Текст книги "Гора сокровищ"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

Это была Фанни Бастон.

Такой голос один на десять тысяч – низкий, мягкий, влекущий. Даже в темноте я смог разглядеть – лицо ее в крови, блузка и жакет разорваны, и она держалась за ногу.

– Ваши друзья где-то рядом, – ответил я. Мне не хотелось с ней связываться. Да, она была ранена, но стоило ей только крикнуть, как на помощь прибегут ее дядя и брат, а то и их спутники.

– Я думаю, что… – Но тут она потеряла сознание и рухнула на землю.

Я выругался. Да-да, выругался. Мне сейчас не хватало только раненой женщины, и в особенности этой. Кажется, она меня не узнала, может быть, из-за того, что ушибла голову.

Что же мне делать? Если я позову на помощь, меня тут же пристрелят. А если оставлю ее здесь, она может умереть. Я не знал, насколько серьезно она ранена; мне не оставалось ничего другого, как взять ее с собой. Словом, я поднял ее и положил поперек седла. Придерживая одной рукой тело Фанни, я взял в другую поводья и двинулся в путь. Но не успели мы проехать и сотни метров, как аппалуза остановился, и, сколько я ни пытался сдвинуть его с места, он стоял как вкопанный. Оставив Фанни Бастон в седле, я спешился, сделал несколько шагов и чуть было не свалился в обрыв.

Моя нога соскользнула с кручи, и если бы я не держался за поводья, то непременно упал. Карабкаясь назад, я задел ногой маленький камешек, и он полетел вниз. Судя по тому, сколько прошло времени, прежде чем он упал, обрыв был очень глубокий. Я вернулся к коню, сел на него и поехал назад, туда, где росли деревья и трава.

Нужно найти укрытие. Конечно, у меня было мало шансов найти его здесь, в темноте, да еще рискуя каждую минуту свалиться с обрыва, и все-таки я нашел его. Мне просто крупно повезло, только и всего.

Я проехал немного, и конь снова встал. На этот раз я различил впереди себя деревья. Я бросил камешек, он пролетел всего несколько футов и упал на что-то мягкое.

Я прошел вдоль кромки обрыва и, найдя место, где склон относительно пологий, спустился вниз. Я оказался в ложбинке, заросшей густой травой, – всего на семь-восемь футов ниже того места, где я находился.

Привязав руки Фанни к передней луке седла, я привел туда коней и оставил их под деревьями. Мы оказались позади небольшого выступа в скале, и здесь я решил остановиться. Присев, я зажег спичку и осмотрелся.

Вокруг меня росли высокие ели толщиной от восьми до десяти дюймов. Земля здесь была ровной и поросла густой травой.

Я развязал Фанни руки и спустил ее вниз. Она все еще была без сознания или только делала вид. Если она и притворялась, то делала это очень искусно. Я положил ее на траву, расседлал лошадей и, привязав их к колышкам, пустил пастись.

Вернувшись назад, к елям, я задержался, пытаясь создать в своем мозгу картину этого места. Меня окружала темнота, а над головой сияло звездами небо, кое-где загороженное лапами елей.

Похоже, что мы оказались на горном карнизе. С одного края обрыв, с которого я чуть было не свалился, другой упирается в склон горы.

Здесь, под елями, можно спокойно развести костер, не опасаясь, что его увидят. В темноте я ничем не смогу помочь Фанни, да и сам я был голоден и мечтал о кофе.

Я наломал сухих веток, набрал дров и, сложив их, поджег.

Фанни Бастон замерзла и к тому же была ужасно бледной – никогда еще я не видел такого бледного лица. Она сильно ударилась головой – кожа была содрана до кости. На руке тоже огромная ссадина. Нога Фанни не была сломана, но сильно опухла и вся была покрыта синяками. Я согрел воды, поставил на огонь кофейник, а сам занялся ранами Фанни. Я смыл кровь с ее головы и лица и промыл рану на руке, удалив оттуда траву и камешки.

Однако я не забывал об осторожности, поэтому снял с предохранителя свой револьвер, ведь если придется стрелять, времени на раздумье не будет. Винчестер я тоже держал под рукой, но подальше от этой женщины.

