеялись, болтали и порхали, как прозрачные бабочки. Тяжёлое, горькое чувство Мэг усилилось, когда горничная принесла коробку с цветами. Прежде чем она успела всё объяснить, Энни сняла крышку с коробки, и все стали восклицать, глядя на прекрасные розы, вереск и папоротник внутри.

– Это, конечно, для Белль, Джордж всегда присылает ей цветы, но эти просто восхитительны, – воскликнула Энни, шумно вдыхая аромат.

– Это для мисс Марч, как сказал посыльный. А вот и записка, – вставила горничная, протягивая её Мэг.

– Как интересно! От кого же они? А мы и не знали, что у тебя есть поклонник, – воскликнули девочки, порхая вокруг Мэг и сгорая от любопытства и удивления.

– Это записка от мамы, а цветы – от Лори, – просто ответила Мэг, всё же очень довольная, что он не забыл о ней.

– О да, конечно! – сказала Энни с шутливым выражением лица, когда Мэг сунула записку в карман, как своего рода талисман от зависти, тщеславия и ложной гордости, потому что несколько ласковых материнских слов пошли ей на пользу, а цветы порадовали её своей красотой.

Снова почувствовав себя почти счастливой, она отложила несколько папоротников и роз для себя, а из остальных цветов ловко сделала изящные букеты для корсажей, волос и юбок своих подруг, преподнося их так мило, что Клара, старшая сестра, сказала ей, что она «самая милая крошка, которую она когда-либо встречала», и все выглядели совершенно очарованными её небольшим знаком внимания. Каким-то образом этот добрый поступок покончил с её унынием, и, когда все остальные отправились показываться миссис Моффат, она увидела в зеркале счастливое, ясноглазое лицо, прикладывая папоротники к своим волнистым волосам и прикалывая розы к платью, которое теперь не казалось ей таким уж поношенным.

В тот вечер ей было очень весело, потому что она танцевала сколько душе угодно. Все были очень добры к ней, и она получила три комплимента. Энни попросила её спеть, и кто-то сказал, что у неё удивительно красивый голос. Майор Линкольн спросил, кто такая «эта новенькая девочка с прекрасными глазами», а мистер Моффат настоял на том, чтобы потанцевать с ней, потому что она «не канителится, есть в ней какая-то живость», как он изящно выразился. Так что в целом она прекрасно провела время, пока не услышала обрывок разговора, который чрезвычайно её встревожил. Она сидела в оранжерее, ожидая, когда её кавалер принесёт мороженое, как вдруг услышала голос, спрашивающий по другую сторону цветочной стены:

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать или семнадцать, я думаю, – ответил другой голос.

– Одной из этих девочек очень бы повезло, не так ли? Салли говорит, что теперь они очень близки, и старик просто души в них не чает.

– Миссис М., я полагаю, уже всё спланировала и умело пользуется обстоятельствами. Сама девушка, очевидно, ещё даже не думает об этом, – сказала миссис Моффат.

– Она рассказала эту выдумку о своей маме, как будто всё знала заранее, и так мило покраснела, когда принесли цветы. Бедняжка! Она была бы просто прелесть, если бы только одевалась со вкусом. Как ты думаешь, она обидится, если предложить ей платье на бал в четверг? – спросил другой голос.

– Девица она гордая, но я не думаю, что она будет против, потому что старомодное кисейное платье – это всё, что у неё есть. Она может порвать его сегодня вечером, и это будет хорошим предлогом для того, чтобы предложить ей достойную замену.

