Текст книги "Тайный вампир"

Автор книги: Лиза Джейн Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Мне тогда было всего четыре года. Я не мог остановиться. Я хотел и не мог. Я скорее умер бы сам, чем умертвил мисс Эмму. Но когда умираешь от голода, то теряешь контроль над собой. И я не мог сдержаться, и пил кровь, я плакал, хотел прекратить, но продолжал пить. Когда я наконец смог остановиться, было уже поздно.

Последовала долгая пауза. Джеймс только сейчас понял, что все это время крепко держал Фила за грудки. Он медленно отпустил воротник Фила. Фил молчал.

– Она лежала на полу. Я думал, что дам ей своей крови, она станет вампиром, и все будет хорошо.

Джеймс уже не кричал. Он смотрел на темную стоянку для машин.

– Я перерезал себе вены и вымазал ей губы кровью. Она глотнула немного, но тут пришли мои родители и остановили меня. Мисс Эмме не хватило того количества крови, которое она проглотила.

Джеймс замолчал, потом вдруг встрепенулся, словно вспомнил, зачем он рассказывает все это Филиппу.

– Она умерла той ночью. Это была тяжелая смерть. В ней боролись два вида крови. И вот к утру она снова ходила по дому, но это уже не была мисс Эмма. Ее черты заострились, кожа стала серой, глаза – плоскими, как у трупа. А когда она начала… разлагаться, отец отвез ее в Инвернес и похоронил. Но сначала убил.

Почти шепотом он добавил:

– Я надеюсь, что сначала убил.

Фил медленно обернулся и посмотрел на него. Впервые за этот вечер в его глазах Джеймс увидел не ужас и отвращение, а некое другое чувство. Это похоже на жалость, угадал Джеймс.

Он глубоко вздохнул: после тринадцати лет молчания он наконец рассказал эту историю, и кому! Филиппу Норту! Но сейчас не было времени размышлять над абсурдностью ситуации. Нужно было добиться своего.

– Так что советую тебе, если не уговоришь Поппи повидаться со мной, убедись, по крайней мере, что ей после смерти не будут делать вскрытие и бальзамирование. Ты же не хочешь, чтобы она разгуливала без внутренних органов. А еще приготовь осиновый кол на тот случай, если не сможешь больше выносить ее вида.

Жалость исчезла из глаз Фила. Его губы вытянулись в тонкую дрожащую линию.

– Мы не допустим, чтобы она превратилась в… ходячий труп. Или в вампира. Я понимаю, что тебе жаль твоей мисс Эммы, но это ничего не меняет.

– Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать. Но терпение Фила иссякло. Он лишь качал головой.

– Держись подальше от моей сестры, – сказал он. – Это все, о чем я тебя прошу. Сделаешь, как я говорю, я оставлю тебя в покое, если нет…

– Что тогда?

– Тогда я расскажу всем в Эль Камино, кто ты на самом деле. Я подниму на ноги полицию, мэра, я буду кричать об этом на всех углах.

Джеймс почувствовал, как у него холодеют руки. Фил не понимал, что теперь он просто обязан убить его. Любой смертный, проникший в тайны Царства Ночи, должен умереть, а смертный, который угрожает рассказать о них всем и каждому, должен погибнуть немедленно. Здесь нет места сомнениям, нет места милосердию.

Джеймс вдруг почувствовал сильную усталость, мысли у него в голове путались.

– Убирайся отсюда, Фил, – произнес он вялым бесцветным голосом. – Да поживее. Если ты действительно хочешь защитить Поппи, то никому ничего не скажешь, потому что они расследуют это дело и поймут, что Поппи тоже знает о существовании Царства Ночи. Они убьют ее… после допроса. Как видишь, ничего хорошего.

– Кто «они»? Твои родители?

– Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех, кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держи рот на замке.

Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся и направился к своей машине.

Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным. Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большая опасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не знал только одного: Джеймс был с ним полностью согласен.

По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквенным соком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последние два дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашалась что-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, – это всегда было что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы в супермаркете. Он.почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнее время, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, что с ней происходит?

Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. Теперь Поппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной. Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словно светились диким огнем.

Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку, которая постоянно присматривала бы за Поппи.

Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства. Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.

– Не понравилась дикая вишня? – спросил Фил, подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.

Еще глоток, и она поставила банку, с консервированной вишней на столик рядом с кроватью.

– Не знаю… Вообще-то я не голодна, – сказала она, откидываясь на подушки, – извини, что зря гоняла тебя в магазин.

– Да что ты, ерунда.

«Боже, она выглядит совсем больной», – подумал Фил.

– Может, хочешь еще чего-нибудь?

Закрыв глаза, Поппи покачала головой. Движение было слабое, едва уловимое.

– Ты замечательный, ты очень хороший брат, – рассеянно проговорила она.

«Она всегда была такой живой, – думал Фил. – Отец называл ее Киловатт или Нон-стоп. Она просто излучала энергию!»

– Я сегодня видел Джеймса Расмуссена. Казалось, эти слова вырвались у него сами собой, помимо его воли.

Поппи окаменела. Руки под одеялом… нет, они не сжались в кулаки, они словно выпустили когти.

– Лучше бы ему держаться подальше отсюда.

Что-то с ней было не так. Поппи и раньше могла сердиться, но сейчас в ее реакции появилось нечто ей несвойственное: Фил никогда прежде не слышал в ее голосе этих агрессивных ноток. У него перед глазами промелькнули кадры из триллеров: марширующие мертвецы, ходячие трупы, такие, как няня Джеймса.

Что будет, если Поппи и вправду прямо сейчас умрет? Сильно ли она уже изменилась?

– Я выцарапаю ему глаза, пусть только попробует сунуться! – сказала Поппи. Ее пальцы сжимались и разжимались подобно кошачьим когтям.

– Поппи, Джеймс сказал мне, кто он на самом деле.

Странно, но со стороны Поппи не последовало никакой реакции.

– Он подонок, животное.

Что-то в ее голосе заставило Джеймса содрогнуться.

– Я сказал ему, что ты никогда не захочешь стать такой же, как он.

– Ни, за что, если это означает всегда быть с ним рядом. Я не хочу его видеть.

Фил долго смотрел на нее, затем медленно откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Его рука непроизвольно потянулась к макушке, где он почувствовал резкую сильную боль.

С Поппи что-то случилось. Ему не хотелось это признавать, но она действительно казалась странной. Нелогичной. И теперь он понимал, что она начала меняться с той минуты, когда Джеймса выставили за дверь. Так что, возможно, она и в самом деле находилась в странном, пограничном состоянии: уже не смертная, но еще и не вампир. Она не способна здраво рассуждать. Все обстояло именно так, как предсказывал Джеймс.

«Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать».

Он должен спросить ее.

– Поппи, – Фил подождал, пока на нем остановится взгляд ее зеленых немигающих глаз, – когда мы с ним говорили, Джеймс сказал, что ты согласилась… измениться. До того, как ты рассердилась на него. Это правда?

Поппи удивленно подняла брови.

– Я рассердилась на него, – согласилась она, как будто поняла только половину вопроса. – А знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты всегда его ненавидел. Теперь мы оба его ненавидим.

Фил помолчал минуту и осторожно продолжил:

– Да-да, конечно. Но когда ты не была на него сердита, тогда, раньше, ты хотела стать такой же, как он?

Вдруг на лице Поппи промелькнула тень рассудка.

– Я просто не хотела умирать, – сказала» она, – мне было страшно и очень хотелось жить. Если бы врачи могли мне помочь, я не согласилась бы на это. Но они ничего не могли сделать.

Теперь она сидела на кровати, устремив взгляд вдаль, как если бы увидела там нечто пугающее.

– Ты не представляешь себе, каково это – знать, что скоро умрешь, – прошептала она.

Филиппа обдало холодом. Нет, он не представлял себе того, о чем говорила Поппи, но он знал, он мог представить, что будет с ним, если Поппи умрет. Мир без нее станет пустым.

