Текст книги "Любовь в полдень"
Автор книги: Лиза Клейпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
* * *
Кристофер и Беатрикс шли к лесу. Она без труда поспевала за размашистым шагом капитана и уверенно вела на поводке Альберта. Настойчивость спутницы вызывала досаду, и все же присутствие экзотической красавицы не позволяло уйти в себя, замкнуться, отрешиться от окружающего мира и чудесным образом привязывало к реальности.
Взгляд то и дело возвращался к движению стройных бедер. О чем думали родственники, позволяя девушке ходить в брюках? Даже в домашней обстановке такая одежда казалась вызывающей. Капитан невесело улыбнулся: их с Беатрикс Хатауэй, несомненно, объединяло одно – ни он, ни она не вписывались в общепринятые рамки.
Однако существовала и заметная разница: он хотел и стремился вписаться. А она?
До войны жизнь катилась легко. Никогда не возникало сомнений, что следует сказать и сделать. А сейчас возвращение в светское общество напоминало вступление в игру, правила которой основательно стерлись из памяти.
– Собираетесь продать патент на офицерский чин? – спросила Беатрикс после долгого молчания.
Кристофер кивнул.
– Через несколько дней поеду в Лондон, чтобы официально оформить необходимые документы.
– О! – Она снова замолчала, а потом едва слышно предположила: – Должно быть, встретитесь с Пруденс?..
Вместо ответа Кристофер издал невнятный звук. В кармане пряталась затертая, изрядно помятая записка, которую он повсюду носил с собой.
«Я вовсе не та, за кого вы меня принимаете...
Пожалуйста, возвращайтесь домой и разыщите меня».
Да, он обязательно ее найдет и выяснит, что означают эти странные, щемящие слова. А потом он женится на той, которая их написала.
– Теперь, когда брата не стало, вам придется учиться управлять Ривертоном.
– Среди прочих дел, – лаконично отозвался Фелан.
– Поместье включает значительную часть Арденского леса.
– Я в курсе.
Нотки сарказма она, кажется, не заметила.
– Некоторые землевладельцы злоупотребляют вырубкой в интересах местного производства. Надеюсь, вам удастся избежать непростительной ошибки.
Кристофер промолчал в надежде, что томительный разговор сойдет на нет.
– Хотите вступить в наследство? – неожиданно спросила Беатрикс.
– В данном случае мое мнение никого не интересует. Я следующий по родственной линии, и этим все сказано.
– Но личное отношение очень важно, – не сдавалась Беатрикс, – потому я и спросила.
Кристофер потерял терпение.
– Отвечаю: нет, я не хочу наследовать Ривертон. Поместье всегда предназначалось Джону, и я чувствую себя наглым самозванцем и узурпатором.
После столь эмоционального ответа любой другой собеседник прекратил бы расспросы, но только не Беатрикс.
– А что бы вы сделали, если бы брат остался в живых? Все равно ушли бы с военной службы?
– Да. Армии с меня достаточно.
– А потом? Чем бы занялись в мирной жизни?
– Не знаю.
– Что подсказывают ваши склонности? Способности? Таланты?
Они подошли к лесу и замедлили шаг. Способности, таланты... он умел хорошо выпить и при этом сохранить трезвый вид, отлично играл в бильярд и в карты, без труда покорял женские сердца и не знал отказа в ласках. А еще он считался лучшим стрелком, бесстрашным наездником.
И вспомнилась та сторона жизни, которая принесла шумную славу, дождь наград... Он забрал у Беатрикс поводок, заглянул в круглые синие глаза и заключил:
– У меня один талант – талант убивать.
Не добавив ни слова, он ушел и оставил ее на краю леса в полном одиночестве.
Глава 9
Уже через неделю после возвращения Кристофера в Гемпшир разлад с матерью проявился с такой непримиримой остротой, что самые близкие на свете люди с трудом могли находиться в одной комнате дольше нескольких минут. Бедная Одри изо всех сил старалась поддерживать в семье хотя бы худой мир, однако это ей плохо давалось.
