Текст книги "Федра"

Автор книги: Луций Анней Сенека

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Кто тебе предпочтен Федры сестрою был.

Только смертным краса на благо ли?

Дар мимолетный, дар кратковременный,

Как ты спешишь по пути увядания!

Быстро пестрый наряд с вешних совлек лугов

Лета душного зной в пору, когда палит

Пламя жгучих лучей солнцестояния

И коротким путем мчит в колеснице ночь;

Быстро никнут цветы лилии белые,

Но редеет быстрей милых кудрей волна,

И на нежных щеках гаснет румяный блеск:

Не бывает и дня, мига такого нет,

Чтобы он красоты часть не унес с собой.

Краток век красоты. Мудрый поверит ли

Бренным благам ее? Пользуйся тем, что есть!

Молча против тебя время ведет подкоп,

Будет завтрашний день хуже, чем нынешний.

Что ты в дебри бежишь? Меньше ль опасностей

Там грозит красоте? В чаще глухих лесов,

В час, когда полпути в небе пройдет Титан,

Рой распутных наяд вдруг окружит тебя,

В плен красавцев они в глубь родников влекут.

Из засады твой сон подстерегут всегда

Сонмы резвых лесных дриад,

Что за панами вслед горными гонятся.

Иль со звездных небес взор обратит к тебе

То светило, кого старше аркадян род,

И с упряжкой коней белых не справится.

Прошлой ночью у ней лик зарумянился,

Хоть его ни одна тучка не застила;

Мы, богини испуг видя, встревожились

И, решив, что виной власть фессалийских чар,

Стали медью греметь. Но лишь в тебе одном

Тут причина была: ночи богиня путь

Задержала затем, чтоб на тебя смотреть.

Если б меньше мороз это лицо терзал,

Если б реже его солнечный луч палил,

Блеск затмило б оно камня паросского.

Как прекрасно его мрачное мужество!

Как нависли бровей дуги тяжелые!

Только с Фебом сравню шею лилейную.

Бога пышным кудрям иго неведомо,

Вольно льются они на плечи стройные;

Ты милее, когда пряди короткие

В беспорядке лежат. Даже воинственных

И суровых богов ростом и силою

Ты дерзнешь превзойти: лишь Геркулес один

Мог бы спорить с тобой крепостью юных мышц.

Грудью шире ты, чем грозный воитель – Марс.

Если б ты на коня сел легконогого

И проворной рукой гибкую взял узду,

Легче Кастора ты правил бы Килларом.

Пальцы мощной руки в петлю копья продень

И с размаху метни вдаль, что есть сил, его,

Разве сможет послать так далеко стрелу

Критский лучник, что бьет дальше и метче всех?

Коль стрелу за стрелой ты на парфянский лад

Будешь в небо метать, то ни одна из них

Не вернется пустой: в птичью вонзившись грудь,

Из-за туч принесет дичь тебе каждая.

Все века обозри: много ль найдешь мужей,

Чья краса бы на них не навлекла беды?

Пусть же будет к тебе милостив бог и пусть

Только старость тебя дивной лишит красы.

На что дерзнуть не смеет ярость женщины?

Невинному готовит обвинения

Чудовищные Федра, и свидетельство

Растрепанных волос и щек заплаканных

Заставит верить женским козням пагубным.

Кто это? Блещет красотою царственной

Лицо, и голова высоко поднята.

О, как он был бы на Питфея юного

Похож, когда б не эти щеки бледные,

Не сбившиеся волосы торчащие.

Тесей, Тесей на землю возвращается!

Тесей

Да, я ушел из края мрака вечного,

Темницы манов, из-под неба черного.

Как трудно оку свет желанный выдержать!

Сжал Элевсин Церерин дар четырежды,

Четырежды сравняли ночь и день Весы,

Покуда, пленник двойственного жребия,

Терпел все муки жизни, муки смерти я,

Одно от жизни сохранив угаснувшей:

Сознанье бед. Алкид мне был спасением:

Когда он силой пса исторг из Тартара,

То к свету поднебесному вернул меня.

Но сил лишилась доблесть истомленная,

Мой шаг неверен. О, как было трудно мне

Весь путь от Флегетона до границы дня

Бежать от смерти, поспевать Алкиду вслед.

