Текст книги "Кот, который жил роскошно"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Там был балкон. А мэрия приказала его снести. Какие-то части валились на головы прохожим. Наш архитектор считает, что его можно будет аккуратно восстановить, ведь балкон был неотъемлемой частью декора. Покамест дирекция неохотно проводит косметический ремонт, ибо…

– Здание на следующей неделе могут снести, – закончил за неё Квиллер. – Все повторяют это, словно хор из греческой трагедии, и, возможно, они правы. Сегодня утром я уже видел рекламу «Ворота Альказара». По-видимому, строители в себе совершенно уверены.

– Вас это не ужасает? – спросила Мэри, передернув плечами. – Наглость этих людей просто неслыханна. Они ведь даже поместили в «Утренней зыби» статью, в которой сравнили своего монстра с Триумфальной аркой!

– Разве «Зыбь» принадлежит не Пенниманам?

– Да, им. Тем не менее Роберто отослал редактору возмущенное письмо и назвал "Ворота" Катастрофической аркой. Если Фонд Клингеншоенов придёт нам на помощь – мы будем бесконечно благодарны.

– А что вам известно о Пенниманах, Грейстоунах и Ф-л-ю-д-д-а-х? Даже не знаю, правильно ли произношу…

– Фладдах.

– Так кто они такие?

– Фладды присоединились совсем недавно, но Пенниманы и Грейстоуны занимаются недвижимостью уже много лет. Именно они хотели снести пресс-клуб.

– Да, СМИ тогда камня на камне не оставили от их идеи, – припомнил Квиллер. – А «Дневной прибой» пришёл на помощь НОСКу?

– Не очень охотно. Просто раздул скандал. Мэр и его администрация выступили в поддержку проекта «Ворота Альказара», но университет и люди искусства стоят за НОСОК.

– А ваш отец? Что он думает по поводу «Касабланки»?

Мэри взметнула брови вверх.

– Если вы помните, мы с ним всегда стояли по разные стороны баррикад: его банк согласился разместить своё отделение в «Альказаре». Смешно, правда?

– Расскажите мне о Графине. Как её зовут?

– Её зовут Аделаида Сен-Джон Пламб. Её отец Харрисон Уиллс Пламб – тот самый человек, который в тысяча девятьсот первом году построил «Касабланку». Родилась Аделаида, судя по её собственным рассказам, которые она всё время повторяет и очень любит, – так вот, родилась она на двенадцатом этаже отцовского здания семьдесят пять лет назад в присутствии повивальной бабки, медсестры и двух врачей.

– Замужем она когда-нибудь была?

– Нет. В юном возрасте обручилась с кем-то, но помолвку расторгли. Она обожала отца, с которым была очень близка.

– Ясно… Как она отреагировала на возню вокруг «Касабланки»?

– Вот что самое забавное, – сказала Мэри. – Мне кажется, ей нравится быть в центре внимания. Дельцы засыпают её подарками и соблазнительными предложениями, тогда как НОСОК взывает к её лучшим чувствам ссылаясь на её отца, её «милого папочку». Она тянет время, но мы надеемся, что в ней проснётся ангел. Вы случайно не играете в бридж?

Застигнутый этим вопросом врасплох, Квиллер оторопело пробормотал:

– А?.. Нет, не играю.

– А в триктрак?

– Честно говоря, я не люблю игр, где требуется производить хотя бы малейшие умственные усилия. Могу я спросить, к чему этот допрос?

– Сейчас объясню, – сказала Мэри. – Видите ли, у Графини в жизни остался единственный интерес – настольные игры. Карты, триктрак, шашки, маджонг – всё, кроме шахмат. Она благосклонна к нам с Роберто только потому, что мы еженедельно составляем ей партию.

– Крупные ставки?

– Никакого риска. Она играет ради удовольствия, ради стремления к состязанию, причём играет отлично. Впрочем, чему удивляться! Она играет ежедневно в течение всей жизни начиная с самого нежного возраста. Эмби упомянула, что Графиня живёт как бы в затворничестве?

– Нет. – Квиллер мгновенно вспомнил о леди Эстер Стэнхоуп.

– Это действительно так. Она живет в собственном мире. Живёт одна на двенадцатом этаже, с тремя слугами.

– Но хоть изредка она выходит?

