Текст книги "Зоосити"

Автор книги: Лорен Бьюкес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 12

Я беру такси, еду в «Розебанк» и захожу в телефон-автомат. Действующий телефон-автомат в современном торговом центре – настоящий анахронизм. Кто, интересно, отсюда звонит? Может быть, брокеры с Африканской биржи или подростки, у которых закончились деньги на мобильном. И еще маргиналы вроде меня. Мне не хочется звонить по сотовому, не хочется, чтобы меня вычислили по номеру. Вдруг мне не хватит смелости говорить? Правда, вряд ли у него сохранился мой номер…

Главное, я не знаю, получится ли у меня. Разве что Прим Лутулинайдет какую-нибудь потерянную вещь Сонгвезы. Значит, необходим запасной вариант. А запасной вариант неизбежно включает призраков из моей Прошлой Жизни. Ленивец мою затею решительно не одобряет.

– Редакция, – надменно произносит диспетчер. – Алло, слушаю вас!

Я откашливаюсь.

– Можно Джо… Джованни Конти? Он редактор отдела мужского журнала «Мах»…

– Замглавного редактора… Соединяю!

Я слышу обрывки радиопередачи, звуки маримбы, а потом знакомый голос врастяжку произносит:

– Алло-о!

Голос у Джованни какой-то мятый и взъерошенный, как будто он только что встал. На самом деле он долго работал над голосом. У него все не просто так – и голос, и футболки со смешными надписями, и джинсы какого-то неизвестного русского дизайнера.

– Привет, Джо.

Следует долгая пауза. Он тянет время. Наверное, не знает, что ответить. Наконец, он восклицает:

– Зинзи? Ну и дела… Ты где?

– У вас внизу. Можно к тебе подняться?

– Нет. Погоди! Я сам к тебе спущусь. Давай встретимся в «Репутации», через дорогу.

– По-моему, у них там фейс-контроль, – говорю я. – Зоолюдей в приличные места не пускают.

– Да… Да, верно, – отвечает он после паузы.

В конце концов мы встречаемся в ярко освещенном баре торгового центра «Кауаи». За соседним столом, заставленным безалкогольными коктейлями ядовитых расцветок, сидят юнцы, которые восхищенно косятся в мою сторону. Большинство взрослых, богачи в черных бриллиантах и бизнесмены, косятся на меня и сразу отводят глаза в сторону. Так смотрят на инвалидов-колясочников или особенно безобразных уродов. А подростки-готы за соседним столиком, совершенно не стесняясь, пожирают меня взглядами. Я машу им рукой с видом кинозвезды: да-да, спасибо, это действительно я, а теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое, и пошли вы все на… Они нисколько не смущаются. Наверное, черная одежда в каком-то смысле делает тебя неуязвимым. Ох, как хочется попробовать… Правда, эти юнцы только играют в то, что они – парии.

Джо кладет руку мне на плечо:

– Зинз!

Ленивец кусает его за пальцы, и он поспешно отдергивает руку.

– А ты ожидал увидеть вместо меня кого-то другого?

Джо неуклюже наклоняется, чтобы обнять меня, передумывает и садится на стул напротив. Я оглядываю его с головы до ног и замечаю:

– Мне нравится твоя бородка. И новая стрижка. Отлично выглядишь!

– Спасибо! – Он рассеянно потирает ладонью едва отросший ежик на голове.

За три с лишним года он изменился. Пополнел, немного обрюзг. Из-под рубашки выпирает пивной животик. Интересно, он совсем забросил футболки или сегодня просто день такой – рубашечный? Рукава закатаны; я вижу татуировку у него на правой руке, аккуратную пунктирную линию в виде бумажного самолетика, который готовится взлететь по рукаву; дань идеализму, абсурдной хрупкости полета. Помню, я обожала проводить пальцем по пунктирной линии. И ему нравилось.

Я понимаю, Джо точно так же рассматривает меня, сравнивает теперешнюю Зинзи с образом, сохранившимся в его базе данных. Как в игре «Отметь десять различий». Появились морщинки в углах глаз. Изуродованная мочка левого уха. Ленивец с его странно непропорциональными передними лапами, которыми он обнимает меня за плечи, словно меховой рюкзак.

– Ну и ну… Надо же! Рад тебя видеть. Но как… то есть, в газетах писали, десять лет…

– Я вышла условно-досрочно. За примерное поведение. Разве не слышал?