Леди Фелан без конца жаловалась и упрекала. Она не могла пройти по комнате, не засыпав окружающих ворчливыми замечаниями и необоснованными претензиями – подобно цветочнице на свадьбе, горстями разбрасывающей лепестки. Нервы страдалицы не выдерживали даже малейшего напряжения, вынуждая изо дня в день лежать в комнате с плотно задернутыми шторами. Причудливый набор недомоганий не позволял принять участие в домашнем хозяйстве, а в результате все делалось не так, как она считала нужным и правильным.
И все же, даже оставаясь в своей комнате, леди Фелан бурно реагировала на любое проявление жизни. Стук посуды на кухне воспринимался подобно удару ножа в сердце. Звук голосов или приглушенные шаги в коридоре терзали измученную душу. Все в доме старались не издавать ни звука, чтобы не потревожить покой госпожи.
– Люди теряли руки и ноги, но жаловались гораздо меньше мамы, – заметил Кристофер, и Одри грустно улыбнулась.
– В последнее время она особенно сосредоточилась на траурных ритуалах... кажется, искренне верит, что точное исполнение обрядов поможет каким-то образом удержать рядом Джона. Хорошо, что завтра за ней приедет твой дядя: мрачный образ жизни необходимо срочно менять.
Не реже четырех раз в неделю леди Фелан отправлялась на кладбище и проводила утро у могилы любимого сына. Поскольку ездить одной не хотелось, она приглашала в провожатые Одри, однако вчера почему-то решила взять с собой Кристофера. Он провел целый час в мрачном молчании, пока матушка стояла на коленях возле могильного камня и роняла скупые слезы.
Когда же наконец скорбящая знаком показала, что желает подняться и сын подошел, чтобы помочь, она приказала опуститься на колени рядом и помолиться вместе с ней.
Этого капитан не мог сделать даже ради матери.
– Я совершу собственный поминальный ритуал, – возразил он, – тогда, когда сочту нужным.
– Но это неприлично! – взорвалась леди Фелан. – Откровенное неуважение! Твой брат заслуживает траура – или хотя бы внешнего подобия – со стороны того, кому его смерть принесла выгоду.
Кристофер с трудом поверил собственным ушам.
– Я получил выгоду? – недоверчиво переспросил он. – Тебе отлично известно, что мысль о Ривертоне никогда даже в голову мне не приходила. Я с готовностью отдал бы все, что имею, лишь бы вернуть брата. А если бы я мог пожертвовать жизнью ради его здоровья, сделал бы это не задумываясь.
– Была бы рада такой возможности! – последовал ядовитый ответ.
Домой ехали в полном молчании.
Кристофер не мог не думать, сколько часов мать провела у могилы, мечтая, чтобы на месте старшего сына оказался младший.
Джон всегда был безупречен, надежен и исполнен несокрушимой ответственности. Кристофер отличался своенравием, упрямством, а порой и откровенным безрассудством, во всем напоминая отца.
Всякий раз, когда глава семьи оказывался в центре очередного скандала, нередко связанного с чужой женой, леди Фелан проявляла по отношению к младшему сыну подчеркнутую холодность, словно видела в мальчике копию неверного супруга. Когда же Уильям скончался в результате несчастного случая – его сбросила лошадь, – в лондонских гостиных удивлялись, что неугомонного соблазнителя не застрелил муж или отец какой-нибудь из опозоренных дам.
В ту пору Кристоферу едва исполнилось двенадцать. Со временем, повзрослев, он постепенно приобрел привычки отчаянного повесы, в полной мере оправдав всеобщие ожидания. Радости блестящей жизни доставляли удовольствие, хотя и казались мимолетными и поверхностными. Офицерская служба как нельзя лучше соответствовала склонностям и интересам молодого ловеласа; трудно было представить что-нибудь более подходящее... до тех пор, пока не началась настоящая война.
В бою капитан Фелан проявил качества, о которых не подозревал и сам, не говоря об окружающих. Но чем успешнее он убивал других, тем чернее и мертвее становилась собственная душа.
И все же где-то существовала Пруденс. Та часть его существа, где таилась любовь, оставалась живой, светлой, доброй. Мысль о возвращении, о долгожданной встрече придавала силы и желание жить.
