Текст книги "Теория вероятности"

Автор книги: Лидия Гусева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

А вы читали когда-нибудь мысли? Нет, не свои, других людей. Наверное, да. Наверное, окажутся среди читателей такие. Немного, но окажутся. Время не стоит на месте, совершенство и самопознание не имеют границ. Особенно в современное время – века информации. Как говорится, кто владеет информацией – владеет миром. Конечно, кто не умеет читать или считывать, ну, или как вам угодно, сканировать мысли, а их большинство, те и придумали себе такие игрушки как радиотелефоны, интернеты, диктофоны, видеонаблюдение, дело дошло уже до инсталляции или вращивания чипов в мозг. И это все для того, чтобы владеть информацией: взламывать коды, прочитывать чужие письма, похищать деньги с чужих счетов, короче говоря, заниматься прослушиванием или лучше подслушиванием. А подслушивать, как вы знаете, это плохо. Давайте простим службы, которым это помогает найти преступников и террористов, вычисляя и отслеживая их по нахождению принадлежащих им мобильных телефонов или поиском в социальных сетях. Нет, читать мысли мало кто научился, человечество пошло по легкому пути, придумывая все эти игрушки, которые ещё больше мешают погрузиться в информацию своего мира, свою космическую сущность.

А это пре приятнейшее занятие, однако, только должно оно также использоваться во благо. Иначе твой естественный приемник совсем замусорится и сойдёт на другие низменные частоты, именно низменные, а не низкие. А мыслей в воздухе витает так много, и все они разные – хорошие и плохие, хаотичные и обрывочные, стройные и логичные, чувственные и мечтательные, мстительные и проклинающие, нет, все не перечислить. Их так много, что не сравнить ни с каким числом, ни со звездами на небе, ни с количеством слов, произнесенных в один момент всеми жителями планеты, потому что человек, в отличие от речи, всегда думает. И это его единственная, так скажем, частная собственность, непроницаемая и недосягаемая, скрытая ото всех его единственная тайна. Вот она – эта причина и цель, до которой хотят добраться умельцы, чтобы стать владыками информации. А владеть – значит управлять. Хотели бы вы, дорогие читатели, чтобы управляли вашими мыслями? То есть это возможность превращать людей в зомби, в рабов. Конечно, нет. Видится мне, что появятся и такие умники и умницы, которые будут изобретать на это некое противоядие или, скажем, антивирус.

А вы ездили когда-нибудь на поездах? О, вот это отличное изобретение человека. Как приятно лежать на своей полке, покачиваясь на огромных колесах, смотреть в окно на переходящую из климата в климат природу, на города и деревеньки, коттеджные поселки и рабочие бараки, на людей из других областей и регионов. Лежать, мечтать, думать о своём, отдыхать, ведь поезд тебя везёт, значит, работа и жизнь идут… лежать, мечтать…

«Поезд «Астрахань – Москва» отправляется с третьего пути», – прогремел динамик вокзала.

Мягкий толчок, и все. Движение за окном. И ты один на один со своими мыслями.

«Приготовьте билетики, пожалуйста, паспорта», – прозвучал голос проводницы.

Вагон был полупустой, и все быстро достали свои документы.

«Господа, в вагоне работают биотуалеты, кто не умеет пользоваться – обязательно прочитайте инструкцию на дверях. Только не бросайте, ради бога, бумагу в унитаз!»

Ну вот, на столиках начала появляться всевозможная снедь, приготовленная на долгий путь, в первую очередь, разного рода дошираки и ролтоны.

«Господа, в вагоне имеется мини-магазин, вы можете приобрести всё для полноценного обеда. А также к вашим услугам всегда чай, кофе, кипяток. Также в поезде находится вагон-ресторан».

Пассажиры начали доставать вторую обувь, тапки. Из сумок появлялись домашние халаты, трико, шорты.

«Господа пассажиры, в вагоне работает кондиционер. Продаются одноразовые тапочки. Не стоит…»

– Вот везу внучатам, – послышался голос женщины, – носки и гольфы в подарок, из настоящей астраханской шерсти.

