Текст книги "Литературная Газета 6272 ( № 17 2010)"
Автор книги: Литературка Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Место встречи
65-летие Победы
Место встречи
Центральный Дом литераторов
65-я годовщина Победы советского народа в Великой Отечественной войне
8 мая – митинг памяти писателей, павших на войне, начало в 15 часов;
9 мая – традиционная встреча писателей-фронтовиков, начало в 13 часов.
Малый зал
6 мая – поэзия Мусы Джалиля, Алима Кешокова, Михаила Львова, Сергея Наровчатова, Алексея Недогонова, Павла Шубина и других, вечер ведёт Валентин Сорокин, начало в 18.30;
7 мая – «Семицветное Ра в День радио»: представление книги «ВИП», ведущая – Лилиана Фил, начало в 19 часов;
10 мая – юбилейный творческий вечер Нины Малаховой, представление новой книги стихов «Золотое сечение», начало в 16 часов;
11 мая – Евгений Рейн представляет книгу Людмилы Штерн «Поэт без пьедестала. Воспоминания об Иосифе Бродском», начало в 16 часов;
заседание Клуба молодого писателя ведёт Кирилл Ковальджи, начало в 18.30;
12 мая – творческий вечер «Гори, гори, моя свеча» Ларисы Мироновой, начало в 18.30.
Музей-усадьба «Мураново» имени Ф.И. Тютчева
Московская область, Пушкинский район, Мураново
До 18 июля – выставка «Возвращение в усадьбу».
Литературный клуб Международного союза немецкой культуры «Мир внутри слова»
ул. Малая Пироговская, 5
6 мая – вечер писателя Симона Цатуряна, презентация нового романа «ЛЭМС», ведущая – доктор филологических наук, писатель Елена Зейферт, начало в 18 часов.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Голоса Великой Отечественной
65-летие Победы
Голоса Великой Отечественной
ПИСАТЕЛИ НА ВОЙНЕ
Все авторы этой поэтической подборки – участники Великой Отечественной войны. Это люди разных судеб, разного фронтового опыта. Например, Марк Кабаков – капитан 1 ранга, морской офицер. А лауреат премии «ЛГ» имени Антона Дельвига и многих других литературных наград Константин Ваншенкин воевал на полях сражений Европы. Николай Савостин живёт в Кишинёве, сегодня Молдавия оказалась за границей и стала одной из стран ближнего зарубежья. Особая судьба у Йо Шульца – участника Второй мировой войны, который воевал в войсках гитлеровской Германии против нашей страны. Он оказался в плену, после отбытия наказания переехал в ГДР. Через много лет уроки войны и плена отразились в стихах немецкого поэта. От имени читателей «ЛГ» желаем ветеранам Великой Отечественной войны доброго здоровья и неиссякаемого творческого вдохновения. Кто ещё, кроме них, может поведать миру о войне и Великой Победе с позиций участников и очевидцев событий, которые потрясли человечество!..
Константин ВАНШЕНКИН
Гвардейской ленты след
В ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Но в каждый День Победы,
Как отсвет той войны,
Всё новые приметы
Отчётливо видны.
Подробности отменны:
Во славу грозных лет
На прутике антенны
Гвардейской ленты след.
А кто-то для затравки
Российский триколор
При помощи булавки
На лацкан приколол.
МЕДАЛЬОН
Нет, не медаль, а медальон
Получен был солдатом,
Чтоб, смертной вспышкой опалён,
Не сгинул навсегда там.
То был его нательный крест
И заменял бумагу,
Где – из каких он призван мест
И как зовут беднягу.
То пальцев дрогнувших тепло,
Что расстегнули ворот,
И сообщение пошло
В провинциальный город.
К ФРОНТУ
Одни, ценя возможности благие,
Пока не грянул голос батарей,
На нарах сладко спали, но другие
Торчали у распахнутых дверей.
Вдоль полотна выламывались дали,
И домики текли по сторонам.
Шёл эшелон, и девушки махали
Платочками и трусиками нам.
