Текст книги "Теперь ты ее видишь"
Автор книги: Линда Ховард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Ух ты! – негромко воскликнул Кай. То же самое междометие он издал вчера по поводу красного свитера, но сегодня тон его был иным.
Кандра молча рассматривала холсты, чуть склонив голову набок.
Ван Дерн подошел к картинам и воззрился на них, пренебрежительно ухмыляясь.
– Банально и избито, – заявил он. – Пейзажи. Как свежо, как оригинально! Можно подумать, я никогда не видел деревья и дюны. – Он уставился на свои ногти. – От избытка чувств того и гляди хлопнусь в обморок.
– Лео, – строго сказала Кандра, не отрывая взгляда от картин.
– Только не говорите мне, что вам нравятся эти лубки, – насмешливо отозвался ван Дерн. – Подобные шедевры можно купить на распродаже в любой деревенской лавке. Ну да, я знаю, на них есть спрос, их покупают те, кто совершенно не разбирается в искусстве и лишь хочет усладить свой взор. Но давайте будем честны перед собой.
– Что ж, давайте, – тихо, но угрожающе проговорила Суини, подступая к нему вплотную. Услышав ее тон, Кандра рывком повернула голову, но не успела предотвратить ссору. Суини ткнула пальцем в середину впалой груди ван Дерна. – Если говорить честно и откровенно, любая обезьяна может заляпать холст краской, и любой болван может счесть это искусством. Ни то, ни другое не требует способностей. А вот изобразить предмет так, чтобы люди узнали его, нельзя без таланта и навыков.
Ван Дерн закатил глаза.
– Для того чтобы вновь и вновь повторять один и тот же старый прием, требуется лишь полное отсутствие фантазии и навык ремесленника.
Он недооценил оппонента. Суини выросла в мире искусства, ее воспитала непревзойденная мастерица тонкого злословия. Она ласково улыбнулась ван Дерну.
– Для того чтобы вынести на суд публики вашу мазню, требуются лишь невероятная наглость и самомнение. – Она почти точно скопировала голос ван Дерна. – Разумеется, я понимаю, что вам нужно чем-то компенсировать полное отсутствие таланта.
– Это бессмысленный спор, – вмешалась Кандра, пытаясь унять вспыхнувший пожар.
– Нет-нет, пусть она выскажется. – Ван Дерн томно и пренебрежительно взмахнул рукой. – Если бы она могла делать то же, что я, то и делала бы, и зарабатывала бы настоящие деньги, а не всучивала бы свои поделки невеждам.
Кандра оцепенела. Салон был ее гордостью, и она не потерпела бы, если бы кто-то усомнился в том, что ее клиентуру составляют сливки общества.
– Я могу сделать то же, что и вы. – Суини с притворным изумлением приподняла брови. – Но я переросла этот уровень где-то в возрасте трех лет. Не желаете ли заключить маленькое пари? Бьюсь об заклад, что сумею скопировать любое ваше полотно по вашему выбору, а вот вы не сможете скопировать ни одно из моих. Побежденный целует задницу победителя.
Из горла Кая вырвался сдавленный звук, и он отвернулся, сделав вид, что закашлялся.
Ван Дерн бросил на него уничтожающий взгляд, потом вновь посмотрел на Суини.
– Какое ребячество! – насмешливо воскликнул он.
– Боитесь принять пари? – спросила Суини.
– Конечно, нет!
– Тогда попробуйте. И вот что еще я вам скажу. Можете не ограничиваться моими работами. Возьмите что-нибудь из классики, скопируйте Уистлера, Мане, Ван Гога. Полагаю, уж они-то достойны вашего громадного таланта.
Щеки ван Дерна залились тускло-красным румянцем. Он смотрел на Суини, не в силах ни переспорить ее, ни найти удобного предлога отказаться от пари.
– Я зайду позже, – натянуто проговорил он, бросив взгляд на Кандру. – Когда у вас будет больше свободного времени.
– Непременно, – холодно отозвалась Кандра, не слишком стараясь скрыть раздражение. Когда за ван Дерном закрылась дверь, она повернулась к Суини. – Мне очень неловко. Порой он ведет себя как на редкость самонадеянный болван.