– Она никогда не покидает здание и даже не выходит из своей квартиры, которая занимает целый этаж. Врачи, поверенные в делах, парикмахер, портной и массажист – все приходят к ней на дом.

– А в чём Дело? Агорафобия? [6]6
  Боязнь пространства, боязнь толпы


[Закрыть]

– Уверяет, что стоит ей ступить за порог, как тут же перехватывает дыхание… Может быть, хотя бы в домино играете?

– Вот уж что действительно не люблю!..

– А в скрэбл?

Он покачал головой и спросил:

– Эта женщина знает, что я здесь, знает причину моего приезда?

– Мы сказали, что вы писатель, унаследовали много денег, осели в Мускаунти, а зиму проводите в городе, спасаясь от северной непогоды.

– И какова была её реакция?

– Она спросила, играете ли вы в бридж.

– Ей известно, что я когда-то работал в «Прибое»?

– Нет. Газет она не читает. Она, как я уже сказала, живёт в собственном мире.

Квиллер удостоверился в том, что обнаружил живую леди Эстер.

– Кто-нибудь знает о том, что я намереваюсь купить «Касабланку»? – спросил он.

– Только я, Роберто и архитектор. И, разумеется, Эмби, так как я часто уезжаю из города.

– Поскольку совет директоров Фонда К. не услышит об этом проекте до четверга, мне бы хотелось держать в секрете цель своего визита к вам.

– Да, понимаю.

– И вот ещё. Я обещал посылать отсюда статьи в газету Мускаунти. Как вы думаете, Графиня не будет возражать против интервью?

– Уверена, Графине это понравится, хотя говорить она станет об отце.

– А кто занимается всеми делами, связанными с «Касабланкой»?

– Риэлтерская фирма, адвокаты которой выступают в качестве посредников.

– А в жильцах Графиня заинтересована?

– Только в том случае, если они обладают хорошими манерами, хорошо одеваются и играют в бридж. Хотите пойти со мной на четырёхчасовой чай?

– Сначала, – сказал Квиллер, – я должен посмотреть план восстановления здания. Потому что на данный момент я не вижу в "Касабланке" ничего привлекательного для капиталовложений.

Мэри передала ему переплетённую копию плана.

– Пожалуйста. Двести страниц! Но даже если вы прочитаете первую и последнюю главы, вся необходимая информация будет у вас на руках.

Квиллер отметил название фирмы, стоящее на обложке, – «Гринчман энд Хиллз: архитектура и инженерия». Известная контора. Их проекты публиковались журналами всей страны: музей искусств, университетская библиотека, реставрация государственного здания девятнадцатого века.

– Неплохой выбор, – заметил он. – А если возникнут вопросы, куда обращаться? Прямо к Гринчману или Хиллзу?

– Оба давным-давно умерли. Остались только фамилии и репутация. Человека, подготовившего отчёт для НОСКа, зовут Джефферсон Лоуэлл. Он понимает нашу боль. Он вам понравится.

Квиллер встал.

– Обсуждение было приятным и информативным, Мэри. Я дам знать, когда смогу выбраться на чаепитие к Графине.

– Время дорого, – напомнила она. – В конце концов этой женщине уже семьдесят пять, поэтому… всякое может случиться. – Она проводила его до двери сквозь лабиринт дорогих старинных вещей. – А герб Макинтошей всё ещё у вас?

– Я его никогда не продам. Это первая антикварная вещь, мною купленная, и она прекрасно вписалась в мою «северную» квартиру. – Он вытащил из кармана маленький предмет. – Вы не можете установить, что это такое?

– А откуда это у вас?

– Моя кошка играла с ним.

– Это «пустышка» от скрэбла. Прежняя квартиросъемщица была без ума от этой игры.

– Насколько я понял, она была арт-дилером, это объясняет присутствие в квартире своеобразных произведений искусства, но почему столько грибов? Кто их нарисовал? Подписаны двойным «Р».

– Молодой художник по имени Росс Расмус, – ответила Мэри и отвела глаза в сторону.

– А почему у него на каждой картине присутствует нож?

Она заколебалась на мгновение.

– Роберто говорит, что в разрезании гриба острым лезвием есть своеобразное чувственное наслаждение, – медленно проговорила она, по-прежнему не глядя на него. – Может, он прав и в этом действительно что-то есть…

Квиллер постарался поймать взгляд Мэри.