Но что за шум печальный вдруг послышался?

Откуда скорбь, и плач, и стон, поведайте,

И на пороге жизни – вопли слезные?

Достойна встреча гостя из подземных стран.

Кормилица

Упорно Федра жаждет умертвить себя,

Презрев наш плач, стремится к близкой гибели.

Тесей

Но что велит ей смертью встретить мой возврат?

Кормилица

Велит возврат супруга умереть скорей.

Тесей

Слова твои неясны и таят беду.

Скажи мне прямо, что за скорбь гнетет ее.

Кормилица

Не открывает тайны никому она,

В могиле хочет скрыть причину гибели.

Иди, молю, иди: спешить нам надобно.

Тесей

Скорее отворите двери царские!

Двери распахиваются.

За ними – Федра с мечом в руке.

Подруга ложа, мужа долгожданного

Ты так встречаешь? Почему ты тотчас же

Не выпустишь меча из рук и душу мне

Не успокоишь, не откроешь, что тебя

Из жизни гонит?

Федра

О великодушный мой

Тесей, твоим возвратом заклинаю я,

Детьми, престолом, прахом Федры умершей,

Дозволь мне смерть.

Тесей

Поведай хоть причину мне.

Федра

Назвав причину, смерть напрасной сделаю.

Тесей

Но я один услышу то, что скажешь ты.

Федра

Один лишь муж стыдливой страшен женщине.

Тесей

Я в сердце верном тайну сохраню твою.

Федра

Тот, кто молчанья хочет, пусть и сам молчит.

Тесей

Тебе не дам я воли убивать себя.

Федра

Кто хочет смерти, тот везде найдет се.

Тесей

Какое преступленье жаждешь смертью смыть?

Федра

То, что живу я.

Тесей

Дела нет до слез моих?

Федра

Всех лучше смерть, что слезы близких вызовет.

Тесей

Она молчит. Но в путах, под ударами

Мне выдаст тайну старая кормилица.

Рабу закуйте в цепи. Вырвет бич у ней

Сокрытое.

Федра

Остановись, я все скажу.

Тесей

Зачем лицо ты отвращаешь скорбное,

Прикрывши платьем слезы набежавшие?

Федра

Тебя, творец богов, зову в свидетели,

Тебя, огонь, в эфире ярко блещущий,

Начало положивший роду нашему!

К мольбам я не склонилась, под мечом мой дух

Был тверд, – но тело вынесло насилие,

И смою кровью я пятно позорное.

Тесей

Кто, кто был нашей чести осквернителем?

Федра

Кого всех меньше заподозришь.

Тесей

Кто, я жду.

Федра

Пусть скажет меч, что брошен был насильником,

Когда стеченья граждан испугался он.

Тесей

Увы, что вижу? Есть ли зло чудовищней?

Вот знаки, врезанные в кость слоновую

На рукояти, – рода честь актейского.

А сам куда бежал он?

Федра

Слуги видели,

Как, трепеща от страха, он умчался прочь.

Тесей

Ты, Благочестье! Ты, на небе правящий!

Ты, в царстве во втором валы вздымающий!

В роду откуда нашем язва гнусная?

Не скифским Тавром, не колхидским Фазисом,

А Грецией он вскормлен? Поколенья вспять

Идут, кровь дедов достается выродкам.

Вот дикий нрав воинственного племени:

Венеру долго отвергать – и чистое

Всем тело предавать. Отродье мерзкое,

Законом лучших стран не побежденное.

В любви греха боятся и животные,

Блюдет законы рода неразумный стыд.

Где строгий взор? Где лживое величие?

Где к старине угрюмая приверженность,

Суровость нравов, стариков достойная?

О жизнь лжеца! Глубоко чувства спрятаны,

Постыдный нрав скрыт под личиной благостной,

Стыдливостью бесстыдство прикрывается,

Грех – благочестьем, дерзость – миролюбием,

Ложь – истиной, суровостью – изнеженность.

Ты, житель чащ, дикарь, пустынник, девственник,

Блюл чистоту на горе мне? Мужчиной стать

Решил ты, ложе осквернив отцовское?

