Текст книги "Противостояние. Часть 1. Маленькая Настенька"

Автор книги: Лидия Грибас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Стоя на кладбище, перед покойными родителями, я уже не рыдала и не убивалась. Я смотрела на маму и думала: «Ну как же так, мамочка? Как я теперь одна? За что тебя больше нет со мной?» В душу закрадывалась пустота. Пустота и тупая, ноющая боль в груди и все… Душа кричала, разрываясь от боли, но я не могла плакать, вместо слез на щеках, в душу забиралась жестокость. Лишь несколько слезинок скатилось по моим щекам, когда я в последний раз целовала родителей. Позже, став старше, я не позволяла себе плакать никогда, боль, поселившаяся в сердце, не давала этого сделать, вместо слез на глазах в душе становилось все больше жестокости.

«Сегодня я осталась совсем одна. Что дальше?»

Поминальный обед для соседей заказали в кафе. Мы с Германом туда не пошли, отправились к нему домой. Приехав, он наскоро накрыл стол, поставив на него бутылку водки. Налив рюмки, он протянул одну мне, я растерянно взяла ее, не решаясь выпить.

– Ты ни разу не пила? – удивился Герман.

– Нет, – сухо ответила я.

– Я не настаиваю, но я бы на твоем месте выпил, – сказал он.

Как ни странно, но выпила я легко. Наверное, состояние было настолько отрешенное, что даже водка, сегодня, была «водой».

– Тебе очень плохо? – спросил меня Герман, наблюдая, как легко я «опрокинула» первый в жизни стакан водки.

– Не знаю. Какая-то, до сих пор неведомая мне, тупая ноющая боль в груди. Боль и пустота, – ответила я. – У меня хватит сил жить дальше, но я не знаю как. Против меня закон, а я совсем одна, что со мной будет в интернате, я даже представить не могу, как я смогу там жить.

Герман сидел напротив меня и, взяв мои ладони в свои, внимательно посмотрел мне в глаза.

– А, как же я, Настя? Ты совсем не воспринимаешь меня всерьез?

– Ты хочешь, чтобы тебя посадили из-за меня? Малолетки, Герман, не рядовой гопстоп и просто откупиться, вряд ли удастся, даже тебе.

– Ты разве не слышала, что я сказал дамам из опеки?

– Да, сегодня тебе удалось запудрить им мозги и они меня отпустили, но через неделю они снова станут искать меня и найдут, – мрачно ответила я.

– А я никому не пудрил мозги, я говорил серьезно, – возмутился Герман.

– Ты с ума сошел?

– Ты против?

– Я против того, чтобы ты сошел с ума.

Я встала и начала убирать со стола, водка не дала желаемого результата – я была напряжена и расстроена, да и Герман тоже. Он встал из-за стола, прошел до окна и закурил, я подошла и обняла его со спины.

– Герман, я очень благодарна тебе за все, что ты сделал для меня. Я не хочу расставаться с тобой, очень не хочу, но ты же знаешь – чудес не бывает.

Он повернулся ко мне лицом.

– Я докажу тебе, что бывают, – уверенно сказал он.

– Все, давай, хотя бы сегодня, не будем больше об этом говорить, – я готова была сорваться. – Что ты, сам меня удочеришь? – съязвила я и ушла в ванную.

Передо мной стояла еще одна проблема – мне нужно было вымыть голову. Мою длинную и густую косищу, всегда мыла и расчесывала мама и, как теперь с этим справляться я не знала. «Мама, мамочка – я снова ощутила пустоту одиночества. – Как же я теперь без тебя? Ничего, я сильная, я справлюсь. Я обязательно справлюсь со всем, что выдаст мне судьба и, когда-нибудь, я найду этих уродов. Найду! И каждому из них вспорю брюхо!»

Я набрала ванну до половины и безуспешно пыталась «выстирать» свои волосы, но, по-моему, у меня получалось лишь запутать их.

Я простояла, согнувшись над ванной минут 20 и ничего толкового у меня не выходило. В глаза попала пена, мне пришлось их закрыть. Волосы путались и расплывались по ванне, спина затекла и ныла. Я злилась от своей беспомощности и от злости готова была придушить сама себя. В полголоса кленя свою беспомощность, я не услышала, как дверь ванной открылась. Герман наблюдал, как безуспешно я борюсь со своими волосами.

