Текст книги "Кот, который сигналил"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ВОСЕМЬ

Невозможно выразить словами ни панику, охватившую Квиллера, когда взгляд его упал на кроваво-красное пятно, ни то облегчение, которое он почувствовал, когда увидел, что это всего лишь образчик ткани для национального костюма Макинтошей. Сиамцы стащили его! Конверт с членской анкетой для вступления в клан валялся на полу рядом с диваном. Но где же сами виновники? Они с изумлением наблюдали с высоты каминного куба за безумным кружением Квиллера по амбару, словно думали про себя: «Как безумен род людской!»

– У-у, черти! – погрозил им кулаком Квиллер. Хотя, впрочем, может, виноват лишь один из них. Интересно который? У того и у другого был раздражающе невинный вид. Подобные шалости – разодрать конверт по только ему понятной причине – больше походили на стиль Коко. Вероятно, он учуял в ткани красный краситель. Ведь в его короткой, но ослепительной карьере было время, когда он жевал красные галстуки.

Затем Квиллеру пришла на ум причудливая мысль.

– Если ты собираешься одеть меня в юбку, Коко, – деликатесов тебе больше не видать, так и знай.

Тем не менее он ещё раз перечитал анкету. По своей природе он был противником вступления в разные там клубы, общества или ассоциации (пресс-клуб – исключение). И всё же, как сказал Большой Мак, вступить в клан значило отдать дань уважения матери: она ведь так гордилась своим древним шотландским происхождением. Дожив до средних лет, Квиллер вдруг понял, что думает теперь о матери с восхищением и признательностью. Он помнил её советы: давать больше, чем получаешь… быть самим собой; не подражать окружающим… всегда подавать напитки на подносе.

Она умерла, когда он учился в колледже. Если бы она прожила подольше, то смогла бы вместе с ним гордиться его карьерой журналиста, оплакивать событие, чуть не разрушившее его жизнь, а на склоне лет наслаждаться обретённым благополучием: ведь не что иное, как её связи с родом Клингеншоенов дали столь замечательные всходы.

Квиллер заполнил анкету. Полли будет счастлива.

– Но никаких юбок, – пробормотал он.

– Йау! – последовал комментарий с верхушки каминного куба.

На следующий день после визита Эдди Тривильена Квиллер отправился к почтовому ящику, имея в багажнике новый запас прохладительных напитков. Пунктом номер один его плана было проникнуть в семью Тривильена с чёрного хода. Для выполнения пункта номер два ему понадобится помощь Селии и сотрудничество с Лайзой Комптон.

На строительной площадке стояло пять грузовиков, – по словам Эдди, электрики и водопроводчики «делали прикидку». Квиллер выгрузил сумку-холодильник и вернулся к себе в амбар просмотреть почту. Его внимание привлекло одно письмо в весьма необычном конверте. Вскрыв его, он обнаружил записку, написанную отчётливым почерком. Вот что он прочитал:

Дорогой мистер К.!

Спешу сообщить, что посылаю Вам сувенир из коллекции моего отца. Когда Вы будете на этом сидеть, Ваш творческий гений заблистает ещё ярче. Примите сей подарок в знак глубокой моей признательности за то, что Вы спасли мне жизнь на острове и вдохнули в меня силы изменить к лучшему мой образ жизни.

На лодке брат перевезет подарок с острова в Мусвилл, где встретится с Дереком, который доставит это Вам на своем грузовике.

С признательностью,

Лиз

Первое, что пришло Квиллеру в голову. «Нет! Только не пирамида! Зачем она мне? Куда я её поставлю? Каких она размеров? Могу ли я преподнести её в дар школе или музею так, чтобы не задеть чувств Элизабет?» Она хотела, чтобы он называл её Лиз – то есть тем уменьшительно-ласкательным именем, которым её звал только отец, – но у Квиллера не было желания заменять ей родителя.

Он просмотрел остальную почту, бросая большую часть писем в мусорную корзину или отмечая чернилами те, с которыми затем разберётся секретарская служба. На несколько писем придётся ответить самому – открыткой или телефонным звонком. На открытки требовалось меньше усилий, чем на письма, да и отправлять их дешевле. Несмотря на своё нынешнее благополучие, старая привычка к бережливости ещё сохранялась.