К тому времени, когда был готов кофе, ее дыхание стало ровнее, и она, похоже, уснула. Слов нет, Фанни была красавицей, но из-за нее мне предстояло теперь провести ночь без сна, хотя я и валился с ног от усталости. Я опасался, что посреди ночи она проснется и всадит в меня нож.

И конечно же он у нее был. Она привязала его к ноге под юбками, маленький, аккуратный такой ножичек, лезвие не шире ее мизинца, но зато обоюдоострое и отлично заточенное. Я наткнулся на него, проверяя, не сломана ли у нее нога, но не стал забирать.

Немного погодя я отошел от костра и поднялся туда, откуда приехал. С этой стороны наш лагерь был совершенно незаметен, и я порадовался, как хорошо спрятал костер. Я постоял, вслушиваясь в тишину, а потом вернулся в лагерь. Фанни Бастон не двигалась, по крайней мере мне так показалось.

Взяв одеяла, я вернулся к трем елям, которые росли почти из одного и того же места. Разложив постель под их кронами, я улегся, зажав револьвер между ногами и пристроив рядом с собой винчестер. Завернулся в одеяло и закрыл глаза.

Стволы деревьев образовывали букву «V», и я положил в их развилке пару веточек. Если кто-то вздумает подойти ко мне, ему придется пройти между деревьями – ветки упадут, и я проснусь. И еще я знал: если в лагере появятся незнакомцы, лошади забеспокоятся и разбудят меня.

Спал я плохо – засыпал и просыпался, снова засыпал и опять просыпался. Посреди ночи я встал, подбросил несколько веток в костер, проверил, на месте ли Фанни, поправил на ней одеяло и снова вернулся к себе.

Окончательно я проснулся, когда еще даже не начинало светать. Я посидел немного в постели, думая об отце и о том месте, где я оказался, и в сотый раз задал себе вопрос: как, он умер?

Наверное, он умер где-то здесь, если, конечно, не пересек горы Ла-Плата и не ушел куда-нибудь в другое место. Я хорошо знал отца и был уверен, что он способен уйти очень далеко. Жаль, что я не взял с собой Пороховое Лицо. Этот умный индеец помог бы мне отыскать следы отца двадцатилетней давности на этой Тропе Призраков.

Стало светать, я выбрался из постели и потянулся, разминая кости. Я совсем не отдохнул за ночь, но мне предстоял трудный день, и нужно было приготовиться к нему.

Первым делом я подошел к краю обрыва. Он уходил на глубину примерно тысячи футов, склон его, в том месте, откуда я вчера чуть не упал, был совершенно отвесный. Повсюду, сколько хватало глаз, громоздились горы, словно гигантские волны каменного моря; над зеленью лесов высились вершины, сложенные из красного гранита.

В долину, лежавшую внизу, дороги не было, но, приглядевшись, я заметил невдалеке тонкую ниточку тропы, которую, скорее всего, протоптали лоси. Вероятно, эта тропа вела в цирк, в котором разыгрались вчерашние события.

Я двинулся назад, к лагерю.

Меня не надо было убеждать в том, что момент решительного сражения наступил – оно произойдет сегодня.

Андре Бастон гнался за мной из Нового Орлеана, а с ним вместе и Хиппо Суон. Они знали, что произошло здесь двадцать лет назад. А присутствие Фанни Бастон говорило о том, что они поставили на карту все.

Много лет они жили так, как хотели, швыряя деньги направо и налево. Но в один прекрасный день вдруг обнаружили, что деньги не бесконечны. Впереди их ждало бесчестье, нищета и все то, что они несут с собой, но у них не хватило смелости встретить свою судьбу с тем достоинством, с которым многие несут свой крест.

От того, что произойдет сегодня, зависит все их существование. Они должны не только помешать мне выяснить, как погиб мой отец, но и, если им это удастся, найти золото – или хотя бы часть его, – которое спасло бы их от нищеты.

Я не ошибся. Когда совсем рассвело, я увидел, что расположился на уступе, который напоминал ступеньку на склоне горы. Он зарос травой, кое-где на нем попадались деревья, уступ огибал гору и дальше сливался с голым скалистым склоном.

