Текст книги "Смятые простыни"

Автор книги: Лори Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Какие они чудесные! – выдохнул он и ногтем поддел застежку лифчика.

В этот момент музыка в баре стихла. Софи вздрогнула и приподняла голову.

– Ш-ш-ш, все в порядке. Они закрывают. Всем пора домой.

Софи моргнула, и губы ее задрожали.

– Нам тоже?

– Нет, если ты не хочешь. – Коул поцеловал ее легко, ласково, словно коснулся перышком. – Но я бы предпочел отвезти тебя к себе, дорогая. Моя квартира – в нескольких кварталах отсюда. Этот диван годится для того, чтобы наскоро подремать днем, но я не собираюсь делать что бы то ни было наскоро сегодня ночью. Я тебя не тороплю. Понимаю, что события развиваются слишком быстро. – На его лице мелькнула едва заметная лукавая улыбка. – В конце концов, мы ведь только-только познакомились. Но я желаю тебя, и ты, судя по всему, желаешь меня. Ты поедешь ко мне? Проведешь со мной эту ночь?

Глаза Софи были широко раскрыты, влажные ресницы дрожали. Коул видел, как бьется жилка у нее на шее.

– Да, – с трудом прошептала Софи и улыбнулась. – Да, охотно. Спасибо.

Глава 4

Коула позабавили ее хорошие манеры, и он хотел было пошутить по этому поводу, но вдруг понял, что чувство юмора начисто изменило ему.

К тому времени, когда они сидели в машине, девушка была уже не так скованна, однако сказать, что Софи полностью расслабилась, было бы большим преувеличением. Коулу едва удалось отговорить ее от того, чтобы каждый ехал на своей машине. Он боялся, что Софи может сбежать.

Пока Коул припарковывал машину и вел девушку к себе на третий этаж, она не проронила ни слова. Это не тревожило Уинстона; все его существо было наэлектризовано ожиданием. Какое-то примитивное, почти животное чувство возбуждало в нем острое желание видеть Софи в своем доме, на своей территории, в своей постели. Никогда прежде Коул не вел себя как варвар, но сейчас чувствовал, что он дикарь и готов сразиться с драконом, чтобы доказать свою любовь.

– Я живу очень просто, не люблю излишнего украшательства. До недавнего времени со мной всегда жил кто-нибудь из братьев.

Он заметил, с каким жадным интересом Софи осматривает все вокруг: обтянутую темной кожей мебель, столы из светлого дуба, награды и кубки, полученные младшими Уинстонами за успехи в учебе и спорте и выставленные на отдельном столе.

Сквозь арочный проем просматривалась кухня-столовая. Спальни располагались в конце короткого коридора.

– Здесь очень мило, – сказала Софи.

– Зейн дразнит меня домохозяйкой. Мне нравится поддерживать чистоту в доме, а теперь он и сам стал таким же. Было чертовски трудно приучить эту троицу стирать свое белье, мыть полы и готовить еду, но в конце концов они таки всему научились. У нас был постоянный день уборки, и отвертеться от него было невозможно – никакие извинения и причины не принимались. Ну разве что когда Чейз сломал ногу, мы ему сделали послабление.

– Сколько лет вам было, когда вы остались без родителей?

– Двадцать два. Я только-только окончил колледж. Мак и Зейн еще учились в начальной школе, а Чейз перешел в старшие классы.

– Вам, наверное, было очень трудно.

Он согласно кивнул, но ничего не сказал, не желая ворошить прошлое и вспоминать лавину проблем, которые ежедневно обрушивались тогда на его голову.

– Мы справились. Они были хорошими ребятами, просто случившееся немного выбило их из колеи. Понадобилось время, чтобы пережить утрату, и все встало на свои места.

Ему хотелось расспросить Софи о ее утратах, но поскольку предполагалось, что он ничего об этом не знает, пришлось воздержаться от расспросов.

Внезапно Коул спросил:

– Ты голодна? Или, может, хочешь выпить?

Софи замешкалась с ответом, интригующий розовый румянец снова залил ее лицо. Вдруг она бросилась к Коулу и, едва не задушив, крепко обвила руками его шею.

