Текст книги "Камень ангела"

Автор книги: Ливи Майкл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

11

Было воскресенье, но миссис Баттеруорт заявила, что в церковь никто не пойдет. Весь день звонили церковные колокола, после службы люди заходили в кабак. К концу дня в трактир набилось невероятно много народу, и миссис Баттеруорт без конца рассказывала о событиях прошедшей ночи.

Весь день в груди Саймона копилась тревога, словно вокруг него смыкались когти какой-то огромной птицы. Он уронил кувшин с молоком, сжег мясо на вертеле и порезался ножом для хлеба. Кончилось тем, что его услали во двор, к свинье Матильде. По лицу матери он видел, что она тоже расстроена, но не удалось улучить ни минутки, чтобы перемолвиться с ней словом. Однако посетители рано разошлись, так как назавтра снова был рыночный день. Мать отправила Саймона спать, сказав, что доделает за него работу.

Но не успел мальчик опустить голову на подушку, как раздался страшный стук в парадную дверь. Он соскочил с постели и скатился вниз по лестнице, спеша к матери.

Тук-тук-тук!

– Что, черт возьми, происходит?! – возмутилась миссис Баттеруорт, распахивая дверь.

Саймон, который одолевал последний лестничный пролет, увидел на улице всадника.

– Миссис Баттеруорт! – произнес он громовым голосом. – Выходите из своей зловонной преисподней!

– Убирайтесь к черту от моей двери! – закричала миссис Баттеруорт. – Сьюзен, ступай за констеблями!

Но не успела Сьюзен, бледная и напуганная, сделать и шагу, как в дом ворвались двое мужчин в доспехах. Они накинули на миссис Баттеруорт веревку и потащили ее на улицу.

– Сьюзен! – кричала она. – Сьюзен!

Сьюзен огрела ближайшего к ней человека сковородой, которую использовала для обогрева постелей, но попала по его доспехам, не причинив вреда.

– Помогите, пожар! – завопила Сьюзен, так как мужчины поджигали на улице дерн вокруг дома.

Саймону казалось, что все это происходит во сне. Он, спотыкаясь, выскочил на улицу за Сьюзен. Вокруг было много мужчин в броне. Пламя отражалось на их шлемах и обнаженных шпагах. Некоторые падали на колени, вознося молитвы. Старик, с которым так грубо обошлась миссис Баттеруорт, «Бей нечестивых», громко читал по своему молитвеннику:

– «Вот – конец тебе; и пошлю на тебя гнев Мой, и буду судить тебя по путям твоим, и возложу на тебя все мерзости твои. И не пощадит тебя око Мое».

Миссис Баттеруорт поставили на колени прямо на улице. Всадник спешился, и Саймон узнал в нем Роберта Дауна.

– Миссис Баттеруорт, – загремел он, – вы обвиняетесь в осквернении Святого Воскресенья и в распространении разврата на улицах этого города. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Миссис Баттеруорт смачно плюнула в лицо Роберту Дауну. Тот поднял свой бронированный кулак и ударил ее. Лицо хозяйки трактира залила кровь, и Сьюзен вскрикнула.

– Вавилонская блудница! – зашипел он. – Слишком долго ты сеяла мерзость и грязь на этих улицах! – Он возвысил голос. – Божий гнев падет на головы слуг Сатаны!

И все пуритане, стоявшие вокруг на коленях, подхватили:

– Аминь!

Саймона пронзила острая боль, когда ударили миссис Баттеруорт, из глаз полились слезы, так что все вокруг начало расплываться. Некоторые люди бежали к дому, чтобы потушить пламя, пуритане бросались на них со шпагами. Роберт Даун закинул голову миссис Баттеруорт назад, и Саймон увидел при свете пламени, что все ее лицо залито кровью. Когда проповедник вынул нож, у него побежали мурашки по коже. Сьюзен снова закричала: «Нет!», но ее отшвырнули к стене трактира.