САМОВОЛКА
Нам не давали увольнений.
Обоснование: война.
Но, безусловно, был он гений
По части женщин и вина.
Он был решительнее волка
И в обозначившийся миг,
Когда случалась самоволка,
Шёл до конца и напрямик.
…Добром потом их поминали,
Чей смутный облик не угас.
Ведь и девчонки понимали,
Как мало времени у нас.
БРАТСКИЕ МОГИЛЫ
Но вот и залпы стихли.
И всё ещё годны,
Чуть остывали тигли
Неслыханной войны.
А братские могилы?
Их горькое число
В краях, что сердцу милы,
Немыслимо росло.
Николай САВОСТИН
Война не кончилась
***
Война не кончилась тогда в победный час
Для тех, кто сам стрелял, в кого стреляли,
И раньше смерти каждого из нас
Она замрёт когда-нибудь едва ли.
Те пули, те осколки, что в меня
Летели, лишь замедлили движенье.
И мы поныне гибнем от огня,
Число потерь имеет продолженье.
Зато не понимали мы хандру,
Хотя судьба нас принимала злее.
Ну что ж, и я в сражении умру,
А не от равнодушья околею.
***
Всё это так – я слаб и мал,
И глуп, и растеряха,
Но сам себя образовал
И вылепил из праха.
Преодолев себя, как смог,
Дал дух и разум плоти.
Наверно, помогал сам Бог
В такой моей работе.
Всё это так…
Я слаб и мал,
Былиночка…
Однако
И то добро! Ведь начинал
С казармы и барака…
Война взяла, судьбу дробя,
Вот-вот, казалось, сгину.
Однако всё ж обрёл себя,
Преодолев рутину.
Спасибо – не погиб хотя б,
Гляжу на жизнь без страха.
Всё верно: я и мал, и слаб,
И глуп, и растеряха…
БОМБА
Как змея, грозя смертельным жалом,
Бомба вражья столько лет лежала
Не взорвавшись – с давних лет войны.
И теперь средь городских кварталов
Вырыли её из глубины.
Тишина, ни грохота, ни пыли –
Всё движенье транспорта закрыли,
Лишь машины «красного креста»
За углом, пока сапёры рыли,
Не бросали своего поста.
Вот она ложится ржавым пузом
Осторожно на песочек в кузов.
Повезли за город напрямик.
Никогда с таким гремучим грузом
Не водил шофёр свой грузовик.
Как в разведке, он сверхосторожно
Движется: её толкнуть не можно,
Что там тлеет у неё в груди?
И конвой милиции дорожной
Едет впереди
и позади…
Этой гнили место бы в утиле,
Да её взрывчаткой начинили,
И клеймо есть: сорок первый год.
Столько лет назад войну убили,
А она из прошлого ползёт…
ВЕСНА. 1946
Оживают несбывшиеся надежды –
Переходим на летнюю форму одежды.
Под лихою пилоткой, напяленной криво,
Всё же легче заметить,
какой ты красивый.
Не шинель – гимнастёрка теперь
и под нею,
Как силён и спортивен ты,
всё же виднее.
И открыты медали, как символ отваги,
Мол, и ты на войне попадал в передряги.
Мол, и ты – приглядитесь –
не хуже любого,
Тут любая поднимет глаза – и готово…
Но служил я тогда
в богом проклятом месте,
Нету женщин вокруг
километров на двести.
А иначе весной, начинавшейся скупо,
От любви ко мне было бы
множество трупов.
БАЛЛАДА
Идёт со свечкой восковой
Во тьме, где смерть всё искромсала, –
Мать ищет сына:
Часовой
Пустил за самогон и сало.
Бесшумной тенью, как в бреду,
Мать движется над чёрной ямой.
…Я третий во втором ряду,
Постой, ты не узнала, мама…
Узнать не просто при свече
Да после пыток в том подвале.
…От края третий… На плече
Кровавый след кинжальной стали…
Пусть за молчание – расстрел,
Я не признался на допросах…
Мать бродит среди мёртвых тел
В рядах лежащих у откоса.