Он все еще плохо спал по ночам, нередко вскакивал, кричал, не в силах справиться с кошмарными сновидениями. И даже днем случались моменты, когда при внезапном шуме рука сама тянулась к оружию, которого рядом не было. Но он верил, что со временем станет легче. Иначе как же жить дальше?
Глава 10
В отношении Кристофера Фелана надежду следовало оставить раз и навсегда. Беатрикс постоянно напоминала себе об этом. Он мечтал о Пруденс. О прекрасной, золотоволосой, похожей на всех нормальных людей Пруденс.
Впервые в жизни Беатрикс захотелось измениться, стать другой.
«Наверное, только вы сможете вернуть меня в мир...»
Возможно, мисс Мерсер действительно смогла бы помочь. Она вращалась в светском обществе с естественной, непринужденной легкостью, которой оставалось лишь позавидовать. Что ж, очень хорошо. Если Кристоферу необходимы именно эти качества, осуждать невозможно. Человек перенес невероятное количество испытаний и вытерпел жестокую боль. Так зачем же доставлять новые трудности?
Вот только... никак не удавалось перестать о нем думать. Наваждение напоминало болезнь. Прежняя жизнь утратила смысл. К глазам то и дело подступали слезы. Жар, усталость, потеря аппетита... чем не симптомы серьезного расстройства организма? Нездоровье проявилось настолько недвусмысленно, что Амелия забеспокоилась и приготовила целый кувшин кислого напитка из щавеля – для поддержания сил.
– Тебя словно подменили, – волновалась сестра. – Куда делась обычная жизнерадостность?
– Как можно радоваться жизни, если для восторга нет ни малейшего основания? – мрачно возразила Беатрикс.
– А разве есть основание для печали?
Беатрикс мечтала открыть душу, но все же смолчала. Все равно Амелия ничем не смогла бы помочь. И никто не смог бы помочь, даже если откровенно рассказать о своей беде всем вокруг. Что поделаешь, если угораздило влюбиться в человека, который никогда не ответит взаимностью? Разве приятно выслушивать рассуждения о том, как это глупо и смешно? Единственной тонкой нитью, связывающей с Кристофером, оставалась отчаянная сила чувства.
Одержимость даже заставила задуматься о поездке в Лондон – светский сезон еще продолжался. Можно было бы регулярно навещать Одри и время от времени встречаться с Кристофером. Правда, пришлось бы терпеть постоянное присутствие Пруденс... флирт, ухаживание, танцы... Беатрикс знала, что такое испытание выше ее сил.
Нет уж, лучше оставаться на своем месте, в Гемпшире.
Одри одобрила мудрое решение.
– Кристофер изменился, Беа, причем далеко не в лучшую сторону. Когда он вернулся из Крыма, очень хотелось открыть правду о письмах, сказать, что писала не Пруденс, а ты. Но теперь я рада, что сдержалась. Не хочу помогать развитию ваших отношений. Он сам не свой. Пьет гораздо больше, чем следует. Вздрагивает по пустякам, нервничает. Иногда видит и слышит то, чего на самом деле нет. Очень плохо спит – по ночам нередко бродит по дому. Но стоит заговорить о здоровье, злится и отметает все вопросы, как будто речь идет о ерунде. Случается, что самое простое замечание – особенно в отношении войны – повергает его в ярость, с которой он не в силах справиться. Боюсь...
– Чего? – нетерпеливо прошептала Беатрикс.
– Боюсь, что Пруденс не удастся с ним совладать. Кристофер твердо намерен продолжить отношения... однако невозможно не признать, что он совсем не такой, каким был прежде. А Пруденс не хватит ума, чтобы это осознать. Как бы он не доставил очаровательной куколке множество настоящих, а не игрушечных неприятностей.
Обдумав слова подруги, Беатрикс отправилась к дому Феланов с четкой, вполне определенной целью: если нет возможности помочь Кристоферу, то сделать счастливее жизнь Альберта – задача вполне посильная. Агрессивный пес пугал всех подряд, а поэтому не получал необходимого внимания и душевного тепла. Собаки – животные социальные; следовательно, первым делом Альберту требовалось научиться общению.
Экономка миссис Клокер открыла дверь и сообщила, что Одри уехала в Стоуни-Кросс, но скоро вернется.
