Текст книги "Тёмными тропами"

Автор книги: Лора Андронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Лора Андронова
Тёмными тропами

Журнал «Если», 2009 N 7

Земля легко сыпалась сквозь пальцы, не пачкая кожу, оставаясь висеть в воздухе серым облачком. Убрав верхний слой, Пит поднялся, посмотрел на часы. Отряхнул джинсы и медленно, как учил дедушка, провел рукой над могилой. Та отозвалась – глухо, недовольно, не желая отпускать постояльца.

– Темными тропами, светлыми путями, выйди из сумерек, разорви цепи, – забубнил мальчишка, не отрывая взгляда от исчирканного листа школьной тетради.

Почва чуть шевельнулась. Пит со страхом посмотрел вниз и перевернул шпаргалку на другую сторону.

– Черное марево отмети прахом...

По земле, все расширяясь, пробежала трещина. В открывшемся провале смутно мелькнуло что-то блестящее, багровое, заметалось, ища выход. Зашуршал гравий.

– Солнцу ушедшему поклонись снова, – скороговоркой закончил Пит и юркнул за ближайшее дерево.

Ночное небо расколола алая молния, и на секунду сделалось совершенно светло. Стали видны кресты и статуи, торжественные склепы и деревянные скамьи, стал виден далекий лес и церквушка, словно спиной повернувшаяся к одинокой, развороченной могиле без надгробия.

Едва Пит успел прижаться к шершавому, пахнувшему смолой, стволу, как кладбище тряхнуло, закаркали вороны, разноголосо завыли окрестные псы. Из земли потянулась рука, схватилась за пучок травы.

– Господи, господи, – зажмурившись, шептал паренек. Потом вспомнил, что дед говорил про молитвы и оборвал себя. Глаза же решился открыть только когда карканье и вой прекратились.

Вокруг снова было темно и тихо. Мигая, разгорался фонарь, ветер гонял по дорожке обертку от мороженого. Возле распахнутой безымянной могилы, покачиваясь, стоял высокий, сутуловатый человек в довоенном костюме и новеньких, но испачканных глиной ботинках.

Неуверенно тряхнув головой, он сделал шаг, потом другой, и вдруг стал заваливаться на бок, на жесткие, аккуратно подстриженные кусты. Упасть он не успел: тонкие мальчишеские руки обхватили воскресшего за плечи.

– Дедушка, – сказал Пит. Уткнулся носом в знакомый с детства пиджак, и заплакал.

Старик пришел в себя на полпути к шоссе. Провел ладонью по лицу, чихнул, достал из кармана клетчатый платок и трубно высморкался. Осмотрелся, бормоча что-то неразборчивое, хмурый взгляд остановился на Пите.

– Ты что, малец, себе позволяешь?!

– Дедуля...

– Какой я тебе дедуля!

Мальчик виновато шмыгнул:

– Георг...

– Всю жизнь Георгом был и после смерти остался!

– Я хотел как лучше!

– Он хотел! Посмотрите на него! Великий Хотетель! Мало ли чего ты хотел! – старик инквизиторски воззрился на внука. – Сколько дней прошло?

– Шесть, все как учил.

Георг фыркнул.

– Все как учил! – передразнил он. – Надо же, какой прилежный!

– У меня тут записано, – Пит робко помахал листочком с каракулями. – Слово в слово.

– Подумать только! – восхитился дед. – Записано! Слово в слово! Собственной ручкой! А у тебя записано, чем грозит скорое оживление?

Пит кивнул, нахохлившись.

– А поразмышлять не пробовал на эту тему? Пораскинуть мозгами? Воображение подключить – хотя бы на четверть мощности?

– Но ведь...

Тот не слушал.

– Десять лет потратил! С колыбели, можно сказать, вдалбливал, рассказывал, расписывал, объяснял, что да как. И все зря! Ничего в башке не задержалось: пустота сплошная, плесень, паутина и мухи жужжат. Дурень – одно слово. Чем венчается наше гордое фамильное древо?

Внук шмыгнул носом, не решаясь ответить.

– Сморчком! Хлюпенькой поганкой! Да, не видать больше нашему роду славы Бессердечного Боба и Алекса Ненасытного!

