Текст книги "Цивилиzации"

Автор книги: Лоран Бине

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Долго блуждая по лесу, мы нашли другие деревни, брошенные индейцами, ибо они трусливы и идут против нас только из великого страха. На наше счастье, они оставили немало припасов, а в их круглых хижинах можно выхаживать раненых.

Висенте Яньесу, капитану «Ниньи», увечья на месте ушей причиняют большие страдания, как и всем покалеченным. Раны чернеют, есть умершие.

Пленным удалось узнать, что Бехекио родом из тех же мест, что и Каонабо, которого местные призвали, чтобы нас прогнать. Не знаю, за что они нас так ненавидят, ибо мы не совершили по отношению к ним ничего дурного, и я всегда следил, чтобы с ними хорошо обращались.

Индейцы, находившиеся в украденных у нас шлюпках, завладели нефом, застав команду врасплох: людей перебили или взяли в плен. Четверо моряков, которых я отправил предупредить экипаж, не добрались до места. Те, кто пережил нападение, подтвердили мне, что одолевшие их индейцы прекрасно вооружены.

Увидев вокруг целый рой каноэ и опасаясь абордажа, капитан «Ниньи» стал уходить и нашел убежище в гавани (куда затем привел нас касик), но там его захватили аборигены. Кто мог ожидать такого коварства от людей, которые ходят нагими?

На этот раз я приказал выстроить башню и укрепления понадежнее, а еще вырыть широкий ров. Висенте Яньес и все остальные сокрушаются и говорят, что живыми нам Испанию не видать. Но я уверен в обратном: если бы нам удалось восстановить силы и завладеть оружием, с оставшимися людьми и подкреплением Мартина Алонсо Пинсона, когда тот соизволит вспомнить, что обязан мне повиноваться, и явится после своей выходки, я покорил бы весь этот остров, который, полагаю, превосходит Португалию территорией и вдвое – населением, только оно здесь нагое и бесконечно трусливое, если не считать войско этого Бехекио. Так что я подумываю взять Бехекио хитростью, чтобы вернуть корабли, оружие и припасы.

А пока разумно выстроить башню, и пусть она будет сооружена по всем правилам фортификации, ведь сейчас у нас только шпаги да несколько аркебуз и немного пороха.

Вторник, 25 декабря, день Рождества Христова

Случилась беда.

Неф оставался на якоре в гавани возле деревни, где подверглись истязаниям наши товарищи по несчастью. И вот нынче утром один из моих людей, которого я отправил охотиться, чтобы обеспечить форт пропитанием, предстал передо мной в крайнем возбуждении и сообщил, что видел издалека, как неф движется. Известие произвело необычайное впечатление на моих людей, которые жили надеждой снова заполучить этот корабль, как и другой, остававшийся на суше, и возвратиться в Кастилию.

Когда произошла моя встреча с касиком Бехекио, я оставил на борту троих матросов, и, если их не убили, быть может, им удалось высвободиться и завладеть судном. Или же это индейцы решили поупражняться в навигации.

Чтобы все точно выяснить, мы поднялись на довольно высокий уступ в скалах, откуда хорошо был виден порт.

Неф и в самом деле начал движение и, похоже, собрался выйти из гавани, но опасно приближался к скалистой отмели. Кто бы ни стоял на мостике, было видно, что со штурвалом он не справляется.

Неф неумолимо подходил к отмели. Потрясенные этим прискорбным зрелищем, мы громко кричали от ужаса. Когда судно в конце концов наткнулось на отмель и нам почудилось, будто мы слышим треск обшивки, дружный стон вырвался у нас из груди.

Увы, неф сел на мель, и даже если вдруг Мартин Пинсон вернется на «Пинье», нам не хватит двух каравелл, чтобы всем добраться домой.

Великое испытание уготовил мне наш Господь в день Рождества, все равно для нас священный. Я не должен сомневаться в Его замыслах и твердо верю: нет равных мне в истовости служения Вседержителю нашему, и потому Он меня не оставит.

