Текст книги "Подобно войне за веру"

Автор книги: Лиланд Модезитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 10

С резной деревянной скамьи Тристин оглядывал пять метров травы, отделявшие его от кустов и деревьев. Небольшой алый клен поднимался из плюща. Десолл не признал небольшую бурую птичку с отливающей красным головой, но наблюдал, как она накреняет голову, затем срывается с ветки и летит к южному углу сада под куполом. Дерево он тоже не признал.

Считалось, что сад в сотню квадратных метров содержал только флору и фауну, которые подошли бы к экологии Мары, когда завершится планетоформирование. И что цель насаждения сада – проверка баланса в малом масштабе. В действительности же сад напоминал: вот чем занимаются экологи, вот какое будущее защищают техники и офицеры Службы, вот какой может стать Мара. И Эко-Техи нуждались в таком напоминании.

Зеленая ящерка ползла вверх по стволу гибрида, похожего на юкку с бледно-желтыми цветами и остроконечными листьями. Язычок ящерки мелькнул в воздухе, но Тристин не увидел никакой добычи, которую это создание могло бы поймать. Он передвинулся на скамье, блаженствуя от запахов растительности, отдыхая от бесконечного духа пластика, озона и машинного масла и радуясь молчанию имплантата. Сеть не действовала ни на какой частоте внутри садового купола. Все, на что годился здесь его имплантат, это регуляция его физического состояния. В первую очередь зрения, метаболизма, скорости сокращения мышц и рефлексов. И счет времени. Чик-чирик!

Голос невидимой птички смешался с шорохом листьев, вызванным потоком из скрытого вентилятора, имитирующим ветер. Ящерка уползла и пропала за стволом юкки. Тристин поглядел налево, в сторону рощицы вязов, если такую малость можно назвать рощицей. Он сверился с имплантатом. 16-43. Почти пора вставать и идти к Эзилдье. Чик-чирик!

Он встал и отдал честь затаившейся птахе, прежде чем направиться через двойной шлюз к жилому куполу 3. Запах пластика и озона накрыл его вдруг, словно колпак, через имплантат покатилось бормотание электроники, похожее на двойное эхо. От неожиданности он почти остановился на полушаге. Но все-таки пошел дальше. Помедлил на перекрестке туннелей, где виднелось несколько крохотных лавочек, уходивших в глубину. Наконец, зашел в один. «Скромные подарки».

На пластиковых прилавках красовались нарядные коробочки с сушеными плодами. Тристин подхватил одну и передернулся при виде цены. Что же, безделушка доставлена на планету извне, а перевозки обходятся изрядно. Но плоды? Ведь их везде можно вырастить, если знаешь, что делаешь. Он покачал головой.

– Я могу вам помочь, сэр? – мужчина в мотокресле скользнул в его сторону.

– Минуту спустя – несомненно, – и Тристин заставил себя улыбнуться. В конце концов он купил узорную, совсем крохотную коробочку шоколада, заплатив больше, чем предполагал, но помня, что Эзилдья не раз и не два упоминала, что шоколада ей больше всего не хватает с тех пор, как она покинула Карсон.

Он не торопился, и все же в 17-15 постучал в дверь Эзилдьи.

– Минутку.

Он ждал. Наконец дверь отворилась. Эзилдья поглядела на него – златокожая, в ореоле дивных черных волос, зеленые глаза устали и при этом все же искрятся.

– Пришлось задержаться дольше, чем я надеялась.

Тристин вручил ей крохотную коробку шоколада.

– Настоящий Аустранский шоколад. Ну, это уже лишнее. – Она закрыла за ним дверь и отнесла коробку на низкий столик близ диванчика, где и оставила, так и не открыв.

– Знаю. Если бы не мой визит, ты бы еще поработала. Если никто не ждет, необязательно уходить по звонку. – Он прошел к балкону и взглянул на сад внизу, затем через крытый двор на скользящие стеклопластиковые двери других жилищ. Всюду закрыто, не считая одного балкона, где мужчина сидел на стуле с ребенком на коленях. Черноволосый малыш размахивал чем-то, зажатым в пухлом кулачке. Тристин улыбнулся.

– Тихо.

