Текст книги "Ученик воина"

Автор книги: Лоис Буджолд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 2

Старик не лежал в кровати, а, чисто выбритый и одетый в дневной костюм, выпрямившись, сидел в кресле и задумчиво смотрел в окно на сад с задней стороны особняка.

Нахмурившись, он быстро поднял взгляд – кто это там прервал его размышления? – узнал Майлза и широко улыбнулся.

– А, мальчик, заходи… – указал он на кресло; Майлз подумал, что именно здесь совсем недавно сидела Елена. Старик улыбался, но к улыбке примешалось недоумение. – Ей-богу, неужели я где-то потерял день? Я думал, сегодня вы должны трусить свои сто километров по горе Сенселе – вверх-вниз…

– Нет, сэр, вы не обсчитались, – Майлз опустился в кресло. Ботари поставил рядом еще одно и показал пальцем на его ноги. Майлз начал было устраиваться сам – но эту попытку сорвал особо беспощадный приступ боли. «Давай, подними-ка их, сержант» – устало согласился он. Ботари помог ему пристроить его проклятые конечности на кресле под правильным с точки зрения медицины углом и стратегически ретировался, вытянувшись по стойке «смирно» возле двери. Старый граф наблюдал за этой пантомимой, и болезненное осознание отразилось на его лице.

– Что ты натворил, мальчик? – вздохнул он.

Сделаем это быстро и безболезненно, как отрубают голову… – Спрыгнул вчера со стенки на полосе препятствий и сломал обе ноги. Засыпался на физподготовке подчистую. Остальное… ну, теперь это неважно.

– И вот ты вернулся домой.

– И вот я вернулся домой.

– А-а, – старик побарабанил длинными, с распухшими суставами, пальцами по подлокотнику своего кресла. – А-а, – он неловко завозился в кресле, сжал губы и уставился в окно, не глядя на Майлза. Пальцы вновь застучали по ручке кресла. – И все вина этой проклятой ползучей демократии! – раздраженно выпалил он. – Куча инопланетного вздора. Твой отец сослужил Барраяру плохую службу, поощряя все это. У него была такая возможность ее изничтожить, будучи Регентом – а он, на мой взгляд, просто ее упустил… – он затих, и продолжил уже тише: – Влюбился в инопланетные идеи – и в женщину с другой планеты. Ты знаешь, во всем виновата твоя мать. Всюду она проталкивает эти глупости насчет равенства…

– Да ну, брось, – Майлз был задет настолько, что решился возразить. – Мать настолько аполитична, насколько это вообще возможно для живого человека в здравом уме.

– И слава богу. А то бы она нынче уже правила Барраяром. Я никогда не видел, чтобы твоей отец ей в чем-то перечил. Ну-ну, могло бы быть и хуже… – старик снова заерзал; душевная боль беспокоила его так же, как Майлза – физические страдания.

Майлз лежал в кресле, не предпринимая больше никаких попыток в защиту собственного мнения. Очень скоро граф начнет спорить сам с собой, выдвигая аргументы за обе стороны сразу.

– Думаю, мы должны меняться вместе со временем. Все мы. Вот сыновья лавочников – отличные солдаты. Бог свидетель, у меня было когда-то несколько таких под началом. Я тебе не рассказывал про одного парня? Мы тогда дрались с цетангандийцами в Дендарийских горах возле Форкосиган-Сюрло. Самый лучший лейтенант, какой у меня когда-либо был в партизанском отряде. А мне самому было не больше лет, чем тебе сейчас. В тот год он убил больше цетагандийцев, чем… Отец у него был портной. Да, портной – ведь тогда все кроили и шили вручную, горбатились над работой, старались над каждой мелочью… – он вздохнул по безвозвратно ушедшим временам. – Как же этого парня звали…

– Тесслев, – подсказал Майлз. Он иронически уставился на собственные ноги. Может, мне тогда стать портным? Устроен я как раз для этого. Но только это такая же устаревшая профессия, как и граф.