Среда, 26 декабря

Обезумев от горя и ярости из-за потери нефа, мои люди поспешили на место крушения, прежде чем я успел что-либо сказать или сделать, дабы остудить их гнев. Не найдя никого среди обломков, они проникли в отсек с запасами и забрали оттуда столько пороха и вина, сколько могли унести, а затем, еще более потрясенные плачевным зрелищем разрушенного корабля, направились к берегу, где находилась каравелла, в полной решимости пустить в ход клинки. Но воинов Бехекио там не было, и тогда, охваченные исступлением, с криками «Сантьяго! Сантьяго!» [12], они перебили всех до последнего жителей деревни – мужчин, женщин, детей, после чего разграбили ее и сожгли. Деяние они совершили предосудительное, но в их защиту скажу, что одним своим видом место это оживило в них воспоминания о перенесенных муках.

Когда их гнев утих, они выгрузили из запасов «Ниньи» все, что смогли, но не стали спускать ее на воду, ведь для этого понадобилось бы много времени и труда, а они опасались возвращения Бехекио. Доставленное ими оружие и особенно бочки с вином радостно встретили все выжившие. Правда, у нас так и нет лошадей.

Пришел вечер, и мы устроили пир, чтобы отпраздновать победу, ибо что это, если не она? Еще вчера, после потери нефа, положение казалось отчаянным, но теперь оно несколько улучшилось, и хвала за это нашему Господу.

Понедельник, 31 декабря

Шестеро моих матросов, которые вышли за пределы форта пополнить запасы воды и древесины, попали в ловушку и погибли. Индеец подъехал верхом прямо к входу в крепость, где оставил корзину с головами этих несчастных христиан.

Я приказал как следует укрепить все сооружения, поскольку не сомневаюсь, что Бехекио к нам еще вернется.

Вторник, 1 января 1493 года

Всадники напали на троих людей, посланных за ревенем, который я собирался привезти вашим высочествам. Одному чудом удалось от них уйти и укрыться в горах – там, где лошади не могли его нагнать.

Моя команда нервничает, страшась появления Бехекио, и считает, что оно неизбежно; в этом, впрочем, уверен и я.

Среда, 2 января

Покидать форт больше никто не рискует, все боятся, что попадут в засаду или их съедят: матросы вбили себе в голову, что индейцы питаются человеческой плотью. Они действительно бывают крайне жестоки и, одержав победу над врагом, отрубают ноги женщинам и даже детям.

Я много бодрствую и днем, и ночью и порой совсем не могу уснуть, так что последний месяц я спал не более пяти часов в день, причем последнюю неделю весь мой сон – три колбы с песком, по полчаса каждая, отчего я наполовину ослеп, а временами и вовсе ничего не вижу.

Как удачно, что у нас есть семена и живность, прекрасно приспособленные к условиям этой земли. Все овощи идут в буйный рост, а некоторые семена, если их посеять, могут дать сразу два урожая, и это я могу гарантировать для любых плодов, культурных или диких: настолько высокое здесь небо и сочная почва. Скот и птица размножаются просто на диво, и также удивительно наблюдать, как вырастают куры: каждые два месяца у них появляются цыплята, а дней через десять-двенадцать их уже можно есть. Что до потомства, рожденного тринадцатью свиноматками, которых я сюда привез, то его столько, что все они одичали и бродят в зарослях, скрещиваясь со своими лесными собратьями, но нам этим не воспользоваться из-за индейцев, рыщущих снаружи.

Наш последний толмач бежал.

Четверг, 3 января

Началась осада. Нынче утром появился Бехекио со своим войском, верхом на коне с золоченой попоной.

Сразу видно: действует этот индеец, как самый настоящий воин, у него несметные войска, собранные и упорядоченные с таким же знанием дела, как если бы это было в Кастилии или во Франции.

Пятница, 4 января

Чтобы выдержать осаду, воды и пищи нам хватит, но мои люди знают, что крепость недостаточно прочна и нападения не выдержит.

