Текст книги "Я люблю Лондон"

Автор книги: Линдси Келк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Тебе нет нужды волноваться, – заверила я, вынимая трусы-недельку из пальцев подруги и делая вид, что ее неодобрение вызвано исключительно моей неготовностью заводить ребенка. Ясное дело, я не готова рожать: сама до сих пор ношу детские трусы. – В моей печке пирожка-то нет.

– Но когда будет, он же родится американцем, Энджел, – ужаснулась Луиза. На лице у нее появилось выражение отчаяния. – У твоего ребенка будет американский акцент! Он пойдет в американскую школу! У него друзья будут американцы!

От печали в голосе Луизы мой желудок скрутило судорогой сильнее, чем от пастушьего пирога моей матери.

– Зато у него будет прекрасная тетушка-англичанка, – заверила я. – И прекрасная англичанка-подружка в лице Грейс. И прекрасные дедушка с бабушкой из Англии, которые будут забирать его у меня с рук долой каждое лето на полтора месяца.

– Хм! – Луиза бросила мне в лицо свернутые в комок носки. – Похоже, ты все-таки это обдумывала.

– Я не знаю лучших причин родить ребенка-американца. А как мать будет счастлива! Она нянчила Грейс всего полчаса, но к нам поднялась в полном восторге. Представь ее с моим ребенком на два месяца кряду!

– Энджел! – Дверь комнаты распахнулась без стука. На этот раз на пороге стоял папа. Все, как в шестнадцать лет. – Подъехало такси. Твоя мать просит тебе передать, что американцы здесь.

Это слово на букву «а» сегодня всем поперек горла.

– Стоп, как это? – Я взглянула на часы, на себя в нижнем белье и снова на папу. – Американцы? Во множественном числе?

– Твоя мама сказала – американцы, я и передаю – американцы, – отозвался папа, спускаясь в гостиную. – Откуда мне знать? Я всего лишь хозяин этого дома.

Гадать, кто приехал, не пришлось, потому что Дженни ворвалась в дом, судя по звукам, сорвав дверь с петель, когда я еще даже джинсы не натянула.

– Есть кто дома? – крикнула она с первого этажа. Я дикими глазами взглянула на Луизу. Она ответила таким же обеспокоенным взглядом. Кто-то вошел в дом моей матери. Кто-то, кого она никогда не видела. Прольется кровь. – Нет, реально? Энджел! Аннет!

– Она называет твою мать Аннет? – шепотом спросила Луиза. – Я почему-то не обращаюсь к ней Аннет.

– Ты не Дженни, – объяснила я, прижав ладони к лицу. – Я хреново выгляжу? Боже, столько времени, а я до сих пор хреново выгляжу!

– Да, но это же не английская королева, а всего лишь твоя подруга, – утешила Луиза. – Подумаешь, большое дело.

– Ты, должно быть, Дженни, – услышала я голос подоспевшей матери и вскочила на ноги.

– Пошли, – потянула я Луизу за собой. – Сейчас будут объятия, тебе надо это видеть.

И я не ошиблась. Мы сбежали по лестнице как раз вовремя, чтобы узреть мою мать в медвежьих объятиях Дженни. Не подумайте, что у нас в семье не принято выражать эмоции, просто мы делаем это по-другому. Когда сердимся, то ведем себя пассивно-агрессивно, а когда радуемся, то одариваем друг друга шоколадными бисквитами «Пенгвин», ну и еще можем слегка дотронуться до плеча – это уже в особых случаях.

– Энджи! – Дженни отпихнула мою мать, которая по инерции попятилась, наткнулась на тумбочку и осталась стоять с широко разведенными руками, и бросилась ко мне. – Детка, мы же с тобой целых три дня не виделись! Что за фигня, почему ты так хреново выглядишь?!

– Не успела переодеться после приезда, – просипела я, поскольку весь воздух разом вышел из меня от крепких объятий Дженни. – И в душ сходить возможности не было.

– У тебя оттуда и правда пованивает, – подтвердила она драматическим шепотом. – Может, дезодорантом брызнешь, прежде чем Алекс тебя увидит?

– Ну, до завтра я в душ по-любому схожу…

– До завтра? – Алекс появился на пороге, до отказа нагруженный чемоданами, про которые я стопроцентно могла сказать – не наши. – Что будет завтра?