Георг посмотрел по сторонам и решительно зашагал через шоссе. Пит вцепился ему в локоть, не смея отстать и на сантиметр. Дорог он очень боялся, даже таких – тихих, пустынных. Особенно таких.

– Мне было страшно.

– Веская причина, что ни говори! Когда замерзнешь зимой – подожги город. Очень, говорят, согревает.

Пит крепче сжал дедову руку.

– Я скучал.

В сердитом стариковском взгляде на мгновение мелькнула теплота – и тут же растворилась в рассветной прохладе.

– Надо же, – пробурчал он. – Как трогательно. Живо домой, будем думать, что делать дальше.

Квартира встретила их запахом борща, свежего хлеба и тонким, едва уловимым, ароматом свечей.

Скинув ботинки и вымыв руки, Георг уселся за стол. С усмешкой отодвинул раскрытый на середине Codex Gigas.

– Неплохо бы поесть, – заметил он.

Пит просиял и засуетился.

– Вот супчик, сметанка, хлебушек – все как ты любишь.

– Что к чаю?

– Эклеры, шоколадные.

– С поминок остались, что ли?

– Не, новые купил.

Дед милостиво кивнул.

– Неплохо, – зачерпнул ложку свекольной гущи, с удовольствием принюхался. – Эй, а ты-то что к сладкому тянешься? Положи на место. Не заслужил.

Эклер вернулся на блюдо, и Пит вздохнул – одновременно расстроено и довольно. Пусть ворчит, пусть ругается – только чтобы был рядом, не оставлял одного. Он хотел это сказать вслух, но не сказал – побоялся.

– Встань тут, – Георг показал горбушкой на место возле книжного шкафа. – Так. Теперь отвечай: ты у нас кто?

– Пит Янсон.

– Мило. И все?

– Нек-кромант, – заикаясь, проговорил мальчишка.

Корешки фолиантов за его спиной переливались всеми оттенками потускневшего от времени золота.

– Чудесно! Хоть это ты помнишь. В чем состоит твоя первейшая обязанность согласно Своду?

Пит переступил с ноги на ногу, чувствуя, как слабеют колени.

– Присматривать за кладбищами города... Упокаивать... Развоплощать... В особых случаях – вызывать духов.

– Мм? Неужели? А не говорилось ли там чего на счет воскрешения скончавшихся родственников? Например, что это – особо рекомендованная процедура для юных некромантов?

– Возвращать недавно умерших к жизни строго запрещено, – еле слышно отозвался Пит.

Отставив пустую тарелку, Георг придвинул к себе кружку с чаем и эклеры.

– Я – старый человек, – сказал он печально. – Такой старый, что уже даже покойный. Склероз меня донимает, жуть как. Не подскажешь, к чему такие строгости?

– Воскрешенный будет использовать жизненную силу некроманта и, в результате...

Георг шумно заглотил третий эклер.

– Да-да? В результате?

– Выживет тот, кто сильнее. Второй угаснет, – отозвался Пит, морщась от головной боли. Ноги ослабели настолько, что ему пришлось опереться о стул.

Не обращая внимания на побелевшего внука, Георг задумчиво прихлебнул чаю.

– Что-то мне это все напоминает. Только вот – что? Проклятый маразм!

Он потянулся, посмотрел в потолок, полистал Codex.

– Ах, точно! Ты оживил меня, и теперь один из нас определенно угаснет, – дед бросил косой взгляд на дрожавшего Пита. – И не нужно быть особым пророком, чтобы понять – кто.

Георг поднялся, сгреб бледного до синевы парнишку в охапку и отнес на диван. Подложил подушку, укрыл пледом. Вернулся к столу, быстро собрал тарелки, поправил сбившуюся скатерть. Пит следил за ним сквозь пелену слабости и тошноты, лежавшая под щекой рука была холодной, как камень, зубы отбивали дробь.

Потом дед сел на краешек дивана и сказал:

– Не делай так больше.

Его сухая рука коснулась лба мальчика, и тот потерял сознание.

***

Очнулся Пит на следующий вечер. Слабость прошла, он чувствовал себя так хорошо, что это могло означать только плохое. Отбросив одеяло, парнишка вскочил, заметался по квартире. Деда не было.