Да сжалится над нами милостивый Господь.

Суббота, 5 января

С башни можно следить за передвижениями войск Бехекио. Когда видишь, как его кавалерия и полки пехоты выстраиваются в боевом порядке, сомнений не остается: штурм неминуем.

Но Господь, никогда нас не оставлявший, ниспослал нам чудо в лице Мартина Алонсо Пинсона: отсюда, с нашей башни, моя команда заметила точку на горизонте – это была «Пинта».

Явленное чудо необычайно укрепило наши силы и дух. Завтра, едва забрезжит рассвет, мы попытаемся выйти и с Божьей помощью доберемся до берега, где найдем Мартина Пинсона и «Пинту» или падем в бою.

Мне остается только препоручить наши души предвечному Богу, Господу нашему, который дарует удачу тем, кто не сходит с Его пути вопреки кажущимся препятствиям.

Воскресенье, 6 января

Поутру мы выступили плотным строем с аркебузами и арбалетами наготове, раненые замыкали колонну, а из артиллерии был только фальконет, который мои люди принесли с нефа. Мужчин, способных принять бой, среди нас оставалось не больше тридцати, но мы были полны решимости сражаться до последнего вздоха.

Снаружи нас ждали больше тысячи индейцев: впереди стояли всадники, за ними и по флангам – пехота; у всех – стрелы, которые они выпускают из пращи быстрее, чем из лука. Все были вымазаны чем-то черным и размалеваны цветной краской, еще у них были свирели, а на головах – маски и медные или золотые зеркала, и, по своему обычаю, аборигены издавали ритмичные устрашающие крики. Восседавший на золоченом коне Бехекио расположил свой лагерь на высоком холме в двух арбалетных выстрелах от нас и оттуда руководил войсками.

Часть наших бойцов должна была выждать появления лошадей на открытой местности и за ноги стащить всадников вниз, ведь у них не было ни седел, ни стремян, только дело все равно оказалось чрезвычайно опасным: задуманное они проделали, но все были убиты.

Тем временем наши аркебузы смели́ часть кавалерии, а фальконет помог пробить брешь в их рядах. Мы теряли людей, которых пронзали стрелы и топтали кони, но и сами оставили немало убитых язычников; стрелять огнем на этом острове нам уже приходилось, но все равно грохот от фальконета и аркебуз посеял смятение в лагере противника, мы получили спасительную передышку и смогли спуститься по тропе, которая вела к побережью (ведь форт мы построили на возвышении).

До берега, где стояла «Пинта», мы добежали ни живые ни мертвые: мчались так, что дыхание перехватывало, а улюлюканье врагов подгоняло нас, словно языки адского пламени, и вот мы уже по колено в воде, и остается преодолеть вплавь всего несколько футов, отделяющих нас от спасения, – так, во всяком случае, нам в этот миг казалось, – как вдруг на палубе рядом с Мартином Алонсо Пинсоном, который застыл, как статуя, и был бледнее призрака, возникла фигура в короне из попугаичьих перьев, украшенной золотыми бляхами; лицо незнакомца скрывала резная деревянная маска с отверстиями для глаз, ноздрей и рта в золотой окантовке, а рост и горделивая осанка не оставляли ни сомнений, ни последней надежды: это Каонабо, царь Сипанго.

Я уже писал, что Бехекио впечатляет одним своим видом: знатная кровь сразу узнается в его благородной стати, исполненной превосходства, но не спеси, однако это ничто по сравнению с новым правителем, которого старый царь приветствовал с исключительной почтительностью, преклонив колено и поцеловав землю.

Каонабо явился в сопровождении супруги, царицы Анакаоны [13], сестры Бехекио, которая в красоте и совершенстве манер не имеет равных среди индианок, притом что достоинств у них не счесть.

Нас же, несчастных христиан, обезоружили и взяли в плен, а раненых добили.

Из уважения к нашим званиям – адмирала и капитана соответственно – нас с Мартином Алонсо разлучили с командой и позвали в царский шатер. Висенте Яньес, капитан «Ниньи» и брат Мартина Алонсо, тоже был бы с нами, если бы выжил в бою.

