Текст книги "Шалако"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Шутишь?

– Я уезжаю.

Баффало Харрис выругался.

– Армия даже не знает, что мы здесь! Это ты только что стрелял?

Шалако показал на заднюю луку седла.

– Полюбуйся… Стреляли издали и сбоку, а не то пуля выбила бы меня из седла.

Баффало вложил палец в выемку и тихо присвистнул.

– Да уж!

– Как тебя угораздило связаться с этими разгильдяями?

– Разгильдяями? Ты с ума сошел! Это самая оснащенная экспедиция, какую я только видел! Шампанское, крабы, устрицы… все. Жутко шикарная компания, и, понимаешь, Шалако, лучших харчей я не ел за всю свою жизнь.

– И ради этого ты готов отдать свой скальп. Седлай коня и едем.

– Не могу. Я обещал, что останусь с ними до конца пути.

Подошел фон Хальштат и, увидев Баффало, остановился.

– Харрис, вы знаете этого человека?

Баффало сплюнул.

– Да. Он служил разведчиком в армии и знает эти места лучше апачей.

– В таком случае поступайте ко мне на службу, Карлин. Подходящие люди всегда нужны.

– Если вы не поставите фургоны в круг, то скоро будете не в состоянии никого нанять. Чато начал резать своих лошадей два-три дня назад – значит, они собираются до перехода границы забрать ваших коней.

– Это невозможно. Они не могут о нас знать.

– Могут… И знают, что с вами четыре женщины, знают, сколько у вас лошадей, мулов и сколько мужчин.

Говоря это, он, однако, отдавал себе отчет, что чалый не выдержит ночного перехода… любого перехода не выдержит. Мустанг нуждался в воде, пище и отдыхе.

И все-таки он уезжал. Эти люди пришли сюда по собственной воле, по собственной воле и уйдут.

Фон Хальштат хладнокровно оценивал Шалако. Генерал должен был признаться, что чужак ему не понравился. Но человек прекрасно, по словам Баффало, знающий местность, мог пригодиться. Особенно теперь, когда нет Уэллса, если, разумеется, тот в самом деле погиб.

– Назовите цену, Карлин, и мы возьмем вас к себе. – Он вынул изо рта трубку. – По крайней мере, останетесь и увидите потеху.

– Потехи не будет, – грубо ответил Шалако. – Если только вы не родились в рубашке, то не позже, чем через сорок восемь часов, ваши мужчины все до одного будут мертвы.

Фон Хальштат рассмеялся.

– Бросьте! Голые дикари против современного оружия?!

Усталый конь дает мало шансов уцелеть, но над лагерем нависла смертельная опасность, и Шалако понимал, что у него нет иного выбора, кроме бегства, и это раздражало его.

– Мистер, позвольте я расскажу вам историю об одном выпускнике Вест-Пойнта – назовем его Феттерман. Он хвастал, что если получит восемьдесят человек, то проедет по всей стране сиу. Феттерман был хорошо подготовлен, умен, по уши напичкан самой изощренной европейской тактикой и, вдобавок, самонадеян.

Однажды его послали с восьмьюдесятью солдатами выручать несколько фургонов и предупредили: когда индейцы побегут, не преследовать их.

У него было восемьдесят человек и шанс отличиться. Он бросился в погоню. Его восемьдесят солдат продержались не более двадцати минут – меньше, чем нужно, чтобы выпить чашку кофе.

Шалако стал сворачивать самокрутку.

– Знаете, как поступили индейцы? Как Ганнибал в битве при Каннах… центр опрокинулся, и, когда Феттерман кинулся за ним, фланги сомкнулись и стерли его в порошок.

– Вы хотите уверить меня, что дикари разбираются в тактике?

– Если не ошибаюсь, вы отпрыск одной из старейших юнкерских семей Пруссии. Война – ее занятие на протяжении веков, однако сомневаюсь, что в своей жизни вы видели более десяти битв, а ваш старейший генерал – более тридцати.

Шалако закурил самокрутку.

– Мистер, там, в темноте, сорок или пятьдесят апачей, и каждый побывал в пятидесяти-ста битвах. Они воевали с американцами, мексиканцами, другими индейцами. Для апачей война тоже образ жизни, они учатся тактике с детства, слушая разговоры взрослых.