– Нет, я…

– Все нормально. Я тоже не следила за твоей жизнью.

– И мне не писала… Что тебе заказать – коктейль? А твоему… существу?

– Воду, Джо. Нам обоим. Да ты не парься. Рада тебя видеть!

– Да… Да, и я тоже! – Он по-мальчишески встряхивает головой, но эффект без прежней длинной челки уже не тот. Когда-то между нами произошел сдвиг тектонических плит… можно сказать, между нами образовалась пропасть. Зазор увеличивается…

От необходимости срочно наводить мосты нас спасают два юных гота: восторженная девица и ее спутник.

– Извините, – говорит она. Похоже, ей плевать, как она выглядит: покрасилась в черный цвет, но светлые корни отросли уже на целый сантиметр. Правда, веснушки она безуспешно пытается замазывать гримом.

– Здесь не на что смотреть. Проходите, детишки! – Джо машет рукой.

– Я не с тобой разговариваю, козел. – Девушка кривит лицо в презрительной подростковой гримасе и легко, словно крылом бабочки, дотрагивается до моего плеча. Наверное, ей кажется, что я святая – или, по крайней мере, родственница Диты фон Тиз. [15]15
  Дита фон Тиз – американская фотомодель и актриса (род. 1972), «королева бурлеска».


[Закрыть]– Хочу вам сказать: не важно, что вы сделали.

– Вообще-то важно, – возражаю я, но мой ответ отскакивает от нее, как мячик для пинг-понга от дверцы бронированного автомобиля.

– Мы все равно считаем вас крутой!

– Ладно. Спасибо. – Один аллигатор… Два аллигатора… Три аллигатора…

Друзья восторженной девицы почтительно смотрят на меня издали; когда становится ясно, что больше я ничего не скажу, не дам ей, например, своего благословения, она кивает и тащит своего парня в сторону кинозалов.

– Необычное ощущение, – говорю я, следя за парочкой юных готов на эскалаторе.

– Все началось после рэпера по кличке Стрелок с Гиеной. Теперь зоо считаются крутыми. Радуйся, детка, ты – икона контркультуры!

– Всю жизнь мечтала. – Вмешательство юных готов сломало лед между нами.

– Ты по-прежнему любишь суши? – спрашивает Джо, и мы перемещаемся в закусочную самообслуживания в углу.

– Итак, Зинз, рассказывай, в чем дело! – Он ловко орудует одноразовыми палочками, макает ролл «Калифорния» с лососем в соевый соус. В ванночке с соусом плавают рисинки.

Как-то я читала в журнале подробную статью, посвященную суши. Автор утверждал: в суши, которые готовит по всем правилам настоящий мастер, рисинки плотно прилепляются к рыбе, поэтому они не разваливаются. Отличный принцип! Прилепись к чему-нибудь покрепче, опусти голову – и не распадешься на кусочки.

– Что привело тебя в наши края? – не сдается Джо, протыкая ролл «Маки» палочкой и отправляя его в рот. Он всегда некрасиво ел.

– Журналистское расследование. – Мне пока не хочется раскрывать ему все карты. – Кое над чем работаю; мне показалось, ты сможешь мне помочь.

– Пишешь автобиографию? – интересуется Джо. Попал пальцем в небо!

– Нет-нет. Статью… точнее, даже книгу, – импровизирую я. – Но сейчас еще рано рассказывать. Знаешь такой молодежный дуэт «и-Юси»? Близнецы исполняют квайто…

– По-моему, они работают больше в стиле афропоп.

– Все равно.

– Они мне как-то не очень. Подумаешь, вундеркинды! Прославились после одной песни… Вот увидишь, через полгода все о них забудут!

– Ну ладно, слушай. Я пишу о них для «Кредо»; может быть, потом получится даже целая книжка о музыке и молодежной субкультуре. Так сказать, энциклопедия… Но легкая, развлекательная. Мне кажется, такая книга должна иметь успех! – Я вру так убедительно, что готова сама себе поверить.

– Так вот в чем дело! – говорит Джо, тыча в меня палочками.

– В чем?

– «Возвращение Зинзи»!

Джованни научил меня говорить громко, четко выделяя каждое слово. И еще он научил меня курить крэк…

– Надеюсь. Конечно, у меня есть недостаток. – Кивком я указываю на Ленивца, который заснул у меня на плече. – Подозреваю, с этим типом брать интервью будет труднее.

