Текст книги "Тайны Васильков или мое нескучное лето (СИ)"

Автор книги: Лина Филимонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Уже засыпая, я вспомнила, точнее никак не могла вспомнить, был ли сегодня утром накинут крючок на двери чердака. Ладно, неважно. Кажется, был. Я же несколько раз проходила мимо и смотрела на эту дверь. Если бы что-то было не так, я бы заметила. А, может, и нет… Я сегодня весь день была сама не своя, как будто заколдованная.

Глава 8, в которой Катя пугается по-настоящему

– Что-то ты сегодня весь день носишься туда-сюда с таинственным видом, – сказала мне Белка, стоящая у калитки бабыгрушиного дома.

Я как раз возвращалась из магазина, с пакетами в обеих руках.

– С каким видом я ношусь? – переспросила я.

– С таинственным, – сказала Белка.

– Объясни, – потребовала я.

– Ну, не знаю. Просто по тебе сразу видно, что ты что-то задумала. То ли глаза у тебя слишком сильно блестят, то ли руками размахиваешь больше, чем обычно… А, может, у меня просто очень развита интуиция. Ну что, я права?

– Передай своей интуиции, чтобы ела больше фосфора, – сказала я и помчалась дальше.

– Значит, не скажешь? – спросила Белка у моей спины.

– Заходи в гости, сама увидишь, – прокричала я.

Ваня появился, когда солнце было в зените. Я уже успела переделать все свои утренние домашние дела и сидела в беседке, в своем любимом кресле, с книгой в руках.

– Доброе утро, – сказал Ваня.

– Утро? – я подняла одну бровь и посмотрела на него.

– Ну, день, – поправил себя Ваня. – Немного проспал. Сегодня тебя никто не беспокоил?

– Спала, как убитая, – сообщила я.

– Это хорошо. Ну что, приступим?

– Приступим, – согласилась я.

И мы полезли на чердак. На первый взгляд здесь все было так же, как и в прошлый раз. И на второй взгляд тоже. Ваня внимательно осматривал и ощупывал стены и пол, я бродила туда-сюда, не зная, на чем остановить взгляд.

– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил Ваня.

– Я уже один раз обшарила весь чердак, – сказала я. – Несколько дней назад. И с тех пор здесь ничего не изменилось. Правда, тут есть одно место, куда я толком не заглядывала. Там очень темно и страшно.

– Где это?

– А вон там, – я показала рукой. – Там, за перегородкой, небольшой закуток. Совершенно темно, свет не попадает. Нужен очень-очень мощный фонарик.

Ваня хлопнул себя по лбу.

– У меня как раз есть такой. Я его принес, оставил у калитки, – он повернулся к выходу. – Размером с маленький телевизор, светит так далеко, что можно лунных человечков разглядывать.

– Ну, далеко-то как раз не надо. Там довольно тесно.

– Ну, понятно. Метра два-три, не больше.

Ваня задумался, стоя у перегородки.

– Двадцать один, – неожиданно выпалила я.

– Метр? – удивился Ваня.

– Год.

Ваня смотрел на меня и забавно хлопал глазами.

– Мне – двадцать один год. Ты спрашивал.

Ваня вздохнул с облегчением.

– А я уж думал…

– Что я чокнутая?

– Что я что-то недопонимаю. Двадцать один, значит. А я все думал: есть тебе восемнадцать или нет?

– А что – хочешь научить меня пить водку? Или продумываешь план соблазнения?

– Ну чего ты сразу кусаешься? Просто ты ведешь себя, как будто тебе лет четырнадцать. А выглядишь – максимум на семнадцать.

– Ладно, проехали. А тебе сколько лет?

– Двадцать пять.

– В армии был? – строго спросила я.

– Так точно, – по военному четко ответил Ваня.

– Женат? Дети есть?

– Нет…

– Образование? Привлекался? Родственники за границей?

– Может, ты анкету составишь, а я заполню?

– В следующий раз. А пока – иди за фонариком.

– Есть, командир.

– Я тут кое о чем подумал, – сказал Ваня, когда мы, наглотавшись пыли и не обнаружив ни одной стоящей улики, в том числе и в закутке, решили устроить перерыв с чаем и бутербродами.

– Да?

– Тут недалеко живет один человек, который мог бы нам помочь.

