Текст книги "Не может быть (СИ)"
Автор книги: Лия Блэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Не может быть
Глава 1
Начало февраля выдалось холодным и почти без солнца. Его, пусть не греющего, но хотя бы ободряющего хотелось как никогда. Но городу достались лишь колючий, обжигающий щёки ветер да полированные льдом дороги. Деревья кутались в роскошные снеговые манто, а люди в привычные бесформенные пуховики.
Пряча нос в накрученном наспех шарфе, Оля Смирнова брела домой. Все мысли занимала новость, которая грозила вот-вот стереть последние частицы самообладания. Держалась на привычном упорстве и силе воли. Казалось бы, должна привыкнуть к безжалостным пинкам судьбы, но на деле – ни черта. Как любой нормальный человек, она надеялась на лучшее для себя и, конечно, грезила о счастье.
Закрыв за собой дверь, она швырнула на тумбочку ключи, расстегнула пару пуговиц пуховика, размотала шарф и привалилась спиной к обитой дерматином поверхности. Отклонив голову назад, прикрыла глаза, позволяя теплым слезам очертить дорожки по вискам.
Медленно сняв верхнюю одежду, разувшись, Оля прошла в комнату и присела на диван. Осталось найти в себе силы говорить ровно и не впасть в истерику.
– Куся, ты можешь ко мне приехать? – Оля шмыгнула носом и прогундела в трубку, вытерев слезы со щек.
– Конечно… – ответила Виктория Сальская. – Лель, ты че, ревешь, что ли?
– Приезжай, а? – говорить по телефону не хотелось. Да и что она могла сказать, когда слезы душили?
– Буду через полчаса. Прекращай рыдать. Умойся и чайник ставь, – протараторила Вика и тут же добавила: – Хотя не ставь. Я привезу что-нибудь покрепче. Жди.
Пока ждала подругу, Смирнова силилась не провалиться в состояние безысходности. Смотрела по сторонам, обводя взглядом родные стены и вдыхая привычный запах. Старые часы на стене громко тикали в тишине квартиры, отсчитывая секунды. На журнальном столике стояла рамка с совместной фотографией Оли и бабушки. Потертый ковер на полу давно потерял яркость. Сервант у стены напоминал, как давно хозяйка не вытирала пыль. Бабушка бы не одобрила…
Сальская ворвалась ураганом, водрузив на тумбочку в прихожей бутылку мартини. Скрытую черную молнию на ботфортах заело, и Вика пыхтела как паровоз и материлась.
– Когда у тебя табуретка появится? В этой конуре хрен развернешься, – победив обувь, она выпрямилась и внимательно посмотрела на зареванную хозяйку: – Что стряслось? Хотя стой! Давай выпьем и ты всё расскажешь.
Так и сделали, но Олька нет-нет, да дергала соплями, предаваясь жалости к себе.
– Все, теперь говори, – Вика сделала несколько глотков, сидя на диване в гостиной с поджатыми под себя ногами.
– Мне надо родить, – всхлипнула Оля и залилась слезами. Отчаянно. Горько.
– Э-э-э, стопэ! Ты че нюни распустила?! – Вика поставила стакан на низкий столик и ткнула подругу локтем. – Я вообще не въехала про ребенка. Ты беременная, что ль?
– Кусь! – возмутилась Смирнова. – Офигела? От кого? Ветром надуло?
– Вот и я думаю… от кого? – не унималась подруга, снова прикладываясь к светлой жидкости.
– Медосмотр у нас был. Вернее, я проходила. Для работы надо, ну ты знаешь, – Вика кивнула в знак подтверждения. – Анализы мои не понравились врачу. Направил меня дальше. Обошла всех. В общем… по-женски у меня проблемы. Гинеколог сказала, что родить надо срочно и, может, тогда операция не понадобится. В противном случае после операции у меня детей не будет…
После последних слов Оля упала на грудь Сальской и зарыдала. Бубнила что-то, будто сетовала о жизненной несправедливости, но кто ж разберет в истерике.
– Может, к другому доктору сходить? Нормальному специалисту, – предложила Вика. – Знаешь, врачи тоже ошибаются. Просто сказать: «роди»… А что ты потом делать будешь? На пособие в пятьдесят рублей ребенка кормить? Красавцы, ничего не скажешь!