Методично, ритмичными движениями, проповедник начал срезать волосы с головы миссис Баттеруорт. Они падали на землю крупными прядями, а на коже оставались кровавые подтеки.

– Так Господь унижает своих врагов! – воскликнул он голосом, дрожащим от ярости. – Как Сатана тебя возвысил, так Господь сбросит тебя вниз!

Последняя прядь волос была срезана, и вооруженные мужчины поволокли миссис Баттеруорт по улице, в то время как другие продолжили поджигать дерн. Когда миссис Баттеруорт волокли по булыжникам мостовой, платье на ней загорелось. К этому времени на улице собралась большая толпа, и люди последовали за пуританами, тащившими хозяйку трактира. Некоторые выкрикивали оскорбления, другие что-то вопили, и Саймона сдавили со всех сторон. Он слышал, как сзади мать выкрикивает его имя, но не мог выбраться из давки. Толпа выплеснулась на рыночную площадь, миновала позорный столб с колодками и направилась к пруду, находившемуся во владениях лорда Рэдклиффа.

Когда миссис Баттеруорт дотащили до пруда, тело ее было объято пламенем. Мужчины, державшие веревки, вошли в пруд вместе с ней и держали ее под водой, в то время как все пуритане распевали псалмы вместе с проповедником. Роберт Даун повысил голос:

– И очистишься огнем и водой!

И его последователи воскликнули:

– Аминь!

Миссис Баттеруорт вынырнула на поверхность, отплевываясь, но ее снова утащили под воду. Саймон чувствовал, как вода проникает в его собственные легкие. Ему хотелось закричать, но, казалось, тогда легкие разорвутся.

У них за спиной, в Рэдклифф Холл, зажглись огни, но проповедник продолжал:

– Искореним зло среди нас! Если око твое склоняет тебя к греху – вырви его! И да погибнет любая ведьма или прислужник Дьявола, ибо День господа наступил!

– Что тут, черт побери, происходит? – закричал лорд Рэдклифф, который появился, полуодетый, у ворот своего дома.

Толпа умолкла, когда женщина снова показалась на поверхности. Сьюзен вырвалась вперед.

– «Так говорит Господь Бог: рыдайте! О, злосчастный день! Ибо близок день Господа, день мрачный!» – декламировал проповедник, подняв шпагу. – «Будьте бдительны, вы все, ибо Дьявол имеет много обличий. Он говорит устами твоих врагов и твоих друзей – да, и даже устами домочадцев твоих!»

– Я задал вам вопрос! – Лорд Рэдклифф приближался к пруду, на ходу выхватывая шпагу.

Проповедник даже бровью не повел.

– Не бойся обвинить соседа своего, ни жену его! Говори, ибо плоть можно умерщвлять, но проклятая душа живет в вечной муке!

– Сейчас же убирайтесь с моей земли, – загремел лорд Рэдклифф, – или я соберу своих людей! Что это вы тут делаете?

– Дело Божье, сэр, – ответил проповедник, наконец-то поворачиваясь к нему. – И нам давно пора было этим заняться.

Тело миссис Баттеруорт вытащили на берег пруда, и несколько человек выбежали из толпы и завернули ее в простыни.

– Вы превышаете свои полномочия, сэр, – заявил лорд Рэдклифф, и в его тихом голосе звучала ярость. – Главный магистрат округа будет поставлен в известность об этом.

Проповедник проигнорировал его слова и повел свою лошадь к пруду.

– Наша работа здесь выполнена, – закричал он. – Но пусть все запомнят этот урок и станут остерегаться!

Потом он повел лошадь прочь от пруда, и все его последователи потянулись за ним длинной вереницей, направляясь обратно к рыночной площади.

– Посмотрите, что вы наделали! – закричала им вслед Сьюзен. – Небось, вы собой гордитесь!

Но никто из пуритан не обернулся и не подал виду, что услышали ее слова.