– Не желаете ли немного подождать, мисс Хатауэй?
– Честно говоря, я пришла, чтобы обсудить с капитаном Феланом один немаловажный вопрос. – Встретив вопросительный взгляд, Беатрикс слегка улыбнулась. – Хочу предложить присмотреть за Альбертом, пока он будет в Лондоне.
Экономка всплеснула руками.
– Хозяин планировал оставить собаку здесь и нанять специальных слуг. – Она наклонилась ближе и шепотом сообщила: – Это не животное, а исчадие ада, мисс! Только дьявол способен с ним справиться!
Беатрикс сочувственно кивнула:
– Надеюсь, мне удастся оказать благотворное влияние. Если капитан позволит, сегодня же заберу Альберта и освобожу вас от тяжкой обузы.
Миссис Клокер преисполнилась благодарности.
– О, до чего же это замечательно, мисс Хатауэй! Немедленно сообщу хозяину! – Она поспешила прочь, словно опасаясь, что Беатрикс передумает.
Наконец в холле показалась высокая внушительная фигура, и гостья почувствовала, что неумолимо заливается краской.
«Немедленно прекрати трусить, Беатрикс Хатауэй. А если собираешься и дальше вести себя так же нелепо, то лучше отправляйся домой пить щавелевый отвар», – сурово приказала она себе.
– Мисс Хатауэй. – Капитан Фелан поклонился с педантичной вежливостью.
Темные круги под глазами, следствие изнурительной бессонницы, немного смягчили резкие черты и сделали лицо еще более привлекательным – конечно, если подобное возможно.
Собравшись с духом, Беатрикс ответила легкой, беззаботной улыбкой.
– Доброе утро, капитан Фелан.
– Уже день.
– О, неужели? – Она взглянула на каминные часы. Половина первого. – Значит, добрый день.
Густые темные брови вопросительно поднялись.
– Чем могу помочь?
– Напротив, это я надеюсь помочь. Хочу на время вашей поездки в Лондон взять Альберта к себе, в Рамзи-Хаус.
Кристофер прищурился.
– Но с какой стати и зачем?
– Чтобы помочь ветерану войны приспособиться к новой, мирной жизни. Обещаю хорошо кормить, заботливо ухаживать, учить, дрессировать...
Она заметила суровое выражение лица и замолчала. Почему-то и в голову не приходило, что предложение может быть отвергнуто.
– Благодарю, мисс Хатауэй. Думаю, собаке лучше будет остаться здесь, на попечении слуг.
– Сомневаетесь, что справлюсь? – не без труда произнесла Беатрикс.
– Альберт легко возбуждается, а потому нуждается в тишине и полном покое. Не хочу обижать, но все же вынужден заметить, что атмосфера в Рамзи-Хаусе ни в малейшей степени не отвечает этим требованиям.
Мисс Хатауэй вспыхнула.
– Прошу прощения, капитан, но вы заблуждаетесь. Именно в таком окружении Альберт и нуждается. Видите ли, с точки зрения собаки...
– Как-нибудь обойдусь без ваших советов.
– Нет, не обойдетесь! – горячо возразила Беатрикс. – Откуда вы знаете, что правы? Могли бы по крайней мере выслушать. Уж о собаках-то мне известно больше, чем вам.
Кристофер смерил собеседницу холодным взглядом человека, не привыкшего, чтобы его решения ставили под сомнение.
– Вполне возможно. Но об этой конкретной собаке позвольте судить мне.
– Да, но...
– Боюсь, вам пора возвращаться домой, мисс Хатауэй.
Беатрикс не смогла скрыть глубокого разочарования.
– И что же, скажите на милость, будут делать слуги в ваше отсутствие? – Не дожидаясь ответа, она поспешно предположила: – Отправят несчастного в сарай или запрут в комнате, чтобы не путался под ногами, и от этого Альберт станет еще более раздраженными значит, и более опасным. Он обозлен, встревожен и одинок. Не знает, чего от него хотят, не понимает, как себя вести. Бедняге необходимо постоянное внимание и забота; я единственный человек, у которого есть время и желание помочь.
