Текст книги "Главы Жизни"

Автор книги: Лобсанг Рампа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Поезд шел через все более и более труднопроходимые земли с плохо уложенными рельсами, с множеством объездов и препятствий. Наконец он вошел в длинный мрачный тоннель; поезд на всей скорости влетел туда, и оказалось, что нигде внутри вагонов нет света. Пассажиры оказались во тьме – люди всего мира, лишенные Вождя. Поезд раскачивался и подпрыгивал в абсолютной темноте, еще более усугубленной окружавшим его мраком, исходившим из самого сердца горы. Но именно сейчас наш поезд проходит самый темный участок, темнее быть уже не может, может становиться лишь светлее.

Пока поезд, раскачиваясь, несется вперед, за окнами по сторонам начнет понемногу светлеть, и со временем, по мере приближения Нового Века, поезд вырвется из горной страны, и внизу пассажиры увидят светлую и чудесную землю со сверкающими водоемами и мирными стадами, пасущимися по берегам. Будет сиять солнце, пассажиры поймут, что условия становятся все лучше, что люди снова почитают права других, больше нет терроризма, садизма и пыток. Нет войн. Но самым главным событиям предстоит совершиться в настоящее время, потому что, прежде чем наступит Золотой век, этому миру еще нужно будет пережить массу трудностей и страданий. К пророчествам мы еще возвратимся в другой части этой книги, но, возможно, не лишним будет кое-что сказать уже сейчас.

Как утверждает древнейшее искусство астрологии, на этой Земле должно произойти множество печальных событий. Около 1981 года должно случиться неожиданное и очень значительное повышение температуры с последующим сокращением осадков. Эта великая волна потепления может оказаться результатом взрыва атомной бомбы, брошенной китайцами. Китай спешит, чтобы изобрести и произвести супербомбу, а современные китайцы, как сумасшедшие собаки, вовсе не думают об остальном мире, потому что остальной мир, фактически, держит их в уединении и они не знают того, что происходит вокруг. Но ведь всем известен печальный факт, что страшен тот, кого не знаешь. Поэтому китайцы в их отчужденном состоянии ума готовы наброситься на любого, кого они не могут понять.

Наверное, всякий понимает, что было бы очень плохо, если бы лишь Соединенные Штаты имели атомную бомбу. Но сейчас это оружие есть у русских, французов, китайцев и, возможно, у других. Ситуация достигла самой опасной стадии.

Перед приходом Нового Вождя должна быть произведена большая подготовительная работа. Определенные люди должны получить представление о том, что происходит, где и как. Но все же абсолютное большинство людей не должно быть допущено к этому знанию.

Кроме Учеников, которые уже родились, но все еще дети, есть те, кто намного старше и обладает особым знанием, кто должен написать обо всем так, чтобы эти знания распространились и их постигли те, кто будет позже «мостить путь». Эти старшие учителя, конечно, уже не будут живы, когда наступит время Нового Пришествия, но, как и те, кто должен прийти после, эти предвестники (предтечи) выполнят свою задачу, совершенствуя себя и искореняя ненависть и подозрительность, которые всегда появляются в отношении к новаторам.

Люди боятся того, чего не понимают, и поэтому если о человеке говорят, что он, к примеру, меняется телами с другими, то он сразу же становится объектом гонений. Но такие моменты демонстрации смены тел совершенно необходимы для того, чтобы принести в общественное сознание определенное представление, чтобы после прихода Нового Вождя люди были в состоянии принять истину трансмиграции души и смены тел. Поэтому сегодня, хотя всех предтеч преследуют презрение, насмешки и активное гонение нездоровой прессы, они знают, что их страдания и лишения оправданны.