Все, что написано у Вегеция и Жомини note 1Note1
  Вегеций Флавий Фенат (IV-V вв.) – римский военный теоретик и историк. Жомини Антуан Анри (1779-1869) – военный теоретик и историк. Проводил идею «вечных» принципов в искусстве ведения войн.


[Закрыть], известно индейцам, и они знают куда больше. Это величайшие в мире специалисты по партизанской войне.

Индейцы представления не имеют обо всей этой военной чепухе: строевой подготовке, воинском этикете, шагистике. Они изучают только необходимые вещи. Они безусловно учатся, но учатся воевать и побеждать, не тратя времени на побочные занятия.

Вы говорите, что строевая подготовка нужна для дисциплины. Чушь. Единственная дисциплина, которая имеет значение, дисциплина ведения реального боя. Как держать связь с соседями справа и слева, как наступать и отступать под обстрелом, как прикрывать и поддерживать огнем товарищей, как отходить при угрозе нападения. Сколько ни маршируй, этому не научишься. Об этих местах – а для войны нет худших мест, чем эти, – апачи знают все.

– Удивлен, – враждебно заметил фон Хальштат, – что ваша армия способна побеждать таких суперменов. Этих ваших индейцев.

– Скажу, почему. Только у одного из трех-четырех апачей есть ружье и к нему не более десятка патронов. Если им не удается найти нечестного торговца, им приходится убивать, чтобы добыть себе огнестрельное оружие, поэтому у них всегда нехватка боеприпасов.

Кроме того, армия превосходит их численностью: пятьдесят к одному. И состоит из лучших бойцов, когда-либо живших под солнцем. Военные частично используют индейскую тактику, а генерал Крук, знавший об индейском военном деле больше, чем любой апач, использовал против них индейцев.

Позвольте сказать вам и еще кое-что: тупоголовый болван, который привел в такую страну и в такое время женщин, заслуживает расстрела.

Он демонстративно повернулся спиной к фон Хальштату и пошел к костру. Там он взглянул на кофейник, затем пошел в конюшню, наполнил там овсом переметную суму и отнес ее чалому. Чужая переметная сума пугала, но овес – манил. После легкой заминки чалый принялся за еду.

Фон Хальштат ушел, Харрис остался.

– Полезный разговор, но генерал наверняка обиделся. – Харрис смотрел, как Шалако собирает ружье. – Что случилось с Питом?

Шалако рассказал, затем кивнул в сторону Хальштата.

– У него есть при себе деньги?

– Еще бы! А алмазы? Женщины увешаны алмазами, словно леденцами! А взгляни на их ружья и дробовики! Все отделаны золотом, красным деревом и перламутром. Клянусь, Шалако, каждое стоит целое состояние.

– Тогда ясно, почему здесь Рио Хокетт.

– Откуда ты его знаешь?

– Несколько лет назад рейнджеры выгнали его из Нокса. Он был конокрадом, угонял коров и охотился за скальпами. Если вы, ребята, выберетесь отсюда живыми, уговори фон Хальштата избавиться от него. Он приносит одни неприятности.

Баффало несколько минут молчал, затем спросил:

– Думаешь, у нас никаких шансов, а?

– Против Чато с сорока апачами? А как по-твоему?

Из темноты неожиданно появилась Ирина Карнарвон с полной тарелкой и чашкой кофе.

– Вы, наверное, умираете с голоду, мистер Карлин.

Баффало Харрис деликатно отошел, и Шалако с благодарностью принялся за еду. У него закружилась голова от одного запаха пищи, настолько он проголодался. Вяленое мясо кончилось позавчера, а охотиться он не решался, хотя и видел пару оленей.

Ирина стояла рядом, легкий аромат духов разбудил в нем старые воспоминания. Высокая, стройная, но в теле… настоящая женщина.

Он перевел взгляд на покрытые белыми скатертями, уставленные серебром и хрусталем столы и в изумлении потряс головой при виде такого зрелища в Нью-Мексико, в лагере, окруженном апачами!

От столов доносился тихий разговор. Текла вежливая беседа хорошо воспитанных людей, праздная болтовня, до удивления неуместная здесь.

– Что вы делаете в этой компании? – без обиняков спросил он. – Вы же настоящая!

Ирина повернулась к нему.

– Они тоже настоящие. Просто другой стиль жизни.