– Тесслев, да, вот как. Погиб он жутко: пошел на разведку, и их всех схватили. Храбрец он был, храбрец… – на какое-то время наступило молчание.

– А экзамены проводились честно? – ухватился старый граф за последнюю соломинку. – Сейчас никогда нельзя знать – какой-нибудь плебей, у которого своя корысть…

Майлз покачал головой, торопясь пресечь эти фантазии прежде, чем они успеют укорениться и расцвести. – Совершенно честно. Это все я сам. Дал сбить себя с толку, был невнимателен. Провалился, потому что был недостаточно хорош. И точка.

Старик скривил губы в недовольном отрицании. Он гневно стиснул кулак – и безнадежно разжал его. – В старые времена никто не посмел бы сомневаться в твоем праве…

– В старые времена моя неумелость могла бы стоить жизни другим людям. Нынешний порядок правильнее, – ровным голосом ответил Майлз.

– Ну… – старик смотрел в окно, ничего не видя. – Ладно – времена меняются. Барраяр изменился. Он проходил через перемены и на моем втором десятке лет, и еще раз, от моих двадцати до сорока… Ничто не осталось прежним… Потом еще одна перемена, от моих сорока до восьмидесяти. Нынешнее поколение слабо – даже грехи у них какие-то разжиженные. Старые пираты времен моего отца могли бы съесть их на завтрак и переварить косточки до обеда… Я ведь буду первым графом Форкосиганом за все девять поколений, которому суждено умереть в постели, знаешь?… – он замолчал, уставившись куда-то неподвижным взором, и прошептал почти что самому себе: – Бог мой, как я устал от перемен… Одна только мысль о том, что придется приспосабливаться еще к одному миру, ужасает меня. Ужасает.

– Сэр, – вежливо произнес Майлз.

Старик вскинул взгляд. – Это не твоя вина, мальчик, не твоя. Ты просто попал в колеса судьбы и случая, как и все мы. Чистая случайность, что убийца выбрал для покушения на твоего отца именно этот яд. Он совершенно не целился в твою мать. А ты был молодцом вопреки всему. Мы… мы просто хотели от тебя слишком многого, вот в чем дело. И пусть никто не говорит, что ты не держался как надо. – Спасибо, сэр. Молчание сделалось невыносимым. Комната накалялась. Голова у Майлза болела от недосыпа, его подташнивало от сочетания голода и лекарств. Он неуклюже поднялся на ноги. – Если позволите, сэр…

Старик махнул рукой, отпуская его. – Да, у тебя должны быть дела… – Помолчав еще, он недоуменно поглядел на Майлза: – Что же ты теперь собираешься делать? Мне это кажется таким странным. Мы всегда были форы, воины, даже когда война изменилась вместе со всем, что у меня оставалось… – В своем глубоком кресле дед выглядел маленьким, усохшим.

Майлз собрал все силы, изображая жизнерадостность: – Ну, знаешь, всегда остается возможность прибегнуть еще к одному аристократическому роду занятий. Не могу тянуть армейскую лямку, так стану светским бездельником. Я собираюсь быть знаменитым эпикурейцем и женолюбом. Это забавнее, чем военная служба изо дня в день.

Дед подхватил майлзову шутку: – Да, и я всегда завидовал этой породе – давай, мальчик… – Он улыбался, но Майлз чувствовал, что улыбка эта такая же вымученная, как и его собственная. В любом случае это неправда – «тунеядец» в устах старика всегда было ругательством. И Майлз сбежал из комнаты, прихватив с собой Ботари.

Майлз сидел в потрепанном кресле, сгорбившись, закрыв глаза и задрав ноги. Окна маленького частного кабинета выходили на улицу перед их огромным старинным особняком. Этой комнатой редко пользовались; есть неплохой шанс, что здесь он сможет побыть один и невесело поразмышлять в покое. Никогда он не приходил к такому полному крушению, не чувствовал себя таким опустошенным, обессиленным, беспомощным до боли. Столько пыла растрачено ни на что, – на целую жизнь этого «ничего», бесконечно простирающуюся в будущее – из-за секундной глупости, неловкой злости…

За спиной он услышал покашливание и робкий голос: – Эй, Майлз…

Он широко распахнул глаза, неожиданно почувствовав себя чем-то вроде раненого зверя, скрывающегося в норе.