После разбора почты Квиллер отправился работать в кабинет на балконе, который был вне досягаемости сиамцев. Как он любил объяснять, политика закрытых дверей держала котов на почтительном расстоянии от его волос, а их шерсть – от пишущей машинки. Сейчас он пытался придумать нечто оригинальное о бейсболе для колонки «Из-под пера Квилла».

Он писал: «По сравнению с такой нервной, грубой игрой, как футбол, где счёт идёт на секунды, бейсбол – это скорее спорт для зрителей, спорт, располагающий к отдыху. Неторопливый шаг, прерываемый хорошо выверенными моментами бега, скольжения и борьбы, даёт весьма приятное ощущение, которое усиливается поглощением хот-догов или любимых напитков. Продолжительные паузы, во время которых игроки размахивают битой, наносят тяжёлые удары перчаткой, срывают кепки, подвязывают пояса и выбивают пыль, действуют на публику гипнотически».

Бешеный звонок в дверь и хлопанье кухонной двери разрушили сосредоточенность Квиллера. Он помчался вниз с балкона и увидел Дерека Катлбринка, столбом стоящего на пороге.

– Специальная доставка с острова Завтрак, – объявил тот. – Хотите, чтобы я внёс внутрь?

– А оно пройдет через дверь? – спросил Квиллер. «Пирамида, на которой можно сидеть, вероятно, обладает достаточно внушительными размерами», – рассуждал он.

– Никаких проблем, – крикнул Дерек, направляясь к своему пикапу и выгружая из него какую-то мебель. – Куда вам это поставить? – спросил он, протаскивая предмет через кухонную дверь.

– Ты меня спрашиваешь? – ворчливо отозвался Квиллер. – А что это такое?

– Кресло-качалка! Ручная работа! Антиквариат! Безразмерное! Оно принадлежало старику Элизабет. – Дерек опустил кресло на пол и тут же в него уселся. – Удобное! Попробуйте, вам понравится.

Глядя на плетёное кресло с полозьями и сиденьем из лакированной коры дерева, Квиллер подумал: «Это самое уродливое кресло из всех, какие я видел». Однако осторожно уселся в него и тут же откинулся назад, как в кресле зубоврачебного кабинета. И всё же сидеть было удивительно удобно.

– Есть ещё кое-что, что я должен вам передать. – Дерек снова рванулся наружу – к пикапу и вернулся обратно с фотографией. – Это её старик позирует в своём кресле. Она думала, вам будет интересно посмотреть, как он выглядел. А теперь мне надо отправляться на работу. Я сегодня обслуживаю ужины – с пяти до восьми.

– А как же репетиция? – крикнул ему вслед Квиллер.

– «Невежественные ремесленники» сегодня не задействованы.

Когда Дерек уехал, подняв пыли больше, чем это обычно делали другие посетители, Квиллер схватил телефон и позвонил в студию Аманды, надеясь застать там Фран Броуди. Его надежды оправдались – Фран взяла трубку.

– Оставайся на месте! Я сейчас буду! – заорал он и повесил трубку, пока Фран ещё лепетала: «Что?.. Что?..»

Изменив своей привычке, он отправился в центр на машине. Бросив её на стоянке, вломился в дверь ателье и швырнул фотоснимок на стол Фран.

– Ты что-нибудь знаешь об этом? О кресле, не о человеке?

Дизайнерша широко открыла глаза:

– Где ты взял эту фотографию? Кто этот человек? Он что, продает кресло?

– Этого человека нет в живых. Кресло – в моём амбаре. Я получил его якобы в благодарность от Элизабет за то, что спас ей жизнь на острове. Знай я тогда, что получу его, я бы оставил её в болоте!

– Очень смешно, – сказала Фран, – ты даже не представляешь, чем ты теперь владеешь. Это плетёное кресло-качалка, которому по крайней мере сто лет. Несчастный старик сплёл его из ивовых прутьев.

– Ну так пусть оно и остаётся у несчастного старика! Даже «Матери» Уистлера оно бы показалось уродством! Коко обнюхал его и скривился, Юм-Юм просто к нему не подойдёт, – это тебе ни о чём не говорит?