Тут появился кавалер Мэг и обнаружил, что она сильно покраснела и была несколько взволнованна. Она была горда, и именно в этот момент её гордость была уместна, потому что она помогла ей скрыть своё унижение, гнев и отвращение к тому, что она только что услышала. Потому что, хотя она и была невинной и ничего не подозревала, она не могла не понять смысла сплетен своих подруг. Она старалась забыть об этом, но не могла и всё повторяла про себя: «Миссис М. уже всё спланировала», «эта выдумка насчёт её мамы» и «безвкусное кисейное платье», пока не почувствовала, что готова разрыдаться и помчаться домой, чтобы рассказать там о своих бедах и попросить совета. Поскольку это было невозможно, она, будучи довольно взволнованной, изо всех сил старалась казаться весёлой и преуспела в этом так, что никому и в голову не пришло, чего ей это стоило. Когда всё закончилось, она очень обрадовалась и притихла, лёжа в постели, где она всё долго обдумывала, удивлялась и кипела от негодования, пока у неё не заболела голова и несколько скатившихся из глаз слёз не остудили горячие щёки. Эти глупые, но сказанные из лучших побуждений слова открыли для Мэг новый мир и нарушили покой её прежнего мира, в котором она до сих пор жила счастливо, как ребёнок. Её невинная дружба с Лори была отравлена глупыми речами, которые она подслушала. Её вера в мать была немного поколеблена суетными планами, приписываемыми ей миссис Моффат, которая судила о других по себе, а разумное решение довольствоваться простым гардеробом, который вполне приличествовал дочери бедняка, было поколеблено ненужной жалостью девушек, считавших поношенное платье одним из величайших бедствий на земле.

Бедняжка Мэг провела беспокойную ночь и встала с тяжёлыми веками, несчастная, наполовину обиженная на своих подруг, наполовину стыдясь самой себя за то, что не высказалась откровенно и сразу не исправила ситуацию. В то утро все бездельничали, и только к полудню у девушек нашлось достаточно сил хотя бы для того, чтобы взяться за вышивание. Что-то в поведении её подруг сразу же поразило Мэг. Ей показалось, что теперь они проявляли к ней большое уважение, нежеле прежде, испытывали пристальный интерес к тому, что она говорила, и смотрели на неё глазами, в которых явно читалось любопытство. Всё это удивляло и льстило ей, хотя она не до конца всё понимала, и тут мисс Белль оторвалась от своего письма и сказала с сентиментальным видом:

– Маргаритка, дорогая, я послала приглашение твоему другу, мистеру Лоуренсу, на вечеринку в четверг. Мы хотели бы познакомиться с ним поближе, и это будет подходящим способом выразить тебе наше уважение.

Мэг покраснела, но озорная фантазия подразнить девушек заставила её скромно ответить:

– Вы очень добры, но я боюсь, что он не придёт.

– Почему не придёт, дорогая? – спросила мисс Белль.

– Он слишком стар.

– Дитя моё, что ты имеешь в виду? Сколько же ему лет, позволь узнать? – воскликнула мисс Клара.

– Кажется, около семидесяти, – ответила Мэг, считая стежки, чтобы скрыть веселье в глазах.

– Ах ты, лукавое создание! Мы, конечно, имели в виду молодого человека, – со смехом воскликнула мисс Белль.

– Но там нет молодых людей. Лори всего лишь маленький мальчик. – И Мэг рассмеялась, заметив странный взгляд, которым обменялись сёстры, когда она так охарактеризовала своего предполагаемого поклонника.

– Он примерно твоего возраста, – сказала Нэн.

– По возрасту он ближе к моей сестре Джо, а мне в августе исполнится семнадцать, – отозвалась Мэг, вскинув голову.

– Было очень мило с его стороны послать тебе цветы, не правда ли? – сказала Энни с видом всезнайки.

– Да, он часто присылает всем нам букеты, ведь у них растёт много цветов, а мы их очень любим. Моя мама и пожилой мистер Лоуренс – большие друзья, естественно, что мы, дети, играем друг с другом. – Мэг надеялась, что больше они не будут это обсуждать.

– Очевидно, наша Маргаритка ещё не распустилась, – кивнув, сказала мисс Клара Белль.

– Сама святая простота, – ответила мисс Белль, пожав плечами.

– Я собираюсь поехать купить кое-какие вещицы для моих девочек. Вам что-нибудь нужно, юные леди? – спросила миссис Моффат, неуклюже вваливаясь в комнату, как слон в шелках и кружевах.