Окостенело всё внутри,
Отравлено холодным дымом.
…Я во втором ряду… Смотри…
Она опять проходит мимо.
Уже редеет в поле мгла,
И часовой старуху гонит.
…Я третий во втором…
Прошла…
Меня безвестным похоронят!..
Николай ДОРИЗО
О них
О них, о тех, кто верил ему,
В тридцать седьмом
родителей терявших,
Прошедших пять держав в огне, в дыму,
Ему священно верить продолжавших.
Был мой отец из дома уведён,
В тюрьме Ростовской
был потом расстрелян.
Да, Сталину всем сердцем верил он,
И как жестоко тот ему не верил.
Сегодня время вспомнить тех солдат,
Во имя правды это сделать надо,
Отдавших жизнь свою за Сталинград
И потому не знавших Волгограда.
Друзья мои, у сердца своего
Носили вы с тем именем медали,
Но вы отдали жизнь не за него,
За нас, живых, вы жизнь свою отдали.
Хочу, чтоб опустевший пьедестал
У Волжского священного порога
Сегодня вашим памятником стал,
Ведь вам в земле темно и одиноко.
Как Родине, вы верили ему.
И, как святыню, что в душе таится,
Я вашу веру в Родину возьму,
Мне эта вера очень пригодится!
Марк КАБАКОВ
Расскажи, пока не поздно
РАЗГОВОР
– Уже неделя, как они
Пошли на дно морское.
Ты мне поверишь:
Я все дни
Не нахожу покоя.
Ведь если б я не заболел,
То был бы вместе с ними… –
Полярный день едва горел
Над сопками седыми,
Спешил на выход катер «МО»*,
Зенитки воздух рвали.
………………………….
Он через десять дней всего
Погиб в Лиинахаамари.
Октябрь 1944 г.
______
* «МО» – малый охотник за подводными лодками.
***
Если б кто-то мне сказал
В сорок первом, даже в третьем,
Что придём мы на вокзал,
Что мы вместе поезд встретим,
Поезд в XXI век,
Я б ответил без сомненья:
– Знаешь, милый человек,
Это преувеличенье.
Но случилось: я живу!
Я из тех, недоубитых.
Не во сне, а наяву
Новый век твердит сердито.
Он велит мне:
Расскажи,
расскажи, пока не поздно.
И плевать на тиражи
И на то, что малозвёздно.
Отвечаю:
– Я готов,
и в одном пусть экземпляре,
Про героев всех флотов,
Что сражались в Заполярье.
…Снова палуба дрожит,
Снова ветер от норд-оста.
Ты мне только расскажи,
Как дожить до девяноста.
Март 2010 г., МОСКВА
Валерий СИНЕВ
Сторожевой пост
***
Как сердца стук –
Пехотный топот дальний,
В безвучьи сна
Расслышится всерьёз
Сквозь толщу лет,
К тиши немотной спальни,
А то в пути,
Под перестук колёс –
Окопный топот поднятой пехоты,
Рассветный лязг прикладов по броне
И грохот устарелых самолётов,
В который уж не верится и в сне.
Да их избыли,
Сбили и забыли,
Живая жизнь в расчёт их не берёт!
А мне из мёртвой той,
Из вечной были
Смотреть
Судьбой назначено вперёд.
Могильный холм,
Курган в степи без края
Служил живым
Постом сторожевым,
Глаза
Живые мёртвым закрывают,
А открывают –
Мёртвые живым.
У КУРСАНТСКОЙ ПРОХОДНОЙ
Тоже в моде были чёлки,
И тогда, перед войной…
Не укрыться вам, девчонки,
От глазастой проходной,
От угла до поворота
Вся ограда на виду.
Льются танго и фокстроты
С танцэстрады в горсаду,
Лики пар в тени ажурной,
И в партнёршах – дефицит…
С КПП сержант дежурный
Вам внушает честь и стыд,
Весь состав третьегодичный
Переправив в женский род,
Хоть не делай переклички
По ту сторону ворот.