– Единственное, чего я хочу, это завершить то, что мы начали в баре! – Она лихорадочно осыпала поцелуями его лицо и шею, заставляя Коула смеяться и в то же время стонать от невероятно острого желания. – Я хочу лечь с тобой, трогать тебя и…

– Солнышко мое, подожди, а то я сойду с ума!

Коул выдернул из-за пояса юбки край ее блузки, быстро расстегнул пуговицы и стянул блузку с плеч. Софи помогала ему, вынимая руки из рукавов, но старалась при этом не отрывать губы от его губ.

Все так же смеясь, Коул сказал:

– Не торопись, солнышко. У нас впереди целая ночь. Спешить некуда.

Он нежно гладил ее по спине, покрывая легкими влажными поцелуями шею и плечи. Софи впилась пальцами в его бедра, и Коул послушно прижался к ней.

Софи тихо вскрикнула от восторга и волнения, почувствовав его жестко восставшую плоть.

– Коул, а ты не снимешь рубашку?

Он секунду колебался, опасаясь, что не сумеет сдержаться, когда она коснется его обнаженной груди. Но взгляд ее широко распахнутых глаз был нежным, ищущим, волнующим, и Коул не нашел сил для сопротивления. Ощущая гулкие удары собственного сердца, он стянул рубашку вместе с майкой и швырнул их на пол.

Софи ощупывала его взглядом, теплым и чувственным.

– Ты можешь потрогать меня, солнышко.

Поскольку она явно робела, Коул взял ее руку, поцеловал в ладонь и положил себе на грудь. Софи облизала губы и нерешительно погладила его.

– Ты такой упругий и горячий.

Коул рассмеялся. «Горячий» было весьма подходящим определением, а уж о том, насколько «упругим» он стал, и говорить не приходилось. Казалось, джинсы спереди вот-вот лопнут. Из последних сил сохраняя самообладание, он потянулся к пуговице на поясе ее юбки.

– Коул… – с тревогой в голосе прошептала Софи и замерла.

– Я хочу видеть тебя, детка, – объяснил он, но, вглядевшись в ее глаза, понял, как девушка нервничает, и решил повременить. – Ты невероятно привлекательна. Даже если бы я всю жизнь смотрел на тебя, никогда не мог бы наглядеться.

Ее маленькие руки сомкнулись на его запястьях.

– Но перед нами не вся жизнь, ведь так? Я… я уезжаю через несколько дней.

И когда только она бросит эту дурацкую игру? На какой-то момент Коул почувствовал едва ли не раздражение. Ему было так трудно следить за собой, чтобы ненароком не назвать «Шелли» настоящим именем и не признаться в любви. Но это ее спектакль, напомнил он себе и твердо решил позволить Софи доиграть его до того момента, который выберет она сама, давая ей то, о чем она мечтала.

– Ты уверена, что не сможешь задержаться подольше?

– Да, – быстро и твердо прервала его Софи. – Да, мы проведем вместе эту ночь, и больше мне от тебя ничего не надо. Только одну ночь. Волнующую для нас обоих ночь, и не более того.

Уверенность Коула была поколеблена: правильно ли он на самом деле понял ее? Может быть, Софи и впрямь нужно лишь короткое любовное приключение? Ее слова «только одну ночь» продолжали эхом отдаваться в голове. Что, если Софи осознанно выбрала одинокую жизнь? Видит Бог, как женщина она более чем привлекательна, мужчины должны ходить за ней стаями. За внешней невозмутимостью в ней таится такая бездна чувственности, что другие мужчины не могут этого не видеть так же, как он. Даже Зейн сказал, что Софи красотка, а уж он-то знает толк в женщинах.

Коула захлестнул гнев. Ее хитрость больше не казалась ему такой уж трогательно милой, и теперь к нему пришло новое решение – так бешено удовлетворить желание Софи, так насытить ее своей любовью, чтобы бна уже никогда не смогла отвергнуть его. Коул Уинстон даст ей то, чего она жаждет, и кое-что сверх того. Прежде чем закончится эта ночь, Софи уже будет привязана к нему, как к наркотику, навсегда.

Одна ночь ада.

– Сними юбку, солнышко. Дай мне прикоснуться к тебе!