– Альберт провел со мной два тяжких года, – взорвался Кристофер, – и я ни за что на свете не отпущу его в бедлам. Собаке ни к чему хаос, ни к чему постоянный шум и нескончаемая суматоха...
Пламенную речь прервал громкий лай, за которым последовал еще более громкий звон металла. Оказалось, что Альберт выскочил в холл и по досадной случайности встретил горничную с подносом, полным начищенных до блеска серебряных столовых приборов.
Едва успев взглянуть на рассыпавшиеся по холлу ложки, вилки и ножи, Беатрикс и сама внезапно оказалась на полу. Мощный толчок сбил ее с ног и на миг лишил дыхания.
Придя в себя, она поняла, что лежит на ковре под тяжестью сильного мужского тела.
Постепенно явилось понимание ситуации. Оказывается, Кристофер толкнул ее и сбил с ног, а сам упал сверху. Инстинктивно бросился, чтобы защитить собственным телом, а сейчас лежал, тяжело дыша и с трудом понимая, что происходит вокруг.
Наконец капитан Фелан поднял голову и настороженно оглянулся. Сквозившая во взгляде яростная готовность к бою на миг испугала. Беатрикс поняла, что именно так он выглядел в сражении, таким видели его враги.
Не переставая лаять, Альберт бросился на помощь.
– Нельзя, – тихо произнесла Беатрикс и, вытянув руку, показала на пол: – Место!
Лай мгновенно перешел в рычание, и пес послушно улегся на пол, хотя и не сводил с хозяина настороженных, внимательных глаз.
Беатрикс вновь переключила внимание на капитана. Тот тяжело, неровно дышал и тщетно пытался осознать, что происходит.
– Кристофер, – тихо, осторожно позвала она, но, кажется, напрасно. В эту минуту слова ничего не значили.
Она обняла большого, полного сил мужчину и почувствовала, как он дрожит. Нежность заставила забыть о неловкости ситуации; пальцы сами собой принялись гладить густые волнистые волосы.
Альберт с недоумением взирал на странную сцену и тихо скулил.
Беатрикс повернула голову и увидела застывшую в дверях растерянную горничную: та стояла, держа в руках собранные вилки и ножи, и не сводила ошеломленного взгляда с причудливой пары на полу.
Самой Беатрикс не было ни малейшего дела до сплетен и досужих вымыслов, однако хотелось защитить Кристофера в минуту слабости. Капитан вряд ли захотел бы оказаться на виду, если бы понимал, что делает.
– Оставьте нас, – тихо распорядилась она.
– Да, мисс. – Благодарная горничная с готовностью вышла и плотно закрыла за собой дверь.
Беатрикс снова посмотрела на Кристофера: он, кажется, не заметил краткого диалога. Потом осторожно привлекла к себе взъерошенную голову, прижалась щекой к сияющим янтарным волосам и приготовилась ждать, пока собственное ровное дыхание не вернет спокойствие и самообладание.
Он пах чистотой, горячим солнцем, шафраном. Беатрикс прикрыла глаза и отдалась на волю новых, интригующих ощущений: твердое, напряженное, мужественное тело, утонувшие в массе пышных юбок колени.
Прошла минута, другая... счастливые мгновения останутся в памяти на всю жизнь. Разве можно забыть, как лежала в его объятиях в ярком квадрате льющегося из окна солнечного света, как впитывала его тепло, чувствовала на шее горячее судорожное дыхание? Если бы можно было навсегда остаться в этом блаженном мгновении! «Люблю тебя, – думала она. – Люблю отчаянно, безумно и бесконечно!»
Он поднял голову и смущенно посмотрел сверху вниз. В серых глазах застыл вопрос.
– Беатрикс. – Взволнованный шепот заставил насторожиться, но теплые ладони ласково гладили по волосам, словно успокаивая. – Я сделал тебе больно?
Сердце сжалось, слова стерлись из памяти. Она покачала головой. О, как он смотрел! По-настоящему, как тот Кристофер, о котором она мечтала. Вот кто писал ей письма: заботливый, нежный, настоящий, восхитительный – такой любимый, что хотелось плакать.
– Мне показалось... – Кристофер умолк и провел пальцем по горячей щеке.