«Дорогие пассажиры, вы можете приобрести у проводника различные сувениры и подарки своим близким! С символикой РЖД».

Наконец, проводницы закончили, и под скорость колёс понеслись разговоры, чаепития…

– А вы, до какой станции? – послышалось из одного отсека купе.

– Да мне недолго, в Камышине уже выйду. К дочке еду.

– Я тоже к дочке, в Москве она у меня. Пять лет назад уехала, устроилась, говорит неплохо. Приезжала каждый год в отпуск, а я вот в первый раз, – откровенно делилась историей другая. – Эх, Москва, Москва, ведь первый раз еду. А как уехать от хозяйства, огород, корова, овцы, кто за меня все сделает…

– Месяц, как день пролетел, – донеслось из другого.

– Да, опять на три месяца на объект, – ответил его собеседник, – всё бы ничего, но по двенадцать часов в сутки работать без выходных, да спать на раскладушках.

– Что поделаешь, без работы ноги протянешь, – вздохнул третий.

– Ой, ни у кого зарядки для телефона нет? – проскочила молодая девушка в проходе.

– Да пропустите вы женщину с ребенком в туалет вперёд, мужчина!

– Чипсы, шоколад, орехи, вода минеральная, сухарики…– проехала дама с тележкой …

–Ну что, в дурачка? – послышалось из дальнего купе.

– Валяй, сдавай. А в карты-то не запретили играть в поездах?

– Мама, где мой пваншет? Поставь мне мувтик! – прогнусавила капризно девочка лет трех.

– Беляши, пирожки с картошкой, капустой и яйцом, – появилась ресторанная разносчица.

Короче, бытовая разговорная движуха, скажет молодой или юный читатель. И никуда не денешься, будешь слушать или подслушивать, не затыкать же уши, хотя мой юный и продвинутый читатель давно бы вставил наушники с крутой музыкой. Вот думает и сейчас мура началась, читать этот бытовой бред…

Нет, самое главное еще только – только начинается. День клонится к ночи, все постели заправлены, и довольные пассажиры отходят ко сну.

Вот тут-то и начинают летать мысли окружающих, их такое множество, просто рой, просто радиоволны, и ты начинаешь «крутить» ручку своего приёмника.

– Вроде неплохие пассажиры, слава Богу, ведут себя прилично, даже ни разу матерного слова не услышала. Надо быстрей вздремнуть, через пару часов станция, кто-то выходит, кажется, двадцать второе место…

– Неужели увижу Москву, вот, наконец, в пятьдесят лет только собралась. Надо в Мавзолей сходить обязательно. А то говорят, закопают скоро. Ой, как там моя Зорька, овцы-то бог с ними… Сможет ли соседка поладить с ней? А то и Зорька и Танюха обе упрямые, ну дай Бог ей здоровья, хоть согласилась на неделю за хозяйством присмотреть…

– Три раза в дураках остался, даже перед женой стыдно… А сосед-то с каким превосходством хитренько посматривал. Ну, что поделаешь, если с юности не играл. И что я так переживаю? Вот жена уже похрапывает. Конечно, ей не тошно, не она же в дурах…

– Так-так. Да что же не спится? Надо баранов считать. Раз баран, два баран, три баран… Интересно, опять работодатель надует с премией. Надо посчитать, сколько же я привезу, и на что надо потратить, а какой смысл – жена, наверное, уже вперед всё потратила. Четыре барана, пять баранов…

Итак, друзья мои, ничего интересного. Заботы, обиды, планы, даже и мечта-то одна, да такая малюсенькая – сходить в Мавзолей. Пора и мне отключаться.

– Волгоград. Стоянка сорок минут, на перроне не курить, – исправно исполняла свои обязанности проводница.

Мишка

Вагон пополнился ещё на одну треть. Шумно, тесно, жарко. Провожающие доводят своих близких до самого места. Убеждаются, что в их купе находятся нормальные и адекватные пассажиры. Один лишь паренёк зашёл без сопровождения, не привлекая внимания, с одним рюкзаком за плечами. Он сразу отыскал свою верхнюю полку, забросил туда свою поклажу, представился Михаилом и попросил разрешения у соседей присесть на краешек нижней полки. Его задумчивые глаза устремились в окно, но там ему никто не махал и не посылал воздушных поцелуев. Только тронулся поезд, как Михаил, которому на вид было лет шестнадцать-восемнадцать, легко взлетел на верхнюю полку и опять не отрывал своих задумчивых глаз от окна.