– Алекс! – Мое сердце, казалось, сразу увеличилось в пять раз и теперь грозило взорваться. Не только потому, что я не видела его целую ночь и почти два дня, но и оттого, что он показался мне до боли красивым. Если я так и стояла в своей страшной полосатой футболке и обвисших растянувшихся джинсах, Алекс облачился в настоящие брюки с настоящей рубашкой и галстуком под своей всегдашней кожаной курткой. Это вселяло некоторую нерешительность и одновременно казалось невероятно сексуальным. Странно.

– Ну, привет! – Он улыбнулся, поставил чемоданы и раскрыл объятия для моего прыжка с разбегу а-ля Дженни. – Что происходит?

– Ничего. – Я зарылась лицом в шею Алекса, вдыхая его запах и стараясь игнорировать нестерпимо сильный запах Энджел. – Просто мне казалось, ты прилетаешь только завтра…

– Так и планировалось. – Он громко кашлянул, пресекая мою попытку заняться сексом прямо в одежде. – Но я рассудил, к чему ждать? Запись мы закончили рано, и я полетел с Лопес… что было большой ошибкой.

– Эй, если тебя не интересуют первоклассное кино и социальные проблемы, это не значит, что я плохой попутчик! – взвилась Дженни, двинув кулаком ему по руке.

– «Сумерки. Рассвет» и «Эйс уикли» не подпадают под категорию первоклассного кино и социальных проблем, Дженни, – пояснил Алекс, снимая кожаную куртку. – Усвой какие-нибудь правила поведения. И улучши вкус.

Я стояла посередине сандвича из Алекса и Дженни и чувствовала, что оживаю. Конечно, мне нужно было в душ, чуть подкрасить щеки румянами и переодеться, но оттого, что эти двое рядом, сердце забилось быстрее, а улыбка засияла ярче. Мне было хорошо… Было, пока мать не опомнилась и не вернула себе равновесие, ухватившись за вешалку для пальто.

– Миссис Кларк, мистер Кларк! – Алекс отбросил меня, как раскаленный камень, и направился к моим родителям, заранее вытянув руку. – Как приятно с вами наконец познакомиться! Я Алекс.

– Отчего-то я так и подумала. – Мать взяла его руку и пожала со всем изяществом, на которое была способна. То есть с небольшим. Папа промолчал, но я видела, как побелели его костяшки, когда он пожимал руку Алексу. – Входите, входите. Дэвид, поставь чайник. Чай или, может быть, к-кофе?

Я вздрогнула, когда мама прошипела ненавистное ей слово на букву «к».

– Я бы с удовольствием выпил чаю, – сказал Алекс. Он украдкой подмигнул мне и пошел следом за матерью на кухню.

– Какой там чай? Нет, мне кофе, – громко зевнула Дженни. – Сейчас умру без кофеина.

– А я пока вещи отнесу! – Я схватила чемодан и спортивную сумку Алекса. Слава Богу, хотя бы один из них умеет путешествовать налегке. – Мне тоже чай. Сахара две ложки.

– Давай мне второй чемодан, – сказала Луиза с середины лестницы. – Я помогу.

Луиза! Я совершенно забыла, что она здесь. По выражению ужаса на ее бледном лице я поняла, что она все видела. Луиза впервые наблюдала за ураганом по имени Дженни. Можно только посочувствовать ей, когда они сойдутся один на один. Я подала ей второй чемодан – для любого другого человека он был бы огромным, но по меркам Дженни – вполне компактным! – и удивилась его легкости. Мы стали подниматься по лестнице.

– Я только в душ на минуту, – крикнула я вниз. – Буквально заскочу и выскочу, – прибавила я для Луизы, все еще пребывающей в шоке. – Две минуты.

В первый раз я пришла в восторг оттого, что в доме матери ничего не изменилось. Я бросилась в ванную, вытянула душ на гибком шланге, схватила запасную бритву из зеркального шкафчика и встала под горячие струи. Неземное блаженство! Возможно, свою роль сыграло и то, что Алекс ждал меня внизу, но все равно очень, очень хорошо! Через пять минут я, уже сухая и облитая дезодорантом, натягивала трусы прямо в присутствии Луизы, что, похоже, доконало ее окончательно.