– За что мне все это, Кусь? – успокоившись, вздохнула Оля и икнула. – Может, правду говорят, что дети отвечают за грехи родителей…
Смирнова часто об этом думала и как-то легче ей было, что ли. Жертвенность – все лучше, чем тотальное невезение.
– Так. Ты из головы фигню выбрось, ага? Давай думать, что можно сделать, – Вика осушила свой бокал и налила еще. До краев. – Да уж, ситуевина. Короче, я денег скопила немного. Поедем завтра же к другому доктору. Если просвета ноль целых хер десятых, то будем думать о генофонде. Договорились?
– Кусь… – попыталась возразить Оля, зная, как подруга мечтает купить машину. Копит на нее уже полтора года.
– Давай только без нюней и соплей, – отрезала та, прекрасно понимая, что хочет противопоставить ей Оля.
– Как думаешь, мне смогут ЭКО сделать со скидкой? – вдруг спросила Смирнова, где-то мысленно смирившись с мыслью о родительстве и даже… тайно желая этого.
– А что, у нас в мире ебари перевелись? – удивилась Вика, опустошив второй стакан.
– Ты че… хочешь, чтоб… я… – Оля осеклась. Даже в самых кошмарных снах она не представляла себя с мужчиной. Вернее, представляла, но только с одним, а он для нее был недоступен.
– Зачем платить за то, что тебе с радостью даст любой – только свистни! – Вика махнула рукой, словно решила обрисовать планету.
– Не-не, – запротестовала Оля, поморщившись. – Только ЭКО! Я не собираюсь спать с первым встречным… Попадется какой-нибудь Огурцов, и вешайся потом…
Глава 2
Поездка к другому доктору ровным счетом ничего не дала. Диагноз поставили тот же и рекомендации были слово в слово: «Надо как можно быстрее родить». Точка.
В тот же день подруги заехали в центр планирования семьи, где получили полную консультацию об ЭКО и расчет стоимости, который совсем не порадовал Олю. Ей на подобное мероприятие надо год работать и не жрать.
Подруги сидели на скамейке в сквере. Ситуация казалась безвыходной, особенно для Смирновой. С ее жизнью, возможно, надо смириться с неизбежным, но как отказаться от будущего? Она все еще помнила рассказы бабушки и теплоту в голосе, когда та делилась историями своего нелегко труда.
Кто-то там… наверху, явно отсыпал Оле лишних колдобин на жизненном пути, и как их обойти, она не знала.
– Так. Моих денег не хватит, – прикидывала варианты Вика. – Попробую с родителями поговорить. Ты только не раскисай, Лель. Родим. Тут больше надо думать, что тебе в декрете делать. Надо уже сейчас курсы какие закончить, чтоб могла на дому пахать.
– Я тоже о курсах думала. Может, корректором пойти? У меня всегда русский и литература были «отлично». С серьезными текстами, может, не справлюсь, но научусь. Было бы желание, – согласилась Смирнова. – Кусь, а с предками не разговаривай. Стыдно это…
– Стыдно ссать в фонтан прилюдно, а это вопрос жизни и смерти. Не гунди. И так настроение ни к черту, – Вика потерла колени, разгоняя кровь. – И встань с лавочки! На улице не месяц май. Застудишься.
Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Вика помогла с деньгами, а Оля записалась на прием через две недели. Медицинский центр был лучшим в городе, запись большая, но вопрос о другом учреждении даже не стоял. Если делать что-то, то только у проверенных специалистов. Вторую такую сумму Оля никогда не соберет. Ей бы накопленные подругой деньги вернуть лет за десять.
Время близилось к одиннадцати часам вечера, когда в дверь позвонили. Оля встрепенулась. Кого могло к ней принести в такой час и без звонка – непонятно. Встав с дивана, она сунула ноги в тапочки и пошла открывать.
– Кто? – осторожно спросила, не спеша отпирать.
– Конь в пальто! – раздался с той стороны голос Вики.
Оля быстро щелкнула замком и распахнула дверь.
– Что случилось? – Смирнова так привыкла к жизненным потрясением, что ничего хорошего от столь позднего прихода подруги не ожидала. Молилась про себя, чтоб только дома у Вики было все в порядке, потому что сама Куся жива и вроде здорова.