И сразу потекли его мысли, прозрачные и стройные, наивные, но по-мужски уже зрелые, а главное – чистые.

– Первый раз, первый раз в жизни я обманул человека, и кого – самого родного и любимого – свою собственную мать. Как себя оправдать? Но она, же меня тоже обманывала. И обманывала всю жизнь. Но это её право… не хотелось бы мне начинать свою жизнь с обмана… – текли мучительные мысли Михаила, – и попрощался я так грубо, грубо сказал ей, чтобы не провожала меня, что не маленький. И хватит со мной нянчиться. Мама, мама… Переживает, наверное, тоже. Ничего, приеду в Москву, успокоюсь и позвоню сразу ей.

Да, эти мысли заслуживали детального внимания. Надо остановиться на этой частоте и последовать за ними. Интересно, почему и в чём он обманул свою мать, а она тоже обманывала его всю жизнь? Последуем за его судьбой, которая просто на лице написана у него – будет яркой! И вижу, что окружение его будет не банальным и стандартным. Это не удивительно, яркие личности притягивают друг друга к себе.

Прости меня, читатель, но ведь тебе не интересно будет читать о тех, кто считает баранов…

Да, и хотел сказать тебе, мой дорогой читатель, несколько слов о себе. Так как предчувствую твой вопрос: вот мол, скачал мыслишки других, помарал бумагу, и книга готова. Может быть, может. Но в оправдание скажу, что я не моралист, хотя и был педагогом, да и не идеалист, хотя стремился не только к этому, но и к перфекционизму. Нет, простой, мечтательный фантазёр, к тому же любитель посмеяться, особенно над собой.

Ну, ваше право кем меня считать, больше я не буду писать от первого лица, только от третьего, от лиц моих героев. Да так и удобнее читать…

Михаил еще долго смотрел окно, потом достал заветное для него письмо пятилетней давности. Нет, оказывается, обман для него начался именно тогда. Было ему лет двенадцать, и ничто не огорчало в жизни юного подростка. Разве то, что не было отца, жили они с мамой и бабушкой. Ну и что, скажете вы, у многих не было отцов. Нет, в том то и дело, что они были, и друзья – одноклассники знали о них. Просто когда-то их родители развелись. А таких семей было ни много – ни мало, половина. А у Миши вообще не было. Мать всегда уводила его вопросы и расспросы в никуда. Очень малую информацию он знал о нём. Мол, вот, да, был. Был тоже физиком, как и мама. Погиб на каких-то лаборантских исследованиях по ядерной физике. Как Михаил ненавидел эту физику, особенно ядерную! Но в жизни он почему-то и кому-то, а скорее всего себе назло, делал не то, что ему нравилось. Вот и эта физика. И поступил он без экзаменов на физмат не из-за того, что его мама – учитель физики, а папа пал жертвой испытаний. Нет! Ему вообще не нравилась физика! Может быть лишь только одно, эта маленькая приставочка «мета» – метафизика! Да, ему не давали покоя явления, которые не могла объяснить наука. Он был в том возрасте, когда хотел видеть, что у аксиомы все-таки должны быть доказательства! А увлекаясь также глубоко и другими науками и религиями в том числе, также не мог принять на веру: «Надо верить в Бога без доказательств».

Но сейчас ему не хотелось погружаться в эти дебри. У него было последнее лето после сдачи ЕГЭ, и Михаил хотел потратить его на реальные дела. Он достал письмо из конверта и в тысячный раз перечитал его, хотя знал содержимое наизусть: «Зря ты так, Машенька, зря. Ты столько лет мне не давала не только увидеться с сыном, но и поговорить с ним по телефону, написать письмо. Когда-нибудь кончится моё терпение, и я сам приеду к вам и всё расскажу сыну. А сейчас, как и все остальные годы, жду вас к себе. Надеюсь и жду. Ваш Михаил».