– Тебя ждет много сюрпризов, – отвечает Джованни, улыбаясь знакомой кривой улыбкой. Когда-то я не могла перед ней устоять…

Глава 13

Обычные люди даже средь бела дня предпочитают проноситься мимо Зоосити на полной скорости. Ночью же сюда не заезжают даже те, кому очень нужно объехать дорожные патрули. Обычным людям в Зоосити становится страшно, хотя именно по ночам Зоосити и его обитатели дружелюбнее всего. Начиная с шести вечера, когда с дневной смены домой возвращаются счастливчики, нашедшие работу, двери квартир открыты нараспашку. Дети гоняются друг за другом по коридорам. Животных выносят на свежий воздух, и они приветливо обнюхивают зады друг друга. На время общую вонь – запах плесени и экскрементов на лестницах – перебивают запахи готовящейся еды. Кое-где, правда, варят винт. [16]16
  Винт – прозрачная жидкость, содержащая метамфетамин.


[Закрыть]Проститутки, сидящие на крэке, выползают из своих душных конур на пожарные лестницы – поболтать, покурить, позубоскалить над случайными прохожими, которые спешат на стоянку такси.

По пути домой я покупаю в газетном киоске все мыслимые и немыслимые музыкальные журналы. Бенуа я не видела с самого утра. Сегодня он снова должен был выйти на работу вместо Элайаса. Когда я уходила, он еще был в отключке, и от него разило перегаром.

За последнюю неделю Бенуа заменяет Элайаса уже в четвертый раз. Элайас болеет; он все время кашляет, раздражая шестерых соседей по комнате – тоже зимбабвийцев. Скорее всего, у него туберкулез. Д’Найс еще подкалывает Элайаса: мол, тот может неплохо нажиться, если будет на черном рынке продавать свою мокроту тем, кто хочет получать государственное пособие. Но вполне возможно, у Элайаса просто асбестоз или аллергия на черную плесень. Нормальный диагноз в Зоосити – такая же редкость, как и нормальный врач.

Кроме зоолюдей, в Зоосити живут также колдуны, знахари и целители всех мастей. Ньянги и сангомы бывают разные. Одни на самом деле владеют магией, другие – просто шарлатаны. Все они активно предлагают свои услуги. Все телефонные столбы и стены обклеены рекламными листовками. Самые наглые шарлатаны сулят исцеление «от всего»: от безденежья и безбрачия до СПИДа. Исцеляться предлагается с помощью мути, изготовленных из растертых в порошок яичек ящериц и аспирина. Угадайте, какое вещество в составе их зелий действующее?

Применить нужное мути несложно, особенно если речь идет о простом противопоставлении: закрыть – открыть. Утратить – найти. Даже неодушевленные предметы радуются, когда им указывают цель – в отличие от людей. Например, несложно сделать амулет, который считывает текстовые сообщения с мобильника конкурента. Чуточку сложнее изготовить приворотное зелье, способное вызвать нежные чувства к объекту – будь то первая любовь или муж, который избивает тебя каждый день. Ученые доказали, что некоторые чары изменяют уровень гормонов: например, повышают уровень серотонина, окситоцина или тестостерона. Простые мути – как выключатели. Но по большей части магия недоступна пониманию. Она изменчива. И часто приводит к непредсказуемым побочным последствиям. Ну а обещания посерьезнее – исцелить от СПИДа, увеличить член, убить врага на расстоянии – как правило, вранье, игра воображения. Про эффект плацебо тоже не забываем. Посулы знахарей похожи на статьи в глянцевых журналах. Они тоже обещают читателям улучшить их интимную жизнь, помочь найти интересную работу, стать другими… Я знаю, о чем говорю, раньше я сама сочиняла такие статьи. А посмотрите, кем я стала…

У некоторых знахарей настоящее машави, дар к целительству. Некоторые сангомы умеют изготавливать настоящие мути. Но настоящие сангомы попадаются редко, а услуги их стоят дорого – простым людям, вроде Элайаса, не по карману. Его удел – с пяти утра занимать очередь в бесплатную поликлинику. Если повезет, к полудню он заходит в кабинет, где ведет прием циничная медсестра, которую ничем не удивишь.

В такой день нечего и думать о том, чтобы выйти на работу.

