Текст книги "Прах и тень"

Автор книги: Линдси Фэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Благодарение Господу! – облегченно выдохнул я, опустившись в кресло. – Это первая хорошая новость за всю нынешнюю ночь. Прошу извинить меня, доктор Эгер, но я совсем выбился из сил. Довелось пережить тяжелые испытания. Миссис Хадсон сказала, что вы наш сосед.

– Так оно и есть. Я живу через два дома отсюда и только начинаю практиковать, что вряд ли служит хорошей рекомендацией, но, думаю, вы подтвердите мои выводы и сами убедитесь, что с вашим другом все в порядке. Ведь вы – доктор Уотсон, прославленный врач мистера Холмса?

– Всего лишь его биограф. Шерлок Холмс совершенно не интересуется состоянием своего здоровья, – ответил я, пылко пожимая протянутую мне руку.

Доктор Эгер рассмеялся:

– В этом нет ничего удивительного. Гениальные люди зачастую не обращают внимания на мелкие неприятности. Эту рану, однако, никак не назовешь пустячной. Разрывов мышц нет, но сильно повреждены ткани, и вы не хуже меня знаете, что потеряно много крови.

– Мой друг будет вам очень благодарен.

– У мистера Холмса нет для этого причин. Возможно, когда вы оба оправитесь, расскажете подробнее о том, что с вами случилось. Теперь же я предписываю вам отдых. Я впрыснул морфий мистеру Холмсу, но, если вам удобно делать уколы самому, я не буду оставлять свои запасы. Полагаю, вы сумеете раздобыть свежие бинты и прочее. Бедность заставляет быть грубым. Точнее сказать, излишняя практичность испортила мои манеры. Как бы там ни было, приношу свои извинения. Удачного дня, мистер Уотсон, – сказал юный врач, выходя из гостиной и спускаясь по лестнице.

Я тихо прошел в спальню Шерлока, где на меня со всех сторон злобно уставились знаменитые преступники, небрежно приколотые кнопками к стенам. Мой друг хоть и был смертельно бледен, но дышал ровно, погрузившись в целительный сон. Я неплотно прикрыл дверь и спустился вниз, чтобы выслушать успокаивающие речи миссис Хадсон. Затем снял стеганое одеяло со своей кровати и извлек налитый до краев стакан бренди из буфета. Уютно устроившись на диване, чтобы до меня было легко докричаться, я заснул как раз в тот миг, когда солнечный свет проник в окна через плотно закрытые шторы.

Глава 11
Митр-сквер

Проснувшись, я с удивлением обнаружил, что уже почти ночь. Я с трудом принял сидячее положение и увидел у ног поднос с несколькими кусками мяса и чашкой холодного бульона, который чудесным образом улучшает мое состояние. Предположив, что сильная усталость вынудила меня проспать целый день, я корил себя за то, что ни разу не навестил Холмса. Заглянув в его комнату, я немного успокоился при виде свечки и чайного подноса, которым явно пользовались. Конечно же, его принесла сердобольная миссис Хадсон. Я умылся и переоделся, надеясь, что это взбодрит меня, но дурнота и головная боль только усилились. Я поправил бинты на Холмсе и вновь рухнул на диван, рассчитывая, что завтра к утру наше самочувствие улучшится.

Птицы еще пели, но, когда я вновь открыл глаза, проникавший в комнату свет подсказал мне, что утро уже в разгаре. Меня вдруг охватил необъяснимый страх: внезапно показалось, что нужно немедленно вспомнить какое-то произошедшее накануне событие, но через мгновение я пришел в себя и поспешил в спальню Холмса.

Представшая взору картина вызвала у меня вздох облегчения. Шерлок сидел непричесанный на кровати среди вороха газет, колени устланы телеграммами, сигарета неловко зажата в левой руке. Как видно, он пытался рассортировать свою обильную переписку.

– А, Уотсон! Могли бы и не стучать. Приветствую вас, мой дорогой друг.

– Приношу свои извинения, – рассмеялся я, – но мне сказали, что вы совсем плохи.