Они долго сидели молча. Наконец Поппи снова откинулась на подушки, под глазами у нее легли синие тени, как будто разговор утомил ее.

– Какое все это имеет значение? – сказала она вдруг бодрым голосом. – Я не собираюсь умирать. Доктора ничего не знают.

«Так вот как она справляется с этим, – подумал Филипп. – Она просто не желает знать о своей болезни, делает вид, что ее не существует». Теперь он ясно представлял себе ситуацию и знал, что делать.

– Ну ладно, я пойду, пожалуй, тебе нужно отдохнуть, – сказал он и погладил руку сестры. Рука была очень холодной и хрупкой и напоминала птичью лапку, потому что из-под кожи проступали все косточки. – Скоро увидимся.

Не говоря никому ни слова, Фил выскользнул из дома. Он выехал на дорогу и прибавил скорость. Через десять минут он был на месте. Раньше он никогда не бывал у Джеймса дома.

Открывая дверь, Джеймс холодно осведомился:

– Что тебе здесь надо?

– Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.

Джеймс отступил назад, пропуская гостя.

Квартира была просторной и пустоватой. Возле заваленного книгами и журналами обеденного стола стоял единственный стул, такой же беспорядок царил и на письменном столе. Рядом раскинулась некрасивая квадратная кушетка. И на кушетке, и на полу вокруг валялись книги и компакт-диски. Из столовой дверь вела в спартански обставленную спальню.

– Чего ты хочешь?

– Прежде всего я должен кое-что объяснить. Я знаю, ты не виноват в том, что ты вампир, но я не могу относиться к тебе иначе, чем теперь. Ты не можешь измениться, но и я тоже. Я хочу, чтобы все было понятно с самого начала.

Джеймс, скрестив руки на груди, настороженно и вызывающе поглядывал на собеседника.

– Ты не мог бы сократить свою лекцию?

– Хорошо. Я просто хочу, чтобы между нами все было предельно ясно.

– Чего ты хочешь, Фил?

Фил сглотнул. Лишь со второй или с третьей попытки, поборов собственную гордость, он наконец произнес:

– Я хочу, чтобы ты помог моей сестре.

ГЛАВА 9

Поппи металась в постели.

Она чувствовала себя совершенно несчастной. Казалось, горячее, неутомимое несчастье пылает у нее под кожей. Оно проникло в ее мозг и заполнило все тело. Если бы не эта ужасная слабость, она поднялась бы с постели и постаралась избавиться от гнетущего чувства. Но мускулы словно превратились в лапшу, и она не могла даже пальцем пошевелить.

В голове царил туман. Поппи больше не пыталась думать. Лучше всего она чувствовала себя во сне. Но сегодня сон к ней не шел. Она все еще чувствовала на губах вкус дикой вишни. Конечно, можно было бы ополоснуть губы, но даже одна мысль о воде вызывала у нее тошноту.

«Вода – это не то. Не то, что мне нужно».

Поппи повернулась на бок и прижала лицо к подушке. Она не понимала, что ей нужно, но знала, что у нее этого нет.

В холле раздался мягкий звук приближающихся шагов. Шли двое. На маму и Клиффа не похоже, к тому же они наверняка уже спят.

Послышался тихий стук в дверь. Дверь слегка приоткрылась, и в спальню скользнул луч света. Затем послышался шепот Фила:

– Поппи, ты спишь? Можно к тебе?

К большому неудовольствию Поппи, он вошел, не дожидаясь ответа. Вместе с ним вошел кто-то еще.

Это был он. Предатель. Тот, кто жестоко обидел ее, так, как никто-никто не обижал.

Ярость придала Поппи сил.

– Убирайся, или я тебя ударю!

– Поппи, пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой, – попросил Джеймс.

И тут случилось нечто удивительное. Даже Поппи, в ее полубессознательном состоянии, поняла, что происходит что-то странное, потому что Фил вдруг попросил:

– Поппи, пожалуйста, дай ему сказать. Просто выслушай его, я тебя прошу.

«Фил на стороне Джеймса?» Поппи пришла в столь сильное замешательство, что не успела им помешать. Джеймс подошел ближе и опустился на колени в изголовье ее кровати.