– Но нереальный здесь и непрактичный. Здесь, в такой ситуации это же пир во время чумы!

– Вы спросили, что я здесь делаю. Эти люди мои друзья, мистер Карлин… и я, возможно, выйду замуж за Фредерика.

Ее раздосадовала собственная заминка перед последними словами, словно она стыдилась признаться, что… нет, разумеется, нет.

На Востоке и в Европе, почти всюду Фредерик фон Хальштат считался завидной партией. Древнего рода, удостоенный многих почестей в прусской армии, он обладал титулом, богатством, положением в обществе.

Шалако отставил тарелку.

– Должно быть, там, откуда вы приехали, мало мужчин.

– Большинство считает, что мне повезло.

Он взглянул на Ирину.

– Вы искренняя, дружелюбная и, думаю, чувствительная, – сказал Шалако. – Он – холодный, расчетливый и безжалостный. Более того, он дурак, в противном случае он никогда не привез бы сюда вас.

– Вы скоры на выводы, – упрямо сказала она. – Не уверена, что они обоснованы.

– Здесь нет времени присматриваться к людям. Приходится делать выводы быстро, мы судим о человеке по его внешности и делам, не принимая во внимание титулы, отличия и тому подобные безделицы, поскольку поняли, что не они определяют суть человека. Да, мое суждение поспешно, и я могу ошибиться.

– Думаю, вы сильно ошибаетесь.

– Я вам не верю, – сказал он. – Вы слишком умная девушка, чтобы допустить такую ошибку.

Перед ней стоял совершенно чужой, рослый, небритый, потрепанный человек из пустыни. Очень похоже, что он не мылся неделю… где он берет воду, трудно вообразить… и она обсуждает с ним своих друзей. Поразительно!

Его мысли унеслись в темноту, он уже думал о пути на запад. Чалый был не готов к дороге, но если бы удалось добраться до гор Анимас, можно было бы устроить передышку, а затем уходить по низинам.

– Пойдемте со мной, – неожиданно предложил он, – и я спасу вас.

– Бросить друзей? Вы с ума сошли! – Она помолчала. – Я вас едва знаю, мистер Карлин, и, кроме того, как я могу покинуть друзей, если они в такой опасности, как вы говорите.

Шалако почти не слушал, мысленно он был уже в пустыне. Он им ничего не должен, здесь мужчина сам седлает себе коня и дерется сам за себя. Они явились сюда бездумно и глупо, рассчитывая лишь на небольшую драчку с апачами… что ж, они ее получат.

– Вы должны взять одного из моих коней, мистер Карлин. У меня их трое, все очень хорошие, а ваш еле жив.

– Меняетесь?

– Разумеется, нет. Я одолжу его вам. Когда сможете, вернете и заберете своего мустанга. Если же вы правы и мы больше не увидимся, оставите его себе.

– Не стоит, вы ничего мне не обязаны.

Она взглянула на него.

– Я думаю не о вас, мистер Карлин. Я вспомнила ваши слова о любви апачей к лошадиному мясу. Мне невыносима мысль, что они съедят Мохаммета.

Шалако неожиданно усмехнулся.

– Это мне нравится. По крайней мере, честно. Прекрасно, я позабочусь о вашей лошади.

Она резко повернулась и ушла. Шалако смотрел ей вслед с чувством вины в душе. Через несколько минут Харрис привел жеребца.

При одном взгляде на черного, как ночь, жеребца, Шалако понял, что такой конь ему еще не встречался: сильный, с точеными ногами, сочетающий в себе скорость и выносливость. Он протянул руку, жеребец ткнулся в нее мягким бархатным носом.

Он заговорил с конем, поглаживая его шею, знакомясь.

– Ты, наверное, приворожил девушку, Шалако. Мохаммет ее лучший конь, и она обращается с ним, как с ребенком. Чистокровный араб, прямо из пустыни, – сказал Харрис.

Шалако положил на жеребца седло и затянул подпругу. Жеребец с готовностью принял удила, словно радуясь предстоящей дороге.

Баффало Харрис ушел и скоро вернулся со свертком еды. Шалако стоял на месте, теперь, когда путь открыт, ему не хотелось уезжать.

По приказу фон Хальштата фургоны поставили между строениями, образовался довольно большой круг. Он был слишком велик, но все-таки его можно было защищать: людей имелось в достатке, и все были хорошо вооружены.