– Тебе помочь? – спросил он.

Я вздрогнула от неожиданности. «Герман! Господи! Я голая! В одних лишь трусах!» Мне было очень стыдно, я закрыла грудь руками.

– Не смотри! Выйди, пожалуйста! – попросила я.

Он продолжал стоять.

– Настя, перестань. Ты же не справишься сама. Давай помогу.

Он снял футболку и подошел ко мне. Я готова была сгореть со стыда. В отличии от некоторых своих подруг, я не гуляла с парнями. Даже мама не видела меня голой, я не снимала бюстгальтер, когда она мыла мне голову. Я не знала, что делать – справиться сама, я не могла. Герман склонился надо мной.

– Настя, не бойся меня. Я помогу тебе и выйду. Хорошо?

Я кивнула, не в силах сказать ни слова. Герман ловко собрал мои волосы, вымыл и прополоскал их так, будто делал это постоянно. Затем он замотал мою голову полотенцем. Я стояла, зажмурив глаза и закрывая грудь руками. Герман вышел из ванной, я открыла глаза. «Господи, какие еще, сегодня, меня ждут потрясения?» Я домылась и вышла из ванной, Герман, улыбаясь, посмотрел на меня и сам ушел в душ.

Пока я мылась, он расстелил пастель – одну?! Вчера я была в таком шоке, что мне было все равно где голову приклонить, но сегодня?

Когда он вышел из ванной, я сидела на краю постели и, так же безуспешно, пыталась расчесать волосы. Я подняла голову и взглянула на него, из одежды на нем было лишь, намотанное на бедра, полотенце. Мои щеки запылали с новой силой. На этот раз он не спрашивал, нужна ли мне помощь, сам видел, что нужна, просто взял из моих рук щетку для волос, я встала, чтоб ему было удобнее. Запутала я их, конечно, основательно, но Герман, не торопясь, бережно прочесывал каждую прядь.

– Прежде, мама тебе помогала? – спросил он.

– Да, и мыла и расчесывала, теперь, наверное, придется обрезать, – с тоской ответила я.

Расчесав волосы, Герман сплел их в косу.

– Не нужно ничего обрезать, – он нежно посмотрел мне в глаза. – Я буду тебе и мамой и папой…

Я не дала ему договорить.

– Герман! Ты опять?

– Хорошо, – спокойно сказал он. – Об этом говорить будем завтра.

«Да, не о чем здесь говорить» – подумала я.

Он потушил верхний свет, включил ночник и присел на постель, облокотившись спиной на подушки. Я стояла и не знала, что мне делать, что вот так, запросто лечь к нему в постель?

– Настя, – он пристально смотрел на меня.

«Какой он все-таки добрый и милый» – подумала я, посмотрев на него, продолжая стоять в полной растерянности.

– Насть, ты так и будешь стоять? Спать ты тоже, стоя будешь? – он смотрел в мое растерянное лицо, понимая, что я не знаю, как поступить. – Присядь, пожалуйста, рядом со мной.

Я покорно подошла и присела рядом с ним.

– Настя, ну, перестань уже, бояться меня, – тихо и нежно сказал он.

– Я не боюсь, – робко ответила я.

– Боишься, я же вижу и я не понимаю почему.

Он взял меня ладонью за подбородок и попытался поцеловать меня, но ему удалось лишь слегка коснуться моих губ, я отпрянула от него.

– Я не… – я не знала, как ему сказать.

Многие мои подруги уже спали с парнями, некоторые с его друзьями и он знал об этом. Он, видимо, и обо мне думал то же, а я?… Он внимательно смотрел на меня, все еще не понимая мою неприступность. Я посмотрела ему в глаза.

– Герман, я… Я… еще никогда…

Теперь запылали его щеки, он удивленно смотрел на меня.

– Какой же я дурак, – прошептал он. – Настенька, милая прости, – он обнял меня и нежно поцеловал в щеку. – Я – кретин. Девочка моя, я еще сильнее люблю тебя.

Теперь он не знал, что ему делать, мы сидели, облокотившись на подушки, он просто держал меня за руку.

– Теперь ты меня боишься? – пошутила я.