Люди часто будут говорить: «О, но если сила и власть этих людей были так велики, почему они жили в бедности? Если верно, что они – те самые, кого из себя представляют, то они могли бы иметь столько денег, сколько бы захотели». Но подобное заявление просто смешно, потому что человек, пришедший на эту Землю в других условиях, похож на занозу в теле мира, а если у вас в большом пальце заноза, то вы волнуетесь и ерзаете, пока наконец не извлечете ее. То же самое с людьми, которые приходят в этот мир, меняют тела и пытаются подготовить путь для других. Они как заноза, мир находит их странными, а люди чувствуют себя неуютно в присутствии таких существ. Даже если сам человек достоен упрека из-за недостаточного развития, он всегда попытается переложить ответственность на другого: «О, он такой странный, со мной происходят просто жуткие вещи, когда он прикасается ко мне».

Итак, старый мир держит путь вдоль полных трудностей, самых темных часов перед рассветом, когда все выглядит в самом темном свете, но греет сердце счастливая мысль о том, что любое изменение может произойти лишь к лучшему. И этот мир и люди этого мира после своих самых темных времен будут постоянно двигаться в направлении света. Тогда человечество можно будет назвать человечеством, и тогда меньшие существа из мира животных снова станут говорить снами, вместо непонимания, страха и уничтожения, как это было раньше. Так с наступлением 2000 года в мир придет куда больше радости, и Золотой Век встанет на пороге.

ГЛАВА 2 ИНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ

Он был одинок в старом заброшенном доме в самом сердце Болота. Далеко в конце длинного ухоженного сада шумный ручеек с журчанием преодолевал камни, и его шипение разносилось по каменистой местности. В теплый день он по обыкновению стоял рядом с этим ручьем или усаживался на одну из больших скал, окружавших беспокойный поток. Ниже по течению был маленький деревянный мостик с шаткими перилами, по которому он переходил ручей по дороге в маленький хутор, чтобы получить почту и сделать покупки.

Им было прекрасно, ему и его жене. Они вместе содержали дом, старались быть вместе «и телом и душой», а он постоянно рисовал и ожидал, когда же наступит признание. Но, как обычно, Пресса не поняла – даже не пыталась понять – его искусства, и поэтому критики дали его работе очень низкую оценку; а широкое признание, как всегда, было слишком далеким. И сейчас он был совсем один в старом-старом доме, его разум и настроение были как раз подстать непогоде снаружи.

Ветер в неукротимой ярости проносился по вересковым просторам болот, играя болотными травами, заставляя их свистеть на ветру. Далекое море кипело и покрывалось белой массой пены, а могучие волны с громом разбивались о гранитное побережье и с резким скрежещущим звуком тащили гальку обратно в море. Высоко в небе парила одинокая чайка, которая все повторяла бесконечные попытки, стараясь добраться до берега, теряя силы в борьбе со штормом.

Старый дом трясся и дрожал от непрерывных ударов ветра. За окнами маячили тени низко проносящихся облаков, как привидения, ищущие путь, чтобы проникнуть в дом. Внезапный металлический звон и грохот – и кусок покореженного металла, вращаясь, пронесся через сад, ударившись о мост и ободрав старые доски. Некоторое время сломанные доски вибрировали, как перетянутые скрипичные струны, потом они по одной отломились и свалились в ручей.

Внутри дома, не замечая суматохи за окнами, взад и вперед вышагивал человек. Снова и снова память возвращала его к моменту, когда он вернулся с хутора и обнаружил, что жена ушла. Перечитывал горькую записку, в которой она сообщала ему, что он неудачник и что она уезжает куда-нибудь в другое место. Решительно – как будто внезапная мысль поразила его – он шагнул к разбитому старому столу и взломал средний выдвижной ящик. Покопавшись, он вытряхнул оттуда коробку из-под сигар, в которой обычно хранил ренту и расходные деньги. Но еще прежде чем открыть ящик, он знал, что там пусто, и деньги, его единственные деньги, пропали. На ощупь добравшись до кресла, он сел в него и сжал голову руками.

– Прежде! – прошептал он. – Это уже случалось со мной прежде!