Натянув кроссовки, он выбежал на улицу, пересек двор и припустил по тротуару. До приморского кладбища было две остановки на пятнадцатом, но Пит не ездил на автобусах. Не то, чтобы боялся, нет. Просто не ездил.

У ворот мальчишка на минуту притормозил отдышаться, и снова понесся – между строгих клумб, по присыпанным песком дорожкам.

Одинокая могила без надгробия снова стала аккуратным холмиком с едва заметной вмятиной от отсутствовавшей таблички. Все было по-прежнему, кроме зловещего вида черного пса с горящими глазами. Помахивая облезлым хвостом, кобель прогуливался по истоптанной траве.

– Хорошая собачка, – неуверенно сказал Пит.

Пес зевнул, демонстрируя великолепные клыки. Из пасти повеяло мерзлым смрадом – главным признаком нежити.

– Кис-кис, – еще неувереннее произнес мальчик, и был вознагражден низким, неприятным рычанием.

Пит смутно помнил, что некромант может приручить баргеста, даже помнил страницу в книжке с витиеватой гравюрой, но кроме обрывочной фразы "..падок на сырое мясо..." в голове ничего не находилось. Осторожно пятясь от щерившегося пса, он выскочил за кладбищенскую ограду и побежал к ближайшему магазину.

В гастрономе сырого мяса не оказалось, и Пит свалил в тележку целый набор из колбас, сосисок, сарделек и копченостей всех видов. Кассирша глянула на изможденного русоволосого мальчишку с удивлением, присмотрелась внимательнее, вздрогнула.

– Спасибо, тетя Эдит, – сказал Пит, рассовывая сдачу по карманам.

Сгреб покупки в пакет и поспешил обратно к кладбищу.

Возле могилы он вывалил все на землю, достал перочинный ножик и принялся кромсать мясные изделия. Порезал палец, зашипел.

– Кушать подано, ваше собачество, – сказал Пит, разложив копчености на пакете.

Баргест равнодушно принюхался, потянулся. Снова повел носом, одним прыжком очутился возле колбасы, но, проигнорировав угощение, скакнул к застывшему от ужаса мальчишке.

– Славный песик, – произнес тот дрожавшим голосом.

Ледяное дыхание коснулось его шеи, он зажмурился, и вдруг почувствовал, как собачий язык лижет его окровавленную ладонь. Открыв один глаз, Пит увидел, что адский пес сидит у его ног и умильно виляет костистым, похожим на грязноватую метлу, хвостом.

– Рядом! – важно приказал мальчик, и баргест покорно затрусил следом за ним.

Через пару часов, когда совсем стемнело, Пит был готов к ритуалу. Он встал над могилой, протянул руки и заговорил:

– Темными тропами, светлыми путями...

...На этот раз воскрешенный очнулся в квартире. Пошевелился, поморгал – и обнаружил, что сидит за кухонным столом. Пит стоял у плиты и деловито жарил котлеты, у его ног юлил баргест, выпрашивая мясные обрезки.

– Ах ты, предатель, – пробормотал Георг и профилактически шлепнул пса по тощему заду.

Тот заворчал и спрятался под раковину, обижено кося оттуда огненным глазом.

– Дедушка! – обрадовался Пит. – Сейчас будем кушать!

– Кушать?! Я уже сыт по горло – тобой и твоими фокусами!

– Погоди...

– Когда ты уже успокоишься? Тебе вчерашнего дня было мало? Чуть коньки не откинул!

Пит выключил газ и вытер руки вышитым куском черной парчи явно похоронного происхождения.

– Я все предусмотрел!

– Думаешь, мне так весело скакать туда-сюда из гроба в гроб? Дай мне покой!

– Дед, ну послушай!

Старик вилкой подцепил котлету прямо со сковородки и сказал:

– Послушаю, отчего бы не послушать. Благо – время позволяет. Еще пара часиков есть до того, как ты свалишься замертво.

– Не свалюсь! Я по аптекам прошелся, по магазинам, – затараторил Пит. – Накупил всякого, должно помочь.