Царю богов я должен благодарен быть

За то, что Антиопа от моей руки

Погибла, что с тобою не осталась мать,

Когда я к Стиксу шел. Ступай изгнанником

К народам дальним; скройся хоть на край земли,

В пространства. Океаном отделенные,

В мир, что стопами к нашим обращен стопам;

В последних далях отыщи убежище,

Минуй страну под осью неба сумрачной,

Снега седые, зимы бесконечные

И ледяных ветров угрозы шумные,

Ты все равно от кары не уйдешь моей!

Пойду за беглецом во все укрывища,

Далекие, глухие, бездорожные,

Преград не будет: знаешь сам, откуда я

Вернулся. А куда не долетит стрела,

Туда мольба домчится: три желания

Мне обещал исполнить, по мольбе моей,

Отец морской, поклявшись Стикса водами.

Пучины царь, дар заверши свой гибельный!

Пусть Ипполит покинет свет и юношей

К теням, которых я разгневал, спустится!

Чудовищную службу сослужи, отец!

Я дара бы последнего не требовал,

Не угнетенный бедами великими;

Во мраке Дита, в страшной бездне Тартара,

Когда вблизи грозил мне преисподней царь,

Мольбу сберег я. Ныне клятву выполни!

Отец, что медлишь? Волны почему молчат?

Вели, чтоб ветры гнали тучи черные,

Светила скрой и небо тьмою сотканной,

Взмути пучину и прикличь морскую чернь,

Валы из дали Океана вызови!

Хор

О Природа, богов великая мать!

Огненосного царь Олимпа, ты

Направляешь пути золотых светил

И блуждающих звезд; ты вращаешь, Отец,

Небесный свод на быстрой оси,

Но зачем, зачем так заботишься ты

О вечных путях в эфире небес,

Чтобы в срок холода дыханьем седым

Обнажали леса, чтобы снова тенист

Стал кустарник в свой срок, чтобы летний Лев

Жарким зноем сжигал Цереры плоды,

Чтобы силы свои в положенный срок

Год опять умерял?

Как, державой такой управляя, где все

Глыбы тяжких светил в просторе небес,

Равновесье храня, летят по кругам,

Ты покинул людей, слишком веря им,

Не заботясь о том, чтобы зло карать,

А добро награждать?

В людских делах порядок исчез;

Их фортуна вершит: вслепую рукой

Рассыпает дары, благосклонная к злым.

Над теми, кто чист, похоть верх берет,

В высоких дворцах коварство царит,

И фасции рад бесстыдным вручить

Народ, что одних ненавидит и чтит.

А доблесть и честь превратно всегда

Награждает судьба: ибо чистых душой

Злая бедность томит, но, пороком могуч,

Развратный царит.

О, мнимая честь! О, тщета стыда!

Но вот подходит вестник. Что спешит он так?

Во взорах скорбь, слезами щеки залиты.

Входит Вестник

Вестник

О, горький жребий, злая доля рабская!

Зачем нести велишь мне вести страшные?

Тесей

Не бойся о любых поведать бедствиях:

Всегда готово сердце встретить горести.

Вестник

Уста словами горю не хотят служить.

Тесей

Скажи, что рок на дом обрушил гибнущий?

Вестник

Увы! Ужасной смертью Ипполит погиб.

Тесей

Что сын погиб мой, раньше я, родитель, знал.

Теперь погиб насильник. Все поведай мне.

Вестник

Когда тревожным шагом прочь из города

Ушел изгнанник, быстрый ускоряя путь,

То скакунов запряг в ярмо высокое,

Им пасти усмирив уздой короткою;

Меж тем, к себе лишь обращаясь, проклял он

Родную землю и не раз призвал отца.

Вот, отпустивши вожжи, он бичом взмахнул

Но вдруг взметнулась в море с громким грохотом

До звезд волна, хоть ветер и безмолвствовал

И не гремело в небесах безоблачных:

Сама вскипела бурей гладь спокойная.

Такой волны ни Австр не гнал к Сицилии,

Ни Кор, в заливе Ионийском царствуя,

Таких валов на скалы не обрушивал,

Хлеща в Левкадский мыс седою пеною.