Каонабо, как и Бехекио, винит нас в том, что мы взяли в плен индейцев из его народа и надругались над женщинами, что для него серьезное преступление. Я адмирал и командую экспедицией, а потому, хоть я всегда приказывал как можно мягче обращаться с местным населением, мне и отвечать за грехи Мартина Алонсо и других мятежников. Пусть я не сделал им ничего плохого и ни с кем не был жесток.

Что бы ни уготовил Творец всего сущего своему смиренному слуге, я не потерплю больше оскорблений от этих злобных грешников, дерзко навязавших свою волю тому, кто оказал им столько чести.

После того как Мартин Алонсо в поисках золота высадился со своей командой на островной земле по соседству с островом Хуаны (такое название дал я Кубе) – выходит, это и есть тот самый Сипанго, – они силой захватили четырех взрослых индейцев и двух отроковиц, но тут же на них напало войско Каонабо, да такое, что в два счета разгромило христиан – большинство убили на месте. Так Господь наказывает за гордыню и безрассудство. Однако эта участь миновала Мартина Алонсо и шестерых его людей из экипажа в двадцать пять человек.

Из семидесяти христиан, покинувших Палос-де-ла-Фронтеру [14], осталось не более дюжины душ и Мартин Алонсо.

Среда, 9 января

Три дня подряд индейцы пляшут под звуки свирелей и тамбуринов и поют. Кажется, празднество никогда не кончится, и мы, христиане, пребываем в глубокой скорби, ведь ясно, что празднуют они наше поражение. Одно зрелище больно разбередило наши души. Чтобы развлечь царственных супругов, Бехекио вздумал разыграть перед ними сражение, в котором мы, защитники крепости, были побеждены. Для этой инсценировки старый касик снял с нас одежды и надел на индейцев, которые должны были нас изображать, так что теперь мы наги, как сами аборигены. Нам пришлось обучать их стрельбе из аркебузы, и, хотя грохот все еще немного их пугает, они вовсю ликуют под громовые раскаты, порожденные нашим оружием. Всадники окружили индейцев в одеждах христиан и, пока те делали испуганные гримасы и стреляли в воздух, непрерывно чертили вокруг них витиеватые арабески. Затем индейцы, игравшие христиан, рассредоточились и предались беспорядочному бегству, а всадники стали преследовать их и делать вид, что рубят.

Единственное наше утешение – царица Анакаона, которая поет и декламирует стихи: почти весь их смысл остается вне нашего понимания, но нет христианина, который не был бы очарован ее красотой и голосом. Как я уже сказал, супруга Каонабо и сестра Бехекио, видимо, пользуется огромным уважением среди индейцев, и не только в силу царственного родства и красоты – всеобщее признание и восхищение приносит ей поэтический дар.

Ее властительный супруг присутствует на всех увеселениях и явно получает от них удовольствие, особенно когда выступает Анакаона.

В надежде на его благоволение мы стали умолять, чтобы он вернул нам одежду или предал нас смерти, но и в том и в другом нам было отказано.

Четверг, 10 января

Царь Каонабо желает больше узнать о стране, из которой прибыли христиане, и поэтому захотел побеседовать со мной в обществе царицы Анакаоны и касика Бехекио. Понимать меня ему помогает толмач, которого он отобрал у Мартина Алонсо. Принял он меня в подпоясанной ремнем сорочке, в пелерине с капюшоном и головном уборе без полей: все это принадлежит мне, но сам я по-прежнему наг.

Так мне довелось рассказать им о ваших святейших высочествах, которые правят величайшим королевством на свете, а еще об истинной религии и истинном боге, Господе нашем небесном. Очень мне хотелось поведать им о тайнах Святой Троицы, и я увидел, что царица и ее брат слушают меня с большим интересом.