– Нет, ничего, спасибо, мэм, – ответила Салли. – В четверг привезут моё новое розовое шёлковое платье, и мне ничего больше не нужно.

– И мне ничего… – начала было Мэг, но осеклась, потому что ей пришло в голову, что ей действительно нужны были какие-то вещи, но она не сможет их получить.

– А что ты наденешь? – спросила Салли.

– Всё то же старое белое платье, если я смогу зашить его так, чтобы не было заметно, как ужасно оно порвалось прошлым вечером, – сказала Мэг, стараясь говорить непринуждённо, но чувствуя себя очень неловко.

– Почему бы тебе не послать домой за другим платьем? – спросила Салли, которая была не слишком наблюдательной молодой леди.

– У меня нет других платьев. – Мэг стоило немалых усилий сказать это, но Салли ничего не заметила и воскликнула, дружелюбно удивившись:

– Нет других? Как забавно… – Она не закончила свою речь, потому что Белль покачала головой и ласково сказала:

– Ничего забавного. Какой смысл иметь много платьев, если она не выезжает? Нет никакой необходимости посылать домой за платьем, Маргаритка, даже если бы у тебя была их дюжина, потому что я приберегла чудесное голубое шёлковое платье, которое мне уже не впору, и ты наденешь его, чтобы доставить мне удовольствие, не так ли, дорогая?

– Вы очень добры, но я не против того, чтобы надеть своё старое платье, если не возражаете, оно вполне подходит для такой девушки, как я, – сказала Мэг.

– Ну позволь мне порадовать себя, нарядив тебя со вкусом. Я обожаю это делать, и ты стала бы настоящей юной красавицей, нужно только добавить пару небольших штрихов. Никто тебя не увидит, пока мы не закончим, а потом мы ворвёмся на бал, как Золушка и её крестная, – убедительным тоном сказала Белль.

Мэг не смогла отказаться от столь любезно сделанного предложения, потому что желание посмотреть, станет ли она «юной красавицей» после добавления к её облику нескольких «штрихов», заставило её согласиться, отринув все прежние сомнения насчет семьи Моффатов.

В четверг вечером Белль заперлась со своей служанкой в комнате, и они вдвоём стали превращать Мэг в прекрасную леди. Они уложили и завили ей волосы, нанесли ей на шею и руки какую-то душистую пудру, накрасили коралловым бальзамом губы, чтобы они стали краснее. Гортензия добавила бы ещё «капельку румян», если бы Мэг не запротестовала. Они затянули её в небесно-голубое платье, которое было так тесно, что она едва могла в нём вздохнуть, а вырез был так глубок, что скромная Мэг покраснела, увидев себя в зеркале. Также был добавлен набор филигранных серебряных украшений, браслеты, ожерелье, брошь и даже серьги – Гортензия привязала их к ушам Мэг розовыми шёлковыми ленточками, которых не было видно. Кисть бутонов чайной розы на груди и рюш примирили Мэг с видом своих прелестных белых плеч, а пара шёлковых сапожек на высоких каблуках удовлетворила последнее желание её сердца. Кружевной платочек, веер из перьев и букет в наплечнике завершили её наряд, и мисс Белль оглядела её с удовлетворением маленькой девочки, только что переодевшей куклу.

– Мадемуазель charmante, tres jolie [28]28
  Очаровательна, очень красива (фр.).


[Закрыть], не так ли? – воскликнула Гортензия, всплеснув руками в показном восторге.

– Пойдём, покажемся, – сказала мисс Белль, направляясь в комнату, где их ждали остальные девушки.

Когда Мэг с развевающимися кудряшками и бьющимся сердцем шла следом, шурша длинными юбками и позвякивая серьгами, ей казалось, что веселье наконец-то началось, ибо зеркало ясно показало ей, что она «юная красавица». Её подруги с энтузиазмом повторили этот приятный комплимент, и несколько минут она стояла, как галка из басни [29]29
  Персонаж басни, приписываемой Эзопу, – тщеславная галка, подобравшая павлиньи перья в попытке стать одной из них.