– Ну, да, – признался он, одной рукой он обнял меня за плечи, другой, ладонью тихонько коснулся моей щеки. – Настенька, милая моя я очень люблю тебя, безумно хочу тебя, но я, никогда не сделаю тебе плохо. Если ты не хочешь, если ты не готова скажи, я не буду настаивать. Если ты, поэтому не хочешь ехать со мной, не стоит, Настя, я не трону тебя. Я буду ждать столько, сколько будет нужно. Хочешь, я уйду в другую комнату? Скажи, Настенька, – он смотрел мне в глаза нежным взглядом, полным любви.

Я думала о том, что завтра он уедет, меня заберут в интернат, возможно, мы никогда больше не увидимся…

– Нет, – тихо сказала я. – Не уходи.

… Нежно – нежно он целовал мои губы… тихонько сняв с меня халат, он обнимал мои плечи… Мне было стыдно, я была напряжена, он чувствовал это.

– Настенька, милая, – шептал он, нежно целуя мою шею, плечи. – Не бойся, девочка моя… Доверься мне, Настенька…

Уложив меня на постели, он склонился надо мной и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Да, Настенька? Ты хочешь этого? – нежно спросил он.

– Да, – тихо ответила я.

Его губы, нежно коснулся моей груди… крепкие руки легли на мои бедра… он скинул с себя полотенце… я закрыла глаза…

– Настенька, любимая моя… Моя милая маленькая девочка… Моя… Ты только моя, Настенька…

* * *

Наутро, Герман проснулся самым счастливым человеком, когда он открыл глаза, я уже не спала и выглядела совсем не такой счастливой, как он, скорее наоборот.

– Что-то не так? – взволнованно спросил он, присев на постели. – Скажи, я сделал, что-то не так?

– Нет, все хорошо, – я пыталась улыбаться, а самой хотелось плакать.

Герман склонился надо мной и нежно поцеловал меня.

– Тогда почему моя принцесса грустит? – он смотрел на меня влюбленными счастливыми глазами.

Несколько минут я молча смотрела на него, потом все-таки спросила.

– Во сколько ты уезжаешь?

– Почему это, Я – уезжаю? – возмутился он и присел на постели. – МЫ – уезжаем!

– Герман, не начинай, пожалуйста! – я тоже присела, мы громко спорили. – Что ты скажешь родителям? Я украл подростка и через неделю ее будут искать!

– Настя, это не я начинаю! Это ты продолжаешь упираться! Я же сказал вчера, как мы поступим! – он готов был сорваться на крик, крепко взяв меня ладонями за плечи. – Я никому не отдам тебя! Слышишь? Никому и никогда! – взгляд у него сейчас был такой, что он, наверное, придушил бы даму из опеки, попадись она ему, он сильнее сжал ладони и, наверное, сам почувствовал, что делает мне больно. – Прости, милая, – уже спокойно сказал он, отпустил мои плечи и крепко обнял меня.

– Настенька, я умоляю тебя, поедем со мной. Неужели ты не понимаешь, что я не смогу жить без тебя? Настя, пожалуйста.

– Герман, я очень не хочу терять тебя, ты единственный, кто есть у меня в этом мире, но ты же понимаешь, что все это бред. Что? Ну, что ты скажешь отцу? – я очень не хотела расставаться с ним.

Он взял мои ладони в свои и посмотрел мне в глаза.

– Скажи мне, девочка моя, – тихо сказал он. – ТЫ – хочешь жить со мной? ТЫ – готова разделить свою жизнь со МНОЙ? ТЫ – хочешь быть МОЕЙ женой? – он с надеждой смотрел на меня.

– Да, – твердо ответила я.

Он снова крепко обнял меня.

– Настенька, я весь мир переверну, но никому не отдам тебя.

– Но, как же отец? Ты понимаешь, о ЧЕМ ты хочешь просить его?

– Он поймет меня. Он должен понять меня! – Герман снова повысил голос.

– А если нет? – не успокаивалась я.

– Деньги сейчас решают многое, но я уверен, отец должен понять меня, – уверенно сказал он. – Собирайся, мы скоро выезжаем.

– Но, мне нечего собирать, – ответила я.

– Ну, да. Дом, кстати, уже открыли, мы можем съездить туда, – сказал он.

– Герман, там, наверное, нужно убрать? – меньше всего мне хотелось возвращаться туда.