Лорд Рэдклифф протиснулся сквозь толпу, которая теперь окружала миссис Баттеруорт.

– Кто это? – Он наклонился над несчастной женщиной. – Она жива, но едва дышит. Кто с этой женщиной?

– Я, – ответила Сьюзен.

Ее лицо было в пятнах от копоти и слез.

– Ее есть куда забрать, чтобы позаботиться о ней?

– Я не знаю, сэр, – сказала Сьюзен. – Они пытались поджечь трактир.

Лорд Рэдклифф тихонько выругался. И тут Саймон наконец увидел мать, которая проталкивалась к нему. Добравшись до мальчика, она стиснула его в объятиях.

– Огонь потушили, – сообщила она Сьюзен.

– Ступай за повозкой, – велел лорд Рэдклифф слуге, и тот бросился выполнять его приказание. – А теперь идите, вы все, – обратился он к толпе. – Тут не место и не время для сборищ. Расходитесь по домам.

Горожане расступились, бормоча что-то себе под нос, когда появилась повозка. На нее положили миссис Баттеруорт, все еще завернутую в простыни. Саймон видел паленую щетину вместо волос у нее на голове и ощущал запах горелого мяса. Сьюзен забралась в повозку, следом за ней туда уселись и Саймон с матерью. Люди умолкли, наблюдая за ними, и тележка покатила сквозь толпу. Лица людей были угрюмыми, испуганными или сердитыми. Сьюзен сидела, держа на коленях обезображенную голову миссис Баттеруорт. Мари крепко обнимала сына, и он чувствовал, как дрожь от нее переходила к нему.

12

Миссис Баттеруорт оставалась в своей комнате с закрытыми ставнями. Сьюзен смазывала ее ожоги свиным салом и посылала Саймона собирать крапиву, чтобы приготовить отвар, который, по ее словам, хорошо помогал при ожогах. Дверь в пивной зал тоже держали закрытой, так как эта комната сильно пострадала от дыма и пламени. Когда приходили посетители, чтобы узнать, как себя чувствует миссис Баттеруорт, или задать какие-то вопросы, они сидели на почерневшей кухне со Сьюзен, попивая горькое пиво.

Саймон, как обычно, заботился о Матильде и помогал матери отскребать пятна от дыма на площадке лестницы и в ее спальне. Однако теперь, когда трактир был закрыт, не было денег, чтобы отправлять его с поручениями. Мать стряпала что-нибудь из последних запасов мяса, а у Сьюзен постоянно варилось немного эля на случай, если появятся клиенты. Очень немногие заходили к ним в таверну, но однажды заглянул церковный сторож.

Он сидел в кухне, покрытой пятнами от дыма. На мужчине была куртка из грубой шерстяной материи, свой хлыст и жезл церковный сторож прислонил к стенке.

– Это ужасное происшествие, просто ужасное, – сказал он, сделав большой глоток из пивной кружки.

– Ну, так сделайте что-нибудь с этим, – потребовала Сьюзен, откидывая волосы. Мужчина покачал головой и вздохнул.

– Эти фанатики – ну что с ними можно сделать? Я всегда говорил, что лучше всего золотая середина. Я мирный человек, да.

Саймон бросил взгляд на хлыст.

– Вы хотите сказать, что ничего не можете поделать? – спросила Сьюзен, в то время как Саймон крадучись направился к дверям.

Ему не хотелось оставаться в одной комнате с этим человеком. Правда, чуть позже он услышал, как Сьюзен задала ему перцу.

– Значит, мы должны это проглотить? – осведомилась она. – И вы ничего не можете сделать? А между тем к нам не поступают деньги, и нам нужно платить налоги, и церковную десятину – я уж не говорю о том, что мы должны как-то прокормиться. И как, по-вашему, нам со всем этим справиться?

Саймон не расслышал ответ, и тут Сьюзен снова повысила голос.