Эти внезапно вырвавшиеся слова тяжело висели между ними несколько секунд, пока Софи наконец не разжала пальцы на его бедрах и не подняла голову. Ее неотрывно следившие за ним глаза сейчас казались скорее серыми, чем голубыми, и молили о поддержке. Он ободряюще улыбнулся, и Софи осторожно расстегнула пуговицу на поясе юбки, потом молнию. Юбка тут же соскользнула с узких бедер. Коул потянул Софи за руку, и она, переступив через юбку, сделала шаг ему навстречу.

Достаточно было взгляда на темные возбуждающие чулки, обтягивавшие стройные длинные ноги, чтобы Коул застонал, но окончательно заставил его потерять голову вид ее узкой талии и плоского живота. На Софи были светлые полупрозрачные трусики, сквозь которые проглядывал треугольничек темных вьющихся волос. Это было такое искушение, что у Коула огнем жгло ладони от желания коснуться их.

– Господи, как ты красива!

Только услышав долгий прерывистый шумный выдох, он понял, что Софи стояла не дыша.

– Я не была уверена, что понравлюсь тебе…

– Да я просто счастливый мерзавец! Иди сюда, солнышко.

Он не собирался быть грубым, не хотел пугать ее, но и терпеть больше не было сил. Более полугода он представлял себе этот момент, но действительность оказалась сладостнее любой фантазии. Наверное, потому, что Коул по-настоящему любил ее, любил и уважал, секс представлялся ему чем-то гораздо большим. Опуститься на ее тело, погрузиться в него было чем-то большим, чем просто физическая близость, чем-то глубоко затрагивающим душу и ум, единением более высоким, чем просто слияние тел.

Коул поцеловал ее в ухо, слегка прикусив мочку. Софи задохнулась, сжала пальцы на его запястьях и прошептала:

– Как хорошо!

Он улыбнулся, сдерживая охватившую его страсть.

– Знаешь, я могу кусать и другие места. Это тебе понравится еще больше.

– О? – Она почти не дышала, ее тело сотрясала дрожь.

Коул сжал ладонью нежную налившуюся грудь, и они оба застонали. Софи покошачьи замурлыкала от удовольствия, как умеют это делать женщины, но слегка дернулась.

– Например, здесь, – предостерегающе сказал Коул и, склонив голову, легко сжал сосок зубами, одновременно облизывая его, так же как за секунду до того играл с ее ухом. Софи обхватила его голову, зарывшись пальцами в густые волосы, и вскрикнула. Коул разжал зубы и, широко открыв рот, обхватил губами почти всю ее маленькую грудь. Он прислонил Софи к ближайшей стене и, крепко прижавшись, заставил ее развести ноги.

Рука, заскользив по животу, добралась до резинки трусиков. Софи дрожала и стонала, он понимал, что мучает ее так же, как себя. В тот момент, когда его пальцы проникли под тонкую ткань, Коул снова поцеловал ее, и этот поцелуй поглотил готовый было сорваться с ее губ крик наслаждения.

Она была горячей, влажной, ее нежная плоть набухла, а его пальцы все ласкали ее, пока Софи не начала задыхаться от страстного желания.

– О Боже… – Ее тело инстинктивно дернулось вперед и еще теснее прижалось к нему.

Продолжая целовать каждый сантиметр ее груди и шеи, Коул медленно достиг уха и снова прихватил зубами мочку. Его язык раз за разом все глубже проникал внутрь, так же как внизу это делал его палец, и Софи не могла не понять намека. Обхватив его бедрами, она начала двигаться вместе с ним в заданном ритме.

Коул понял, что она готова, и удивился – удивился ее мгновенной и щедрой отдаче. Он всегда подозревал, что в Софи таится бездонный омут страсти, которая когда-нибудь вырвется наружу и окажется безудержной и неукротимой. От каждого ее движения, каждого хриплого, низкого стона все его тело бешено пульсировало. А когда он прошептал: «Ты, наверное, очень вкусная. Представь себе, как я пробую тебя там, солнышко, как мой язык входит туда и лижет тебя…» – она издала сдавленный крик и испытала кульминацию.

Коул продолжал неистово сжимать ее в объятиях до тех пор, пока она, тихо постанывая, не обмякла в его руках в полном изнеможении. Подхватив ее, он понес Софи в спальню, положил на кровать поверх прохладного покрывала и опустился сверху.