– Я не считаю Юм-Юм арбитром в вопросах вкуса! – Однажды эти две особы женского пола имели стычку, из которой Юм-Юм вышла победительницей. – Это прекрасное произведение народного искусства, и один торговец с Восточного побережья недавно предлагал такое же за две тысячи долларов.

– Ты меня дурачишь!

– Вовсе нет! Это коллекционная вещь! Ты хочешь его продать? Аманда, не моргнув, даст тебе тысячу баксов. Оно удобное?

– Очень. Но всё-таки я считаю, что это не мебель, а какой-то кошмарный маскарад.

– Иди домой! И поразмысли на досуге! – нетерпеливо сказала Фран. – Это кресло подобно скульптуре! Оно оживит твою светлую современную мебель. Поживи с ним немного, и тебе непременно захочется написать для «Пера Квилла» трактат о неповторимом обаянии плетёных вещей. Я тебе помогу собрать кое-какой материал.

Фран произнесла волшебное слово – когда речь заходила о материале для колонки, Квиллер мгновенно зажигался, – но, чтобы сохранить престиж журналиста, он подавил волнение и указал на деревянный ящичек, стоявший у Фран на столе:

– Что это такое? Ещё один дорогостоящий экспонат? – Размеры и форма походившего на двухфунтовую буханку хлеба экспоната были слегка грубоваты.

– Это английская карандашная коробка, – сказала Фран. – Довольно старинная вещь в сельском стиле. Думаю, она из ореха. К нам она попала из поместья Витерспунов в Локмастере.

Тёмно-коричневое дерево потускнело от времени. На крышке красовался медный ободок, а в замке торчал маленький медный ключ. Квиллер поднял крышку и увидел просторное отделение.

– Сюда можно складывать запонки, – предложила Фран.

– Я не пользуюсь запонками. В Пикаксе никто ими не пользуется! Мне нужно куда-то складывать ручки. Один из домашних грабителей всё время их таскает. Подозреваю, что это Коко.

– Что же, коробка прекрасно подойдёт для ручек, а в ящичек внизу можешь класть скрепки.

– Юм-Юм открывает все ящички и коллекционирует скрепки. – Квиллер подёргал ящик. – Его заело.

– Нет, не заело. Просто он с секретом.

– Беру, – сказал он. – И фотографию тоже.

С карандашной коробкой под мышкой Квиллер прошёл два квартала до того места, где оставил машину. Парковка являлась главной проблемой в центре Пикакса. Квиллеру ни разу не удавалось высунуть сюда нос без того, чтобы не встретить с дюжину знакомых. Вот и сегодня он поздоровался со своим парикмахером, с полицейским, у которого был свободный день, с кассиром из супермаркета Тудла и с хозяином магазина мужской одежды «Скотти».

– А, помещик собственной персоной! – приветствовал его хозяин магазина. – Когда пожалуете на примерку юбки?

– Не раньше, чем владелец похоронного бюро сообщит вам печальную весть, – нашёлся Квиллер.

Затем, по пути в банк, его остановил вопросом Ларри Ланспик:

– Что это ты несёшь? Бадью с завтраком?

– Нет, ящик с пистолетами. Я направляюсь на дуэль… Как продвигается пьеса, Ларри?

– Были некоторые трудности. Фран и эта девица из Чикаго хотели ввести в сцены в лесу пирамиду. Можешь себе представить, как это бессмысленное сооружение загромоздило бы сцену, усложнило бы смену декораций и повергло бы в недоумение публику?! Кэрол, Джуниор и я даже прибегли к угрозам, что вообще бросим это дело, и Фран наконец послушалась разумных доводов. Эта девица – её постоянная клиентка, к тому же она внесла весьма ощутимый вклад в бюджет клуба. Политика, друг мой! Политика!

Вернувшись домой с английской карандашной коробкой под мышкой, Квиллер заполнил верхнее отделение фломастерами (чёрного опять не хватало, Квиллер нашел его в прихожей), а ящичек – большими скрепками. Сиамцы наблюдали за его действиями с назойливым любопытством, изогнув хвосты наподобие ятаганов.

