Текст книги "Ледяной ад"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Тщетные предосторожности.– Дьявольская ловкость.– Это – английской работы.– На свободе.– Вознаграждение.– Истинный друг.– Отправимся в Клондайк! – Отъезд в Америку.
Убийство в Батиньоле навсегда осталось тайной, а виновники его не были раскрыты. Совершенное с неслыханною дерзостью и смелостью, оно сильно взволновало общественное мнение; но парижской полиции, несмотря на все ее искусство, не удалось обнаружить ни малейшего следа преступников. Только, может быть, Тоби No 2 да его товарищи, агенты Мельвиля, подозревали правду.
Жертвою был семидесятилетний старик, очень скупой, слывший богачом в квартале, собиравший драгоценности и деньги. С ним жила единственная служанка, почти шестидесятилетняя, немного глухая и, по слухам, любившая пропустить стаканчик.
В день убийства старик получил в банке пятьдесят тысяч франков и возвратился веселый, шелестя синими бумажками и любуясь ими: потом заперся в маленьком кабинете, где находился его денежный сундук и куда никто, кроме него, не входил, даже прислуга. Впрочем, он простирал свои предосторожности до чрезвычайных размеров и сделал все возможное, чтобы превратить эту комнату в неприступную крепость: ставни, плотно закрывавшие окна, были покрыты стальными листами и снабжены целой системой запоров и пружин. Кроме того, входная дверь запиралась цепями и стальными перекладинами. Наконец, отверстие каждого камина было закрыто на уровне человеческого роста прочною решеткою. К несчастью, хозяин забыл обить железом пол и стены, тогда бы он жил в закупоренном металлическом кубе.
Но как бы то ни было восьмого апреля освободилось помещение как раз над квартирою старика, находившейся на четвертом этаже старого дома по улице Бурсольд. Какие-то люди перевезли сюда скудную мебель, внеся вперед трехмесячную плату за квартиру. Они уходили и приходили в определенное время как мастеровые или служащие и рано возвращались в свое скромное жилище. Ночью с дьявольской ловкостью и смелостью они ухитрились проделать отверстие в полу, отделявшем их жилище от квартиры старого скупца. Они работали без всякого шума и выполнили эту каторжную работу за восемь ночей. Очевидно, им было хорошо известно расположение комнат в квартире старика, так как отверстие пришлось как раз над маленькой кладовой. На восьмую ночь они спустились в нее.
Должно быть, старик услыхал легкий шум, потому что встал и взял спичку, найденную потом в его руке.
Тогда воры ворвались в его комнату, схватили его, задушили и бросили на ковер, сами же кинулись к денежному сундуку. Зная наверняка, что лом им не поможет, они пробили металлическую стенку при помощи целого набора различных инструментов, а сделав одно отверстие, принялись за второе. Мало-помалу, менее чем за два часа, они проделали в двери круглое отверстие на уровне замка. Однако им не удалось сломать его; тогда один из них запустил руку и вытащил пачку в пятьдесят тысяч франков, находившуюся сверху. Удовольствовались ли они такой добычей или услыхали какой-то подозрительный шум вблизи, неизвестно. Ясно одно: они не смогли или не успели проделать отверстие с другой стороны денежного сундука.
Поднявшись в свою квартиру, они переменили одежду и покинули помещение в три часа утра.
Служанка ничего не слыхала. В шесть часов она постучалась к хозяину, дверь комнаты которого была по обыкновению наглухо закрыта. В восемь часов она опять подошла к двери, испугалась, спустилась к привратнику и попросила его привести полицейского.
Убийство было обнаружено, а вместе с тем и кража. Не знали, кого подозревать. Только Тоби догадывался об истине. Он мог добыть от французских агентов некоторые разъяснения, видел улики и сказал Редону:
– Это – английская работа! Ваши французские бандиты не имеют таких совершенных инструментов.
– Очень возможно, Тоби,– с важностью отвечал журналист,– впрочем, у меня нет национального самолюбия!
Английский агент при помощи своего товарища начал розыски, но они ни к чему не привели.