А по ту – сиянье в лицах:
Сокращён, по слухам, срок
До кубариков в петлицах,
Блеска хромовых сапог
И до ваших перманентов,
Как у модных взрослых дам…
И по ту бы, и по эту
И сошлось бы по мечтам,
Ручка – в руку, взор во взоре,
Шаг за мраморный порог…
Да негаданно ускорен
Был и скорый этот срок.
Мимо загсов и салонов
Вашей жгучей красоты
Нас промчали эшелоны
За гремучие мосты…
…От угла до поворота
Мне с наружной стороны
И ограда, и ворота
Все до щёлочки видны,
И все чёлочки девичьи
Сочтены-перечтены,
Хоть не делай переклички
По ту сторону войны.
ЧИСТО ПОЛЕ
Жизнь прожить – не поле перейти:
Дайте только лапотки сплести
Да росу рассыпьте поутру
По всему по зелёну ковру…
В поле-то хляби да снега,
По полю не ступишь и шага,
А стеною встанет в поле рожь,
Так в него тем боле не войдёшь.
А чужой доверишься тропе –
Станешь не хозяином себе,
Пленником у змейки в жаркой ржи.
По её капризу и пляши,
Заведёт в какую хочет даль,
А туда ли выведет, туда ль?
Поле-то не море и не лес,
Тут ни звёзды ясные с небес,
Ни луна, ни солнце не указ,
Никакой ни компас, ни компа’с,
Ни маяк и ни ориентир,
Ни со всех сторон открытый мир –
Не помога. То ли не беда,
Коль идёшь и видишь – не туда?
Чисто поле, зелёный ковёр…
На ничейку вывел нас сапёр,
Указал приметки возле мин:
«Вот он тут, – сказал, – проход в Берлин».
ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД
Соблюдены и в этом марше
Порядок, чин и ритуал.
Уже ушёл последний маршал,
Пройдёт последний генерал,
Потом в клину колонны станут.
Смешав неброские чины,
Досрочных выслуг капитаны
И лейтенанты той войны,
И сущих всех ещё на свете
Единый сводный батальон
Шагнёт к Москве-реке, как к Лете…
И вот…
На площадь выйдет он.
Один. Отдельный. Одиночный.
Её последний рядовой,
Хлебнувший всю её заочно
И только день – передовой,
За все фронты её ответчик
И за тылы её сполна…
Пройдёт и скроется навечно…
Тогда и кончится война.
Дмитрий КУКУШКИН
Могучая лавина
МЫ ДУМАЛИ НЕ О ВОЙНЕ…
В те дни в степи под Сталинградом
Мели без устали снега…
Но в снежных вихрях с кровью рядом
Мы шли на скопище врага.
Мы шли лавиною могучей,
Пронзая жуткий холод дня,
Жёг хладом лица ветер жгучий
Средь дерзких отблесков огня.
В гудящей буре канонады
Горел сурово небосклон.
Зловеще ухали снаряды,
Крушили вражеский заслон.
Стальной стеной шли наши танки –
Сверкал из пушек смерч огней,
И в час смертельной перебранки
Мы думали не о войне.
О доме думали. Винтовки
Сжав крепко, шли в кромешный ад,
Через овраги и воронки,
Где лютовал свинцовый град.
Терзая снег зимы глубокий
У тел простреленных солдат.
Мы шли, глотая дым жестокий,
У огнедышащих преград.
Сквозь смерть спасая Русь святую,
В багряно-огненном кольце
Мы били вражью банду злую –
Сгибая брови на лице.
Седым свинцом, штыком, прикладом,
И просто русским кулаком.
…Мели снега под Сталинградом.
В степи раскатывался гром…
В СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ ПОБЕДЫ
О, как рад я родному раздолью,
Шуму вод у речных берегов,
Где весной я, солдат с русской кровью,
У крыльца обнимал земляков.