– Ну что, злодеи, получили? – съязвил он, защёлкнув крышку и оставив ключ в замке, ибо ещё ни один кот не научился поворачивать ключи. – Хотя это дело времени, – высказал он предположение.

Сегодня они с Полли рано поужинали в «Старой мельнице», поскольку Полли ждали на десерт и кофе – заключительный аккорд свадебного приёма с преподнесением подарков.

– Может, и ты присоединишься к нам? – ехидно спросила Полли. – Знаешь, мужчины теперь часто посещают подобные приёмы.

– Только не я, – сказал он, резко оборвав эту тему. – Сегодня утром над твоим домом трудились электрик и водопроводчик. Строение наконец перестаёт выглядеть как лесопилка и начинает больше походить на жилище.

– А что мне делать с этой грудой земли, которая осталась после того, как вырыли котлован под фундамент? – спросила она, в тревоге сдвинув брови.

– Думаю, часть они используют, чтобы засыпать дыры и выровнять участок, А остальное отвезут куда скажешь: бульдозер справится с этим в два счёта.

– Мне хочется как-то отделить дом от шоссе. Что, если посадить деревья и кустарники? Это даст ощущение уединенности. Только я не хочу, чтобы было видно, будто это посажено специально, Я хочу, чтобы это выглядело абсолютно естественно. Как это сделать?

– В таких случаях обычно звонят Кевину Дуну, – резковато ответил Квиллер. – Он специально в течение четырёх лет посещал сельскохозяйственный колледж, чтобы научиться всем этим премудростям.

– Я тебе надоела своими заботами о доме, дорогой? – искренне спросила Полли.

– Ты никогда мне не надоедаешь. И тебе это известно. Но – для твоего же собственного блага – поручи все профессионалам и не решай все проблемы сама.

– Это первый и последний дом в моей жизни, который я строю, и мне хочется, чтобы в нём была видна я, – кротко ответила Полли. – До этого, где бы я ни жила, мне всегда приходилось идти на компромисс и довольствоваться тем, что есть.

– Да, я понимаю и прошу у тебя прощения за резкость. Что ещё тебя мучит?

– Ну… интерьер. Мне бы хотелось, чтобы стены были оштукатурены и побелены, а резьба по дереву выполнена в немецком стиле. Я приглядела это в одном журнале, но к такой стильной основе нужна хорошая мебель. Моя же не представляет никакой ценности, но это фамильные вещи, и я не смогу с ними расстаться. К ним же больше подойдут бумажные обои, но… я… совершенно захвачена идеей белых стен и тонированной резьбы по дереву. Прошлой ночью просто спать не могла – всё думала об этом.

«А ведь выход до смешного прост, – подумал Квиллер. – Позволь мне Полли, завалил бы дом ценной деревенской стариной. Для начала отдал бы ей плетёное кресло-качалку. Но Полли вряд ли придётся по душе такая щедрость».

– Представь, что одна из твоих служащих, у которой такая же проблема, обратилась к тебе за советом. Что бы ты ей посоветовала? – сказал Квиллер.

Последовала пауза, а затем Полли со смущенной улыбкой ответила:

– Сохранить вещи, которые она любит, и использовать обои.

– Правильно!

Полли тяжело вздохнула:

– Я всё болтаю и болтаю. Какая же я глупая! Чем ты занимался это время?

– Ну, я беседовал с твоим строителем. Он оказался неплохим парнем, несмотря на то что похож на лешего и употребляет двойные отрицания. Я пришёл к выводу, что жители Мускаунти двуязычны. Половина говорит по-английски, а половина – по-мускаунтски.

– А о чём вы разговаривали?

– О футболе и о том, что один из его предков построил яблочный амбар. Само собой разумеется, о его отце мы не говорили, а вот о здоровье матери я спросил. Вроде бы Эдди считает, что какой-то швейцарский доктор может вылечить её редкую болезнь. Но кто знает, правда ли это и насколько эффективно и безопасно.

– Не стоит, однако, сразу отказываться от этой мысли, – настаивала Полли. – Альтернативная медицина всегда практиковалась в других странах, а сейчас народные целители появились и у нас.