– Вечером в семерицу всегда тихо. Все устали. Я тоже. – Эзилдья села на диванчик, накрытый коричневым с серым оттенком покрывальцем, украшенным вышивкой ручной работы. Стилизованные вечнозеленые растения причудливо переплетались, разбегаясь от центра к периферии.

– Уф, как я устала!

Тристин взглянул на свод купола и увидал только бледное полупрозрачное пятно: высоко над куполом дневной свет Парвати пробивался через красные небеса, медленно сгущавшуюся атмосферу Мары, и падал на дальние красные холмы.

– Я тоже. – Он прошел через комнатку и приблизился к диванчику.

– Ты с Перльи. Там высокое «же».

– Не совсем. Лишь один точка ноль девять восемь от земной нормы.

– Ты тренируешься каждый день.

– Не каждый, – возразил Тристин.

– Почти каждый. И ты к этому привык. Я вижу, какие у тебя мышцы. На Карсоне точка девять шесть. К семерице я совсем выжатая. – Эзилдья вытянула длинные ноги и положила стопы в шлепанцах на табурет с подушечкой. – Ты не можешь просто посидеть рядом со мной?

– Конечно, – Тристин сел, предоставив стопам покоиться близ ее тапочек, с блаженством вдыхая слабый аромат флерисля.

– Я просто деревенею, – Эзилдья откинула голову назад, а затем уронила подбородок на грудь. – Недели иногда такие длинные. Хотелось бы, чтобы в них было только по семь дней, как когда-то на старой Земле.

– Это было давно. И в разных месяцах тогда было разное число дней, и ничего нельзя было сказать без сложного календаря. Каждый год любой день любого месяца выпадал бы на другой день недели. А здесь семнадцатое всегда единица.

– Я не хочу разговоров об истории.

Он едва заметно кивнул и сжал ее плечико левой рукой.

– Рад, что ты смогла освободиться.

– КонСист довольно гибок, – ухмыльнулась она. – Мне придется заступить вместо Кентара в концедень на следующей неделе.

– Это чистое убийство.

– Здесь? Это не имеет значения, если ты только не включен в деятельность какого-нибудь клуба, а кого волнует вращение в мелких кругах? Мне никогда не нравилось мое лицо в воде, должно быть, потому, что я выношена в синтутробе. Никто из нас не любит плавать, даже при здешнем ускорении. Хотела бы я знать, почему.

– Потому что ты вышла из синтутробы, – Тристин снова сжал ее плечико, затем поднял правую руку, погладил щеку и наклонил к себе ее лицо.

Тр-рамм…Комнатка содрогнулась и мелко затрепетала. Эзилдья потерлась губами о губы Тристина.

– На этот раз близко. Не иначе, как цель – южный бассейн.

– Новое южное море, – уточнил Тристин. – Там теперь вода.

– А переброски водных комет на тебе не тяжело сказываются?

– Зверски тяжело, если подключен к сети, да еще на полную чувствительность. Даже вспышки молний за Периметром скверно сказываются. – Он сжал ее ладонь.

– Тристин.

– Да?

– Просто посиди здесь. Ладно? – Теперь она сжала его ладонь. – Мы может решить кое-что позднее. Я рада, что ты здесь, пусть даже ты заглянул так ненадолго.

Он склонился и поцеловал ее шею. Ее темные волосы пахли свежо и чисто, так и хотелось зарыться в них лицом, чтобы изгнать воспоминания об аммиаке и сорняках. Вместо этого он стал изучать ее профиль, маленький вздернутый нос, тонкие губы, не вполне плоские скулы и отливающую золотом кожу, оттененную дивными темными волосами.

Эзилдья улыбнулась.

– Вот что мне в тебе нравится.

– Что?

– Когда ты успокоишься, ты полностью здесь.

– А иногда нет? – А где он был? Думал о фархканах? Или о ревяках?

– Да сам знаешь. Иногда люди кивают и соглашаются, и даже ведут беседу, но у тебя чувство, будто они за тысячу кайев отсюда, и не больно-то их волнует, что ты говоришь. Ты смотришь на меня, и ты здесь, – она взглянула на Тристина. – Большую часть времени. А теперь это не так. Где ты?