– Если не поставить его на место, – согласилась Суини.
Кандра улыбнулась.
– И вам это отлично удалось. Теперь он дважды подумает, прежде чем вновь спорить с вами. Сейчас на него шумная мода, но этот успех продлится недолго, и я думаю, он знает, что его дни под солнцем сочтены.
Уверенная в том, что ван Дерн считает себя пупом земли, Суини лишь пожала плечами и не стала развивать тему.
Кандра вновь обратилась к холстам и, рассматривая их, то и дело притрагивалась к нижней губе кончиком изящного ногтя.
– Они почти сюрреалистичны, – бормотала она. – Выбор красок поистине удивительный. Некоторые оттенки сияют, как свет, проникающий сквозь подкрашенное стекло. Река, гора, цветы – все совсем другое, чем ваши прежние полотна.
Суини молчала. Она провела долгие часы и даже дни, с тревогой всматриваясь в эти холсты, и ей был знаком каждый мазок кисти. Теперь она глядела на них вновь, стараясь понять, не упустила ли чего, но все оставалось как раньше. Краски по-прежнему казались слишком яркими, перспектива была неуловимо искажена, а мазки представлялись чуть расплывчатыми. Суини затруднилась бы сказать, были ли ее картины сюрреалистические, как утверждала Кандра, или уж слишком эффектные. Возможно, и то и другое. А может, ни то ни другое.
– Мне было бы интересно увидеть и другие ваши картины, – сказала Кандра. – Если это отражает характерные особенности того что вы делали в последнее время, я хочу получить все ваши законченные холсты. Готова удвоить ваш гонорар. Может, это слишком щедрая оценка, но, по-моему, я не ошибаюсь.
Кай кивнул:
– В ваших последних холстах ощущается куда большая энергия, чем в том, что вы делали до сих пор. Посетителей они сведут с ума.
Суини пропустила мимо ушей замечание насчет энергии; это была всего лишь дежурная фраза. Но второе утверждение Кая прозвучало гораздо откровеннее: он давал понять, что ее картины имеют шанс найти покупателя. Суини испытала облегчение. А что, если она не утратила свой талант, а просто не способна судить о нем?
– Что это? – Кандра указала на папку с наброском портрета старика.
– Набросок уличного горговца, – ответила Суини. – Хочу подарить ему. – Внезапно она вздрогнула, ее прошиб озноб, а кожа покрылась пупырышками. Черт побери, как хорошо было чувствовать тепло, но это ощущение продлилось недолго.
– Я немедленно вставлю их в рамки. – Кандра вновь повернулась к холстам. – Принесите мне остальные. Я хочу устроить вашу выставку, развесить картины поближе к входу, чтобы они были лучше освещены. Тогда посетители заметят их, как только войдут. Уверена, эти картины расхватают в одно мгновение.
Возвращаясь домой, Суини ежилась от холода. Реакция Кандры на холсты принесла ей облегчение, но почему-то не слишком радовала ее. Тревога все усиливалась.
Суини добралась до угла, где обычно стоял торговец, но его по-прежнему не было. Она остановилась, с печалью размышляя, встретится ли с ним вновь. Ей хотелось подарить ему набросок, узнать, верно ли угадала в его облике уже исчезнувшие детские черты, хотелось еще раз увидеть милую улыбку старика.
– Привет, Суини, – послышался рядом с ней тихий голос.
Охваченная радостью, она обернулась.
– Вот вы где! – весело заговорила Суини. – Должно быть, заболели… – Она осеклась, и радость тут же сменилась смятением. Старик был полупрозрачным, двухмерным.
Он покачал головой.
– У меня все в порядке. Не беспокойтесь обо мне. – На его темном лице появилась дружеская улыбка. – Вы нарисовали правильно, Суини. Когда-то я выглядел именно так.
Суини молчала. Она не могла говорить. Девушке хотелось заплакать, сказать, как ей жаль, что она не нарисовала его раньше и не успела подарить ему портрет.
– Окажите мне любезность, – попросил старик. – Пошлите рисунок моим сыновьям. Дэниел и Джейкоб Стоксы. Они оба адвокаты, мои мальчишки. Отличные парни. Отправьте рисунок им.
– Отправлю, – прошептала Суини, и старик кивнул.
– А теперь идите, – сказал он. – У меня все хорошо, я лишь задержался, чтобы устроить кое-какие дела.
– Я буду скучать о вас, – выдавила Суини, заметив, что прохожие дико взирают на нее широко распахнутыми глазами. Но это были жители Нью-Йорка, поэтому ни один из них не остановился и даже не замедлил шага.
– Я тоже буду о вас скучать. Вместе с вами всегда появлялось солнце. А теперь улыбнитесь, я хочу увидеть, какая вы красивая. Подумать только, ваши глаза синие, как небо. Смотреть на вас – одно удовольствие…
Голос старика постепенно утихал, словно он отходил от Суини. Девушка смотрела, как старик исчезает, делаясь все более прозрачным, пока наконец на том месте, где он стоял, не осталось лишь чуть заметное сияние.
Озноб улегся, Суини вновь согрелась, но она была испугана и опечалена. Ей хотелось опять оказаться в объятиях Ричарда, как сегодня утром, но сейчас его здесь не было. Он принадлежит другой, и Суини не имеет на него никаких прав. Она осталась одна, и впервые в жизни это не радовало ее.
Глава 6
На следующее утро Кандра вылетела ранним рейсом из Нью-Йорка в Вашингтон, округ Колумбия. Столица лучше отвечала ее планам, поэтому она пренебрегла неудобствами, связанными с путешествием. Во-первых, Мак-Миллана было легче застать в Вашингтоне, поскольку он редко появлялся в своей нью-йоркской конторе. Кандре пришлось бы ехать к нему домой либо договариваться по телефону о встрече где-нибудь на стороне, но она предпочла обойтись без этого.
Может, Марго знает о ее интрижке с сенатором, а может, нет. Если не считать глупости, которую она совершила, рассказав Ричарду об аборте, когда ей следовало держать язык за зубами, Кандра избегала без нужды оскорблять или унижать людей. Возможно, Марго безразлично, сколько у Карсона женщин, но ей вряд ли понравится, если он станет заниматься любовью с Кандрой в их доме. Судя по тому, что Кандра знала о сенаторе, он вполне мог полезть к ней под юбку прямо в кабинете, даже не спросив, зачем она пришла. Кандра мстительно улыбнулась. Сначала он поимеет ее, потом она – его. По крайней мере так будет честно.
Нынче утром ей пришлось особенно тщательно поработать над своей внешностью, чтобы не привлекать внимания, а избегать его. Из гардероба были извлечены черный деловой костюм и скромные черные туфли на полуторадюймовом каблуке. Она надела самые обычные золотые сережки, сняла все кольца и заменила свои тоненькие, невероятно изящные часики «Пиаже» на старенький «Ролекс», подаренный отцом на шестнадцатилетие. Кандра считала, что цена «Ролексу» от силы две тысячи, и вряд ли он будет выделяться в Вашингтоне, где о человеке судят исключительно по одежке и «ролексы» встречаются так же часто, как машины с дипломатическими номерами.
Кандра сделала более строгую, чем обычно, прическу и наложила косметику приглушенных тонов. Она не будет бросаться в глаза и растворится среди тысяч бизнесменов и завсегдатаев парламентских кулуаров. Быть может, это была излишняя осторожность, но Кандра до сих пор никого не шантажировала и решила перестраховаться.
Сегодняшний день Марго собиралась провести в салоне красоты Элизабет Арден; раз поездка в Рим отменена, она наверняка последует своему привычному распорядку, поскольку более всего заботится о своей внешности. Пока Марго обретается в Нью-Йорке, Кандра могла, ничего не опасаясь, встретиться с Карсоном в его вашингтонском доме. Это устраивало Кандру как нельзя лучше, ей претила мысль о вульгарной случке где-нибудь на столе в конторе сенатора, пока под дверями стоит толпа его секретарей.
В аэропорту она поймала такси и, молча расположившись на заднем сиденье, пресекала попытки водителя завести разговор. К удивлению Кандры, ее охватили возбуждение и предвкушение, как и всегда в тех случаях, когда ей предстояло заняться любовью. До сих пор она упорно думала лишь о том, что скажет после, но теперь размышляла о самом акте. Карсону не хватает изощренности, зато у него избыток энергии и рвения, и порой, когда на Кандру находило плохое настроение, это было именно то, что нужно.
Карсон должен появиться в конторе к половине одиннадцатого. Она проведет с ним час. Этого будет вполне достаточно.
Сенатор сам встретил ее у дверей и, улыбаясь, завел пустую светскую беседу на тот случай, если кто-нибудь их подслушивает. Разумеется, в доме была прислуга, хотя бы повар и горничная. «А он отлично выглядит», – подумала Кандра, улыбаясь ему в ответ и глядя в его лицо с почти классическими чертами. Но как ни странно, она предпочитала более грубую внешность Ричарда. Да, он из тех, у кого такой мужественный вид, что женщины не в силах оторвать от них глаз. Кандра одернула себя; она потеряла Ричарда, а значит, не должна вспоминать о нем. Этот период жизни закончился, и теперь ей предстояло заложить основу для будущих успехов либо проиграть.
– Вы говорили, что хотите обсудить со мной некое неотложное дела, – произнес Карсон, явно обращаясь к посторонним ушам. Загадочно улыбаясь, он ввел Кандру в кабинет, закрыл за собой дверь и запер на ключ. Должно быть, Карсон полагал, что сделал это ловко и бесшумно, но Кандра уловила легкий щелчок. Ничего, зато сенатор позаботился, чтобы никто им не помешал. Если бы он забыл об этом, Кандра сама заперла бы дверь.
Повернувшись, Карсон тут же схватил ее за грудь и повлек к огромному дивану. Кандра едва успела опустить сумочку на пол, как сенатор уложил ее на подушки с роскошной обивкой, задрал юбку и расстегнул молнию своих брюк.
– Нам нужно торопиться, – пропыхтел он, с ходу вонзаясь в нее и начиная двигаться быстрыми сильными рывками. – Пока Марго не спустилась.
– Что?! – судорожно выдохнула Кандра и инстинктивно уперлась ему в плечи. Ее возбуждение тут же улетучилось. Кандру совсем не привлекали безобразные сцены, а она не сомневалась, что Марго способна устроить самую безобразную.
Сенатор оторвал руки Кандры от своих плеч и прижал их к дивану. Его лицо превратилось в каменную маску. Такой пустяк, как присутствие супруги в доме, не могло помешать ему сделать то, что он хотел. Кандра лежала неподвижно и молча, не желая ни прерывать его, ни привлекать постороннее внимание к кабинету. Она мысленно торопила Карсона, проклиная тупую мужскую самонадеянность. Как бы ни нравилось Марго быть сенаторской женой, с какой бы надеждой она ни поглядывала на Белый дом, все же существует предел тому, на что можно закрыть глаза. Знать об изменах Карсона – одно дело, а стать свидетельницей его прелюбодеяния – совсем другое.
Кандра бесстрастно наблюдала за тем, как лицо Мак-Миллана наливается кровью от непомерных усилий, а на шее выступают вены. Он даже не ослабил галстук. От его рывков Кандра елозила взад-вперед па дивану.
Если Карсон и заметил ее холодность, ему было плевать. Через две минуты он напрягся, его таз задергался, а лицо исказила сладострастная пародия на боль. «Как забавно, – подумала Кандра, – то, что возбуждало меня, когда я размышляла об этом, теперь внушает мне омерзение».
Мак-Миллан распластался на ней, тяжело дыша, и вынул носовой платок, чтобы вытереть сперму.
– Еще один найдется? – пробормотала Кандра и, увидев его пустой взгляд, повторила:
– Еще платок найдется?
– Нет, это единственный. – Он сложил платок и начал засовывать в карман – фу, какая гадость! – но Кандра выхватила его из пальцев Карсона, сложила сама, стараясь как можно меньше прикасаться к нему, и сунула между ног.
На лице сенатора отразилось смущение.
– На платке вышивка с моей монограммой, – сообщил он.
– Я верну его вам, – раздраженно отозвалась Кандра. – Или, может, хотите, чтобы я уничтожила платок?
– Сожгите его, – сказал Карсон, но мысль о том, что она завладела платком, несомненно, тревожила его. Кандре оставалось лишь пожалеть, что он далеко не всегда соблюдает осторожность.
Она уселась, оправила одежду, и уже секунду спустя выглядела так, словно ничего особенного не произошло. «В сущности, ничего и не случилось, по крайней мере для меня», – решила Кандра.
– Сядьте, – сказала она. – Я действительно хочу кое-что обсудить с вами.
– Да, конечно, я к вашим услугам. – Вернув костюму респектабельность, сенатор уселся за стол из старого добротного американского дуба. Он тщательно избегал демонстрировать избирателям свое богатство – и здесь, в вашингтонском доме, и в конторе. Вместе с тем его нью-йоркский особняк не уступал роскошью иному дворцу, и вся обстановка была заграничной.
На лице сенатора появилась уверенная и любезная улыбка человека, сознающего свое могущество. Должно быть, поведение Кандры дало сенатору основания полагать, что она пришла к нему просительницей. В ее карих глазах вспыхнул огонек; пока длилась их связь, Кандра упорно ограничивала отношения с Карсоном тем, что время от времени соглашалась дать ему приют в своей постели. Мак-Миллан обычно являлся без приглашения, поскольку привык к тому, что женщины выполняют все его прихоти, и холодная отстраненность Кандры раздражала сенатора и бросала вызов его самолюбию. И уж конечно, еще большее раздражение вызывала у Карсона склонность Кандры обставлять свидания таким образом, чтобы они запоминались как можно крепче.
– Два года назад, – заговорила она, – я сделала аборт.
– Надеюсь, вам оказали квалифицированную помощь. Я всегда поддерживал законодательные инициативы, направленные на…
– Меня не интересуют ваши политические взгляды, – перебила его Кандра. – Карсон, это был ваш ребенок. Но Ричард, узнав об аборте, решил, что ребенок был его. Именно это и стало причиной наших неприятностей.
– Вот как? – Мак-Миллан откинулся на спинку своего огромного кожаного кресла и сцепил пальцы. – Весьма интересно. Но зачем вы мне об этом рассказываете?
Когда Кандра сообщила ему, что убила якобы его ребенка, лицо сенатора даже не дрогнуло. На такую реакцию она не рассчитывала.
– Ричард поставил жесткие условия, и если опустить подробности, он скорее всего настоит на своем. Мне бы не помешала финансовая поддержка – только один раз.
– Позвольте узнать, сколько вы хотите? – невозмутимо осведомился Карсон.
Кандра смутилась. Разговор шел не совсем так, как она полагала. Миллиона долларов хватило бы, чтобы покрыть долги и начать самостоятельную жизнь, но, охваченная замешательством, она сказала:
– Пятьсот тысяч.
– Это большая сумма. – Карсон пожал плечами. – Ваша киска того не стоит.
Кандра пропустила мимо ушей грубое замечание. Она прекрасно знала, как груб. бывает Карсон.
– Хотел бы я знать, как вы умудрились забеременеть, – задумчиво продолжал сенатор. – Вы всегда утверждали, будто принимаете противозачаточные средства.
– По чистой случайности. Я подхватила насморк, и тот антибиотик, который мне прописали, нейтрализовал действие пилюль.
– Какое несчастье. И все же сомневаюсь, что это был мой ребенок. Несколько лет назад я сделал операцию вазектомии.
От гнева у Кандры перехватило дыхание, но она взяла себя в руки. Должно быть, Карсону кажется, что он играет с ней как кошка с мышкой. Но если сенатор думает, что это единственное ее оружие, то будет неприятно удивлен.
– Вот как? Вы ничего мне об этом не говорили.
– А зачем? Вы ведь все равно глотали пилюли, а я не настолько глуп, чтобы полагать, будто бы, кроме меня, у вас нет мужчин. Стерилизация была гарантией против такого рода шантажа.
– Подумать только, – равнодушно отозвалась Кандра. – Что ж, я тоже запаслась кое-какими гарантиями. Я сразу запретила себе недооценивать вас, а вот вы, похоже, меня недооценили.
– Каким же это образом? – К ее удовольствию, в глазах Карсона мелькнула тревога.
Кандра подняла с пола свою большую сумку и вынула оттуда конверт и маленький магнитофон. Как только Карсон увидел аппарат, его лицо окаменело.
– О нет, он не включен, – усмехнулась Кандра. – К тому же это не магнитофон, а проигрыватель. Подробности нашего маленького свидания останутся между нами. Зато остальные – нет. – Нажав клавишу воспроизведения, она откинулась на спинку дивана.
Комнату заполнили голоса, искаженные, но узнаваемые. Кандра с удовлетворением наблюдала за тем, как бледнеет лицо сенатора. Она сделала эту запись во время одной похабной оргии, которую устроила в самом начале связи с Мак-Милланом. Тогда Ричард на несколько дней уехал в Европу, и у нее была масса свободного времени. Кандра подстроила это намеренно, поскольку никогда не питала иллюзий относительно Карсона и подозревала, что в один прекрасный день ей потребуется хорошая дубинка для его усмирения.
Кандра выключила проигрыватель, вынула кассету и швырнула ее сенатору, потом положила конверт на стол.
– Вот, возьмите, – сказала она. – Эту копию я сделала для вас. В конверте лежит фотодокументация.
От злости у Мак-Миллана заходили желваки.
– Мерзкая сука! – чуть слышно пробормотал он, не находя других слов.
– Полагаю, мне незачем объяснять вам, что оригиналы спрятаны в очень надежном месте.
– Эта пленка изобличает и вас, – тяжело дыша, заметил Карсон.
– Да, но мне нечего опасаться за свою карьеру. Разумеется, ваши избиратели – люди широких взглядов, может быть, они скажут: «Живи и давай жить другим». Но вряд ли с ними согласятся другие сенаторы, особенно те, которых вы шпыняли все эти годы. Они несказанно обрадуются, получив компромат, изобличающий их высокочтимого коллегу в грубом попрании общественной морали. – Голос Кандры так и сочился ядом.
В глазах Мак-Миллана горела всепожирающая ненависть. Кандра подавила невольную дрожь. Наносить Карсону такой удар было опасно, и она знала об этом, когда шла сюда. Именно потому ей пришлось выбрать самое сильное оружие, чтобы сенатор не мог от нее отмахнуться.
– Больше это не повторится, – нетерпеливо сказала она. – Только один раз. Вы можете позволить себе такие траты, а мне нужны деньги.
– Ну да, конечно, – саркастически отозвался сенатор. – Видимо, мне остается лишь поверить вам на слово.
– Получив деньги, я сразу пришлю вам оригиналы. – Кандра действительно намеревалась так сделать, однако не хотела отдавать Карсону видеокассету, поэтому и не упомянула о ней. Эту видеокассету она собиралась пустить в ход, если сенатор попытается отомстить.
Разумеется, у него нет никаких причин верить, что Кандра отдаст ему оригиналы и не сохранит про запас другие копии. Шантаж – это навсегда.
Кандра положила на стол маленькую карточку.
– Вот мои банковские реквизиты. Переведите деньги на этот счет. Я специально открыла его для этого случая. Как только деньги появятся, я сниму их. Вряд ли ФБР станет совать нос в мои дела, поэтому молитесь о том, чтобы я не попала под случайную проверку.
Карсон и не думал брать карточку. Кандра поднялась на ноги и повесила сумку на плечо.
– Меня ждет такси. Можете не провожать меня. – Подойдя к двери, она открыла замок и, обернувшись, бросила на Карсона холодный взгляд. – Да, кстати… давайте-ка увеличим сумму до миллиона.
Как только за Кандрой захлопнулась выходная дверь, в кабинет Карсона вошла Марго. Ее лицо побелело и превратилось в неподвижную маску.
– Болван! – язвительно воскликнула она. – Тупой, безнадежный болван. Ты всегда думал не мозгами, а членом!
– Заткнись! – рявкнул, вскакивая, сенатор. – Ты что, подслушивала под дверью?
Марго обошла его стороной и нажала клавишу на пульте переговорного устройства.
– Узнав о том, что она приезжает, я включила интерком. Ты считаешь себя большим умником, но всегда забываешь проверить, не включена ли связь.
Карсон схватил жену за руку, впившись сильными пальцами в ее ладонь.
– Не смей говорить со мной таким тоном, иначе я…
– Что? Что ты сделаешь? Разведешься со мной? Вряд ли. – Она вырвала руку и схватила конверт, оставленный Кандрой. Сенатор потянулся к конверту, но Марго отступила и, открыв его, вынула фотографии.
Стоило ей бросить на них взгляд, ее щеки залились зловещим румянцем. Просмотрев снимки, она скривила губы, размахнулась и изо всех сил влепила Карсону оплеуху. От удара его голова дернулась.
Карсон медленно повернул к ней лицо – белое, с ярким отпечатком ладони Марго. Глаза сенатора горели, словно раскаленные угольки.
Марго задрожала.
– Ты хуже, чем болван, ты – самый слабоумный эгоманьяк, каких я только знала, с тобой не мог бы сравниться даже мой папочка! Я не для того холила и лелеяла тебя все эти годы, чтобы ты все испортил, когда мы уже готовы к следующим выборам. Сделай же что-нибудь!
– Я отдам эти чертовы деньги. У меня нет другого выхода.
– А если она потребует еще?
– Как-нибудь справлюсь. Только заткнись, ради Бога. Я не в том настроении, чтобы выслушивать твой вздор.
Марго бросила ему фотографии. Глянцевые снимки восемь на десять дюймов угодили Карсону в лицо и рассыпались по полу.
– Надеюсь, ты прошел проверку на СПИД.
– Еще чего! Как ты думаешь, надолго ли это осталось бы в тайне?
Марго едва не взвизгнула от ярости.
– Ты готов рискнуть моим здоровьем, опасаясь, как бы кто-нибудь не пронюхал о том, что ты сдавал анализы на СПИД, – проговорила она дрожащим голосом. – Ты перепугался из-за дурацкого платка, но позволил сфотографировать себя с каким-то мужиком! Кстати, классные снимки. Даже не знаю, какой из них лучше – тот, где ты трахаешь его или где он трахает тебя! Хорош, нечего сказать – морда красная, пасть раззявлена…
Карсон ударил ее тыльной стороной ладони, повалив на стол. Ощущение было таким сладостным, что ему захотелось еще раз ударить Марго.
– Заткнись, – процедил он сквозь зубы. – Мы нанюхались кокаина, иначе такого бы не случилось!
Марго медленно выпрямилась, держась за пунцовую щеку. Бедро, которым она ударилась об стол, нестерпимо болело, внутри все сжималось от ненависти и отвращения.
– Можно подумать, ты не знал, что принимать наркотики запрещено законом. Между прочим, это тоже запечатлено на фотографиях. Не правда ли, отличный кадр для выпуска вечерних новостей?
– Она не решится опубликовать снимки. Иначе ей будет нечем меня шантажировать. – По крайней мере в этом Карсон не сомневался. Никто и никогда не пойдет наперекор собственным интересам.
– Ты не знаешь, как она поступит, – отрывисто возразила Марго. – До сих пор ты вел себя как последний тупица. Надо все уладить, и немедленно. Предложи ей два миллиона за оригиналы.
– И ты называешь меня глупцом? – Карсон презрительно усмехнулся. – Мы никогда не будем уверены, что она отдала оригиналы. Но даже если бы и отдала, она может оставить себе сколько угодно копий.
– Так придумай что-нибудь. – Марго тяжело дышала. – И думай побыстрее.