В День Победы, в красе белой рощи
Целовал мать в родимом селе,
Водку пил, песни пел в доме тёщи,
Студень ел возле хлебных полей.
В светлый день у болотной дорожки,
На зыбучем душистом ковре,
Средь цветов ароматной морошки
Улыбался румяной заре.
А у пышной берёзовой крыши,
Где резвилась гармонь меж лугов,
Я, кудрявый, в отрадный час слышал
Голос добрых моих земляков.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Нам фюрер вколочен был в головы...
65-летие Победы
Нам фюрер вколочен был в головы...
Йо ШУЛЬЦ
ВОРОНЦОВКА, 1941
(Квартира в военной комендатуре)
Мадонна с выколотыми глазами – снова она…
Жуткий образ пылает в мозгу, не сгорая.
Дикая пустошь, варварская страна,
Россия, ужас без конца и без края.
Ремень рассекает воздух за вздрагивающей стеной,
Он словно бы мне вырывает мясо и кожу!
Но ни крика, ни стона…
Да что этот парень, стальной?!
Или он от бессилья кричать не может?
Мадонна кровавых рубцов
Идёт на меня, проплывает мимо…
Прекратите, хватит!
В конце концов
Это же просто невыносимо!
Жуткий образ, кровавые блики – хоть вой:
Проклятая икона, кто на тебя молится?!
Я в одеяло кутаюсь с головой…
Это было в начале войны.
Военный комендант
допрашивал комсомольца...
ОБЫСК
Я ухмылялся: конвоир мой,
паренёк из Астрахани,
Тюбик пасты обнюхивал, им изъятый
Из моего походного рюкзака, –
Словно тюбик в себе запах астры хранил
Или там марципановые ароматы…
Подумать только, ну и дикарь!
И я смеялся, да что там – я хохотал!
(Правда, молча. Мысленно. Не раскрывая рта.)
Но тут из груды белья паренёк
Маленький томик на свет извлёк,
Воскликнул радостно «Гёте!» – и вдруг
Начал читать по-немецки вслух
(А книгу так и не раскрывал):
«Trinke Freude reines Lebens, und ferstehst du…»
Но сбился. Запутался. Забыл слова,
Стоял растерянно передо мною,
Смотрел умоляюще мне в глаза…
А я, покоритель народов, обладатель сортира,
сияющего белизною
(Где кафель на стенах такой голубой
И надпись «Просьба промыть за собой!»), –
Я молчал и не мог ему подсказать…
ЧЕРЕПОВЕЦ ,
Антифашистская школа
для военнопленных, 1949
«Как нравится вам в Советской стране?» –
Такой вопрос был нам задан сразу.
Ответ отчеканен был сносный вполне,
Когда ещё преподаватель не
Завершил свою фразу:
«Мне очень нравится Ваша страна,
Я ещё не встречал такой, как она!»
«Следующий! Вот вы, например.
Только, биттэ, пооткровеннее».
«Всё замечательно, герр офицер!
То, что мы здесь, – это просто везение».
Так щёлкали ду’ши в нас каблуками –
Нам фюрер вколочен был в головы прочно.
Мы радостный визг из себя высекали:
«Как будет угодно! Извольте-с! Так точно!»
Благословенный холуйский дух
В казарме торжествовал.
Долго терпел учитель. Но вдруг
Резко и зло прервал:
«Ну хватит! Слушайте вы теперь:
Страна моя стонет,
не в силах от ран оправиться –
Да я вышвырну каждого вон за дверь,
Кто посмеет сказать, что ему у нас НРАВИТСЯ!»
Речь была – как средь ясного неба гром,
Речь была – как безумная ярость атаки!
Так нам чистили наше гнилое нутро.
Так счищали с мозгов наших грязь и накипь.
Перевод с немецкого Александра СИДОРОВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Война у каждого своя
65-летие Победы
Война у каждого своя
ВЗГЛЯД
Майская афиша московских театров спектаклями о Великой войне и Великой Победе отнюдь не перегружена. Чтобы их сосчитать, хватит пальцев одной руки, чтобы пересмотреть – коротких майских праздников.