Подняв голову, невидящими глазами он долго смотрел в окно, за которым неудержимым потоком шел проливной дождь, а вода просачивалась сквозь неплотно закрытое окно и на ковре уже собралась лужица.

– Все это я уже когда-то пережил! – шептал он. – Может быть, я СОШЕЛ С УМА? Откуда же я все это знаю?

Высоко у карниза выл ветер, казалось, что он хохотал, заставляя весь старый дом трястись и раскачиваться.

Где-то в холле зазвонил телефон, выводя его из летаргического состояния. Он медленно добрался до дребезжащего аппарата, который продолжал звонить даже тогда, когда он протянул руку, чтобы снять трубку.

– То же самое, то же самое, – бормотал он немым стенам. – ВСЕ ЭТО УЖЕ СЛУЧАЛОСЬ СО МНОЙ ПРЕЖДЕ!

* * *

Старый Профессор устало брел по квадратному зданию, ища нужную ему аудиторию. Тяжелые годы миновали. Родившись в простой семье, он всегда вынужден был быть «чистюлей», готовым служить и заслуживать репутацию человека, призванного положить жизнь за свой колледж. Чтобы преодолеть все противодействия оппозиции, всех тех, кого возмущало его низкое происхождение, потребовалась практически вся жизнь. Сейчас, на закате жизни, груз Времени был заметен в седых волосах, морщинах на лице, плохом сне. Когда он медленно, спотыкаясь, шел по коридору, не замечая приветствий студентов и выпускников, он обычно размышлял о множестве неясных аспектов в своей специальности, Древней Истории.

Будучи истинным образцом Безумного Профессора, он нащупывал ручку уже открытой двери и, не находя ее, оборачивался, бормоча:

– Послушай, дорогой! Что САМОЕ странное – дверь обычно бывает здесь. Должно быть, я не в том здании.

Ничего не понимающий студент, один из тех, кто посещал великолепные Лекции этого старика, брал его за руку и аккуратно поворачивал вокруг.

– Здесь, сэр, – говорил он. – Я открыл дверь для Вас. Сюда.

Профессор благодарно поворачивался и бормотал свои извинения. Входя в Аудиторию, он всегда преображался. ЗДЕСЬ была его жизнь, здесь он излагал Древнюю Историю.

И на этот раз сразу став бодрым в движениях, он подошел к кафедре и мягко улыбнулся собравшимся студентам. Они приветствовали его в ответ, ведь несмотря на то, что они иногда шутили над его забывчивостью, они преданно и искренне любили Лектора, который так сильно желал помочь им всем своим опытом и знаниями. Вспоминая свою собственную борьбу, он наслаждался, ПОМОГАЯ студенту, когда возникали затруднения, вместо того чтобы вышучивать его, как это часто случалось с другими Профессорами.

Бросив взгляд вокруг и убедившись, что все собрались и все готово, он сказал:

– Мы собираемся продолжить нашу дискуссию об одной из величайших загадок истории, о Шумерской цивилизации. Это была могущественная цивилизация, которая зародилась при очень загадочных обстоятельствах и исчезла в не менее загадочной ситуации. До нас дошли лишь самые яркие фрагменты ее истории, но все еще отсутствует полная картина. Мы знаем, например, что еще в три тысячи пятисотом году до н. э. шумеры создавали превосходные рукописные манускрипты. У нас есть их фрагменты. Лишь фрагменты, и ничего более. Нам известно также, что у шумеров была система музыкального письма, которая отличалась от любой другой, известной в старом и новом мирах. Были исследованы глиняные дощечки, и ученые путем самых современных исследований определили, что их возраст около трех тысяч лет. На этих дощечках были выгравированы музыкальные символы, которые позволили нам предположить, что это гимн, но символы до сих пор не поддаются расшифровке.