Потянув носом, я удивляюсь, учуяв запах еды из собственной квартиры. Он смешивается с другими запахами. Толкнув дверь, я сразу вижу Бенуа в комбинезоне Элайаса, который ему маловат. Бенуа колдует над электроплиткой: готовит хот-доги, пюре и бобы. В квартире чистота и порядок; он даже постель застелил. Довольно урчит сытый генератор; рядом с ним на полу стоит канистра с бензином.

– Для человека, который страдает тяжким похмельем, ты выглядишь неплохо! Что случилось? – Вскоре я пойму, что у меня есть все основания для подозрений.

– Просто захотелось сделать тебе приятное.

– О-о-о, пожалуй, я знаю, что ты можешь сделать приятное… мне… со мной.

– Вот видишь, дала бы мне ключ от квартиры, и все было бы гораздо проще!

– Ну нет, сегодня исключение – да и то потому, что ты еще спал, когда я уходила. Смотри, не войди во вкус.

– Тебе не нравится? – спрашивает он.

Я сдаюсь, кладу руки ему на плечи и прижимаюсь к его спине:

– Нет, нравится… наверное.

– Не приставай ко мне, женщина, когда я готовлю! – смеется он, высвобождаясь. Правда, потом он поворачивается и целует меня.

– Ты еду готовишь или жжешь? – поддразниваю я.

– Merde! [17]17
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть]

Бенуа предлагает устроить пикник на крыше, а животных оставить в квартире. Оказывается, он все приготовил – купил даже одноразовые тарелки, салфетки и две бутылки пива. Кроме того, он притащил свой фотоаппарат, побитую и безнадежно устаревшую корейскую «мыльницу», заклеенную клейкой лентой. Его старенькая камера много повидала на своем веку. О ней можно снять полнометражный документальный фильм. Правда, до сих пор Бенуа показывал мне только свои портреты.

Он снимает как одержимый. Зафиксировал каждый шаг своего путешествия из Киншасы в Йобург; сфотографировал все достопримечательности, каждый более-менее крупный перекресток или место, где он ночевал, каждого человека, который отнесся к нему по-доброму. Но фотографировать только людей или достопримечательности мало. Бенуа включает в число ценных объектов и себя. Как будто фотографии не только дают возможность вспомнить места, в которых он побывал, но еще и оправдывают сам факт его существования.

До крыши я добираюсь с трудом, еле дыша. Сюда редко кто поднимается, особенно с тех пор, как сломался лифт. Разве что домохозяйки развешивают белье в солнечный день. Иногда на крыше устраивают вечеринки: празднуют свадьбу, день рождения. Или на какого-нибудь местного бандита вдруг находит блажь угостить соседей жареной бараниной или рыбешкой на гриле. Когда гости напиваются, веселье перерастает в полное безобразие, особенно на Новый год. В Зоосити сложилась традиция с грохотом выкидывать на улицу отслужившие свой век бытовые приборы. Копы и машины скорой помощи не случайно не спешат выезжать на вызовы в Зоосити – если вообще выезжают.

Бенуа подныривает под веревку, на которой сушится белье. Простыни, платья и рубашки развеваются на ветру, как воздушные змеи. С высоты пятнадцатого этажа все выглядит совершенно по-другому. Машины текут по улицам сплошным потоком или стоят вдоль обочины, голоса клаксонов похожи на кряканье игрушечных уток. Горизонт четкий, ясный, лучи заходящего солнца окрашивают Йоханнесбург в цвета ржавчины и меди. Над городом плывут рваные кровавые облака. Таким живописным закат в Хайвельде делает пыль, микроскопические частицы полезных ископаемых, которые рассеиваются в воздухе над терриконами, и выхлопные газы машин. Плохое может быть и красивым.

– Надо вылезать сюда почаще, – говорит Бенуа. Сегодня он необычно задумчив.

– Слишком высоко!

Он награждает меня укоризненным взглядом, и я чувствую себя виноватой за то, что испортила ему настроение.

– Вот. Садись! – Он снимает с веревки одеяло, не обращая внимания на крапивный амулет от воров – изделие мастериц, живущих этажом ниже, и расстилает одеяло на цементном полу у кулера. Я послушно сажусь. Одеяло еще влажное и покрыто узорами, в которых, если присмотреться, можно угадать изуродованных до неузнаваемости героев диснеевских мультиков. Уж если Бенуа что задумал, то доведет дело до конца.