Полли пора было отправляться на свадебный приём. Квиллер довез её до библиотеки, там на стоянке она пересела в свою машину, он же поехал домой звонить Селии.

Она с нетерпением ждала его звонка.

– Один – ноль в мою пользу! – прокричала она в трубку. – Виржиния – просто прелесть! Она солирует партии контральто в Маленькой каменной церкви. Она сказала, что я могу петь в хоре. Хотите, я вас рассмешу? Там есть одна кошка, которая каждое воскресенье посещает мессу. Входную дверь оставляют приоткрытой, она входит, устраивается на чьих-нибудь коленях и спит всю проповедь… Кроме работы в библиотеке у Виржинии есть трое детей подросткового возраста, собака, две кошки, кролики, которые живут в клетке, и несколько кур.

– А где вы обедали?

– В закусочной «У Луизы». Луиза приказала подать нам два бесплатных десерта – хлебный пудинг. Правда, мой вкуснее. Я добавляю в него яичные белки, чтобы тесто было воздушным, плюс орехи, изюм и ванильный соус.

– Могу ли я оставить заказ? – спросил Квиллер. – Вы принимаете кредитные карточки? – В трубке послышался смех, и Квиллер немного выждал, перед тем как задать следующий вопрос. – Вы встретились с Лайзой Комптон?

– Да, она очень симпатичная. Она рассказала мне о печальных обстоятельствах в Вест-Мидл-Хаммоке, куда она может меня заслать, чтобы я…

– Селия, – прервал её Квиллер, – почему бы вам не прыгнуть в вашу красную машинку и не приехать ко мне? Вы увидите яблочный амбар, познакомитесь с кошками и расскажете мне всю эту печальную историю.

Спустя несколько мгновений она уже вылезала во дворе из машины, потеряв дар речи от представшей её взору картины.

– Я выросла на ферме, но никогда в жизни не видела ничего подобного!

Интерьер произвел на неё такое же впечатление, а состояние фруктового сада удручило.

– Легенда гласит, – объяснил Квиллер, – что сто лет назад на сад наложили проклятие. Я полагал, что за сроком давности проклятие потеряло свою силу, но, оказывается, в последнее время эта собственность находится в поле зрения КГБ.

– Правда?

– Да, у нас есть собственное Кошачье гносеологическое бюро.

Селия было рассмеялась его остроте, но тут же постаралась сдержать смех. Она всерьёз занялась «настройкой».

Сиамцы в тревоге прислушивались к беседе, сидя на безопасном расстоянии и готовясь улизнуть в любой момент, как только в смехе гостьи прозвучит хоть одна фальшивая нота. Между тем они прекрасно поняли, что гостья прибыла с птицеводческой фермы, что у неё есть чёрно-белый кот по кличке Ригли и что кабиблы изготовлялись в её кухне.

– Серьёзно, – сказал Квиллер, – я очень рад, что вы записались в программу «Приятель пациента». Что вы знаете о вашем первом задании?

– Только то, что пациентка – жена того человека, который улизнул с кучей денег, ему не принадлежавших. Должно быть, ужасно для несчастной женщины-и столько времени болеть, и пережить такое событие. Настоящая сиделка приходит к ней по утрам, пять раз в неделю, а я приступаю к работе после обеда. Остальное время при ней её дочь.

– Я слышал, – сказал Квиллер, – что и мать и дочь – одинокие несчастные женщины. С вашей жизнерадостной натурой вы можете многое для них сделать. Вы можете сделать даже больше! Скандал окутан какой-то тайной, Селия. Думаю, здесь кроется что-то, чего люди не знают. – Затем он веско прибавил: – Возможно, полицейское расследование на ложном пути.

– Вы сами расследуете это преступление, шеф? – взволнованно спросила она.

– У меня нет на это полномочий, к тому же адвокат Тривильенов советовал им не давать средствам массовой информации никаких сведений.

– Но вы ведь не совсем средства массовой информации. – запротестовала она, – вы просто ведёте рубрику в газете.

Квиллер на мгновение замолчал, чтобы подавить внутренний смешок.

– Если всё это так, мне не стоило бы мешаться в эту историю.