– Сегодня я встретил фархкана.

Она содрогнулась.

– Я встретила одного года два тому назад. Жуткие типы То как они глядят прямо через тебя. И все серые, не считая их красных глаз и зеленоватых зубов.

– Как ты на него наткнулась? – спросил Тристин.

– Они послали техническую бригаду на Карсоне. На верфи. Моя мать была помощником инженера по переходу. Она проводила с ними уйму времени и привела одного из них домой обедать. Они на углеводородной основе, как и мы, но им нужно много больше мышьяка, чем в наших добавках, – Эзилдья неодобрительно поморщилась.

– Он тебе не понравился? Или она?

– А у них есть пол? Честно говоря, не задумывалась. Они очень замкнутые и очень вежливые. По крайней мере, наш гость, Херен Джуле.

– Как и тот, кого встретил я, – добавил Тристин. – Но он был очень настойчив.

– Херен тоже. Он, полагаю, это все же был ОН, все расспрашивал меня о причинах, по которым заводят детей. Мне было четырнадцать, я вообще о детях не думала, – ее смех был короток.

– Давай поговорим о них, – и Тристин вновь сжал ее плечо.

– Ты все еще не пришел в себя?

– Я?

– Да, ты.

Тристин поглядел на небольшой полосатый коврик на полу.

– Полагаю. Впрочем, как-то не думал.

– Не стоит говорить о чуждом разуме. Или ревяках. Или работе. – Эзилдья склонилась к Тристану и поцеловала его щеку. – У меня есть настоящие карсонские макароны. И я сделала настоящий соус. Томаты прекрасно зреют в резервуарах. – Она встала. – Пошли, поговоришь со мной.

Он последовал за ней к кухонной нише, оперся лопатками о стену и заглянул, ибо для двоих там не хватало места.

– Это займет немного.

– Хорошо.

– И не скалься. Тебя не накормят досыта. И твой шоколад я тебе тоже не предложу.

Он все-таки улыбнулся.

– Ты невозможен.

– Не всегда.

Она повернулась спиной к маленьким горелкам и большому горшку с водой, слишком крупному для такой плитки. Тристин ждал.

Глава 11

«Велика ли будет прибыль человеку приобрести все земли под небесами, если цена этих земель такова, что он примет в сердце свое нечто такое, что есть мерзость перед Господом?

Что такое мерзость, спросите вы? Вы народ Господа, а я Его Пророк, и я говорю вам, что мерзость это то, что доставляет неудовольствие Господу и отвергает Его учение.

А что доставляет неудовольствие Господу? Мужчина, который не ставит Господа и пути Его превыше всего, или женщина, которая поставит пути мирские превыше своего долга приносить новые души и питать их в праведности, выводя их на пути Господа.

Хотя и впрямь много владений на небесах Отца вашего, любое существо, возникшее ли в глубинах самых отдаленных небес, или в огнях ближайших звезд, любое создание, которое не принимает Господа и Его заповеди, вызывает неудовольствие Господа. Ибо те, кто не принимают Господа, уступают свои души тьме, и надлежит считать их менее чем прахом под стопами мужчины, менее чем песком под носками женщины.

Еще меньше те, кто знал Господа и отверг Его, ибо они избрали ничто, предпочтя его Господу.

Вот первая и величайшая заповедь, дабы вы приняли пути и законы Господа, и у вас не будет другого бога перед Ним. А вторая гласит, что ни один мужчина и ни одна женщина не отвернутся от нужд любой иной души Господней.

Ибо дело Господа есть дело всех верных душ, и горе тому, кто не трудится на полях Господа. Не будут они знать ни мира, ни уверенности, ни прохладной воды на пересохших губах, ни поддержки любящего Отца. Но они обратятся в ничто, снедаемые тревогой и отчаянием все дни своих жизней, которые угаснут и иссякнут быстрее, чем жизнь поденки.

Души, верные Господу, будут жить вечно перед очами Господа, и Он с радостью примет их, и они придут, чтобы жить в Его владениях столь долго, сколько продержатся небеса, и даже после того.

Как сказал я, Пророк Господа, так и будет, ныне и присно и во веки веков.