– Тебе не стыдно? Оно же испачкается, – укоряю его я.

Он пожимает плечами:

– Грязь не навсегда. Отстирается.

Вдруг я понимаю, что он говорит не про одеяло.

– Иди ко мне! – зову я.

Бенуа обнимает меня, поднимает камеру повыше и направляет объектив на нас.

– Скажи «Йобург», – велит он. И вдруг я понимаю: он уезжает.

Потом он показывает, что получилось. Бенуа широко улыбается, а рядом с ним сидит какое-то размытое пятно.

– Не годится, – объявляет Бенуа, но снимок не удаляет, а снова поднимает руку с камерой. Еще одна попытка! – Не шевелись и смотри в объектив! – Он осторожно приподнимает мне подбородок и поворачивает. Я смотрю в наше крошечное и далекое отражение.

– Подождать не можешь?

– Нет, Зинзи, – тихо отвечает он. – Не могу.

– Две недели, – в отчаянии молю я. – Одну!

– Не могу.

– Но тебе ведь еще нужно собрать вещи. Все устроить. – Есть такие ловкачи, которые провозят людей через границы, протаскивают через колючую проволоку, переправляют через реки, кишащие крокодилами. С пограничниками расплачиваются пивом – или пулями, по обстоятельствам. Правда, чаще едут к нам, чем от нас. Мало кому хочется нелегально убраться из Южной Африки. Конечно, Бенуа может просто купить билет на самолет, но тогда потребуются визы. Да еще будут неприятности с нашим МВД. Там считают, что беженец – это человек, который не может или не хочет вернуться на родину.

Бенуа вздыхает, опускает камеру и смотрит на меня:

– Сейчас я как раз обо всем договариваюсь. Д’Найс уверяет, что знает нужных людей.

– Да уж, он знает, не сомневаюсь! И как ты собираешься расплатиться?

– Как-нибудь.

– А все-таки?

– У тебя всегда столько вопросов, шери! Ты не можешь хотя бы на минуту перестать быть журналисткой? – Он целует меня, как будто поцелуй заменяет ответ, снова поднимает камеру, широко улыбается: – А теперь, пожалуйста, не шевелись!

И я думаю: нет, лучше ты не шевелись.

Потом звонит телефон – в два часа ночи. Правда, я не сплю. Мне не дают заснуть разные мысли.

– Она хочет ему навредить, – гнусаво произносит голос на том конце линии без всяких «здрасте» и «извините». Я узнаю его только из-за гнусавости.

– Арно?

– Она хочет все испортить! Сонг и ее приятель должны были приехать в студию… А она взяла и пропала! Такая эгоистка. Хочет все испортить! – Арно давится слезами, и я понимаю, что была не права насчет его влюбленности. Он влюблен не в Сонгвезу, а в С’бу.

Глава 14

Все утро я обзваниваю подруг Сонгвезы по списку, который для меня составили миссис Лутули и Дес. Как выяснилось, Десу известно гораздо больше, чем матери. Почти все разговоры заканчиваются ничем, хотя слова «Я журналист» похожи на волшебную палочку. Девчонки сразу раскрываются, как створки раковин. Подросткам так хочется хоть ненадолго приобщиться к славе! Подружки подробно рассказывают о первой любви Сонг, о том, как в седьмом классе она подделала оценки по математике, ее засекли и всему классу пришлось переписывать контрольную, о том, как она любит музыку, какая она талантливая, сколько болтает в классе и по мобильнику – без конца чатится в приложении «Миксит». Девочка по имени Прийя сообщила, что иногда на Сонг «накатывает тоска, настоящий депресняк, но не такой, при котором хочется наложить на себя руки».

Разговоры пока лишь очерчивают контур пропавшей девочки. Я еще не вижу ее – как будто она полароидный снимок, который еще не до конца проявился. Мне кажется, в списке миссис Лутули не хватает многих имен. Скорее всего, опекунша даже не знает тех, о ком Сонгвеза предпочитает не говорить. Например, о своем парне.

Я просматриваю записку, которую дал мне Дес. Дом моды и рекламное агентство – тупик, там отношения чисто деловые; они слегка встревожились, узнав, по какому поводу я звоню. Любопытным стал разговор с Хизер Яло; она оказалась менеджером таких мегазвезд, как Ли и Нолутандо Мейе. Когда я представляюсь, она говорит:

– Пока еще не время давать интервью СМИ!