– Дай мне вон тот джемпер! – попросила я, указывая на светло-серый свитер от «Винс Хенли», безумно удобный и открывающий достаточно груди для удовольствия Алекса, но и достаточно скромный, по родительским понятиям. К нему узкие черные джинсы из «Топшоп». Прекрасно. Ну вот, я чистая и одетая. – Чего ты здесь-то ждешь? – спросила я, быстро-быстро нанося на щеки бронзант и румяна и обозначая глаза тушью. – Твой чай остынет.

– Тебя жду, – сказала Луиза, розовея. Эх, вот кому румяна не нужны! Я уставилась на нее, нечаянно выдавив на себя полтюбика бальзама для губ. – А что?

– Ничего, – отозвалась я, бросив взгляд в зеркало. Для хрюшки сойдет! – Я просто не привыкла, что ты стесняешься.

– Я не стесняюсь! – отрезала Луиза. – Я тебя жду!

Интересные дела. За время нашего знакомства именно Луиза вытаскивала меня на все тусовки, от которых в ином случае я бы уклонилась. Я даже пошла в один с ней университет, чтобы три года в общежитии не смотреть «Баффи» в одиночестве. В итоге «Истребительницу вампиров» я все равно часто смотрела одна, но благодаря Луизе играла в нетбол (плохо), участвовала в театральных постановках (скверно) и каждые два дня в хлам напивалась в студенческом союзе (очень успешно). А сейчас она нервно поправляет волосы, прячется в моей комнате и рискует пропустить горячую чашку чая. Это не моя Луиза.

– У тебя же ребенок внизу! – прищурилась я.

– Господи, Грейс! – Луиза вскочила и вылетела из моей комнаты быстрее, чем когда мой папа застукал нас с бутылкой «Киви 20/20» и за просмотром «Ромашкового луга» по видеомагнитофону (мы были любопытными).

Я сошла вниз более расслабленной походкой. Радостное возбуждение оттого, что лучшая подруга и жених теперь рядом со мной, несколько поулеглось при мысли, что лучшая подруга и жених находятся в одном доме с моей матерью. Однако пока до меня не доносилось звона разбиваемой посуды или разговора на повышенных тонах – во всяком случае, никто не говорил громче, чем обычно (Дженни), – так что можно было надеяться, что все обойдется.

– О Боже, какая ты красавица!

Завернув за угол, я увидела Луизу, застывшую на пороге кухни, и крошечного человечка, которого определила для себя как Грейс, сидевшего у Дженни на коленях. Папа суетливо разливал чай и резал кекс, торопясь так, будто от этого зависела его жизнь, а мать сидела за столом и смотрела на Алекса, стараясь отыскать в нем хотя бы что-то плохое. Объекту ее исследования было совершенно наплевать на этот визуальный допрос. Алекс улыбнулся мне, как будто все происходящее казалось ему абсолютно нормальным. Это была, скажу я вам, еще та картина!

– Грейс, – нерешительно сказала Луиза, обернувшись ко мне за помощью. Я ее в общем-то поняла. От рассказов о присутствующей иностранке, которых наслушалась Луиза, у Грейс волосы должны были встать дыбом еще в утробе матери.

– Дженни, не пытайся украсть душу младенца, – сказала я, мягко подталкивая Луизу к столу. – Ее жертвоприношение не искупит твои грехи.

Надувшись, Дженни протянула Луизе ее сверток радости. Новоиспеченная мамаша схватила дочку и сразу расслабилась. Я прижалась к Алексу. При виде того, как он обнял меня за талию, десяток преждевременно накинутых лет мгновенно исчез с лица Луизы.

– Эй, – прошептала она младенцу. – Хочешь познакомиться с тетей Энджел?

Это было уже чересчур. Дженни, Алекс и младенец на кухне моей матери?

Я вспомнила, как стояла здесь в то утро, когда у Луизы была свадьба. Я в платье подружки невесты ходила по кухне, привыкая к каблукам, а Марк с моим отцом возились с машиной. Сигнал «проверь мотор» загорался уже в течение долгого времени, но Марку приспичило заглянуть под капот именно в день свадьбы моей лучшей подруги. А теперь я стою босиком, в джинсах, ко мне тянется пара крошечных кукольных ручек, и чувствую я себя еще менее уверенно, чем в «лабутенах» с каблуками в десять сантиметров.

– Можно мне ее подержать? – спросил Алекс, отодвигая чай. – Луиза, она у вас красавица.

– О, конечно, – согласилась Луиза, снова розовея. – И… очень рада познакомиться с вами по-настоящему.