– Представьте, что они закроют все трактиры, а потом возьмутся за лавки? И зачем же им тогда будут нужны блюстители закона, когда они могут взять закон в свои собственные руки? Зачем им церковный сторож?

Теперь Саймон слышал, что говорит мужчина, поскольку подошел к самой двери.

– О, я не думаю, что дойдет до этого. Кому-то все еще надо сечь народ.

Сьюзен тяжело вздохнула. Ничего себе, возмутилась она: сумасшедшие, которые наезжают в наш город, могут давить копытами мирных горожан, а блюстители порядка и пальцем не шевельнут, чтобы помочь.

– А за что же мы платим налоги, – спросила она, – как не за защиту?

Церковный сторож, казалось, был несколько ошеломлен этой вспышкой и засобирался восвояси.

– Ну что же, я вас понимаю, в самом деле, – оправдывался он. – Но пока что не из-за чего устраивать такой шум. Пожалуй, мне пора. Но я доведу все ваши жалобы до сведения главного окружного судьи, он именно тот человек, который вам нужен. А он потащит их всех на выездную сессию суда присяжных – помяните мое слово. Да, это именно тот человек, который вам нужен.

И он поспешно удалился, прежде чем Сьюзен напомнила бы, что следующая выездная сессия будет только в апреле – почти через полгода.

А когда наконец явился главный судья со своим законником, Сьюзен чуть не арестовали за то, что она повысила на них голос. Они задали множество вопросов, но, судя по всему, считали, что миссис Баттеруорт сама во всем виновата, потому что держала кабак, в котором творились бесчинства. А законник вообще был на стороне пуритан.

– Мы должны установить, до какой степени нападение было спровоцировано, – заявил он.

Именно тогда Сьюзен повысила голос и так раскричалась, что главный судья пригрозил ей колодками и хорошей поркой. Их претензии рассматриваются, сказал он, хотя они ни в коей мере этого не заслуживают, учитывая репутацию их заведения. А между тем, добавил законник, они не должны ничего предпринимать. Пусть они занимаются своим делом и не нарываются на неприятности. И им следует посещать церковь.

– Церковь? – повторила Сьюзен. – Где проповедует этот сумасшедший?

– Если вы не будете туда ходить, то лишь подольете масла в огонь.

Сьюзен тяжело задышала, но главный судья не дал ей заговорить:

– Довольно. Наше дело закончено. Я сожалею о том, что случилось, и желаю вашей хозяйке скорейшего выздоровления. Но ее вызывали на несколько заседаний суда присяжных в Корт Лит. Не очень-то она старается блюсти закон.

Лицо Сьюзен вспыхнуло, но когда она наконец заговорила, голос у нее был тихий и ровный.

– Означает ли это, что мы не можем открыть трактир? – спросила она.

Впервые за все время главный судья почувствовал себя неловко.

– Будет лучше оставить все как есть, – ответил он, – пока не поправится ваша хозяйка. Все должно уладиться после Рождества.

Сьюзен утратила дар речи. После Рождества!

– Вы можете нас проводить, – сказал законник.

Сьюзен не оставалось ничего иного, как присесть в реверансе и проводить их до дверей. Когда она вернулась на кухню, то тяжело опустилась на стул и с минуту посидела у стола, сгорбившись в отчаянии.

– Ну что же, все ясно, – констатировала она. – Мы можем начинать распродавать имущество.

13

На следующий день Мари сказала Саймону, что они идут в церковь.

– Зачем? – спросил он, недоумевая.

Разве сегодня воскресенье? Но он же не слышал колокольного звона. Мать велела ему не задавать вопросов и одеваться.

Время близилось к вечеру, и на красноватом небе уже летали скворцы. Когда мать с сыном приблизились к церкви, Саймон услышал, как поет хор. Когда пение прекратилось, они тихонько вошли и проскользнули к скамье.

Регент стоял у кафедры, что-то объясняя мальчикам, потом взмахнул рукой.

– На сегодня достаточно, – сказал он. – Расходитесь.