– Как я слышал, она умерла внезапно. Что послужило причиной смерти?

– Знаете, Квилл, мы вообще-то избегаем разговоров на эту тему, – нервно проговорила она. – Это было очень… неприятно, поэтому мы не хотим, чтобы эта смерть хоть как-то повлияла на имидж «Касабланки».

– Вам не следует ничего от меня скрывать, Мэри. В качестве нового квартиросъемщика я имею право знать всё.

– Ну, если настаиваете… придётся сказать. Её… убили…

Он самодовольно пригладил усы.

– Собственно, так я и думал. На ковре довольно большое кровавое пятно. Кое-кто передвинул мебель чтобы закрыть его, но Коко обнаружил… – Как он поживает? – просияла Мэри. – О нём можно не беспокоиться. Лучше расскажите, что стряслось с арт-дилершей. Мэри с трудом выговорила:

– Ей… перерезали… горло.

– «Грибной» художник?

Мэри кивнула.

– Понятно. Он был без ума от ножей. Когда же всё произошло? – не унимался Квиллер.

– На уикенд Дня труда.

– А почему в квартире так много работ этого Росса?

– Н-ну… – Мэри очень тщательно подбирала слова, – он был начинающим художником… она думала, что у него большое будущее, поэтому содействовала его продвижению, устраивала выставки в своей галерее. Можно сказать, что он был её протеже.

– Так-так, – понимающе кивнул Квиллер. – Где же он сейчас? Наверное, отбывает срок?

– Нет, – сказала Мэри очень медленно. – Росс не представал перед судом. Видите ли, он оставил признание… и покончил с собой.

ШЕСТЬ

Покинув «Голубой дракон», Квиллер почувствовал себя значительно лучше. Находка Коко получила своё объяснение: теперь ясно, что 14-А – место преступления. Этот кот обладал безошибочным чутьём, когда дело доходило до поиска свидетельств преступной деятельности.

С отчетом «Грипчмана энд Хиллза» под мышкой Квиллер быстрым шагом шел домой, мечтая поскорее начать чтение. Вместо того чтобы тратить время на ужин в ресторане, он отправился в кафе «Каретный двор» и попросил несколько блюд с собой.

– Мы обычно не даём… навынос, – сообщила ему кассирша, несколько обалдело разглядывая его огромные вислые усы. – Вы не с телевидения случайно?

Посмотрев на неё скорбным взглядом из-под опущенных ресниц, он проговорил глубоким, бархатным, специально отработанным для подобных случаев голосом:

– В данный момент я в прямом эфире, с эксклюзивным интервью, которое беру у симпатичной девушки, сидящей за кассой и обдумывающей возможность продать мне что-нибудь вкусненькое навынос.

– Посмотрю, что можно сделать! – крикнула она через плечо, убегая на кухню.

Почти в то же самое мгновение мужчина с длинными волосами в поварском колпаке выглянул в маленькое окошко, проделанное в кухонной двери. Квиллер сердечно помахал ему рукой. Кассирша вернулась.

– Судков для еды у нас нет, но главный повар упакует сегодняшнее блюдо прямо в тарелке, если вы не против. Можете занести её завтра. Вы на машине?

– Нет, пешком, но идти недалеко. И какое сегодня у нас основное блюдо?

– Бефстроганов.

– Звучит аппетитно.

– А отдельно в фольгу мы завернём немного нашинкованной капусты и булочку, – решительно закончила кассирша.

Доставая из кармана кошелек, Квиллер положил отчёт на стойку, заметив, что девушка пытается прочитать его название.

– Гринч… ман… энд… Хилл… з, – проговорила она громко. – Это что, киносценарий? – При этом глаза её широко распахнулись.

– Да, только никому ни слова, – ответил он тихо, быстро оглядевшись по сторонам. – Это будет фильм о дружбе и любви, типа "Бонни и Клайда" или "Гарольда и Мод". Лично мне досталась роль Гринчмана.

Оставив солидные чаевые счастливой и взволнованной кассирше, Квиллер пошел к выходу, держа под мышкой пухлый отчёт, а в руке – тарелку с горячим блюдом, завернутым в фольгу, на которой покачивались два пакета поменьше.