– Я тоже. – Улыбаясь, он протянул руки к ребенку. У меня подкосились ноги. Даже у моей матери вырвался короткий судорожный вздох. Дженни, набившая щеки ячменной лепешкой, разумеется, осталась совершенно глуха к происходящему. Луиза положила руку мне на локоть и лукаво улыбнулась.

– Значит, вы об этом еще не думали? – прошептала она. Грейс схватила Алекса за палец и засмеялась. Он посмотрел на меня из-под черной челки и помахал мне ручкой малышки.

– Привет, тетя Энджел, – сказал он за Грейс. – Я думаю, ты чудна2я, потому что я такая прелесть, а тебе не до этого.

При этих словах мои яичники словно взорвались.

– Ну что, куда пойдем обедать? – с обычным изяществом разрядила обстановку Дженни. – Я ужасно голодна.

– Дэвид как раз собирался за рыбой с картошкой, – отозвалась мать, все еще совершенно ошарашенная. Редкое, надо признаться, зрелище. – Этого хватит? Или можно куда-нибудь сходить, если хотите.

Аннет Кларк уступала Дженни Лопес!

Луиза в изумлении сжала мою руку. Так вот в чем состояла наша многолетняя ошибка – мы спрашивали разрешения, вели себя уважительно, волновались, что она скажет. А надо было с самого начала без обиняков говорить ей, что к чему. Судя по выражению папиного лица, до него это тоже дошло.

– Это просто здорово, – просияла Дженни. – Рыба с картошкой. И чай! И ячменная лепешка. Здорово.

– Называть поочередно все, что стоит на столе, утомительно, – заметил Алекс, качая Грейс на колене, чем вызвал у меня неконтролируемые спазмы матки. – Рыба с картошкой – это хорошо, миссис Кларк, но прогуляемся за ней мы с Энджел. Вы не обязаны менять свой привычный ритм ради нас.

– Ну, если вы так хотите… – И снова моя мать уступила! И улыбнулась, если это можно назвать улыбкой. – Энджел знает, куда мы ходим.

– Знает, – согласилась я, – но Грейс я с собой не возьму. Можно ли представить себе что-нибудь более душераздирающее, чем младенец, пахнущий развратом[14]14
  В оригинале непереводимая игра слов: «chippy» означает и магазин картофельных изделий, и разврат.


[Закрыть]?

– Я отвезу ее домой! – Моментально поняв намек, Луиза забрала малышку у Алекса. Я воспользовалась возможностью потыкать пальцем в круглые щечки. И в носик-кнопку. И в животик. Трудно было оторваться. – Но завтра мы увидимся?

– Обязательно, – подтвердила я, целуя Луизу в щеку, а Грейс – в макушку. Какая мягкая! Такая мягкая… – Кинь мне сообщение, когда доедешь.

За Луизой закрылась дверь. Алекс надел куртку и встал рядом со мной.

– Ну что, пять порций трески и чипсы. – Я взяла сумку с кухонного стола и мазнула по губам гигиенической помадой. Мне не хотелось выходить на улицу не во всей красе.

– Я могу съесть часть твоей картошки, – сказала мать, хлопоча вокруг Дженни и намазывая ей хлеб маслом. – Точно не хочешь весь пакет?

– Конечно, хочет, – ответила за меня Дженни. – Но нам предстоит втискивать ее задницу в свадебное платье, правда, Аннет? Поэтому обязательно делимся картошечкой, Энджел.

Мать расхохоталась. Не сдерживаясь и не стесняясь. Так, что люди слышали. Отец промолчал.

– Пошли! – Алекс взял меня за руку и повел к двери, не дав прикончить родную мать силой взгляда в духе Дарта Вейдера. – Покажи мне, где этот ваш притон.

Глава 8

Вечер оказался теплее, чем я ожидала, но я порадовалась, что надела джемпер. Папин сад переживал наступление лета, и я невольно улыбнулась запаху роз и свежескошенной травы. Не только потому, что мама заставила отца подстричь газон к моему приезду, но и потому, что это пахло домом. Нью-Йорк может пахнуть тысячью запахов, но чистый, душистый запах только что срезанной травы вы найдете, только если будете целый день ходить за одной из гигантских косилок-мутантов в Центральном парке. А здесь он разлит в воздухе прямо за порогом.

– Кому заплатить, чтобы ты почаще вот так улыбалась? – спросил Алекс, обнимая меня рукой за плечи и очень нежно целуя в губы.