Коул целовал ее долго и страстно, ласкал ее грудь, бедра, живот, время от времени отстраняясь, чтобы полюбоваться Софи.

– Ты – совершенство, солнышко! – «И этим еще ничего не сказано», – добавил он про себя.

Никогда ни одна женщина не возбуждала его так, как эта. Он продолжал целовать и прикусывать ее груди; губы его были мягкими, язык – твердым. Тело Софи, казалось, было «сконструировано» точно по его идеальным чертежам. Он сходил с ума от желания, но Софи лежала расслабленная и удовлетворенная, отрешенно расчесывая пальцами его густые волосы. Коул перекатился на бок, быстро достал презерватив из кармана джинсов и, зажав его в зубах, стал поспешно освобождаться от остатков одежды.

– Так я плохо тебя вижу, – сказала она чувственным, мурлыкающим голосом.

Несмотря на остроту желания, Коул фыркнул от смеха и широко развел ей ноги.

– Зато я прекрасно вижу тебя. Всю, – добавил он, и голос его прозвучал как звериный рык, поскольку взгляд в этот момент упал на влажные мягкие волоски и нежную набухшую плоть, которую они прикрывали.

На Софи все еще были чулки и легкий, как паутинка, пояс. От этого зрелища Коул чуть совсем не потерял голову. Осторожно, понимая, что она только-только испытала оргазм, он погладил ее пальцами и ощутил липкую горячую влагу. От скромности Софи не осталось и следа, она позволила ему разглядывать и касаться себя. Глубоко вдохнув, чтобы справиться с волнением, Коул подумал, что мог бы вот так смотреть на любимую целую вечность.

А она не хочет принадлежать ему навсегда. К чертям собачьим всю эту игру!

Софи потянулась, как котенок, и улыбнулась:

– Это не совсем честно, знаешь ли! Мне тоже очень хочется увидеть твое тело.

– Скоро ты на меня насмотришься. – Он разорвал блестящий пакетик и надел презерватив. – Но не теперь, потому что я не могу больше ждать.

Положив ее ноги себе на плечи, Коул наклонился вперед. Теперь она была совершенно открыта и беззащитна. Софи обхватила его за плечи, ее глаза расширились и потемнели, она дышала часто и прерывисто. Наверное, ему следовало быть осторожнее, обращаться с ней более ласково, более сдержанно. Но вместо этого, широко раздвинув ей колени, Коул наблюдал, как твердая плоть входит в нее, как ее нежная плоть расступается, медленно пропуская его в себя.

Софи была напряжена, ее тело сопротивлялось. С глухим стоном она выкрикнула его имя.

– Господи, ты такая тесная! – прошептал он сквозь стиснутые зубы. Его лоб покрылся испариной. Откинув голову и зажмурившись, Софи кусала губы. Всю ее грудь, лицо и шею залил алый румянец, нет, не смущения – возбуждения. И наконец лоно приняло его, зажав вторгшуюся плоть словно в жаркий влажный и крепкий кулачок.

Разумеется, он догадывался, что опыта у Софи маловато, что она робка, замкнута и, вероятно, очень мало имела дело с мужчинами. Но Коул и не предполагал, что она вообще никогда не была с мужчиной. Мысль о том, что он у Софи первый, что она столько лет ждала именно его, ошеломила и окончательно лишила Коула рассудка.

– Прости, детка, – сказал он, тяжело дыша, – я не могу больше терпеть.

Без тени обиды Софи притянула к себе его голову и начала целовать с жадной страстью, по силе не уступавшей его собственной. Маленькие руки держали его крепко, не давая отстраниться, она сжимала его с каким-то диким восторгом, приводя в неистовство, подгоняя, заставляя проникать все глубже и глубже. И когда, запрокинув голову, Софи громко застонала в экстазе, он застонал вместе с ней. Коул ничего не соображал, почти ничего не видел, его тело горело. Он ощущал ее частью себя, Софи была в его сознании, в его сердце. Он продолжал мощно двигаться внутри ее хрупкого тела до тех пор, пока наконец его собственное не содрогнулось от финального взрыва.

Стук их сердец сливался воедино, Коул слышал ее легкое, быстрое дыхание, она дышала ему прямо в ухо. Господи, он любит ее! Его сжигало желание обладать ею, произносить ее имя, говорить ей о том, какой счастливой могла бы быть их совместная жизнь, заставить Софи признаться, что и она любит его.