Пришлось сделать заключение, что убийцы покинули Францию, увезя с собою и пятьдесят тысяч франков, предмет их преступных вожделений. Кроме того, агент заявил журналисту и его друзьям:
– Я уверен, что вас сбили с толку деятели «Красной звезды». Думаю даже, что эти два злодея уехали, как и предупреждали, в Клондайк – ловить в мутной воде миллионы. В их руках был основной капитал, необходимый для начала предприятия – пятьдесят тысяч франков, добытых преступлением!
– Но тогда их было бы легко арестовать в Гавре или Ливерпуле, на пути в Америку?..
– Они слишком хитры, чтобы сесть на французский или английский пакетбот. Я думаю, они уже достигли границы, бельгийской или германской, и продолжают путь в Антверпен или Бремен. Ах, если б я мог быть одновременно в двух-трех местах!
– Ну, поезжайте сами в Бремен, а своего товарища отправьте в Антверпен.
– Я не смел просить вас об этом! – сказал агент, глаза которого заблестели.– Ведь мне приказано оберегать вас.
– Благодарю, мой Тоби, я теперь сам себя могу охранить и защитить. Не бойтесь ничего и посылайте каждый день известия!
Когда оба агента уехали, Редон вернулся в Версаль и подоспел как раз к освобождению Леона Фортена. Несчастный пленник, которого содержали до тех пор в большой строгости, очутился на свободе, ничего не понимая, как и в день своего ареста.
Его выпустили из заключения, как и арестовали, без всяких разъяснений. Он сначала не узнал своего верного друга Редона, с его бородой, бледностью и остатком лихорадочного блеска в глазах.
По дороге в Мезон-Лафит Редон рассказал вкратце своему другу все, что произошло, скромно приписав себе только незначительную долю хлопот по его освобождению.
Когда они пришли домой, Леон открыл дверь, влетел в комнату вихрем и, увидев мать, протянул к ней руки, говоря сквозь слезы:
– Мама!.. Бедная моя мама!
Старушка обняла его, едва сумев проронить слабым голосом:
– Мальчик мой, дорогой… наконец-то… мы не жили… разлученные с тобою… несчастный… обвиненный в таком преступлении!.. О, эти судьи!.. Тебя, саму доброту, честность… тебя подозревать!..
Он вырвался из объятий матери и кинулся на грудь к отцу, бледному, почти бездыханному, не произнесшему ни слова, а только плакавшему как ребенок.
Только после этого Леон и его друг заметили двух молодых людей, поднявшихся им навстречу. Это были прекрасная девушка в глубоком трауре, растроганная и не пытавшаяся сдерживать слез, и ее брат.
В то время, как Поль Редон пожимал руки стариков, знавших, какое участие он принимал в освобождении их сына и не находивших нужных слов, чтобы отблагодарить, Леон с восхищением вскричал:
– Мадемуазель Грандье! Вы здесь! О, да благословит вас Бог за это!
– Милостивый государь,– сказала та с достоинством,– роковая судьба соединила ваши страдания с нашими. У этих страданий – один источник и потому мы с братом жаждали первыми, после ваших родителей, засвидетельствовать вам свое уважение!
Растроганный, забывший все пытки заключения, все оскорбления толпы, Леон горячо пожал протянутые руки молодой девушки и ее брата.
– А что у вас нового, мадам Фортен? – спросил Редон.
– Плохие новости, на нас все показывают пальцем, так что на улицу нельзя выйти. Потом бедный наш Леон потерял свою должность в Сорбонне. Вот письмо, извещающее об этом!
– Ах,– с горечью сказал Леон,– даже судебная ошибка не проходит даром! Теперь я без должности, имею массу врагов. Что делать, Боже мой, что делать?
– Покинуть отечество,– посоветовал Редон,– устроиться за границей и отплатить презрением за презрение!
– Но я беден, а мои родители тоже не имеют средств!
– Это очень легко устроить! – возразил журналист.– Ну-с, папа Фортен, сколько вам нужно в год, чтобы прожить прилично?