Я поклялся им, что нет большей чести на земле, чем служить таким государям, как ваши высочества, что крещение могло бы спасти их от адских мук по завершении земного пути и что только истинная вера дарует им вечную жизнь.

Я предложил им отправиться с нами в Кастилию и пасть к ногам ваших высочеств, гарантируя, что они будут приняты со всеми почестями, подобающими их положению. Каонабо больше заинтересовали наши фортификации, корабли и оружие, но я увидел, что мои слова тронули его прекрасную супругу.

Пятница, 11 января

Каонабо увел свое войско, оставив супругу и ее брата присматривать за нами и за этими местами, и это хорошая весть, ведь, думается мне, убедить этих двоих вернуть нам свободу и принять нашу веру будет проще.

Мартин Алонсо иного мнения и хочет подбить команду на побег: «Пинта» еще стоит на якоре в бухте.

Суббота, 12 января

Сегодня я долго рассказывал царице о Господе нашем Иисусе Христе, и она разрешила установить крест на площади в деревне, где мы находимся. Ее брат предложил мне вместе попробовать коибу, или табак, – так они называют сухие листья, которые поджигают в полых тростях, чтобы затем вдохнуть дым.

Мартин Алонсо болен.

Воскресенье, 13 января

Царица – женщина, я описал ей украшения и платья, которые носят при дворе в Кастилии, и заметил вожделеющий блеск в ее глазах, как у ребенка.

Мы достойно питаемся, спим в гамаках, но Мартин Алонсо жалуется на боли по всему телу. Он говорит, что не хочет здесь умирать, и думает только о том, как вернуть свой корабль.

Понедельник, 14 января

У Мартина Алонсо жар, какая-то жгучая лихорадка – это заставляет опасаться за его жизнь. Судя по тому, что я наблюдаю, заразу он, скорее всего, подцепил, ведя торговлю с индейцами. Он в отчаянии при мысли, что больше не ступит на христианскую землю.

На языке Анакаоны ее имя означает «золотой цветок», поэтому я предложил ей стать доньей Маргаритой.

Вторник, 15 января

Дьявол овладел телом и рассудком капитана.

За обедом у Бехекио, куда мы оба ежедневно приглашены (до сих пор он ни разу не дал нам повода пожаловаться, разве что обязал ходить нагишом, как и он сам), Мартин Алонсо, распаленный лихорадкой, схватил нож и убил старого касика ударом в шею. Затем, угрожая оружием царице, он заставил ее освободить наших спутников, велел, чтобы каждому дали лошадь, и бежал с теми, кто мог держаться в седле. Несчастный безумец надеется, что попадет на корабль. Но я-то понимаю, что своим поступком он всех нас обрек на гибель.

Среда, 16 января

Индейцы оплакивают смерть своего правителя. Потерявшая брата царица в трауре и далека от мысли о крещении, теперь все ее речи только о мщении. Крест, который она поставила, свалили и сожгли.

Я же даю обет вступить в орден братьев-францисканцев, если каким-то чудом мне суждено однажды вновь увидеть Кастилию, хотя при этой череде бед кажется очевидным, что Всевышний приберег для меня иной замысел. И все же я смиренно молю ваши высочества: если Господу будет угодно вызволить меня отсюда, позвольте мне отправиться в Рим и в другие паломничества. Да хранит Святая Троица ваши души и умножает ваше могущество.

Понедельник, 4 марта

Теперь с уверенностью можно сказать, что все кончено.

Каонабо вернулся с головами Мартина Алонсо и христиан, совершивших тот безумный побег. Так гибнут грешники.

По приказу царя «Пинту» вытащили на сушу. Бухту, где еще вчера она стояла на якоре, я окрестил заливом Заблудшего пилигрима – с оглядкой на свое нынешнее положение и желая увековечить эту скорбную участь.

Возвращение в Испанию теперь для меня немыслимо, и вашим высочествам остается только забыть несчастного безумца, обещавшего вам Индии [15].