– Ну, тогда шустрей, одевайся, поехали, – бодро сказал он…

Когда мы подъехали к дому, сердце мое сжалось в комок. Мой милый родной дом… Еще несколько дней назад у меня была семья, были родители, а теперь их нет и прежней жизни тоже больше нет.

После той ужасной ночи, сюда никто еще не входил, и теперь мне предстояло отмыть здесь всю кровь. Когда мы вошли, в доме стояла невыносимая вонь – запах закисших продуктов, просто валил с ног. Герман пооткрывал настежь все окна и двери. Я взяла два больших мешка для мусора и стала сбрасывать туда все подряд. Набрав два ведра горячей воды, я перемыла все комнаты, оставалась кухня, я до последнего не хотела входить туда. Герман, видимо, это понимал.

– Хочешь, я сам там уберу? – спросил он.

– Не нужно, Герман, я должна сама.

– Сама, а я тебе помогу.

Дверь на кухню, до сих пор оставалась закрытой и, когда мы открыли ее, помимо запаха испорченных продуктов, в нос «ударил» запах, разлитой на полу и оставшейся в стаканах, водки. Герман открыл окно, в него ворвался чистый свежий воздух.

Я стояла, уставившись в пол, там были два больших пятна, уже засохшей, крови и два, обрисованных мелом силуэта, недавно лежавших здесь, в неестественных позах, людей.

– Настя, ты как? – спросил меня Герман, видя мое оцепенение.

– Нормально, – тихо ответила я.

Мы перемыли всю посуду, собрали весь мусор. Пол – я смотрела на него и снова вспоминала, ту ужасную ночь, когда в один миг, я осталась совсем одна на всем белом свете. «Я все равно найду вас всех! Найду и выпущу вам кишки!» – думала я, отмывая, присохшую к полу, кровь. И это были не просто мысли обиженного ребенка. Эти мысли, с неистовой яростью, очень крепко «засели» у меня в мозгу и в сердце. «Я все равно, найду вас всех!»

– Ну, все, – сказала я, наконец, закончив с уборкой и собрав вещи.

– Едем? – спросил Герман.

– Да. На кладбище заедем?

– Конечно.

По дороге Герман купил большой букет кроваво – красных роз. Кроваво – красные розы… Раскладывая их на могилах родителей, я все еще не верила в то, что их больше нет. Никто не сможет заменить мне мать. Никто не сможет заменить мне ее любовь и заботу! Никто! Даже Герман. «Не впускай в свое сердце жестокость» – когда-то говорил мне мой любимый дедушка, но именно она сейчас заполняла мою душу. Мне не хотелось рыдать, мне хотелось найти этих уродов и раздавить их, я была уверенна, что когда-нибудь, я сделаю это. Герман обнял меня за плечи, мы еще немного побыли на кладбище и ушли.

– Прощайте, родные мои, – прошептала я, в последний раз взглянув на могилы родителей и, не оборачиваясь, пошла к машине.

Уходя с кладбища, я думала о том, что уже никогда я не смогу быть наивной и доверчивой. Я уже не буду ребенком, которого опекает мать. Сейчас, я не просто уезжала из Ивановска. Я уезжала из детства, так жестоко оборванного и впереди меня ждала совсем другая, взрослая жизнь, где не будет заботливой мамы. Теперь я сама должна бороться за свою жизнь. Эти уроды не просто лишили меня родителей, они лишили меня детства и юности, навсегда убив во мне светлую чистую наивность, оставив в сердце жестокость и осознание того, что мир жесток и судьба порой несправедлива. Но тогда, я даже не подозревала, сколько еще слез мне предстоит пролить, прежде чем судьба убьет мою наивность окончательно, насколько жестокой окажется моя судьба и насколько жестокой стану я сама в постоянной борьбе со своей судьбой.

Когда мы выехали из города, я достала из сумки ключи и документы на дом и отдала их Герману.

– Продать пока не получится, придумай, что-нибудь. Я никогда туда больше не вернусь.

– Нужно будет оформить наследство, – сказал Герман.

– Дом записан на меня, – ответила я.

Глава 2

Город Ижевск район Кирово ул. Николая Архипова.

Ижевск – красивый Сибирский город, окруженный хвойными лесами и болотами, по численности населения, около двух миллионов человек, и по площади, он в разы превосходит мой родной тихий Ивановск.

