Текст книги "Жизнь à la mode"
Автор книги: Линда Ленхофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Еще чуть-чуть – и мы заговорим о погоде. Я не начинаю беседу, надеясь заставить Тома проявить инициативу. Через десять секунд гробового молчания меняю решение. Оказывается, десять секунд – это очень долго.
– Отличный салат, – говорю я.
Том смотрит на свою тарелку, словно проверяя, что там, и улыбается. Он откладывает на край тарелки маслины, наверное, не любит их. Хотя в моем салате тоже есть маслины, ловлю себя на том, что не прочь стащить еще несколько штук у Тома. Конечно, я не делаю этого, никогда не угадаешь, как отреагирует человек, обнаружив чужие пальцы в своей тарелке.
– Давно ли ты здесь живешь? – спрашиваю я.
– Пару лет. Раньше мы делили эту квартиру с приятелем, но соседи попросили его съехать. Очень шумный был, – уклончиво отвечает он.
– У тебя такие строгие соседи?
– Это семейный район. Большие семьи. Они бывают очень настойчивыми.
Том приносит пасту. Не видела, как он выкладывал ее, поэтому не могу поклясться, что блюдо не доставили из ближайшего ресторана к черному ходу. Впрочем, едва ли у него есть черный ход. Блюдо совсем не похоже на спагетти, которые я готовлю со времен колледжа. Те обеды состояли из недоваренных макарон, размороженного зеленого горошка и готового соуса. Том же сотворил нечто такое, что можно поместить на обложку журнала.
– Восхитительно, – повторяю я. – Можешь этим зарабатывать.
– Это лингвини с моллюсками, – поясняет он, и я вижу, что ему приятно.
Подставку под блюдо с макаронами Том соорудил их множества бумажных раковинок, повторявших форму наших салфеток. Эти вырезанные ножницами салфеточки совсем не убогие: передо мной настоящее произведение искусства, исполненное рукой мастера. Том делал это с любовью и старанием и явно потратил немало времени.
Его руки, эти творцы домашнего уюта, приводят меня в восторг – ожидаешь увидеть мозолистые, оцарапанные ручищи работяги. Но нет, руки как руки, обычного размера, не слишком большие. И все равно похожи на руки волшебника, умеющего прятать в ладонях кучу сюрпризов. И здесь, дома, лицо Тома странным образом утратило мальчишескую округлость, в нем проступили черты зрелого мужчины.
Мы вновь заговорили о нашей конторе. Найдя удобную для обоих тему, обсудили помещение, художественный отдел с коллекцией игрушечных динозавров, лифт, регулярно ломающийся раз в неделю. Экспедиторы заключают пари, когда лифт заглохнет в следующий раз, и оказывается, Том как-то выиграл пятьдесят долларов. После обеда и десерта – домашние булочки, приготовленные соседями Тома, – он провожает меня до дома на метро.
– У меня есть старенький автомобиль, – объясняет Том, – но он стоит в гараже у соседей. Если я начну его заводить сейчас, то разбужу всю округу.
Том довел меня до самых дверей, и я жду момента, понимая, что неизбежно возникнет неловкость, когда останемся только я, он и дверь. К ней можно прислониться либо через нее сбежать. Порой дверь словно спрашивает, сколько человек сейчас намерены пройти через нее. Но, наверное, я слишком много фантазирую по поводу невинной архитектурной детали. Как ни странно, Том не выглядит смущенным, он берет мою руку и пожимает ее, как положено примерному коллеге. Однако в этом есть нечто не совсем товарищеское, его прикосновение очень теплое. Легкое пожатие, пауза, все чуть медленнее, чем принято между коллегами. Должен ли один коллега задерживать руку другого при рукопожатии, как это сделал Том, заставив меня слегка отступить к спасительной двери? Я продолжала размышлять над этим, когда Том кивнул мне на прощание. Сейчас его кивок напоминает изысканный поклон. Я слышу, как Том спускается по ступенькам, и, вспоминая минувший вечер, ощущаю тепло в своей правой ладони. Никогда еще не встречала мужчину, который умеет делать бумажные салфетки в виде раковин.
Глава 8
АРОМАТЕРАПИЯ
Мария везет меня в своем стареньком «додже» на север, в спа-центр, расположенный в Нью-Джерси.
– Кто ездит в спа в Нью-Джерси? – спрашиваю я.
– Мы. Потому что мы молодые, ищущие приключений женщины и билет нам достался бесплатно, – отвечает Мария.
Одна из клиенток Марии, старушонка, известная под прозвищем Жемчужинка, подарила Марии две путевки на выходные в «Спа Мэри-Энн». Мария частенько получает подарки от старушек. Они считают ее единственным человеком, который внимательно выслушивает их и всерьез принимает их проблемы со здоровьем. Наверное, так оно и есть.
Итак, мы отказались заполнить выходные стиркой и хозяйственными заботами, упаковали купальники, трико и шлепанцы (по настоянию Марии) ради уик-энда со спортивными тренировками и расслабляющими процедурами. По мне так лучше сосредоточиться на последнем. Я читала в женских журналах о салонах спа. Знаю, что там используют специальные масла и травяные экстракты для массажа, вытяжки из лекарственных растений и фруктов, ароматические ванны, погрузившись в которые вы перестаете размышлять о смысле жизни и просто глубоко дышите. Позвольте вашему телу отдохнуть от давления повседневной жизни, убеждают журнальные статьи, забудьте о черных потеках сажи на вашем подоконнике, не задумывайтесь, каким образом это произошло, если ваша квартира высоко над землей. Освободите свое сознание и не беспокойтесь из-за того, что вам никогда не удастся быстро отыскать мелочь в кошельке. Признаюсь, меня эти статьи убедили. И я уже предвкушаю, как погружусь на несколько часов во что-нибудь такое клубничное.
– Кстати, – приходит мне в голову, – я никогда не слышала о «Спа Мэри-Энн».
– Должно быть, это нечто столь эксклюзивное, что о нем даже не пишут. Это решит все наши проблемы. «Мэри-Энн» изменит нашу жизнь! – восклицает Мария, ведя «додж» одной рукой.
Мне нравится этот древний драндулет, перешедший к Марии по наследству от бабушки. Все еще тугие сиденья, бежевая виниловая обивка, панель в тон, радио на кнопках. «Додж» словно переносит нас в детство, хотя девчонкой я никогда в нем не каталась. Не важно, я запросто могу представить себе, как балуюсь с кнопками радио, доводя до бешенства свою бабушку. Мы едем через Нью-Йорк в частице прошлого, направляясь в Нью-Джерси.
Мария хочет услышать подробности моего ужина с Томом. Ее интересуют даже такие детали, как специи, которые он использовал в лингвини. Никогда не была сильна в кулинарии.
– Что-то зеленое с оттенком красного, – рассказываю я. – Точнее определить не могу.
– Очень жаль. Можно многое сказать о парне, зная, какие специи и травы он выбирает. Орегано или шалфей, например. Огромная разница.
– То есть свежая зелень или высушенная труха из пластиковых баночек?
– О, так он использовал свежую зелень? – Мария одобрительно присвистнула.
Полагаю, Том действительно использовал натуральные продукты.
– Знаешь, – серьезно заявляет Мария, – ленч в забегаловке – это одно, но вот ужин в доме с садом и со свежей зеленью… Это совершенно иной уровень отношений.
– Возможно.
– Никаких сомнений.
– Ну, он, конечно, приложил много усилий, но это был всего лишь ужин.
– Ты говорила, это был салат, горячее и десерт, – уточняет Мария.
– Да, именно так. И булочки.
– Из булочной или из супермаркета?
– Кажется, соседка испекла их по такому случаю.
– Тогда тебе следует еще раз поразмыслить о своих чувствах к этому парню.
Не могу уследить за логикой Марии, но подозреваю, что она права.
Я помню выражение лица Тома в мерцающем свете свечей, но не могу понять, какие чувства внушает мне это лицо. Помню, как восхищалась тем, что у него есть замечательные маленькие латунные щипчики, чтобы снимать нагар со свечи. Когда вы пользуетесь ими, воздухе остается легкий аромат дымка. Помню поверхность деревянного стола под моими ладонями. Том посыпает мой салат свежемолотым перцем, а мы при этом не чихаем… И жест, которым он предложил мне самую большую булочку. Не знаю, как быть с этими мыслями, но впереди у меня целых два выходных, чтобы наиграться ими вволю. Или выбросить их из головы. Мария тычет в кнопки радио в поисках своей любимой радиостанции, и это напоминает мне ночное ток-шоу в эфире. Интересно, что сказали бы специалисты о салфетках, сделанных вручную, и гирляндах, развешанных над обеденным столом.
– Помнишь принцип ССЛ, который мы вывели в школе? – спросила Мария. – Ну, этот, «Симпатия, Страсть, Любовь»? Тогда, в школе, все было так легко, ты запросто могла понять, что он тебе нравится, но ты его совсем не хочешь или хочешь, но не любишь. И самое плохое, когда ты любишь его, но он тебе не нравится.
– Или ни то, ни другое, ни третье.
– С этим еще надо разобраться.
– Мне нравится Том, – говорю я, следуя формуле Марии, – но ничего не могу сказать по поводу двух других слов.
– Исключаешь ли ты это и в будущем?
На минуту задумываюсь.
– Не уверена. Но к чему я испытываю подлинную страсть и чего действительно хочу, так это его кофейный столик.
По крайней мере, кофейный столик.
– Порой мои отношения начинались с меньшего, – пожимает плечами Мария. Но затем продолжает «специальным медицинским» тоном: – Но я бы тебе этого не советовала.
Прибываем в «Спа Мэри-Энн». Группа розовых зданий, соединенных дорожками. Двухэтажные строения, аккуратно подстриженные живые изгороди – все вместе напоминает территорию какого-нибудь колледжа. В центре, окаймленная дорожкой, возвышается скульптура женщины с руками, упертыми в бедра. Я бы сказала, что дама отнюдь не хрупкого сложения.
У стойки регистрации нас приветствует вполне живая, не-то-чтобы-полная дама, на футболке которой через всю грудь написано: «Мэри-Энн». Волосы ее взбиты в копну еще более пышную, чем у Марии. Глаза Марии вспыхивают.
– Это она, – шепчет Мария, – Мэри-Энн!
Я оглядываю холл и вижу, что все сотрудники наряжены в футболки пастельных тонов с такой же надписью.
– Они все тут Мэри-Энн, – замечаю я.
– Полагаешь, Мэри-Энн – это собирательный образ?
– Может, в каждой из нас есть частичка Мэри-Энн, – философствую я.
Кивнув, Мария выходит на середину зала.
– Мэри-Энн? – тихонько окликает она.
Сразу три дамы из обслуживающего персонала оборачиваются, но ни одна не отвечает на зов.
– Просто проверка. – Мария возвращается ко мне.
Очередное воплощение Мэри-Энн провожает нас в наши смежные комнаты и кладет на кровати расписание на день. Затем предоставляет нам возможность исследовать жизнь спа самостоятельно и покидает комнату со словами: «Не переутомляйтесь, девочки».
Оглядываю комнату. Она гораздо аскетичнее, чем я предполагала. Признаться, я ожидала большей роскоши или по крайней мере вычурности. Комната же оформлена в сурово-персиковых тонах. Никогда не воображала, что персиковый может быть столь агрессивным цветом. Персиковое покрывало на кровати, персиковые занавески, персиковый ковер от стены до стены. Почти ослепляет. Похоже, в «Спа Мэри-Энн» слишком серьезно относятся к пастельным тонам.
Двери между нашими комнатами мы оставили открытыми.
– У меня в номере нет джакузи, – кричит Мария.
– А у меня нет ванны, – отзываюсь я. Мария заглядывает в мою комнату. – Только душевая кабина, – поясняю я.
Лицо Марии просветлело.
– Но зато очень чистая, признайся. И у тебя на всякий случай есть шлепанцы.
Я киваю. Мария оглядывает персиковый интерьер.
– Цвет моей комнаты ты назвала бы медовым, – сообщает она. – Отличный выбор, чтобы сразу проснуться, но после нескольких порций спиртного, боюсь, это будет трудновато вынести. – Я вновь киваю. – У меня такое чувство, – продолжает Мария, – что мы пока не видели лучшей части этого заведения.
Судя по расписанию, мы прибыли как раз вовремя, чтобы успеть на «Субботний утренний класс аэробики с Сэл». Поэтому мы поспешно натягиваем облегающие спортивные купальники и трико. Мой костюм по крайней мере облегает меня.
– Я полтора года не занималась аэробикой, – поверяю я свою тайну Марии перед тем, как мы входим в Женский Зал Аэробики. – Кроме того раза, когда я опаздывала на встречу с мамой и пробежала двадцать кварталов.
– Не беспокойся, – говорит Мария, бросив взгляд в зал.
Если считать, что мы оказались в идеальном мире, где живут одни женщины, где все мы сестры, можно утверждать, что здесь, в зале аэробики, собрались наши матери и бабушки. Мы гораздо моложе всех собравшихся, включая Сэл, пышнотелую даму в купальнике, более чем облегающем.
– Мне нравится ее свисток, – фыркает Мария.
Я несколько приободрилась, поскольку, похоже, тяжелой тренировки не предвидится. Женщины в зале улыбаются нам, приветственно машут руками и чуть подвигаются, освобождая место. Прежде мне никто не улыбался в зале аэробики. И ни один человек в Нью-Йорке никогда не сдвинулся с места, освобождая пространство для меня. Как-то втискивалась сама.
Самая приветливая тетка, Дженнет, совершенно седенькая, но с короткой стрижкой – ей, должно быть, слегка за шестьдесят. Завидую ее прическе. Я сама с короткой стрижкой выгляжу как несчастный ослик.
– Это моя мама, Глория, но все зовут ее просто Ба, – сообщает Дженнет, показывая на женщину в кресле у стены. Ба далеко за восемьдесят, для некоторых видов деятельности уже поздновато. Ба – старушка шустрая и с неплохим чувством юмора, о чем свидетельствует синяя, с проседью, панковская прическа.
– Держу пари, она бы занялась аэробикой, – говорит Дженнет, – если бы я ей позволила.
Мы занимаемся под мелодии, которые моя матушка сразу узнала бы. Я где-то слышала этих певцов, наверное, в ночных рекламных роликах или в коллекциях «Хиты пятидесятых». Или сороковых. Довольно специфическая музыка. В рекламе она обычно звучит на фоне горящего камина или поля, по которому, взявшись за руки, движутся две человеческие фигуры. Или это что-то из сборника «Наши любимые песни». Не важно, в любом случае музыка знакомая и спокойная, упражнения легкие, но приятные, просто взмахиваешь руками время от времени да поворачиваешься кругом.
После окончания занятия Мария – предлагает остаться еще на одно, но я настроена на ленч. Мы направляемся в кафе, на первое свидание с легкой кухней спа, о которой так много слышали. Мы проходим мимо надписей по-французски, в них множество ошибок, но я молчу.
Ба с Марией идут впереди, и мне приходится поднажать, чтобы догнать их.
– Эту стрижку сделал парень с Сент-Маркс, – рассказывает Ба Марии, и та с уважением смотрит на голубую голову.
– Это вызов, – говорит ей Мария, и Ба улыбается.
* * *
Ленч повергает нас в изумление. Во-первых, никого не смущает то, что все сидят за столами в тех же купальниках, в которых занимались аэробикой. Впрочем, никто особо не вспотел на тренировке. Само кафе продолжает тему пастельных тонов, на этот раз явно перемешанных в блендере. Мой персиковый смешан с медовым Марии и дополнен мягким апельсиновым цветом скатертей. В центре стола, в вазочке, торчит какое-то кривобокое растеньице – по виду родственник живой изгороди, – заботливо перевязанное розовой ленточкой.
– Никогда не думала, что чили-бургер считается диетической пищей, – удивляется Мария, глядя на тарелки соседок.
– И такой большой, – шепчу я.
– О, здесь вам не какое-нибудь фигли-мигли спа, – радостно сообщает Дженнет, – где под видом еды подают колечки сырого лука, украшенные веточкой петрушки.
Ба поддерживает:
– Да, здесь вам не предлагают есть то, что должно лишь украшать блюдо.
Нам с Марией подают сандвич с цыпленком под названием «Tres Bien»[3]3
Очень хорошо (фр.).
[Закрыть] с соусом «Тысяча островов», который моя матушка называет «Соус Тысяча Калорий». Мне это нравится, и благодарность удается выразить всего в двух словах: «Картошка фри!»
– Сколько угодно, – говорит Мария. – Я знала, что тебе здесь понравится.
День продолжается так же размеренно неспешно. Следующим номером программы становится катание на лошадях по аллее за розовыми конюшнями.
– Наверное, это пони, – предполагает Мария, но мне нравится моя лошадка по кличке Дарси, с ленточкой в гриве. Дарси мерно трусит по дорожке, и это ничуть не мешает перевариваться моему сандвичу и жареной картошке, не говоря уже о куске абрикосового торта, который мы с Марией разделили на двоих. Джоко, вороной скакун Марии, высоко вскидывает голову и машет ею всякий раз, как Мария пытается ускорить движение, похлопывая его по загривку.
– Джоко боится щекотки, – замечает Мария, и конь вновь вскидывает голову с явным удовольствием.
Я мысленно отстраняюсь и наблюдаю за этой картиной. Вот мы в Нью-Джерси, скачем верхом на пони, а они боятся щекотки – еще один неожиданный поворот в жизни.
После прогулки верхом и душа мы тщательно обследуем магазинчик сувениров. Останавливаемся на кепочках с эмблемой «Спа Мэри-Энн», в наших тонах, персиковой и медово-желтой. Хотя Мария хотела купить шлепанцы.
– Ты посмотри, какое великолепное место, огромный выбор обуви для душа. – В конце концов, Мария покупает две пары, «для него и для нее», несвойственного Мэри-Энн ярко-оранжевого цвета.
– Для Генри, – уточняет Мария. – Просто классные.
За обедом мы сидим за столиком с дамами, и те убеждают нас заказать бифштекс «а 1а Мэри-Энн». Мы вежливо отказываемся от куска жирного мяса с темным соусом и берем банального запеченного лосося, хотя блюдо и не носит замысловатого названия. Пытаясь несколько исправить впечатление о себе, на десерт заказываем фирменный десерт «Mais Oui»,[4]4
Ну да (фр.)
[Закрыть] оказавшийся огромным куском бисквита, сдобренным мороженым нежно-зеленого цвета. Цвета, без сомнения, выдержаны в стиле декора местного кафе. Мария подносит ложку с десертом поближе к столу, сравнивая с цветом скатерти.
– Мэри-Энн была бы довольна, – констатирует она.
Хотя мы и не чувствуем себя изможденными непосильными нагрузками сегодняшнего дня, но считаем, что заслужили продолжительную минеральную ванну. Чувствую, как растет мое нетерпение в ожидании ароматерапии, о которой я так много слышала. Ах, эти пенные ванны наслаждения, взывающие ко мне со страниц женских журналов. В бассейне выяснилось, что купальники не обязательны, но большинство с ними все же не расстается.
– Девочки, вам не хватает жизненного опыта, – изрекла Ба, абсолютно нагая.
Минеральные ванны напоминали джакузи, но после первого же вдоха мне стало ясно, что рай остался позади. Будь мы детьми, можно было бы зажать нос, прежде чем входить. Или сбежать. Или, по крайней мере, вдоволь поиздеваться над запахом. Но мы взрослые дамы и делаем вид, что ничего не замечаем. Несмотря на разочарование, пытаюсь сохранить лицо, я ведь уже давно не веду себя как испорченный ребенок, по крайней мере перед незнакомыми людьми. Есть вещи, допустимые только в семье. Изгоняю из памяти надежды на благоуханную клубничную ванну и вступаю в мир неизвестных минералов, которые пахнут как самолет на старте.
Мария пожимает плечами:
– Зато это хорошо для кожи.
Кроме Дженнет и ее матушки Ба, наша компания включает в себя еще двух женщин лет шестидесяти. Перед погружением в воду они накрутили волосы на бигуди. Тетушек зовут Ширл и Клара Луис. Клара наносит на губы специальный бальзам.
– Почему бы вам, девочки, не рассказать о своей личной жизни, – предлагает Ба.
Горячая вода должна была бы навевать сон, но нет.
– Ага, – подхватывает Клара, поправляя прическу, – и не вздумайте отговариваться тем, что вы заняты исключительно карьерой.
– Ну, – начинает Мария, – есть один парень, Генри.
– Это серьезно? – тут же спрашивает Дженнет.
– Не перебивай, – одергивает ее Ба.
– У меня есть свой взгляд на отношения. Думаю, вы назвали бы это именно так, – продолжает Мария. – Я не ищу отчаянно хоть кого-нибудь. Я не вешаюсь на шею первому встречному, но иногда появляется кто-то, кто производит на меня впечатление. Генри как раз из таких.
– Таких, как… – поощряет Дженнет.
– Ну, он счастливый человек, в наше время таких почти не осталось. И очень внимательный.
Дамы в ванне кивают. Ба похлопывает Марию по плечу. Клара Луис снова достает свой бальзам.
– А как насчет секса?
– Как вы, возможно, слышали, секс в наше время – довольно сложная проблема, – сообщает Мария «специальным медицинским» голосом. – Но лично мне не на что пожаловаться.
– Мне нравится этот твой Генри. – Ба доверительно склоняется к Марии.
– О'кей, Холли, – поворачивается ко мне Дженнет. – Твоя очередь.
Я бы притворилась, что задремала, но Ба наверняка безжалостно разбудит меня. Похоже, сегодня мы с Марией – вечерняя развлекательная программа. А ведь могли бы все вместе посмотреть кино с Дадли Муром и не вторгаться в чужую личную жизнь.
Мария довольно своеобразным способом приходит мне на помощь:
– У Холли есть коллега по работе и еще бывший муж.
– Большое спасибо, – шепчу я.
– О-о! – восклицает Клара Луис. – Мне всегда нравилась мысль о двух любовниках.
– Зачем тебе нужен коллега? – Это Ба. – Гони его. Или хотя бы пойми, зачем тебе это нужно.
Неплохой совет.
– Он милый, – отвечаю я.
– Милый – это хорошо, – отзывается Дженнет.
– Что значит «милый»? – интересуется Ба. – Сексуальный? Воспитанный? Хорошо сложен?
Пытаюсь примерить к Тому каждое из этих определений.
– Он готовит замечательный соус из моллюсков, – отвечаю я наконец.
– Смотри не ошибись с этим милым соусом, – предупреждает Ширл.
Остальные кивают. Даже Мария. Даже я.
– А что бывший муж? – осведомляется Ба.
Эти отношения я предпочитаю вообще не анализировать, несмотря на недовольство близких мне людей – Джейни, мамы, Марии, психоаналитика, которого я время от времени посещаю и который начинает чихать всякий раз, когда речь заходит о моей маме. Всех их волнует, что происходит у меня с Джошем. Однажды он пришел с букетом роз, чтобы отпраздновать наш развод, совершенно искренне перепутав его с годовщиной свадьбы и, видимо, вообще забыв, что мы разведены. Я, как ни странно, не обиделась. Потом мы переспали с ним пару раз. Как говорит Мария, «Возвращение Сексуальности». Минеральная ванна почему-то заставила меня еще раз вспомнить эту ситуацию. Должно быть, жара всему виной. Или странный химический запах.
– Мы поженились очень молодыми, – рассказываю я. – Полагаю, нам обоим следовало пожить самостоятельно какое-то время. Или это нужно было мне.
– Девушке необходимо время для себя, – изрекает Ширл.
– Сейчас мы встречаемся время от времени, не задумываясь о том, будет ли это иметь какое-либо продолжение.
– Ты все еще встречаешься с ним? – изумляется Дженнет.
– Ты все еще спишь с ним? – уточняет Ба и поворачивается к Дженнет: – Называй вещи своими именами.
– Пару раз было дело, – сознаюсь я. – Мы так давно знаем друг друга, понимаете?
Я вспоминаю, как мы с Джошем затеяли совместную стирку в общежитии, почему-то нам казалось страшно сексуальным, что наши рубашки одновременно приобретают одинаковый серый цвет. Помню нашу скромную свадьбу на заднем дворе маминого дома под деревом кизила, которое посадил мой отец. Хотя Джейни хотела, чтобы мы поженились в каком-то шикарном отеле под огромным искусственным водопадом, но даже моя маменька сочла, что там чересчур влажно и туманно.
– У этих отношений есть будущее? – интересуется Дженнет.
– Я всегда думала, что нет, в этом нет никакой необходимости. Но все возможно. Мы не говорим об этом, и я не уверена, что хочу это обсуждать. Хотя понимаю, что рано или поздно придется.
И думаю о том, как сижу рядом с Джошем и веду так называемый серьезный разговор, потея от напряжения. Терпеть не могу такие беседы. По крайней мере те немногие, что были у нас с Джошем, и привели нас в конечном счете к разводу, поскольку Джош есть Джош. И он ничего не мог с собой поделать тогда, не мог изменить в своем поведении то, что так раздражало меня. Не уверена, что он сейчас способен это сделать. Мог ли Джош быть более ответственным? Мог ли он помнить о дне рождения моей мамы? О моем дне рождения? Это действительно так важно для меня или просто так положено?
– Я не хочу сейчас об этом думать, – признаюсь я.
– Славная девочка, – говорит Ба. – Независимо мыслит.
– Славная девочка, – шепчет мне Мария, но я грозно смотрю на нее.
– Ну не знаю, – замечает Ширл. – Если бы я нашла в себе силы уйти от мужа, сомневаюсь, что захотела бы встретиться с ним вновь.
Мы замолкаем, размышляя об этом.
Вечером в своей комнате я просматриваю расписание на завтрашний день. В девять массаж. Затем то, что здесь называют легким завтраком. Надеюсь на жареное мясо. После завтрака время для плавания и сауны, одновременно можно позаниматься аквааэробикои. Уверена, Ба будет в первых рядах в своей ярко-красной шапочке. «Хлорка замечательно действует на голубую краску», – рассказывала она нам, имея в виду свою панковскую прическу. Днем у нас «Макияж и прически с Джозефиной». Мария предвкушает встречу с женщиной по имени Джозефина и возможность экспериментировать с тенями для век. Мария также намерена показать всем, как правильно делать прическу с начесом. Не знала, что существуют правильные и неправильные способы. На что Мария возразила, что это особое искусство и ему обязательно надо учиться.
Укладываюсь на персиковые простыни. Кажется, где-то в комнате спрятан персиковый ароматизатор воздуха, но я не нашла его. На миг прикрываю глаза и представляю, будто я нежусь в персиковой минеральной ванне, и мое сознание растворяется в облаках персиковой пены. Совсем неплохо было бы после нашей сегодняшней вонючей ванны. Неожиданно вспоминаю, что прихватила с собой почту, выгребла все из ящика перед самым отъездом. Прерываю медитацию и тянусь к сумочке. Среди прочего обнаруживаю открытку от мамы и короткую записку от отца. Мама сократила свой африканский тур с четырех месяцев до разумных двух недель и будет дома в следующую среду. Не знаю, чем продиктовано ее решение – доводами здравого смысла или чем-то менее приятным вроде проливных дождей. На открытке изображены два резвящихся слоненка, которые явно до крайней степени раздражают свою мамашу. Интересно, что имела в виду мама, выбрав именно эту открытку. Она пишет, что до сих пор ее не покусали никакие жуки, и страшно гордится этим.
Записка от отца еще более загадочна. Раскрываю ее, эдакую штучку из серии «Думаю о тебе», и сразу представляю, как Софи, его подружка, достает открытку из своего ящичка с канцелярскими принадлежностями и вручает отцу. Она из тех женщин, у которых всегда есть специальный ящичек для канцтоваров. Внутри открытки рукой отца написано:
Очень рад, что ты навестила нас. Надеюсь, у тебя все хорошо. Хотел бы скоро вновь увидеться с тобой.
С любовью, Папа.
Мне вдруг пришло в голову, что за тридцать лет жизни на этой планете я ни разу не получала писем от отца. Открытки ко дню рождения писала мама, прочие, вроде записок в школу по поводу моих болезней, тоже она. С почерком отца я познакомилась, рассматривая бумаги на его рабочем столе, но не помню писем, адресованных лично мне. В замешательстве верчу открытку в руках. Может, в этом и нет никакого особого смысла, может, он просто «думает обо мне». Явственно вижу, как отец в своей «утиной» комнате пишет мне; в руках его ручка в виде утиной головки, и он думает обо мне. Должно быть, я засыпаю, потому что отец постепенно превращается в Джоша, обрывающего сухие листочки у своих цветов. Он даже что-то напевает при этом, хотя это совершенно нехарактерно для математика. Но это ведь сон. Я поворачиваюсь на правый бок, и Джош превращается в Тома или в кого-то, очень похожего на Тома. Он сидит под гирляндами за своим столом и аккуратно складывает из бумаги странных животных, целую вереницу хищников. Я удобнее устраиваюсь в постели и стараюсь вернуть мысли в «персиковое» русло. Тело слегка горит после ванны и дневной физкультуры, что, оказывается, совсем неплохо.