– Поппи, я знаю, ты обижена. Это моя вина. Я совершил ошибку. Я не хотел, чтобы Фил знал, что происходит на самом деле, и сказал ему, что притворяюсь влюбленным. Но это неправда.

Поппи нахмурилась.

– Если ты прислушаешься к своему внутреннему голосу, то поймешь, что это неправда. Ты превращаешься в телепата, и я думаю, ты уже способна прочитать мои мысли.

Фил, стоявший позади Джеймса, поежился при упоминании о телепатии.

– Я могу подтвердить, что это была ложь, – сказал он.

Поппи и Джеймс повернулись к нему в изумлении.

– Из разговора с тобой я понял одно, – добавил Фил, обращаясь к Джеймсу, но не глядя ему в глаза. – Возможно, ты действительно чудовище, но тебе не безразлично, что станет с моей сестрой. Ты не хочешь причинить ей зла.

– Понял наконец? После того, как устроил все это… – Джеймс кивнул в сторону Поппи. – Поппи,

сосредоточься, почувствуй то, что чувствую я. Пойми, что я говорю правду.

«Не буду, и ты меня не заставишь», – подумала Поппи. Но какая-то часть ее существа, та, что хотела знать правду, оказалась сильнее злой, иррациональной. Она робко коснулась Джеймса. Не рукой, а движением мысли. Она не могла бы объяснить, как она это сделала, но у нее тем не менее получилось.

Поппи увидела мозг Джеймса, светящийся как бриллиант, когда на него падает яркий свет. Это было не похоже на то, что она чувствовала прежде, когда они обменивались кровью. Теперь она смотрела на Джеймса как бы снаружи, на расстоянии ощущая его чувства. Но ей и этого было достаточно. Она чувствовала теплоту и обуревавшее Джеймса стремление защитить ее. Она ощущала и его боль при мысли о том, что она его ненавидит.

Глаза Поппи наполнились слезами.

– Ты действительно меня любишь, – прошептала она.

Серые глаза Джеймса встретились с ее взглядом, и Поппи увидела в них совершенно незнакомое выражение. Прежде Джеймс никогда так на нее не смотрел.

– В Царстве Ночи есть два главных закона, – спокойно сказал он. – Первый гласит, что смертные не должны знать о его существовании, второй запрещает любить смертных. Я нарушил оба.

Поппи не заметила, как Филипп тихо вышел из комнаты. Только тонкая полоска света скользнула по полу комнаты.

– Я не мог сказать, как я к тебе отношусь, – сказал Джеймс. – Я даже себе самому не мог в этом признаться, потому что этим подвергал тебя огромной опасности. Ты даже не можешь себе представить, какой опасности.

– И себя тоже, – добавила Поппи.

Только сейчас ей впервые пришла в голову эта мысль. Теперь эта догадка всплыла на поверхность ее сознания, как пузырь в кипящем чайнике.

– Если Законы запрещают рассказывать смертным о Царстве Ночи и любить смертных, – медленно продолжала она, постепенно приходя к ужасному выводу, – получается, что ты нарушил эти Законы и тебя ждет наказание…

Как только она произнесла эти слова, она уже знала, каким будет это наказание. На лицо Джеймса набежала тень.

– Не волнуйся об этом, – сказал он своим обычным тоном записного красавца.

Но Поппи никогда и ни от кого не принимала советов, даже от Джеймса. Ее захлестнула волна раздражения и ярости, животное чувство, подобное лихорадочному беспокойству. Ее глаза сузились, а пальцы судорожно сжались на манер кошачьих когтей.

– Не диктуй мне, о чем я должна волноваться, а о чем нет.

Джеймс нахмурился.

– Нет, это ты не диктуй мне… – начал было он и не закончил фразу. – Что я делаю! Ты по-прежнему нездорова, тебе нужна моя кровь, а я попусту трачу время.

Джеймс закатал рукав своей ветровки и провел ногтем по запястью. На месте пореза выступила кровь. Он мрачно смотрел в темноту, а Поппи не могла оторвать глаз от тонкой струйки, бегущей по руке Джеймса. Ее губы раскрылись, дыхание участилось.