Шалако перекинул через седло скатанные одеяла, и тут кто-то за его спиной произнес:

– Чего это ты собрался делать с лошадью?

Шалако медленно обернулся. Перед ним стоял высокий, узкоплечий человек с редкой бороденкой. Боски Фултон явно искал ссоры, Шалако это понял сразу и не собирался отступать. Шалако слишком хорошо знал, что малейшую неуверенность тот примет за проявление страха.

– Не твое собачье дело, – холодно сказал он, наступая на Фултона.

Немногие ганфайтеры готовы стреляться в упор. Большинство их кичатся своими способностями быстро выхватывать револьвер, но на близком расстоянии слишком много вероятности, что убиты будут оба… а умирать никому не хочется.

Фултон сделал шаг назад, восстанавливая дистанцию, но Шалако продолжал наступать.

– Не твое дело, – холодно повторил Шалако.

Фултон уставился на Шалако в надежде его смутить, но в ответном взгляде он прочел только презрение и кое-что еще, что понравилось ему еще меньше.

Прежде чем Фултон произнес что-то еще, вмешался Харрис.

– Боски, ему одолжила жеребца леди Карнарвон. Все в порядке…

– Одолжила? – У Боски глаза полезли на лоб. – Она никому не дает даже прикоснуться к нему.

Подошел Фредерик фон Хальштат; не обращая внимания на Фултона, он взглянул на коня, затем на Шалако.

– Леди Карнарвон одолжила вам жеребца? – с сомнением спросил он. – Не могу поверить.

Появились Лора Дэвис и Ирина.

– Да, Фредерик, я одолжила ему Мохаммета. Если апачи нападут, с мистером Карлином он будет в большей безопасности, чем с нами.

– Нападут? Значит, ты веришь этим сказкам?

– Ты забыл, Фредерик, мы приехали вместе. Выстрелы были вполне реальны.

– Если успеете уйти отсюда, направляйтесь к Форт-Каммингсу, – посоветовал Шалако. – В нем командует подполковник Форсайт. – Он явно оттягивал отъезд. – Снесите еду и патроны в конюшню. К рассвету апачи окружат лагерь, хотя вы никого не увидите. Судя по дымам, индейцы ушли из резервации и присоединились к Чато, а это значит – армия оповещена и Форсайт выйдет в поход. Если подожжете фургоны, вполне возможно, что армия заметит дым и быстрее вас обнаружит.

– Сомневаюсь, что до этого дойдет, – отозвался фон Хальштат. – Нас много и мы хорошо вооружены, а у некоторых есть военный опыт.

– Не важно, какой у вас опыт, на этой войне вы новобранец. – Шалако подобрал поводья. – Спасибо, мэм, и всего хорошего. Вы настоящая женщина.

Он направил араба в темноту за конюшней и остановился, отсеивая звуки лагеря и слушая только пустыню. Жеребец рвался в путь.

Арабу нравилось ощущение ночи и пустыни, наверняка забытые, атавистические воспоминания будоражили жеребцу кровь.

Навострив уши, изящный, словно танцор, черный араб шел по сухому руслу в тени обрыва. Копыта беззвучно ступали по мягкому песку. Несколько минут они осторожно двигались на запад, но вскоре Шалако почувствовал, что жеребцу что-то не нравится на севере. Шалако позволил коню взять немного южнее, полагая, что тот учуял апачей.

В восьми-девяти милях к западу лежали горы Анимас. Шалако знал их лучше, чем Хетчет, и знал убежище, где, если повезет, можно спрятаться. Но чем дальше он ехал, тем больше им овладевала тревога.

Ветер дул в лицо… запахло пылью.

Шепотом успокаивая араба, он быстро завел его в самую глубокую тень.

Затем услышал шум… тихое шуршание песка под копытами.

С северо-запада двигался отряд всадников, скоро он где-то неподалеку спустится в русло.

Шалако достал кольт и положил ствол на луку седла. Ночь выдалась тихой и прохладной, шорох копыт приближался, словно волна накатывала на песчаный берег. Во рту у него пересохло. Он держал большой палец на спусковом крючке, готовый выстрелить в любой миг.

Глава 2

После ухода Шалако Ирина долго прислушивалась к пустыне, не обращая внимания на шумы лагеря и разговоры, но не услышала ничего. Ни выстрела, ни крика.