Не дослушав меня, Хизер Яло бросает трубку. Интересно, знает ли Оди Хьюрон о коварных планах Деса?

Сегодня вечером Джо обещал познакомить меня с «нужными людьми». Кроме того, я успела пообщаться с Вуйо.

Калло-99.Мне нужна услуга.

Вуйо.Уже слышал, твой мквереквере хочет свалить. Могу помочь. Пиши письмо. Я нарисую официальную шапку.

Я так старательно давлю в себе нехорошие порывы, что не спрашиваю Вуйо, откуда ему все известно. Когда речь заходит о защите интересов Синдиката, они способны узнать все, что угодно. Вполне возможно, на меня кто-то стучит… Я даже догадываюсь, кто: Д’Найс Лангуза.

Калло-99.О чем ты?

Вуйо.Напишем, что, к сожалению, Красный Крест в ДРК получил неверные сведения. Жена и дети Бенуа Бокангаса погибли.

Калло-99.Ну и гад же ты!

Вуйо.Могу даже переслать фото трупов. Только пришли их снимки, а я обработаю фотошопом.

Калло-99.Пошел на хер, Вуйо. И речи быть не может!

Вуйо.Какая обидчивая!

Калло-99.Ты меня не слушаешь. Мне нужны три вещи: выяснить, звонили ли с определенного мобильного телефона за последние четыре дня. Нужно зайти на один аккаунт в «Миксите». И еще выяснить, выписан ли страховой полис на определенного человека.

Вуйо.Б/п не работаю.

Калло-99.Пять тысяч рандов. Запиши на мой счет.

Вуйо.12. С процентами. Гони подробности.

Калло-99.Только из любопытства. Синдикат и порошок провозит?

Вуйо.Ты что, на копов работаешь?

Калло-99.Нет.

Вуйо.Ты не установила брандмауэр.

Калло-99.Ты и без него многовато знаешь о моих делах. Колись, Вуйо! Чем вы занимаетесь, кроме писем? Торгуете колесами? Живым товаром?

Вуйо.У Синдиката широкий спектр интересов.

Калло-99.Мне нужно найти одну девушку. Возможно, ее похитили – посадили на иглу или заставляют заниматься проституцией.

Вуйо.Если и похитили, то не мы. Не наш профиль.

Калло-99.У нас с тобой разные профили. Сейчас назову имя…

Вуйо.Это дорогая услуга, девочка. Пойдет за отдельную плату.

Калло-99.Ничего. Я знаю человечка, которому это по карману.

Оказывается, нырнуть в Прошлую Жизнь так же легко, как надеть другое платье. Мода отражает перемены настроения. Сегодня я персиковый шнапс. Нервничаю, как малолетка, которая в первый раз проходит в ночной клуб по поддельному удостоверению личности. Я сказала «надеть другое платье»? Я перемерила девять платьев. Больше у меня нет.

Ленивец ворчливо пыхтит и растягивается на полу на кучке листьев кассавы, которые я купила на рынке внизу, чтобы умаслить его. Заодно прихватила ведерко мокриц для Мангуста. Если бы можно было оставить Ленивца дома, я бы оставила. Но последствия такой разлуки губительны. Ломка после крэка – пустяки по сравнению с разлукой с животным.

Итак, я два раза примерила все девять своих платьев. Примерка сопровождалась ловлей мокриц – они расползлись во все стороны, когда Ленивец в припадке раздражения перевернул ведерко. В конце концов, я понимаю, что мой гардероб безнадежно устарел. Одалживаю у проститутки с третьего этажа узкие джинсы и стильную черную маечку на бретелях. Одалживать приходится за плату. Соседка уверяет, что одежда у нее чистая. Требует тридцать баксов. Сомневаюсь, чтобы она стирала одежду в прачечной. Нюхаю джинсы, майку… вроде ничем не воняет. Какого черта, думаю я.

Я ловлю такси и еду в Окленд-парк. Туда же одновременно со мной направляется целая армия: уборщики ночной смены, медсестры, судомойки. Племя невидимок – они всегда за сценой. Вылезаю у «Медиа-Парка» и пешком иду на Седьмую улицу с многочисленными ресторанами, барами и интернет-кафе. Лоточник, стоящий у магазинчика мозамбикских деликатесов, пытается всучить мне фонарик в виде звезды, сделанный из проволоки и бумаги. Я отказываюсь, и он предлагает мне травку.