– Давай, – сказал Джеймс и поднес руку к ее лицу. Поппи наклонилась и приникла губами к ранке на его запястье, как будто пыталась спасти его от укуса змеи.

Это так естественно, так просто. Так вот что ей было нужно все это время, когда она посылала Фила за дикой вишней и клюквенным соком. Эта сладкая, тяжелая

субстанция была единственной в своем роде, и ничто не могло ее заменить. Поппи жадно пила кровь.

Все было так хорошо: близость, насыщенный темно-красный вкус; жизненная сила и энергия, вливавшиеся в нее и наполнявшие ее тело до кончиков ногтей. Но лучше всего было чувствовать мысли Джеймса. Поппи была совершенно счастлива.

Как могла она не доверять ему! Как она могла плохо о нем подумать. Ведь она никого не знала так хорошо, как Джеймса.

Мне так жаль, подумала Поппи, обращаясь к нему, и почувствовала, что он ее простил и он ее любит. Пол-пи изо всех сил старалась удержать связь с его сознанием.

Это не твоя вина, ответил он.

Сознание Поппи прояснялось с каждым мгновением. Это было похоже на пробуждение от тяжелого сна. Не хочу, чтобы это кончилось, подумала она, обращаясь не столько к Джеймсу, сколько просто размышляя про себя. Но она уловила его реакцию и ощутила, как он старается быстро скрыть свою мысль. И все же Поппи успела разобрать:

Вампиры не делают этого друг с другом.

Поппи была потрясена. Неужели после того, как она изменится, они не испытают больше этой радости? Она не могла, не хотела в это поверить. Должен же быть какой-то выход…

Она снова почувствовала, как в мозгу Джеймса рождается новая мысль, но когда попыталась последовать за ней, он мягко отнял запястье от ее губ.

– На сегодня хватит, – сказал Джеймс, и его настоящий, обычный голос показался Поппи таким странным. Он не был похож на внутренний голос Джеймса, и теперь она уже не чувствовала его так же хорошо, как несколько минут назад. Они стали двумя отдельными существами. Эта разделенность пугала ее.

Как она будет жить, если не сможет больше коснуться его сознания, если ей придется пользоваться словами, которые представлялись ей теперь таким же неудобным средством общения, как дымовые сигналы? Как она будет жить, если никогда больше не сможет почувствовать его так полно, как сегодня, почувствовать, как все его существо открывается ей навстречу?

Это нечестно и жестоко, и все вампиры просто дураки, что не пользуются этой возможностью.

Едва она открыла рот, чтобы словами, такими неудобными и несовершенными, объяснить Джеймсу свои ощущения, как дверь открылась и в комнату заглянул Филипп.

– Заходи, – позвал его Джеймс. – Нам надо о многом поговорить.

Фил молча смотрел на Поппи.

– Ты… – начал было он, но остановился и сглотнул. Затем, после невольной паузы, закончил хриплым шепотом: – Тебе… лучше?

Не нужно было быть телепатом, чтобы почувствовать его отвращение. Он бросил взгляд на губы Поппи и отвел глаза. Поппи поняла, что он увидел: красные разводы, как если бы она ела ягоды. Поппи быстро вытерла губы тыльной стороной ладони. Ей хотелось сказать Филу, что к этому не нужно испытывать отвращения. Это всего лишь часть природы. Это как рождение новой жизни, чистой жизни. Это правильно. Но она лишь произнесла: – Ничего не отрицай, пока не попробовал сам.

Лицо Фила исказила судорога. И странно: Джеймс явно был с ним согласен. Он тоже считал обмен кровью страшным и черным делом и испытывал чувство вины. Поппи тяжело вздохнула и только и смогла вымолвить:

– Ну, мальчики…

– Тебе лучше, – со слабой улыбкой признал Фил.

– Кажется, я вела себя несколько странно, – сказала Поппи, – извини.

– Несколько – не то слово.