– Елена! Ты же вчера вечером приехала вместе с мамой из Форкосиган-Сюрло. Заходи.

Она пристроилась возле него на подлокотник второго кресла.

– Да, она знает, какое удовольствие доставляют мне поездки в столицу. Порой у меня ощущение, как будто она моя мать…

– Скажи ей об этом. Ее это порадует.

– Ты правда так думаешь? – робко спросила Елена.

– Абсолютно. – Он встряхнулся, придя в боевую готовность. Может, и не совсем пустое будущее…

Она мягко прикусила нижнюю губу, ее большие глаза впитывали каждую черточку его лица.

– А ты выглядишь абсолютно разбитым.

Он не хотел бы выливать все это на Елену. Отогнав мрачность самоиронией, он вольготно откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся:

– В буквальном смысле. Более чем верно. Ничего, справлюсь. Ты, гм… полагаю, ты уже все слышала.

– Да. Как… с милордом графом все прошло нормально?

– О, разумеется. В конце концов, я у него единственный внук. Что ставит меня в превосходное положение – в любом случае я выхожу сухим из воды.

– Он не спрашивал тебя о том, поменяешь ли ты имя?

– Что? – вытаращился Майлз.

– Дать тебе родовое имя по обычаю. Он говорил, что когда ты… – она осеклась, но Майлз полностью уловил смысл этого полу-откровения.

– Ах, вот как. Когда я стану офицером, он намеревается уступить и позволить мне носить приличествующее наследнику имя? Как мило с его стороны. По сути, с опозданием на семнадцать лет…

– Я никогда не могла понять, в чем вообще дело.

– Ну, ведь мое имя – Майлз Нейсмит, по отцу моей матери, а не Петр Майлз, по обоим дедам? Все восходит к скандалу при моем рождении. Очевидно, когда родители оправились от солтоксинового газа и обнаружили, что зародыш пострадал – кстати, считается, что я этого не знаю – то дед настаивал на аборте. Он устроил крупную ссору с моими родителями – ну, полагаю, с матерью, а отец оказался меж двух огней. Когда отец ее поддержал, а дела осадил, тот обиделся и потребовал, чтобы мне не давали его имени. Потом он успокоился, когда обнаружил, что я не такое уж сплошное несчастье. – Майлз деланно ухмыльнулся и побарабанил пальцами по подлокотнику. – Значит, он размышлял над тем, как бы проглотить обиду и взять свои слова назад? Может, даже лучше, что я засыпался. Чего доброго, он бы ею подавился. – Он стиснул зубы; хватит желчи. Ему захотелось взять обратно свою последнюю тираду. Не стоит представать перед Еленой безобразней, чем он и так есть.

– Я знаю, как упорно ты тренировался. Я… мне жаль.

Он сделал попытку плоско пошутить: – И вполовину не так жаль, как мне самому. Эх, если бы ты сдавала физподготовку за меня. Из нас двоих вышел бы один отличный офицер.

С ее губ вдруг внезапно сорвалось – с той непосредственностью, какая была присуща им обоим в детстве: – Да, но по барраярским стандартам я еще ущербнее тебя. Я же женщина. Мне даже не разрешили бы подать прошение о сдаче экзаменов.

Он поднял брови, неохотно соглашаясь. – Знаю. Нелепо. Со всем, чему научил тебя твой отец, тебе надо только пройти курс по тяжелому вооружению – и ты безусловно задавишь девять десятых из тех парней, что я там видел. Подумай – сержант Елена Ботари.

– Теперь ты меня дразнишь, – расстроилась она.