Старик остановился, его глаза расширились, как будто он увидел что-то неподвластное зрению нормального человека. Мгновение он так стоял, глядя в Бесконечность, потом со сдавленным стоном упал на пол. Аудиторию охватило невольное оцепенение, а потом двое бросились в его сторону, а кто-то третий поспешил на поиски медицинской помощи.

Все присутствующие почтительно стояли в стороне, пока два санитара осторожно поднимали потерявшего сознание человека, помещали его на носилки и уносили к ожидавшей внизу машине скорой помощи. Срочно вызванный декан казался совершенно расстроенным и отпустил студентов до вечера.

А в прохладной больничной палате старый Профессор, к которому вернулось сознание, бормотал доктору:

– Странно! Странно! У меня было совершенно определенное ощущение, что я уже пережил эту ситуацию прежде, что я ЗНАЛ происхождение шумеров. Должно быть я слишком много работал. Но я ЗНАЛ ответ, а сейчас он ускользнул. Странно, странно!

* * *

Мужчина средних лет неудобно ерзал на тяжелой деревянной скамье, укладывая ногу на ногу и постоянно меняя положение. Время от времени он поднимал испуганные глаза, чтобы посмотреть вокруг. Из дальнего угла комнаты доносился резкий безликий голос медицинской сестры, выдавливавшей из себя монотонные указания:

– Гарленд, вам нужно посетить доктора Нози. Вот ваша медицинская карта. Идите вон к ТОЙ двери и ожидайте, пока Доктор не поговорит с вами. Роджерс, вы пойдете в терапию, вам нужно пройти несколько тестов. Вот ваши документы. Идите вдоль коридора, ТУДА.

Голос постоянно продолжал звучать и напоминал голос скучающего диктора, объявляющего цены на Аукционе.

Мужчина средних лет вздрагивал, поглядывая на ряды людей впереди собой. Рядом ожидали пациенты без сопровождения, новички, сопровождаемые родственниками, и несколько больных, рядом с которыми стояли плотные надсмотрщики. Время тянулось медленно. То там, то тут мужчина или женщина вскрикивали, по-видимому захваченные какой-то невообразимой фантазией. Мужчина рядом кричал:

– Я должен, и если ты должен, то делай это!

Подпрыгнув, он забегал по комнате, расталкивая людей в стороны, проскользнув мимо надсмотрщика, пытавшегося его поймать, повалив клерка, а затем бросился головой вниз в открытое окно. Вначале произошло незначительное замешательство, а потом голос медсестры снова невозмутимо забубнил.

Снаружи хмурые строения из красного кирпича поблескивали от усиливающегося к полудню зноя. Солнце отражалось во множестве оконных стекол. Повсюду были видны люди с пустыми глазами, стоящие или слоняющиеся. Они, казалось, копались в гравии тропинок в поисках сорняков. Надсмотрщики бездельничали в стороне, стараясь использовать каждый клочок тени, и наблюдали за усиленно работающими людьми. Подальше, где покрытый травой склон холма был очень крут, ряды неряшливо одетых женщин выбирали мусор и камни из травы, чтобы косилка могла выполнять свою работу. Под развесистым деревом изможденная женщина стояла в самой величественной позе и презрительно рассматривала двух бдительных женщин-надзирателей, которые смотрели на нее в беспокойном ожидании.

У главных ворот два надсмотрщика останавливали въезжающие автомобили, осматривая пассажиров. Больной, пользуясь случаем, попытался ускользнуть за спиной надсмотрщика, но вскоре был остановлен.

– Эх, Альф! – укорял его надсмотрщик. – А ну-ка, давай обратно – мне не до шуток, я занят.

За высокими каменными стенами и тяжелыми воротами по тротуарам сновали пешеходы. Некоторые из них, заметив открытые ворота, заглядывали вовнутрь и сразу же уходили прочь, стараясь забыть этот запретный мимолетный взгляд на Жизнь За Стенами.