– Случилось! – выпалила та, запыхавшись, присев на многострадальную тумбу. – Воды принеси…
Оля послушно сбегала на кухню, набрала воды и принесла подруге. Та осушила стакан залпом и, еще немного отдышавшись, заговорила.:
– Короче, звезды тебе улыбнулись, подруга. Завтра выпускной. Тьфу, бля! Завтра встреча выпускников школы. Девчонки с нашего потока говорят, Державин будет. Леля! Это твой шанс не ломать целкость хирургическим путем и зачать от хорошего генофонда!
Оля стояла и не понимала вообще, о чем говорит Сальская.
– Погоди, Кусь… Ты че, с ума сошла? – подобный вариант вообще не укладывался в голове Смирновой. Никак. Она что, подойдет и скажет: «Привет, заделай мне ребенка»?!
– Оль, не тупи! – вспылила Вика. – Подумай своей головой. Когда еще такой случай выпадет? А тут и мечта твоя об Олеге исполнится, и бебик от любимого мужчины! А? Ну кто тут молодец?!
– Да как я ему скажу? Ты что?! – Оля смотрела на Вику и не узнавала в гриме. Ну что за идеи в ее голове рождаются?
– Ой, дура ты, дура, Лель. Кто о таком говорит-то? Я все устрою. Ты мне только скажи, ты согласна? – подруга смотрела на Смирнову так, словно от ее ответа зависела жизнь всего человечества.
– Как-то это неправильно, Кусь…
– Не ешь мне мозги! – гаркнула та и подорвалась с тумбочки, которая жалобно скрипнула, обещая в следующий раз обязательно развалиться. – Ты хочешь провести с Олегом ночь? Да или нет? Все просто.
– Хочу, – призналась Оля, а у самой ладошки вспотели от напряжения и… чего-то еще… Непередаваемого. Запретного.
– Тогда завтра будь готова к девяти часам вечера. Придем туда, когда все уже по полной накидаются. Ферштейн?
Оля лишь кивнула, потому что сейчас она согласилась на самую отчаянную авантюру.
– И еще… – продолжила Вика. – Посмотри сегодня что-то про секс. Да не криви ты лицо! Должна же ты знать, что и куда вставляют, и не упасть без чувств от вида члена.
Чем больше подруга говорила, тем больше Оля кусала губы. Афера уже не казалась такой сладкой и будоражащей. Все она прекрасно знала и про члены, и про что и куда вставляют, только едва думала об этом, как о завтрашнем приключении, – так сразу тошнота подкатывала.
– Так, я побежала. А ты пока с мыслью свыкайся, – победно улыбнулась Вика.
– А если я не забеременею? – вдруг поинтересовалась Оля.
– С первого раза подобное маловероятно, но прецеденты были. И вообще, у нас всегда есть план «Б», ты же знаешь. В любом случае, Лель, пусть хоть одна твоя мечта исполнится, – Вика улыбнулась и добавила: – Даже если это первый секс с таким уродом, как Державин.
– Он не урод! Огурцов – да! – запальчиво запротестовала Смирнова.
– Конечно-конечно, – в примирительном жесте Вика подняла руки ладошками вперед. – Пардон! Он же принц… – а уже в дверях добавила: – Хотя больше конь.
Смех Вики еще минут пятнадцать стоял в ушах Оли. Все было странным и неправдоподобным. Сейчас она проснется и все встанет на свои места.
Глава 3
Устроившись на кровати, Смирнова полчаса пялилась в потолок. В голове куча мыслей и ни одной конкретной. Винегрет.
Силясь уснуть, она просматривала слайды прошлого, вспоминая время, когда была полна надежд и прекрасных мечтаний.
Сейчас многое казалось нереальным. Словно было не с ней. О чем она тогда думала? Боже, смешно… и до отчаянной боли прекрасно.
Школа.
Беззаботная пора, полная предвкушений, приключений и, конечно, романтической светлой любви.
Оля зарылась под одеяло, подтянула колени почти к подбородку. Вперилась взглядом в одну точку на стене, позволяя себе устать и провалиться в долгожданный сон. А картинки из детства мелькали перед глазами…
Прошлое…
– Леля! Ты опять? – раздраженный шепот подруги у самого уха напугал Олю до онемения конечностей.