В свое время Коул отказался от личной жизни, чтобы заботиться о братьях. Тогда ни одна женщина, в сущности, серьезно его не интересовала, ни одна не могла заставить его забыть о долге. Но сейчас он свободен, и именно теперь Софи оказалась рядом, словно сама судьба ниспослала ему ее в тот момент, когда он готов к этому и нуждается в ней больше всего на свете. Коул жаждал обладать сю сейчас и всегда. Но ему пришлось сдержать рвущееся наружу признание, потому что он не был уверен, что Софи воспримет все так, как ему хотелось бы, ведь она упорно настаивала на временном характере их отношений.

Осторожно, медленно Коул высвободил руки из-под ее колен и услышал, как она застонала, когда ее ноги упали на кровать. Он был слишком нетерпелив, но Софи не жаловалась.

Извиняясь, Коул поцеловал ее в шею, но был слишком потрясен, слишком расстроен своими мыслями, чтобы сделать чтото еще. Софи перебирала пальцами его взмокшие волосы, ее губы касались его плеча, и Коул чувствовал, что она улыбается.

– Такого я не могла себе даже представить.

Как это ей, черт возьми, еще удается складывать слова в фразы? Коул с трудом приподнялся на локте и, все еще тяжело дыша, посмотрел на Софи сверху. Она выглядела умиротворен ной.

– Значит, ты считаешь, все было хорошо? – поддразнивая, спросил он.

– Просто потрясающе!

От этих слов Коул почувствовал себя завоевателем мира. Он провел пальцем по ее налившимся губам.

– Я рад. Я тоже считаю тебя чертовски привлекательной и совершенно неповторимой. И всегда считал.

Софи на миг замерла, в ее глазах мелькнула настороженность, она нервно облизала нижнюю губу.

– Но ведь мы знакомы всего несколько дней.

Коул все еще был в ней, ее груди оставались распластанными под тяжестью его тела, их сердца еще не перестали бешено биться в унисон, а Софи продолжала эту свою глупую игру. Пора бы уж ей признаться во всем. Коул и сам был почти готов сказать о своей любви.

Разумеется, если она чувствует то же самое, если права ее помощница Элисон и жизнь Софи действительно была именно такой тихой, затворнической. А быть может, она просто изголодалась по мимолетному приключению? Неужели он действительно нужен ей только на одну ночь? Коул уже убедил себя, что Софи придумала весь этот абсурдный план лишь потому, что не была уверена ни в себе, ни в нем. А вдруг правда в другом: она вообще не стремится к длительным отношениям и согласна на меньшее, но наверняка? От этой мысли у него свело живот.

– Коул?

– Я просто задумался. Мне показалось, что я знаю тебя очень давно.

– Может быть, это потому, что ты знаком с Софи? Но мы с ней совсем не похожи друг на друга.

Коул убрал с ее висков темные локоны, мысленно молясь о том, чтобы побыстрее нашелся какой-нибудь простой, волшебный способ все выяснить.

– Не знаю, – прошептал он. – Софи…

Она рассмеялась и быстро сменила тему – Коул не успел произнести ни единого из тех слов, которые ему отчаянно хотелось сказать, слов, которые, как он надеялся, вселят в нее уверенность и подвигнут на ответное признание.

– Так ты собираешься когда-нибудь сфотографировать меня?

Моментально среагировав, Коул пошутил:

– В таком виде? Ты, несомненно, выйдешь победительницей.

Софи улыбнулась:

– А может, сфотографировать только голову?

Коул притворился разочарованным:

– Боюсь, придется именно так и поступить. – Он отодвинулся и, задержав на мгновение руку на ее бедре, попросил: – Не двигайся.

– Даже если бы захотела, не смогла бы. – Софи повернулась и положила голову ему на плечо. – Куда ты?

– У меня здесь есть фотоаппарат.

Коул надел джинсы и, подойдя к шкафу, порылся в нем в поисках «поляроида». Вернувшись, он еще раз взглянул на Софи, неподвижно лежавшую со спутанными волосами на скомканном покрывале. Одна нога, по-прежнему обтянутая чулком, была согнута в колене. Кружевной пояс тоже оставался на ней. Коула снова окатило жаром. Она принадлежала ему. Так или иначе он заставит ее это признать.