В приемной мужчина средних лет вдруг встал, как будто кто-то случайно произнес его имя. Он решительно подошел к столу медсестры и сказал:

– Это все ошибка, я…

– Да, да, я знаю, вы нормальны, так нормальны, как только это возможно, – прервала медсестра. – Все они говорят одно и то же. – Вздохнув, она взяла медицинскую карту и еще какие-то бумаги и кивнула ожидавшему надсмотрщику. – Отведи-ка этого к доктору Холлису, – сказала она, когда тот подошел. – Он говорит, что все это ошибка и он нормален. Следи, чтобы он не сбежал.

– Пойдем, парень, – сказал надсмотрщик, сжав руку мужчины средних лет и подводя его к маленькой двери. Они вместе прошли по коридору с дверями по обеим сторонам. Из-за одних доносились вздохи, из-за других – стоны, из-за еще одной странный журчащий звук, заставивший надсмотрщика отпрыгнуть подальше и энергично потребовать помощи для того, чья жизнь ключом вытекала из перерезанного горла. Мужчина средних лет дрожал и, казалось, терял сознание.

– Что, испугался? – спросил надсмотрщик. – Ты еще ничего не видел. Но у тебя ВСЕ впереди!

Наконец они остановились перед дверью, надсмотрщик постучал, и глухой голос произнес:

– Войдите.

Втолкнув мужчину средних лет в дверь, он вошел и положил карту и бумаги на стол.

– Еще один для вас, доктор, – сказал надсмотрщик.

Доктор медленно протянул руку, взял бумаги и сложил их в стопку вместе с медицинской картой. Потом все так же вяло он начал читать, откинувшись на спинку своего вращающегося кресла и совершенно не обращая внимания на мужчину средних лет. Он внимательно вчитывался в каждое слово и делал заметки, а потом поднял голову и коротко отрезал:

– Сядьте!

– Итак! – сказал доктор, когда пациент, дрожа, уселся перед ним. – Что все это значит? С чего это вы решили, что можете быть в двух местах одновременно? Объясните мне.

Он снова откинулся на спинку кресла с выражением скучающего смирения на лице и закурил сигарету.

– Доктор, – начал человек средних лет, – иногда у меня бывает странное ощущение, что другая часть меня живет где-то в другом месте мира. Я чувствую себя так, как это иногда бывает у близнецов, которые очень тесно связаны друг с другом.

Доктор хмыкнул и стряхнул пепел.

– Братья, сестры есть? – спросил он. – Документы утверждают, что нет, но они могут лгать.

– У меня нет ни братьев, ни сестер, доктор, и ни единого человека, с которым я был бы настолько дружен, чтобы довериться ему в этом чувстве. Просто я как будто бы иногда вступаю в контакт со своим вторым «я», живущим где-то в другом месте, с кем-то, кто также осознает это ощущение.

Доктор погасил сигарету и сказал:

– Как часто у вас бывают эти замечательные ощущения? Вы можете предсказать их появление?

– Нет, сэр, – ответил человек средних лет. – Я могу заниматься чем-нибудь совершенно обычным, потом появляется пощипывание в пупке, и я начинаю ощущать, что во мне как бы две телефонные линии, которые странно пересеклись, и обе стороны слышат свой собственный голос и слова другого.

– Гмм, – размышлял доктор. – Это вас сколько-нибудь беспокоит?

– Да, доктор, беспокоит, – ответил человек средних лет. – Временами я мысленно разговариваю и произношу страшные богохульства! Доктор вздохнул и заметил:

– Так, я кое-что понял из ваших ответов. Мы должны поместить вас в отделение диагностики до тех пор, пока не выясним способа исправить ваше восприятие, а именно то, что вам кажется, что вы живете в двух телах одновременно.

По сигналу доктора в комнату вошел надсмотрщик.

– Пожалуйста, поместите его в Отделение Б-3. Я встречусь с ним позже, через день.

Надсмотрщик кивнул человеку средних лет, и они вместе вышли из кабинета. Несколько мгновений доктор оставался без движения, затем поднял очки на лоб и стал энергично растирать шею сзади. Взяв новую сигарету, он откинулся на спинку своего удобного кресла и положил ноги на стол.

– Кажется, в наше время очень много людей, – сказал он самому себе, – которые живут сразу в двух телах. Полагаю, что в будущем появятся люди, которые будут говорить, что они живут в параллельных мирах или еще где-то.

Телефонный звонок отвлек его от размышлений и, сняв ноги со стола, он потянулся за телефонной трубкой и приготовился принять нового пациента.

* * *

Такие реалии, как параллельные миры, действительно существуют, потому что у всего должна быть противоположность, другая сторона, – точно так же, как у вас не может быть батарейки с одним лишь положительным или отрицательным полюсом; необходимы оба: и плюс и минус. Но этот вопрос мы будем рассматривать в следующей главе, сейчас же обратимся к параллельным мирам.

Безусловно, ученые испытывают затруднения в исследовании параллельных миров, потому что они постоянно боятся пасть лицом в грязь и комплексуют, размышляя о вещах, недоступных их интеллекту. Они никогда не приходили к мысли о ведении подлинных исследований. Еще в Индии адепты на целые годы уходили в свою «LingaSharira», что обозначает часть тела, находящуюся в другом измерении – за пределами трех измерений этого мира, – и поэтому человек, существующий в этом трехмерном мире, не в состоянии нормально воспринимать их. Нам нужно помнить, что в этом мире мы ограничены тремя измерениями, а для среднего человека, который совершенно не знаком с четырьмя метафизическими измерениями, мир иным быть не может, и все суждения о четвертом измерении и т. д. – это нечто, над чем стоит посмеяться или почитать в каком-нибудь замечательном научно-фантастическом романе.

А ведь четвертое измерение – не конечный этап, кроме четырехмерного мира существуют пяти-, шести-, семи-, восьми– и девятимерные миры. В девятимерном, например, можно достичь глубочайшей степени осознания и познать природу вещей, понять причину происхождения Жизни, природу Души, то, как зарождаются вещи и какую роль они играют в эволюции Космоса. В девятом измерении и Человек – все еще марионетка своей Сверхсущности – в состоянии оказаться лицом к лицу со своей Сверхсущностью.

Одной из самых больших трудностей оказался странный принцип, суть которого в том, что «ученые» должны подтвердить все до единого необычные и странные законы природы, а если кто-то отважится противопоставить какое-нибудь свое суждение тому, что говорят эти «ученые», он сразу же будет изгнан. Такой пример можно найти, проследив, каким образом профессия медика была практически парализована в течение сотен лет из-за работ Аристотеля. Тогда принято было считать, что человек совершает величайшее преступление, занимаясь любым исследованием человеческого тела, потому что Аристотель уже научил всему, что следует знать… и навсегда. Так что до тех пор, пока медики не сумели вырваться из-под мертвой руки Аристотеля, они не могли делать ни вскрытий, ни исследований тел умерших, они вообще не могли производить никаких исследований.

Некоторые астрономы также имели множество неприятностей, когда осмеливались утверждать, что Земля не является центром мироздания, ведь некоторые Замечательные Люди ранее учили, что Солнце вращается вокруг Земли и абсолютно все создано для благоденствия человечества!

Но сейчас нам самое время разобраться с нашими измерениями. Здесь, на этой Земле, мы имеем дело с тем, что обычно называют тремя измерениями. Мы видим вещь, мы чувствуем вещь, и она кажется нам безусловно реальной. Но допустим, что мы имеем дело с дополнительными измерениями, и первый вопрос, который может возникнуть: что же такое эти другие измерения? Возможно, мы не можем в достаточной степени понять их. Чем может быть четвертое измерение? Еще хуже, чем может быть пятое? И так продолжая до девятого, или даже еще дальше.

Лучше всего сначала рассмотреть обычный магнитофон, потому что большинство людей имеют его или по крайней мере видели однажды. Представьте себе магнитофон, воспроизводящий на очень маленькой скорости, маленькой, меньше дюйма в секунду. На такой маленькой скорости каждый может сделать запись продолжительностью в час. Но предположим, что мы попытаемся воспроизвести эту запись со скоростью одного фута в секунду; такая речь будет крайне неприятной для нашего слуха – но ведь информация на записи вовсе не изменилась, и слова остались те же, но из-за эффекта переноса в другое измерение речь стала совершенно неприемлемой для нашего восприятия. И чтобы понять содержание записи, нам нужно воспроизвести ее на той же скорости, на какой она была сделана.

Между прочим, биологи-маринисты, используя магнитофон, пришли к выводу, что рыбы всех видов разговаривают. Они использовали специальный фонограф, воспроизводящий звуки моря, в которых присутствуют голоса рыб, разговаривающих друг с другом, и даже звуки общения омаров и крабов. Если вы решите, что в это трудно поверить, вспомните, что существуют пленки с записями разговоров дельфинов. Дельфины говорят во много-много раз быстрее, чем люди, так что, когда их речь была записана на пленку, она оказалась совершенно неразборчивой для человека, но потом запись замедлили до скорости, приемлемой для восприятия слуховым аппаратом человека. Сейчас ученые стараются дешифровать записи, и когда можно будет говорить об этом как об осуществившемся факте, можно будет составить активный словарь, так что ученые смогут общаться с дельфинами на их языке.

Но вернемся к нашим параллельным мирам. Много лег тому назад, когда я выехал из России и совершал свое медленное и полное лишений путешествие по Европе, пытаясь добраться до действительно богатых и свободных стран, мне пришлось остановиться в израненном войной Берлине, сразу же после того, как он был беспощадно разрушен союзниками. Я бродил и раздумывал, чем заняться, как провести время до наступления ночи, когда, как я надеялся, снова можно будет продолжить путь к французской границе.

Я бродил по городу и смотрел на все еще тлеющие руины, в которые превратилась большая часть Берлина после массированных бомбежек союзников. На одной маленькой расчищенной площадке, позади двух пересекающихся покрасневших от ржавчины балок, я увидел ветхую сцену, устроенную в кольце из разрушенных бомбежками зданий. На сцене были какие-то декорации, сделанные из обломков разных материалов, спасенных после взрыва здания. Там было несколько столбов, с которых свисали куски занавеса, чтобы по возможности прикрывать обзор сцены от тех, кто не желал платить за вход. Делать было нечего, и я решил посмотреть, что произойдет дальше. Я заметил двух стариков, один из которых стоял перед занавесом и собирал деньги. Он был в лохмотьях и без головного убора, но вокруг него витал какой-то необычный дух чего-то, как мне показалось, мистического. Сейчас я уже не помню, сколько денег уплатил за вход, но, кажется, немного, потому что ни у кого тогда в разрушенном войной Берлине не было много денег, но я заплатил, а он положил деньги в карман и галантно пригласил меня пройти за оборванный и грязный занавес.

Когда я вошел, то увидел несколько уложенных на камни досок, на которых сидели люди. Я тоже занял свое место, а потом из-за занавеса появилась старческая рука. Старый-престарый человек, худой, склонившийся под тяжестью лет, прошаркал на середину сцены и сделал короткое обращение на немецком, объясняя, что нам предстоит увидеть. Затем, развернувшись, он скрылся за задним занавесом. Мгновение мы видели его с двумя палками в руке, и с этих двух палок свисали многочисленные марионетки, безжизненные куски древесины, призванные грубо представлять человеческие образы, одетые в яркие тряпки, разукрашенные узорами и клочьями прикрепленных сверху волос. Они были грубы, они действительно были очень грубы, и я решил, что зря потратил деньги, которые мог бы отдать больным. Но я так устал от бесконечных хождений и попыток избежать русских и немецких полицейских патрулей, что решил остаться на своем жестком месте.

Старик ушел с подмостков своей маленькой ветхой сцены. Каким-то образом он наспех соорудил что-то вроде освещения, которое слабо мерцало, и на этой импровизированной сцене появились фигуры. Я смотрел. Я смотрел внимательно и тер глаза, потому что это были не марионетки, а живые существа, полностью избавившиеся от грубости необработанной древесины, аляповатой окраски, клочковатых волос на головах, одежды из кусков найденных после бомбежки тряпок. Здесь перед зрителями были живые люди, люди со своим собственным умом, люди, у которых были свои цели, люди, которые двигались по своей собственной воле.

Конечно же, не было никакой музыки и ни единого звука, кроме астматического дыхания и хрипов старого-престарого человека, спрятавшегося сейчас за задником сцены. Но звуки не обязательны, любой звук был бы излишним, марионетки жили, жили каждым движением, каждым жестом, так что речь была не обязательна, ведь для этих целей существует универсальный язык рисунков и пантомимы.

Казалось, вокруг этих марионеток присутствует аура, – эти куклы, ставшие сейчас людьми, казалось, сами по себе были личностями и индивидуальностями, воплощением того, что они в данный момент представляли. Сколько я ни всматривался, я не мог заметить ниток, выходящих из их голов, они, конечно же, были искусно спрятаны на заднем плане. Передо мной проходили сцены из жизни, в передаче человеческих отношений разыгранные с абсолютной точностью. Следя за действием и мотивами, я забыл о себе; мы следили за драмой людей, и наши сердца бились в сочувствии побежденным. Это было так волнующе и так реально! Но все-таки представление подошло к концу, и я пробудился, как будто вышел из транса. Я знал, что этими куклами управлял настоящий гений, мастер мастеров. Но из-за задника на середину сцены вышел старик и поклонился. Он трясся от усталости, его лицо было белым от напряжения и сплошь покрыто блестящими каплями пота. Он, безусловно, был художником, он, безусловно, был мастером, и мы видели не оборванного и грязного старика, одетого в тряпки, но гения, который манипулировал этими грубыми марионетками и наделял их жизнью.

Возвратившись обратно, я долго размышлял о том, что изучал в Тибете, думал о моем возлюбленном Учителе, ламе Мингьяре Дондупе, и о том, как он показал мне, что человек – это всего лишь марионетка своей Сверхсущности. Я думал также о том, что это прекрасное представление кукол – чудесный урок о параллельных мирах.

Человек на девять десятых живет подсознанием и лишь на одну – сознанием. Возможно, вы очень много читали об этом, потому что целое направление психологии посвящено различным аспектам и особенностям подсознания человека. Мысль о том, что человек – всего лишь маленькое «сознание», обычно не посещает вас, но какая это поразительная трата времени для Сверхсущности, наделенной всеми видами способностей и талантов, наполненных энергией более подвижного мира и иного типа жизни. Ведь люди приходят в этот мир, живут в нем, преодолевая всяческие трудности и препятствия, а в их распоряжении всего лишь одна десятая часть их способностей! Представьте, что у вас машина, о, давайте представим, что это восьмицилиндровая машина, потому что, кажется, нет еще ни одной десятицилиндровой машины; чтобы создать более убедительную параллель, давайте все-таки решим, что у нас восьмицилиндровая машина, лишь для хорошей иллюстрации.

Так вот, у нас есть эта восьмицилиндровая машина, но вдруг мы обнаруживаем, что она работает всего на одном цилиндре, остальные семь никоим образом не способствуют работе машины, они даже тормозят в соответствии с законом инерции, если учитывать их вес. Я думаю, весьма убедительный пример. Но подумайте об этом в терминах, применимых к жизни человека; человечество похоже на десятицилиндровый автомобиль, в котором работает лишь один цилиндр, остальные – это подсознание. Расточительно, не правда ли?