– Помочь в чем? Прогнать полтергейст? – хмыкнула я.

– Можно и так сказать, – медленно кивнул Ваня. – Только я бы лучше употребил слово «поймать». Мне так больше нравится.

– Полтергейст поймать нельзя. Он нематериальный, – объяснила я.

– Поймаем, тогда и разберемся, – сказал Ваня.

– А что за человек? Экстрасенс какой-нибудь?

– Гораздо лучше. Зовут его Степан Пантелеевич, а дом его примерно в двадцати километрах от Васильков. – Ваня поставил чашку с чаем на стол и уставился на нее в глубокой задумчивости.

Вот это новости! Неужели тот самый Степан Пантелеевич, возле которого в бабушкином блокноте нарисован глаз? Я во все глаза смотрела на Ваню и ждала продолжения. Но не дождалась.

– И что? – не выдержала я.

– Что – что? – спросил Ваня.

– Ты начал говорить про Степана Пантелеевича, который… не знаю что. Маг и волшебник?

Ваня пожал плечами.

– Я и сам толком не знаю. Но, когда один мой друг попал в очень непростую ситуацию, он ему здорово помог.

– Расскажи, – потребовала я.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал Ваня.

Я уже собиралась обидеться или попытаться воздействовать на него другими запрещенными методами, но тут у калитки появилась Белка, и мне пришлось заглушить свое любопытство. Это было нелегко, так как любопытство – одно из самых труднозаглушаемых человеческих чувств.

Белка выпила с нами чаю, а потом мы решили провести эксперимент. Ваня полез на чердак, я пошла в свою комнату, а Белка осталась снаружи, чтобы согласовывать наши действия.

– Начали! – крикнула Белка.

Я закрыла окно, оставив форточку приоткрытой, как было в ту ночь, легла на свою кровать и прислушалась. Ничего. Полежав минут пять, я высунулась в окно.

– Ну что? – спросила Белка.

– Я ничего не слышала.

– Теперь попрыгай и потопай, – крикнула Белка Ване.

Я снова закрыла окно и подошла к кровати. Через некоторое время я услышала слабые приглушенные удары, доносящиеся как будто через толстый слой ваты.

– Чуть-чуть слышно, но совсем не то, – крикнула я Белке. – Иди сама послушай.

– Продолжай прыгать! – крикнула Белка Ване и влезла через окно в мою комнату.

Некоторое время мы вместе слушали, как Ваня беснуется на чердаке, хотя по звукам было совсем не похоже. Потом мы вылезли в окно и сообщили Ване, что он может прекратить свои упражнения.

Ваня слез с чердака слегка запыхавшийся.

– Ну что? – спросил он.

– Ничего, – сообщила Белка. – То есть, когда ты начал прыгать, были слышны какие-то звуки, но на тяжелые шаги они совсем не похожи.

– Да, – подтвердила я. – Похоже, ты слишком легкий для этого эксперимента.

– Я – легкий? – обиделся Ваня. – Да ты знаешь, сколько я вешу?

– Лучше не говори, – сказала Белка. – Она испугается.

Ваня почесал затылок. Мне очень захотелось повторить за ним это движение.

– Очень трудно представить, – сказала я, – человека, который весит раз в пять больше тебя, – я с сомнением окинула Ваню взглядом. – А, может, даже и в десять.

– Таких людей не бывает, – сказала Белка.

Я смотрела на дверь чердака, на крючок, который Ваня аккуратно закрыл, и по моей спине полз неприятный колючий холодок.

Алинка – очень мудрая женщина. Это я о том, как она управляется с колиными пацанами.

Сначала они перед ней выпендривались. Каждый старался показать, что он круче. Доходило до побоев и слез, в том числе под горячую руку попадало и Алинке. Но теперь она изменила тактику. Сначала одного похвалит, потом другого. Потом опять одного, и опять другого. В порядке строгой очередности и по справедливости. А те и рады стараться. И домики с ней строят, и воду для куклиной ванны на самосвалах возят, и чай пьют понарошку из крохотных чашечек. В общем, все довольны, а больше всех – Света.

Они с Белкой в это время сидят, загорают, языки упражняют. В основном на темы чем кормить, чему учить и как достичь правильного и гармоничного развития ребенка в сегодняшней непростой политической и экономической обстановке.

А я сижу, зеваю.

– Скучно, – сказала Светка, глядя на меня.

– Скучно? – удивилась я.

– А тебе, что, весело? – посмотрела на меня Светка с подозрением.

– Ну, не то чтобы весело… – замялась я.

«Скорее, страшно интересно. А временами просто страшно…», – вертелось у меня на языке.

– Я слышала, у тебя роман с Макаровым.

– С кем?

Светка растянула губы и пожала плечами.

– С Иваном Макаровым, – произнесла она раздельно.

– Это… что ли… с Ваней?

– Ты что, даже фамилию его не знаешь?

– Нет, – пролепетала я.

– Да-а. То есть вам точно не скучно, – сделала она неожиданный вывод.

– А кто он, этот Ваня? – спросила Белка.

Белка и Света смотят на меня одинаково вопросительно. Как так получилось, что разговор свернул куда-то совсем не туда?

– Тракторист, – ответила я.

– Что, правда? – удивилась Света.

Я пожала плечами.

– Он так говорит.

– Не стоит верить всему, что говорят мужчины, – назидательно сказала Белка.

– Я в курсе.

Мы помолчали, задумавшись о склонности мужчин ко лжи и вероломству.

– По-моему, между вами летают какие-то искры, – произнесла, наконец, Белка.

– С чего ты взяла? – возмутилась я. – Ничего никуда не летает.

– Может, ты сама еще не знаешь, а со стороны уже заметно.

– Как заметно?

– Ты цветешь, а Ваня чахнет на глазах.

– И что? Может быть, одно с другим вообще никак не связано.

– Все может быть. Но я точно знаю, что женщины от любви расцветают, а мужчины выглядят, как больные овцы.

– Кто это сказал?

– Точно не помню, кажется, мисс Марпл.

– Точно, она, – подтвердила Света. Еще одна любительница детективов.

– Никак не могу понять, почему это ты такая мудрая? Ты меня старше года на три, не больше, – обратилась я к Белке.

– На пять. А причина моей мудрости вон там, шоколадку доедает, – Белка с нежностью посмотрела на Алину, которая облизывала вымазанные шоколадом пальцы.

– Что, от этого так мудреют?

– Да.

– Как-то ты невесело вздыхаешь…

– Может, тебе еще рано это знать, но с того момента, как у тебя появится ребенок, ты уже никогда не будешь по-настоящему беззаботной и безмятежной.

И она посмотрела на молчаливую Свету. Та кивнула.

Я была очень удивлена.

– Странно это от тебя слышать. Мне-то казалось, что ты – сама беззаботность. Такая же, как твоя дочка. Тебе как будто тоже пять лет.

– Конечно, мне тоже пять лет, – улыбнулась Белка. – Я, правда, вместе с ней снова переживаю детство. Но, знаешь, иногда, очень часто, я просыпаюсь среди ночи и бегу проверять, дышит ли она… Может, это задвиг какой. Это у меня с того самого момента, как она родилась. Я все время за нее боюсь. Хотя, конечно, не думаю об этом ежесекундно…

– Ну, ночью всем в голову разная ерунда лезет.

– Да-а. И днем, бывает, тоже.

– Наверное, это нормально.

– Да нет, в психушку мне точно рано, – сказала Белка. – Так вот, о мудрости… На многое смотришь по-другому, когда у тебя есть такое вот чудо. Замечаешь то, на что раньше не обращала внимания и начинаешь видеть немного дальше своего собственного носа.

Белка подергала себя за нос и мы рассмеялись. В этот момент Алина прикончила-таки шоколадку и со вздохом сказала:

– Я вся такая чумазая. Придется идти умываться.

И они пошли умываться. А я, может быть, впервые, всерьез задумалась о том, какой я стану, когда у меня появятся дети. Девочка. И мальчик. Может, еще девочка. Там посмотрим.

Подушка была такой прохладной и успокаивающей… Я закрыла глаза. Спать мне, в общем-то, не хотелось, просто я немного устала. Перед глазами замельтешили обрывки сегодняшних событий. Ваня, чердак, сундуки, мелкие пылинки, пляшущие в потоке света, проникающего в маленькое слуховое окошко. Бабушкины платья, шляпы, чугунные утюги в углу…

Я подскочила на кровати. Не было утюгов. В первый раз были, а сегодня не было.

Или были? Может, я просто не обратила на них внимания? Я попыталась сосредоточиться и увидеть чердак таким, каким он был сегодня. Вот я поднимаюсь по лестнице, смотрю на Ваню, который зачем-то стучит по крыше, принюхиваюсь к запаху нафталина, доносящемуся из открытого сундука… Почему открыт сундук? Это я его открыла в прошлый раз и забыла закрыть. Подхожу к сундуку и заглядываю в него. Вроде бы все на своих местах. Я брожу по периметру чердака, дохожу до того самого угла, сворачиваю… И что? Если бы там были утюги, я бы об них споткнулась. А я не споткнулась, следовательно, их не было. Логично? Вроде бы да. Но, может быть, я просто обошла их, не заостряя на этом внимания. Потому что как раз в этот момент я одним глазом наблюдала за Ваней, который стоял напротив окна и солнечные лучи, проходящие через его волосы, образовали вокруг его головы золотистое свечение, а лица его совсем не было видно, но я чувствовала, что он улыбается… Опять я не о том.

Уснуть все равно не получится. Я вылезла из-под одеяла и пошла на кухню выпить кофе. Хорошая порция кофеина никогда не мешала мне уснуть. В отличие от непрошенных мыслей.

Щелкнув выключателем, я сощурилась: слишком ярко. Поэтому я выключила свет на кухне, оставив тусклую лампочку в коридоре, и поставила чайник на плиту. Потом я подошла к окну и остановилась, неожиданно погрузившись в какое-то оцепенение. Я ни о чем ни думала, просто смотрела, как сгущаются сумерки, как силуэты яблонь и слив становятся темнее и выглядят совсем иначе, чем днем, на фоне серо-сиреневого неба. В сумерках все привычные предметы становятся необыкновенными и загадочными. Мне всегда нравилось именно это время… Но сегодня эта загадочность показалось мне какой-то тревожной. Как будто что-то недружелюбное притаилось в таком знаком саду. Чайник засвистел, сделав шаг в сторону плиты, я его выключила и снова вернулась на свой наблюдательный пункт.

Уже было начало двенадцатого, и видимость ухудшилась. Создавалось ощущение, что перед глазами находится тонкое полупрозрачное покрывало, которое позволяет видеть контуры предметов, но не дает разглядеть детали. Я слышала, как ветер шелестит в листве и где-то вдалеке протяжно мычит корова. Мне захотелось укутаться во что-нибудь теплое и мягкое, а еще неплохо было бы, наконец, выпить горячего чаю. Но я никак не могла выйти из оцепенения и оторваться от окна. Наконец, мысль о теплом джемпере и чашке ароматного чая все же взяла верх, и я сделала шаг назад.

В этот момент я заметила, как какая-то темная фигура, закутанная в длинный черный балахон с капюшоном, появилась из-за беседки. Я вздрогнула и ухватилась рукой за раму окна. Фигура остановилась, повернулась в мою сторону и я увидела, что под черным капюшоном, там, где должно быть лицо, ничего нет… Фигура постояла немного и исчезла, растворившись в воздухе.

Я не могла пошевелиться. Все тело сковал тяжелый, липкий страх. Я боялась повернуть голову и посмотреть назад. У меня было ощущение, что весь мир в одно мгновение изменился, стал непонятным, страшным и жутко враждебным. В глазах все плыло, и я поняла, что могу прямо сейчас, первый раз в жизни, потерять сознание.

Все звуки исчезли, вокруг была пугающая, непривычная тишина. Мне даже показалось, что я осталась одна на целом свете, одна из людей, одна, и меня окружают только жуткие нечеловеческие существа. И самая главная их жуть заключается в том, что у них нет лиц…

Вдруг где-то залаяла собака, за ней еще одна, послышался шум проезжающего автомобиля и даже, кажется, чей-то смех. Я метнулась к выключателю и включила свет. На кухне, в ванной, во всех комнатах… Сердце стало биться почти ровно, без перебоев. Я прислонилась к стене в коридоре, потому что почувствовала, как дрожат и подгибаются коленки, а зубы противно стучат, нижние об верхние, или наоборот. На глаза наворачивались слезы.

Когда раздался осторожный стук в дверь, я подпрыгнула так, что чуть не откусила язык. Несколько секунд я колебалась. Стук повторился, уже настойчивее. Я прошмыгнула на кухню и выдвинула ящик. Нож. Нет, не то. Где-то есть маленький топорик. Нет, это еще страшнее. Я схватила скалку и подошла к двери.

– Кто там? – спросила я хриплым и совершенно не своим голосом.

– Катька, это ты? – услышала я голос Белки. – Что там у тебя происходит? Да пусти же меня, наконец!

Я распахнула дверь, скалка выпала из моих рук и я, самым глупым образом, разрыдалась в объятиях удивленной и испуганной Белки.

– Что случилось? – спрашивала Белка, которая усадила меня на диван в гостиной, а я почему-то не могла ответить. – На тебя кто-то напал? Ты чего-то испугалась? Ну не молчи, скажи, что же все-таки произошло?

Я помотала головой.

– Ничего, – наконец, выдавила я.

– Как это ничего? – возмущенно удивилась Белка. – Может, тебя Ваня обидел?

– Да нет, – я махнула на нее рукой.

– Катя, соберись, – твердо произнесла Белка. – Ты должна мне сказать, что произошло.

– Я видела… – попыталась я начать фразу.

Белка молча смотрела на меня ожидая продолжения.

– Просто там что-то стояло… смотрело на меня… и у него не было лица, – закончила я прерывающимся шепотом.

Глава 9, где речь заходит о Пустом человеке

Утро было теплым и солнечным. За окном перекрикивались звонкоголосые птицы, где-то вдалеке кричали петухи и мычали коровы.

Невозможно было представить, что в этом простом, ясном и дружелюбном мире могут существовать какие-то жуткие фигуры в темных балахонах.

Я откинула одеяло и вскочила на ноги. Потом распахнула окно, и солнечный свет, вместе со свежим утренним воздухом ворвался в комнату. Мне показалось, что этого недостаточно, и я подбежала к двери и хотела рывком открыть ее, чтобы воздуха и летних утренних запахов в моем доме стало как можно больше.

Дверь уперлась во что-то тяжелое и не хотела дальше открываться. Причем это что-то вдруг зашевелилось и пробормотало несколько трудноразличимых, но явно недружелюбных слов.

Я высунула голову наружу.

– Ваня!

Вот это да.

– Ты что здесь делаешь?

Ваня быстро вскочил и попытался изобразить лицом и всем остальным организмом неестественную бодрость. Возможно, ему казалось, что у него это получилось, но на самом деле его глаза были красные и заспанные, волосы взъерошены раз в пять больше обычного, а на щеке – четкий отпечаток ремешка от часов, включая застежку.

– Я… это… Зашел пожелать тебе доброго утра, – сказал Ваня, глядя на мои босые ноги.

Ночнушка у меня не очень-то длинная. И на ней нарисован розовый зайчик.

– Я сейчас! – крикнула я и умчалась в спальню за халатом. По пути заглянула в зеркало и обнаружила, что выгляжу не намного лучше Вани, так как еще не умывалась и не причесывалась. Я схватила расческу, несколько раз провела по волосам и помчалась обратно. Ваня все еще мялся у порога.

– Ну, начинай, – скомандовала я.

– Что? – Ваня уставился на меня испуганными непонимающими глазами.

– Желать мне доброго утра, – подсказала я.

– А… – протянул Ваня. – Доброе утро, – пробормотал он. – Как спалось?

– Ладно, хватит, – махнула я рукой. – Ты зачем на крыльце спал? Там холодно и неудобно.

– Я не спал, – сказал Ваня. – Так, закемарил немного под утро.

Я покачала головой.

– Всю ночь дежурил?

– Да я так, немного…

– Я же вчера сказала, что не нужно.

Ваня опустил глаза.

Вчера он появился, когда я уже успокоилась. А успокоилась я, надо сказать, довольно быстро. Не такие уж и слабые у меня нервы, как кому-то хотелось бы. Я рассказала им с Белкой о посетившем мой сад существе без лица и Ваня долго рыскал возле беседки с фонариком в руках, но ничего интересного не обнаружил. И неинтересного тоже. Потом все разошлись по домам, и я в тот момент была совершенно спокойна и даже настроена воинственно по отношению к любым пришельцам. Ваня пообещал, что пойдет спать, так как совершенно очевидно, что ничего интересного сегодня больше не случится. Не больше одного номера в день, или в ночь, – это правило мои «артисты», кажется, соблюдали неукоснительно. Видимо, не хотели перенапрягаться.

– Кофе хочешь? – спросила я.

Ваня молча кивнул.

– Проходи пока на кухню. Или лучше в гостиную. А я пойду умоюсь.

Я не только умылась, но и переоделась в шорты и футболку. А то этот халат почему-то все время распахивается на груди. Потом я нашарила в шкафчике новую зубную щетку и торжественно вручила ее Ване с предложением умыться, чтобы почувствовать себя человеком.

– Спасибо, – сказал он и посмотрел на меня преданным взглядом. – Надеюсь, я не очень…

– Что – не очень?

– Ну… тебя затрудняю.

Я фыркнула.

– Как только ты начнешь меня очень затруднять, я сразу выставлю тебя за дверь, – заявила я, на что Ваня вздохнул с облегчением и улыбнулся.

Пока он плескался в ванной, я приготовила омлет с сыром и сварила кофе.

– Как вкусно пахнет, – восхитился Ваня, входя на кухню. Вид у него был уже не такой помятый, хотя в глазах осталась краснота и немного усталости.

Я жестом пригласила его садиться за стол, разложила омлет по тарелкам, потом, подумав, быстренько сделала салат из огурцов с укропом и сметаной и нарезала хлеб. Ваня умял все с большим аппетитом, сообщив, что никогда в жизни не ел такого вкусного омлета. Я недоверчиво пожала плечами, и мы принялись за кофе.

– Ну, о чем мы будем беседовать за чашкой кофе? – спросила я.

– Мне бы хотелось что-нибудь о тебе узнать, – нерешительно сказал Ваня.

– Когда я была маленькой девочкой, я приезжала на лето в Васильки, – выдала я ценную информацию.

– Повезло Василькам, – тихо пробормотал Ваня.

– Тебя тут не было, – продолжала я.

– К сожалению.

– Где ты был?

– Дома, в пионерском лагере, на сборах…

– На сборах?

– Ну да. Я легкой атлетикой занимался.

– Легкой? – удивилась я, разглядывая его, совсем не легкую, фигуру.

– Это я потом стал таким тяжелым. А в детстве был легким и быстро бегал.

Мы мило беседовали, как пара светских барышень, и ни один из нас не пытался даже намекнуть на события прошедшей ночи.

В какой-то момент у меня возникло непреодолимое желание встать и надрать ему уши. И, если я сдержалась, то только благодаря своей железной силе воли. А произошло это тогда, когда Ваня, совершенно неожиданно и не в тему разговора, признался, что ему страшно хочется от всего меня защитить.

– От чего это, от всего? – я грозно уперла руки в бока.

– Не знаю, – он пожал плечами. – Неважно.

– А с чего это ты решил, что я нуждаюсь в твоей защите?

У меня уже есть старший брат, который всю жизнь меня «защищал» от самых интересных и захватывающих вещей, еще один мне точно не нужен. Я почему-то вспомнила, как Борька запретил мне забираться с мальчишками на чердак нашей многоэтажки, а когда я его не послушала, пригрозил поотрывать всей банде уши, если они меня возьмут. И они меня не взяли!

Так что в ту минуту, когда Ваня что-то сказал о защите, в моей груди закипела жуткая смесь из упрямства и раздражения. И, хотя кипение это происходило внутри, у меня были опасения, что клапан может слететь, и тогда любому, кто окажется поблизости, может не поздоровиться.

– Я не имел в виду ничего плохого, – тихо и серьезно произнес Ваня, не отрывая от меня глаз.

– Я и знать не хочу, что ты имел в виду. Может быть, ты думаешь, что если я кормлю тебя омлетом, то это значит… Это ничего не значит! – воскликнула я.

Несколько искр, вылетевших из моих глаз, чуть не прожгли его насквозь.

– Я понимаю, – сказал Ваня очень спокойно.

– Что ты понимаешь? – взвилась я.

– Все, – ответил он, поднимаясь из-за стола. – Думаю, сейчас мне лучше уйти. Но я обязательно зайду сегодня. Большое спасибо за омлет и все остальное. Это был один из самых приятных завтраков в моей жизни.

Ваня выбрался из-за стола, придвинул стул на место и пошел по направлению к выходу. Я бросила неизвестно откуда взявшееся у меня в руках полотенце на спинку стула и скрестила руки на груди.

– До встречи, – крикнул Ваня откуда-то издалека и захлопнул дверь.

Я поймала себя на том, что грызу ноготь большого пальца. А ведь я уже давно избавилась от этой неэстетичной привычки. Кстати говоря, мне совершенно все равно, что сейчас произошло и почему.

Зазвонил телефон. Мама. Надеюсь, Борька не показал ей телеграмму. Вроде, не должен, он вчера звонил по этому поводу, и мы мило побеседовали. Про странные и пугающие происшествия я не упоминала.

Я подошла к зеркалу и попыталась улыбнуться своему изображению. Улыбка получилась очень живописной, как у голодной гиены при виде пучка зеленого салата.

– У меня все замечательно, – сказала я.

Потом сделала глубокий вдох, прочистила горло и, наконец, ответила на звонок, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком уж бодро и весело.

– Ну, как ты там? – спросила мама. – Не заскучала еще?

Ха-ха.

– Да нет, я же тебе говорила, тут здорово.

– Честно говоря, я с трудом представляю, чем ты там занимаешься.

– Книжки читаю, гуляю, иногда в речке купаюсь.

– Одна?

– Мам, тут полно народу. Почти все мои друзья в этом году приехали. Как специально.

– Это, наверное, из-за кризиса, – авторитетно объяснила мама. – Я слышала в одной передаче, что в этом году раз в пять больше людей, чем обычно, проводят лето в деревнях и на дачах.

– Да, наверное, поэтому. А как у вас дела?

– Все нормально. Борис вчера заходил. Говорит, может, у него и будет неделя отпуска. Все мечтает к тебе приехать.

Было бы неплохо. Наверное.

– Ну, хорошо, передавай там всем привет. Папе особенно.

– Почему особенно? – не поняла мама.

– Он мне ни разу не звонил. Все звонили, а он – нет.

– Но он всегда спрашивает, как ты там, о чем мы с тобой говорили, – мама встала на защиту.

– Спрашивает, а сам не звонит.

– Я ему передам, что ты обижаешься.

– Да я не обижаюсь! Это я так, к слову. Я знаю, что он по телефону болтать не любит. «Привет, как дела, до свидания». Приеду, лично ему все расскажу.

Как у меня ловко получилось! Главное – отвлечь внимание. Удачно подвернулась мысль про папу. А так – начались бы расспросы, о том, о сем… Глядишь, голос бы дрогнул в какой-то момент. А мама у меня такие вещи чутко улавливает, особенно, когда не надо.

Я вытирала пыль на книжных шкафах, вскарабкавшись на стремянку. Пыли там, надо сказать, скопилось предостаточно. У меня свербело в носу, страшно хотелось чихнуть, но почему-то не чихалось. На глаза наворачивались слезы. Ну почему я не могу, наконец, чихнуть, и избавиться от этого отвратительного ощущения? Вот, кажется, сейчас точно… Я отвернулась к окну, чтобы своим чихом не поднять пыльное облако, положила тряпку и ухватилась двумя руками за стремянку. Ощущения в носу с бешеной скоростью нарастали, и уже невозможно было представить, что это щипание и шевеление ничем не кончится…

За окном промелькнула какая-то тень. Птица? День сегодня пасмурный, да и время к вечеру, давно пора было включить свет, чтобы не шариться по шкафам в потемках. Возле окна раздался шорох, и кто-то вскрикнул. Я так и подпрыгнула на своей стремянке, чуть не загремев на пол. В сенях раздались шаги, заскрипела входная дверь.

Я быстро и тихо слезла со стремянки и прошмыгнула в гостиную. В тот момент, когда дверь открылась, я нажала на выключатель. Гостиная озарилась ярким светом четырех лампочек, вкрученных в патроны большой хрустальной люстры.

В дверь вошла Белка.

– Привет, – сказала она. – Там у тебя прямо перед входом какая-то железка валяется… Я об нее споткнулась.

– Добрый вечер, – пробормотала я и села на стул, стоящий возле стола.

– Чем занимаешься? – спросила Белка, явно не планируя получить подробный и обстоятельный отчет о моих вечерних занятиях.

Вид у нее был странный. Она села, потом встала, подошла к окну, постояла несколько мгновений в нерешительности, и снова села. Она как будто старалась не встречаться со мной взглядом и в то же время как будто хотела мне что-то сказать.

– Ну, что тебя мучает? – спросила я.

Она еле заметно вздрогнула.

– Мне тут рассказали, – начала она нерешительно и замолчала.

– Ну! Не тяни.

– Конечно, это все ерунда и предрассудки…

– Что?

– Мне тут рассказали… про пустого человека, – выпалила Белка и испуганно посмотрела на меня.

Я сделала вдох, чтобы рассмеяться, но смех почему-то застрял у меня в горле. Вместо этого я раскашлялась.

Пустой человек… Самая страшная страшилка моего детства. Я много лет о нем не вспоминала. А ведь было время, когда его образ постоянно преследовал меня, особенно вечерами, особенно, когда я оставалась одна. И даже когда я уезжала домой. Но дома он все-таки не был таким жутким и таким реальным как здесь, в деревне.

Эту историю рассказал Серый.

В тот вечер мы сидели в заброшенном яблочном саду возле старого покосившегося амбара. Это было странное место. Любая история, рассказанная там, приобретала зловещий смысл, даже если его не было и в помине. А уж если был…

Разговор с самого начала свернул куда-то не туда, и, в конце концов, речь зашла о разной нечисти.

– Моя бабка говорит, что у нее в доме живет домовой, – заявил Колька Сопля и, по своему обыкновению, шмыгнул носом.

– Подумаешь, – протянул Серый. – Домовые во всех домах живут. Тоже мне, невидаль.

– Но она говорит, что иногда его видит.

– Кто ж его не видит, – хмыкнул Серый.

– Может, и ты видел? – подступился к нему Вовка Крапивин.

– Может и видел. Что с того? – недовольным голосом пробурчал Серый.

Мы с Галкой переглянулись и во все глаза уставились на Серого.

– Расскажи, – потребовала Галка.

– Да чего рассказывать-то? Зашел я как-то в чулан за гвоздями, а он там сидит на бочке с огурцами.

Серый замолчал.

– И что? – спросила Галка.

– Ничего, – Серый пожал плечами. – Я вышел. Решил в следующий раз забор починить.

– Испугался? – сочувственно спросила Галка.

– Вот еще.

Серый достал из-за пазухи яблоко от одичавшей яблони и начал его грызть. Яблоки эти были кислые и вяжущие, возможно, оттого, что мы обычно ели их недозрелыми. Сейчас мне трудно представить, что делало эти малосъедобные плоды для нас такими привлекательными, но в те далекие времена мои карманы были набиты ими доверху.

– Домовые – это ерунда, – продолжил поучительный разговор Серый.

– А что – не ерунда? – спросила я на свою голову.

Серый посмотрел на меня оценивающе, помолчал пару минут, метнул огрызок яблока в проходившую мимо сада корову и, наконец, произнес неуловимо изменившимся голосом:

– Пустой человек.

– Пустой человек? – повторила я вслед за ним с вопросительной интонацией. Это словосочетание сразу показалось мне завораживающим и пугающим.

– Он появляется в сумерках, за восемь минут до того, как окончательно стемнеет. Выходит из-за какого-нибудь дома или другого строения, хотя раньше его там и в помине не было. На нем черный плащ с капюшоном, а движется он совершенно бесшумно. – Серый перевел дух, чтобы продолжить. Мы все сидели, притихшие, и боролись с желанием оглянуться назад. – Он похож на тень, но он не тень. Тот, кто его увидит, должен быстро упасть на землю, зажмурить глаза и закрыть голову руками.

Серый замолчал.

– И что… потом? – спросил Колька Сопля.

– Если не смотреть ему в лицо, то, в общем-то, ничего страшного, – ответил Серый. – Нужно только дождаться, когда он исчезнет.

– Исчезнет? – раздался тревожный шепот Галки.

– Да, исчезнет. Он не уйдет, а будет ждать ровно восемь минут. А когда стемнеет, растворится в воздухе.

– А что будет… если посмотреть на него? – решилась я задать вопрос.

– Он заберет твою жизнь, – коротко ответил Серый.

– То есть, ты умрешь? – спросил Вовка.