– Мне следовало бы подольше поласкать тебя, сделать все медленнее, – сказал Коул, глядя на ее сжатый кулачок.

– Почему же ты так не сделал?

Он присел на край кровати.

– Потому что я потерял голову и перестал соображать, а о том, чтобы сдерживаться, не могло быть и речи. Господи, а я так хотел, чтобы наша первая ночь была особенной!

Софи рассмеялась:

– Но ведь я не жалуюсь, правда?

Коул не мог бы прежде представить себе Софи с такой вот игривой улыбкой. Он нежно поцеловал ее.

– Значит, ты довольна?

Софи снова потянулась:

– Абсолютно! Это было гораздо лучше, чем я могла себе вообразить. Так что прекрати волноваться.

Коул не хотел терять ни единого мгновения на споры. Ночь еще только вступала в свои права, значит, впереди много времени, чтобы убедить ее.

Коул поднес фотоаппарат к глазам, и Софи, смутившись, схватила простыню и стала прикрываться ею.

– Коул, постой, дай я хоть причешусь. Я же похожа на ведьму!

– Нет, ты прекрасна.

Софи скрестила руки, прикрыв грудь ладонями, и засмеялась. В этот момент он ее и сфотографировал. Когда снимок выполз из «поляроида», он не дал ей перехватить его.

– Не смей это нигде вешать!

– Не беспокойся, этот снимок я сохраню для себя.

Успокоившись, Софи стала с любопытством изучать его.

– Зачем? – спросила она.

– Чтобы любоваться тобой всегда, когда мне захочется. – Это было правдой, хотя не выражало всей глубины его чувств. – А теперь для конкурсного снимка, если хочешь, надень блузку и причешись, хотя, клянусь, по мне так в этом нет никакой необходимости.

– Тем не менее я оденусь.

Он рассмеялся над ее невинным тщеславием.

– Ладно. А я пока пойду принесу нам что-нибудь выпить. В твоем распоряжении минуты три.

Он вернулся через две, Софи только начала распутывать волосы и по-прежнему выглядела томной, умиротворенной и расслабленной. Больше всего на свете ей хотелось остаться в постели с Коулом, повторить все сначала и изведать что-то новое. Но взглянув на часы, Софи пришла в отчаяние: чудесная ночь не была долговечной.

Хоть она и наслаждалась их пикировкой и интимными разговорами – что было совсем неожиданно, – Софи не успела исследовать его тело, которое непреодолимо влекло ее.

– О чем ты думаешь? У тебя какое-то лукавое выражение лица.

Софи испуганно взглянула на Коула, который поставил поднос с двумя чашками горячего шоколада и тюбик взбитых сливок. Он был обнажен по пояс, и Софи видела, как играют все его мышцы. Джинсы приспустились на бедрах, поскольку он не застегнул ни молнию, ни пуговицу, а босые ступни были большими, широкими, ближе к щиколоткам чуть припущенными темными волосами.

Софи хотелось кричать от восторга, хотелось, чтобы он стоял вот так перед ней год, два, позволяя любоваться собой.

– Я думала о твоем теле и о том, как нечестно, что ты не дал мне возможности вдоволь ощупать его.

Коул на мгновение замер, потом пожал плечами. Глаза его сощурились и опасно заблестели.

– Погоди, настанет и твой черед, если ты уверена, что хочешь этого. – Он выдавил горкой на шоколад взбитые сливки и поднес чашку с ложкой Софи. Она стремительно села, прислонившись к спинке кровати, и, стараясь не расплескать шоколад, зажала горячую чашку в ладонях. Наклонив голову, Софи лизнула сливки, совершенно не обращая внимания на завороженный взгляд Коула.

Он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, потом пригладил ей волосы, заложив за ухо выбившуюся прядь.

– Я бы хотел предаваться с тобой любви до самого утра, если ты выдержишь, Его высокие скулы пылали румянцем, глаза сверкали. Он был возбужден, и Софи, поставив чашку на столик у кровати, сосредоточила все внимание на нем.

– Я мечтаю о том же. И хочу, чтобы воспоминаний об этой ночи мне хватило очень надолго.