Селия сползла на самый краешек стула.

– Могу я вам помочь, шеф?

– Уверен, что да. Когда вы приступаете к работе?

– Завтра после обеда.

– Для начала сделайте, так сказать, общий снимок местности, а завтра вечером мы вернемся к нашему разговору. А я покуда разработаю стратегию.

– Завтра я должна сделать что-нибудь конкретное?

– Просто будьте приветливой и участливой. Возможно, они обрадуются случаю поболтать с новым человеком. Не задавайте слишком много вопросов, просто поддерживайте беседу. И ни в коем случае… слышите, ни в коем случае не проговоритесь, что связаны со мной!

– Я запишу, – сказала Селия. – Я всегда всё записываю.

На полу рядом с её креслом лежала большая сумка, и она стала в ней рыться, чтобы достать блокнот; сиамцы меж тем крадучись медленно приблизились с намерением исследовать содержимое сумки.

– БРЫСЬ! – твёрдо произнёс Квиллер, и они отступили назад тем же медленным шагом. – Не стоит оставлять сумку открытой, если они где-то поблизости, – пояснил он. – Коко – любитель «разъяснять» предметы, а Юм-Юм просто страдает клептоманией.

ДЕВЯТЬ

С необычайным нетерпением ожидал Квиллер отчёта Селии Робинсон о её первом дне в Вест-Мидл-Хаммоке. И, убеждая себя, что он наконец на правильном пути, то и дело приглаживал усы.

Материал для колонки требовался к пятнице, но его глубокое научное исследование о бейсболе ещё было не совсем завершено, поэтому он быстро набросал тысячу слов о «сладкой августовской кукурузе» – сельскохозяйственной культуре, которой любил похвастаться Мускаунти. Подобно виноторговцам, продающим нетранспортабельное молодое вино, фермеры Мускаунти выращивали сладкую кукурузу в количестве, достаточном лишь для местного потребления, – редкий деликатес, который, однако, никогда никуда не экспортировался.

Он отвёз материал в редакцию на велосипеде, а затем решил проехаться, надеясь, что монотонное кручение педалей прояснит теснившиеся в голове мысли по поводу истории с Тривильеном. Сделать Селию секретным агентом, верилось ему, просто указание свыше. Уже во Флориде она доказала, что на неё можно полностью положиться: она следовала здравому смыслу, выполняла инструкции, читала шпионские романы, – там их расследование назвали бы операцией «Свисток».

Подъезжая к Пикаксской площади, Квиллер раздумывал, как ему лучше поступить: сделать запрещённый левый поворот в театральный проезд, или срезать через сквер, где езда на велосипеде запрещена, или объехать сквер кругом и развернуться, описав букву «U», что опять же являлось нелегальным. Он ещё не успел ни на что решиться, когда полицейская машина подтолкнула его к обочине, и из машины вышел Эндрю Броуди.

– Ваши права? – пролаял шеф полиции. – Попытка ускользнуть от офицера полиции. Езда на велосипеде без шлема. Превышение скорости. Отсутствие рефлектора на заднем крыле.

– Выпишите мне за нарушение штраф, – отстреливался Квиллер, – и увидимся в суде, когда у вас будет выходной.

Броуди был внушительной фигурой пикаксского ландшафта – громкоголосый, ворчливый, вечно нахмуренный. Исключение составляли свадьбы и похороны, где он играл на волынке Квиллер считал его одним из своих лучших друзей, и они редко упускали возможность обменяться остротами. После обычного подтрунивания шеф оставил свой резкий официальный тон и сказал весьма многозначительно:

– Я заметил некоторое оживление за театром.

«Фараон» явно узрел своим орлиным оком красную машину, однако Квиллер пренебрёг намёком и пустился в пространные объяснения, не имевшие никакого отношения к сказанному. Одним из его многочисленных навыков было умение разыграть невинное непонимание, если ему не хотелось давать прямого ответа.

– Да, стоянка в эти дни забита, – начал он. – У членов клуба муки творчества – они ставят новую пьесу. Ты же понимаешь, что это значит, – актёры репетируют каждый вечер, декораторы и костюмеры каждый день приезжают на работу. Проект достаточно смелый: «Сон в летнюю ночь», где будут заняты сотни. Постановкой руководит твоя дочь. Пьесу написал Шекспир. Джуниор Гудвинтер играет Пэка. Кэрол и Ларри дублируют.