[Закрыть], в восторге от своих взятых взаймы перьев, в то время как остальные болтали, как стая сорок.

– Пока я буду переодеваться, научи её, Нэн, как обращаться с юбкой и французскими каблуками, а то она может споткнуться. Клара, возьми свою серебряную бабочку и заколи вон тот длинный локон слева. И пусть никто из вас не притрагивается к этому прелестному творению моих рук, – сказала Белль и поспешила удалиться, явно довольная своим успехом.

– Ты совсем непохожа на себя, но очень мила. Мне с тобой не сравниться, ведь у Белль прекрасный вкус, а ты, уверяю тебя, просто настоящая француженка. Пусть цветы свободно свисают, не будь с ними так осторожна и смотри не споткнись, – ответила Салли, стараясь не замечать того, что Мэг куда красивей, чем она.

Хорошенько запомнив предостережения Салли, Маргарет благополучно спустилась по лестнице и вплыла в гостиную, где собрались Моффаты и несколько ранних гостей. Она очень скоро обнаружила, что в изысканной одежде есть некое очарование, привлекающее определенный тип людей и способное обеспечить их уважение. Несколько юных леди, прежде не обращавшие на неё внимания, вдруг стали с ней очень ласковы. Несколько юных джентльменов, которые только смотрели на неё на предыдущей вечеринке, теперь не только смотрели, но и просили, чтобы их ей представили, и говорили ей всякие приятные глупости, а несколько пожилых дам, сидевших на диванах и критиковавших остальных, с интересом спрашивали, кто она. Она услышала, как миссис Моффат ответила одной из них:

– Дейзи Марч… отец – полковник… одна из наших первых семей, но, знаете ли, превратности судьбы; близкие друзья Лоуренсов; милое создание, уверяю вас; мой Нед просто без ума от неё.

– Боже мой! – воскликнула старая леди, надевая очки, чтобы получше рассмотреть Мэг, которая старалась сделать вид, что не слышит, и была весьма шокирована выдумками миссис Моффат. «Это странное чувство» не проходило, но она представляла себе, как играет новую роль прекрасной дамы, и поэтому чувствовала себя довольно сносно, хотя от тесного платья у неё болели бока, шлейф всё время путался под ногами, и она постоянно боялась, что уронит серьги и те потеряются или сломаются. Обмахиваясь веером и смеясь над невнятными шутками молодого джентльмена, пытавшегося выглядеть остроумным, она вдруг смолкла и смутилась, увидев Лори. Он смотрел на неё с нескрываемым удивлением и, как ей казалось, неодобрением – хоть он и улыбнулся, поклонившись ей, что-то в его честных глазах заставило её покраснеть и пожалеть, что она всё-таки не надела своё старое платье. Она смутилась еще сильнее, увидев, как Белль толкнула Энни локтем, и обе перевели взгляд с неё на Лори, который, как она с радостью отметила, выглядел совсем по-мальчишески застенчивым.

«Глупые создания, зачем они внушили мне эти мысли. Я не буду обращать на них внимания и не позволю им как-то повлиять на меня», – подумала Мэг и, шелестя платьем, прошла через комнату, чтобы пожать руку другу.

– Я так рада, что ты пришёл, я боялась, что ты не появишься, – сказала она с самым взрослым выражением лица.

– Джо хотела, чтобы я пришёл сюда и рассказал ей потом, как ты выглядела, – ответил Лори, не поднимая на неё глаз, хотя и слегка улыбнулся её покровительственному тону.

– Что же ты ей скажешь? – спросила Мэг, сгорая от любопытства узнать его мнение о ней, но впервые почувствовав себя с ним неловко.

– Я скажу, что не узнал тебя, потому что ты выглядишь такой взрослой и непохожей на себя, что я тебя очень боюсь, – сказал он, теребя пуговицу на своей перчатке.