– Просто говорю с тобой как один штатский с другим, – частично извинился Майлз.

Она кивком выразила мрачное согласие, потом оживилась, вспомнив про цель своего прихода:

– О, да. Твоя мама прислала меня привести тебя на обед.

– А-а. – Он рывком поднялся на ноги, зашипев от боли. – Вот этого офицера никто не ослушается. Капитан адмирала.

Этот образ вызвал у Елены улыбку. – Да. Она же была офицером у бетанцев, и никто не считает ее странной и не критикует за желание нарушить правила.

– Наоборот. Она настолько странная, что никто и не думает попытаться загнать ее в рамки правил. Она просто постоянно делает все по-своему.

– Хотела бы я быть бетанкой, – угрюмо произнесла Елена.

– О, не впадай в это заблуждение – она странная и по бетанским меркам. Хотя, думаю, Колония Бета тебе бы понравилась – местами, – задумчиво произнес он.

– Я никогда не попаду на другую планету.

Майлз проницательно посмотрел на нее.

– Что тебя мучает?

Она пожала плечами: – Ну, ты же знаешь моего отца. Он так консервативен. Ему бы родиться лет двести назад. Ты – единственный из известных мне людей, кто не считает его ненормальным. Он просто параноик.

– Знаю – но для телохранителя такое качество очень полезно. Его патологическая подозрительность дважды спасала мне жизнь.

– Тебе бы тоже надо было родиться лет двести назад.

– Нет уж, спасибо. Меня бы прирезали при рождении.

– Ну да, верно, – признала Елена. – В общем, сегодня утром – как гром среди ясного неба – он затеял разговор о том, как бы устроить мое замужество.

Майлз резко затормозил, вскинув на нее взгляд:

– Неужели? Что он сказал?

– Немного. – Она пожала плечами. – Просто упомянул об этом. Я хотела бы… не знаю. Вот если бы моя мама была жива…

– А… Ну, есть еще и моя – если тебе нужно с кем-то поговорить. Или – или есть я сам. Ты можешь рассказать мне, верно?

Она благодарно улыбнулась: – Спасибо.

Они дошли до лестницы. Она помедлила; он ждал.

– Знаешь, он больше никогда не говорил про мою маму. Еще с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. А раньше обычно рассказывал мне про нее длинные истории – ну, для него длинные. Я подумала – может, он начал ее забывать?

– Не думаю, что это так. Я вижу его куда больше тебя. Он никогда даже не глядел на другую женщину, – попытался ее утешить Майлз.

Они двинулись вниз по лестнице. Ноющие ноги ступали неуклюже; ему приходилось преодолевать ступеньки, по пингвиньи шаркая. Он кинул на Елену смущенный взгляд и крепко вцепился в перила.

– Почему бы тебе не воспользоваться лифтом? – вдруг спросила она, глядя, как неуверенно он ставит ноги.

Если еще и ты примешься вести себя со мной, как с калекой… Он окинул взглядом уходящую вниз сверкающую спираль лестничных перил. – Мне сказали избегать нагрузки на ноги. Но не уточнили, как… – Майлз взобрался на перила и, обернувшись через плечо, послал Елене озорную ухмылку.

На ее лице отразилась смесь изумления и ужаса. – Майлз, ты псих! Если ты свалишься оттуда, то переломаешь кости все до одной…

Он заскользил вперед, быстро набирая скорость. Елена, смеясь, помчалась вниз вслед за ним; изгиб лестницы скрыл ее от него. Но усмешка испарилась, как только он увидел, что его ждет внизу. «Ох, черт…» Он слишком быстро двигается, чтобы успеть затормозить.

– Что за…

– Осторожно!

Достигнув низа лестницы, он свалился с перил – прямо в судорожно ухватившие его руки коренастого, седовласого человека в парадной зеленой офицерской форме. Обоим удалось подняться на ноги, когда Елена, запыхавшись, сбежала с последних ступенек на выложенный плиткой пол входного вестибюля.