Раньше я часто здесь бывала. Как-то меня засекли с косячком, по приметной форме установили, в какой школе я учусь… Тогда меня отстранили от занятий на две недели. На Седьмой я впервые нюхала кокс – в туалете на девятом этаже. Здесь же впервые занималась сексом – в переулке за Восьмой. Правда, потом хозяин ближайшего дома вызвал вооруженную охрану. Сейчас будет не так страшно… не должно. И все-таки мне становится легче, когда я замечаю Джо. Он стоит напротив, у входа в бар «Бико», и возится со своим мобильником.

– Привет!

Он виновато вскидывает голову и засовывает телефон в карман куртки.

– Привет, детка. Молодец, что пришла! Все уже там, вперед!

Бар явно знавал лучшие дни. Вход охраняет низкорослый, жилистый вышибала в футболке с надписью «Отъе…!».

– Она со мной, – говорит Джо. Хотя вышибала совсем не радуется при виде Ленивца, он едва заметно кивает нам, давая понять, что ему все равно.

Бар «Бико» имеет такое же отношение к Стиву Бико, [18]18
  Стивен Банту Бико (1946–1977) – известный борец за права черных южноафриканцев, считается основателем движения «черного самосознания» в Южной Африке.


[Закрыть]как дрянная футболка с портретом Че Гевары – к самому Че Геваре. Его образом бесстыдно спекулируют. Так, на рекламе парикмахерской, нарисованной от руки, я вижу несколько портретов Бико в профиль. Он с разными прическами и в разных головных уборах; в берете, в кепке, в шахтерской каске, расписанной вручную. Стив Бико смотрит на прохожих с многочисленных плакатов. На его лице застыло задумчивое выражение. Он стоит на фоне карты Африки, и вокруг его головы нимб из солнечных лучей. Стив с львиной гривой – на сувенирах, футбольных мячах, майках. Везде его слова: «Самое сильное оружие угнетателей – разум угнетенных». Мой ученый папа наверняка возмутился бы. Героическую борьбу низводят до уровня фарса, модного бренда. Внутренности у меня сжимаются от недоброго предчувствия, как бывает, когда ты только собираешься прокатиться на американских горках. Американские горки я никогда не любила.

– О, здесь и футболки продаются! – замечаю я. – А детские размеры у них есть? Как думаешь, они их сначала вымачивают в кислоте?

– Очень смешно, Зинзи! – отвечает Джо, ведя меня в бар. – Не волнуйся, они тоже нервничают перед встречей с тобой.

Джо подводит меня к столику, за которым сидят разодетые в пух и прах люди – холеные, аккуратно подстриженные. Замечаю девицу с пирсингом во всех мыслимых и немыслимых местах, татуированную женщину с ярко-красными волосами и глазами, как у Бетти Пейдж; [19]19
  Бетти Пейдж – знаменитая американская фотомодель, «королева пин-апа». Считается предтечей «сексуальной революции» 1960-х гг.


[Закрыть]и двоих мужчин. Один, помоложе, в кричащей рубашке с орнаментом «турецкие огурцы». Волосы у него набриолинены и стоят дыбом. Второму уже за сорок; на нем «жилет фотографа» с множеством карманов. Судя по выражению лица, он прожженный циник. Посреди стола стоит дорогая камера; все смотрят на экран.

– Ох, – говорит женщина, отталкивая камеру, когда мы подходим к столику. – Зачем ты показываешь такие гадости? – Она бьет фотографа по плечу, но это скорее игривый жест, словно она говорит: на самом деле ты мне нравишься, хотя и показываешь мерзкие снимки, а может, даже наоборот: ты мне нравишься именно потому, что показываешь мерзкие снимки.

– Чем Дейв удивляет на этот раз? – интересуется Джо.

– Снимком зверски убитого бездомного, – лаконично отвечает фотограф – видимо, его и зовут Дейвом.

– Ух ты, круто! – говорит Джо. – Я бы купил. Ты ведь знаешь, у нас теперь новая фишка. Гангренозные ноги. Змеиные укусы. Идеальный вариант – статья о путешественниках-экстремалах, с которыми что-то такое случилось. Классное приключение!