– Полная чепуха. Здоров как бык. Если говорить начистоту, я крайне недоволен собой, – добавил он, непроизвольно дернув бровью, – штрих, сказавший мне больше слов о его состоянии. – Впрочем, неважно. Миссис Хадсон и Билли принесли мне все, в чем я нуждался. А теперь садитесь в кресло и расскажите об ужасах, свидетелем которых стали.

Я постарался ничего не пропустить: ни всеобщего огорчения из-за постигшего Холмса несчастья, ни отрезанных ушей у второй убитой женщины, ни спора нашего доброго знакомца Лестрейда с его начальником. Битый час Холмс сосредоточенно слушал с закрытыми глазами, а я напрягал память, боясь упустить малейшую подробность, пока не добрался до возвращения домой и знакомства с доктором Муром Эгером.

– Мы непростительно потеряли воскресенье! В мое отсутствие полиция, несомненно, очистила оба места преступления от всех улик. А история с написанным мелом посланием – вообще настоящая трагедия. Я же не помню ничего, начиная с того момента, как вышел из кэба, и до девяти часов сегодняшнего утра. Конечно, я вычислил профессию обитателя Бейкер-стрит, двести двадцать семь, много месяцев назад, но все же миссис Хадсон не сразу удалось его разыскать.

– Я и сам никак не мог решить, то ли ехать к вам, то ли оставаться в Ист-Энде.

– Подобное рвение делает вам честь, доктор. А как вам нравятся семь срочных сообщений, что я успел уже получить за это утро?

– Целых семь? Я весь внимание.

– Буду придерживаться той последовательности, в которой я их читал. Прежде всего, записка от доблестного инспектора Лестрейда. Он передает наилучшие пожелания и просит доставить ему текст того весьма любопытного послания, что вы безуспешно пытались сберечь.

– Мисс Монк передала его мне. Я тотчас пришлю копию.

– Следующее. Джордж Ласк, президент Уайтчепелского комитета бдительности, шлет мне поклон и сообщает, что отправил письмо королеве с предложением наградить меня.

– Боже правый! Лондон тогда превратится в сущий бедлам!

– У меня сходные предчувствия. Вот еще весьма обстоятельное письмо от майора Генри Смита. В конверт вложены результаты вскрытия трупа, обнаруженного в Сити. Через минуту мы вернемся к делам, а сейчас налейте мне, пожалуйста, еще чашечку кофе. Моя обычная подвижность, как видите сами, значительно ограничена соседом, живущим через два дома от нас. Я ему очень обязан. Четвертое сообщение – телеграмма от моего брата Майкрофта: «Навещу тебя при первой же возможности. Уайтхолл взволнован последними событиями. Быстрее выздоравливай, твоя смерть сейчас была бы крайне несвоевременна».

– Присоединяюсь к этому мнению.

– Пятое: мисс Монк просит назначить ей удобное время для встречи.

– Она проявила чрезвычайную силу духа.

– За что я ей весьма благодарен. Шестое: визитная карточка мистера Роулэнда К. Вандервента – он желает получить аудиенцию. И, наконец, нелепое послание от репортера, который требует дать ему интервью, чтобы ознакомить общество с ходом следствия.

– Это сейчас не самое важное.

– Я намерен отказать ему, но в этом письме звучит зловещая нотка. Посудите сами.

Записка была отпечатана на машинке на листке дешевой желтоватой бумаги с какими-то темными пятнами по краям.

Мистер Шерлок Холмс!

В интересах общества и вашей репутации я настоятельно прошу вас встретиться со мной в заведении Симпсона, чтобы обсудить некоторые важные вопросы. Буду ждать вас сегодня в десять часов вечера. Приходите один.

Лесли Тависток

Я повертел в руках это таинственное приглашение.

– Холмс, автор не пишет, что он газетчик.

– А зачем? Любому, кто разбирается в пишущих машинках, это и так ясно. Достаточно посмотреть на характеристики данного устройства. Мистеру Тавистоку должно быть стыдно, если у него, конечно, нет для этого иного повода, за отсутствующий хвостик буквы «y», наполовину стертую верхнюю черту у «d» и еще девять сильно износившихся букв.

– Разве только журналисты немилосердно относятся к пишущим машинкам?

– Ни в одной другой профессии не нужно так часто прикасаться кончиками пальцев к дешевой типографской краске. Есть еще несколько любопытных обстоятельств, но, боюсь, нам придется вернуться к кровавым убийствам субботней ночи. Пусть наш таинственный репортер сам разбирается в своих умственных построениях. Вот краткий отчет о вскрытии, записанный майором Смитом. Прочитайте его, пожалуйста, вслух, так чтобы я мог проверить собственные догадки.

– «При доставке трупа на Голден-лейн часть уха отвалилась. На печени три пореза разной величины, ножевая рана паха, глубокие разрезы матки, толстой кишки, поджелудочной железы и левой почечной артерии. С прискорбием констатирую, что левая почка целиком извлечена убийцей из тела». Но это не лезет ни в какие рамки!

– Я предвидел что-то подобное.

– Но, Холмс, почка размещается за несколькими другими органами, не говоря уже о том, что она защищена оболочкой! Выходит, он вовсе не боялся, что его обнаружат, раз скрылся с места преступления с почкой…

– Хм! Чудеса, да и только. Продолжайте, будьте так любезны.

– «Кровотечение, вызванное нарушением свертывания крови в брюшной полости, указывает на то, что она была мертва еще до того, как убийца произвел над ней вышеуказанные действия. Приложен полный перечень вещей и одежды покойной в момент ее смерти». Подписано майором Генри Смитом, который передает вам привет и выказывает сожаление, что вас не было при вскрытии.

– Готов заверить майора, что тоже считаю это обстоятельство весьма прискорбным, – вздохнул Холмс. – Увы, я превратил расследование этого дела в чудовищную неразбериху.

– Мы действительно ничуть не продвинулись дальше?

– Ну я бы так не стал говорить. Нам известно, что письмо так называемого «Джека Потрошителя», возможно, написано самим убийцей. Ведь такая подробность, как отрезанные уши, – это не просто шутка, а свершившийся факт. Преступник обладает железными нервами, он способен обнаружить и удалить почку. Знаем мы и то, что убийце удается уносить органы в пакете: у меня нет сомнений, что сверток, который я видел у него под мышкой, позже был использован для транспортировки некоего весьма зловещего предмета. У меня есть также причины подозревать, что Джек Потрошитель всерьез невзлюбил вашего покорного слугу.

– Что вы имеете в виду?

– Уотсон, помните письмо, полученное мною в марте прошлого года, сразу же после нашего возвращения из Колуолла?

– После дела о пропаже фамильной ценности Рамсденов? Что-то припоминаю.

– Я изучал почерк. Хотя его пытались изменить, я уверен: это рука одного и того же человека. Показательны закорючки в конце слов, завершают картину жирные нисходящие линии. А это значит: он писал мне…

– Еще до того, как было совершено первое убийство!

– Именно так. – Холмс какое-то мгновение задумчиво смотрел на меня. – Я не стану возражать, если вы пойдете на сделку с совестью и приготовите мне дозу морфия. Если не хотите, я сделаю это сам.

Я поставил бутылочку на каминную полку среди разбросанных ершиков для чистки трубки и, пока готовил чистый маленький шприц Холмса, размышлял над абсурдностью ситуации. Обернувшись, я испугался, увидев, что он пытается выбраться из-под одеяла, правда, без особого успеха.

– Холмс, что вы делаете, черт бы вас побрал?!

– Готовлюсь выйти, – ответил он, опираясь на ближайшую стойку кровати, чтобы встать.

– Совсем выжили из ума, Холмс? Вы ведь не ожидаете…

– …что еще остались улики, которые удастся найти? – спросил он с раздражением. – Это единственный проклятый факт, в котором я твердо уверен.

– Но ваше состояние…

– Я совершенно разбит. Но, во всяком случае, вправе надеяться, что меня будет сопровождать умелый врач.

– Если вы вообразили, что я позволю вам покинуть вашу комнату, вы сошли с ума – вдобавок к тому, что серьезно ранены.

– Уотсон, – сказал сыщик совсем другим голосом. Я никогда прежде не слышал, чтобы он разговаривал со мной таким тоном. Слова звучали гораздо тише, чем когда он произносил их в своей обычной размеренной манере, и намного печальнее. – Я загнал себя в безвыходное положение. Пять женщин мертвы. Пять! Ваши намерения похвальны, но представьте на миг, каково будет мне получить известие о шестой погибшей?

Я уставился на него, взвешивая доводы, как личные, так и медицинские.

– Дайте вашу руку, – сказал я наконец.

Вид бесчисленных маленьких рубцов, рассеянных, как миниатюрные созвездия, заставил меня содрогнуться, но я постарался не выставлять наружу свои чувства и сделал Холмсу инъекцию.

– Спасибо, – сказал он, неуверенной походкой направляясь к гардеробу. – Встретимся внизу. Советую надеть старое пальто, которое вы носили в восточных колониях, иначе будете чувствовать себя ужасно неловко.

Поколебавшись немного, я облачился в каракулевую поддевку и тяжелое пальто, которым крайне редко пользовался в годы армейской службы, и стремглав сбежал по ступенькам, чтобы нанять экипаж. Если уж Холмс решил посетить место преступления, лучше сделать это незамедлительно, скорее во имя его здоровья, чем ради оставшихся там улик.

Кэбов мимо проезжало много. Когда я вернулся, Холмс сидел на ступеньках дома 221. На нем было свободное одеяние отставного морского офицера в комплекте с флотской фуражкой, тяжелыми штанами и грубой рубахой с галстуком под бушлатом, в который он сумел вдеть левую руку. Другая была на перевязи.

– Вы хотите сохранить анонимность? – поинтересовался я, подсаживая его в экипаж.

– Если есть соседи, желающие разнести полезные слухи, они сделают это более охотно при виде двух патриотов – ушедших на покой офицеров. Так или иначе, одеяние английского джентльмена трудно носить как положено, когда у тебя действует только одна рука, – горестно добавил он.

По пути в Ист-Энд Холмс немного вздремнул, а я глядел в окно, погрузившись в тяжкие раздумья. Лондон изменился с тех пор, как я в последний раз выбирался из дома. Повсюду валялись листовки, набранные большими жирными буквами. Вскоре я понял, что текст везде одинаковый: призыв Скотланд-Ярда к гражданам сообщать любую полезную информацию.

Мы повернули на Дьюк-стрит и приближались к одному из въездов на Митр-сквер, когда кэбмен внезапно резко остановился и принялся ворчать вполголоса по поводу «искателей острых ощущений», у которых «порядочности не больше, чем у хищников». Однако увидев достоинство предложенной ему монеты, он стал более сговорчивым и согласился ждать, пока мы не закончим свои дела на площади.

Мы шли по длинной аллее. Шерлок тяжело опирался на трость, не забывая разглядывать стены домов и землю под ногами, как ястреб, высматривающий свою жертву. Митр-сквер представляла собой открытое пространство, а вовсе не тот грязный тупик, что рисовало мое воображение. Площадь хорошо содержалась властями Сити, но дома на ней были безликими и по большей части незаселенными. Склады охранялись: несколько человек о чем-то озабоченно переговаривались как раз на том месте, где два дня назад лежало тело убитой.

– Как я понимаю, несчастную женщину обнаружили в юго-западном углу площади? – спросил Холмс.

– Да, констебль полиции округа Сити нашел ее именно там. Стараюсь не вспоминать это жуткое зрелище.

– В первую очередь надо осмотреть всю площадь и подходы к ней. Однако, боюсь, этого не удастся сделать, не возбуждая лишних разговоров.

Я сопровождал детектива, пока тот не изучил внимательно место преступления и не вышел с площади по узкому проулку Черч-пэссидж, ведущему к Митр-стрит. На площадь Холмс возвратился по единственному необследованному проходу, тянувшемуся вдоль Сент-Джеймс-плейс и Оранж-маркет. Хотя детектив занимался своей работой не более получаса, на его осунувшемся лице появились явные признаки усталости. Даже просто сохранять вертикальное положение ему было трудно.

– Если я правильно помню, – сказал Холмс, – оставив вас в ту ночь на Бернер-стрит, я пошел на север, пересек Гринфилд-стрит, Филдгейт-стрит и Грейт Гарден-стрит и наконец достиг лабиринта улиц вокруг Чиксэнд-стрит, где и повстречал преследуемую нами дичь. Потом я вернулся на Бернер-стрит, а убийца каким-то необъяснимым образом пробрался сюда через пустынную фабричную территорию. По-видимому, он шел по Олд Монтегю-стрит, которая переходит в Уэнворт-стрит, а потом сужается до Стоуни-лейн, ведущую как раз к тому месту, где мы стоим. И здесь нам повезло – необычное всегда играет на пользу исследователю – он совершил нечто абсолютно нелепое. Убив женщину, преступник извлек наружу ее внутренности на открытой площади с тремя подходами к ней. Возможно, поблизости были складские сторожа. Думаю, Уотсон, мы разыщем свидетелей произошедшего, это лишь вопрос времени. Если вы не возражаете, я расспрошу местных жителей.

К нам подошел человек средних лет в поношенном, надвинутом на глаза котелке, с седеющими бакенбардами и телосложением ломовой лошади. Он смотрел с подозрением и как-то неуверенно улыбался, словно желая утвердиться в своем превосходстве.

– Извините, джентльмены, но совершенно очевидно, что вы уходите с этой площади и возвращаетесь снова, находясь тут гораздо дольше, чем того требуют какие-либо естественные причины. Хотелось бы узнать, что вы здесь делаете.

– Сначала представьтесь сами, – ответил мой друг почему-то с легким валлийским акцентом, неприветливо взглянув на незнакомца.

Тот выжидательно скрестил на груди свои мощные руки:

– Вы вправе спросить это, хотя я и не обязан отвечать, ведь Потрошитель все еще на свободе. Меня зовут Сэмюэл Левисон, и я вхожу в Уайтчепелский комитет бдительности – группу людей, призванных обеспечить покой в этом районе города. Если вы человек здравомыслящий, объясните, чем вы занимаетесь на площади, а не то мне придется обратиться в полицию.

Холмс оживился.

– Я слышал об этой организации, – сказал он, – и именно в вашей помощи я сейчас и нуждаюсь. Вчера мне довелось посетить гораздо больше пабов, чем следовало. Ближе к утру мне сказали, что я нахожусь в какой-то четверти мили от Митр-сквер, где было убито еще одно несчастное создание. Возможно, это покажется вам нелепым, но у меня возникло непреодолимое желание увидеть это место самому. Не успел я войти на площадь, как почувствовал, что сзади кто-то крадется. Блеснуло лезвие, и этот негодяй потребовал денег, угрожая убить меня. Я не из тех, кто избегает доброй драки, поэтому вытащил нож, но был слишком пьян и замешкался. И тогда мерзавец ударил меня ножом в плечо. Кое-как дотащившись до дома, я обнаружил, что в этой стычке выронил трубку. Никогда с ней не расставался, где бы ни путешествовал, так что ходил сам не свой, пока не отправился на площадь, чтобы попытаться ее найти. Черенок из полированного дерева, на нем я вырезал рисунки – птичек и тому подобное.

– Эй, парни! – обратился мистер Левисон к своим компаньонам. – Ничего не видели на земле такого, что могло бы принадлежать этому джентльмену? Очень сожалею, сэр, но, по всей вероятности, вашу вещь уже успели сдать в ломбард.

– Весьма прискорбно. Впрочем, у меня было мало надежды. Есть куда более важное обстоятельство, чем моя трубка. Труп лежал перед этим домом?

– Да. Напротив Черч-пэссидж.

– Соседи что-нибудь слышали?

– К сожалению, в этих домах никто не живет.

– Вот незадача. Как видно, это достаточно пустынное место.

– Склад Кирли и Тонджа вон там охраняется по ночам, а здесь живет констебль, но никто ничего не слышал.

– Полиция на другой стороне площади? – Мой друг слегка присвистнул от удивления. – Знал бы, поостерегся б терять трубку в таком месте.

– Откуда вам знать, если вы, конечно, не этот чудила Шерлок Холмс.

Мужчины от души посмеялись незамысловатой шутке. Мой друг с готовностью улыбнулся в ответ:

– Этот сыскарь-одиночка? Только не говорите, что знаете его.

Слова Холмса вызвали новый взрыв смеха.

– Знаем его! – хихикнул Левисон. – Сильно сказано! Думаю, мистеру Ласку, нашему президенту, случалось видеть этого парня, но всякий осторожный человек предпочтет его избегать.

Буквально сгорая от любопытства, но видя, что Холмс побледнел и тяжело опирается на палку, я решился спросить:

– Не вернуться ли нам домой?

– И вправду, проводите-ка вашего друга, – добродушно заметил мистер Левисон. – Весьма сожалею по поводу вашей трубки, сэр, но вид у вас слишком усталый, чтобы разгуливать по городу.

– Это точно, бывали дни, когда я чувствовал себя намного лучше нынешнего, – ответил Холмс. – Благодарю вас за помощь, джентльмены.

Детектив едва держался на ногах, и мы медленно пошли назад с площади по узкой улочке. Холмс не стал протестовать, когда я твердо взял его под руку.

– Что, черт возьми, имел в виду этот парень?

Шерлок недоуменно покачал головой:

– Не имею ни малейшего понятия, но, боюсь, нам вскоре предстоит это узнать.

Глава 12
Темные письмена

Когда я помог Холмсу взойти по лестнице в его комнату, он настолько обессилел, что я, не тратя времени на впрыскивание новой дозы морфия, уложил его спать. После этого я ощутил потребность привести в порядок свои мысли и без всякой конкретной цели неторопливо направился в сторону Риджент-парк, где недавно выпавший град покрыл землю коричневыми листьями.

Наш визит на Митр-сквер породил очередные мучительные вопросы. Почему человек, которого мы преследовали, решился на новое убийство, зная, что поднята тревога? Почему он это сделал, когда его могли застать на месте преступления, выйдя на площадь с трех разных сторон? Больше всего меня смущали странные замечания члена комитета бдительности о моем друге. Сколько бы ни замалчивал Скотланд-Ярд помощь Холмса, этот самозваный детектив-любитель имел несомненный авторитет в глазах обывателя: мой друг успешно раскрывал одну тайну за другой, хотя ему крайне редко воздавали по заслугам. Когда же это все-таки случалось, природная сдержанность Холмса заставляла его отклонять многочисленные лестные предложения как богатых, так и бедных. Какой невероятный слух мог повредить сложившемуся о нем общественному мнению?

Я бродил около часа, погрузившись в бесплодные размышления, а когда повернул за угол, чтобы вернуться к дому на Бейкер-стрит, еще за полквартала обнаружил на его пороге какую-то перебранку.

– Без сомнения, из-за некоего печального обстоятельства безупречному здоровью великого Шерлока Холмса нанесен вред, – ворчал мистер Роулэнд К. Вандервент, – но будь я проклят, моя дорогая леди, – а я употребляю слово «проклят» только в присутствии тех, на кого оно способно оказать воздействие, – будь я проклят, если состояние здоровья мистера Холмса помешает мне спасти его репутацию!

– Добрый день, мистер Вандервент, – поздоровался я без особой теплоты в голосе. – Мне нужно переговорить с вами наедине. Предупреждаю, мне хорошо известно о вашем вопиющем пренебрежении хрупким здоровьем мистера Холмса и неучтивом отношении к нему. Миссис Хадсон, я сам поговорю с этим человеком.

Обе стороны конфликта украдкой наградили меня благодарными взглядами. К счастью, во время ссоры они, разделенные дверью, не имели возможности смотреть друг на друга. Мы с мистером Вандервентом поднялись наверх. Прежде чем репортер сделал последние трудные шаги, чтобы переступить порог нашей гостиной, я помешал угли в камине. Пламя разгорелось.

– Не состоит ли эта женщина в дальнем родстве с семейством Борджиа? Никогда не слышал столько нелестных эпитетов, адресованных моей скромной персоне. Я хочу спросить, доктор, – продолжал Роулэнд, неожиданно понижая свой скрипучий голос до шепота и бросая взгляд на дверь Холмса, – жизни этого грубияна ничто не угрожает?

– Ни в малейшей степени! – раздался пронзительный тенор детектива из его спальни. – Хорошо известно, – заметил Холмс, когда мы вошли и Вандервент бросил свое тело в кресло, – что, если говорить себе под нос, приглушив звук «с», вас будет слышно гораздо хуже, чем когда вы шепчете.

– Так это правда? – поинтересовался Вандервент, взъерошив непокорные пряди волос. – Джек Потрошитель вас ранил?

– Я нахожусь между жизнью и смертью, – язвительно усмехнулся детектив, – поэтому прошу вас перейти непосредственно к делу.

– Хочу выразить свое сожаление по поводу заметки в последнем номере «Лондон Кроникл». У меня просто нет слов.

– Интересно, я ведь только что закончил просматривать утренние выпуски газет. Вы не найдете этот номер, Уотсон?

Я некоторое время искал газету в хаосе, царившем в спальне Холмса, и наконец извлек то, что было нужно, из вороха периодики. Заголовок, набранный кричащими прописными буквами, гласил: «СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА». Вот что было написано в заметке:

Открылись новые обстоятельства печально знаменитого двойного убийства. Они касаются личности преступника, чьи зверства наполнили ужасом наши улицы. Только сегодня стало известно, что мистер Шерлок Холмс, склонный к затворничеству эксцентричный детектив-консультант, в ночь двойного убийства находился в гуще событий. В указанное время он флиртовал с женщинами сомнительного поведения, якшаясь с ними в гнездах разврата, столь многочисленных на темных улицах Уайтчепела. Выяснилось также, что именно мистер Холмс «обнаружил» убийство в Датфилдз-Ярде в момент его совершения, а затем погнался за неизвестным, подозреваемым в этом преступлении, и исчез из поля зрения как раз в то время, когда вторая жертва закончила свое существование столь ужасным образом. Предстоит еще разобраться, бросают ли эти утерянные минуты тень подозрения на известного своим отшельническим образом жизни лондонского персонажа. Однако имеются свидетельства, что мистер Холмс вернулся на место первого убийства окровавленный, в растерзанном виде. Мало того, он посещал без вызова полиции место зверского убийства Энни Чэпмэн три недели назад. Позже этот эксцентричный джентльмен не дал сколько-нибудь удовлетворительных объяснений этому факту. Конечно, было бы низкой клеветой утверждать, что самочинно возложенная им на себя миссия борьбы с преступностью во всех ее формах направлена теперь своим острием против обездоленных. Однако необходимо решительно заявить: этот внештатный поборник законности должен подробно объяснить, в чем состоит его деятельность и как он обрел удивительное предвидение событий тех трагических ночей.

К моему величайшему удивлению, прослушав всю эту чушь, Шерлок Холмс откинул голову назад и от души посмеялся, негромко, почти беззвучно, в присущей ему манере, пока вконец не обессилел.

– Мне недоступен юмор, обнаруженный здесь вами. По-видимому, мне не хватает мудрости, – сказал мистер Вандервент.

– Как и мне, Холмс.

– Да бросьте, Уотсон. Уж слишком все это нелепо.

– Это клевета.

– Напротив, заметка великолепна, к тому же срывает покровы с маленькой тайны: ее написал загадочный Лесли Тависток. Она дает свежий взгляд, и фактическая часть этой статьи безупречна. Где репортер раздобыл все эти подробности? Еще до того, как пресса узнала о первом убийстве, меня увезли с места событий, как мешок с апельсинами; вы тоже покинули сцену. Возможно ли, чтобы мисс Монк дала интервью о событиях той ночи?

– Крайне маловероятно.

– Или же сотрудники Скотланд-Ярда намекнули, что их помощники-любители посещают пабы сомнительной репутации?

– Что-то не верится.

– Вы, конечно, дали волю своей привычке расцвечивать биографии и тут же помчались в редакцию бульварного издания?

– Вовсе нет.

– Кое-что в этой статье я не в силах понять, – признался Холмс. – Она насквозь пропитана злобой.

– Ну, в этом как раз нет ничего удивительного, – возразил Вандервент. – Журналисты редко бывают добрыми. Главное для них – чтобы газета хорошо продавалась.

– А мне почему-то кажется, что профессия журналиста – сообщать новости, а не торговать газетами, – возразил детектив с угрюмым видом. – Мне трудно представить, что некий писака вдруг захочет сочинить подобную белиберду без всякой причины.

– У вас больше веры в мое ремесло, чем у меня, – наверное, потому что вам реже приходилось с ним сталкиваться. Но в одном вы правы: источник, давший факты для этой заметки, очень умен. Если не брать в расчет ваших друзей и полицию, которая неизменно стремится закрыть слишком болтливые рты, непонятно, кто отслеживал ваши передвижения в ту ночь. У вас ведь нет фальшивых союзников?

– Думаю, что нет, – решительно заявил мой друг.

– Мне тоже так кажется. В таком случае мы, по-видимому, исчерпали тему вашего столь живописного изображения в местной прессе. А теперь обратимся к почтовой открытке, полученной на следующее утро. Это не слишком приятное чтение, и мне трудно судить, насколько она вас удивит.

Когда детектив увидел открытку, выражение его лица изменилось: он был крайне заинтересован. Холмс изучил ее вдоль и поперек, а потом швырнул мне.

Я вовсе не разыгрывал дорогого старину Босса, давая вам совет. Вы услышите завтра о работе весельчака Джекки. Номер один при двойном событии сильно визжала, не удалось довести дело до конца. Не хватило времени добыть уши для полиции. Спасибо, что попридержали предыдущее письмо, пока я снова не приступил к работе.

Джек Потрошитель

– С каждым разом все интереснее, – задумчиво проговорил Холмс. – Сначала показалось, что почерк другой, но при более внимательном изучении видно, что открытка лишь написана поспешно и в состоянии возбуждения. Что вы станете делать с этим эпистолярным шедевром?

– Газетчики будут лезть из кожи вон, чтобы опубликовать это послание. Предыдущее письмо «Дейли ньюс» напечатала в виде факсимиле. Каждая женщина, мужчина и ребенок теперь называют этого сумасшедшего дьявола Джеком Потрошителем.

– Я это заметил. Чего вы хотите добиться?

– Без сомнения, будем продавать газеты. Есть надежда, что удастся распознать почерк.

– Ваша помощь бесценна.

– Моим долгом было предупредить вас, что я и сделал. Надо было также снять с себя ответственность. Очень рад, что достиг цели по обоим пунктам. Я спущусь по лестнице сам, спасибо, доктор Уотсон. Если станете сопровождать меня, потратите зря десять минут. Удачного дня вам обоим.

Холмс зажег сигарету от свечки у постели и взглянул на меня с улыбкой:

– Вы уяснили смысл этих колких посланий?

– Они дают какой-то реальный ключ к разгадке?

– Нет, но в них намечена тенденция. Прежде всего, известно место их отправления – Ист-Энд, что еще раз подтверждает доскональное знакомство автора с Уайтчепелем. Возможно, он местный житель. Но самое интересное: публикация этих писем решает очень специфическую задачу.

– Какую?

– Внушить ужас, мой дорогой друг. Малодушный страх. Вряд ли я ошибусь, предположив, что цвет этого расследования, и без того черный, станет еще темнее к вечеру.