– Ваша капуста и булочка с маслом! – крикнула вдогонку девушка. – Эй, открой ему дверь! – сказала она уборщику.

Квиллер очень быстро добрался до "Касабланки", и какой-то молодой человек, придержав для него тяжёлые двери, проговорил:

– Н-да, кто-то сегодня попирует…

На первом этаже наблюдалась суета, которая обычно наступает в понедельник вечером. В телефонной будке кто-то кому-то звонил и при этом не падал и не храпел. Пожилой джентльмен, пользуясь специальной подставкой на колесиках, предельно сосредоточенно брёл через вестибюль. Киса-Кроха, учуяв запах бефстроганова, крутилась у ног Квиллера. В непосредственной близи от конторки молодой служащий протирал шваброй пол, миссис Таттл, сидя на своем посту, вязала, а Руперт в красной кепке суетился рядом. Несмотря на торчащие из кармана инструменты, он, похоже, не особо загружал себя работой. Среди ожидавших лифта были служащие с серьезными озабоченными лицами, мамаша восточной национальности со своими отпрысками, пожилые люди, жалующиеся на плохое медицинское обслуживание, и студенты, юношеская энергия которых просто била через край: они громко обсуждали мосты, профессоров и выпускные экзамены. Будущие инженеры, предположил Квиллер.

Руперт перехватил его взгляд и кивнул на лифты:

– Сегодня оба работают.

– Стоит отметить, – откликнулся Квиллер.

Пока жильцы напряженно ожидали прибытия кабин, в шахтах слышались постукивания и повизгивания. Зелёный появился первым и, мгновенно загрузившись, отбыл наверх. Затем отворились двери Красного, и два студента ринулись вперед. Квиллер слегка отступил назад, пропуская седую женщину с белой тростью. Медленно, шаг за шагом она двигалась к кабине, но как только её голова и одна нога очутились внутри, тяжелые створки стали закрываться.

– Держите! – крикнул Квиллер.

Один из студентов бросился к дверям, второй – к женщине, чтобы оттолкнуть её. От толчка старушка начала заваливаться, и Квиллер, кинув на пол свои покупки, подхватил её. В тот же самый момент двери Красного лифта закрылись и он начал подниматься наверх.

Мгновенно рядом нарисовались миссис Таттл с Рупертом: сторож подал женщине трость, а управляющая спросила:

– Всё в порядке, миссис Баттон?

Освободившись от объятий Квиллера, страшно трясясь, старуха подняла палку, словно для удара, и крикнула надтреснутым голосом:

– ЭТОТ МУЖЧИНА СХВАТИЛ МЕНЯ!

– Он вас спас, миссис Баттон, – пояснила управляющая. – Вы бы упали и сломали себе бедро.

– ОН СХВАТИЛ МЕНЯ!

– Коляску, – тихо проговорила миссис Таттл, и Руперт мгновенно выкатил её из офиса и увёз сопротивляющуюся жертву нападения наверх в Зелёном. Квиллер печально взирал на липкую, растекшуюся по полу лужу.

– Мне очень жаль, мистер Квиллер, – сказала миссис Таттл. – Это ваш ужин?

– Это был мой ужин. По крайней мере тарелка не разбилась, но, боюсь, пол я испачкал.

– Пустяки. Мальчик подотрет.

– Не думаю, что это необходимо. – К Кисе-Крохе присоединились Наполеон и ещё две кошки. Квартет подлизывал остатки капусты и доедал мясо.

– Давайте я вам хотя бы тарелку вымою, – предложила миссис Таттл.

– Похоже, Красный – это мой крест, – сказал Квиллер, поблагодарив ребёнка, подавшего ему булочку, и мужчину, поднявшего отчёт Гринчмана и Хиллза.

– Может быть, послать мальчика, чтобы он купил вам что-нибудь из еды? – спросила управляющая.

– Нет, спасибо. Думаю, что обойдусь. Поднимусь, покормлю кошек и схожу куда-нибудь поужинать.

Открыв дверь 14-А, он увидел неспешно бредущих к нему Коко и Юм-Юм.

– А нельзя ли проявить хотя бы минимум интереса? – принялся он их укорять. – Хоть минимум сострадания? Я только что попал в жуткую передрягу.