Саймон вжался в спинку скамьи, когда хористы беспорядочной толпой удалились из церкви. Мать потянула его за рукав, он поднялся и последовал за ней в переднюю часть церкви. Теперь, в отсутствие прихожан, она казалась иной: крыша была высокая, до самого неба, и скрыта в тени. Он вытянул шею, ища наверху каменных ангелов, в то время как мать заговорила с регентом.

– Спеть для меня? – переспросил он. – Зачем?

– Вы послушаете, как он поет! – просила мать.

Саймон ничего не понимал. Ведь мать сказала, что у миссис Баттеруорт он не должен петь.

– Это не театр, миссис, – объяснил хормейстер, захлопывая псалтирь.

Он шагнул с кафедры в их сторону. Мать Саймона комкала в руках край своей юбки.

– Вы только послушайте, как он поет! – умоляла она тихим голосом, но регент отвернулся.

– На сегодня занятия с хором закончены, – отрезал он.

– Пусть мальчик споет, – послышался из нефа голос, от которого Саймон вздрогнул.

Это был настоятель, который выступил вперед из тени. Его голос отдавался в голове Саймона каким-то странным эхом.

– Мы здесь не прослушиваем, – возразил регент.

– Ведь вы регент, не так ли? – спросил настоятель.

Саймон во все глаза смотрел на него. Настоятель приподнял свою шляпу, и под ней обнаружилась маленькая черная шапочка, из-под которой видны были серебристые волосы. Его глаза блестели каким-то странным блеском. За ним виднелась тень – и его собственная, образовавшаяся при свете свечи, и тень от чего-то еще, чуть в стороне.

– Я не знаю, зачем вы здесь, миссис, – сказал регент. – Не знаю, что вы слышали, но в хоре нет вакансий, и мы больше никого не прослушиваем.

– Вы думаете, что достигли совершенства? – спросил настоятель и сделал еще несколько шагов вперед, пока не очутился перед камнем, на котором был вырезан ангел. – Я только что слышал самое скверное пение в своей жизни. Может быть, вам следует начать все сначала с новыми хористами.

Когда настоятель говорил, его слова эхом отдавали в голове Саймона, и казалось, что говорят два человека. Впрочем, быть может, это всего лишь эхо в самой церкви. Тень слева от настоятеля добралась до Камня ангела, и он вдруг засиял сердитым светом. Одновременно Саймон услышал, как заиграла музыка. Он взглянул наверх, и ему показалось, что каменные ангелы наклонились к нему со своими инструментами.

Регент вздохнул.

– Что будет петь мальчик? – спросил он.

Саймон раскачивался в такт ангельской музыке.

– Саймон! – одернула его мать. – Он споет Agnus Dei.

Регент подошел к органу. Но в мозгу Саймона возникла другая мелодия, и не успел регент заиграть, как мальчик начал петь.

 
Над ней белоснежная роза цветет;
Над ним – темно-красный шиповник.
 

Это была песня, которую его мать часто пела в таверне, и когда он запел, все ангелы подхватили мелодию, и голос Саймона устремился вверх, навстречу звукам, которые издавали их инструменты:

 
Кусты разрослись и ветвями сплелись…
 

– Саймон, – умоляла мать, и в голосе ее слышалось отчаяние, но тут настоятель поднял руку.

– Довольно, – сказал он.

Регент поднялся из-за органа.

– Где он научился так петь? – осведомился он.

– Он не учился, – ответила мать Саймона.

– Но как же он запоминает мелодию?

– Он ее чувствует.

– Погодите минутку, – сказал регент. Он вернулся к органу, нажал на педаль и сыграл ноту.

– Спой ее, – велел он Саймону.

Саймон не слушал. Он ждал, когда снова заиграют ангелы, но мать тронула его за плечо, и он услышал эту ноту. Он в точности воспроизвел резкий звук, чувствуя, как он отдается у него в груди.