Незнакомец заехал за конюшню и остановился, но когда оттуда исчез и скрылся в темной пустыне, она не уловила.

Уехал.

Ирина Карнарвон ощутила непонятное чувство утраты… нелепая мысль, ведь в любом случае это человек не ее круга. Но чувство утраты не проходило, и она спросила себя: каков же ее круг?

Какой мужчина ей нужен? Какая жизнь? Странный вопрос: она считала, что все уже предопределено. Она выйдет за Фредерика, и нелепо думать, что несколько миль верховой прогулки со странным, немытым, небритым бродягой из пустыни способны что-то изменить.

Ничего и не изменилось. Только в ее душе появилась какая-то раздвоенность. Что побудило ее отдать Мохаммета? Она никогда не разрешала Фредерику садиться на него и, вообще, в их поместье, кроме грума, отца и ее самой, никто на нем не ездил.

Каков же ее круг? Какой мужчина ей нужен?

Конечно же, не Шалако. Она совершенно его не знает, он всего лишь бродяга, охотник, крупный, грубый… впрочем, последнее, пожалуй, несправедливо. Почему она решила, что он грубый? Наоборот, он проявил удивительную нежность… не в словах, а в том, как обращался со своим конем и, если исключить резкую манеру вести разговор, как отнесся к ней самой.

И он заставил ее задуматься о своей жизни, о Фредерике. Уже давно Ирина не размышляла над этим так серьезно.

Бродяга появился из пустыни и вернулся туда же.

Кто он? Что он?

И, главное, кто она? Почти не зная матери, она в основном жила в мире мужчин. Отца не удовлетворяла охота в Уэльсе или Шотландии. Еще мальчиком он ходил на диких медведей во Франции, затем отправился в Африку. Ирина сопровождала его в Индии и Африке.

Отец владел древним титулом и богатством, но в душе оставался охотником. Никогда он не чувствовал себя так дома, как вдали от него, в чаще лесов, в африканском вельде, в пустыне, в горах.

Стол устроили на очищенной от пыли кладке глинобитных кирпичей. Белая скатерть, хрусталь и серебряные приборы посреди пустыни выглядели вызывающе неуместными.

Чарлз и Эдна Даггет уже сидели за столом напротив Жюли Паж и Лоры Дэвис.

– Жюли, впервые в жизни встречаю такую женщину, как Ирина, – с лукавой улыбкой заметила Лора. – Уезжает в необитаемую пустыню и возвращается с мужчиной!

– И с каким! Где он, Ирина? Неужели ты его отпустила?

– Да, он ускакал. – Ирина с изумлением огляделась. Приятные люди за столом и те, что скоро присоединятся к ним, вот он, ее мир… Что ему здесь делать?

Внезапно с некоторым стыдом она осознала, каким несуразным все это выглядит в глазах Шалако.

Словно стайка ребятишек, они прибежали сюда поиграть, в страну, где все в высшей степени сурово. В пустыне было нечто определенное… сильное, жесткое, окончательное. В ней мало тени и много таких мест, откуда нет возврата. И граница между жизнью и смертью почти незаметна.

Пит Уэллс… утром она разговаривала с ним: тихий, бесцветный человек, но тем не менее человек – полный жизни, наслаждавшийся ее маленькими радостями. И вот прошло несколько часов и он умер, убит людьми, которых даже не видел.

Подошел граф Анри и тоже сел за стол: это был высокий, хорошо сложенный человек с седыми висками. Он воевал в составе французской армии, служил на Дальнем Востоке и написал книгу о Китае – научный труд, которого она не читала.

– Жаль, что он уехал, – сказал граф. – Он мне понравился, если случится беда, такого человека неплохо иметь рядом.

Фон Хальштат услышал его слова.

– Никакой беды не предвидится, Анри. Я только что говорил с Хокеттом, и он заверил меня, что все апачи сейчас находятся южнее границы или в резервациях.

– Фред, может быть, все-таки утром сняться? – Анри разглядывал кушанья на столе. – Мне не нравится обстановка.

Фон Хальштат взглянул на него.

– Не говори мне, что готов бежать. По словам Хокетта, апачи редко передвигаются группами больше двадцати – тридцати человек, а такой отряд не осмелится напасть на лагерь. Нас слишком много. – И после паузы добавил: – Нет, Анри, я пришел сюда добыть большие рога и добуду. А если произойдет небольшая стычка, тем лучше.