Сиамцы прошли за ним следом на кухню и вежливо пронаблюдали за тем, как он открывает банку крабов. Они не скакали, не мяукали, не выли, не терлись о его ноги, и Квиллер понял, что они не голодны.

– Здесь кто-нибудь был? – спросил он. – Кто-нибудь вас кормил?

Когда он поставил тарелку с едой на пол, сиамцы принялись кружить вокруг неё, обнюхивать со всех сторон, прежде чем решились притронуться к пище. Выходит, действительно их кто-то накормил. Квиллер принялся обследовать квартиру, но следов вторжения не заметил ни в библиотеке, ни в спальне. Терраса оказалась заперта. Обе ванные – тоже. Разве что в галерее было что-то не так… Но вот что? Индийский ковер по-прежнему прикрывал пятно крови. Ни один из предметов искусства не пропал. На деревьях листья были целы. Но всё равно что-то изменилось.

В галерее появился Коко и принялся за свою обычную работу – обнюхивание. Он обследовал ступеньки, диван, пол между деревьями в горшках и пол перед стереосистемой.

– Вёдра! – вскричал Квиллер. – Кто-то унёс вёдра! – Он подбежал к служебному телефону и спросил миссис Таттл: – Что случилось с моими вёдрами?

– С вашими чем ? – удивлённо переспросила она.

– Это Квиллер из 14-А. В моей гостиной стояли пластиковые вёдра, в которые набиралась вода с текущей крыши. Куда они делись? Ведь дождь может снова пойти!

– Совсем забыла вам сказать, – извинилась женщина. – Приходил рабочий, он починил крышу, поэтому Руперт убрал вёдра. Из-за происшествия с миссис Баттон запамятовала, простите.

– Ясно. Извините, что потревожил. – Квиллер пригладил усы. Надо будет серьёзно поговорить с Рупертом, чтобы тот не смел кормить кошек. Но его злость на сторожа испарилась под впечатлением от действий Коко. Этот кот запомнил местоположение каждого ведра!

Испытывая голод в два раза сильнее, чем прежде, Квиллер с чистой пластиковой тарелкой отправился в кафе «Каретный двор».

– Ой, это вы! – вскрикнула обрадованная кассирша. – Как вам понравилось наше дежурное блюдо? Зачем же было так торопиться с тарелкой?

– Мне так понравилось, что я решил повторить: и мясо, и замечательную капусту, и, может быть, даже две булочки вместо одной, если вы ими располагаете.

Кассирша лично подала ему заказ, а дружелюбный повар помахал ему рукой из окошечка и даже прислал от себя дополнительный кусок яблочного пирога.

Основательно подкрепившись, Квиллер вернулся в «Касабланку» и обнаружил краснокепочного Руперта сидящим за столом управляющей. Руперт читал комикс.

– Я заметил, что крышу починили, – обратился он к сторожу.

– Угу. Больше не протекает. – Он поднял в воздух скрещенные пальцы.

– А как вели себя кошки, когда вы собирали ведра?

– Нормально, Я им дал пончик с повидлом. Сожрали за милую душу.

– Пончик с повидлом! – Квиллера передернуло от омерзения.

Руперт, неправильно истолковав реакцию жильца, извинился за столь необычное своё поведение и пояснил, что пончик на самом деле был чёрствый, что он валялся в подвале несколько дней.

Держа себя в руках, Квиллер постарался произнести как можно дружелюбнее:

– Знаете, Руперт, вы лучше – если по какой-либо надобности окажетесь в квартире – вообще им ничего не давайте. Они сидят на очень строгой диете из-за… у них неполадки с почками.

– Да, кошки, похоже, всегда болеют почками.

– Но, дружище, за то, что вы забрали вёдра, большое спасибо. Это то, что надо.

Затем он поднялся в Красном на четырнадцатый этаж и предстал перед сиамцами.

– Чёрствый пончик с повидлом! – проговорил он с отвращением. – Вы съели черствый пончик! Да ещё и с повидлом! А от лосося так носы воротите, если он стал розовым! Лицемеры!

Переодевшись в тёплый домашний костюм, он заперся в библиотеке, намереваясь изучить отчет Гринчмана и Хиллза. Это была довольно сложная задача, поэтому Квиллер не хотел, чтобы кто-нибудь сидел у него на коленях или мурлыкал в самое ухо.