– Саймон! – сказала мать и пропела ему эту ноту; тогда он понял и повторил звучание.

Регент начал наигрывать сначала простенькие фразы, затем более сложные. Саймон почувствовал, что орган поет ему, и начал отвечать инструменту, а потом они запели вместе, словно это была игра. Ноты забирались все выше и выше, и голос Саймона следовал за ними, возносясь к сводам церкви.

Регент перестал играть и откинулся на спинку стула. Настоятель не сводил с Саймона блестевших глаз, а мать стояла, прижав руку ко рту. Саймон не мог понять, счастлива она или огорчена.

– Ну что же, я думаю, мы определили, что мальчик умеет петь, – констатировал настоятель.

Саймон взглянул на мать, пытаясь понять, все ли правильно он сделал, но тут снова заговорил настоятель.

– Может быть, вам бы лучше представить его директору, – посоветовал он.

Теперь голос его изменился: говорил лишь один человек. Саймон присмотрелся, но не увидел вторую тень. Он снова услышал музыку и пошевелил пальцами, как будто тоже играл. А потом мать поймала его руки и села вместе с ним на скамью. Он заглянул в ее глаза; в них вспыхивали зеленовато-желтые огоньки, как в лесу.

Настоятель встал перед ними и откашлялся.

– Вы служите в одном из трактиров на Лонг Миллгейт, не так ли?

Мать Саймона кивнула, не сводя глаз с сына.

– Там вы и живете?

– Да, сэр, – ответила Мари. – Но трактир закрыли пуритане.

Она разговаривала с настоятелем, но смотрела на Саймона. Казалось, что она его о чем-то просит – возможно, она просила прощения. Настоятель наклонился к ней.

– Сколько лет вашему сыну, миссис?

– Почти тринадцать, – ответила мать.

И тут из задней части церкви донесся резкий голос:

– Я же уже говорил, что школе не нужны новые ученики!

Из-за спины регента появился какой-то человек. Его суровое лицо было покрыто оспинами и покоилось на больших брыжах, как пудинг на блюде.

– Что тут происходит? – осведомился он.

Саймон перестал слушать. Ему всегда было трудно понимать речь незнакомого человека. Только когда он узнавал кого-нибудь поближе, и этот человек ему нравился, его слова обретали какой-то смысл. А порой он слышал не только слова людей, но и их мысли. Этот человек был рассержен – это Саймон понимал, и он видел жесткие слова, слетавшие с губ незнакомца. Но у него был какой-то странный акцент. Саймон не смотрел на этого человека. Вместо этого он глядел на ангелов.

– Ангелы сыграют еще? – спросил он мать, но она только прижала палец к его губам.

Сердитый человек задал матери Саймона лишь один вопрос.

– Ему будет тринадцать после Рождества, – ответила она, и мужчина презрительно фыркнул.

Но настоятель заговорил с ним своим двойным голосом, и в нем звучала угроза, и тогда сердитый человек начал кричать. Мари обхватила мальчика руками, когда этот человек ушел. Настоятель повернулся к ним, и Саймон съежился под его взглядом.

– Как тебя зовут? – спросил настоятель.

– Саймон, – ответила мать за Саймона. – Саймон Пеплоу.

– Ну что же, Саймон Пеплоу, – сказал настоятель. – Как насчет того, чтобы начать ходить в школу с понедельника, утром?

Саймон потряс половой, внимательно глядя на настоятеля. Свет от Камня ангела мерцал вокруг настоятеля, и снова появилась его двойная тень.

– Он придет сюда, – поспешно заверила мать. – Спасибо вам, сэр.

И, поймав руку настоятеля, она поцеловала кольцо на его пальце. Потом мать стащила Саймона с сиденья, и они вместе покинули церковь. Оглянувшись, мальчик увидел, что настоятель наблюдает за ними, и Саймону показалось, что он видит, как в солнечном луче, упавшем на плащ старика, бьются черные крылья.