Волна стеной и вширь и ввысь вздувается,

Бежит к земле, чреватая чудовищем,

Не только кораблям грозя погибелью,

Но и земле. Накатом тяжким к берегу

Несется вал, и что несет, неведомо,

В непраздном лоне. Иль поднимет голову

Из вод земля, и новый остров вынырнет?

Сокрылись скалы бога эпидаврского,

Скирона камни, славные злодействами,

Земля, между двумя морями сжатая.

Пока дивились мы в недоумении,

Взревело море, эхо отдалось меж скал;

Вал брызжет солью влаги извергаемой,

Бьют вверх и пропадают струи пенные,

Так необъятный в Океане кит плывет,

Из пасти изрыгая струи бурные.

Уже нависла вод гора дрожащая,

Рассыпалась и вынесла чудовище

Страшней всех страхов, и сама вослед ему

На берег вторглась. Молкнет речь от ужаса:

Был грозен и огромен зверь невиданный

Высокий бык с крутой лазурной шеею,

И с гривой надо лбом зеленоватою,

С мохнатыми ушами; а глаза двумя

Цветами отливают: алым пламенем,

Как у владыки стада одичалого,

И синевою моря, где рожден он был.

Играют на загривке мышцы твердые,

Вбирая воздух, ноздри раздуваются,

Подгрудок зелен, тиною облепленный,

Бока покрыты пятнами пурпурными.

А сзади тело зверя уже сходится

И волочится, чешуей покрытое,

Огромное. Такие в море западном

Киты суда глотают иль крушат в щепы.

Земля заколебалась; скот испуганный

Метнулся врассыпную, и забыл пастух

Бежать за стадом. Звери мчатся из лесу;

Оцепенев от страха леденящего,

Встает охотник. Только Ипполит один

Не знает страха, пробует сдержать коней

Уздой и звуком голоса знакомого.

Там, где холмы над морем обрываются,

Дорога есть над крутизной. Чудовище

Ее загородило, лютый гнев копя.

Когда же, так и этак изготовившись,

Взъярилось вдоволь, – бросилось вперед стремглав,

Земли едва касаясь, и, ужасное,

Перед упряжкой замерло трепещущей.

Твой сын навстречу поднялся с угрозою,

В лице не изменившись, и воскликнул так:

"Мне дух не сломит тщетный страх: разить быков

В роду Тесея, верно, труд наследственный!"

Но кони понеслись, вожжей не слушаясь,

С дороги прочь метнулись, колесницу мча;

Куда несет безумный страх взбесившихся,

Туда летят через утесы острые.

А он, как кормчий среди вод бушующих

Бег моря умеряет и умением

Обманывает волны, чтоб не били в борт,

Конями правит: то терзает губы им,

Натягивая вожжи, то витым бичом

По спинам хлещет. Неотступным спутником

Несется бык: со всех сторон пугает он

Коней, то вровень мчась, то обгоняя их.

Не убежать: везде торчат преградою

Навстречу им рога морского чудища,

И в страхе скакуны не повинуются

Приказам: тщатся вырваться из упряжи,

Швыряя колесницу, на дыбы встают.

Ничком упал твой сын – и петли цепкие

Опутали его. Чем больше бьется он,

Тем туже гибкие узлы становятся.

А скакуны, почуяв злодеяние,

Мчат на свободе колесницу легкую:

Так, чуждый груз почувствовав и гневаясь,

Что свет дневной доверен солнцу ложному,

Низвергли Фаэтона кони Фебовы.

В крови все поле. Голова разбитая

Подскакивает на камнях. Терновники

Рвут волосы, кремни терзают острые

Лицо и губят ранами красу его.

Летят колеса, муку длят предсмертную.

Но вдруг вонзился острый обгорелый сук

Глубоко в пах – и тело пригвожденное

Возницы скакунов сдержало мчащихся.

На миг остановились – и препятствие,

Рванувшись, разорвали. В плоть впиваются

Полуживую все шипы терновые,

На всех кустах висят клочки кровавые.

Блуждают слуги по полям погибельным,

Везде, где путь свой Ипполит растерзанный

Отметил алой полосой широкою,

Собаки с воем ищут плоть хозяина.