– Куся, кажется, ты меня до инфаркта довела, – пролепетала несчастная, в очередной раз застуканная за своим постыдным занятием.
Ей не надо было поворачиваться, чтобы снова увидеть праведный гнев на лице Вики Сальской.
Вот уже три года, три чертовых года Смирнова выслеживала того, кто занимал все ее мысли с шестого класса. Караулила в столовой; перебежками, прячась за деревьями, провожала домой; подглядывала из-за угла школы, вот как сейчас, стоило обожаемому субъекту выйти с пацанами на перекур. И что еще хуже, писала ему записки. Нет, не просила о встречах. В них неизменно были стихи о любви, дифирамбы и панегирики.
Подбрасывать эти писульки самой не получалось, потому что Олег Державин на два года ее старше и пересечься в кабинетах возможности не было. И тут на помощь приходили доверчивые и подкупаемые первоклашки, которые за жвачку с удовольствием таскали письма воздыхательницы старшекласснику.
– Не говори, что ты подослала к нему очередную малявку… – Вика пристроилась к влюбленной дуре за углом школы и наблюдала, как Петька из 2 «А» протягивает Державину аккуратно сложенный листок бумаги. – Олег точно тебя убьет. Прямо на своем выпускном прикончит, Лель.
– Он не знает, что это от меня, – отмахнулась Смирнова, не отрывая взгляда от любимой фигуры.
– Вся школа знает, наивная ты простота! – прошипела подруга и тут же затихла. Не хватало еще привлечь к себе внимание. Ладно Олька… про нее всем известно, но Вика не такая.
– Знал бы – уже бы убил, – резонно парировала Оля и улыбнулась.
Ее мысли были далеки от «убьет и прикончит». В ее фантазиях он подойдет, посмотрит на нее… и они уйдут в закат, взявшись за руки. Вот так все и будет.
У крыльца школы стояла компания старшеклассников. Кто-то курил, кто-то оживленно о чем-то спорил, и только Олег вел себя по-царски. Сложив руки на груди и слегка склонив голову к плечу, он молча слушал, изредка кивая.
Подружиться с ним хотели все. Одних привлекала его манера держаться по-взрослому, других же откровенно интересовало его благосостояние. Ну а как иначе? Папа известный бизнесмен, мама какая-то шишка на телевидении. Упакован будь здоров! Хулиганом парень не слыл, но врезать мог – закачаешься! Не зря бегал постоянно на тренировки по рукопашному бою. И об этом, конечно же, Оля тоже отлично знала.
– Олег, это опять тебе… – рыжеволосый второклашка сунул записку адресату, но уходить не торопился. Когда еще будет возможность постоять со взрослыми пацанами.
– Ха! Опять твоя таинственная незнакомка изводит леса планеты пустой херней? – заржал Валерка Огурцов, затягиваясь сигаретой.
Понять, почему такой прекрасный Державин дружит с таким страшным Валерой, Оля не могла. Реально. Белобрысый Огурцов хоть и носил косую челку и в плечах однокласснику не уступал, но все же был уродом: нос на половину лица, глазки маленькие, губы тонкие и зубы кривые, с постоянным желтым налетом. От никотина, наверное.
– Не незнакомка, а Олька из 9 «Б», – резонно уточнил Петя, поправив очки на переносице и махнув рукой в сторону угла, за которым притаились девочки. – Она уже всех жвачками закормила.
Вика от услышанного выматерилась, а Смирнова забыла, как дышать.
– Ну что я тебе говорила?! – прошипела подруга, забавно кривя физиономию. – Валим отсюда, пока вся эта шобла нас не застукала. Потом позора не оберемся, – затем подумала, смерила Ольгу взглядом и добавила: – Хотя тебе это уже пофигу.
– Ты иди, – сдаваться Смирнова не собиралась.
В конце концов, осталось каких-то полгода, и Олег закончит школу. Уедет. Терять драгоценные минуты, когда она может его видеть – непозволительно. Потом всю жизнь жалеть будет!
– Вот же упертая! Позвони мне вечером.
Вика не стала искушать судьбу и поспешила ретироваться, хоть для этого и пришлось обежать половину здания. Благо запасной вход никто не закрывал.