– Да когда же я не улыбаюсь? – возразила я, возвращая ему поцелуй и обнимая покрепче. Солнце клонилось к закату, и, хотя я поспала, силы быстро таяли.

– Мы оба перенапряглись в последнее время. – Алекс раскинул руки так широко, что полы рубашки вылезли из-под ремня, показав полоску его твердого, плоского живота. – Даже с улыбками было напряженно.

– Лучше не привыкай к ним, пока мы в этом доме, – предупредила я, схватив его за руку и потянув по садовой дорожке. – Рыба с картошкой – и спать.

– Двумя руками «за», – сказал он, послушно следуя за мной.

Ощущение странности происходящего, которое возникло у меня на кухне, сохранялось и всю дорогу до кафе. По этим улицам я бесчисленное количество раз ходила подростком. Провинциальный Суррей с его большими, на всю семью, машинами, изгородями из бирючины и белейшими тюлевыми занавесками… Я шла в библиотеку с матерью и возвращалась с руками, полными книг, по мнению родительницы, совершенно мне не нужными. По этим улицам мы с Луизой гуляли в велосипедных шортах и больших футболках, набивая щеки «Пуш попс» из магазинчика на углу и гадая, нравимся ли мы мальчикам, которые нравятся нам. По этим улицам я ездила с Марком, выслушивая его стенания по поводу необходимости наносить визиты моим родителям. Меня и эти улицы объединял большой кусок истории. Алекс резко контрастировал с полноприводными автомобилями и детскими городками «Литтл тайкс», мимо которых мы шли. Его рубашка была слишком обтягивающей, джинсы – слишком узкими, и держался он чересчур уверенно. Расслабленные плечи, широкий шаг, черные волосы. Он выделялся, как небоскреб в ряду одноквартирных домишек.

– Как я рада, что ты приехал на день раньше, – призналась я, ускоряя шаг, чтобы попасть с ним в ногу. – Ты что хочешь делать завтра? Мы тут вроде как в отпуске, надо заняться чем-нибудь веселым.

– Тебе не понравится, что я скажу, но мне кажется, завтра нужно провести день с твоими предками, – сказал Алекс. – Посмотри на ситуацию их глазами. Не успела ты приехать, как дом наводнили горластые американцы, которых они впервые видят, а один из них к тому же еще и думает жениться на их дочери!

– Как, все еще думает?

– О’кей, женится на их дочери, – согласился Алекс, поймав меня за левую руку и помахав изумрудным кольцом у меня перед носом. – Они, должно быть, в шоке не меньше тебя. Давай, ну, не знаю, повезем их в какой-нибудь загородный паб. Или сводим на обед. Я хочу произвести хорошее впечатление.

– Алекс, ты спас меня от участи старой девы и подержал на руках младенца, – сказала я, пытаясь переварить идею воскресного семейного обеда с Дженни в качестве всеобщего любимца – непоседливого лабрадора. – Ты и так чистое золото.

– И все же я считаю, надо им это предложить, – мягко настаивал он. – Можно пригласить Луизу и, как его, Тима, что ли.

– Так, притормози-ка, – сказала я. У меня закружилась голова, и виной тому была не разница во времени. – Мне все-таки надо поесть. Не могу на голодный желудок обдумывать предложение поиграть в счастливую семью.

Алекс изобразил нетерпеливо-просящий щенячий взгляд.

– Хорошо, – сказала я. Можно подумать, я в любом случае не уступлю. – Авось прокатит.

– Умница, – похвалил он, подергав меня за хвост.

– Но мы все-таки на отдыхе, – повторила я. – Пусть я должна побольше времени проводить с мамой и папой, но мы же с тобой будем как-то развлекаться, ведь так?

– Конечно. – Он медленно кивнул. – Хотя у тебя впереди презентация, а я бы хотел встретился с лейблом, пока я здесь.

– Все в порядке? – спросила я. Любое упоминание о лейбле меня беспокоило. Потому что я не знала, что такое лейбл. – Им понравился ваш новый альбом?

– Понравился, – подтвердил Алекс. Две девочки-подростка на шпильках на противоположном тротуаре – мы с Луизой десять лет назад – повернулись на звук его голоса. Я низко наклонила голову, пряча улыбку. Алекс, как всегда, не заметил. – Они хотят обсудить детали гастролей. Но свободного времени у меня будет масса, погуляем обязательно. Кроме того, у тебя тут есть Дженни. С ней ты и так не соскучишься.