Анри бросил на фон Хальштата холодный, оценивающий взгляд.

– Будь здесь одни мужчины, я согласился бы с тобой, – сказал он. – Но сомневаюсь, что мы имеет право подвергать риску женщин.

– Никакого риска нет! – Фон Хальштат поднял на него глаза. – Забудь, Анри. Этот человек напугал Ирину разговорами об индейцах. Не знаю, чего он добивался, а может, и знаю. Во всяком случае, он ускакал на нашей лучшей лошади.

– Я сразу поверила ему и продолжаю верить, – тихо сказала Ирина.

Фон Хальштат улыбнулся.

– Боюсь, он произвел на тебя слишком большое впечатление. Помнишь, ты говорила, что любила романы Фенимора Купера? Боюсь, ты увидела в нем нового Кожаного Чулка.

Ирина улыбнулась.

– Что ж, думаю, нам не помешал бы такой человек.

Разговор перешел на другую тему. Ирина молчала, едва слыша голоса вокруг. Она думала о человеке, что уехал в ночь на ее любимом коне. Увидятся ли они снова?

Фон Хальштат задавал тон беседы. Он был прекрасным собеседником, разве что несколько упрям и не так виртуозно владел словом, как граф Анри. Безмерно гордый, он, несомненно, обладал блестящими способностями. Когда Ирина несколько лет назад впервые встретила его в Лондоне, ей сказали, что, если бы он не поступил на военную службу, то стал бы выдающимся математиком.

Она подняла глаза, почувствовав на себе чей-то взгляд. Напротив, у края освещенного костром круга, сидел Боски Фултон. Он смотрел на нее без улыбки, и в его взгляде был тревоживший ее вызов. Она отвернулась, попытавшись слушать графа Анри, но из ее мыслей не уходил Фултон.

Ей стало сразу как-то не по себе, что-то в нем было нечистое, причем дело было не в физической нечистоплотности, что-то в нем страшило и отвращало ее. Впрочем, кроме Баффало и одного молодого кучера по имени Хардинг, все нанятые Фредериком люди ей не нравились.

Во время подготовки экспедиции те, кого им рекомендовали, отказывались. Это были независимые люди, и их возмущало обращение с ними Фредерика. Тот привык к немецкой раболепности перед начальством и упорно воспринимал своих работников, как слуг или крестьян, а этих людей никто бы не осмелился так назвать. Они могут на вас работать, но всегда остаются сами собой, гордые, независимые и готовые драться за свою независимость.

В результате Фредерик нанял самое отребье». Даже Пит Уэллс возражал против Рио Хакетта, а когда появился Фултон, Уэллс, не говоря ни слова, просто отвернулся. Как и остальные, Уэллс боялся Фултона.

Есть внезапно расхотелось, и Ирина уставилась в тарелку. Впервые за эти дни она подумала об отце и ей захотелось, чтобы он был здесь. Спокойный, уверенный в себе, отец всегда знал, что делать, и безошибочно судил о людях.

Она подняла взгляд.

– Фредерик, почему бы нам не вернуться?

Фон Хальштат держал в руке бокал, медленно крутя его и любуясь отсветами огня.

– Мы приехали на охоту. Ты знала, на сколько мы уезжаем, мы подробно обсуждали все планы. Я не хочу уходить.

– В горах у Силвер-Сити охота лучше, – продолжал Анри. – Там много леса.

– И вы, Анри? Неужели боитесь? Мне казалось, французы – дерзкие, лихие ребята, безрассудно смелые…

Глаза Анри похолодели, однако он улыбнулся.

– Лихие? Да. Но при этом осторожные и большие любители удобств. Убежден, что на севере будет и безопаснее и больше комфорта.

– А я – нет, – сказала Жюли Паж, подняв на Фредерика большие темные глаза. Ирина напряглась, она знала, что та скажет. Жюли не делала тайны из своей симпатии к Фредерику. – После пути, который мы проделали, было бы глупо возвращаться С пустыми руками. Думаю, надо остаться. По крайней мере, подождем, вернется ли пустынный знакомец Ирины.

– Я тоже решительно за то, чтобы остаться, – поддержал Жюли Чарлз Даггет. – Мы только что приехали и пугаться глупо. Если здесь индейцы, я не сомневаюсь, что армия с ними справится.