– Я не знаю, право! – робко заявил тот.
– Ну, вот: у меня есть на берегу моря, в моей дорогой Бретани (я ведь бретонец) прелестный домик, с садом. Вы поселитесь в нем и будете там выращивать овощи… жизнь там дешевая… довольно ста франков в месяц.
– Но, дорогой Поль…– прервал Леон.
– Что ты хочешь от своего дорогого Поля? Я твой компаньон, не так ли? Мы учредим, если ты хочешь, общество. Я внесу капитал, ты – свой ум и свои технические познания, материальная жизнь твоих родителей обеспечена частью капитала.
– Я перестаю понимать!
– Изволь, объясню: тебе нужно пятьдесят тысяч франков, чтобы сделать карьеру в Клондайке, но не так, как «Красной звезде», конечно. Я тебе даю эту сумму, так как уверен, что заработаю на ней пятьдесят миллионов! Значит, я сделаю выгодное дело! Впрочем, мы отправимся вместе в Клондайк, так как жизнь здесь невесела.
– Итак, решено, мы едем наживать капиталы?
– Чем раньше, тем лучше, и я думаю, что с помощью твоей выдумки миллионы быстро потекут в наши руки. Вероятно, там мы встретим и злодеев, которые под маркой «Красной звезды» совершили столько преступлений, принесли столько горя. Я очень бы не прочь отплатить им той же монетой и испробовать на них месть краснокожего.
Брат Марты поднялся при этих словах и, дрожа от гнева, произнес:
– Господа, они убили моего отца, возьмите меня с собою, чтобы отомстить за него!
– Хорошо, мой молодой друг! – с горячностью отвечал журналист.– Сколько вам лет?
– Шестнадцать, но, клянусь, я по храбрости не уступлю взрослому!
– В 1870 году многие юноши ваших лет были неустрашимыми солдатами. Вы идете с нами!
– Благодарю, вы не раскаетесь. Что касается сестры, то…
– Она не покинет тебя, друг мой! – прервала молодая девушка, вставая в свою очередь.
– Как, мадемуазель!? – вскричал Леон.– Вы решитесь подвергнуть себя пыткам ледяного ада, лишениям, холоду, ужасному, мертвящему холоду?!..
– Наш покойный отец завещал отомстить убийцам, и я буду везде преследовать их. Я не боюсь ледяного ада, не побоюсь, если нужно, и Сахары, я перенесу самые страшные страдания, даже самую смерть, без колебания, без сожаления, без жалоб!
Все это было сказано спокойно, с холодной решимостью человека, не желающего раздумывать.
Чувствовалось, что под нежной кожей девушки кипит горячая кровь, а в сердце ее – отвага героя. Оба друга почтительно склонились, не в силах устоять перед такой энергией.
Тогда молодая девушка продолжала:
– Будьте уверены, я не помешаю. Бедный отец как будто предчувствовал и воспитывал меня по-американски. Я сильна, приучена к трудностям, занималась всевозможными видами спорта. Я буду для вас спутником, берущим на себя часть работы и опасности. Наконец, у нас есть небольшие деньги, остатки прошлого величия, около десяти тысяч франков. Это наш с братом пай в ваше предприятие. Таким образом мы станем вашими компаньонами, не так ли?
– Мадемуазель,– почтительно отвечал журналист,– для нас ваши желания
– закон! Теперь последнее слово! Надо приготовиться к отплытию в Америку в течение недели!
– Но мы готовы! – в один голос отвечали брат и сестра.
– Чудесно! А ты, Леон?
– Мне надо три дня на сборы.
– Решено! Я со своей стороны жду вашего известия, которое рассчитываю получить не раньше, как через два дня. От этого зависит время нашего отъезда! Я сообщу вам его тотчас по получении.
Марта с братом вернулись на виллу Кармен, которую они вскоре должны были покинуть навсегда. Леон Фортен заперся в своей маленькой лаборатории и с увлечением отдался работе. Старики Фортен, удрученные мыслью о близкой разлуке с сыном, но сознавая ее неизбежность, готовились к отъезду в Бретань.