– Ничего себе приключение – змеиный укус или смерть от ожогов! А этого еще и сильно порезали, особенно лицо. И пальцы отрезали.

– Вы и в самом деле публикуете такое?! – ужасается Турецкий Огурец. Ему явно не хочется смотреть на убитого бездомного.

– У нас мужской журнал. – Джо пожимает плечами. – Мужчинам свойственна жестокость… – Он поспешно добавляет: – Я не говорю, что она не свойственна женщинам!

– Просто женщины лучше скрывают свои порывы, – говорю я. Все поворачиваются ко мне и дружно застывают при виде Ленивца. Турецкий Огурец широко улыбается. Я поднимаю руку – как школьница, которая хочет, чтобы ее вызвали к доске. – Привет! Я Зинзи.

– Извините, ребята. Зинзи – моя подруга, помните, я вам рассказывал? – Джо – мастер преуменьшения. – Зинзи Декабрь. Раньше мы с ней вместе работали. – И вместе спали. И вместе принимали наркотики. Вместе спали, принимая наркотики за совместной работой. На самом деле наши отношения были очень простыми.

Девушка-с-Пирсингом двигается, и мы подсаживаемся к ней на обитую бархатом банкетку. Джо знакомит меня со всеми. Передо мной – сливки музыкальной журналистики плюс Турецкий Огурец, которого, оказывается, зовут Генри. Как я и предполагала, Дейв оказывается фотографом из отдела новостей «Дневной правды», хотя он снимает и музыкантов. Предпочитает джаз, но четыре года подряд снимает и музыкальный фестиваль «Оппикоппи». Кроме того, Дейв продает свои снимки многим глянцевым журналам. Генри отвечает за связи с социальными сетями в одном мелком рекламном агентстве; на самом деле он занимается почти исключительно музыкантами. Джо специально его пригласил. Он заранее предупредил меня по телефону:

– Генри часто тусуется с Сонгвезой. Знает про нее всю подноготную.

Девушка-с-Пирсингом – музыкальная журналистка, которая специализируется на хардкоре. Кроме того, она горделиво сообщает всем, что воспитывает двухлетнего сынишку, которого она называет «топозавриком».

– Джульетта пишет для всех, – поясняет Джо. – Буквально для всех. Ее статьи появляются и в «Биллборде», и в «Спине», и в «Музыкальном автомате».

Девушка-с-Пирсингом, она же Джульетта, притворно скромно машет рукой. Значит, она и правда считает себя такой крутой.

– Чем ты сейчас занимаешься, Зинзи? – дружелюбно спрашивает она, наклоняясь вперед. Ее слова и жесты, видимо, призваны убедить меня в том, что она мне сочувствует. В ее голосе я улавливаю покровительственные нотки.

– Нахожу потерянные вещи.

– Например, краденое? – оживляется Генри. – На той неделе обокрали дом моих родителей; унесли дедушкины часы. Старинные, с цепочкой, им уже сто два года…

– Нет, краденым не занимаюсь. Ищу только потери: ключи от машин, пропавшие завещания…

– За деньги? – Генри разглядывает меня как диковинку – как будто перед ним сидит не человек, а тостер со встроенным МР3-плеером.

– За свои услуги я беру умеренную плату.

Он вдруг оживляется:

– А знаешь, ты могла бы неплохо устроиться в доме престарелых. Там ведь живут старики в маразме и с этой болезнью, при которой все забывают… Как ее?

– Альцгеймер, – говорит Девушка-с-Пирсингом.

– Вот именно! Старики же без конца все теряют! Ты находишь им потерянные вещи, они тебе платят и тут же забывают, что заплатили. С них можно брать плату сколько угодно раз!

– По-моему, так ничего не получится, – возражает Девушка-с-Пирсингом, которая явно решила взять меня под свое покровительство. – Правда ведь, Зинзи?

– Кто знает, что получится, а что – нет, – говорю я, все больше раздражаясь.

– Скажи, а тебя… обследовали? Брали какие-нибудь анализы?

– Люди – подопытные кролики! – воодушевленно восклицает Генри. – Кстати, некоторые в самом деле получают Кроликов… Путаница полная!

– В США, Австралии, Иране и некоторых других странах зоолюдям делают полное обследование, с головы до ног. Делают магнитно-резонансную томографию, исследуют мозг, эндокринную систему. Наши права защищает конституция Южно-Африканской Республики.