Без даты

Оттого, что я пристально вглядываюсь в морскую даль в бессмысленной надежде увидеть на горизонте парус, глаза мои начинают чувствовать ужасную боль, а взгляд мутнеет. И все же я прекрасно знаю, что после этой неудачи, полагая, что я канул в пучину, ваши высочества не станут впредь отправлять кого бы то ни было в Океаническое море [16].

Без даты

Еще одна печаль разрывает мне сердце. Это мысль о доне Диего, моем сыне, которого я оставил в Испании, о сироте, лишенном отцовского положения и состояния, хоть у меня и нет сомнений, что справедливые и признательные государи возместили бы ему всё с лихвой, если бы мне удалось вернуться из странствия хотя бы с сотой долей сокровищ этой изобильной земли.

Без даты

Протяженность острова Хуаны, или Кубы, сравнима с расстоянием от Вальядолида до Рима, и сегодня он почти весь под властью Каонабо. Да будет благословенна его супруга за то, что ко мне здесь терпимы и дают пищу наравне с остальными их подданными, которые, как я выяснил, называют друг друга таино, но царь их к этому племени не принадлежит – он происходит от карибов [17], что, разумеется, объясняет присущий ему дух превосходства, склонность повелевать и беспощадность в бою.

Без даты

Немногие остававшиеся при мне люди серьезно больны и все до одного подавлены. Последний испустил дух нынче утром, и вот я один среди этих дикарей. Какой смертный, не будь он Иовом, не умер бы от отчаяния вместе с ними? Не знаю, зачем Господь продлевает таким образом мое жалкое существование.

Я гол и похож на бездомного пса, почти слеп, и никто меня больше не замечает. Разве что у дочери Анакаоны есть интерес, какой дети иногда проявляют к старикам, которые рассказывают им разные истории. Каждый день она приходит ко мне послушать про великую Кастилию и ее озаренных славой монархов.

Без даты

Удивительно, как быстро маленькая Игуэнамота [18] усваивает кастильский, который прекрасно понимает, и уже умеет повторять разные выражения, чем невероятно забавляет мать.

В глазах царицы я всего-навсего шут, который только и может что развлекать ее дочь.

Без даты

Коль скоро у ваших высочеств не будет нужного случая, раз уж Повелитель всего сущего распорядился иначе, я молю Отца Небесного спасти все эти записи, чтобы однажды стало известно о моей трагической судьбе и о том, как я прибыл сюда издалека, служа своим правителям и оставив жену с детьми, которых в результате больше не увидел, и как теперь, в конце жизни, я лишен положения и состояния – без вины, суда и милосердия. Говоря «милосердие», я не имею в виду их высочеств, не они виновны в произошедшем и не Господь, а злые люди, которыми я имел несчастье себя окружить, они привели меня к гибели вслед за собой в этой забытой богом земле.

Без даты

Близится час, когда моя душа будет призвана к Богу, и если по ту сторону Океанического моря меня уже, верно, забыли, я знаю, что хотя бы одно существо еще заботится о поверженном адмирале: маленькая Игуэнамота, которая однажды станет царицей, мое последнее здесь утешение, будет рядом и закроет мне глаза. Господу угодно, чтобы ради своего спасения и в память обо мне она приняла нашу веру.

Без даты

Несчастен я, иначе и не скажешь. До нынешнего дня я оплакивал других: теперь же пусть, сжалившись, примут меня небеса, пусть плачет по мне земля. Без благ преходящих беден я, точно Лазарь. А что до духовных – какими путями попал я сюда, в Индии, известно. Я здесь один на один со своей бедой, хвор и каждый день жду смерти в окружении полчища дикарей, бесконечно жестоких и враждебных; не дано прикоснуться мне к святым дарам нашей церкви, и душа моя будет ею забыта, раз обречена покинуть здесь мое тело. Да оплачет меня проникнутый любовью к ближнему, истине и справедливости. Я пустился в странствие не в поисках славы и богатства; сие есть правда, ибо надежды таковые уже были для меня мертвы. К вашим высочествам явился я с чистыми намерениями и великим рвением и не лгу ни единым словом.