НИЧТО НЕ ЗАБЫТО?
Наверное, если сложить цепочкой все слова о том, как важно сохранить память о минувшей войне для следующих поколений, ею можно было бы обернуть весь земной шар по экватору. Возможно, даже не один раз. Но память не бандероль, её нельзя просто передать из рук в руки. Это должно быть что-то живое. То, что цепляет за душу, обжигает, заставляет задуматься о том, какой бывает цена жизни человеческой… Живых свидетелей остаётся всё меньше и меньше. Не в каждом семейном архиве сохранились фотографии или письма военных лет. Кинематографу его набирающая обороты 3D – оснащённость далеко не всегда идёт на пользу. Сидящий в зале человек хоть и вздрагивает от грохота взрывов, вжимается в кресло, прячась от летящего «прямо на него» бомбардировщика, всё равно где-то краешком разума понимает – это понарошку. А в театре во главе угла не технологии, а люди. Те, что на сцене, и те, что в зале. Его предназначение в том и состоит, чтобы соединять людей. Через пространство и время.
То, что в неюбилейные годы спектакли о войне большая редкость, хоть как-то объяснимо. Но нынче-то! Возможно, всё дело в том, что идиосинкразия к «датским» спектаклям пустила слишком глубокие корни в тех, кто десятилетиями обязан был их придумывать, ставить, играть по указке сверху, а не по собственной воле. Можно предположить, что режиссёрам не хочется обращаться к советским пьесам, поскольку они не рассчитывают открыть в них что-то принципиально новое для сегодняшнего зрителя, а драматургам разнообразных новых волн интересны совсем иные сюжеты и персонажи. Наконец, не исключено, что во всём виноваты… деньги. На полноценную постановку требуются немалые средства, а их у театров всегда в обрез. Юбилейные торжества пройдут быстро, «целевой» зритель, включая ветеранов, пенсионеров и школьников, иссякнет, а зрителя среднестатистического, идущего в театр более за отдохновением, чем за раздумьями о судьбах отечества, спектаклем о войне увлечь трудно (читай – экономически невыгодно).
Доля истины есть в каждом из этих предположений. И всё же… Можно обратиться к пьесе не просто хрестоматийной, скажем больше – классической, такой, как «Вечно живые» Розова, как это сделал Борис Морозов в ЦАТРА, и поставить совсем простой, очень искренний спектакль, который тронет даже молодых нигилистов, каковых среди нынешних 15–20-летних, увы, немало. Можно взять не пьесу, а прозу, достаточно известную, но не очень сценичную – «Будь здоров, школяр!» Окуджавы, как поступил Марк Розовский в театре «У Никитских ворот», и предложить зрителям представить, что было бы с ними, окажись они на месте героев этой почти документальной повести. В конце концов можно пригласить на постановку режиссёра, который просто в силу даты своего рождения никак не мог попасть под «датский» каток, и рискнуть перенести на сцену роман о жизни и смерти в еврейском гетто, то есть окунуться в тему, которой в нашем театре как бы и не существовало вовсе. Такое неординарное решение принял худрук Российского молодёжного театра Алексей Бородин: «Ничья длится мгновение», поставленная Миндаугасом Карбаускисом, для многих стала одним из самых сильных впечатлений нынешнего сезона.
ПРИТЧА О СОВЕСТИ
Виктор Розов дал советскому театру нового героя, которого с чьей-то лёгкой руки все теперь называют исключительно во множественном числе – «розовскими мальчиками». Эти мальчики, как и их создатель, всегда чётко знали, что хорошо и что плохо, как поступать нужно и как нельзя ни в коем случае. И всегда говорили правду в глаза. Собственно, не только они, но практически каждый персонаж в его пьесах – это в значительной степени чистый, беспримесный характер-символ, отчего пьесы приобретают свойства притчи.