– Да, – поднимаясь, заметила Ирина, – конечно, армия справилась бы… если бы она знала, где индейцы и где мы. – Она мягко улыбнулась. – Не забывайте, Чарлз, армия понятия не имеет, что мы здесь.

Она пошла к конюшне. Ирина еще не заходила внутрь, но, по мнению Шалако, обороняться они могли только в этом строении.

У двери сидел Хардинг; увидев ее, он быстро встал.

– Здрасьте, мэм. Могу я для вас то-то сделать?

– Покажите мне конюшню, мистер Хардинг. Мистер Карлин говорил, что это просто форт!

– Еще бы! Я осматривал ее, мэм. Тот, кто строил конюшню, знал толк в своем деле. Старая, жутко старая, но крепкая. Бойницы расположены так, что перекрывают все подступы.

Внутри Хардинг поднял фонарь. Длинное помещение, со стойлами для восьми лошадей, кладовая с упряжью и большой сеновал. Пологая лестница вела на второй этаж.

– Наверху помещение еще больше, – сказал Хардинг. – Похоже, одно время там жили. – Они поднялись по лестнице, и он показал ей комнату.

Пол был настелен из крепких досок. Здесь тоже были бойницы, а из большого окна Ирина охватила взглядом весь лагерь, освещенный кострами.

В промежутках между строениями стояли фургоны, но тревоги среди людей незаметно – не говоря уже о тех, кто проводил время за столом.

На небе, окаймленном черными зубчатыми вершинами, высыпали звезды. Ночь принесла приятную прохладу.

– Мистер Хардинг, вы давно на Западе?

– Да, мэм. С одиннадцати лет. До этого я жил в Огайо. Вырос на ферме, мэм, занимался охотой. Вскоре после того, как мы переехали на Запад, мою семью уничтожили кайова – я в то время находился в гостях. С тех пор перевозил грузы и охотился на бизонов. Много плотничал.

– Как по-вашему, нам угрожает опасность?

– Да, мэм. Где апачи, – там всегда опасно. Это относится почти ко всем индейцам, если уж говорить начистоту. Война для них – образ жизни. Главное богатство для них лошади, и тот, кто ворует лошадей, лучше других, большой человек, очень большой.

– Мистер Хардинг, Шалако посоветовал нам подумать об обороне конюшни на случай, если мы не сможем защищать лагерь. Он сказал, что надо сложить здесь продукты и патроны.

– Хорошая мысль.

– Он посоветовал также оставить внутри или возле конюшни человека, которому можно доверять. Я хочу, чтобы это были вы, мистер Хардинг.

– Хорошо, мэм. Прошу прощения, мэм, но насчет доверия я хочу сказать, что у вас здесь очень нехороший народ, Я бы не очень полагался на них, а Фултон, мэм, просто опасный человек, очень опасный.

Она отвернулась от окна и пошла к лестнице. У самых ступенек она задержалась.

– Мистер Хардинг, что вы знаете о Шалако?

Рой Хардинг, худощавый, коренастый молодой парень, невысокий, но мускулистый и крепкий, остановился рядом.

– Я его, мэм, раньше не видел, но много слышал о нем. Баффало знает его давно. Шалако вырос, мэм, где-то в Калифорнии, недолго жил в Техасе. Когда ему исполнилось восемнадцать, он отвалил и прошло восемь лет, прежде чем он объявился снова, уже в Монтане. Кроме того, что он один из лучших стрелков на границе, о нем известно немного. Читает следы он лучше многих индейцев и наездник отменный. Баффало Харрис говорит, что в схватке он просто неуловим. – Хардинг помолчал. – По мне, лучше бы он остался.

Когда Ирина вернулась к столу, фон Хальштат только молча оглянулся на нее. Слуга снова наполнил бокалы.

– Попробуйте, Анри. Это одно из лучших немецких вин.

– Хорошее, очень хорошее вино.

– Серьезно? Не подозревал, что французы в силах признать, что есть хорошие вина, кроме французских.

– Напротив, барон, отличную вещь французы всегда готовы принять независимо от того, откуда она родом. Мы научились жить в согласии со всем лучшим.