Во вступлении описывалась первоначальная конструкция здания – это описание вошло в буклет, выпушенный НОСКом. Затем шла глава, посвященная необходимым изменениям, которые Квиллер выписал на листок бумаги. Получилось вот что:

Почистить и отреставрировать фасад и лепнину.

Восстановить парк с западной стороны и въездные ворота для колясок и экипажей с восточной.

Приобрести в собственность здания позади «Касабланки» для устройства парковки.

Перекрыть крышу и отремонтировать застеклённую её часть.

Сделать новые панорамные окна по всему периметру. На заказ.

Механика: лифты, отопление, кондиционеры, трубы, проводка, телекоммуникации и интерком.

Снять накладной пол, снести фальшивые стены и. убрать просевшие потолки.

Восстановить прежнюю планировку, включая комнаты для горничных.

Отремонтировать ванные комнаты, восстановив прежний стиль.

Восстановить мраморное, деревянное, панельное и плиточное покрытия.

Скопировать оригинальную арматуру. На заказ.

Вернуть вестибюлю прежний вид: испанская мебель, восточные ковры, масляная живопись.

Восстановить ресторан на четырнадцатом этаже, превратив бассейн в боковое кафе.

Благоустроить террасу (насадить деревья, цветы, проч.) в стиле 1900 года.

Модернизировать полуподвальные помещения, чтобы разместить в них квартиры для обслуживающего персонала.

Сохранить квартиру владельца здания на двенадцатом этаже, обставив её в стиле 1925 года.

Составив столь амбициозный список, Квиллер фукнул в усы, что являлось выражением скептицизма. Когда он обратился к последней главе, скептицизм в нём лишь укрепился: окончательная цифра расходов измерялась восьмизначным числом! Подобная сумма казалась ему немыслимой. Несмотря на унаследованное состояние, он до сих пор покупал себе рубашки на распродажах и звонил по межгороду в льготное время, когда плата падала вдвое. Но он также знал, что Фонд Клингеншоенов привык раскидывать сотни миллионов не моргнув глазом.

Пока он размышлял о проблемах, связанных с реставрацией "Касабланки", тишину библиотеки разрушила барабанная дробь, которая исходила из-за стены 14-В. Тррам-татам-тататам-бах-бах-БУБУМММ! Последний удар прозвучал подобно китайскому гонгу. После чего раздался визгливый голос, произносящий непонятные слова, тонущие в барабанном бое.

Квиллер вышел на террасу и прошёл к дверям, ведущим в 14-В, но жалюзи, как и прежде, были опущены. Тогда он отправился к лифтам и там, в холле, прислушался к звукам, исходящим из соседней квартиры. Пение, барабанная дробь и БУУУММ! Квиллер стоял, приблизив ухо к дверям, когда за спиной раздался звук подъехавшего Красного. Из кабины вышло существо с игольчатой прической, одетое в чёрные облегающие штаны, чёрные ботинки и чёрное пончо. На лице существа было много чёрной косметики.

– Вечер добрый, – поздоровался Квиллер с соседской учтивостью.

Не ответив, он или она, а может быть, оно пронеслось мимо и заколотило в дверь квартиры 14-В кулаками, после чего было встречено птичьими визгами.

Визги, барабанная дробь не произвели на сиамцев ни малейшего впечатления. Они мирно спали, посапывая и переваривая черствый пончик и крабовое мясо. Следующие два часа Квиллер провёл в галерее, закрыв двери и вывернув почти до отказа звук стереосистемы.

Ближе к ночи шум и грохот несколько поутихли, зато в холле началось какое-то движение, зачирикали визгливые голоса. Квиллер схватил корзинку для мусора и открыл входную дверь, будто бы выставляя на площадку мусор. Он увидел множество судачащих и взвизгивающих, словно в джунглях, существ в чёрном, садящихся в Красный. Когда его заметили, воцарилась тишина, сопровождаемая пронзительным взглядом десятков обведенных чёрным глаз. Затем двери лифта закрылись, и кабина стала опускаться. Квиллер с усмешкой подумал о том, что это члены какой-нибудь сатанинской секты, а лифт спустил их в адские глубины.