Борис Морозов и ставил «Вечно живые» как притчу, поместив сюжет не в детерминированные временем интерьеры, а разыграв его на фоне военных фотографий (сценография И. Сумбаташвили, готовящегося отметить в этом году своё 95-летие!). Простая и ясная история о героях и трусах, выстроенная абсолютно традиционно, может показаться нынешним ровесникам розовских персонажей слишком наивной, прямолинейной. Особенно если учесть, что у многих из них представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, изрядно перепутались. Монолог Марка (Николай Лазарев сделал его очень похожим на сегодняшних прагматиков) о том, что «глупо» идти на фронт добровольцем, имея отличные технические мозги и совершенно не умея держать в руках винтовку, циничен до предела. Но кое-кто в зале (а молодёжи на премьере там было немало), по всей видимости, готов был с ним согласиться и абсолютно искренне удивлялся альтруизму Бориса (Анатолий Руденко, похоже, и сам не всегда верил своему герою. В отличие, скажем, от Татьяны Морозовой (Вероника) и Валерия Абрамова (Бороздин), которым удалось создать полнокровные, «выпуклые», эмоционально заразительные характеры – другое дело, что их персонажам порой приходилось по воле партнёров оказываться в сильно разреженном, или даже «безвоздушном» пространстве. Это при том, что некоторые исполнители, и в первую очередь сыгравшая Нюру-хлеборезку Елена Анисимова, а также Анастасия Бусыгина с её запоминающейся Монастырской, воочию подтверждают известный тезис об отсутствии маленьких ролей. Впрочем, несмотря на обидные ансамблевые проколы, розовская пьеса в ЦАТРА «работает»: трогает, заставляет задуматься о вещах важнейших! Конечно, для многих сегодня совершенно непостижимо, как можно было так безоглядно отдавать свою жизнь государству, которое так мало эту жизнь ценило. Но в том-то и дело, что защищали они не государство, а Родину.
Мир, в котором мы сейчас живём, совсем иной. Как приблизить тот мир к нашему? Слишком велик соблазн заставить людей 40-х годов XX века вести себя, как мы, даже в такой канонической пьесе, но это уничтожит правду времени, материю, как известно, чрезвычайно хрупкую. Никакой передачи памяти не произойдёт. Получается, что каноничность, традиционность (кто-то, возможно, назовёт это даже архаичностью) спектаклей по советским пьесам о войне неизбежна? Каждый сам решает, как ответить на этот вопрос…
ШЁЛ МАЛЬЧИШКА ПО ВОЙНЕ
Для Марка Розовского тема войны – это прежде всего судьбы мальчиков и девочек, в одночасье сменивших школьную форму на солдатскую. К 60-летию Победы он поставил «Всегда ты будешь» – спектакль по дневниковым записям московской школьницы Нины Костериной. Нынешнюю премьеру – «Будь здоров, школяр!», в основу которой легла первая повесть Булата Окуджавы, можно считать второй частью своеобразной дилогии о военной юности целого поколения.
Неуклюжий смешной очкарик (не лишённый обаяния Никита Заболотный) на фронте занят тем, что подносит мины к миномёту. А заодно пытается понять, что такое война и кто он на этой войне. То в синхрон с сюжетом, то в контрапункт звучат песни Окуджавы. Зрители тихонько, почти про себя, подпевают, четвёртая стена рассыпается на знакомые аккорды, и в какой-то момент понимаешь: песни перекрывают то, что происходит на сцене. Для большинства двадцатилетних Окуджава – просто страничка прошлого, они живут другими ритмами, но у тех, кто старше, с этими песнями, как правило, сцеплены свои воспоминания, сугубо личные ассоциации, совсем не обязательно связанные с войной, а своя рубашка, как ни крути, ближе к телу.