Но труд усердный не помог все тело нам

Собрать. Таков ли жребий красоты людской?

Наследника, с отцом престол делившего,

Сиявшего всех ярче, как звезда в ночи,

Мы для костра сбираем погребального

Повсюду по кускам.

Тесей

О, ты сильнее всех,

Нас кровными связующая узами

Природа! Мы тебя и против воли чтим:

Сгубить хотел – и о погибшем плачу я.

Вестник

Бесчестно плакать, если что хотел, то смог.

Тесей

Когда своею властью случай сделает

Желанное проклятым, горше нет беды.

Вестник

Что плакать, если не угасла ненависть?

Тесей

Не об убитом – об убившем плачу я.

Хор

О людской удел, случай – твой господин;

Но меньше гнетет тех, кто меньше, судьба

И что легче, то боги легче разят.

Нам безвестный покой безмятежность дарит,

И в лачугах нам безопасно стареть.

На кичливый кров, вознесенный в эфир,

Налетает и Эвр, налетает и Нот,

Им безумный грозит Борей,

Кор их сечет дождями.

Редко грозит громовой удар

Влажной долине:

Но трепещет всегда Громовержца огней

Высокий Кавказ и Фригийский лес

Кибелы приют: ведь Юпитер разит

Все, что ближе – на страх ему – к небесам.

Но не знает больших сотрясений и бурь

Смиренный кров плебейских домов.

Гром колеблет дворцы.

На крыльях летит ненадежных час,

И проворная нам не бывает верна

Фортуна вовек.

И он, кто вновь увидал над собой

Блеск небесных светил и сиянье дня,

Кто покинул мрак, оплакал теперь

Свой печальный возврат, ибо горший приют,

Чем даже Аверн, уготовил ему

Родной его край.

О Паллада, ты, что в Афинах чтима,

Если твой Тесей небосвод увидел,

Если он бежал от болот стигийских,

У Плутона ты не в долгу за это:

Ведь остался счет в преисподней прежним.

Но что за вопли из дворца доносятся?

Зачем схватила Федра меч в отчаянье?

Вносят тело Ипполита.

Вбегает Федра с мечом в руках.

Тесей

Какая боль язвит тебя безумием?

Зачем здесь меч? И почему рыдаешь ты,

Бьешь в грудь себя над телом ненавистного?

Федра

Меня, меня, жестокий властелин пучин,

Преследуй, на меня из вод лазоревых

Всех чудищ вышли, сколько их глубокое

Родит Тефии лоно, сколько прячет их

Далекий Океан в волнах блуждающих.

Тесей, ни разу не был безнаказанным

Для близких твой возврат: отца и сына он

Убил; любя иль ненавидя жен твоих,

Ты дом и род свой губишь одинаково.

О Ипполит, таким я вижу вновь тебя,

Из-за меня таким ты стал? Какой Прокруст

Иль Синие тело разорвал? Иль, может быть,

Двувидный критский бык, своим мычанием

Дедалов дом наполнивший, терзал тебя?

Увы, где красота твоя цветущая,

Где наши звезды – очи? Бездыханен ты!

Приди на миг, мои слова лишь выслушай:

Постыдного в них нет. Сама за смерть твою

Себя карая, Федра грудь преступную

Пронзит, от жизни и греха избавится

И вслед тебе за Стикс, за топи Тартара,

За огненный поток пойдет безумная.

Умилостивим маны: прядь прими мою,

Что я с чела растерзанного срезала.

Соединить сердца дано нам не было

Соединим же судьбы. Ты чиста – умри

Во имя мужа; а прелюбодейка пусть

Умрет во имя страсти. Не хватало лишь,

Купив такой ценою славу добрую,

Взойти на ложе мужа оскверненное.

О смерть благая, ты одна утишишь страсть.

О смерть святая, ты одна мне честь вернешь.

Стремлюсь к тебе: укрой меня в объятиях.

Внемлите мне, Афины! Мне внемли, отец,

Что злее был губительницы-мачехи:

Я солгала. В больной рожден груди моей

Тот мнимый грех, который ты, Тесей, карал.