– У нас тут есть Дженни, – поправила я его. – У нас.

– Нет уж, – засмеялся Алекс. – Я скорее поведу твою мать покупать туфли, чем пробуду с этой девицей еще хотя бы минуту. Я общался с ней двенадцать часов подряд без перерыва. Ты в курсе, что примерно шесть из них она проревела?

– Да ладно? – Только этого не хватало. – Из-за Джеффа?

– Из-за Джеффа, из-за Сигга, из-за того, что не положила в чемодан подходящую одежду, – Алекс не сводил с меня зеленых глаз, пока мы молча ждали на светофоре, чтобы перейти улицу. – Я пробовал помочь, но, честно говоря, через некоторое время перестал обращать на нее внимание.

– И ни один суд на земле тебя за это не обвинит, – отозвалась я. – Я хочу, чтобы у нее все наладилась, но я тоже понятия не имею, как ей помочь.

– А это не в твоих силах, – сказал он, почти неся меня по пустой улице. Соблазн в виде жареной пищи превращает Алекса в Папая. – Люди по-разному справляются с расставанием. Мы с тобой это знаем.

После неудачных предыдущих отношений Алекс переспал с половиной Манхэттена и третью Бруклина. Я, порвав со своим женихом, сбежала от него за Атлантический океан. Можно с чистой совестью признаться, что мы с ним не умеем справляться с обломами в сердечных делах.

– Мы-то знаем, – вздохнула я. – Волшебного выключателя не бывает, но мне очень хотелось отключить хотя бы слезы. Дженни бы порвала меня, как грелку, еще в Нью-Джерси, если бы я плакала столько, сколько она. Она пугала бы меня рассказами, насколько это плохо для моей кожи и как я наживаю себе морщины, с которыми буду выглядеть старухой.

– Вот и повтори ей это, – предложил Алекс. Я посмотрела на него, как на дурака. Потому что он сказал огромную глупость. – Что? – спросил он.

– Ты с ума сошел? – Я даже двинула ему кулаком в плечо. – Мне еще жить не надоело.

– Понял, – сказал он, и мы вошли в магазин, где торговали горячей пищей.

* * *

Нагруженная пятью порциями жареной трески, четырьмя пакетами жареной картошки, двумя горшочками горохового пюре и, по настоянию Алекса, маринованными яйцами и банкой «Айрн-брю», я вошла в кухню, ожидая увидеть накрытый стол, бутылку уксуса и столько соли, чтобы даже лошадь хватил инфаркт. Вместо этого я увидела пустой стол, стопку тарелок и мать, стоявшую посреди кухни в ярко-розовом платье от Дианы фон Фюрстенберг и черных туфлях «Ив Сен-Лоран трибьют» на пятнадцатисантиметровых шпильках. Неудивительно, что я уронила маринованные яйца.

– Если ветер переменится, у тебя такое лицо навсегда останется, – сказала мать. В ином состоянии на меня произвело бы неизгладимое впечатление, что она в состоянии родить связную фразу, пока Дженни подрисовывает ей глаза жидкой подводкой. – Тебе нравится мое новое платье?

– Твое новое платье? – с ударением переспросила я, и от изумления у меня непроизвольно отвисла челюсть. Чтобы скрыть это, я быстро наклонилась и стала подбирать с пола маринованные яйца.

– Я в пятницу была на показе, – начала Дженни, выручая мою мать. – Увидела его и сразу подумала – если бы мне исполнялось шестьдесят и я закатывала роскошную вечеринку, чтобы показать всем, что есть еще порох в пороховницах, я бы сделала это в таком платье. Может, не в этих туфлях, но в этом платье – точно. Поэтому я привезла его с собой.

– Да уж, хорошо бы не в этих туфлях, – поддакнула я, чувствуя себя сварливой родительницей. Теперь я поняла, что чувствовала мать, когда я на первом курсе купила черные туфли на платформе в китайском стиле.

– Энджел привезла мне пятновыводитель-карандаш, – пожаловалась мать Дженни, когда они перешли к румянам.

– А мне вообще ничего не привезла, – ввернул папа, наливая себе полный стакан виски из новой бутылки «Джек Дэниэлс». – А вот Дженни привезла мне виски, – похвастался он, одновременно обозначив тост за мое здоровье.