Ничто не могло заставить Смирнову покинуть своего места, если Державин находился в поле зрения. Она грезила о нем постоянно. Когда в ее душе возникло это глупое и всепоглощающее чувство – сама не знала. Может, когда он подмигнул в столовой? Или, когда помог Оле подняться, поскользнувшейся на накатанном до льда снегу у крыльца школы и рухнувшей к его ногам? А может, ветреный и несносный Амур выпустил стрелу и поразил сердце наивной школьницы ради забавы… Вика точно выбрала бы последнее. Потому что иначе как бредовым она все происходящее не называла.
Немного отдышавшись после заявления второклашки, Смирнова осторожно высунула нос из-за угла. Никто в ее сторону не смотрел. Выдохнула с облегчением.
– Ладно, – услышала она голос Олега, – пора на урок…
Пара минут – и компания рассосалась, оставив после себя лишь пару брошенных окурков.
Оля прислонилась затылком к шершавой стене школы и закрыла глаза.
«Какой же он красивый, – мысленно восхитилась она. – Голос бархатный. Глаза – омуты…»
– Это когда-нибудь прекратится? – тот самый восхваленный ею голос, раздался откуда-то сверху, и она невольно подумала, что у нее галлюцинации.
Медленно раскрыв глаза, она уперлась взглядом в Олега, который нависал над ней, расставив руки по обеим сторонам от ее лица, уперевшись ладонями в стену. Так близко она его никогда не видела. Засмотрелась. Залюбовалась. Голова закружилась от счастья.
– Эй! Я задал вопрос! – вернул поплывшую мозгом девушку в реальность Державин.
– Это… это не я, – тут же ответила Оля.
– Что именно не ты? – Олег наклонился еще ниже к ее лицу. Смотрел серьезно. Даже угрожающе.
– Записки… не я, – выпалила Смирнова и покраснела так, что уши обожгло.
– А кто говорил про записки? – не унимался старшеклассник, загоняя дурочку в угол. Не давая той подготовиться, придумать правдоподобное объяснение.
– А про что ты говорил? – Оля сглотнула и машинально поправила растрепавшиеся волосы. Как-то не вовремя она спохватилась привести себя в порядок.
– Долго за мной ходить будешь? Достала уже, – процедил Державин. – Еще раз замечу – пожалеешь! Поняла?
Оля молчала. Смотрела на него и испытывала неконтролируемое глупое чувство счастья.
– Я спрашиваю, поняла?! – с нажимом гаркнул Олег, и та вздрогнула.
– Поняла…
– Ненормальная! – припечатал юноша и поспешил удалиться, оставив ее наедине со своими мыслями.
Спустя пять минут Оля отмерла, а следом съехала спиной по стене, ощущая легкую дрожь в ногах. Чувство стыда вылезло на лице алеющими щеками, и она, прикрыв глаза, тихо пискнула. На подобную встречу школьница точно не рассчитывала, хотя признала, что не отказалась бы повторить. Некрасиво получилось. Понятно, что теперь надо быть осторожнее и внимательнее, ведь отказываться от своей любви она не собиралась.
С этого дня Смирновой оставалось лишь провожать объект обожания взглядом, когда заканчивались уроки, и вздыхать. Однако записки писать сталкерша не перестала, хоть и видела, как Олег, не читая, выкидывает их в мусорку.
Глава 4
Время размеренно двигалось вперед, четко отсчитывая минуту за минутой. Один день сменял другой, без права на возврат предыдущего. Оля зачеркивала очередную дату в календаре, с болью думая о дне, когда не сможет увидеть в школе того, кто прочно поселился в ее душе.
Девушка сидела с кружкой чая у окна, ожидая прихода Вики и наблюдала за сорванцами во дворе. Она и сама была бы не прочь беззаботно побегать, только компанию составить некому.
– Олюшка, – позвала бабушка, отвлекая внимание от бесконечно снующих по детской площадке детей. – Не помнишь, куда я положила свою социальную карточку? Хочу доехать до Клавдии Петровны, а то обещаю второй год, да все никак не соберусь.
– Посмотри в тумбочке. В прихожей. – ответила Оля, делая большой глоток ароматного напитка. – Привет ей передавай. Скажи, что я скучаю по ее пирожкам.
– Вам, молодым, только б жрать да гарцевать, – усмехнулась пожилая женщина, перекладывая найденную пропажу в карман теплой куртки.