На конверте был написан московский адрес и фамилия отправителя М.С. Сомов.

Мишка никогда не заглядывал в почтовый ящик. Это письмо принесла соседка, позвонила в квартиру, когда мальчик был один, сказала, что по ошибке кинули в её ящик. Письмо было адресовано маме – Панаевой Марии Николаевне. Вот тогда-то и начался его обман. Чужие письма вскрывать нельзя. Но какая же мама чужая? Мама – самый родной и близкий человек на земле. А ещё он, наверное, как и все мальчишки-сыновья, дико ревновал свою мать к мужчинам. Ну не мог он никого принять, и всё! Его мама, и только его!

Мальчик помнит прекрасно, как один долговязый дядька приходил с цветами и тортиком просить руки его матери у него, десятилетнего, и у бабушки. Мишка чинно выдержал всё это торжественное чаепитие, а в конце брякнул жениху: «Надо поговорить по-мужски. Выйдем». За дверью он произнёс такую тираду, что мужчина даже не знал, что ответить. Единственное, что смог: «Ну, а ты же вырастешь, у тебя будет своя семья. С кем мама останется?»

– Мама всегда будет со мной!

И он никогда не изменял своим словам, они были для него законом! Мама всегда будет рядом с ним! Эгоист, да и только.

Наврал он ей, что едет поступать в МГУ, а сам уже без экзаменов поступил в Волгоградский. И только потому, что не хотел изменять своим словам. Он всегда будет рядом с мамой!

А тут еще это письмо через два года. Это что, новый ухажёр появился у мамы? Поэтому-то он и вскрыл его. Маме и бабушке ничего не сказал и письма не отдал. Начал каждый день проверять почтовый ящик, как Шерлок Холмс. Но расспросить маму о Сомове боялся и стеснялся. Ведь поступил он нечестно. А раз мама сама не говорила о нём, то это её была тайна. Только теперь стало ясно, что у Мишки есть отец. Был и есть. Понятно, почему мама назвала его тоже Михаилом, ну дала бы тогда хотя бы и отчество «Михайлович». Нет же, приписала своего отца. Итак, ясно, что он не Панаев Михаил Николаевич, а Сомов Михаил Михайлович.

Однако, писем в почтовом ящике он больше не обнаружил, да и какие письма, если кругом электронка и социальные сети. Но Миша нутром чувствовал, что мать отцу не отвечала, видимо была какая-то причина или обида. А вскоре и бабушка умерла, и они переехали жить в квартиру в другом районе города.

Перед поездкой юноша прикопил немного денег. Будучи медалистом и победителем многочисленных олимпиад, он подрабатывал репетитором, а всё прошлое лето работал на стройке. Мать также дала в дорогу, что было. Проанализировал в инете все агентства недвижимости, а также ненадежные объявления от частников, обсуждения на форумах и в комментариях. Остановился на одной «Астра-И» и паре хостелов. Был уверен, что найдёт отца и откроет тайну их с мамой расставания. На этой мажорной ноте и уснул. Уснул крепко, что спал всю стоянку в Саратове.

Сашка

А в это время противоположную полку занял другой паренёк. Его тоже почему-то никто не провожал. Глаза его светились радостью.

– К маме еду. В больнице она. В Бурденко, в Москве, – ответил он на вопрос «докуда?» соседей-пассажиров.

– А что с ней? – людям только дай полюбопытствовать. Но Саша, как представился юноша, казалось, и не скрывал ничего.

– После операции на сердце…

Соседи посочувствовали и замолчали. Саша и сам бы не стал рассказывать ничего. Кому нужны чужие проблемы и чужая боль? Рассказывать, что это была уже вторая операция после обширного инфаркта, что ей вырезали шесть кубических сантиметров омертвевшего сердца. Что взяли её туда даже не по квоте, а для эксперимента. Что в России было всего два человека с таким диагнозом. И что тот, другой всё-таки умер, а маме надо делать третью операцию, и они ждут теперь эту долгожданную квоту, не всё же на экспериментах.