– С вином «Бернкастелер доктор» связана одна история. Рассказывают, что жил некий епископ, страдавший загадочной болезнью. Что бы доктора ему не прописывали, он продолжал терять силы. Наконец, – так рассказывает легенда, – друг епископа, старый солдат, наполнил «Бернкастелером» бочонок, несмотря на протесты, вкатил его в комнату епископа и налил ему стакан, затем другой. На следующее утро епископу стало намного лучше, и он заявил: «Меня исцелило вино – это чудесный доктор». Отсюда и название вина.

– Холодает, – сказала Эдна Даггет. – Я, пожалуй, пойду лягу.

Чарлз поднялся и вместе с ней направился к фургону, где они спали.

– Эдна не приспособлена к походной жизни, – сказал фон Хальштат. – Лучше бы Чарлз оставил ее дома.

Ирина взглянула на него и сказала:

– Жену нелегко оставить. Место жены рядом с мужем.

– Только не на войне, – ответил фон Хальштат, – и не на охоте. Хотя мысль неплохая. Уже поздно, а завтра я хочу подстрелить болыперога. – Он встал. – Спокойной ночи, друзья.

После его ухода на мгновение воцарилась молчание.

– А вы, Жюли, собираетесь с нами?

Жюли Паж быстро улыбнулась.

– Разумеется. Я не могу оставить на охоте одну Ирину.

Лора Дэвис, дотоле молчавшая, сказала:

– Знаете, граф, я согласна с вами и с Ириной. Я тоже думаю, что надо возвращаться и как можно быстрее. – Жюли попыталась прервать ее, но Лора продолжала: – Однажды вечером, когда я была дома, отец принимал генерала Крука и они говорили об апачах. Некоторые истории были совершенно чудовищными! – и, помолчав, она добавила: – Они не знали, что я слушаю.

Ханс Крюгер пожал плечами.

– Я верю барону. Он человек очень умный и рассудительный.

– Здесь другое, – сказала Лора. – Я думаю, надо уходить.

– Ты слышала слова барона, – возразила Ирина, – а мы его гости.

Граф Анри медленно набивал трубку.

– Я полагаю, что следует перенести лагерь. На севере гораздо спокойнее и все то же самое.

– Кроме апачей. – Ханс взглянул на Анри. – Мне известно, что барон всерьез мечтает о небольшой стычке с индейцами. Я слышал, с каким презрением он отзывался об американской армии, которая гоняется за индейцами и не может их поймать.

– Ханс, у него есть опыт партизанской войны? – тихо спросил Анри. – У меня есть такой опыт… я сражался в горах и в пустыне против североафриканских арабов К счастью, я был знаком с историей поражения Брэддока, которое ему нанесли индейцы, и был настороже. Верьте мне, здесь все по-другому, и любая европейская тактика не годится для такого рода войны.

– Кстати, о тактике, – заметил Крюгер. – Интересно, какую школу окончил Шалако?

– Школу? – Анри посмотрел на молодого немца. – Насколько я понял, он провел в пустыне всю жизнь.

– Возможно… однако он упомянул Жомини и Вегеция. Я не ожидал услышать эти имена от простого охотника на бизонов или кто он там.

Анри проводил Жюли к ее фургону, Ханс последовал за ними. Легкий порыв ветра разметал огонь. Из темноты появился Баффало и подбавил в костер хвороста, не увеличивая, однако, пламени.

Кострище светилось темно-красным цветом. К звездам тянулся желтый язычок пламени и легкий дымок.

– Он тебе понравился, да? – спросила Лора.

– Понравился? – вскинулась Ирина. Затем улыбнулась, понимая, что отрицать бесполезно и глупо. – Не знаю. Он ни на кого не похож.

– А на твоего отца?

– Нет… не очень. Оба, конечно, любят глухие места. Но не думаю, что это имеет какое-то значение.

– Оба – крупные, уверенные в себе мужчины, у которых все получается. И Шалако красив.

– Я не очень рассматривала его… Разве это важно? На меня произвело впечатление другое: я никогда не чувствовала себя в такой безопасности, как рядом с ним.

Наступило молчание, девушка задумчиво глядела в пустыню. Где он сейчас? Все еще в пути? Может быть, по дороге на запад?

– Ужасно глупо, – внезапно сказала она, – всерьез обсуждать такого рода людей. Неизвестно, кто он на самом деле, и потом, девушки не сбегают с первым встречным всадником из пустыни.