– Это не ее вина, – оборвал Фила Джеймс. – Она умирала, и у нее было что-то вроде галлюцинаций… из-за недостаточного притока крови к мозгу.

Поппи покачала головой.

– Я не понимаю. Ты взял у меня не так уж много крови в последний раз. Как могло случиться, что моему мозгу ее не хватало?

– Не в этом дело. Два вида крови вступили друг с другом в реакцию, они боролись. Если тебе нужно научное объяснение, то, пожалуй, это можно описать так: кровь вампиров разрушает гемоглобин, красные кровяные тельца в крови человека. В результате возникает кислородное голодание, и человек не может, нормально мыслить.

– То есть кровь вампира действует, как яд, – закончил Фил тоном хорошо осведомленного человека.

Джеймс вздрогнул, но не поднял глаза ни на Фила, ни на Поппи.

– Некоторым образом. Но если взглянуть с другой стороны, кровь вампира – это еще и универсальное лекарство. Благодаря ей быстрее заживают раны, восстанавливается плоть. Вампирам нужно очень небольшое количество кислорода, потому что они обладают большим запасом жизненных сил. Кровь вампиров может все. Единственное, чего она не может, – переносить кислород.

Поппи все поняла. Вот она, разгадка тайны графа Дракулы!

– Подожди. Так вот зачем вам нужна человеческая кровь! – воскликнула она.

– Это одна из причин, – согласился Джеймс, – но есть и… более важные, мистические причины. Человеческая кровь дает нам жизнь, и это главное. Мы пьем ее немного, и она обогащает наш организм кислородом до тех пор, пока наша кровь его не разрушит. Тогда мы пьем еще немного.

Поппи успокоилась.

– Понятно. Это так естественно…

– Это противоестественно, – с отвращением возразил Фил.

– Нет, естественно! Это похоже на… как ты это называешь… в биологии… на симбиоз!

– Сейчас не имеет значения, на что это похоже, – прервал ее Джеймс. – У нас нет времени на болтовню. Надо решить, что делать дальше, и все хорошенько продумать.

В комнате воцарилось молчание. Поппи поняла, о каком будущем они говорят. Она почувствовала, что и Фил задумался об этом.

– Ты все еще в опасности, – мягко сказал Джеймс, глядя на Поппи. – Нам нужно будет еще раз обменяться кровью, и сделать это надо как можно скорее. В противном случае у тебя Снова наступит ухудшение. Мы должны составить план действии на следующий раз и продумать все до мельчайших деталей.

– Почему? – настороженно и брезгливо осведомился Фил.

– Потому что тогда я умру, – просто ответила Поппи, прежде чем Джеймс успел открыть рот.

Фил вздрогнул, а она безжалостно продолжила:

– Поэтому мы и делаем все это, Фил. Мы с Джеймсом не в детские игры играем. Мы вынуждены считаться с обстоятельствами, а обстоятельства таковы» что скоро я умру. И лучше уж я умру и проснусь вампиром, чем не проснусь совсем.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Джеймс накрыл ладонью руку Поппи. Только тогда она поняла, что ее трясет как в лихорадке.

Фил устремил на них пристальный взгляд. Его лицо осунулось, под глазами легли темные круги.

– Мы же с тобой близнецы. Когда ты успела стать старше меня? – спросил Фил глухим от волнения голосом.

Джеймс вывел их из замешательства, обратившись к Филу:

– Думаю, следующая ночь подходит идеально. Ты сумеешь убедить родителей уйти из дому вечером?

Фил задумался.

– Если Поппи почувствует себя лучше и я пообещаю остаться с ней, думаю, они согласятся уйти ненадолго.

– Скажи, что им необходимо немного развеяться. Лучше, чтобы их не было поблизости.

– А ты не можешь сделать так, чтобы они ничего не заметили, как тогда медсестра в больнице? – спросила Поппи.

– Нет, я буду занят тобой, – вздохнул Джеймс, – и кроме того, существуют люди, не поддающиеся внушению. Твой брат, например. Вдруг твоя мама тоже обладает исключительно крепкой аурой?