Смирнова жила с бабушкой сколько себя помнила. Родителей своих никогда не видела. Когда-то предполагала, что те погибли или еще чего пострашнее с ними приключилось, но бабуля миф развеяла. Правда, не вдаваясь в подробности. Вроде как отмахнулась. Сказала, что мать ее, Олина, непутевая. Нагуляла дочь, а потом влюбилась и уехала в неизвестном направлении. На просьбу показать хоть одну фотографию мамы – бабушка фыркала. Говорила, что после ссоры все сожгла. Якобы простить не может гулящей, что Ольку бросила.
Наталья Тимофеевна – бабушка Оли – женщиной была строгой, но справедливой. Хотя внучку баловала постоянно. Бывало, прикрикнет, а через пару минут уже зовет оладушки кушать или денег сует на шоколадку. С окончания института проработала та в отделении гинекологии Центральной городской больницы. От акушерки до заведующей дослужилась. Многие в городе ее уважали и были благодарны.
Несмотря на все заслуги, зажиточной Наталья Тимофеевна не стала. Жила как все, а выйдя на пенсию – хуже многих. Перебивались они с копейки на копейку, но их идиллии это не нарушало. Любили друг друга очень. Бабушка так и говорила Оле: «Ты моя душевная радость».
Сама Смирнова внешностью пошла в отца. Так она думала. Сходства с бабушкой никакого. Та была по молодости жгуче-черной, смуглой, а Олька белокожая, с каштановыми волосами. У бабушки глаза зеленые, слегка выцветшие с возрастом, а у внучки голубые, словно серебряными нитями по радужке приправленные.
– Не шалите тут без меня. И Вике скажи, чтоб по серванту не лазила! – напутствовала женщина, выходя из дома.
И все-то она знала и замечала. Вика и правда любила по шкафам рыскать. У нее дома таких старых вещей не было никогда. Сальская из семьи обеспеченной. Не такой, конечно, как у Державина, но все же. Родители подруги амбициозные, современные, дома все по последнему веянию моды.
Как они смогли подружиться: невзрачная Оля и яркая рыжеволосая Вика – загадка. Увиделись в первом классе на линейке – и все, не отлипали друг от друга с того момента. Если Вика росла бойкой и рассудительной, то Оля слыла ее полной противоположностью. Легковерная, ранимая и вечно летающая в своих грезах. Смирнова знала, что порой эти качества доводили ее подругу до белого каления.
Так в третьем классе кто-то сказал Оле, что если мыть полы десять дней подряд, то добрая фея обязательно увидит и сделает ту принцессой. Когда наивная школьница заявила, что принцессой быть не желает, ее подловили на желаемом – сделает волшебницей. Как тогда Вика убеждала Олю одуматься! Тщетно. Вот Оля и стала бессменным дежурным на целый месяц. Мыла пол на совесть. Руками.
В пятом классе ей “открыли секрет”, мол, директор школы давно мечтает, чтобы ему в День рождения кто-нибудь спел под окнами песню его детства «Пропала собака». Но все, дескать, стесняются… а сурового мужчину жалко. Видел бы кто, как тогда Сальская тащила Смирнову из-под директорских окон… Но та лишь громче орала выученную на совесть песню. С душой. Почти рыдая от слов произведения.
И это самые безобидные розыгрыши, которым подверглась Оля. Хотя в шестом классе она дала-таки Вике слово, что будет во всем и всегда доверять только ей и никому больше.
Смирнова знала, что подруга ее влюбленности в Державина не разделяла и вообще не понимала, что она нашла в юноше. Мол, красавцем его не назовешь. Нет, смазливый, конечно, но все же. Черты лица слишком нежные, и сам он чересчур холеный, как глянцевый журнал. Романтичная дурочка только пожимала плечами на каждое высказывание об Олеге и улыбалась. Сама не знала, почему втрескалась по уши в этого старшеклассника.
В общем, все у Оли было хорошо, по ее меркам: крыша над головой, бабушка, лучшая подруга Куся и даже любимый мальчик.
… Едва за старушкой закрылась дверь, раздался звонок. Подскочив с насиженного места, девушка поспешила открыть.
– Куся, хочешь чая? – помогала Оля подруге снять верхнюю одежду.