– Тебе не очень больно?

Софи почувствовала такое смущение, что у нее покраснел даже нос.

– Разумеется, нет.

Увы, это лишь отчасти было правдой. Конечно, Софи чувствовала боль. Но она не имела никакого значения в сравнении с предстоявшим удовольствием снова обнимать Коула.

– Ты была такой узкой, такой плотной, – прошептал он, продолжая гладить ее лицо. – Насколько я понимаю, у тебя не слишком большой опыт. Не надо. – Он прижал палец к ее губам, чтобы остановить готовые было сорваться возражения. – Я не спрашиваю тебя ни о чем, но я кое-что понимаю в женском теле, детка. Ты была либо девственна, либо у тебя чертовски давно не было мужчины. Но в любом случае я не хотел причинить тебе боль.

Софи была тронута до глубины души. Он так заботлив, так по-мужски ведет себя, с Коулом она чувствует себя под надежной защитой. Как было бы здорово прожить всю жизнь с таким мужчиной! Несколько раз он намекал, что не прочь продолжить отношения с Шелли. Очень соблазнительно. Но как все устроить? Эта игра уже совершенно измотала ее. Софи чувствовала, как сказывается недосыпание. Бутик требовал ее безраздельного внимания с самого раннего утра, значит, она не сможет допоздна проводить время с Коулом и вести прежний образ жизни. К тому же чем дольше будет продолжаться игра, тем выше риск оказаться разоблаченной. А если Коул узнает, что Софи играла обе роли, что он о ней подумает? От одной мысли об этом Софи содрогнулась.

Очень тихо, чтобы не расплакаться, она прошептала:

– Я хочу испытать все, что ты можешь дать мне сегодня ночью. Если у меня и будут какие-то неприятные ощущения, это не имеет никакого значения по сравнению с тем наслаждением, которое ты мне подарил.

Мускулы на шее и плечах Коула, казалось, напряглись еще больше. Он поспешно вскочил и схватил фотоаппарат.

– Улыбнись мне, солнышко!

Она повиновалась, хотя улыбка получилась вымученной. Сделав снимок, Коул посмотрел на него, удовлетворенно кивнул и отложил вместе с камерой в сторону.

– Итак…

Дрожащим голосом, с трудом сохраняя на лице улыбку, Софи переспросила:

– Что – итак?

– Сейчас мы выпьем шоколада, но прежде ты избавишься от этой блузки.

Как и в первый раз, он стал медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы, покрывая поцелуями каждый сантиметр постепенно обнажающейся груди, дразня ее, играя с ней. Софи восхищало то, как подробно он ее изучает. Потом Коул опустился на колени и снял с нее пояс и чулки.

– Теперь я хочу тебя полностью обнаженной.

И она, взволнованная его охрипшим от возбуждения голосом, не стала спорить. К ее удивлению, проделав все это, Коул не спешил предаться любви, а вместо этого стал кормить ее с ложечки. Софи фыркала каждый раз, когда он подносил полную ложку взбитых сливок к ее губам, но он настаивал, уговаривал. И прежде чем с шоколадом было покончено, она немилосердно измучила его, поскольку видеть, как Софи облизывает ложку, а время от времени и пальцы, было нестерпимо восхитительно. Наблюдая, как она это делает, Коул стонал от восторга. Никогда прежде Софи не кокетничала, но теперь ей это даже нравилось.

Судя по реакции Коула, ему тоже.

Софи вспомнила, как каждый вечер пила шоколад в «Таверне Уинстона», и подумала, что впредь никогда больше не сможет там заказать его. Шоколад всегда подкреплял ее после долгого рабочего дня, придавал сил на остаток вечера, был для нее чем-то, чем для других является кофе. Она пила его каждый вечер в течение года, но теперь, прикасаясь к чашке, непременно вспомнит эту спальню, а если Коул будет при этом смотреть на нее, в памяти всплывут и его поцелуи, его прикосновения… Нет, она больше никогда не станет пить шоколад в его присутствии. Но игра стоила свеч: ради того, чтобы испытать восторг сегодняшней ночи, не жалко пожертвовать столь малым удовольствием.

– Господи, чтобы человечество не сошло с ума, следовало бы запретить делать это так, как делаешь ты!

Софи лишь улыбнулась.