– Я почти уверен, что смогу убедить их сходить в ресторан, – сказал Филипп. Он слегка задыхался и пытался это скрыть. – А когда они уйдут… что будет?

Джеймс посмотрел на него непроницаемым взглядом.

– Мы с Поппи сделаем то, что должны сделать. А потом мы с тобой будем смотреть телевизор.

– Смотреть телевизор, – бессмысленно повторил Фил.

– Я должен быть здесь, когда придут врачи и служащие похоронного бюро.

Услышав о похоронном бюро, Фил онемел от ужаса. Поппи тоже стало не по себе. Если бы не эта странная, сильная кровь, пульсировавшая в ней, успокаивавшая ее…

– Зачем?

Филипп требовал объяснений. Джеймс лишь покачал головой. По его лицу невозможно было прочесть ничего.

– Так надо, – ответил он, – позже ты поймешь. А теперь просто доверься мне.

Поппи решила положить конец этой дискуссии.

– Похоже, ребята, завтра вам придется помириться, – заключила она, – перед мамой и Клиффом. Иначе ваш тет-а-тет здесь будет выглядеть очень странно.

– Все будет выглядеть довольно странно, – сказал Фил, с трудом переводя дух. – Ладно. Приходи завтра после обеда, и мы помиримся. Я уговорю их уйти и оставить нас с Поппи.

Джеймс кивнул.

– А теперь мне лучше уйти.

Он встал. Фил отступил, пропуская его к двери, но Джеймс задержался около Поппи.

– Как думаешь, с тобой все будет в порядке? Поппи кивнула.

– Тогда до завтра. – Он коснулся кончиками пальцев ее щеки.

От этого легкого прикосновения сердце Поппи затрепетало, и она почувствовала уверенность, что с ней действительно все будет в порядке.

Мгновение они смотрели друг на друга, затем Джеймс отвернулся от нее и вышел.

«Завтра, – подумала Поппи. – Завтра я умру».

«В этом что-то есть», – размышляла Поппи. Не многим дана привилегия знать свой смертный час. Не многим удается проститься с близкими так, как сможет проститься она. И неважно, что она умирает не по-настоящему. Когда гусеница превращается в бабочку, как гусеница она тоже умирает – и больше никакого блеска, и никаких листочков на завтрак. Поппи перестанет существовать, она не будет больше ходить в школу Эль Камино и в этой кровати спать больше не будет.

Все останется в прошлом: ее семья, родной город, ее реальная жизнь смертного человека. Она вступает в новую, странную жизнь, о которой не имеет ни малейшего представления. У нее остается лишь вера в любовь Джеймса и в свою способность приспособиться к любой ситуации.

Это было странное чувство, будто смотришь на уходящую вдаль извилистую дорогу, конец которой скрыт в туманной мгле. Не будет больше катания на роликах, никогда больше не ощутит ее нога холодный бетон местного бассейна. Она не будет больше ездить за покупками в ближайший супермаркет.

Ей хотелось заглянуть в каждый уголок своей комнаты и попрощаться со всем, что ее окружает. Прощай белый платяной шкаф, прощай письменный стол, за которым написаны сотни писем. Прощайте белые занавески, прощай полог над кроватью, благодаря ему она чувствовала себя принцессой из волшебной арабской сказки. Прощай музыкальный центр.

Мой музыкальный центр! Мои диски! Я не могу их оставить, не могу, не могу!..

Нет, конечно, она могла. У нее просто не было выбора. Хорошо, что, перед тем как выйти из комнаты, она подумала о музыкальном центре. Это подготовило ее к прощанию с людьми.

– Привет, мам, – дрожащим голосом произнесла она, заходя на кухню.

– Поппи, я не знала, что ты встала.

Она крепко обняла маму и вдруг ощутила, скольких вещей ей будет недоставать там, в ее новой жизни: холодка плитки на полу в кухне, запаха кокосового масла, которым пахнет мамин шампунь, маминых рук и тепла ее тела.

– Хочешь есть, дорогая? Ты сегодня хорошо выглядишь.