– Заткнись! – прервал его Броуди. – Ты сдал кому-то свой каретный амбар – престарелая дама – ездит на красной машине – флоридские номера.

Благодаря бесцельной болтовне о пьесе Квиллер выиграл время, чтобы подготовиться к защите.

– Аренда помещений находится в ведении отдела по недвижимости Фонда К. Я к этому не причастен.

– Но ты знаешь, кто эта дама, – тоном обвинителя произнёс шеф полиции.

– Конечно! Все знают, кто она: подруга Эвфонии Гейдж по Флориде.

– А здесь она что делает?

– Точно не знаю, но думаю, это как-то связано с предписанием врача. Она была в глубокой депрессии после смерти любимого внука – или что-то вроде, – и Эвфония расписала ей Мускаунти как подходящее место для того, чтобы начать новую жизнь.

Броуди не убедили разъяснения Квиллера.

– Что ещё за «новую жизнь» она надеется начать в её-то возрасте?

– Опять; не надо меня цитировать! Я слышал, она хорошо готовит, и ходят слухи, будто она намеревается открыть кафе или закусочную… Ты, я думаю, согласен, что нашему городку не помешали бы некоторые улучшения в этой сфере. Кухня отеля просто отвратительна. Не удивлюсь, если окажется, что отдел экономического развития Фонда К. сыграл ведущую роль в деле приглашения этой дамы из Центра.

– Тогда что она делала сегодня в Вест-Мидл-Хаммоке? Видели, как она въезжала в имение Тривильена…

– В котором часу её видели?

– Около полудня.

Квиллер должен был соображать быстро.

– Может, она доставляла затворнице горячий обед. Говорят, миссис Тривильен.

– Почему же она не выходила оттуда до пяти часов?

– Энди, сколько агентов полиция штата спрятала у Флойда за деревьями? И почему они до сих пор его не нашли? Может, не там ищут?

– Проваливай! Ты только время у меня отнимаешь! – Броуди ткнул большим пальцем через плечо и направился к служебной машине.

– Это тебе припёрло остановиться и поболтать! – крикнул ему вслед Квиллер.

– Проваливай, проваливай и убери к чертям с дороги это новое двухколесное приспособление для самоубийства!

– Ладно, только скажи мне, как выбраться из этой пробки, не нарушая закона.

– Езжай за мной! – Полицейская машина проложила путь, включив мигалку, а затем остановила движение в обоих направлениях, пока богатейший человек северо-востока центральной части Соединенных Штатов совершал свой незаконный разворот в виде буквы «U».

Вернувшись в амбар, Квиллер сказал Юм-Юм:

– Всего минуту назад у меня состоялась душераздирающая беседа с твоим дружком. – Юм-Юм была влюблена в полицейский значок Броуди.

Сегодня вечером Полли ужинала с Хасселричами – обязательство, которое её всегда страшило. Квиллер подогрел себе замороженный обед и открыл банку крабов для сиамцев. Затем, когда наступил подходящий момент, позвонил Селии и пригласил её к себе «выпить чего-нибудь холодненького в этот тёплый вечер».

Она вошла с широкой, радостной улыбкой и, пока Квиллер разводил лимонный концентрат, обошла весь амбар в поисках сиамцев. Оба гнездились в углублении прогнувшегося сиденья плетёного кресла-качалки.

– У нас на ферме тоже была такая качалка, – сказала Селия, после того как они устроились со своим прохладительным в гостиной. – Она передавалась в семье мужа из поколения в поколение. Когда у нас появился телевизор, он её сжег.

– А какая связь между телевизором и качалкой? – с искренним любопытством спросил Квиллер.

– Ну, чтобы смотреть телевизор, он хотел завести кресло, на котором можно было бы полулежать, а для того и другого места не хватало. У вас-то здесь места хоть отбавляй. А где стоят ваши телевизоры?

– У нас только один. Он в комнате у котов. Они обожают смотреть передачи о природе или телемагазин без звука.

Селия восторженно рассмеялась:

– Жаль, нет в живых моего мужа, уж я бы ему это пересказала! Наши коты жили в сарае, в дом их не пускали. А на сеновале, разумеется, у них ящика не было!

После нескольких минут вежливой болтовни Квиллер перешёл к главному:

– Как всё прошло сегодня у Тривильенов?

– Хорошо! Было очень интересно! Дорога приятная, так что я вовсе не против туда ездить. У них ужасно симпатичный почтовый ящик в виде старого паровоза, а дом почему-то назван на указателе «круглым», хотя в нем нет ничего круглого!

Квиллер объяснил, что раньше, в Паровую эру, депо по обслуживанию паровозов были круглыми: в центре депо находился поворотный круг, по которому паровозы переводили на разные пути.

– Век живи, век учись! – сказала Сепия, весело всплеснув руками.

– Как вас приняли?

– Первой, кого я встретила, была сиделка, которая спешила сдать дежурство. Она поразила меня тем, что походила на замерзший огурец. Бьюсь об заклад, она живёт в Брр. – Селил остановилась, чтобы посмеяться собственной шутке. – Она показала мне лекарства и велела не нарушать режим, иначе всё это может кончиться больницей. Потом она ушла, и я встретилась с дочерью пациентки. Она могла бы быть очень хорошенькой, если бы была счастлива, но опасаюсь, что в свои двадцать с небольшим она успела очень ожесточиться.

– Как её зовут?

– Странно, но на этот вопрос она ответила не сразу, а потом сказала, что её зовут Тиш. Чуть позже, правда, я услышала, что мать называет её Летти. Девушка ненавидит, когда её так называют. Понимаю, что она чувствует, потому что всегда ненавидела имя Селия.

Его осведомительница замялась, и, воспользовавшись паузой, Квиллер произвёл в уме быстрые подсчёты: Летти плюс Тиш получается та молодая женщина, которую он встретил в банке; она заявила, что её фамилия Пен, хотя кассир назвал её Тривильен.

– Возможно, – сказал Квиллер, – её зовут Петиция. Не повезло бедняжке, как ни верти. «Летиция Тривильен» звучит как «спасибо» на иностранном языке.

Селия хихикнула:

– Не забыть бы сказать это внуку. – Порывшись в своей сумище, она нашла блокнот, записала в него остроту и продолжила: – Тиш была со мной вежлива, но не скажу, что очень приветлива. Ну ничего, ведь я не на вечеринку шла. Она сказала, что уходит и вернётся к пяти – время, когда кончается моё дежурство. Но прежде чем уйти, провела меня в комнату матери. О Боже! Бедняжка! Ей не больше пятидесяти, но она такая хилая и бледная! Она так смотрит, будто ищет чего-то. Думаю, ей не хватает внимания, несмотря на то что она никогда не бывает одна.

– Возможно, так и есть, – согласился Квиллер. – Посещение – это не всегда внимание.

– Она сказала, чтобы я называла её Флорри. Я приготовила ей очень симпатичный обедик, но мне пришлось упрашивать её поесть. Ей хотелось поговорить. Голосок у неё тонкий и жалобный.

– О чем она говорила?

– Ну, она перескакивала с предмета на предмет. Она не любит овощи. Кто-то убил их пса. Сиделка к ней придирается. Никто её не навещает. Ей ужасно не нравится то, что показывают по телевизору. Летти уходит и никогда не говорит куда. – Селия остановилась перевести дыхание. – Я слушала её и сочувствовала, пока она не устала и не захотела прилечь. Я спросила, может, ей спеть что-нибудь?

– Только не говорите, что вы пели, миссис Робинсон, – насмешливо произнёс Квиллер.

– А, вы вспомнили! – Селия расхохоталась. – Нет, я попела ей псалмы, и она уснула спокойным сном. Это дало мне возможность побродить по дому. Дом у них большой, с лифтом, но такое впечатление, что его никто не любит. Понимаете, что я имею в виду? А эти электропоезда в подвале! Никогда ничего подобного не видела! Как вы думаете, они разрешают школьникам на рождественских каникулах приходить и разглядывать эти поезда?