Почти всю дорогу до Ижевска, мы ехали молча.

Я все время думала о том, что ждет меня дальше, как примут меня родители Германа и примут ли вообще, и, если не примут, что будет со мной…

Пока мы доехали, я вся издергалась, старалась этого не показывать, но Герман видел, как сильно я переживаю.

– Настя, – сказал он, когда мы подъехали к дому. – Я прошу тебя, не переживай, – он взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. – Милая моя, все будет хорошо, поверь мне, – нежно сказал он.

И я поверила, поверила и доверила ему свою жизнь.

– Идем, – уверенно сказал он и мы вышли из машины.

Родители Германа жили в трехэтажном доме за городом. Небольшой коттеджный район, среди деревьев, вдали от городской суеты. В доме, помимо родителей, жила гувернантка – Наталья Петровна, она жила и работала у них так давно, что стала, практически, членом семьи. Туся – так звали ее в семье Германа. Еще в доме имелся садовник и горничная.

Ворота нам открыл охранник, на пороге дома встретила Туся. Мы вошли в большую гостиную, я осмотрелась и мне захотелось сбежать. После маленького городка и тихого уютного домика, здесь, во всем этом богатом интерьере, я чувствовала себя глупо и нелепо.

В больших кожаных креслах у камина сидели: мама – Марта и отец – Марк.

У Германа было три старших брата: Аскольд, Рик и Генри, но они жили отдельно, с родителями жил только Герман. Никто из братьев Германа еще не был женат, хотя старшему из них – Аскольду, было уже 30.

Семья Германа – семья немцев, приехавших в Россию уже очень давно. Все сыновья Марка и Марты родились уже здесь, в России.

Глядя на родителей Германа и на всю окружающую обстановку, я чувствовала себя неловко, наверное, как гадкий утенок. Да, я стройная и красивая, очень даже не глупая, но я выросла совсем в другой обстановке, и носила не элегантные платьица, а джинсы и кроссовки, да и характер у меня не, как у утонченной леди, а, скорее, как у парня.

Марта – эффектная женщина, строгая и суровая на вид, встретила меня, очень даже приветливо, да и Марк тоже. Оказалось, они знали, что у Германа в соседнем городе есть любимая девушка, но, совершенно не знали кто она.

Когда Герман вернулся из армии, он «с головой окунулся» в молодецкую хмельную жизнь: пиво, кабаки. Так прошел год, начался второй. Мать переживала – распустился, отец надеялся – остепенится. И Герман остепенился.

Когда, здесь, в Ижевске ему наскучило, он с друзьями стал ездить в соседний городок – Ивановск, и вот оттуда, он, однажды, вернулся совсем другим. Он перестал шататься по кабакам, восстановился в, некогда брошенном, университете на заочное отделение и попросил отца взять его на работу. Он перестал кутить, но не перестал ездить в Ивановск, все свои выходные он проводил там. Спустя несколько месяцев, он признался родителям, что причина таких перемен в нем – Настенька, которую он очень любит. Родители радовались за Германа и сегодня приветливо встретили нас.

«Что ж, – с тоской подумала я. – Это вы еще просто не знаете, какую Настеньку, вам в дом привел сын».

– Мама, папа это – моя Настенька, – представил меня родителям Герман.

– Очень рады тебе, Настенька. – Марк и Марта, улыбаясь, смотрели на меня.

Мы присели рядом с ними у камина. Меня стали расспрашивать обо всем, а я просто не знала, что им отвечать и чувствовала себя совсем по-идиотски.

– Мама, – пришел мне на помощь Герман. – Мы очень устали с дороги, давай вы завтра поговорите.

– Конечно, конечно, отдыхайте, – ответила Марта, хотя сама, видимо, догадалась, что Герман, хочет сначала сам с ними поговорить.

Герман проводил меня к себе в комнату, а сам вернулся к родителям. Подошел и молча присел рядом с ними, не зная с чего начать. Он прекрасно понимал, что родители, мягко говоря, будут не в восторге от услышанного.

– Ну, рассказывай, – «подтолкнул» его отец.

Герман серьезно посмотрел на родителей и рассказал, что произошло за последние три дня. Во время его рассказа, Марта, периодически, вздыхала и ужасалась. Марк же, серьезно слушал сына, не перебивая его. Когда Герман замолчал, Марк несколько минут пристально смотрел сыну в глаза, невозможно было понять, о чем сейчас думает Марк, выражение его лица не говорило, абсолютно ни о чем. Таким он был всегда, когда дело касалось серьезных вопросов – уверенный, непоколебимый и никаких внешних эмоций, абсолютно никаких, всегда спокоен внешне, и никто не мог понять о чем, он думает на самом деле. Марта же, не скрывала своих эмоций, но пока, не вмешивалась в разговор мужчин.

– Герман, – строго, но спокойно сказал Марк. – Ты, понимаешь, о чем ты говоришь? Я бы принял любой твой выбор, каким бы он не был. Ты уже взрослый и тебе решать, как жить дальше, но Настя, по сути, еще ребенок! Разве так я вас воспитывал?! И речь здесь, не только о законе, речь о марали! Ты ведь не сестру в дом привел, ты просишь удочерить тебе жену!

– Я все понимаю, отец. Я никогда не перечил тебе, не стану делать этого и теперь. Я уважаю, принимаемые тобой решения. И если, ты скажешь – «нет», я просто уйду. Уйду вместе с Настей. Если мне не удастся подкупить опекунский совет, я буду ждать ее возвращения из интерната. Я никогда не откажусь от Насти и не оставлю ее. Никогда, – серьезно сказал Герман и посмотрел отцу в глаза. – Я очень люблю ее, папа. Очень люблю. Я не смогу жить без нее.

– Герман. – Марк серьезно смотрел на сына. – Ты уже «испортил» эту девочку?

– Да, – виновато ответил Герман и опустил голову.

– И тогда, ты уже знал сколько ей лет?! – Марк был в смятении.

– Да, – ответил Герман, посмотрев на отца.

Марк сурово смотрел на сына.

– Иди, Герман, я должен подумать, – строго сказал он.

Герман послушно встал и пошел к себе в комнату.

За исключением почти двух лет разгульной жизни, он никогда не спорил с отцом, да и его братья и друзья тоже. Все знали – Марк сделает так, как решит сам. Спорить и уговаривать – бесполезно, да это было и не к чему. Марк – мудрый и уравновешенный человек, никогда не принимал поспешных решений, все «взвешивал» и обдумывал, он прислушивался к мнению близких людей, но решение всегда принимал сам и всегда оказывался прав.

Сегодня речь шла не о делах, а о судьбе Германа и Насти и Герман очень надеялся не только на разум отца, но и на его отцовское сердце.

* * *

Пока Герман разговаривал с родителями, я места себе не находила – ходила по комнате из угла в угол, а когда он вошел в комнату хмурый и серьезный, я все поняла – знакомство не удалось.

– Гера, – я подошла к нему и взяла его за руки. – Все плохо, да?

Он обнял меня и поцеловал в щеку.

– Все будет хорошо, девочка моя. Я все равно никому тебя не отдам, – прошептал он.

Я видела, как он расстроен и не стала больше ни о чем спрашивать.

«И так все понятно» – подумала я.

* * *

Когда Герман поднялся наверх, Марк сидел и долго думал о том, как ему поступить. С одной стороны – было возмутительным то, что сын привел в дом столь юную девушку. С другой – он видел, как сильно Герман любит Настю, он изменился рядом с ней, стал серьезнее и ответственнее. Настя для него не очередное увлечение, он, действительно, серьезно любит эту девочку. Но, как допустить, чтобы сын стал жить с ребенком? А что будет, если не допустить? Он и так с ней уже живет. Марк впервые был в таком замешательстве. Он вовсе не был интеллигентом – чистоплюем, нет, на нем самом было не мало грехов, но он всегда вел себя достойно: никогда не порочил честь женщины, а дети для него, вообще, были делом святым. Марк с надеждой посмотрел на Марту. Она и сама была в недоумении, но Марта очень сильно любила своих сыновей и, в отличии от Марка, думала, в основном, сердцем, когда речь шла о детях.

– Ты знаешь, Марк, – заговорила она. – Это, конечно, все несколько неординарно, и очень ужасно, все то, что произошло с Настей. Она, конечно, еще очень юнна, но подумай, что будет с ней в интернате, среди жестоких брошенных подростков, что там могут сделать с ней. Герман любит ее, ты сам это видишь. Он же, не силой ее привез. Может, стоит дать им шанс и не ломать им обоим жизнь.

– Марта, но она еще очень маленькая и глупая, может она, вообще, не осознает насколько все серьезно. Она не хочет в интернат, это понятно, но…

– Марк, перестань. Ты же знаешь Германа, он не сделал бы столь серьезный шаг, если бы не был уверен в Насте. Насколько бы сильно он не был влюблен, он не поступил бы безрассудно в такой ситуации, – уверенно сказала Марта. – Ты же можешь все это уладить. Ты ведь и сам хочешь счастья Герману, так пусть они будут счастливы, а ты сделай так, чтобы не возникало вопросов по этому поводу.

Марк прислушивался к Марте, когда речь шла о детях. Сам он воспитывал сыновей жестко и позволял материнской любви и заботе уравновешивать такие вопросы.

– Ну, что ж, – сказал Марк. – Мы на самом деле, еще совсем не знаем эту девочку, а своим сыновьям я доверяю, как себе. Герман, наверняка, осознает, что он делает.

Марта заулыбалась и поцеловала Марка.

– Законнее и надежнее, – продолжал Марк. – Удочерить Настю, нежели «покупать» опекунский совет, который может поменяться или «перепродаться» за четыре года. Так и поступим.

– Что скажем сыновьям и друзьям? – поинтересовалась Марта.

– Пока ничего, – ответил Марк. – Кроме того, что Настя невеста Германа и теперь она член нашей семьи…

* * *

Герман не спал всю ночь. Он думал о том, что будет завтра, когда он осознавал то, что отец может не пойти ему на уступки он, обнимая Настю, крепко прижимал ее к себе, боясь даже думать о том, что их могут разлучить…

Я проснулась рано, Герман по-прежнему не спал.

– Привет, рыбка моя, – он поцеловал меня и старался улыбаться, но я видела, что он переживает.

– Герман, ну не переживай так, – тихо сказала я, коснувшись ладонью его щеки. – Я обязательно вернусь к тебе, если ты станешь ждать меня. Ты будешь ждать меня, Герман?

– Чего бы не решил отец, я не оставлю тебя, Настенька. Я всегда буду рядом с тобой. Я буду ждать тебя всю свою жизнь, если это будет нужно. Мне не нужен никто, кроме тебя. Я очень люблю тебя, девочка моя и никому тебя не отдам, – он поцеловал меня в щеку и крепко обнял меня…

* * *

Часа через полтора, мы к тому времени уже встали и оделись, в дверь постучали.

– Войдите, – хмуро сказал Герман, решив, что это Туся пришла звать нас к завтраку.

– Доброе утро, дети, – в комнату вошла Марта.

– Доброе утро, – почти одновременно ответили мы с Германом и растерянно посмотрели на Марту.

– Герман, отец ждет тебя внизу, – спокойно сказала она.

Герман посмотрел на меня и вышел из комнаты. Марта осталась и внимательно смотрела на меня, я продолжала стоять в полной растерянности, совершенно не понимая, что говорить и, что делать.

– Ну, что Настя, давай знакомиться, – сказала она, видя мое замешательство.

Я, сначала очень стеснялась, не зная, как ее называть и, как вести себя с ней. Но, Марта оказалась очень мудрой и доброй женщиной, она сама вела разговор и скоро я уже не чувствовала себя, так скованно. Мы проболтали часа два и она ушла к себе, предупредив, что вечером будут гости…

* * *

– Доброе утро, папа, – хмуро сказал Герман, спустившись в гостиную к отцу.

– Доброе утро, Герман, – ответил Марк. – Ты на работу едешь? – как ни в чем не бывало, спросил он.

Герман же, терял терпение от неизвестности.

– Что ты решил, папа? – прямо спросил он.

Марк серьезно посмотрел сыну в глаза.

– Я доверяю тебе, Герман, и желаю вам счастья, – ответил он.

– Спасибо, папа, я верил, что ты поймешь меня, – серьезно сказал Герман и крепко обнял отца.

Герман и Марк уехали на работу, я почти весь день провела в комнате, спустившись лишь пообедать. Чувствовала себя неуверенно и одиноко, когда вернулся Герман, я облегченно вздохнула.

– Привет, моя маленькая, – он нежно поцеловал меня в щеку.

– Привет.

– Ты что, целый день провела здесь?

Я промолчала.

– Настюш? – Герман посмотрел на меня, он понимал, что я очень стесняюсь и поэтому сижу в комнате.

– Не дави на меня, Герман.

– Даже в мыслях не было, я очень хочу помочь тебе освоиться. Ребята скоро придут. Идем.

– Идем, – неуверенно ответила я.

Мы спустились вниз и присели у камина, уже совсем скоро в доме стали собираться родные Германа.

Аскольд, Рик, Генри – старшие братья Германа. Они были похожи между собой: высокие, крепкого телосложения брюнеты, но лишь у Германа были такие ярко-синие глаза.

Илья, Данила, Никита, Степан – близкие друзья семьи. Степану, Даниле и Никите, на вид, было лет по 30, Илья выглядел лет на 20 старше. Ростом они были пониже братьев, не такие жгучие брюнеты – темно-русые волосы, слегка с сединой. Все они казались добрыми на вид, но их мускулистое телосложение (видимо ребята, как и я, любили спорт), взгляд – твердый и уверенный говорили о том, что это весьма серьезные ребята.

Вера – жена Данилы и Наталья – жена Степана, приятные милые женщины. У Степана и Данилы было по двое сыновей – веселые озорные мальчишки.

Глеб – совсем молодой парень, чуть старше меня. Молодой, но вполне серьезный и такой же крепко-сложенный, как и все. Он был скорее не другом, а членом семьи. Глеб жил со своей матерью, в соседнем доме, но очень часто бывал у Марка. Как выяснилось позже, уже не первый год, Марк пытался заменить ему погибшего отца.

Федор – начальник Службы Безопасности Марка, серьезный мужчина лет 30–35-ти.

Телосложение, стрижки, внешний вид – они все казались одинаковыми, «спортивная команда» – подумала я, увидев их впервые. Никита, в отличии от остальных, занимался медициной.

Старшие братья Германа и близкие друзьями семьи – знакомство прошло легко и непринужденно. Меня представили, как невесту Германа, не вдаваясь в подробности.

Когда собрались все, Марта попросила нас пройти к столу.

– Ребята. – Марта привстала из-за стола и улыбаясь посмотрела на меня. – Это – Настенька. Ради которой наш Герман перестал дуреть и взялся за ум, – радушно говорила она. – Невеста и будущая жена Германа.

Мне было неловко среди, совсем еще незнакомых людей.

– Мы очень рады тебе, Настенька, – сказал Аскольд.

– Спасибо, – смущаясь, ответила я.

– Теперь «Маленькая Настенька» полноправный член нашей семьи, – сказал Марк.

– За тебя, Маленькая Настенька! – подняв бокалы, сказали все присутствующие.

Марк назвал меня Маленькой Настенькой, потому что среди всех собравшихся, не считая Глеба, я, действительно, выглядела маленькой.

О возрасте моем Марк никому ничего не сказал, впрочем, как и об удочерении и о том, что я еще и в самом деле маленькая никто не знал, но я так и стала теперь для всех «Маленькой Настенькой».

Братья Германа были добрыми и радушными в кругу семьи. Такими воспитали их Марк и Марта. Все, как один – сильные, смелые и уверенные в себе, но в то же время, справедливые, рассудительные и добрые.

Такими же были и друзья Марка и братьев. Марку и Марте удалось создать крепкую сплоченную семью и меня в этой семье приняли тепло.

После ужина, мы с Германом поднялись наверх к себе в комнату, и, приняв душ, собирались ложиться спать. Я все еще чувствовала себя неуверенно и скованно в этом, еще совсем чужом мне, доме.

Герман обнял меня и крепко прижал к себе.

– Ну, что ты, рыбка моя? – чувствуя мое напряжение, спросил он.

– Мне нужно привыкнуть, – растерянно ответила я.

– Ты привыкнешь, Настенька, обязательно привыкнешь.

Герман нежно поцеловал мои губы, его ладонь скользнула под подол моей ночной рубашки и… я снова напряглась. Он посмотрел мне в глаза, в них все еще не было уверенности. Он обнял меня. Я чувствовала его тепло, его доброе и нежное отношение ко мне.

– Настенька, любимая моя. Ты и меня, все еще боишься? – тихо спросил он.