Поппи не могла вынести взволнованного, пытливого маминого взгляда, а мысль о еде вызывала у нее тошноту. Она уткнулась в мамино плечо.

– Просто обними меня.

Поппи вдруг поняла, что не сможет проститься со всеми своими близкими. Она не сможет за один день разрубить эти тесные связи, удерживающие ее в этом мире. Ей выпала редкая удача – знать, что сегодня ее последний день, но прожить его ей придется совершенно обычно, как любому «неподготовленному» смертному.

– Просто помни, что я тебя люблю, – прошептала она в мамино плечо, моргая и стараясь сдержать слезы.

Потом она позволила маме отвести себя в постель. Все оставшееся время она проговорила по телефону. Она старалась узнать хотя бы еще немного о той жизни, которую ей суждено покинуть, и о людях, которых считала друзьями. Она училась все это ценить.

– Привет, Элани, я по тебе соскучилась, – говорила она в телефонную трубку, глядя на солнечные лучи, бьющие в окно спальни.

– Привет, Брейди, как дела?

– Привет, Лаура, спасибо за цветы.

– Поппи, как ты? – спрашивали все ее друзья. – К тебе можно? Когда мы увидимся?

Поппи не знала, что ответить. Она очень хотела позвонить папе, но никто не знал, где он.

А еще она очень хотела прочитать пьесу «Наш городок», которую задавали еще в прошлом году, а она так и не прочитала. В ней шла речь об умершей девочке, которой довелось оглянуться на один-единственный день в своей жизни и по-настоящему оценить его. Возможно, это помогло бы ей разобраться в собственных чувствах, но было уже слишком поздно.

«В школе я все пропустила мимо ушей», – поняла вдруг Поппи. «Я использовала свои мозги, чтобы перехитрить учителей, а это совсем уж глупо». Она поняла, что по-новому стала относиться к Филу, она уважала

его. Он искренне старался научиться чему-нибудь полезному. Очевидно, ее брат был совсем не тем достойным сожаления занудой, каким она себе его представляла. Может быть, он действительно был прав, ругая ее в свое время за лень.

«Я так изменилась», – подумала Поппи и вздрогнула.

Что было тому причиной – то ли бегущая по ее сосудам чужая кровь, то ли болезнь, разрушавшая ее плоть, то ли она просто сильно повзрослела, – но она изменилась.

Раздался звонок в дверь. Даже не покидая комнаты, Поппи знала, кто пришел. Она чувствовала приближение Джеймса. Он пришел, чтобы завершить начатое. Поппи посмотрела на часы. Невероятно! Уже четыре часа. Время неудержимо неслось вперед.

«Не волнуйся. У тебя есть еще несколько часов», – напомнила она себе и снова взялась за телефон. Но вот в дверь ее спальни постучала мама.

– Дорогая, Фил думает, что мы с Клиффом можем оставить тебя ненадолго. Пришел Джеймс, но я сказала, что ты не хочешь его видеть. И я действительно не хочу уходить от тебя сегодня вечером, – миссис Хилгард казалась необычно возбужденной и растерянной.

– Нет, мам, я буду рада повидать Джеймса. Правда. И я думаю, тебе надо отдохнуть. В самом деле.

– Что ж, я рада, что вы с Джеймсом помирились. Но я все же не уверена…

Некоторое время ушло на то, чтобы убедить миссис Хилгард, что Поппи чувствует себя гораздо лучше, что впереди у нее недели и даже месяцы жизни, что нет никакой необходимости сегодня вечером сидеть дома.

Наконец мама поцеловала Поппи и согласилась. Оставалось только попрощаться с Клиффом. Он обнял Поппи, и она простила ему, что он занял место ее родного отца. «Ты очень старался, – подумала она, отрываясь от его черного костюма и глядя на его квадратный мальчишеский подбородок. – И ты должен будешь позаботиться о маме, после того как все закончится. Так что я прощаю тебя. Ты в самом деле ничего парень».

Вот мама и Клифф выходят из комнаты. Настало время окончательно с ними проститься. Поппи окликнула их, они оба остановились и, улыбнувшись, помахали ей.