– Ты такая соблазнительница, – прошептал Коул, на что Софи ответила:

– Я? Но ведь это ты до сих пор не снял джинсы.

Коул наклонился к ней и поцеловал, ласково обведя языком ее губы.

– Ну это как раз проще простого.

Он встал и небрежно стащил с себя остатки одежды. Софи затаила дыхание, пораженная представшим ей зрелищем: Коул был уже до предела возбужден, его мужское естество мощно восстало, и Софи обдало жаром при мысли о том, что это ей сулит.

– Я несколько поторопился, поэтому не смог кончить.

Она не поняла, о чем речь. Для Софи все выглядело идеально завершенным; все нервные окончания затрепетали при воспоминании о том, как он ласкал и целовал ее. Когда Коул вдруг подхватил ее и уложил на спину так, что одна нога оказалась перекинутой через его колено, а другая – у него за спиной, глаза ее округлились от удивления. Не произнеся ни слова, он наклонился, прикусил ей мочку уха и облизал ее. Сжав ей грудь, он гладил пальцем сосок до тех пор, пока она не вскрикнула.

Все тело Софи дрожало от внезапного возбуждения. Она закрыла глаза, прислушиваясь к его касаниям и ожидая, когда Коул приведет ее в состояние экстаза. Ничего подобного она никогда прежде не могла себе даже представить.

Его губы скользили от уха к шее, потом к плечам, которые оказались на удивление чувствительными к его прикосновениям. От каждого из них волна острейших ощущений пробегала по ее телу.

– Я хочу научить тебя множеству разных вещей, солнышко.

– Да…

Что бы Коул ни имел в виду, Софи ждала этого с восторгом; казалось, он знает о ее теле то, чего не знала она сама.

– Ты такая вкусная, – прошептал Коул, склоняясь к ее груди.

Он дышал часто, его рот был горячим. Софи выгнулась, но он прижал ее к кровати, бормоча что-то ласковое до тех пор, пока она не успокоилась, хотя сердце продолжало бешено колотиться.

– Расслабься и дай мне сделать все самому, детка.

Расслабиться? Разве это возможно, когда тело так напряжено, так чувствительно? Его зубы сжались на ее соске – чутьчуть, ровно настолько, чтобы заставить вздрогнуть от испуга. Он оттянул сосок, и Софи вскрикнула, но он не остановился, продолжая нежно терзать ее. Софи попыталась схватить его за голову, но он перехватил ее руки и прижал их к подушке. Твердый шершавый язык без конца обводил кругами ее сосок. Софи закричала, и тогда он стал целовать другую грудь.

Теперь Коул не спешил, и Софи не оставалось ничего иного, как принимать эту изощренную муку. И все же, когда он начал целовать ее живот, она попыталась противиться, однако остановить Коула было невозможно. Софи сделала движение навстречу, желая поскорее ощутить, как он заполняет ее, и прогнулась в пояснице. Теперь, когда она знала, чего ожидать, все чувства были обострены еще сильнее.

Губы Коула коснулись верхней части ее бедра, и Софи замерла, у нее перехватило дыхание. Его рука скользнула между ее ног и сжала покрытый волосками бугорок.

– Помнишь, что я говорил тебе раньше, детка?

Он нащупал пальцем самое чувствительное место и стал нежно водить по нему. Софи не смогла даже перевести дыхание, чтобы ответить.

– Помнишь?

Софи не сумела сдержать долгий стон, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы.

– Вот-вот. Значит, помнишь, да? Вот здесь… И здесь…

В следующий момент его губы оказались там, где только что находился палец. Это было фантастично, и Софи начала тихо вскрикивать и подвывать в изнеможении. Теперь, когда ее руки снова оказались на свободе, она вцепилась в волосы Коула и прижала его голову к себе. Внезапно мышцы внутри ее свело, словно в родовой схватке, и, испытав оргазм, Софи громко закричала, не обращая внимания на то, как Коул удовлетворенно хмыкнул и сам с силой вжался в матрас. Она вскинула ноги, но Коул придавил их и крепко придерживал, ожидая, когда расслабятся ее мышцы. Казалось, этому не будет конца, он не смилостивился, пока Софи не приникла к нему и, содрогаясь, не взмолилась о пощаде.