Майлз почувствовал, как мучительно приливает к лицу жар – он знал, что сейчас оно стало пунцовым. Коренастый мужчина тоже выглядел смущенным. Второй офицер, высокий мужчина с тростью и с капитанскими нашивками на воротнике, издал короткий удивленный смешок.

Майлз, оправившись от шока, вытянулся более-ни-менее по стойке «смирно». – Добрый день, отец, – невозмутимо произнес он. Он чуть задрал подбородок, бросая вызов любому, кто посмел бы критиковать его нетрадиционный способ прибытия.

Адмирал лорд Эйрел Форкосиган, премьер-министр Барраяра на службе у императора Грегора Форбарры, а в прошлом – лорд-регент того же императора, одернул мундир и прочистил горло.

– Добрый день, сынок. – Смеялись лишь его глаза. – Я… з-э… рад видеть, что твои травмы не слишком серьезны.

Майлз пожал плечами, втайне радуясь, что на людях обошлось без более язвительных комментариев.

– Обычные.

– Подожди меня минутку. А-а, добрый день, Елена… Итак, Куделка, что ты там думал о цифрах адмирала Хессмана по стоимости кораблей?

– Думаю, они получились слишком четкие, – ответил капитан.

– Ты тоже так считаешь, а?

– Полагаете, он в них что-то прячет?

– Возможно. Но что? Бюджет своей партии? Зятя-подрядчика? Полную чушь? Казнокрадство или простое неумение? Я дам Иллиану заняться первым вариантом, а ты мне нужен для второго. Прижми-ка их насчет этих сумм.

– Они поднимут крик. Вопили они уже сегодня.

– Не верь им. Я сам обычно составлял проекты, когда служил в генштабе. Я знаю, сколько туда входит всякой дряни. Когда им сделается по-настоящему больно, то голос у них подскочит как минимум октавы на две.

Капитан Куделка усмехнулся и откланялся, отдав честь и коротко кивнув Майлзу с Еленой.

Сын с отцом остались стоять, глядя друг на друга; никому не хотелось первым перейти к пресловутому вопросу. Как будто по молчаливому согласию, лорд Форкосиган произнес: – Ну и как, опаздываю я к обеду?

– Полагаю, только что звали, сэр.

– Тогда пойдем… – Короткое движение руки, словно он желал помочь своему пострадавшему сыну, оборвалось, и отец тактично сцепил руки за спиной. Они двинулись медленно, бок о бок.

***

Майлз лежал в кровати, все еще одетый, подложив под спину подушку и вытянув ноги как полагается. На ноги он глядел с отвращением. Мятежные провинции – бунтующие войска – предатели-диверсанты… Ему нужно было еще встать, умыться, переодеться на ночь, но это, на его взгляд, требовало героических усилий. А он не герой. Он вспомнил, как дед рассказывал ему про одного типа: во время кавалерийской атаки тот случайно застрелил под собой свою собственную лошадь, потребовал другую – и тут же застрелил и ее. Выходит, своими собственными словами он заставил мысли сержанта Ботари двинуться в том направлении, какого Майлзу меньше всего бы хотелось. Перед его внутренним взором возник образ Елены – изысканный орлиный профиль, огромные темные глаза, обалденные длинные ноги, изгиб бедер… Он подумал, что выглядит она, словно графиня из пьесы. Если бы он только мог дать ей эту роль на самом деле… Но с таким-то графом!

Конечно, в пьесе он бы сыграть аристократа мог. На барраярской сцене калекам неизменно предназначались роли злодеев-заговорщиков. Раз он не может стать солдатом, возможно, у него есть будущее в качестве злодея. «Я умыкну девку,» – пробормотал Майлз, мысленно понижая голос на пол-октавы, – «и запру ее в своей темнице.»

Со вздохом сожаления он проговорил своим обычным голосом:

– Вот только темницы у меня нет. Пришлось бы запереть ее в гардеробе. Дед прав, наше поколение выродилось. В любом случае для ее спасения просто наняли бы героя. Какую-нибудь здоровенную гору мяса – может, Костолица. И ты знаешь, чем заканчиваются подобные сражения…

Майлз тихонько поднялся на ноги и принялся изображать: вот меч Костолица против его… скажем, «утренней звезды». Моргенштерн – настоящее оружие злодея; он предает истинную весомость понятию «личного пространства». Майлз, пронзенный мечом, умирает на руках у Елены, а та от горя падает в обморок… нет – радуясь, падает в объятья Костолица.

Взгляд Майлза упал на старинное зеркало в резной раме.

– Карлик-попрыгунчик, – проворчал он. Он ощутил внезапный порыв – шарахнуть по зеркалу кулаками, чтобы оно разлетелось вдребезги и хлынула кровь. Но шум вызовет сюда и охранника из вестибюля, и толпу родственников, и необходимость объясняться. Вместо этого Майлз рывком повернул зеркало к стене и снова плюхнулся в кровать.

Лежа, он принялся разбирать эту проблему внимательней. И попытался вообразить, как он сам, должным образом и как полагается, просит отца посватать у сержанта Ботари его дочь. Ужас. Он вздохнул и поерзал, безуспешно стараясь отыскать более удобную позу. Всего лишь семнадцатилетний – слишком молодой для брака даже по обычаям Барраяра – и безработный. Возможно, пройдут годы, прежде чем он завоюет достаточно независимое положение и сможет просить руки Елены, не имея за спиной родительской поддержки. Конечно же, кто-нибудь подцепит ее задолго до этого.

А сама Елена… Зачем он ей? Тоже мне, удовольствие, – чтобы за тобой всюду таскался уродливый, скрюченный человечек, и все на вас неприкрыто таращились. Благодаря сочетанию местных традиций и импортной медицины в этом мире беспощадно искоренялись даже самые легкие физические недостатки. Так что пялиться будут даже вдвойне – такой курьезный контраст! Могут ли это компенсировать сомнительные привилегии устаревшего титула, с каждым годом все более теряющего смысл? А за пределами Барраяра этот титул не значит вообще ничего, уж он это знает – прожив здесь восемнадцать лет, его собственная мать всегда глядела на институт форов как на массовую коллективную галлюцинацию в масштабах целой планеты.

В дверь дважды постучали. По властному твердо и по-вежливому коротко. Майлз иронически улыбнулся, вздохнул и сел в постели.

– Заходи, отец.

Лорд Форкосиган заглянул в резной проем двери.

– Ты еще не разделся? Уже поздно. Тебе бы надо отдохнуть.

И тут же – несколько непоследовательно – он зашел в комнату, выдвинул из-за письменного стола стул, и, развернув, уселся верхом, удобно сложив руки на спинке. Майлз заметил, что отец до сих пор не переоделся – он был в мундире, который надевал каждый рабочий день. Теперь он был премьер-министром, а не регентом, по должности являвшимся и главой вооруженных сил. Интересно, правильно ли отцу до сих пор носить свою старую адмиральскую форму? Или она к нему просто приросла?

– Я.. э-э… – начал отец и замолчал. Тихонько откашлявшись, он продолжал: – Мне интересно, что ты сейчас думаешь насчет своих дальнейших шагов. Насчет запасных вариантов.

Майлз сжал губы и передернул плечами.

– Запасных вариантов нет. Я планировал преуспеть. Какой дурак.

Лорд Форкосиган отрицательно покачал головой. – Если тебя это утешит, ты был очень близок к победе. Я сегодня разговаривал с начальником отборочной комиссии. Хочешь узнать, сколько очков ты набрал на письменных экзаменах?

– Я думал, они их никогда не публикуют. Просто пишут в алфавитном списке – прошел или нет.

Лорд Форкосиган приглашающе протянул руку. Майлз покачал головой.

– Пусть их. Не имеет значения. Все дело было безнадежным с самого начала. Просто я был слишком упрям, чтобы признать это.

– Не так. Мы все знали, что будет трудно. Но я никогда не позволил бы тебе так выкладываться ради цели, которую считал недостижимой.

– Наверное, упорство я унаследовал от тебя.

Они оба обменялись коротким ироничным кивком.

– Ну, от матери ты этого получить не мог, – признал лорд Форкосиган.

– Она не… не разочаровалась, а?

– Вряд ли. Ты знаешь, как мало у нее энтузиазма в отношении к армии. «Наемные убийцы», вот как она нас однажды назвала. Едва ли не самое первое, что она мне сказала. – судя по виду, отец глубоко ушел в воспоминания.

Майлз невольно улыбнулся: – Именно так тебе и сказала?

Лорд Форкосиган улыбнулся в ответ: – О, да. Но она все же вышла за меня замуж, так что, вероятно, это было не совсем искренне. – Он посерьезнел. – Хотя это правда. Если я в чем-то и сомневался насчет твоей способности стать офицером…

Майлз внутренне напрягся.

– … то, возможно, в этом. Легче убить человека, если ты сперва сотрешь его лицо. Искусная мысленная уловка. Полезно для солдата. Не уверен, что у тебя есть эта узость взгляда. Ты не можешь удержаться от того, чтобы видеть все вокруг. Как и у твоей матери, у тебя есть умение ясно видеть собственный затылок.

– У вас такой узости я тоже не замечал, сэр.

– Да, но я разучился этой уловке. Потому и пошел в политику, – лорд Форкосиган улыбнулся, но улыбка погасла. – Боюсь, заплатил за это ты.

Эта реплика вызвала у Майлза болезненное воспоминание. – Сэр… – нерешительно начал он, – вот почему вы никогда не претендовали на власть в Империи, хотя все этого от вас ждали? Потому что ваш наследник… – едва уловимо показав на свое тело, он молча заменил этим жестом запретный термин «калека».

Брови лорда Форкосигана сошлись к переносице. Голос неожиданно упал почти до шепота, так что Майлз аж подпрыгнул: – Кто это сказал?

– Никто, – нервно ответил Майлз.

Отец сорвался с места и принялся резко ходить по комнате – туда и обратно. – Никогда, – прошипел он, – и никому не позволяй так говорить. Это оскорбление чести – твоей и моей. Я поклялся Эзару Форбарре, лежавшему на смертном одре, что буду служить его внуку, и я сделал это. Точка. И конец дискуссии.

– Я и не спорю, – умиротворяюще улыбнулся Майлз.

Лорд Форкосиган оглянулся вокруг и выразил свои чувства, хмыкнув.

– Извини. Ты просто попал по больному нерву. Ты не виноват, мальчик. – Он уселся обратно, снова овладев собой. – Ты знаешь, что я думаю насчет императорской власти. Ведьмин дар, проклятый подарок. Но вот попробуй объясни это им… – он покачал головой.

– Уверен, что Грегор не может подозревать тебя в подобных амбициях. Ты сделал для него больше, чем кто либо – и во времена переворота Фордариана, и в Третью Цетагандийскую войну, и во время комаррского восстания… Без тебя его бы здесь просто не было.

Лорд Форкосиган поморщился.

– Сейчас Грегор в довольно уязвимом состоянии духа. Он только что получил полную власть, – как я и клялся, это настоящая власть, – и после шестнадцати лет подчинения у него руки чешутся потихоньку опробовать ее границы на «старых чудаках». У меня нет желания делать из себя мишень.

– Да ну! Грегор не такой вероломный.

– Нет, разумеется, но теперь на него оказывают новое давление, сильное и с разных сторон, а я больше не могу защищать… – он оборвал себя, сжав кулаки. – Как раз запасной вариант. Что возвращает нас, надеюсь, к началу разговора.

Майлз устало потер лицо, надавил подушечками пальцев на веки.

– Не знаю, сэр…

– Ты мог бы, – нейтрально произнес лорд Форкосиган, – попросить Грегора об Императорском указе.

– Что, силой протолкнуть меня на Службу? Воспользоваться той разновидностью политической протекции, против которой ты воевал всю жизнь? – Майлз вздохнул. – Если бы я собирался прибегнуть к такому способу, то начал бы с него, а не стал ждать провала на экзаменах. Теперь… нет. Нет.

– Но у тебя, – настоятельно продолжил лорд Форкосиган, – слишком много талантов и энергии, чтобы тратить их на праздность. Есть и другие способы служить. Я бы хотел подкинуть тебе одну-две идеи. Просто для размышления.

– Давай дальше.

– Офицер или нет – однажды ты станешь графом Форкосиганом. – Майлз раскрыл было рот, чтобы возразить, но отец поднял руку. – Когда-нибудь. Ты неизбежно получишь какое-то место в правительстве – если, конечно, не произойдет революции или еще какой-то социальной катастрофы. Ты будешь представлять наш родовой Округ. Округ, который, честно говоря, был постыдно заброшен. И недавняя болезнь твоего деда – не единственная тому причина. Я занят массой другой работы, а до того мы оба делали военную карьеру…

Ну, расскажи мне об этом, устало подумал Майлз…

– В конечном результате там скопилась масса дел, требующих исполнения. И вот, немного юридической подготовки…

– Юристом?! – произнес ошеломленный Майлз. – Ты хочешь, чтобы я стал юристом? Это так же ужасно, как быть портным…

– Извини? – переспросил лорд Форкосиган, потеряв нить разговора.

– Да нет, неважно. Дед кое-что рассказал.

– Вообще-то я не собирался делиться этой идеей с твоим дедом. – Лорд Форкосиган прочистил горло. – Но если бы ты получил базовую подготовку по принципам государственного управления, то, думаю, мог бы… э-э… быть представителем деда в Округе. Знаешь, управление никогда не сводилось к одной лишь войне, даже в Период Изоляции.

Звучит так, будто ты давно об этом подумываешь, с обидой отметил Майлз. Верил ли ты по-настоящему, что я добьюсь своего, а, отец? Он поглядел на лорда Форкосигана с еще большим опасением.

– Вы мне что-то недоговариваете, сэр? Насчет вашего здоровья или еще чего-то?

– Нет-нет, – заверил его лорд Форкосиган. – Хотя с моей работой сегодня никогда не знаешь, что будет завтра.

Интересно, настороженно подумал Майлз, что же такое происходит между Грегором и моим отцом? У меня есть мерзкое ощущение, что мне рассказывают процентов десять от того, что есть на самом деле…

Лорд Форкосиган глубоко вздохнул и улыбнулся.

– Ладно. Я тебя оставляю – отдыхай, тебе это по-настоящему нужно. – Он встал.

– Я не хочу спать, сэр.

– Принести тебе чего-нибудь, чтобы помочь…? – заботливо предложил отец.

– Нет, у меня есть обезболивающие, которые мне дали в госпитале. Пара таблеток, и я поплыву, как в замедленной съемке. – Майлз замахал руками, словно ластами, и закатил глаза.

Лорд Форкосиган кивнул и удалился.

Майлз откинулся на подушки и попробовал снова вызвать в сознании образ Елены. Но от холодного дыхания реальной политики, ворвавшегося вместе с отцом, его фантазии увяли, как от мороза в разгар лета. Майлз поднялся на ноги и зашаркал в ванную за порцией своего средства для замедленной съемки.

Две таблетки, глоток воды. А если принять все, прошептал кто-то из глубины его сознания, то скорость упадет до абсолютного нуля. Он со стуком поставил почти полную упаковку обратно на полку.

Потом сверкнул глазами навстречу своему немому собеседнику, отраженному в зеркале.

– Дед прав. Единственный способ погибнуть – это сражаться.

Он вернулся в постель – и вновь и вновь, как в бесконечной петле, переживал миг своей оплошности, пока сон не спас его от самого себя.