Но Сашка очень надеялся и был почему-то уверен, что все срастётся! Ну не может молодая женщина в тридцать семь лет оставить их. Когда это случилось полтора года назад, юноша поклялся поступать в медицинский, он будет сам лечить свою мать. И он обязательно вылечит её! Как и она дала ему блестящее образование, работая на этом чёртовом химкомбинате.

Даже район их назывался Крекингом. Врачи говорят, что в этом причина. Причина в экологии. О, быстрей бы только. Мама уже две недели там одна. Три месяца за ней ухаживала бабушка, но совсем тоже разболелась, вернулась в Саратов, да дача еще запустилась без её рук. Оставила на попечение сиделок, которые стоят бешеные деньги, и которых уже у отца совсем нет. Сашка торопился быстрее сдать ЕГЭ и к маме. Быстрей колеса, быстрей стучите – так рвалось его сердце быть с матерью. Вот уже и Аткарск проехали.

Тут Михаил открыл сонные глаза и увидел почти заполненный вагон и паренька напротив, примерно его же возраста.

– Салют! – поздоровался он

– Салям! – ответил, улыбаясь, Сашка, как его отец, который часто работал с узбеками, и которых в Саратове было много.

– Александр. Саша, – обрадовался дружбе новый сосед и протянул руку.

– Михаил Михайлович, – вдруг брякнул Мишка, сам не зная почему, а может быть спросонья. Вот как засела мысль найти отца.

– Жесть, – только и ответил Сашка, смеясь, видя ровесника в своем соседе. Мишка тоже рассмеялся, но не стал объяснять, почему у него вырвалось так.

– А что, можно и прикольнуться, раз школа позади.

– Так ты тоже выпускник? Тоже только сдал ЕГЭ? Верняк, что едешь в Москву поступать?! – продолжал расспрашивать Сашка.

– Нет, пусть другие едут с Нефтеюгансков, а у нас на Гаити и так кормят хорошо. Я уже в Волгоградский поступил без экзаменов. А в Москву еду… так, прогуляться, отдохнуть перед тем, как грызть камни науки,– ответил Мишка.

Конечно, он не сказал, что едет разыскивать отца, добавить ещё «найти его я поклялся пионером» и т.д.

– Везуха у тебя, парень. И поступил уже, и отдыхать едешь, – искренне завидовал Сашка соседу, а также искренне поделился своей историей.

– А мне не придется поступать, наверное, в этом году, еду за мамой ухаживать. У неё две сложнейшие операции прошли на сердце, говорят, надо еще третью.

Мишку подкупала открытость Александра, у них завязались другие темы, но делиться пока своей тайной он не хотел, ни с кем.

Сашка, узнав, что волгоградец еще не выбрал место, где остановиться в Москве, предложил ему адрес недалеко от больницы Бурденко, где снимала его бабушка. Этим он ещё больше подкупил Мишку, который с удовольствием согласился на его предложение. Тем более, по словам Сашки, тётка брала недорого за койко-место. Они открыли свои планшеты, чтобы увидеть улицу своего будущего «хостела».

День пролетел незаметно у новых друзей. Они уже вместе пили чай, выходили погулять-подышать на стоянках в Мичуринске и Тамбове. Остались лишь ночью опять наедине со своими мыслями.

– Классный чувак!

– Отличный чудак! – подытожила перекличка их размышлений. А потом мысли друг о друге разошлись опять в свои судьбы.

– Нет, все-таки надо послать маме смску, что еду, пока всё хорошо. Не хороший я, однако, вон Сашка как о матери заботится– едет ухаживать за ней вместо сиделки. А я… ладно, завтра утром напишу. И ещё одна мысль заставила его немного поморщиться. Нет-нет, не хотелось бы в неё верить. Он останется в Волгограде, чтобы быть рядом с матерью… Но правда есть правда. Ещё одна женщина замешана в этом. Не женщина, а одноклассница Верка, которая нравилась ему ещё с первого класса музыкальной школы, куда он поступил в класс игры на баяне, а она на аккордеоне. Как было замечательно учиться вместе, играть в оркестре, петь в хоре, писать диктанты по сольфеджио… вот как музыка объединяет людей. Но Мишка всё больше увлекался науками, потом и спортом, однако, окончил музыкальную школу, а Верка добилась такого технического исполнения, что ещё в школе по ней плакала консерватория. Да, они дружили, но только в стенах школы, не более. Рано повзрослевшему Михаилу казалось, что это бред – признаваться в любви, когда у тебя ещё нет нормальных усов, ни образования, ни денег. Да, наверное, он был прагматиком. Вот мать не такая, а Мишка, видимо, унаследовал все гены своего отца. Опять отец. Признаться, он тоже был причиной этого прагматизма, превратившегося уже в комплекс. Не по себе было, что он – безотцовщина. Это какая-то неполноценность. Вот у Верки и мать, и отец есть, ещё и сестра младшая. В двадцать первом веке родился, а думает патриархально. Один раз кто-то из мальчишек пытался задеть этот больной для него вопрос. На что Мишка ответил почти на латыни: «Inmaculada concepcion», а потом добавил, «непорочное зачатие». Казалось, что даже его мать была современнее во взглядах, которая, иногда говорила ему словами своих учеников, смеясь: «Не парься, сынок, забей». Да, без этих слов сейчас с ровесниками не обойтись, иначе они посчитали бы тебя ботаном. Конкретно ботаном. Вот Сашка не ботан, надо спросить его завтра, куда он собрался поступать?

А Сашка как раз об этом и думал. Бабушка у него всю жизнь преподавала биологию. Что и говорить – знал он её на зубок. А как же не знать, если до сих пор к ней приходят её бывшие ученики и благодарят. Ещё до всех этих американских фишек-тестов, она изобрела свою систему.

Всего лишь пяти минут в начале урока было ей достаточно, чтобы узнать, кто и как подготовился. Она раздавала маленькие листочки, где каждому нужно было написать свою фамилию. И за пять минут диктовала вопросов тридцать, на которые нужно было ответить + или -, «да» и «нет». А дезоксирибонуклеиновая с рибонуклеиновой кислотой были у них на языке, можно сказать, с молоком матери. А мама пошла в химию. Ведь в Саратове столько нефтяных и газовых вышек! Требуемая специальность. А куда пойдешь в девяностые? Вот и сожгла себе сердце. Сашка тоже хотел пойти по их следам, а лучше на биохимию, так как любил одинаково и то, и другое. Но болезнь матери изменила всё. Он твёрдо решил стать медиком-кардиологом. Юноша без труда мог бы поступить в Саратовский мед, но подавать документы не спешил. Как ещё всё сложится там, в Москве? Единственное, что мучило его – нет, не уход за телом, это без проблем, наоборот, он все сделает, а… памперсы. Стеснение, комплекс, стыд мучили его. Как он мальчишка справится, да если это его родная мать. Но сразу старался гнать от себя эти грустно-стыдливые мысли. Да какой же я будущий медик, в конце концов, если боюсь менять памперсы? А выхода тоже совсем не было. Откуда взять две тысячи рублей в сутки на сиделку? Отец дал ему последние – на проживание и питание. Ничего, всё наладится, и Сашка справится. Иначе и быть не должно! И колеса тук-тук-тук, как– будто подтверждали, что мамино сердце бьётся, бьётся, бьётся.

Да, интересные ребята, «прикольные». Но на этом тук-тук всё и закончилось. Ни одна «станция» больше не функционировала. Весь вагон мирно похрапывал и посапывал в такт стука колес. Автору не спалось, и он решил отправиться повыше. Чуть выше, ещё и ещё, и оказался невидимым пассажиром в самолете, державшим курс на Москву. Да, его привлекала молодежь. Кто она? Как? О чём думает? Кому достанется земля после старшего поколения? Как они будут сохранять её? Ведь эпоха отторжения морали длится уже почти три десятка лет. И в этом виноваты взрослые. Сохранят ли юноши общечеловеческие ценности?

Вот потому автор невидимо присел рядом с креслами двух сидящих молодых людей. Вы сейчас скажете, что автор не только телепат, но и телепортацией владеет. Возможно, всё возможно.

Крис и Тёмка

Они были юны и прекрасны, оба брюнеты, увидишь и подумаешь, словно братья родные. Один выглядел круто, одежда из бутиков, а мокасины ещё попахивали новой кожей. Второй проще – рваные, но фирменные джинсы, клетчатая рубашка и свитер, завязанный рукавами на груди.

Самолет летел из Новосибирска. Парни уже три часа были в полёте, но толком не познакомились. Видимо, тоже только оторвались от родителей, и хотелось им остаться наедине со своими мыслями и планами.

– Обчистить бы этого мажорика, – подумал в рваных джинсах, – сидит, красуется, молодой ещё, а часы швейцарские на руке, и мобила тонн двадцать стоит. Откуда она у него? Ясен перец – мамка с папкой – олигархи чёртовы. Ты иди сам заработай, повкалывай, а потом сиди и рисуйся.

Тёмка невольно начал вспоминать свою жизнь, сравнивая её с этим благополучным мажориком.

Ему было шесть лет, когда его отец и мать погибли в автокатастрофе. Он оказался в Интернате. Вот так, в такие годы и началась его взрослая жизнь. Когда ему было десять – в первый раз сбежал оттуда. Жил с бомжами, но через два месяца его нашли и вернули обратно. В двенадцать лет, когда мальчика хотела усыновить одна американская пара, он опять сбежал. А как не сбежать, если его друг, старше на три года, еле возвратился оттуда. Такое всем рассказывал – волосы дыбом на голове вставали. Тошнить начинало только от одного эпизода, что приёмная мать заставляла его сосать сиську. Это ихние психологи учат, – так она превратится из приемной матери в настоящую. Тёмка был очень симпатичным пареньком – волосы чёрные, глаза синие, а улыбка обезоруживающая. Конечно, он сбежал, когда приехала чета янки, положившая на него глаз. Всё лето жил с цыганами. Эх, чему они только его не научили. Цирковое училище отдыхает и прочие иллюзионисты. Но потом беглеца вновь отловили, и опять интернат. Больше он не убегал, потому что чувствовал в себе уже силу, мог постоять за себя сам, закончил там одиннадцать классов, кстати, на четыре и пять, ходил в разные спортивные секции. На носу уже восемнадцать. Осенью в армию. А сейчас пока в Москву…

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром, Москва, спаленная пожаром, французу отдана. Ведь были ж схватки боевые, да говорят еще какие, недаром помнит вся Россия про день Бородина, – а это уже мысли второго паренька. Мажорика, как назвал его Тёмка. – Нет, надо прозу повспоминать: «Вы видели когда-нибудь Днепр? Ой, нет, надо отвлечься… Как начинаешь репетировать, так опять дрожь и волнение. Хватит, ещё на экзаменах натерплюсь. Хотя есть опыт, как-никак второй раз буду поступать. Знаю я эту кухню всю. Но надо обязательно поступить, а то предки не пустят в третий раз. Да я и сам дал им обещание, что если не поступлю во ВГИК, то вернусь домой и больше не поеду. Но как хотелось! Ведь он был звездой школьного драматического кружка. Чего они только не ставили! Даже несколько раз ездили в область по сёлам выступать. Откуда у него эта страсть? Отец – судья, у матери свое туристическое агентство, в своё время закончила иняз. Нет, ему нравилось ещё писать. У него были свои юношеские стихи, рассказы, даже басни пытался писать. Но выступать, играть – это круто! Это ты сам сразу видишь восхищение публики, глаза, аплодисменты, это сила, это жесть! А как ты увидишь восхищение читателя после прочтения твоего рассказика – никак. Ну, получишь ты хвалебные комменты от независтливых, а от завистливых – что это чушь и графоманство. А где живые эмоции, где смех, где слезы? Нет, только ВГИК,– размышлял паренёк.

Он вдруг очнулся от своих творческих интровертных мыслей, как будто вернулся на землю, протянул руку нашему детдомовскому и представился:

– Кристиан… Просто Крис.

– Ну, ты конкретно чумовой! Третий час сидишь, и тебя как будто нет. – Ответил, смеясь, земной и реальный Тёмка, – Артём, будем друзьями. Куда путь держишь?

–Туда же, куда и ты, – ответил Крис, – не на поезде ведь едем.

– Ну, мало ли транзитом, потом в Париж или в Лондон, – продолжал улыбаться Артём.

– Нет, нет, «карету мне, карету!» я в Москву. Поступать в театральный, – надо сказать, что Кристиан был совсем не задавакой, и не скрытный, не смотря на свою внешность и чумовое имя.

– Ничего себе! – присвистнул детдомовец, – а это у тебя на фэйсе написано, что ты артист!

– Правда? – обрадовался сосед.

– Правдее не бывает. Я уже подумал об этом, когда ты спал с открытыми глазами и молчал, как рыба.

Юноши разговорились. Конечно, их связывала молодость, энергия и сила, свое отношение к миру. Рты их не закрывались. Крис спросил, из какого района Новосибирска сосед? Артём соврал, что с Каменки, живёт вместе с дедушкой, едет в Москву погулять и посмотреть на неё, а то осенью в армию. Надо же посмотреть, кого он будет защищать?

Кристиан рассказал, что живет в центре, на улице Некрасова с родителями, и кто у него родители, показал фотки на планшете. И кошку любимую с собакой.

Артём совсем не позавидовал потому, что он никогда и никому не завидовал. А зачем завидовать? Он молодой, полон сил, привлекательный и жизнерадостный к тому же. Он всё сделает сам! Да и привык он уже с шести лет всё делать сам.

Крис вышел в туалет, а мысли Артёма всё-таки остановились на квартирном вопросе:

– Да, мажорик в центре живет, вот и дед Василий тоже в центре жил. Знает Тёма, что такое центр.

Познакомился юноша с дедом, как ни странно, на кладбище. Было ему тогда пятнадцать лет, и он частенько ходил на могилу своих родителей. Оказалось, что дед также потерял свою мать, когда ему было шесть лет. Жил с отцом и сестрой. Но вскоре и сестрёнка умерла от какой-то неумелой прививки, как рассказывал старик. Времена были такие – все молчали. Всё это было после войны. А в семидесятом и отец скончался от последствий боевых ранений. Жил дед Василий один в трехкомнатной квартире в центре Новосибирска, а потом её лишился. Вот так они и подружились, мальчик и старик, оба потерявшие родных, оба без жилплощади, так сказать, из одной подводной лодки. Тёмка очень полюбил старика, который рассказывал много интересных вещей из своей жизни, а также из жизни своих сотоварищей – бомжей, которые обитали в подвале разрушенного дома, стоявшего неподалеку от кладбища. Юноша частенько приносил ему еду, которую брал потихоньку на кухне детского дома. И вот за это, а также за его частые отлучки воспитатели отправили его в психоневрологический диспансер на «перевоспитание». Его лучший друг Ромка Братцев, сказал ему тогда: «Забей на всё, и всё будет тип-топ. Главное – таблетки не пей и колоть себя поменьше давай. И не сбегай, а то ещё месяца на три оставят». Напутствия Ромки послужили. Тёмка вел себя примерно, охотно делал уроки и провёл там всего месяц. Но за это время произошла страшная беда с дедом Василием. А дело было так.

Старик частенько приходил в город, рылся на помойке в поисках остатков пищи, и не где-нибудь, а во дворе своего бывшего дома. Он тайно смотрел на окна своей квартиры, вздыхал и потихоньку вытирал слезы. Лет шесть назад его выселили обманом черные маклеры. В семействе, поселившемся в этой квартире, уже подрос мальчишка, Денис, яблочко от яблони. Он узнал эту историю от соседей, которые показали ему старика – бывшего собственника и начал бешеную травлю бомжей, особенно деда Василия. Дэн, как звали его друзья, также привлёк к этому делу своих мажорных дружков. Да и с отпетыми он дружбу водил. Сначала они подливали крысиный яд в недопитые бутылки с пивом и вином, в надежде, что бомжи добьют содержимое. Затем и вовсе устроили пожар в подвале, где прятались неприкаянные. Двое бомжей погибли, дед Василий также был в тяжёлом состоянии, но его ещё больше волновало долгое отсутствие Тёмки. Вот как полюбились они друг другу.