Ширина уступа в разных местах была разной – в самом широком месте она достигала сотни футов, сужаясь кое-где до десяти и менее. Он был хорошо защищен от обзора и найти его можно было, только очутившись на нем. Лучшего укрытия не придумаешь.

С этого места, где я стоял, хорошо просматривался весь уступ, и, вглядевшись, я не заметил никакого движения там, где лежала Фанни Бастон. Я подошел к лошадям и отвел их подальше, туда, где росла густая трава. Здесь они могли пастись вволю, и, клянусь, они это заслужили.

Тем не менее, привыкнув в жизни ко всяким неожиданностям, я достал седло и оседлал своего жеребца. Затем собрал свои вещи и отнес их поближе к скалистой стене, туда, где паслась вьючная лошадь.

Прямо над уступом располагался высокий скалистый утес, с которого хорошо просматривались окрестности. Можно взобраться на него и посмотреть, что происходит внутри цирка.

Но сначала я решил проверить, как обстоят дела в лагере. Когда я подошел к костру, Фанни Бастон сидела, обхватив руками колени. Взглянув на меня безо всякого выражения, она поинтересовалась:

– Где это мы?

– На вершине горы, – ответил я. Кто знает, что у нее на уме, поэтому лучше соблюдать осторожность. В правой руке я держал винтовку, готовый в любой момент открыть огонь, если вдруг появятся неожиданные гости. – Вы упали с лошади, когда она понеслась вниз.

Фанни снова взглянула на меня:

– И вы обо мне позаботились? Я хочу сказать… почему мы здесь?

Мне показалось, что она искренне удивлена, однако я не мог позволить себе довериться ей.

– Вы преследовали меня, чтобы убить, – объяснил я. – Вы, ваш дядя и все остальные.

– А с чего бы это нам убивать вас? – На лице ее появилось недоумение. – Не могу себе представить, чтобы мне захотелось убить вас… или ранить. Вы… вы такой милый. – Она произнесла это тоном капризной девочки. – Такой высокий, такой сильный. – С этими словами Фанни встала. – А вы ведь и вправду сильный? Могли бы вы поднять меня?

Она сделала шаг навстречу мне. Ее платье было разорвано и плечо обнажено.

– Ваш брат и дядя где-то здесь поблизости, – заметил я. – И если вы пойдете вон туда, то найдете их.

– Но… но я не хочу уходить отсюда! Я хочу остаться с вами!

– Вы, наверное, ударились головой сильнее, чем мне показалось, – сказал я. – Вы, несомненно, красивая женщина, но я бы к вам и близко не подошел. В вас нет ни капли искренности.

Фанни улыбнулась.

– Но вы мне и вправду нравитесь! – Она была совсем близко от меня. – Телль, прошу вас, давайте забудем обо всем! Сядем на коней и вернемся домой. Мы можем добраться отсюда прямо до… Калифорнии. Давайте уедем на край света!

– Да, мэм, мы можем…

Вдруг она подскочила ко мне и обеими руками вцепилась в мою винтовку. Навалившись на нее всем своим телом и схватив меня за запястье, она что есть силы закричала:

– Стреляй, Поль! Стреляй!

Испугавшись, я оттолкнул ее, она упала на траву. Ударившись о землю, Фанни вскрикнула. Я потерял равновесие и упал на одно колено.

Неподалеку стоял Поль с винтовкой в руках. В ту минуту, когда я взглянул на него, он выстрелил.

Глава 23

Однако Поль как стрелок в подметки не годился своему дяде. Он слишком спешил, к тому же я не стоял на месте, поэтому его пуля пролетела мимо. Зато я не промахнулся. Вернее, чуть было не промахнулся. Пуля прошла слишком высоко, оцарапала ему щеку и оторвала мочку уха.

Поль закричал от боли, бросил винтовку и убежал.

Фанни, вне себя от ярости, с криком вскочила и бросилась к винтовке. Я ударил ее сбоку, и она снова упала на траву. Я схватил винтовку и бросил ее в пропасть.

Она перелетела через край обрыва и скрылась из виду.

Вдруг кто-то закричал:

– Они его нашли! Быстрее туда!

Я повернулся и бросился со всех ног к лошадям – там, где они паслись, деревья скроют меня из виду. Я услыхал звук выстрела, мне на голову посыпались кусочки коры и веточки, срезанные пулей. Спрятавшись за деревом и жадно глотая воздух, я стал ждать появления своих врагов, готовый в любую минуту выстрелить.

Но никого не было.

Потом я услыхал крик Фанни. Она кричала грубым, полным ярости голосом:

– Он был у Поля в руках! Он стрелял в него и промазал! А потом удрал как заяц!

Хорошо ей было ругаться, а Поль, наверное, до этого ни разу не видел направленного на него ружья. Подобно многим другим, он был готов убить или ранить любого, но ему и в голову не приходило, что его самого могут ранить и даже убить.

Многие люди избегают стычек вовсе не потому, что они трусы, а потому, что боятся оказаться трусами, боятся, что в решительный момент у них не хватит мужества встретить свою смерть с достоинством. Таким был и Поль, к тому же я ранил его – не очень сильно и уж конечно не смертельно, но, увидев свою собственную кровь, он потерял разум, что, впрочем, случается со многими.

– А, ерунда, – услышал я спокойный, невозмутимый голос Андре. – Не расстраивайся, он от нас не уйдет. Я знаю то место, где спрятался этот Сэкетт. Оттуда нет выхода. Одного мы уже здесь поймали, не выпустим и другого.

«Уже поймали», – пронеслось у меня в голове. Я огляделся. Здесь? Значит, вот где умер отец. Я посмотрел туда, где паслись лошади. Но где же именно?

Здесь не было ни могилы, ни костей. Впрочем, их могли растащить дикие звери или же тело было сброшено в пропасть.

Значит, здесь… Неужели отец умер на этом уступе? И неужели я повторю его судьбу?

Но нет, сейчас ситуация совсем иная. У меня хороший винчестер, большой запас патронов, много еды… Я могу выдержать осаду. Если, конечно, Андре не знает какого-нибудь другого способа выкурить меня отсюда.

Иуда как-то сказал, что Андре взял с собой десять человек. Ну, десять, может быть, слишком много, но то, что он был не один, это точно. Я слышал голоса нескольких мужчин.

Прошло еще какое-то время, и я решил отойти туда, где паслись лошади. В том месте уступ сужался и заканчивался крутым обрывом. Чуть выше на уступе росли деревья, но до них не добраться – пристрелят сверху.

Уж Андре-то не промахнется, это тебе не Поль.

Похоже, если идти или ехать вдоль края обрыва, можно вырваться на свободу. Но сколько я ни всматривался – ни следов, ни тропы, никаких признаков того, что кто-нибудь здесь побывал. А на другом конце уступа, наверняка, сидит вооруженный человек. И уж он-то не промахнется, поскольку даже нельзя отскочить в сторону – ширина уступа меньше трех футов.

Там, где паслись лошади, я увидел груду камней и совсем недавно упавшее дерево – хвоя еще не успела осыпаться с засохших веток.

Добравшись до коней, я раскрыл коробку с патронами и наполнил ими свои карманы. Мой винчестер 73-го калибра был заряжен – я приготовился к сражению.

Надо мной возвышался скалистый утес, а за ним располагался ледниковый цирк, от которого тропа спускалась в каньон реки Ла-Платы, а оттуда – в город Шалако.

В Шалако жили по крайней мере трое Сэкеттов и еще несколько друзей, но дотуда шесть-семь миль, а может, и больше – с такой же пользой они могли бы находиться в Китае.

Я должен рассчитывать только на самого себя. И больше ни на кого.

Что-то меня беспокоило. Это «что-то» поселилось во мне, когда я думал о Шалако и о своих друзьях. Чтобы это могло быть?

В моей позиции есть какой-то изъян, и Андре об этом знает…

С того места, которое я выбрал для своего укрытия, простреливался весь уступ. В укрытии было несколько ям, рядом с которыми лежали упавшие деревья, некоторые из них уже почти полностью сгнили.

Заведя лошадей в это укрытие, я сел и стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Через плечо я мог видеть почти голые склоны той горы, куда вела Тропа Призраков. Если бы я только мог туда добраться…

Никого не было видно. Очевидно, Андре и его друзья, убедившись, что отсюда не выбраться, решили дать мне немного помучиться. Я учуял запах дыма – они готовили завтрак.

Ну что ж, почему бы и мне не подкрепиться?

Я набрал дров, разжег костер и поставил на него кофейник. Потом достал сковородку и поджарил ветчину, при этом не спуская глаз со входа в укрытие, чтобы меня не застали врасплох.

Если отец попался в ту же ловушку, что и я, где же тогда его кости? И что стало с его вещами? И золотом?

Отец был умным человеком, и он не допустил бы, чтобы враги нажились на его смерти. Если он встретил ее в этом месте, значит надо поискать какой-нибудь знак, свидетельствующий о том, что здесь что-то спрятано.

И все-таки, как они ухитрились его убить? Да, у отца было ружье, заряжавшееся с дула, и, как бы быстро он ни заряжал его, ему все равно не удалось бы продержаться долго против целой своры преследователей. Но ведь у него был еще и револьвер – или должен был быть.

Интересно, почему Бастон так уверен, что теперь-то я у них в руках? Если бы знать это…

Неожиданно внутри у меня все похолодело – говорят, так бывает, когда кто-нибудь наступит ногой на твою могилу.

Я вдруг понял, почему Андре не сомневался, что мне от них не уйти.

С вершины скалистого утеса, нависавшего надо мной, хорошо простреливалось мое укрытие.

По-видимому, там уже сидит человек, и когда Бастон с дружками нападут на меня и внимание мое переключится на них, он убьет меня со своего каменного козырька. Глядя на утес, я увидел место, с которого человек, немного высунувшись, может держать под обстрелом почти весь уступ – почти весь.

Впрочем, зачем переживать раньше времени. Лучше позавтракать. Я съел ветчину, наслаждаясь ее запахом и дымом костра. Если мне суждено погибнуть, интересно, о чем я больше всего буду жалеть? О том, что больше никогда не увижу туч, сгущающихся над вершиной вон той горы? О том, что никогда больше не услышу запаха костра, кофе и ветчины, жарящейся на сковородке? Или о том, что не почувствую под собой доброго коня? Или не увижу, как пробивается солнечный свет сквозь листву осин?

Мне ведь особо и вспоминать нечего. Я не бывал в местах, овеянных славой, и не общался со знаменитостями. Я не едал деликатесов и не был завсегдатаем театров. Зато я сиживал у походного костра и так часто спал под открытым небом, что выучил назубок все звезды и созвездия.

Время от времени мне попадались очень хорошие кони. Я совершил несколько далеких походов и пересек несколько пустынь. Эти воспоминания грели мне душу. Однако у моего отца были гораздо более приятные воспоминания – у него внизу осталось гораздо больше, чем у меня. У него были жена и подрастающие сыновья, которые унаследовали его имя и продолжат его дело. У меня же не было ни сына, ни дочери. И если я погибну здесь, некому будет меня оплакивать. Да, братья мои будут горевать обо мне, но мужчине нужно, чтобы, когда он погибнет, его оплакивала женщина.

А ведь я хотел бы умереть после своей жены, если она у меня когда-нибудь будет. Я хотел бы проводить ее в последний путь, прежде чем свести счеты с жизнью. Наверное, мужчина легче переносит одиночество, чем женщина, впрочем, я плохо разбираюсь в этих вещах.

Тут я услыхал, что голоса Андре и его дружков приблизились, кажется, они готовятся к нападению. В эту минуту я представил себе, что должны были чувствовать жители Трои, вооружаясь для последней, решающей битвы. Они знали, что греки уже совсем близко и что им не суждено победить.

Но я не дам им так просто меня убить. Каждый человек должен оставить после себя какой-нибудь след, а я пока ничего не успел сделать, так что мне еще рано умирать.

Одни оставляют после себя прекрасные статуи, другие – книги, третьи – память о своих добрых делах в сердцах благородных потомков. Мне же похвастаться нечем.

А может, я и не смогу ничего сделать.

Ветер стих, и листья повисли неподвижно. Я находился на высоте двенадцати тысяч футов, и было довольно прохладно. Холод усиливался еще потому, что я был в тени – меня окружали деревья. Но ярдов через пятьдесят деревья кончались, да и здесь их было не так уж много.

Вдруг я заметил на верхушке утеса какое-то движение – должно быть, стрелок, засевший там, готовился стрелять. Мне очень хотелось подпалить ему шкуру – пусть не думает, что пришел сюда развлечься.

Судя по звукам, Андре и его спутники приближались. Я спокойно доел последний ломтик ветчины и налил себе кофе.

В эту минуту в скалу над моей головой ударила пуля, и осколки камней посыпались в мою кружку. Я выругался. Они мне за это заплатят – терпеть не могу, когда мне в кофе сыплют всякую гадость.

Пока я сижу под защитой скалы, меня не достать, так что я не двинулся с места. Пусть постреляют, мне же торопиться некуда. Пускай эти ребята порезвятся, если у них так много патронов. Еще две пули ударились о скалу, не причинив мне никакого вреда. Я сделал еще один глоток кофе и поглядел на вершины дальних гор. До некоторых из них было пятьдесят, а то и шестьдесят миль.

Мне очень хотелось увидеть вершину с необычным названием Спящий Индеец, но эту гору закрывал край цирка. Я наклонился, чтобы взять кофейник, и тут стрелок, сидевший на утесе, выстрелил прямо в костер. Во все стороны брызнули искры, мне пришлось гасить их ладонями. Да, если этот тип будет и дальше так палить, тут станет очень неуютно.

Еще несколько выстрелов, но я не торопясь допил кофе и только тогда взялся за винтовку.

Если имеешь дело с людьми, непривычными к сражениям, нужно как можно дольше тянуть время. У таких людей обычно не хватает терпения сидеть и ждать – они жаждут поскорее покончить с тобой. Зато мне торопиться некуда – я могу ждать хоть до бесконечности.

А мои преследователи потеряли терпение – они открыли беспорядочную стрельбу. Достать они меня не могли, поэтому я сидел в своем уголке, попивая кофе и тихонько посмеиваясь над ними – и не жалко же людям патронов!

Они надеялись, что я высунусь, чтобы убить кого-нибудь из них, а в это время стрелок с утеса пристрелит меня. Но я не собирался доставлять им такого удовольствия.

Наконец вся эта история мне порядком надоела.

Мои кони стояли в очень удобном месте – до них не долетала ни одна пуля, и умные животные только отгоняли хвостами мух.

Позавтракав, я подумал, что этому парню на утесе, наверное, не терпится поглядеть, что я тут делаю. Я взял ружье и пробрался в такое место, откуда можно видеть, что происходит наверху, оставаясь при этом незамеченным. И разумеется, я увидел дуло винтовки, торчавшее над утесом. А потом я заметил и еще кое-что – плечо стрелка, одетого в голубую рубашку. Оно скрылось из виду, но я знаю этот тип людей и потому продолжал ждать, зная, что он обязательно высунется. Это очень скоро и произошло.

Я держал винтовку наготове и, как только стрелок высунулся, выстрелил в него. Раздался вопль, винтовка стрелка упала к подножию утеса, а я вернулся к тому месту, откуда мне хорошо были видны подступы к нему.

Перед моими глазами мелькнула рубашка из шотландки, я спустил курок своего винчестера, и рубашка исчезла.

После этого наступило затишье.

Конечно, мои выстрелы не помешают Андре и его дружкам напасть на меня, только теперь они будут осмотрительней. Теперь они знают, что им достался сильный противник, однако мне от этих мыслей лучше не стало. Одолеваемый грустью и одиночеством, я сидел и ждал, когда же они нападут. А ведь всего в нескольких милях отсюда были мои братья и друзья, с которыми мы могли бы разгромить целую армию. А теперь я это должен сделать один, безо всякой помощи.

Впрочем, всю свою жизнь мне приходилось полагаться только на себя.

Я вложил два патрона в винтовку и посмотрел на лошадей. Они стояли и дремали, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. Я подошел к ним и немного с ними поговорил, а потом вернулся на свою позицию.

Непросто отсюда выбраться, но одно я знал – когда наступит ночь, я буду на свободе. И если понадобится, пойду сквозь ряды своих врагов, сметая все на своем пути.

Чего бы мне это ни стоило, но я отсюда уйду. И когда Андре и его дружки проснутся, они увидят, что рыбка сорвалась с крючка.