Погублен чистый клеветой нечистою,

Стыдливый, целомудренный. – Твой нрав тебе

Верну я. Грудь открыта, справедлив клинок,

Кровь льется в жертву праху непорочному.

Пронзает себе грудь.

Что делать, когда сын убит, – у мачехи

Учись, отец. Сойди в края стигийские.

Умирает.

Тесей

Жерла бледного Аверна и Тенара темный вход,

Утешение несчастных – тихий ток Летейских вод,

Нечестивца поглотите для бессчетных вечных мук!

Вы, чудовища морские, все сюда из всех морей,

Где бы вас Протей ни прятал в темной глубине пучин,

Упоенного убийством увлеките в бездну волн!

Ты, отец, всегда готовый разделить сыновний гнев,

Став сыноубийцей, смерти легкой недостоин я,

Кто растерзанное тело разметал по всем полям,

Кто воистину преступен, ибо мнимый грех карал.

Все полно моим злодейством: звезды, маны, Океан.

Нет четвертого удела; трем известен царствам я.

Затем ли я вернулся, к небу путь открыв,

Чтоб над двумя убитыми двойной обряд

Вдовцом бездетным справить, запалить костер,

Который сына и жену сожжет моих?

Алкид, мне возвративший горький свет дневной,

Верни Плутону дар его, к теням меня

Отправь знакомым. Нет, зову напрасно я

Покинутую смерть. Ты, искусившийся

В убийствах, страшных измыслитель гибелей,

К достойной казни сам приговори себя.

Пригнуть ли сосны до земли вершинами,

Чтоб, распрямившись, разорвали надвое

Меня они? Со скал Скирона грянуться?

Я видел муки худшие, которые

Готовит Флегетон горящий узникам:

Я знаю место, знаю казнь, что ждет меня.

Злодеев тени, прочь! Пусть камень на плечи

Мне ляжет – вечный старца Эолида труд

И руки мне отяготит усталые;

Меня пусть манит влага и от уст бежит,

Ко мне пусть коршун улетит от Тития

Моей кормиться вновь отросшей печенью;

Покойся, Пирифоя моего отец:

Пусть колеса вращенье непрестанное

Мое мчит тело по кругам мучительным.

Земля, разверзнись! Хаос, поглоти меня!

Сегодня с большим правом низойду к теням:

За сыном следом. В вечный дом прими меня,

Плутон, без страха: с чистой целью прибыл я

И не уйду. Увы, не внемлют боги мне,

Лишь злым мольбам немедля внять готовые.

Хор

Тесей, для жалоб время есть бессрочное,

Сейчас воздай последний Ипполиту долг:

Растерзанное тело схорони скорей.

Тесей

Сюда, сюда останки тела милого

Несите! Члены в беспорядке сложены...

Ужели это Ипполит? Вину мою

Я признаю. Но чтобы не на мне одном

И не одна была вина, – родителя

Призвал я. Вот он, отчий дар, вот плод его!

О, горе лет преклонных, одиночество!

Несчастный, на груди согрей в объятиях

То, что от сына твоего осталося.

Хор

Растерзанного тела части жалкие

Сложи в порядке и верни на место их.

Сюда – десницу мощную; вот левое

Плечо узнать возможно; приложи к нему

Длань, что уздой привыкла усмирять коней.

Увы! Не все оплакать тело можем мы.

Тесей

Печальный труд терпи, рука дрожащая!

Пусть не струятся слезы по сухим щекам,

Пока все члены не пересчитал отец

И тела не сложил. Что тут, лишенное

Обличья, искалеченное ранами?

Какая часть – не знаю, но твоя она.

Сюда клади, где место есть свободное.

И это – красота, звездой светившая,

Врагов потупить взоры заставлявшая?

Проклятый рок, бессмертных милость грозная!

Таким мой сын вернулся – по мольбе отца!

Прими дары последние родителя,

О многократно хоронимый! Пусть костер

Сожжет останки. Скорбный отоприте дом!

Пусть клич печальный огласит Мопсопию!

Вы к царскому костру несите факелы,

Вы в поле собирайте труп растерзанный,

А этой яму выройте глубокую:

Пусть голову земля гнетет преступную.