– Я тебе себя привезла! – запротестовала я и вытянула перед собой бумажные пакеты. – И картошку! И рыбу! И «Айрн-брю»!

– О-о, с виски это будет настоящий пир! – Папа взял у меня пакеты и со щелчком открыл банку пива. – Садитесь-ка все за стол, пока не остыло.

За столом я оказалась напротив матери и буквально не сводила с нее глаз.

– Тебе там удобно? – спросила она, принимая тарелку с жареной рыбой и картошкой, которую протянул ей Алекс.

– Тебе все это идет, – вполголоса сказала я, и это была правда. Дженни гладко причесала мою мать, чтобы волосы блестели ярче обычного, а умелый макияж подчеркнул черты лица, оставаясь при этом почти незаметным. Мать выглядела ухоженной и, признаюсь, красивой. Я не привыкла видеть родную мать в таком виде. – И платье тебе идет.

– Обычно я такое не ношу, – призналась мать, подтягивая повыше низкий вырез. – Но в праздник, наверное, можно?

– Нужно, – отозвался Алекс, подсаживаясь за стол с собственным «Айрн-брю» и бокалом виски. – Вы прекрасно выглядите, миссис Кларк.

– Называй меня Аннет, – сказала она, не на шутку тронутая. – Спасибо, Алекс. Кто-нибудь хочет выпить? Дженни?

– Вообще-то я убила бы ради мартини, – громко зевнула моя подруга. – Или пива. Что-нибудь, лишь бы взбодриться.

– Я, пожалуй, тоже выпью пива! – Мать, покачиваясь, посеменила к холодильнику и вернулась с двумя бутылками «Хейнекен». Моя мать пьет пиво?! В «Диане фон Фюрстенберг» и «Ив Сен-Лоране»?! – А ты, Энджел?

– Нет, спасибо. – Я слишком устала и была слишком раздражена, чтобы пить.

Мать посмотрела на отца и фыркнула. Папа покачал головой и отвел глаза. Видимо, они заключили пари, сколько времени мне понадобится, чтобы начать психовать. Похоже, папа проспорил.

– Алекс. – Папа сел рядом с моим женихом. Дженни поддала мне локтем под ребра, весело жуя картошку и запивая пивом. – Расскажи мне о своем ансамбле. Я слушал вас на «Ютьюбе». Должен сказать, вы очень хорошо играете.

Надо отдать Алексу должное – он отбросил челку с лица, прочистил горло и кивнул отцу с большой серьезностью.

– Гм, спасибо, мистер Кларк…

– Дэвид, – поправил папа, отпив большой глоток своего хмельного «Брю». – Зови меня Дэвид.

– О’кей. Дэвид, – согласился Алекс. – Сколько уже мы с ребятами играем вместе, лет десять, наверное? Да, я их всех знаю еще со школы, значит, минимум десять лет. Только что мы закончили наш четвертый альбом. Получилось, по-моему, здорово.

– Как, десять лет назад ты учился в школе? – Мать поперхнулась картошкой с маслом. – Сколько же тебе лет?

– Он имел в виду университет, – перевела я. – Ему тридцать. В июле будет тридцать один.

– А я думала, они говорят по-английски, – пробормотала мать в салфетку. – Ты изучал в университете музыку? И хорошо учился?

Ну все, пошло-поехало, за рыбой с картошкой начался допрос в стиле испанской инквизиции. Я стиснула под столом колено Алекса, но он лишь похлопал меня по руке и покачал головой. Он прекрасно справлялся с ситуацией. Вот где он этому научился?

– Вообще-то я изучал архитектуру и по итогам года был лучшим по успеваемости.

Я так и знала. «Попасть в десятку», новая серия.

– Год означает курс, – тихо пояснила я.

– Я учился в РИСД – это на Род-Айленде, пара часов езды от Нью-Йорка. Очень хороший универ.

Этого я не знала. Минус пять очков. Хотя я знала, что Сет Коэн из «Одиноких сердец» подавал туда заявление. Хотя бы что-то.

Мать кивала, выражая одобрение, папа кивал в свою выпивку, а Дженни просто клевала носом. Она съела всего-то пару-тройку ломтиков картошки, оставив рыбу нетронутой. Я дала подруге три минуты, прежде чем взять ее порцию себе. Отдать половину моей картошки матери? Ага, сейчас! К природной жадности добавился межконтинентальный перелет.

– А что твои родители сказали об увлечении музыкой? – не сдавалась мать. – Я вряд ли обрадовалась бы, если бы отправила Энджел в университет изучать юриспруденцию, а она потом сообщила бы, что сбежала с бродячим цирком.

– Это не одно и то же, – запротестовала я, встав на защиту Алекса, прежде чем он рот успел раскрыть. – Хотя и в цирке я выступала бы с большим успехом!

– Ты почти весь десятый класс проходила в клоунском гриме, – усмехнулся папа себе под нос. Я нагнула голову и обожгла его взглядом исподлобья. Как ему это понравилось! – И одиннадцатый. Помнишь, как ты целых полгода ходила с косичками?

– Это было модно! – произнесла я четко и громко. – Косы носила не только я.

– Мои старики были не в восторге, – сказал Алекс, не обращая внимания на интермедию. Оно и к лучшему. – Но они уважали мое решение. Мы относились к группе как к временному увлечению, пока не найдем настоящую работу, но затем все вместе переехали в Бруклин, и там у нас дело неожиданно пошло на лад.

– Ты жил с этими парнями? – скривилась Дженни. Она сидела, опустив голову на вытянутую по столу руку. – С Крейгом? Брр!

– Совсем недолго, – сказал Алекс, стараясь не засмеяться. – Кстати, жизнь с Грэмом имела свои плюсы – он отлично готовит. Альтернативой было вернуться домой, к родителям.

– А чем занимаются твои родители? – Мою мать было не остановить.

– Отец – недвижимостью, у мамы масса всяких благотворительных обязанностей, – ответил Алекс. – Раньше она преподавала, теперь на пенсии.

Меня не покидало странное чувство, что все это мне полагалось бы уже знать о женихе. Алекс никогда не говорил о своей семье. Я знала, что у него есть брат и родители, но в повседневной жизни он о них практически не упоминал (если быть точной – вообще не рассказывал).

– И заниматься музыкой ты собираешься… еще долго? – Мать очень старалась сохранить безразличное выражение лица. Конечно, ей куда больше хотелось бы рассказывать подругам о зяте-архитекторе, чем признаться, что он «музыкант». – Или нет?

– Думаю, я буду заниматься этим всегда, – ответил Алекс, поспешно проглотив еду. – Но есть и многое другое, что я хочу попробовать. Мне несказанно повезло зарабатывать на жизнь музыкой, но это и огромная ответственность. Ненормированный рабочий день, масса поездок. Слишком тяжело будет целиком отдаваться работе и заботиться о семье.

Мои мать с отцом и я одновременно закашлялись, добившись стереоэффекта, но когда мы отдышались, за столом можно было наблюдать три очень разных выражения лица. У матери в глазах застыло выражение любви, отца, по-моему, не на шутку мутило, а я не знала, что и думать. И сказать. И чувствовать.

– Ну конечно. – Мать потянулась через стол и коснулась запястья Алекса. Он не отдернул руку. И не закричал. – Это разумно.

Алекс кивнул, улыбнулся и воткнул вилку в кусок рыбы.

– Вкусно, – сказал он, отправляя его в рот. – Почти как у Энджел.

– Она всему научилась у меня, – счастливо сообщила моя мать. Я уставилась на еду тяжелым взглядом. Это просто оскорбительно. – Должна сказать, Алекс, я очень рада с тобой познакомиться. Огромное облегчение узнать, что Энджел наконец-то нашла человека с головой на плечах.

– Потому что у меня в голове пусто? – не удержалась я. – Я вообще-то не дура!

– Вряд ли ты станешь спорить, что человек с дипломом архитектора, – мать указала на своего нового любимца, – менее разумен, чем ты.

Будучи слишком уставшей и страстно желая, чтобы мать полюбила Алекса больше, чем Имонна Холмса, я не стала отвечать. Я хотела сбегать наверх и показать ей мою презентацию «Глянца». Я хотела показать ей прошлогоднюю налоговую декларацию, которую я заполнила сама, без посторонней помощи. Я хотела сказать, что знаю, как доехать от Сансет-парк до Центрального парка на метро за полчаса всего с двумя пересадками. Я толковая. Я сообразительная. Но доказывать это не было времени. Да и на столе была хорошо прожаренная рыба, и каждый кусок, приправленный уксусом, казался пищей богов. Я два года жила без трески в кляре и с трудом мирилась с этим.