То ли внезапная тишина разбудила сиамцев, то ли их внутренние часы подсказали, что настала пора одиннадцатичасовой кормежки, но, что бы их ни разбудило, кошки вылезли из укрытия, зевнули и потянулись, размяв сначала передние лапки, а затем одну заднюю. Коко вспрыгнул на стал и ткнулся носиком в отчет Гринчмана и Хиллза. Юм-Юм встала на задние лапки, положив передние на край корзинки для мусора и уставившись в её глубины в надежде отыскать там кусочек смятой бумаги.

– Не знаю, как вы, – обратился Квиллер к этой парочке, – но я провел исключительно интересный вечер. Если мы сделаем всё так, как предлагает архитектор, то "Касабланка" больше не будет походить на холодильник и торчать больным пальцем посреди Цвингер-бульвара. Вестибюль станет настоящим цирком, квартиры – палатами, ресторан на крыше – желанной обителью для отдыхающих… Да, и кошек сюда допускать не будут. Как вам?

– Йау, – сказал Коко, исследующий библиотечный диван, покрытый поддельной леопардовой шкурой (кот знал, что она ненастоящая). Тщательно, подняв вертикально хвост-антенну, он обнюхал швы, потрогал лапой петли, затем нырнул за подушки сиденья. Некоторые достопамятные находки были совершены им раз за сиденьями: коктейль-крекеры, обрывки бумаги свернутые трубочкой деньги, карандаши, предметы (маленькие) одежды. Кот начал скрестись настолько усердно, что Квиллер пришёл ему на помощь. Он поднял одну из подушек и там – заткнутую в щель между основанием сиденья и спинкой дивана – увидел какую-то золотую вещицу.

– Молодец! – похвалил Квиллер Коко. – Дай посмотреть…

Гравированные диски соединялись между собой таким образом, что получался гибкий браслет, но застежка была сломана. На одном из дисков имелась надпись, сделанная курсивом: «Дианне». На другом пояснялось от кого: "От Росса". Остальные звенья были помечены цифрами: 1-1-4-1,5-1-1-1,4-1-3-5 и т. д. Похоже, это был тайный код любовников.

– Хорошо. Веселья на сегодня достаточно, – сказал Квиллер. – Но завтра мы попытаемся выяснить, что же всё-таки произошло в День труда.

Во вторник утром Квиллер позвонил Джефферсону Лоуэллу из фирмы «Гринчман энд Хиллз» и пригласил его на обед в пресс-клуб. Архитектор согласился. Этот ресторан обладал какой-то мистической притягательностью, поэтому обычно люди принимали приглашение.

Прежде чем отправиться на завтрак, Квиллер послушал прогноз погоды и попутно узнал, что отдел по борьбе с наркотиками арестовал по подозрению в распространении пятьдесят два человека, что судью отстранили от ведения дел за взяточничество и что холодный фронт движется к городу.

Когда он проходил мимо стола управляющей, миссис Таттл остановила его.

– Простите за вчерашнее, – сказала она. – Миссис Баттон очень старая женщина и бывает порой страшно рассеянной.

– Я понимаю, миссис Таттл.

– В прошлом году у неё был сердечный приступ и врачи «скорой» дали ей сильнодействующее обезболивающее. На следующий день она обвинила их в изнасиловании. Дело даже передали в суд, но, разумеется, тут же его закрыли.

– Спасибо, что предупредили, – сказал Квиллер. – В следующий раз пусть падает.

Если миссис Таттл и поняла его шутку, то не подала вида.

– Ещё, мистер Квиллер, хочу поставить вас в известность, что некоторые наши жильцы, в особенности те, которые получают пенсии и пособия, занимаются уборкой квартир. Таким образом они поддерживают физическую форму и немного подрабатывают. Если понадобится помощь, дайте мне знать.

– Хорошо, обязательно, только не присылайте миссис Баттон.

Он отправился к центру. День для прогулки был самый подходящий, по городским меркам, естественно: легкий ветерок развеивал выхлопные газы. По пути Квиллер остановился, дабы подкрепиться оладьями и колбаской, отметив, что подобный завтрак в Пикаксе стоит в два раза дешевле, а здешние колбаски даже вполовину не столь вкусны, как в Мускаунти, где владельцы свинофермы делали собственную колбасу. В общем, он, что называется, зажрался.