– Как это нелепо с твоей стороны! Девушки нарядили меня забавы ради, и мне это даже нравится. Разве Джо не оторопела бы от удивления, если бы увидела меня сейчас? – спросила Мэг, пытаясь заставить его сказать, считает ли он, что она стала выглядеть лучше или нет.

– Думаю, да, – серьёзно ответил Лори.

– Я тебе совсем не нравлюсь? – спросила Мэг.

– Нет, не нравишься, – последовал прямолинейный ответ.

– Почему? – встревоженно спросила она.

Он взглянул на её завитую голову, обнажённые плечи и замысловато украшенное платье с выражением, которое смутило её больше, чем его ответ, в котором не было ни капли обычной для него вежливости.

– Я не люблю пижонство.

Это было уже чересчур для парня моложе её, и Мэг ушла, рассерженно бросив:

– Ты самый грубый мальчишка, которого я когда-либо знала.

Чувствуя себя очень раздражённой, она подошла и тихо встала у окна, чтобы охладить свои щёки, потому что тесное платье придало им неприятно яркий румянец. Мимо проходил майор Линкольн, и через минуту она услышала, как он говорит своей матери:

– Они дурачат эту маленькую девочку. Я хотел, чтобы вы на неё посмотрели, но они её совсем испортили. Сегодня она выглядит совсем как кукла.

– О боже! – вздохнула Мэг. – Жаль, что я не повела себя благоразумно, надев свои собственные вещи, тогда бы я не вызывала отвращения у других людей и не чувствовала себя так неловко и мне не было теперь стыдно за себя.

Она прислонилась лбом к прохладному стеклу и стояла, наполовину скрытая занавесками, не обращая внимания на то, что начался её любимый вальс, но тут кто-то коснулся её руки, и, обернувшись, она увидела Лори, который со словами раскаяния чрезвычайно вежливо поклонился ей и предложил свою руку.

– Пожалуйста, прости мне мою грубость и потанцуй со мной.

– Боюсь, тебе это не доставит удовольствия, – сказала Мэг, стараясь выглядеть оскорблённой, но у неё ничего не вышло.

– Отнюдь нет, я умираю от желания потанцевать. Идём, я буду вести себя прилично. Мне не нравится твоё платье, но, по-моему, сама ты просто великолепна. – И он всплеснул руками, как будто слова не могли выразить его восхищения.

Мэг улыбнулась, смягчилась и прошептала, пока они стояли в ожидании момента, чтобы вступить:

– Смотри, не споткнись о мою юбку. Это просто какое-то наказание, я была такой дурой, что надела её.

– Заколи её себе вокруг шеи, тогда она тебе больше пригодится, – сказал Лори, глядя на маленькие голубые сапожки, которые он явно оценил по достоинству. Они танцевали быстро и грациозно, потому что до этого много практиковались дома, двигались слаженно, и приятно было смотреть на то, как весело кружится эта жизнерадостная молодая пара, чья дружба лишь стала крепче после их небольшой размолвки.

– Лори, я хочу, чтобы ты сделал мне одно одолжение, – сказала Мэг своему кавалеру, обмахивающему её веером, когда у неё перехватило дыхание, что произошло очень скоро, хотя она и не созналась почему.

– Конечно! – с готовностью воскликнул Лори.

– Пожалуйста, не говори никому дома о моём сегодняшнем платье. Они не поймут этой шутки, и это расстроит маму.

– Тогда зачем ты так нарядилась? – Глаза Лори были так ясны, что Мэг поспешно добавила:

– Я сама им всё расскажу и «исповедуюсь» маме в том, какой глупой я была. Но я предпочла бы сделать это сама. Так что не рассказывай, ладно?

– Даю слово, что не буду, только что мне ответить, если меня спросят?

– Просто скажи им, что я неплохо выглядела и хорошо проводила время.

– Первое я скажу искренне, от всего сердца, но как насчёт второго? Ты не выглядишь так, будто хорошо проводишь время, не правда ли? – И Лори посмотрел на неё с таким выражением лица, что она ответила шёпотом:

– Нет, только не сейчас. Не думай, что я отвратительна. Я всего лишь хотела немного развлечься, но, как оказалось, такие развлечения того не стоят, и я уже устала от них.