– Ага, – скинув сапоги, Сальская прошла в комнату, словно вернулась домой.
– Сейчас, – улыбнулась Смирнова и поспешила на кухню, предоставляя Вике возможность самой себя развлекать.
Вернувшись в комнату с чаем и вазой с конфетами, Оля не удивилась увиденному. Сальская рыскала с маниакальной одержимостью по шкафам.
– Обалдеть! Мне капец как запах нравится, – приговаривала Вика, копаясь в бумагах на верхней полке самой дальней антресоли. – Стариной и чем-то нереальным. Не могу объяснить. Словно тут есть какие-то сокровища.
– Моль там есть, – усмехнулась Оля.
– О, смотри, – воскликнула подруга. – Тут свидетельство об удочерении…
Не понимая, о чем говорит Сальская, девушка подошла и взяла документ из ее рук.
– Свидетельство об удочерении Смирновой Ольги Ивановны… – зачитала она вслух. Туман в голове сгустился. – Кусь, я что… приемыш?
– Лель, так тут написано, – заметно занервничала подруга.
– А как же мне теперь…
Как-то в момент Оле стало не по себе. Пусто и горько. Будто она одна-одинешенька во всем мире. Выброшенный за ненадобностью приплод, который подобрали из жалости, а может, по другим причинам, о которых она даже не догадывалась. В груди неприятно ныло, саднило, пекло́. Слезы выступили на глазах и многое стало понятным. И про отсутствие фотографий, и про внешнее различие, и про нежелание бабушки говорить о родителях. Только как теперь жить с этим знанием – не знала.
– Эй! – встряхнула ее за плечи Вика. – Смотри, тебя удочерила Наталья Тимофеевна почти сразу, как ты родилась. Спустя месяц после твоего рождения.
– И что?
– А то, что твоя бабушка тебя с первых дней воспитывает и заботится! – потыкала Сальская Смирнову пальцем в лоб. – Мозги твои где? Не тот родитель, кто родил, а тот, кто воспитал! Я слышала, как моя тетка говорила это своему сыну. Твоя бабка кучу детей приняла, а тебя забрала себе – значит, полюбила сразу.
– Или пожалела, – всхлипнула Оля.
– И что теперь? Любить ее не будешь? – вскинула руки подруга. – Что меняет эта бумажка? Да твоя бабуля – герой!
Растерянность Смирновой стала отступать. В словах Вики был здравый смысл. Обидно, конечно, что она оказалась брошенным ребенком, – отказничком, как их называла бабушка, – но… таковой девушка себя никогда не чувствовала. Всегда была окружена заботой и любовью.
– Как думаешь, стоит сказать бабушке, что я знаю? – вытерла она слезы.
– Я бы скрыла, – подумав, ответила подруга, убрала бумаги на место и уселась на диван. – К чему объяснения? Бросили, ну и фиг с ними. Она же не бросала, хоть и одна была. Зачем причинять боль своими признаниями? Захочет – сама расскажет. Или ты решила найти своих родственников?
– Нет! Зачем искать тех, с кем я и дня не жила?
– Тогда забудь и живи дальше, – Вика засунула в рот конфету и запила чаем. – Да и Наталью Тимофеевну не надо огорчать. Человек пожилой, мало ли, разнервничается…
– Куся, давай больше без перебирания серванта, а? Я с ума сойду от новых открытий, – вздохнула Оля.
– Честное пионерское! Никогда больше, – то самое «пионерское» Сальская изобразила забавным жестом, который подсмотрела в одном из фильмов.
После ухода подруги Оля долго думала над тем, что открылось. Чем больше вопросов рождалось, тем меньше хотелось погружаться в правду. Бабушка стала родным человеком, и Вика права, напомнив о ее здоровье. Лучший выход – не лезть с расспросами. Захочет – поведает все секреты. Плохого точно ей никогда не сделает, а доверие – это важная составляющая в их отношениях.
И Смирнова продолжала изображать неведение, оберегая себя и единственного близкого человека от ненужных переживаний. Где-то в душе хотелось еще больше угождать пожилой женщине во всем, в знак благодарности. В душе поселился иррациональный, но осязаемый страх, что бабушка может отказаться от нее сейчас или пожалеть об удочерении…