Жестом фокусника он вытащил из-под стола корзинку, доверху набитую пучками трав, лекарствами, упаковками витаминов, пачками кофе, банками с тонизирующими напитками. Часть коробочек была раскрыта, плитки шоколада ополовинены.

– Что это? – близоруко прищурился Георг. – Маралий корень?

– И он тоже. Бодрящее, поднимающее тонус, укрепляющее жизненную силу... Я уже принял всего по чуть-чуть.

– Ты бы еще стены в оранжевый цвет выкрасил.

Пит вскинулся.

– А что? Помогает?

– Ага. Не хуже остальных твоих... снадобий. Примерно как лечить перелом, обматывая руку нарядной ленточкой: толку никакого, зато хоть приятно.

– Но, может...

– Не может. От этого нет спасения. Покушаю – и пойду обратно, помирать, – он потянулся к горчице. – Не понимаю, на что ты надеялся? Найти абсолютный оживлятор и прославиться в веках? Пит Путеводный – звучит неплохо.

Некоторое время стояло молчание. Георг терзал пятую котлету, Пит сидел на табурете, невидяще глядя на чирикавших за окном воробьев. Слабость подступала волнами – то накатывала, то отпускала. Цокая когтями по линолеуму, нему подошел пес, калачиком свернулся у ног.

– Не понимаю, как ты мог умереть так внезапно? – неожиданно зло и сердито заговорил паренек. – Ты же был здоров.

Взгляд Георга был пустым, непроницаемым.

– Старость, понимаешь ли. Сердце поизносилось, легкие. А печень... Про маразм я, кажется, уже упоминал?

– Неправда! Ты еще крепкий, бодрый!

– Был бодрый, – поправил дед, вставая.

– Ты не имел права оставлять меня одного!

– Скотина я эгоистичная, – покаянно согласился Георг.

С далеко не старческой быстротой он выпорхнул из кухни и, прежде чем Пит успел опомниться, заклинил дверь снаружи шваброй и стулом.

– Деда, пусти!

– Как же. Еще побежишь меня снова выкапывать.

Загремели ключи, и Пит остался наедине с похрапывавшим псом.

***

Выбраться из квартиры пареньку удалось только под утро. Защелкнув на шее баргеста новый ошейник с поводком, он побрел к кладбищу, гадая, что на этот раз изобрел дед, чтобы помешать воскресить себя.

Возле безымянной могилы Пит остановился и какое-то время топтался на месте, беспомощно озираясь, не в силах поверить в произошедшее.

Земля была по-прежнему разворочена, гроб распахнут.

Георга в могиле не оказалось.

Пит бросился к сараю, обшарил полки и обнаружил, что пропала лопата и несколько веревок. На дощатом полу валялась пуговица – коричневая, старомодная. Он сел возле нее на корточки, сдерживая глупые детские слезы.

Где теперь искать деда? В лесу? В море? На пляже? В чужой, неизвестной могиле? Ерундовая задача для опытного некроманта, непосильная – для подростка.

– Я стану опытным, обещаю! Стану известным, стану настоящим мастером! – прошептал он. – Я найду тебя и сделаю так, чтобы мы оба могли жить.

Скакавший рядом баргест положил ему лапы на плечо и лизнул в мокрую щеку. Пит сжал пуговицу в кулаке и поднялся.

– Идем, – сказал он. – Пора и потрудиться.

Волны шуршали галькой возле пещерки, на маленьком острове, где гостили только чайки. Завалив вход, Георг отбросил лопату и улегся на камни, отсчитывая последние удары сердца. Под голову он пристроил табличку, снятую перед ритуалом с могилы внука, несколько дней назад. Четкая надпись "Пит Янсон, 20 апреля 2000 – 1 марта 2010" – сейчас была не видна, но она и так огнем горела в его памяти.

"Парню рано было в землю, – в который раз подумал дед. – Слишком рано. Пусть поживет еще, глядишь – и правда прославит род. Интересно, поймет ли он когда-нибудь, что произошло, вспомнит ли? Чертов автобус. Чертов. Автобус".

Георг закрыл глаза и увидел русоволосого мальчишку, ведущего на поводке здоровенного лохматого пса. Они шли вперед – небыстро, поглядывая по сторонам – темными тропами, светлыми путями.

–