– А вот и Нед Моффат. Что ему надо? – спросил Лори, нахмурив свои чёрные брови, как будто не считал молодого хозяина приятным дополнением бала.

– Он записался на три танца, и я думаю, он хочет их получить. Как скучно! – сказала Мэг, напустив на себя томный вид, что очень позабавило Лори.

Он не разговаривал с ней до самого ужина, пока не увидел, как она пьёт шампанское с Недом и его другом Фишером, которые вели себя «как пара дураков», как сказал себе Лори, чувствуя братское право присматривать за сёстрами Марч и заступаться за них всякий раз, когда им требовался защитник.

– Завтра у тебя будет раскалываться голова, если выпьешь лишнего. Я бы не стал этого делать, Мэг, твоей маме это не понравится, ты же знаешь, – прошептал он, наклоняясь над её стулом, когда Нед отвернулся, чтобы снова наполнить её бокал, а Фишер наклонился, чтобы поднять её упавший веер.

– Сегодня я не Мэг, а «кукла», которая совершает всякие безумства. Завтра я отброшу своё «пижонство» и снова буду отчаянно хорошей, – ответила она с жеманным смешком.

– Жаль, что завтра ещё не наступило, – пробормотал Лори, уходя, недовольный тем, как она переменилась.

Мэг танцевала и флиртовала, болтала и хихикала, как и другие девушки. После ужина она попыталась говорить по-немецки с немыслимыми ошибками, чуть не опрокинула своего кавалера длинной юбкой и так резвилась, что это шокировало Лори, который смотрел на неё и подумывал прочесть ей нотацию. Но у него не было возможности ей что-либо сказать, потому что весь вечер Мэг держалась подальше от него, пока он не подошёл пожелать ей спокойной ночи.

– Помни о своём обещании! – сказала она, с трудом пытаясь улыбаться, потому что у неё уже начинала болеть голова.

– Буду нем, как могила, – уходя, ответил Лори с мелодраматическим жестом.

Эта небольшая пантомима возбудила любопытство Энни, но Мэг слишком устала для сплетен и отправилась спать, чувствуя себя так, словно побывала на маскараде и не получила ожидаемого удовольствия. Весь следующий день она плохо себя чувствовала и в субботу вернулась домой, совершенно измученная двумя неделями веселья и поняв, что «жизнь в окружении роскоши» слишком затянулась.

– Мне кажется, действительно приятно побыть в тишине, а не вести себя всё время чинно, как на людях. Дома хорошо, хоть здесь и нет такой роскоши, – сказала Мэг, оглядываясь вокруг с умиротворенным выражением лица, сидя воскресным вечером с матерью и Джо.

– Я рада это слышать, дорогая, потому что я боялась, что дом покажется тебе скучным и бедным после тех изысканных покоев, – ответила мать, бросив на неё в тот день не один тревожный взгляд, ибо материнские глаза быстро замечают любые изменения в лицах детей.

Мэг весело рассказывала о своих приключениях, снова и снова повторяя, как чудесно она провела время, но что-то всё ещё тяготило её, и когда младшие девочки ушли спать, она сидела с обеспокоенным видом, задумчиво глядя на огонь и почти ничего не говоря. Когда часы пробили девять и Джо собралась идти спать, Мэг вдруг встала со стула и, сев на табурет Бет, положила локти на колени матери и храбро сказала:

– Мамочка, я хочу «исповедоваться».

– Я так и думала. В чём дело, дорогая?

– Мне уйти? – осторожно спросила Джо.

– Конечно, нет. Разве я не всё тебе всегда рассказываю? Мне было стыдно говорить об этом при младших сёстрах, но я хочу, чтобы вы знали обо всех тех ужасных вещах, которые я совершила у Моффатов.

– Мы готовы, – сказала миссис Марч, улыбаясь, но выглядя немного встревоженной.