В «Дневном прибое», продравшись сквозь кордон охраны, он направился в библиотеку, где попросил посмотреть материалы, касающиеся убийства Бессингер.

На пленке обнаружилось три статьи, первая датировалась следующим после Дня труда числом. В каждом репортаже имя жертвы писалось по-разному. Для "Дневного прибоя" это было в порядке вещей.

УБИЙСТВО / САМОУБИЙСТВО ВСКОЛЫХНУЛО МИР ИСКУССТВА

Жестокая смерть, настигшая арт-дилера и художника в воскресенье, очевидно убийство и самоубийство, привела местную арт-коммуну и жителей «Касабланки» в состояние шока.

Тело Дайаны Бессингер, 45 лет, совладелицы галереи «Бессингер-Тодд», было обнаружено с перерезанным горлом в понедельник днем, в пентхаусе покойной. Тело Росса Расмуса, 25 лет, клиента Бессингер, нашли чуть раньше на крыше автомобиля, на стоянке под террасой квартиры, где проживала убитая.

Похоже, что Расмус разбился насмерть, прыгнув вниз, после того как оставил на стене признание в убийстве. Его тело упало на крышу автомобиля, принадлежащего жильцу "Касабланки", который обнаружил тело в понедельник в 12.05 и позвонил в полицию.

– Я пошёл купить сигарет и пива, – сообщил Джек Язбро, 39 лет, – и увидел, что крыша моей машины прогнулась. Не такой уж он был здоровый мужик, но летел с большой высоты.

В соответствии с заявлением эксперта, Бессингер умерла в воскресенье между одиннадцатью и двенадцатью часами ноги, но тело пролежало до сегодняшнего дня, когда её партнер, Джером Тодд, позвонил ей на квартиру и, не получив ответа, сообщил управляющей,

– Услышав по радио о смерти Росса, я попытался дозвониться Дайане, – сказал Тодд. – А когда не смог, то очень взволновался и попросил управляющую выяснить, в чём дело.

Галерея устраивала выставку «грибных» произведений Расмуса в июне.

– Продавались они неважно, – заявил Тодд, – и Росс обвинил нас в плохом освещении мероприятия в прессе.

Художник арендовал в «Касабланке» квартиру на последнем этаже, примыкающую к шикарным апартаментам Бессингер. Джессика Таттл, управляющая зданием, назвала его хорошим жильцом.

– Он был приятным, серьезным молодым человеком, – сказала она. – Мы сдали ему квартиру по рекомендации мисс Бессингер.

Именно миссис Таттл обнаружила тело мертвой женщины.

– Мистер Тодд сказал, что никак не может ей дозвониться. Он был уверен в том, что она дома, поскольку мисс Бессингер ожидала на праздники друзей. Поэтому я взяла ключи и отправилась наверх. Её тело в луже крови лежало на ковре в гостиной.

Бессингер очень часто выступала по радио в связи с деятельностью комитета спасения «Касабланки», чьим основателем и руководителем она являлась.

Следом за статьей шёл короткий некролог, опубликованный в «Прибое» в среду, с фотографией усопшей на полколонки. Диана – так писалось теперь её имя – оказалась симпатичной, очень живой женщиной с темными, по плечи, волосами.

БЕССИНГЕР, ДИАНА

Диана Бессингер, 45, проживавшая в «Касабланке», умерла в собственной квартире в воскресенье. Являлась совладелицей галереи «Бессингер-Тодд», основательницей комитета спасения «Касабланки», членом правлений клуба «Кисть и Резец» и активной участницей местных арт-проектов.

Родившаяся в Айове, дочь профессора и миссис Дэймон Бессингер, усопш., она оставила на этом свете только своего брата и двух дочерей.

Гражданская панихида состоится в четверг. Похороны оплачивает фонд клуба «Кисть и Резец».

В следующее воскресенье страница «Прибоя», посвященная искусству, поместила комментарий искусствоведа Иланы Тарг, которая по-новому написала имя жертвы. На фото, сделанном газетчиками на открытии июньской выставки Расмуса, улыбающаяся Дианна Бессингер и робкий Росс Расмус позировали с одной «грибной» картиной.

Подпись, заметил Квиллер, была одной из тех, что можно запросто читать как слева направо, так и справа налево.

ЗАГАДКА «ГРИБНОГО» УБИЙСТВА