Так прошли двое суток. Редон начал уже волноваться, как вдруг получил телеграмму. Он запер сундуки и в автобусе Западной Компании отправил их на станцию св. Лазаря. Сам же, дав необходимые инструкции ключнице, пешком отправился на вокзал Западной дороги. По пути встретился ему товарищ и спросил:
– Вы уезжаете?
– В Мезон-Лафит! – отвечал он.
К ночи Редон прибыл туда. В ожидании его здесь собрались предупрежденные телеграммой Марта Граидье, ее брат и Леон Фортен с родителями. Каждый чувствовал, что решительная минута наступила. После обычных приветствий Редон вынул из кармана телеграмму и прочел:
«Бремен, четверг, 5 мая 1898 года, 2 часа. Компаньоны „Красной звезды“ сегодня утром сели на пакетбот „Император Вильгельм“, отправляющийся в Нью-Йорк, потом в Канаду и Клондайк. Уезжают в полдень. Я поеду тоже и буду следить за ними до конца. Адресовать письма – Силька-Ванкувер, потом Доусон-Сити.
Тоби No 2».
– Поняли? – спросил Редон.– Нет, конечно! Сейчас объясню! – и он подробно пересказал им свои приключения, начиная с того момента, когда он делал отпечатки ног убийц в саду на улице Св. Николая.
Когда все было выяснено, сообщены все сведения относительно «Красной звезды», он прибавил:
– Сегодня четверг, вечер, 6-е мая. Завтра утренним поездом мы отправляемся в Гавр, в шесть часов. В прилив снимаемся с якоря и вперед! В Америку, куда зовет нас жажда мщения и богатства!
* ЧАСТЬ 2. ГНЕЗДО САМОРОДКОВ *
ГЛАВА IСтрана золота.– Золотая лихорадка.– Рудокопы передового отряда.– Огильви.– Бескорыстие.– Нищета и миллионы.– На приступ.– Вторжение.– Зимние лишения.
Два года тому назад географы даже не слышали о Клондайке, этом скромном ручье, притоке громадной реки ледяной страны, Юкона, катящей свои воды по вечной мерзлоте Канады и Аляски.
В настоящее время все знают и повторяют это название, по созвучию происходящее от индейского слова «Трон-Дюнк», означающего «много рыбы». Клондайк теперь полон золота!.. Золота до пресыщения!.. Золота в изобилии!
Это – эльдорадо страны снегов, таинственное место, где должна находиться громадная золотая сокровищница… золотой мешок… «мать золота», как говорят рудокопы. the big lump of gold (большая груда золота) американцев, открытие которой вызвало бы падение стоимости золота во всем мире. Но Клондайк – это еще ледяной ад, где дрожат от золотой лихорадки, где носятся в воздухе алчные желания, где мечется отчаяние, где гибнут во множестве люди, пораженные безумием.
Да, ледяной ад, где свирепствуют страшные морозы в сорок пять, пятьдесят и пятьдесят пять градусов ниже нуля, где скалы трескаются с громовым шумом, где мясо рубят топором, сало и масло пилят пилой, где ртуть доходит до плотности свинца, где жизнь кажется невозможной и где во время бесконечной полярной ночи работают, как бешеные, люди, собравшиеся отовсюду на поиски золота.
Уже два года близ места, где скрещивается шестьдесят четвертая северная параллель со сто сорок вторым западным меридианом от Парижа, люди всех племен, говорящие на всевозможных языках, охваченные одинаковой алчностью, бьют кирками мерзлую почву, заключающую золотые зерна.
17 июля 1897 года судно «Портланд», возвращаясь из Клондайка, доставило в Сан-Франциско шестьдесят рудокопов. Истощенные, оборванные, утомленные дорогой, эти люди, казалось, подвергались всем болезням, какие только может вынести человеческий организм. Все они сгибались под тяжестью сундуков, мешков и всяких причудливо завязанных тюков, которых не хотели никому доверить. Они остановились у банка и здесь, перед воротами, раскрыли свои тюки. Там были слитки и золотой песок. По взвешивании оказалось около двух тысяч килограммов… миллион сто двадцать тысяч долларов!.. шесть миллионов франков.
Они обменяли золото на деньги, и разбогатевшие, или по крайней мере избавленные от нужды, собирались опять эксплуатировать участки, которые взяли в концессию. На вопрос, откуда они пришли, был дан ответ: «Из Клондайка».
Они рассказали о своих мучениях, о зиме, проведенной в палатке при 55-градусном морозе, об ужасном труде, о смерти товарищей…
– Да!.. Да!.. Это так… Но золото?
– Золото?.. Оно там везде!
И это была правда.
Эти люди привели в лихорадочное состояние целый город. Новость распространилась быстро, достигла Канады, Соединенных Штатов, берегов Атлантического океана, старой Европы… целого света. За несколько дней название Клондайка и его притоков сделалось популярным. Рудокопы окрестили их: Хонкер (Hunker), Бир (Bear), Эльдорадо, Бонанза, – это наиболее известные, изобилующие золотом места.
Организованы были экспедиции, намечены склады, чуть не будущие города, где устраивался запас всего необходимого: одежды, орудий, провизии. Потом суда, нагруженные людьми, скотом, собаками, инструментами, припасами, стали отплывать то из Ванкувера, то из Сан-Франциско.
Торговцы, ковбои, пасторы, хористы, земледельцы, авантюристы, промышленники, моряки, ремесленники – все превратились в рудокопов и присоединились к пионерам.
Между ними находился В. Кормак, опытный золотоискатель. Охваченный лихорадочными поисками, он грезил о золоте под полярным кругом, скитаясь в течение двадцати лет и не теряя мужества несмотря на неудачи. Неутомимо копал он мерзлую почву, где кое-где попадались ему золотые зерна.
В нескольких сотен милях от него, на юге, трудилась другая группа рудокопов; их было около тысячи, и лагерь назывался Форти-Миль (Forty-Mile). Привлеченные индейскими легендами, они в действительности очень мало находили золота и жили весьма скудно.
В августе Кормак, работая вместе со своим деверем, индейцем, намыл золота на три сотни франков. Удивленный, он набрал еще земли и опять намыл на четыреста франков. В течение двух дней ему удалось добыть золота на сумму семь тысяч франков, а россыпь, казалось, нисколько не истощалась, и счастливый рудокоп собрал за неделю около двадцати тысяч франков; но вышла вся провизия. Он отправился тогда в лагерь Форти-Миль; купил сала; муки и картофеля, сообщил некоторым товарищам о своем богатстве и уехал обратно.
Последние, целая дюжина, не колеблясь, последовали за ним и прибыли на берег ручья, названного Кормаком «Эльдорадо». По обычаю рудокопов, они разделили землю на участки в семьдесят шесть метров каждый и лихорадочно принялись за работу.
Первые результаты были головокружительны: никогда еще рудокопы, даже в сказочные времена Калифорнии или Австралии, не видели подобного богатства. Двое из близких приятелей Кормака, старый Джон Казей (John Casey) и молодой Кларенс Берри (Clarence Berry) вступили в товарищество. У последнего была грациозная и миниатюрная жена, точно распустившийся цветок, роза севера среди снегов.
Все трое, при усердной помощи мадам Берри, добыли за двенадцать дней сорок тысяч франков из выемки около трех метров глубиной.
Четверо других товарищей, Жой Мак-Найт (Joe Mac-Knight), Дуглас, Фир и Гартманн, оказались еще более удачливыми: в течение трех недель они намыли золота на сто двадцать тысяч франков.
Наконец, охотник меховой компании из Сан-Луи, работая один, намыл на тридцать шесть тысяч франков за восемнадцать часов.
Все эти люди, до тех пор намывавшие по пяти, десяти су, казалось, обезумели. Они не пили, не ели, не спали, настолько их нервы были возбуждены лихорадочной работой.
Как и у Кормака, однако, у них вышла вся провизия, так что пришлось отправиться в Форти-Миль. При виде мешков, наполненных золотыми зернами, более тысячи ста рудокопов отправились в Эльдорадо, захватив все, что могли.
Двое молодых людей, Рид (Reed) и Лерминье, сделали открытие, почти беспримерное в летописях рудокопов. Они за две недели извлекли из выемки в восемь метров триста тысяч франков!
Тогда канадец Жозеф Леду, владевший лесопильней на реке Сиксти-Миль (Sixty-Mile), перенес ее на новое место, туда, где Клондайк сливается с Юконом. Через два года здесь вырос уже целый город с тридцатью тысячами жителей, Доусон-Сити (Dawson-City).
Однако неизбежным следствием наплыва народа в Клондайк явились раздоры между поселенцами, соперничество, убийства. К счастью, межевщик канадского правительства, Вильям Огильви (William Ogilvie) находился неподалеку, во главе группы топографов, посланных определить границу между Америкой и Канадой. Он согласился измерить все участки, установить границы владений и быть справедливым судьей между этими людьми, привыкшими пускать в ход револьверы. Он один сохранил среди всеобщей лихорадки свое хладнокровие и даже отказался от богатых даров, предложенных ему за труды, заявив, что «государство платит ему жалованье за исполнение обязанностей, а не за устройство собственного материального благополучия».
Такой поступок снискал высокое уважение этому человеку, решения которого стали почитаться законом. Он один мог установить порядок между этими сумасшедшими. Между тем золотоискатели, рассеявшиеся было по обширным пустыням Аляски и влачившие там жалкое существование, все больше наводняли Клондайк.
Сколько ужасных тайн породила эта погоня за золотом! Руководствуясь компасом, в ужасную полярную ночь, люди шли через снега, таща сани, питаясь замороженным мясом собак, когда выходило сало, страдая от страшного холода, вынужденные спать на снегу. Сколько погибло их за это время ужасной смертью! Но зато как награждены были те, кто победоносно вышел из грозного испытания!
Зима прошла среди лишений и сверхчеловеческого труда. Большинство жило в снеговых хижинах или в палатках из шерстяной ткани. Впрочем, неутолимая золотая лихорадка воспламеняла их кровь, сжигала тело, держала в огне весь организм до мозгов и делала нечувствительным к холоду. Весной уехала партия из шестидесяти пяти рудокопов, почувствовавших себя достаточно богатыми, чтобы позволить себе некоторый отдых.
Это были пассажиры «Портланда», прибытие которых в Сан-Франциско произвело известное уже читателю волнение.
Месяц спустя «Эксельсиор» привез шесть миллионов долларов и вторую партию рудокопов из шестидесяти человек. Среди них был калифорниец Берри и его неустрашимая подруга. Берри собрал за зиму на восемьсот тысяч франков золотого песка и зерен и приобрел участок, стоящий более пяти миллионов.
Его товарищ Балти (Balty) привез шестьсот пятьдесят тысяч франков; Жозеф Леду, основатель Доусон-Сити,– пятьсот тысяч.
Канадцы с именами, похожими на французские, Дефонтен, Мишо, Бертонне, Денонвилье, Бержерон, Жильберт, прибыли владельцами примерно полумиллиона!
Работа десяти месяцев!
Многие другие тоже составили себе состояние. Тогда-то началась горячка. Со всех сторон стекались жаждущие золота, бравшие пароходы буквально приступом. Они отправлялись на поиски без провизии, не обращая внимания на ужасный климат, при котором с октября реки промерзают и затрудняется снабжение провиантом.
Несчастные безумцы со всех сторон бросались на штурм страны льдов, терпя голод, холод, смерть и переступая через замороженные трупы, устилавшие заснеженную землю.
Была зима, а они все шли.
Отовсюду прибывали бесчисленные партии.
Пароходы останавливались в Скагуэй (Skaguay) или в Дика (Dyca).
От последнего пункта до Беннета, где начинается нормальный санный путь, считается пятьдесят километров. На половине пути возвышается скала высотой в 1.068 метров, покрытая снегом, на вершину которой взбираются по дорожке, протоптанной козами note 2Note2
Эти подробности заимствованы из «Revue-Klondike», издатель которого, Жан Ламар,– один из наиболее богатых золотоискателей в Клондайке и в бассейне Юкона (прим. авт.).
[Закрыть] . Ни собаки, ни лошади, ни мулы не могут там карабкаться, словом, никто кроме человека.
Каждый навьючен поклажей около 4 пудов весом. Согнув спины, с разбитыми поясницами и подбородком, чуть не касающимся колен, будущие миллионеры усердно взбираются по тропинкам, цепляясь пальцами рук и ног, пыхтя, ворча, проклиная и все-таки медленно продвигаясь вперед. Около тысячи их взбирается сразу; как муравьи, движутся они черной лентой, отчетливо виднеющейся на белом снежном покрове. Они достигают вершины изнуренные до крайности, испускающие пары, как кипящий котел. Тогда резким движением сбрасывают они с плеч ношу, и она скатывается далеко вниз. За первым тюком следует другой, потом третий и т. д., по числу забравшихся людей. Внизу все это смешивается, иные вещи наполовину зарываются в снег.
Таким образом скатывается до тысячи килограммов съестных припасов и пожитков, необходимых рудокопу в течение года.
Иные разделяют свой тюк на десять маленьких, которые постепенно доставляют на вершину, и спускают вниз. Таким образом, десять раз повторяется страшно опасный маневр! Это место называют перевалом Чилькот. Затем поклажа разбирается и нагружается на сани, которые бечевой тянут вместе собаки и люди.
Ужасна эта дорога при леденящем ветре, поднимающем целую снежную бурю! А привал несчастных, старающихся укутаться потеплее, чтобы заснуть и проснуться потом наполовину замерзшими?!
От озера Беннет до Доусон-Сити считается пятьсот километров. Это расстояние пароходы проходят за пять дней в конце весны, когда воды свободны ото льда. В разгар же зимы для этого надо по крайней мере двадцать пять дней. А как мучительно тяжело это путешествие при подобных условиях.
Само Вашингтонское правительство и пароходное начальство часто смущается и телеграфирует своим агентам в Сан-Франциско и Ванкувер:
«Задержите отъезд… остановите рудокопов… Скажите, чтобы дожидались весны».
Но пятнадцать тысяч любителей легкой наживы вопили:
«Мы хотим ехать!.. Вот деньги… плата за проезд… Нас не имеют права задерживать… Место!… Место!.. И вперед!»
И пароходы отходили, а народ прибывал, все более исступленный, и замерзшие трупы присоединялись к прежним, устилавшим горестную дорогу. Ничто не могло остановить этого безумия, этой алчности, этой дьявольской погони за миллионами. Мученики «ледяного ада» падали, умирали, но, несмотря ни на что, число их все увеличивалось. Впрочем, впоследствии, когда первое волнение, произведенное вестью о клондайкском золоте, прошло, приняты были некоторые меры для поддержания порядка и спасения несчастных от гибели: образовались общества для упорядочения прибытия и отправления золотоискателей, в газетах и журналах стали появляться различные путеводители с полезными советами, перечислением необходимых в тех краях предметов и обозначением их стоимости, с некоторыми сведениями о местных требованиях гигиены и важнейшими географическими указаниями. Были также приняты меры к облегчению трудностей ужасного перевала через Чилькот. Были даже попытки устроить зубчатую железную дорогу в ожидании постройки настоящей железнодорожной линии, проведенной два года спустя через Вайт-Пасс, перевал, соседний с Чилькотом.
Однако в ожидании более удобных путей сообщения и бедные, и богатые, и сильные, и слабые, словом все решавшиеся на это путешествие зимой, принуждены были выносить бесчисленные мучения и трудности, чтобы в конце концов умереть мучительной и страшной смертью среди этого «ледяного ада». Те же, что были достаточно разумны, чтобы дождаться весны, совершали это путешествие водой быстро и даже приятно.