Ибо, если я воздену шуйцу, дабы побудить вспыхнуть молнию, вы увидите и не увидите. Пламя это я вызываю к жизни во имяГоспода, и вызвал его меньшей моей рукой, а я куда меньше, нежели Господь. Согласились бы вы, дабы я воздел большую свою руку? Или дабы Господь обрушил всю мощь Свою против вас?»

Книга Торена,

Первоначальное издание.

Глава 12

Аммиак и сорняки по-прежнему ощущались во всех уголках станции. Хотя воскурения из искусственной корицы и ризии, итог последних трудов Джерфель, приглушили этот неприятный дух. Обновленная герметизация главной двери препятствовала новому проникновению мелкого песка. Но на станции его оставалось больше, чем достаточно, чтобы раздражать иззудевшийся нос Тристина и вызвать у него боль в горле. Он осторожно потер нос и повернулся к командирскому креслу. Через исцарапанное бронестекло окна он видел тучи, собирающиеся на востоке. Пока что по сети не давала о себе знать статика, указывавшая на рост электрического напряжения, но это случится позднее. Как всегда.

Правой рукой Тристин помассировал затылок, пытаясь размять оцепеневшие мускулы. То, что он оставлял станцию, позволило ему ненадолго расслабиться, да еще он получил общество Эзилдьи и ее стряпню, но передышка была, увы, слишком короткой.

Он проверил преобразующие системы. Башня один по-прежнему бездействовала, один из плугов работал менее чем на пятьдесят процентов. Хисин занес в список требований и то и другое.

– Хисин, когда вы получите материалы, сможете быстро исправить башню и этот плуг?

– Нет, сэр. Там огромный ущерб. Буря вывела из строя две-три второстепенных промежуточных системки, и сами знаете, что наделали ревяки. С припасами тяжело. Никогда еще нам не приходилось так туго.

– Есть понятие, когда мы получим нужные запасные части?

– Недельки через две, не раньше. Не думаю, что техники в Клисине были готовы к таким потерям.

– Недельки через две… гм… сделаем, что можем. Спасибо. – Тристин еще раз проверил уровень органонутриента в баках. И не мог поверить, что при подзаправке баки были наполнены только на шестьдесят процентов. Затем он ментально перебрал все послания и даже произвел поиск по ключевым словам «баки» и «органонутриент». Но никакие ссылки не помогли, он не нашел ничего, кроме самого факта доставки и количества горючего. Тристин чертыхнулся, изучая четвероэкранье, прежде чем опять связаться с консолью техника.

– Хисин?

– Сэр? – В голосе сержанта прозвучало легкое раздражение.

– В банках данных ничего. У вас есть понятие, почему нам заправили баки только наполовину?

– Наполовину, сэр?

– У нас оставалось около десяти процентов, когда я уезжал в Клисин. Теперь в резервуарах шестьдесят процентов. То есть, прибавилось пятьдесят.

– О, это. Липирелли – он техник с танкера – сказал мне, что запасы ограниченны, и они не могут дать нам больше из-за ущерба, нанесенного станциям. Это лишь временная проблема.

– Я надеюсь, дело не кончится тем, что мы окажемся временно без энергии, когда появятся ревяки?

– Сэр?

– Ничего. Спасибо, Хисин. – Тристин опять прошел на камбуз, где смешал себе чашку Подкрепунчика. Сделав глоток, добавил еще порошка. От этого у него еще сильней взыграло в желудке, когда туда попал напиток, но он терпеть не мог водянистого вкуса, который получался, если смешивать Подкрепунчик, следуя нормам.

Он расхаживал в тесном пространстве между консолью и стеной, от вспомогательной консоли в углу до окна и обратно. Кишечник его по-прежнему бурлил, и он не вполне понимал, почему. Его снедают мысли о фархканском медосмотре? Или о собеседовании?

Почему это существо – Гере или как его там? – почему он или она так прицепилось к Тристину, вынуждая его признать, что он вор, пусть даже в общем смысле слова? Почему Гере настаивало, чтобы Тристин об этом подумал? Какое отношение имеет это Дурацкое собеседование к технической помощи, которую, предположительно, получает Коалиция? И что это за помощь? Эзилдья упомянула, что ее мать была инженером по переходу. Фархканы помогали улучшить передающие машины или характеристики переходов космических судов Коалиции? С чего бы? И как сюда вписывается он?

Он махнул рукой. Возможно, его мать знала больше о фархканах, правда, он сможет спросить ее не раньше, чем получит отпуск домой, а это произойдет нескоро. Он сделал еще глоток напитка, помедлил, глядя в окно на восток, где неторопливо крепла буря.

Почему Мара внезапно удостоилась столь пристального внимания ревяк? Из-за того, что приближается к полупригодности для обитания, а они сочли, что им стало тесно? Опять? Почему ревяки все время стремятся брать, брать, брать?

Дзинь!Тристин проглотил свое питье и вызвал сообщение через имплантат, направляясь к командирскому креслу.

– Всем станциям Контроля Периметра. Визуальное наблюдение КонОба обнаружило четыре параглайдера на входной огибающей. Расколотый образец. Передаем предполагаемые координаты посадки. Полная тревога по станциям Периметра. КонОб Два, КонОб Два…

Внеся координаты в систему, Тристин проверил их. Два вражеских глайдера нацелились на средний участок пустошей на востоке, то есть, главная их мишень – Восточная Алая Тройка.

Тристин надеялся, что ревячьи пилоты изменят направление, что они морочат противника, но понимал, что это не так. Он глубоко вздохнул, и в этот миг уловил еще одну алую вспышку на ремонтном экране. Голос Хисина проплыл через имплантат.

– Лейтенант, сэр, этот плуг мертв, действует только модуль мобильности. Я знал, что это вот-вот случится, но нет, от снабженцев запчастей не допросишься. Мне следует его отключить.

– Вы не можете сделать это дистанционно?

– Там не действует цепь, принимающая сигналы. Вот он и ковыляет себе, ничего не делая.

– Как далеко он ушел? – Задавая вопрос, Тристин одновременно вглядывался в картинку на экране, получаемую со спутника. – На десять кайев, верно?

– Ближе к одиннадцати, сёр.

– Оставьте его пока, – решил Тристин. – Техники свой выбор сделали. На нас идут ревяки, и последнее, что нам нужно, это чтобы вы оказались снаружи, когда они откроют огонь.

– ТехШтаб не обрадуется. Нефункциональные затраты горючего.

– И пусть себе страдают. Лучше это, чем ваша гибель. Валите все на меня.

– Признателен вам, сэр. Не могу сказать, что надеялся на такое отношение.

– Не беспокойтесь. Вам найдется много работы, как только мы покончим с ревяками.

Тристин отключил линию и вернулся к поиску противника на экранах. Ничего. Он вновь и вновь проверял сведения датчиков и вид со спутника, но все напрасно. Затем он изучил состояние оборудования. Помимо башни номер один и работавшего вхолостую плуга, имелось еще несколько проблем поменьше, включая все еще вспученную решетку камеры в блоке В. Обозрев оборудование, он пробежался по всем недавно полученным сообщениям. Самые обычные доклады, не считая отчета Джерфель о вечернем нападении ревяк, о котором он еще ничего не знал. Насколько он понял, она их быстро нейтрализовала. Он обратил внимание на примечание о применении ракет для создания вспышек. Новая ткань ревячьих скафандров порой бросала отблески при таких вспышках, если сражаться ночью. Он попытался иметь это в виду, хотя ночная смена ему предстояла не ранее следующего месяца. Дзинь!Тристин облизал сухие губы и вскрыл послание.

– Всем станциям ПерКона. КонОб Один, КонОб Один. Состояние атмосферы препятствует обнаружению и нейтрализации параглайдеров. Установленное место посадки, приблизительно, двенадцать пятьдесят шесть. Посадка двенадцать пятьдесят шесть. КонОб Один, КонОб Один…

Сложности из-за состояния атмосферы? Он проверил метеокарту. Небеса более чем наполовину ясны, ничего необычного. Больше похоже на неспособность одолеть усовершенствованное экранирование ревяк. Почему КонОбу трудно это признать? В любом случае, ревяки сели, и ни ракета, ни лазер их не тронули. Вероятно, у врагов еще больше тяжелого оборудования. Тристин установил все станционные щиты, кроме тех, что закрывают энерговеера, затем связался с консолью сержанта.

– Хисин, КонОб упустил ревяк, и они на планете. Но никто не знает, где. Мы закрываемся щитами, оставляем только веера. Противник со всеми его новыми игрушками может свалиться нам на голову прежде, чем пикнут сканнеры.

– Щиты – это сущая мука для меня, сэр.

– Я вас извещу по звену, если они не объявят о своем прибытии иным способом.

– Может, они предпочтут кого другого?

– Думаю, они не заводят любимчиков. Мы их мишень.

– Вы бодры, сэр.

– Пытаюсь, Хисин. – Тристин отсоединился и немедленно проверил вид со спутника, сканнеры, даже систему ЭМИ, как правило – малополезную. Зачем ему здесь, на наземной станции, данные о разрядах энергии космического судна? Он ничего не добился, разве что еще туже напрягся кишечник. Зря он пьет столько Подкрепунчика. Десолл решил, что поступил правильно, не допустив Хисина к неисправному плугу. Если противник пойдет на приступ и Тристин не сможет его остановить, плуг не имеет значения. Если ревяки нападут на кого-то другого и нанесут ущерб, о плуге опять же никто не вспомнит. Как-никак, четыре экранированных параглайдера, которые никому не удалось выследить. Он попытался сосредоточиться на экранах.

Минута шла за минутой, а он не отрывался от одного экрана: полный оптический вид, являвший только несколько местных кактусов, склонявшихся на крепнущем ветру, да несколько сантиметров песка, взметенного над склонами холмов. Он попытался подать на экраны полную энергию. Ничего не изменилось.

Буря назревала на востоке. Затем стала рассеиваться. Ветер то поднимался, то падал, дух аммиака и сорняков раздражал ноздри. Он то и дело фыркал, в носу першило.

– Лейтенант, сэр? Вы что-нибудь слышали?

– Пока нет.

– Плуг встал, сэр.

– Ну… он никуда не ползет, и вам больше не нужно его останавливать.

– Модуль мобильности, вероятно, тоже сдох, сэр.

– Валите на меня, – Тристин пожал плечами. Так, собственно, и принято. Офицеры нужны, чтоб было, на кого все валить, и техникам не приходилось бы беспокоиться. Десолл вернулся к четвероэкранью. По-прежнему никаких признаков неприятеля.

Вж-жить!Слабая волна статики опалила сеть. Тристин изучил метеокарту, но, судя по всему, дневная буря затихла. Дзинь!Тристин развернул в сознании новое сообщение.

– Всем станциям ПерКона. Остается КонОб Один. Остается КонОб Один. Атака станций Периметра ожидается в любое время. Атака ожидается в любое время. КонОб Один, КонОб Один…

Чудеса. ПерКон ожидает нападений. И где же вдоль черты в две тысячи кайев он их может ожидать? Тристин отхлебнул глоточек Подкрепунчика и встал, чтобы размяться. При КонОбе Один ему надлежало оставаться «в непосредственной физической близости» к командирской консоли, но нужно было размять занывшие мышцы, особенно если ревяки и впрямь прут сюда. Размявшись, он прошел за консоль и заглянул в шкафчик. Бронескафандр на месте. Табельный автомат тоже. Он распечатал один ящик обойм и положил рядом с оружием, которое не полагалось заряжать внутри станции, если целостность входов не нарушена. ПерКону не нравилось, когда беспечные офицеры пробивали в станциях дыры. И без того ревяки, да и сама Мара подкидывали достаточно проблем. Тристин медленно вернулся на командирское место.

В 14.59.03 он заметил клубы пыли, едва поднимавшиеся над вершинами холмов на северо-востоке. Он немедленно перевел сканнеры на самый низкочастотный диапазон, отыскивая искаженные образы бравых солдат-миссионеров. Впрочем, на этот раз не обнаружилось никаких образов близ рубежей Периметра, лишь некие намеки вроде песчаной ряби, если разглядывать холмы в глубине неосвоенной территории. Ничего, кроме песка, только там да сям вдруг вздымается пыль, которая сама по себе взлетать не может. Но сканнеры показывали только песок и ничего, что могло бы взметнуть пыль.

Тристин облизал губы и проверил все системы обороны, пытаясь рассчитать траекторию ракеты до дальнего склона холма.

Трам!Удар первого тяжелого снаряда отдался по всей станции, а в 15.01.12 алая тревога плеснула по сети. Тристин фыркнул.

– Много пользы ото всей этой оснастки! – Затем передал сигнал тревоги Хисину. – Ревяки! Засели за холмами, и похоже, угостят нас еще несколькими снарядиками. Не вижу никаких признаков идущих на приступ солдат.

– Засранцы!

Трам! Трам!Несмотря на новые удары, поскольку те приходились едва выше уровня грунта, Тристин не стал выставлять щиты у вееров. Отложил на потом. И произвел ответный залп.

– ПерКон, это Восточная Алая Тройка. Десолл. Мы приняли бой. По нам ведется огонь. Ревяк не видно, их не фиксирует ни одна система…

Трам!Взорвался еще один снаряд. На этот раз он разорвался в песке менее чем в трех метрах от наружной стены станции. Тристин выпустил по врагу три ракеты. Два новых снаряда врезались в композитную броню станции на порядочном удалении от вееров или систем обороны. Тристин нахмурился. Почему ревяки бьют именно сюда? Вызвал план станции, подметил, что баки с горючим находятся ниже и укрыты тяжелыми наружными стенами. Пыль брызнула вверх чуть не до вершины холма. Тристин заморозил схему и выпустил еще парочку ракет. Трам!Станция дрогнула, пусть и несильно, от удара нового снаряда. Тристин развел счетверенные экраны. Без толку. Ничего. Лишь все новая пальба по станции, обозначенная пронзительно розовым пунктиром на экране три. И ни одного хотя бы колеблющегося людского образа ни на одном диапазоне. Ревяки явно избрали нетипичную для них атаку смертников, и это встревожило Тристина.

Еще один алый сигнал тревоги полыхнул по системе, и рот Тристина открылся. Он одновременно наблюдал за всеми четырьмя экранами. Три широких пера пыли появились на видовом дисплее, а затем перед каждым пылевым столбом – нечто, напоминающее миниатюрный парящий танк с чересчур крупным для такой малютки орудием. А видно лишь потому, что вокруг реяла пыль. Тристин машинально отметил, что у танков нет башенок, вероятно, чтобы снизить вес. Для того, чтобы машина поворачивалась, использовались веера.

– Хисин, наденьте бронескафандр и спускайтесь в убежище на севере, подальше от баков с горючим. Поняли?

– Но…

– Вы поняли? Тут три танка, черт их дери, и я не знаю, что еще!

– В убежище?

– В бронекессон!

– Слушаюсь.

Трам! Трам! Тарарам!Вся станция заплясала. Тристин поспешно распахнул шкафчик и принялся натягивать скафандр, но в то же время направлял разрывные так, чтобы вся огневая мощь сосредоточилась на центральном танке. Он почувствовал, что танк дрожит от попаданий, и ради опыта навел ракету-другую на место чуть ниже по склону и впереди танка. Танк круто развернулся, и обе ракеты взорвались, не причинив ему вреда.

– Дерьмо!

Наполовину одетый в бронескафандр, Тристин остановил автонаводку ракет и дал отбой разрывным. Он не хотел тратить эти ресурсы на танки. Ракеты бесполезны против этой брони. Не стоит суетиться, пока станция еще не превратилась в кучу хлама. А потом и тем более, подумал он.

Трам! Трам!Станция вновь содрогнулась, и янтарные предупреждающие огни заполыхали на ремонтной панели. Тристин запустил новые ракеты в пыль перед средним танком. Полностью облаченный в скафандр, он схватил шлем и упал в свое кресло, меж тем новые снаряды сотрясали станцию.

– ПерКон, это Восточная Алая Тройка. Нас атакует легкая бронетехника. Все машины – парящие танки. Класс неизвестен. Повторяю: нас атакует легкая бронетехника. – Он добавил несколько замороженных картинок с экрана и отправил сообщение. Трам!Станция еще раз содрогнулась от ударов тяжелых снарядов маленького танка. Как ревяки умудрились доставить танки на планету? Он навел еще парочку ракет на место перед средним танком. Трам! Трам!На панели ремонта вспыхнул еще один янтарный огонек, но Тристин не стал проверять, где и что разрушено. Не больно-то много он мог сделать.

Ракеты Тристина взорвались перед ведущим танком. Брызги мелкого песка взметнулись и осели на танковой броне. Машина зарылась носом в маленький кратер, созданный ракетами. Тристин нацелил ракеты в песок перед танком. Пыль волнами поднялась вокруг машины. Тристин ухмыльнулся, когда водитель-ревяка круто развернул веера, и новая пыль образовала вьющиеся в воздухе перья.

Трам! Трам!Ухмылка пропала, как только станция вновь содрогнулась, и еще несколько янтарных огоньков сменились красными. Два других танка находились примерно в четырехстах метрах, их стволы нацелились прямехонько на стену над камерами сгорания. Тристин всадил пару ракет перед левым танком, полетели грязь и пыль, но танк увернулся и продолжил движение вперед, выпуская все новые снаряды по быстро сдающей броне станции. Новый залп ракет Тристина взрыл почву. И еще один…

– Восточная Алая Тройка! ВАТ, это ПерКон! Что у вас происходит? Что происходит?

– ПерКон, я пытаюсь отбить парящие танки. Доложу позднее. Пока.

Идиоты! Хоть у него и автоматизированная прямая связь, но он не может уделять внимание стольким вещам одновременно.

Новый огонек покраснел после того, как очередь снарядов закачала станцию, и через верхнюю часть камеры сгорания началась утечка горючего. Вероятно, образовались трещины, как подумал Тристин. Станции Периметра не рассчитывались на продолжительные тяжелые обстрелы. Трам! Трам!

Свет на станции на миг погас. Затем вспыхнул, когда система переключилась на аккумуляторы. Тристин сообразил, что веера все еще не защищены, и оставил их открытыми. Сейчас ему понадобится вся энергия, какая доступна. Закрывая системы, не относящиеся к обороне, он произвел новый залп ракет и следом отправил порцию разрывных. Шипения вентиляторов стало неслышно. Пыль и обломки пластика сыпались на Десолла с потолка и, вероятно, много куда и откуда еще, аммиачно-сорняковый дух усилился.

Вш-шисть!Он чихнул. Одинокая ракета полыхнула, врезаясь в косогор, меж тем как Десолл потирал нос. Левый танк нырнул в ракетный кратер. Пыль поднималась все выше, водитель пытался вытащить машину из воронки. Тристин позволил себе натянутую улыбку, следя, как дым повалил из почти призрачного танка. Пески Мары и нетерпение танкиста могли перегреть танковые системы. И перегрели.

Трам!Тристин проверил состояние. И пожалел об этом. Осталось менее дюжины ракет и, возможно, двадцать процентов запаса разрывных. Уж конечно, он не сможет прямо сейчас запросить, а тем более, получить боеприпасы. Но нужно было остановить треклятый танк, или от станции ничего не останется. Еще две ракетки взорвались в песке перед последним танком. Скоро он окажется слишком близко для ракет. Трам!

Остался один танк, аммиачный дух усилился, число янтарных и алых предупреждающих огней стало слишком большим, чтобы считать потери. Новая проверка выявила, что разрывных осталось десять процентов, а ракет – девять штук. Так где же ревячьи солдаты? Ведь кто-то из них рядом. Где-то тут.

Новый снаряд, выпущенный единственным действующим танком, потряс станцию. Пошло трещинами оконное бронестекло. Очевидно, из-за того, что стена прогнулась под ударами танковых орудий. Мини-танковых, если точнее.

Тристин следил за оставшейся на ходу машиной, которая внезапно повернула и подалась обратно к пустошам. Десолл кивнул. Того, что осталось от боеприпасов, явно недостаточно для солдат, которые вскоре нагрянут.

Станция закачалась, и Тристин облизнул губы. Последний танк расположился за гребнем холма и принялся выпускать снаряды понизу во внешние стены. Камеры сгорания превратились в клочья пластика, гнутый металл и расплескавшийся органонутриент. Трам! Трам!