– Знаю, – прошептала она, вспыхнув от легкого прикосновения.
– Я не нарочно.
– Знаю.
Он посмотрел на приоткрытые губы... взгляд обжигал, манил. Ее сердце старательно трудилось, снабжая кровью занемевшие руки и ноги. Каждый вдох давался с трудом, заставляя еще плотнее прижиматься, еще острее чувствовать странную, волнующую близость.
Его лицо изменилось неуловимо и в то же время выразительно: на щеках появился румянец; глаза заблестели серебром. В тишине напряженно зазвенела туго натянутая струна, возможности пронзили воздух, словно пробившийся сквозь кроны деревьев солнечный луч.
Неужели он хочет поцеловать?
Из бесконечного множества слов осталось лишь одно.
«Пожалуйста».
Глава 11
Кристофер пытался унять дрожь. Сердце молотом стучало в ушах. Как же случилось, что ситуация вышла из-под контроля? Внезапный шум испугал, а дальше все произошло само собой. И вот оказалось, что он лежит на Беатрикс и пытается ее защитить. Точнее, пытается защитить ее, а заодно и себя. А как только гулкий шум сердца немного стих, пришло пугающее осознание совершенного преступления.
Сбил с ног беззащитного, слабого человека. Прыгнул, словно сумасшедший. О Господи! Он чувствовал себя растерянным, сбитым с толку, почти ненормальным. Наверное, поранил и, несомненно, испугал.
Надо было немедленно встать, поднять мисс Хатауэй, попросить прощения, успокоить. А вместо этого он неподвижно смотрел, как его пальцы гладят шею, прикасаются к голубой пульсирующей вене. Что же это за наваждение?
Давно уже он не держал в объятиях женщину. Ощущение оказалось настолько волшебным, что хотелось лишь одного: продлить наслаждение. Она лежала не двигаясь и удерживала с мягкой женственной силой. Ее пальцы бережно гладили затылок. Он никогда не видел таких синих глаз, прозрачных и темных, как бристольское синее стекло.
Кристофер попытался вспомнить, почему до войны так упрямо отказывался признать эту восхитительно чистую красоту. Приказал себе думать о Пруденс, но ничего не получилось. Оставалось одно: закрыть глаза и погрузиться в волшебные ощущения: теплое дыхание ласкает подбородок, аромат женственности волнует и навевает сладкие мечты, гибкое, податливое тело покорно прижимается каждой клеточкой.
Казалось, долгие месяцы и годы вожделения воплотились в одном-единственном миге, сосредоточились в хрупкой фигуре. Кристофер по-настоящему испугался возможного продолжения. Надо было немедленно подняться и отойти на безопасное расстояние, но единственное, на что он оказался способен, – это впитывать завораживающий ритм дыхания, угадывать очертания скрытых юбками ног. Ровное движение пальцев по волосам доставляло удовольствие и в то же время разжигало желание.
Он в отчаянии сжал хрупкие запястья и завел руки за голову.
Так лучше.
И хуже.
Взгляд манил, приглашал, дразнил. Свободная, не ограниченная условностями женственная воля притягивала, подобно мощному магниту, и мужское естество рвалось навстречу. Кристофер с восторгом наблюдал, как щеки медленно розовеют; так хотелось прикоснуться к нежной коже губами.
Но вместо этого он лишь покачал головой, стряхивая чары.
– Простите. – Глубоко вздохнул и повторил: – Простите. Постоянно приходится извиняться. – Он невесело усмехнулся.
Запястья доверчиво сникли, уступили властным ладоням.
– Вам не в чем себя винить.
Как же ей удавалось сохранять невозмутимость даже в этой сомнительной ситуации? Если не считать румянца, невозможно было заметить ни малейшего признака неловкости. Кристофер с досадой почувствовал, что его успокаивают, им руководят.
– Но ведь я сбил вас с ног и рухнул сверху.
– Это случилось бессознательно, помимо ваших намерений.
Попытка оправдать неприглядный поступок вызвала обратный эффект.
– Намерения не имеют значения, когда на вас налетает кто-то в два раза больше и тяжелее.
– Намерения всегда имеют значение, – уверенно возразила Беатрикс. – К тому же я привыкла, что на меня все прыгают.
Кристофер выпустил запястья.
– С вами это часто случается? – ехидно осведомился он.
– О да. Очень часто. Собаки, дети... все на меня наскакивают.
Что ж, вполне естественно. Опыт подсказывал, что ничего приятнее и быть не может.
– К сожалению, я не собака и не ребенок, а потому не имею оправданий.
– Горничная с шумом уронила поднос со столовыми приборами. Ваша реакция понятна и логична.
– Неужели? – горько усомнился Кристофер и встал. – Черт меня подери, если я хоть немного понимаю собственные действия.
– Объяснить нетрудно, – успокоила Беатрикс, принимая протянутую руку и поднимаясь с пола. – Долгое время вам приходилось падать, пытаясь защититься от разрывов снарядов или скрываясь от обстрелов. То обстоятельство, что вы вернулись домой, не отменяет укоренившихся рефлексов.
Неожиданно родился вопрос: смогла бы Пруденс столь быстро и безболезненно простить оплошность и вести себя с таким же невозмутимым достоинством?
Следующая мысль оказалась более обязывающей: имеет ли он право явиться к мисс Мерсер с таким непредсказуемым поведением? Нельзя подвергать ее риску. Сначала необходимо научиться себя контролировать. Но как? Молниеносная реакция опережает и рассудок, и волю.
Пока Кристофер размышлял, Беатрикс подошла к Альберту, начала гладить и что-то тихо приговаривать. Пес с готовностью перевернулся на спину и подставил лохматый живот.
Кристофер поправил одежду, привычным жестом сунул руки в карманы.
– Может быть, измените решение и позволите взять Альберта? – уточнила Беатрикс.
– Нет, – последовал решительный ответ.
– Нет? – переспросила она, словно отказ не вписывался в рамки разумного поведения.
Кристофер нахмурился.
– Не стоит волноваться понапрасну. Слуги получили подробные инструкции и отлично справятся с заданием.
На лице Беатрикс отразилось крайнее возмущение.
– Это вам так кажется.
Кристофер не счел нужным выбирать выражения:
– Хотелось бы мне с такой же радостью выслушивать ваши рекомендации, с какой вы раздаете их направо и налево, мисс Хатауэй!
– Я твердо придерживаюсь собственного мнения, капитан Фелан, потому что знаю, что права. А вы упираетесь, потому что невозможно упрямы.
Кристофер смерил ее ледяным взглядом.
– С удовольствием провожу вас к выходу.
– Можете не утруждаться. Прекрасно найду дорогу без вашей помощи. – Держась очень прямо, она гордо направилась к двери.
Альберт немедленно встал, чтобы двинуться следом, однако хозяин строго остановил.
На пороге мисс Хатауэй помедлила и обернулась.
– Будьте добры, передайте Одри мои наилучшие пожелания. И счастливого пути вам обоим. – Она на миг задумалась. – А еще, если не затруднит, при встрече передайте Пруденс привет и пару слов.
– Что же именно?
– Скажите, что я не нарушу обещания.
– О каком обещании вы говорите?
– Она поймет.
Ровно через три дня после отъезда Кристофера и Одри в Лондон Беатрикс отправилась в дом Феланов проведать Альберта. Как и следовало ожидать, терьер вел себя безобразно: перевернул вверх дном все, что можно было перевернуть, сутки напролет лаял и скулил, разорвал в клочья ковры и мебельную обивку и укусил за руку лакея.
– Но хуже всего то, что разбойник отказывается от еды, – сообщила измученная миссис Клокер. – Похудел так, что можно пересчитать ребра. Если, не дай Бог, что-нибудь случится, хозяин нам этого не простит. Что за наказание! Самое отвратительное, мерзкое создание на всем белом свете!
Горничная, занятая полировкой перил, не преминула вступить в разговор:
– Пугает до потери сознания. По ночам воет так, что, того и гляди, мертвых разбудит. Какой уж тут сон?
Экономка печально кивнула:
– Сущее наказание. Но хозяин строго-настрого приказал никому его не отдавать. Как бы ни хотелось избавиться от несносного животного, страх перед гневом господина заставляет терпеть.
– Я готова помочь, – негромко заверила Беатрикс. – Твердо знаю, что все получится.
– Кому именно, хозяину или собаке? – не удержалась от ехидного уточнения миссис Клокер. В голосе сквозила безысходность.
– Пожалуй, начну с собаки, – ответила Беатрикс многозначительным шепотом.
Заговорщицы обменялись понимающими взглядами.
– Была бы рада, если бы представился шанс, – пробормотала экономка. – Этот дом совсем не похож на то место, где кому-то может стать лучше. Здесь только болеют, умирают и тоскуют.
Замечание заставило Беатрикс немедленно принять решение.
– Миссис Клокер, я никогда бы не осмелилась просить вас нарушить категоричные инструкции капитана Фелана. И все же... если бы мне удалось подслушать ваш разговор с горничной и выяснить, где в настоящее время находится Альберт, вас бы никто не обвинил, правда? И если бы Альберт внезапно убежал... и если бы совершенно неизвестный человек приютил его на время, но никому об этом не рассказал, то вам нечего было бы бояться.
Экономка просияла.
– Ах, какая же вы умница!
Беатрикс сдержанно улыбнулась:
– Знаю.
Миссис Клокер повернулась к горничной и громко, внятно произнесла:
– Нелли, хочу тебе напомнить, что Альберт заперт в маленьком синем сарае возле огорода.
– Да, мэм! – Сообразительная девушка даже не взглянула на гостью. – А я хочу вам напомнить, что поводок лежит в холле, на овальном столике.
– Очень хорошо, Нелли. Может быть, тебе стоит предупредить садовника и других слуг, чтобы они не обращали внимания, если случайно заметят, как кто-то направляется в синий сарай?
– Да, мэм.
Горничная поспешила выполнить поручение, а экономка благодарно взглянула на гостью.
– Говорят, вы творите с животными чудеса. Чтобы приручить этого блохастого дьявола, потребуется истинная магия.
– Чудеса здесь ни при чем, – скромно улыбнулась Беатрикс. – Секрет успеха в терпении и настойчивости.
– Да благословит вас Господь, мисс! Альберт – ужасное животное. Если собака – друг человека, то судьба капитана Фелана вызывает тревогу.
– И у меня тоже, – искренне согласилась Беатрикс. Найти синий сарай не составило труда.
Хлипкое строение, предназначенное для садовых инструментов, сотрясалось от метаний узника. Стоило Беатрикс приблизиться, как из-за двери донесся оглушительный лай. Хотя она ни минуты не сомневалась в собственной способности усмирить разбушевавшегося зверя, яростные, почти потусторонние звуки заставили остановиться.
– Альберт!
Лай стал еще громче, но теперь к нему прибавились всхлипы, очень похожие на человеческие рыдания.
Беатрикс медленно села на землю и прислонилась спиной к стене.
– Успокойся, Альберт, – мягко попросила она. – Как только ты перестанешь шуметь, я тебя сразу выпущу.
Пес зарычал и принялся скрести когтями дверь.
Беатрикс уже успела изучить несколько книг, посвященных воспитанию собак, причем одна из них касалась непосредственно терьеров. Вывод напрашивался сам собой: бесполезно пытаться учить Альберта, основываясь на подавлении воли и наказаниях. Скорее всего подобные методы принесут лишь вред. Специалисты писали, что терьеры нередко стремятся перехитрить человека. Оставалось одно: награждать за хорошее поведение как похвалами и лаской, так и вкусной едой.
– Конечно, ты глубоко несчастен и одинок, бедняга. Хозяин уехал, а твое место рядом с ним. Но я пришла специально для того, чтобы пригласить тебя к себе домой и предложить поработать над хорошими манерами. Конечно, сделать из тебя комнатную собачку вряд ли удастся, но научить мирной жизни ничто не мешает. – Беатрикс помолчала и с задумчивой улыбкой добавила: – Признаться, я и сама с трудом вписываюсь в светское общество. Почему-то кажется, что в хороших манерах немало неискренности и даже обмана. Ну вот, наконец-то ты замолчал. – Она встала и подняла щеколду. – Постарайся запомнить первое правило: нападать на людей нельзя, это очень грубо!