Этим, конечно, можно пренебречь, поскольку спектакль в первую очередь рассчитан на молодого зрителя. Не зря же режиссёр вывел на сцену чуть не половину очередного своего курса, точно рассчитав «эффект приближения». Студенческий задор объясним и понятен, для них этот спектакль – учебная работа: надо спеть – споём. Но актёры-профессионалы оказались в трудном положении – песни играют вместо них. При том, что и Юрию Печенежскому (Коля Гринченко), и Ивану Машнину (Старшина), и Владимиру Давиденко (Сашка Золотарёв) есть что играть. Есть что сказать зрителю. У их ведь тоже есть своя война.
ПРАВО ПОСЛЕДНЕГО ХОДА
В 41-м, когда погибли родители, Ицхокасу Мерасу было всего семь лет. До конца войны еврейского мальчика прятали литовские крестьяне. В самом начале 60-х в Литве же вышел его роман «Вечный шах» об узниках вильнюсского гетто. Вот его и выбрал для своего возвращения Миндаугас Карбаускис. Только новый перевод заказал специально для постановки (переводчик Феликс Дектор). И название изменил: «Ничья длится мгновение».
Мудрецы нередко уподобляют жизнь шахматной партии. Мерас, а вслед за ним и Карбаускис, сделали эту метафору осязаемой. Пространство большой сцены РАМТа превращено в зал для сеанса одновременной игры: семь демонстрационных досок, длинный стол, за которым появляются и исчезают «игроки», и несколько рядов для зрителей. Сценография Анны Фёдоровой лаконична и сдержанна, как и режиссура Карбаускиса. Никакого еврейского акцента. Ни криков, ни выстрелов. Виселицы – три крючка для одежды. Тела казнённых – два пальто, мужское и женское, и маленькая детская шубка с жёлтой звездой. Малышку Тайбеле, самую младшую дочь Авраама Липмана (блистательная работа Ильи Исаева), повесили вместе с приютившей её литовской семьёй.
Дети старого Липмана гибнут один за другим. Оперная прима, светлая и трогательная Инна (Дарья Семёнова) проносит в гетто партитуру запрещённой оперы. Мечтательница Рахиль (Нелли Уварова), жертва эксперимента по искусственному оплодотворению, убивает рождённого ею младенца. Касриэл кончает с собой, не выдержав обвинения в предательстве. В шахматы играет только Изя (удачный дебют недавно принятого в труппу Дмитрия Кривощапова). С комендантом гетто Шогером (Степан Морозов, сыгравший эту роль на очень тонких нюансах). И ставка в этой игре – дети гетто и его собственная жизнь. Выиграет – умрёт, но детей оставят в гетто. Проиграет – будет жить, но детей увезут (может, в газовую камеру, может, в клинику для опытов). Только вечный шах, сделать который труднее, чем выиграть партию, может стать спасением для всех. Каждый говорит о своей жизни (и о смерти) почти спокойно. Это мы заглянули в гетто на пару часов, а они там живут много месяцев. «Дальше – неинтересно, – говорит нам Инна, прекрасно понимающая, что её ждёт за самовольный выход из гетто, – главное, что у меня был дублёр». Вот камертон спектакля. Мой дед, начавший воевать ещё в Финскую кампанию и встретивший май 45-го в Берлине, тоже говорил о войне не как о ежедневном подвиге, а как о будничной тяжёлой работе, спокойно и рассудительно, иногда с юмором и всегда без пафоса.
Кому-то наверняка захочется обвинить Карбаускиса в эмоциональной холодности, даже в расчётливости. Но, по-моему, это не так. Хирург не имеет права на эмоции. Его дело оперировать. А выздоравливать от клише предстоит нам.
Виктория ПЕШКОВА
ВМЕСТО ПОСТСКРИПТУМА. Когда номер был уже подписан в печать, нам стало известно, что театральная афиша пополнилась ещё двумя постановками на военную тему: «Так и будет» по пьесе Константина Симонова, поставленный Татьяной Дорониной во МХАТе им. Горького, и «Противостояние» по пьесе Рустама Ибрагимбекова в театре «Бенефис». Тем не менее приходится не без горечи заключить, что подавляющее большинство московских театров встречают юбилей Великой Победы отнюдь не во всеоружии.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии: