355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лилия Гущина » Когда любовник моложе (отрывки из книги) » Текст книги (страница 4)
Когда любовник моложе (отрывки из книги)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:34

Текст книги "Когда любовник моложе (отрывки из книги)"


Автор книги: Лилия Гущина


Жанр:

   

Психология


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Но не вышло.

Оказалось, что юный любовник, сам того не ведая, женат. Самым фатальным и нерасторжимым из всех земных браков – на собственной матери. Первый ребенок у Александры Андреевны Блок родился мертвым. Второй и последний, Сашура, был ее единоличным божеством и делиться им она ни с кем не собиралась. Тем более с ровесницей, которая соперница вдвойне – и ублажит, и убаюкает, и опьянит, и перекрестит. К тому же, характер у Александры Андреевны был еще тот. И нервишки пошаливали.

Истеричка, с эпилептической пеной, деспотичная, высокомерная, неуправляемая, приправленная Достоевским, Ницше и цыганским хором – я бы к такой свекрови приговаривала за особо тяжкие преступления. Нетрудно вообразить ее реакцию на эротический дебют наследника! Совратительнице нанесли визит, далеко не светский, и васильковым очам, еще невоспетым, посулили серную кислоту, сибирский ландшафт и медные пятаки.

Ксения Михайловна зажмурилась : трое малюток , спотыкаясь, бежали за катафалком, – и упаковала багаж.

Ее тонкий силуэт окутали клубы паровозного пара.

Потерянного пажа с закушенным ртом и прощальной розой в петлице увели с платформы. Позволили двойную порцию мороженого с пивом. Посмеялись " надо же, пленил многодетную барыню!". Извинились за неуместное веселье. Снова посмеялись " чем потчевала-то – лафитом или ландышевыми каплями?". И ,наконец, примирительно вздохнули " куда деться, возрастная физика и может так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни".

Опрощение и насмешка – лучшее лекарство от юной лихорадки. Ладьи, лебеди, луна превратились в плоскую литографию на облупленной стене рублевого номера. Хриплая шарманка всосала волшебные напевы Лореллеи, зажевала и выплюнула ржавым сгустком легочной мокроты. Сыну остудили и жар лба и жар чресл.

Последний эффект закрепился особенно прочно: через год после свадьбы Люба Менделеева-Блок оставалась девственницей.

Муж ей поклонялся – и не хотел.

Тот, кто рвал в нетерпении неподатливые крючки, скатывался в бурьян оврага, стесывал в кровь локти и колена о днища бад-наугеймовских лодок и это никак не гасило эфирного свечения вокруг сексапильной курортницы, теперь внушал юной жене, что плотское желание есть дьявольское извращение.

Оскопленная любовь в супружеской спальне искала на потолке рифмы. Изгнанная страсть с желтым билетом фланировала по Невскому в ожидании клиентов.

Бедная внучка автора периодической таблицы! – она была органичным сочетанием земных элементов, а ее приковали к ледяному трону морочить голову и морозить придатки, вместо того, чтобы делать детей. Есть от чего завернуться в синий плащ и умчать на лихаче в сырую ночь с площадным скоморохом.

Пройдет девять лет. Очередная весна. Очередной запой. На этот раз поэт облюбует загородную привокзальную ресторацию. Где вялые лакеи в засаленных фраках, хмельной гвалт, дрянное вино, липкие столы и штатная проститутка в "шикарной" широкополой шляпе. Она давно приметила постоянного посетителя, но не подсаживается. Слишком много пьют-с, до трех бутылок за вечер, в одиночку, без закуски и вид больно мрачный, точно с панихиды...

Сегодня ей повезет. Почти сразу дачный котелок украдкой кивнет на выход. Не теряй равновесия, девочка! За широким окном на платформе тонкий силуэт внезапно окутают клубы паровозного пара. Дежа вю..

Русская поэзия? Вам извещение на гениальный реквием по первой любви. Распишитесь в получении:

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие, бездонные

Цветут на дальнем берегу

А вам, Александра Андреевна , извините, шах.

Три года спустя будет поездка в Бад-Наугейм, совсем некстати вплетенная в супружеское примирительное путешествие, и уже откровенный рецидив ностальгии по синеокой тени, и лебединый клин стихов, и ложное известие о смерти Ксении Михайловны. Видимо, ничего более радикального утомленная непрерывными битвами за сына матушка придумать уже не могла.

Сашура хмыкнет и пожмет плечами:

– Старуха умерла? То-то новость... ну да земля ей пухом.

Александр Блок очнется на рассвете в слезах:

Жизнь давно сожжена и рассказана.

Только первая снится любовь

Как бесценный ларец перевязана

Накрест лентою алой как кровь

А в уже непмановской Одессе скончается сумасшедшая нищенка и в ее жалких лохмотьях обнаружат тонкую пачку писем влюбленного гимназиста , перевязанную розовой лентой. Единственное, что сохранила сквозь всю жизнь. Что захотела сохранить.

Вам мат, Александра Андреевна.

РАЗМЫШЛЕНИЕ ПЯТОЕ: МУЖЧИНА ПОД ФОНАРЕМ

I. БЕЛЫЙ ТАНЕЦ

Когда-то " жиголо" назывался платный партнер для танцев. Он нанимался заведением, чтобы непарные леди не теребили вдоль стены платочки, а расслаблялись по полной программе. Полной настолько, насколько позволяли кошелек, здоровье и воображение. Танец – это почти любовный акт, публичный петтинг. И, кстати, удобный предлог пощупать и оценить товар. Достаточно нескольких па для хорового вердикта всех пяти органов чувств. Ахнули, завибрировали – и к концу вечера разогретая консумантка грузила арендованное тело в свой автомобиль. Равнодушно зевнули – и у ее столика склонял набриолиненный пробор следующий неотбракованный кандидат.

Думаю, этот рынок не страдал от кризиса перепроизводства или падения спроса.

Представьте, что вы – единоличная владелица заводов, газет, пароходов. Выдержанная, как коллекционный коньяк, вдова при алмазных копях или нефтяных скважинах. Ну, на крайний случай, просто обеспеченная и одинокая. Вокруг роятся претенденты с твердым намерением хоть завтра посолить утреннюю брачную яичницу слезами счастья или цианистым калием. Рисковать не хочется. Хочется ясности и удовольствий, застрахованных от топора под мышкой и горничной на бильярде. По конкретной цене, с непросроченной годностью и идеально отрегулированной системой управления.

И тогда ты прыскалась сенсационными духами восходящей Шанель, отпускала шофера, опускала верх кабриолета и с ветерком подруливала к дверям, за которыми пружинистые мачо выгибали дугой остеохондрозные позвоночники в мехах и бриллиантах

– Мадам?..

– Пожалуй, вон тот, брюнет с профилем.

– Да, мадам.

– Или нет. Лучше блондин с прядкой.

– Да, мадам.

Черт побери! Вот это фактура – брови до середины висков, янтарные ирисы и повадки гепарда, волосы пока без проплешин, старательно замазанных гуталином.

Его, только его!

– Отличный выбор, мадам. Рудольфо – наш лучший экземпляр.

Томное танго, эксцентричный фокстрот, воздушный вальс, дыхание внутри уха, колено между бедер, ладони на линии копчика:

– Ах, кружите меня, кружите!

А после, десятилетия спустя, лорнируя в темном лоне кинозала экран, где роковой красавчик в чалме и смокинге, с кальяном и мундштуком обкуривал навзничь одну героиню за другой по сценарию и несметные толпы за пределами съемочного павильона, ты хитро косилась бы на бледных от экстаза соседок. И вспоминая – что? – ох, разное! ах, сладкое! эх, давнее! – вдруг озвучивала их немой восторг, заглушая стрекот тапера, не жалея вздутых золотоносных жил на шее:

– Браво, дарлинг, браво, Валентино!

Еще неизвестно, кто и по сейчас заваливает могилу Рудольфо Валентино букетами: дряхлые фанатки первого голивудского секс-символа или посыльные цветочных магазинов, за чьи услуги на эру вперед расплатились благодарные клиентки ресторанного жиголо.

Далекие времена, далекие нравы!

Кино обрело звук и цвет, жиголо утратили свою стыдливую обертку. К чему эти старомодные птичьи ритуалы в эпоху виртуальных сношений и боингов? Захотела тамошняя vip-вумен развлечься – позвонила в контору, пролистала каталог со снимками манекенов, сделанных по образу и подобию наличного ассортимента*, выбрала, оплатила и получила товар на согласованный срок по указанному адресу. А там – хочешь танцы танцуй, хочешь на хлеб намазывай. Импортный жиголо сегодня – обычный покупной любовник.

Если вдуматься, странное получается сочетание "покупной" и " любовник". Вроде щедрого скряги, искреннего политика, горбоносого боксера. А как по-другому? Никак. Это для продажной женщины в активном словаре живой великорусской речи целый ушат хлестких имен, привитых и собственных, с четкой градацией по стоимости (от полной с горкой потребительской корзины до стакана гнилого портвейна) и по месту обитания ( от фирменного флета до дальнобойной обочины): метресса, гетера, куртизанка, кокотка, дама полусвета, камелия, содержанка, женщина легкого поведения, путана, проститутка, блудница, бабочка ночная, лоретка, гулящая, публичная, уличная, шлюха, падшая женщина, непотребная девка, просто девка, блядь панельная, шалава, шалашовка, потаскушка, подстилка, давалка, дешевка, плечевая...Уф!

А что мы имеем для инакополых коллег? Корректное "мальчик по вызову". Ну и " жиголо" с " альфонсом" – невнятные заграничные лейблы на родном самопале. Которые его не опускают, а даже, напротив, облагораживают. Сивуха, но с маслиной и через соломинку. Чем же вызвана такая крутая дискриминация, причем на уровне языка, который, как известно, не груши околачивает, а определяет особенности национального сознания, а так же его помутнения? Тем, что для нас это явление чистый импорт и ни к чему оделять его гражданством отечественного словца? Или, может, тем, что у него слишком необъятный масштаб с тугими археологическими корнями?

II. СИДИТ ДЕВИЦА В ТЕМНИЦЕ, А КОСА НА УЛИЦЕ

Где-то там, в летописных сумерках Московии, томились на жарких перинах в натопленных горницах бронированных теремов безымянные, никем не учтенные царевны. Заоблачное происхождение обрекало их на безмужье и заточенье. В родительских землях ровни не было, а заморские королевичи свататься, прямо скажем, не ломились. За семью затворами, за семью запорами созревали и хирели горемыки, серчая на мух и мамушек за жужжанье и небылицы, в коих на каждую женскую единицу царского рода приходилось по доброму молодцу с серым волком в придачу.

Ни молодца, ни волка, ни завалящего Кощея Бессмертного на худой конец. Угар, калории, и одурь.

Но не зря же шастала под решетчатыми оконцами шустрая челядь, всякие там конюшие да сокольничие. Но не зря же стерегли заветное крыльцо косой сажени стрельцы. С них, поди, и начинали. А чтобы в решительный миг у голубя сизокрылого от страха не обмякало ( застукают с поличным, закатает кат с ласковой улыбкой рукава – мало не покажется) тягали боярышни из ларцов камешки, выклянчивали для подпольных лад дополнительные милости. То есть, всячески радели и поощряли.

Полагаю, папеньки тоже были не законченные изверги и до конкретных признаков не сильно лютовали. Да и отяжелеет какая дурища, не рвали, грянув оземь мономахову шапку, волосы в отцовской туге. Ассамблей, балы, рауты, слава те Спаситель, еще в нескором будущем. Тогда пускай правнуки-реформаторы и выкручиваются, как знают, пускай затягивают на дочках корсеты, пускай сплавляют на скорую руку неразборчивым женихам. Пока же охальника на плаху, егозу – в монастырь, выкреста на чей-нибудь порог. И – хлюп! – ни сафьянового башмачка на корме, ни прорехи в ряске.

Возможно, все было иначе. Но вот, к примеру, Софья Алексеевна, сестра и соперница Медного всадника, оказалась на воле, вылетев из кремлевской клетки, уже при готовом дружке. Это с ее-то внешностью укрупненного

* вот ведь как бережет мужской мир мужскую репутацию С нами небось без всяких церемоний, живьем и в любых ракурсах.

Л.И. Брежнева в кокошнике!

Нехилую лепту в выведение особой породы рысаков "фаворит российский" внесла Софья-Августа-Фредерика Ангальт-Цербская, в замужестве – Романова, в крещении – Екатерина, в истории – Великая. За всех царевен, законопаченных в домовину Домостроя, отгуляла внучатая невестка. Не их ли плотное любопытное кольцо незримо оберегало ее от козней, ков и напастей?

Славная была баба, даром, что немка.

Не мешала грешное с праведным, трон с койкой. Не в смысле, что не елозила голым задом по главному креслу государства и занималась любовью в строго отведенных для интима местах. А в смысле, что охотно пользовалась всеми женскими привилегиями – обольщаться, ревновать, страдать от измен, быть брошенной. Там – правила, здесь – любила. И без горностаевой мантии была голой и уязвимой, как и все мы, грешные.

Одним мановением пухлого пальчика могла уничтожить обидчика – и никому никогда не мстила. Не сажала коварных изменщиков на колы, не закапывала живьем в землю, не замуровывала в кельи. Поплачет, посетует и отпустит ветреника с миром. А то и деньжат подкинет на свадьбу и обзаведение. Уволенных же в отставку не по собственному желанию осыпала такими виноватыми щедротами – Ротшильды отдыхали.*

Так поступала и в молодые, и в зрелые, и в старческие годы. Подданные рангом куда ниже императрицы Всея Руси не цацкались ни с намеченными, ни с использованными наложницами: заартачится – свяжут, схалтурит – высекут, опостылеет – вышвырнут. И пусть молится и ставит благодарственные свечки во здравие вельможного насильника за сохраненную жизнь!

Но женское естество Екатерины отторгало эти вторичные мужские признаки власти. Любопытно, что приговор сладострастной садистке, знаменитой Салтычихе завершает царственное повеление впредь именовать " сие чудовище мущиною". Не "нелюдью", к примеру, или " зверем". Есть над чем поразмыслить, а ?

Я все к тому, что ряды гвардейского спального корпуса Екатерины Алексеевны пополняли волонтеры, а не рекруты. Поместья, титулы, алмазные табакерки были искренними презентами, а не вмененным налогом и в начале правления и сорок лет спустя. Считай ровесник государыни ( пять лет тьфу!) Григорий Орлов упаковался ничуть не хуже зачатого на полстолетия позже Платона Зубова.

Кто интуицией, кто мозгами доходил до понимания, что одной крайней плотью не удержать могучую покровительницу. Оне желают пут и вздохов. Своих собственных. Отчего ж не расстараться? Любой каприз за ваши деньги. Тем более, что и усилий особых не требуется. Никто не запудрит женщине мозги лучше, чем она сама. Главное, не мешать.

Отсюда и специфика российского фаворита. Всякий испытает спесивое превосходство перед зажатыми товарищами, когда свирепая клыкастая овчарка захлебывается при виде избранника счастливым визгом . А если не овчарка, а если хозяйка одной шестой части вполне обитаемой суши? От одного этого можно свихнуться и – полюбить.

И зверя, и женщину.

Именно в этом месте – следите за руками! – довольно почти неуловимого движения, крохотного смещения, чтобы уже брал фаворит мзду не за техническое обслуживание, не за эротический массаж эмоций, а за позволение эти эмоции и чувства на себя изливать.

При сокращении нагрузки до механики без виньеток, хоть и с повышенным окладом, мальчик начинал дуться, капризничать, требовать объяснений, загонять лошадей. Один к одному нынешние носители брюк и великих замыслов, с которыми за неимением казны, владений, сундука с чинами подчистую делимся теми крохами, что владеем, в обмен на покой и волю. Систематически лишаясь и того и другого и третьего.

Таким образом, с поправкой на неисчерпаемость материальных и гормональных ресурсов, София-Августа. вела себя вполне в формате менталитета и, пожалуй, в этой области ее старания обрусеть увенчались самым полным успехом.

III. СПАЛЬНЫЙ КОРПУС

Историки с ехидством или снисходительным пониманием (у титанов свои слабости) отмечают, что, чем старше становилась Екатерина, тем моложе – ее галанты. В действительности их возраст стабильно держался в рамках третьего десятка. Разрыв увеличивался в одностороннем порядке. За этим, смею предположить, скрывалось не старческое сладострастие, а суровый диктат незаурядного темперамента. И гуманизм. До самой смерти германскую кровь русской царицы пенило двенадцатибальное либидо. Следуй Екатерина синхронно и нормам возрастной цензуры и требованиям естества, подножие ее трона усеяли бы трупы истощенных фаворитов.

По одной из версий Александр Ланской, самый юный и самый любимый из сонма царских амуров, умер от злоупотребления, между прочим, экологически чистыми, без химии (других не было) возбудительными снадобьями. Двадцатидвухлетний организм не вытягивал без допинга полувековую любовницу.

Тут очень уместно хмыкнуть:

– Само собой, не вытягивал. Кровать – не дыба, одного усердия и сноровки мало. Может, у молодогвардейца на трухлявую нимфоманку элементарно не стояло. А подкинь звонкое полено – и тяга вот она и дым из трубы и каша в горшке и душа в теле.

Сашенька Ланской завещал похоронить себя в том уголке царскосельского парка, где чаще всего любила гулять

* Куда все кануло? Говорят, материя не исчезает, а только меняет формы. В таком случае,

нам досталась материя с отчетливо выраженным суицидальным комплексом. Иначе, чем объяснить, что несметные богатства с маниакальной настойчивостью превращаются в несметные долги?

Екатерина. Он был православным и вряд ли лукавил за шаг до кончины. Ради чего? Не ради же янтарного катафалка, чтобы чернеть внутри сплющенной мошкой. И, кстати, все свое громадное состояние отписал императрице, не оставив многочисленной родне ни полушки. Вернул, можно сказать, госимущество. Причем в целости и сохранности, без положенных на утряску и усушку потерь. И за четыре года своего "случая" ни разу ни о чем не попросил коронованную подругу. Не ввязался ни в одну околотронную интригу. Чем здорово обескураживал и бесил дворцовую публику: ты фаворит или монах? Ежели монах – ступай в скит, ежели фаворит – изволь соответствовать: опекай, верши, благотельствуй, вероломствуй, красуйся, расточай. Не желал.

Голову на отсечение не дам, но по всем приметам это был обоюдоострый роман.

Ну почему, почему при такой возрастной комбинации Его непременно обвинят в меркантильности, а Ее в цинизме или патологии? Отчего-то никто не сомневается в ответных чувствах розовой Ульрики к ветхому Гете, черноглазой смолянки к тучному Тютчеву, плодородной Уны к годному в деды Чаплину. Но чем хуже русская императрица, которой скупой на похвалу власти народ присвоил звание " Великая", советника раздробленного герцога, женатого дипломата-стихотворца или тщедушного Пьеро кинематографа? Где проигрывает им иностранка, которой по деяниям простили и акцент и подозрительную смерть законного правителя и супруга? (Емелькин обрядовый бунт не в счет. Это как драка на свадьбе. Без бунта на Руси ни одно порядочное царствование не обходилось. Кроме того, у нас – только свистни, только намекни, что есть повод для дебоша! Тут же заржут кони под Сулою, поплывут по Волго-Донскому каналу расписные челны и на корму флагмана обопрется локтями о ботфорт, снятый с протухшего оригинала для пущего сходства, очередной самозванец).

Да полноте, о чем мы? Велик ли труд ослепить, покорить, присушить к себе недоросля, чумного от великолепия, впечатлений и перспектив!

Но и поведение самой Екатерины не вписывается в плоский образ похотливой старухи: оперативные царедворцы напрасно одергивали камзолы на своих протеже. На полгода заперлась соломенная вдова в покоях, оплакивая преждевременную утрату с таким отчаянием, что приближенные всерьез опасались за государственный рассудок. Предположим, что это монархические голубые слюни , святочные рассказы из серии " Сиротка Ваня Рюриков в лапах жестокосердых бояр". Хотя, действительно, А.Д. Ланской был погребен в царскосельском саду, а строки о потере сердешного друга из писем Екатерины Вольтеру не по державному жалобны.

Но вот факт повесомей и прощальной просьбы фаворита и крупных порфироносных слез: кто-то разрыл лирическую могилу и надругался над останками. Ворон ворону глаз не выклюет. При условии, что оба ворона черные. Разумеется, не все екатерининские птенчики были альбиносами.. Разное способно возбуждать на монаршьем ложе. Кто-то, наверняка, гнушался дебелой вакханкой, но не осмеливался высвободить затекшее плечо из-под гранитного храпа. Ничего, ночи с лихвой окупались днями. Оба партнера были удовлетворены.

Но cvot licet yvi...что дозволено доярке, не дозволено буренке. Сбалансированная и дезинфицированная на вершине, как это обычно и бывает, идея фаворитизма, скатываясь вниз по иерархической лестнице, собрала всю грязь с сословных ступенек. И у подножья, в массовом, тиражированном варианте, она закрепилась как беспредельное, ничем не возмещаемое паразитирование сильного пола на теле слабого. Время лишь видоизменяло формы. От приданого, должного обеспечить беззаботное существование или заткнуть холостяцкие бреши какого-нибудь хлыща до ряби турецких виз в загранпаспорте одной из сотен тысяч российских челночниц Елены Горчаковой. Лены, Ленки, Лу, чьи рысьи глаза, итальянский бюст и осиная талия лишали дара речи весь факультет журналистики воронежского университета. Включая декана, отставного политрука в берете барбудос.

Она умерла тридцати пяти лет от инфаркта, надорванная сумками, хроническим недосыпанием, таможней, рэкетом. Последнюю партию привезенного ею товара муж сдал оптовикам за бесценок. Он был работником умственного труда и совершенно не умел торговаться.

Ее диплом, если мне не изменяет память, назывался "Прием абсурда в очерке и фельетоне".

ОРФЕЙ И ЭВРЕДИКА

( лирическая аппликация)

Дэниел, режиссер из Оклахомы, приехал в Россию по приглашению одного столичного театра для постановки "Орфея и Эвридики". А заодно и по зову сердца, заочно плененного нашей курганной родиной. Он был сед и холост, таращил незамутненные глаза семимесячного младенца и неутомимо улыбался, что придавало лицу лучистый оттенок дебилизма, характерный для большинства интуристов.

Дэниел не был дебилом. Но был американцем. И, видимо, отчасти отождествлял себя с мифологическим певцом, сошедшим за отмороженной подружкой в сумрачные дебри Аида, чтобы вернуть ее на солнечную земляничную поляну.

Не иначе это подал голос неугомонный ген предка-конквистадора, чья миссионерская ряса когда-то подметала некрещеный материк, выводя индейцев на свет божий. И вывела. Практически подчистую.

Мы пересеклись в тот момент, когда Дэниел уже отведал новгородской медовухи в ресторане " Детинец", декорированном под монастырскую трапезную, нащелкал пленку сувенирных суздальских церквей и, околдованный этой патриархально-экспортной Русью, решил до начала репетиций самостоятельно зачерпнуть вдохновения из ее глубинных истоков. Где-то примерно в районе Смоленской губернии.

Какой кастальский ключ с васнецовской Аленушкой на мокром камне он надеялся там отыскать, загружая багажник водкой " Золотое кольцо" и чипсами? Чудились ли ему резные терема с высокими оконцами и в каждом по солистке хора им. Пятницкого с капроновой косой и в сарафане, жалобное курлыканье колодезного журавля, смуглые иконы в тусклых окладах, длиннобородые старцы с посохом, " скажи мне, кудесник, любимец богов.."? А черт его знает, каким лотошным хламом бывают нашпигованы эти инопланетные головы!

Я согласилась составить Дэниелу компанию, уверенная, что паломничество будет лаконичней греческих эпитафий. И не ошиблась. На первой же боковой от магистральной трассы версте коренастый "Мустанг" по самое брюхо увяз в вековой луже.

Близился полдень.

Из окна пришибленной избы отрешенно смотрела на нас древняя, как искомая Русь, старуха. На бревнах курили мужики. Дэниел, не покидая заблокированного салона, протянул на спасительный берег увесистый пакет с магарычом. Мужики скрылись в избе. Больше мы их в этой жизни не увидели.

Понемногу начинало смеркаться.

Я обучала Дэниела одной очень извилистой и очень музыкальной матерной фразе, когда на краю топи сгустилась оконная старуха с лопатой и тачкой и начала мелиорационные работы. Онемевший Дэниэл наблюдал в зеркальце заднего обзора за ее потусторонней фигурой и возней. Много через час автомобиль, хрустя щебнем, раком выполз из летейских вод на сушу. Старуха сосала чипс. В избе пели "Дубинушку". Пели с душой:

Эх, дубинушка, ухнем!

Эх, зеленая сама пойдет!

Подернем, подернем,

Да у-у-у-у-у-у-у-хнем!

Солнце закатилось и тьма закрыла землю.

Я посмотрела на Дэниела и пристегнула ремень безопасности. Он осадил взмыленного "Мустанга" только у шереметьевского трапа. По слухам, в Америке Дэниел скоропостижно женился на первой встречной русской эмигрантке. Спектакль добил какой-то французский режиссер. Его предок участвовал в наполеоновском походе. Так что, несмотря на медовуху и экскурсию по музею деревянного зодчества, повторного ностальгического отступления на Смоленскую дорогу не произошло и в Рождество благополучно состоялась премьера.

IV. РЫБКА, РЫБКА, ГДЕ ТВОЯ УЛЫБКА...

По идее, сейчас в нашей стране амазонок повсюду должны пастись коммерческие табуны волооких жеребцов, а их владельцы кушать манго в гавайских гамаках, невзирая на критические дни и климактерические ночи экономики. В индустрии по обслуживанию основного инстинкта всегда твердая валюта и стойкий курс. Однако, экскорт-услуг для состоятельных господ навалом, а состоятельные дамы брошены на произвол судьбы и не знают, где добыть одноразового, в стерильной упаковке чичероне. К примеру, на презентацию, на пикник, в морской круиз или при бессоннице в качестве безопасного транквилизатора. С гарантированным отсутствием нежелательных побочных эффектов. Не звонить же по объявлениям типа " молодой человек, способный на все, постарается на вас", или " у бедного студента есть чем успокоить богатую женщину", или " два часа – и ты в раю"

Когда же припекает, пытаемся решить проблему по-старинке, влипая в вечные вязкие истории, хорошо если без откровенной уголовщины.

Первый раз осознанная нужда в очищенном от токсичных примесей сексе настигла меня велюровым вечером августа. Я переживала реанимационный период, в который обычно попадает женщина после сокрушительной страсти. Над солнечным сплетением зияла сквозная обугленная дыра. Но остальное неповрежденное пространство тела было не в курсе и требовало продолжения банкета. К тому же близились регулы, когда во мне и без особых обстоятельств просыпается прапрабабушка, легендарная маркитанка, после свидания с которой самые лихие гусары на сутки выбывали из строя.

Мысль о тесном контакте с мужчиной выше пояса закупоривала дыхание. Низы же подло взбрыкивали, отстаивая свое конституционное право на самоопределение вплоть до полного отделения.

Конфликт нарастал.

Правительственную резиденцию осаждала возбужденная толпа. Чумазые гамены из трубочек обстреливали жеваной бумагой сквозь орнамент ограды неподвижных ажанов. Плескалось вино. Пылали костры. По кустам клубились парочки:

– Это бунт?

– Нет, сир, это – революция.

Просвистел и брызнул стеклянными слезами первый булыжник. В пробоине возник солдат. Разбитная торговка выкрикнула скабрезность и заголила подол. Солдат сорвал карабин. Торговка попятилась. Солдат вытянул ремень. Торговка замерла. Солдат расстегнул обе ширинки, на галифе и кальсонах, и в спущенных штанах, словно курортник в аттракционном мешке, упрыгал под улюлюканье черни в глубину зрачков.

А мои глаза, зеркала моей же души, астральные колодца, окна обсерватории, две трудолюбивые пчелы над божественным бутоном планеты, мои глаза продолжали с новым потребительским интересом изучать шариковый дезодорант.

Ну, нет!

Уж лучше посох и сума, уж лучше клюка и котомка, уж лучше слега и лукошко, уж лучше трость и саквояж, уж лучше стек и цилиндр, с обвязанным вокруг тульи шарфом. И чтобы распластался по ветру. И чтобы повис на мыльных удилах ковбой. И конь встал, как вкопанный. И рухнула в бронзовые руки. А по утру распрямилась бы высокая рожь, свято сохраняя грешную тайну. В общем, раз-два-три-четыре-пять, я пошла искать, кто не спрятался – тому и карты в руки.

Не спрятался никто.

Я блуждала по городу, точно по гигантскому секс-шопу. Готовая к немедленному употреблению продукция двигалась мне навстречу. В южных хорошо вентилируемых шортах, в литых джинсах, пятнистом камуфляже, сицилийском адидасе, тематической коже, ностальгическом лавсане. Она охотно откликалась на зов. Но поднимая взгляд к ценникам, я тут же шарахалась в сторону, как испуганная лошадь: в мутной капле на лабораторном стекле под микроскопом резвились накачанные гонококки; участковый на корточках посреди гулкой жилплощади составлял протокол; на кухне, тыча " Примой" в блюдце, нудил неудачник; по столу расплескивалось пиво на разлив вместо кофе по-турецки; в ванной мечтательно плавал труп. Моча в раковине. Носки на батарее. Оборванные струны. Хоровое, бля, пение.

У последнего на обратном пути коммерческого киоска я окончательно поняла, что мой короткометражный идеал – глухонемой наездник без дурных наклонностей, готовый сразу после контакта раствориться без осадка, как шипучий аспирин "Упса", в окружающей среде не обитает. И сделала выбор в пользу "Абсолюта". Водка подействовала. Через час мне уже ничего не хотелось, кроме крыльев и ливерной колбасы. А завтра, а через неделю? Нельзя же постоянно глушить природу алкоголем. Так недолго и спиться. А ведь одного содержательного сеанса хватило бы на месяц с гаком.

Тут передо мной, как лист перед травой, встал животрепещущий вопрос: почему даже в развитых странах отсутствуют публичные дома по обслуживанию прекрасного пола? Фирмы с предварительными заказами есть, кустарный промысел есть, а стационара – нет.

Возникали разные варианты ответа, но они громоздились на котурны социума, традиции, вывертов психики. Первопричина же, по моему опыту и убеждению, всегда либо простодушно прозаична, либо угрюмо примитивна.

Несколько примеров.

Пример первый. Крестовые походы. Историки внушают нам, что в канун прошлого миллениума рыцари взгромоздились на коней и отправились к черту на кулички, потому, что душа болела за Святую землю, где хозяйничала разная безыдейная нечисть. Ага, четыре века и ухом не вели, а тут вдруг прониклись и всполошились. Хрестоматийные враки! Просто истина слишком не аппетитна и для дистиллированных уст ученых и для издателей Вальтер Скотта.

К одиннадцатому веку феодалы понастроили себе родовых замков с типовыми сортирами-балкончиками, откуда все отходы плюхалось прямиком в крепостной ров. Однажды он совместными усилиями хозяев и слуг наполнялся до краев. Тогда по простецки, всем кагалом, отправлялись погостить на годик-другой к вассалу или брату по ордену, пока природа на халяву не выполнит ассенизаторские работы. Но случались накладки: Зигфрид едет по нужде к Манфреду, а тот тоже до ветру к Зигфриду.

–Гиви!

–Фима!

Теперь они уже вместе скачут к Готвальду. А он тоже не дурак на тему выпить-закусить.

–Гиви!

–Фима!

–Али, пся крев!

И так далее, покуда не выяснялось, что вся местная геральдика в сборе, а следовательно, все замки пусты и все рвы полны. Последним подтягивался король:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю