Текст книги "Тени в ночи"
Автор книги: Лидия Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Глава 10
Комната оказалась двойником предыдущей, но будто отраженным в ужасном кривом зеркале. Все стены от потолка до пола были покрыты сложными каракулями, темно-красный цвет засохшей крови переплетался с черным и зловеще оранжевым. Некоторые слова были написаны кистью и буквами двухфутовой высоты, другие же написаны так мелко, что сливались в неразборчивое пятно. Единственное, что их объединяло, – это ненависть.
«…они должны быть принесены в… и ГНЕВ Господа… мой гнев как за морем… день Страшного суда… преступники… злодеи… ГРЕШНИКИ…»
Колин резко захлопнул дверь, и Ферн прижалась к нему, издавая приглушенные звуки.
– Что это было? – спросила она.
– Ничего такого, чтобы пугаться. – Но сердце у него гулко стучало вопреки его заверению. – Это старые надписи, очень старые. Уже два столетия никто так не пишет.
– Это ужасно. Меня не интересует, насколько они старые, я чувствую их ненависть. Все это место пропитано ею.
– Мы больше не пойдем в эту комнату, – пообещал Колин, притягивая Ферн ближе и направляясь к четвертой, последней, двери.
– Вы же не собираетесь ее открывать! – воскликнула Ферн, когда он потянулся к дверной ручке.
– Это были только слова. Они не могут причинить нам вред, – ответил Колин, хотя слегка напрягся, толкнув дверь.
Перед ними была кладовая. Обычная кладовая с земными вещами, пыльными, заржавевшими от времени, но совершенно замечательными. Ферн издала короткий, на грани истерики, смех, когда он протянул руку и взял с полки кувшин масла для ламп.
– Мне стыдно признаваться, но я понятия не имею, как выглядит эта выбивалка, – сказал Колин по возможности самым обычным тоном.
Ферн, в свою очередь, схватила орудие с длинной ручкой и битком из скрученной проволоки на конце.
– Вот он.
– Хорошо. Теперь можно уходить.
Ферн кивнула, сжав выбивалку как оружие. Это выглядело забавным, но Колину было не до смеха. Он только хотел навести в Рексмере порядок и навсегда уехать отсюда. Несмотря на то что он был не склонен ни к суевериям, ни к безрассудным страхам, ему хотелось находиться как можно дальше от этого места.
Он провел Ферн в тюдоровское крыло, и она с явной неохотой выпустила его руку, чтобы подниматься по лестнице. Когда они подошли к спальням, она, казалось, слегка расправила плечи.
– Еще полчаса назад я бы не поверила, скажи вы мне, что я буду рада снова увидеть эти комнаты. – Ферн отправилась в спальню, где они положили матрас прямо на пол. – Как вы думаете, кто это написал? – вдруг спросила она.
– Не знаю. Без сомнения, какой-то безумец. Полагаю, ты и сама уже пришла к такому выводу.
Ферн вздрогнула.
– Это мог быть заключенный?
– Заключенный? Только не здесь. Это была комната прислуги, а зачем кому-то держать безумного слугу… – Колин покачал головой. – Скорее это одна из спален без окон, и если кто-то из членов семьи заболел… Нет, семейных преданий о сумасшедших родственниках не было, я по крайней мере не слышал.
После недолгого молчания Ферн с решительным видом подняла выбивалку.
– Я больше не хочу думать об этом. Давайте выбьем матрас. – Она вдруг остановилась. – Вы сознаете, что за все время нашего знакомства вы действительно разговаривали со мной только последние два дня?
Колин скептически поднял бровь.
– Не представляю, как я сумел получить твое согласие выйти за меня, если никогда с тобой не разговаривал.
Она серьезно покачала головой.
– Я не то имела в виду. Я имела в виду настоящий разговор со мной. Конечно, мы десятки раз обменивались любезностями, но это не в счет. Вряд ли назовешь разговором пустую болтовню о том, какое платье надела ваша невестка на званый вечер или когда в этом году вернутся ласточки. Это не настоящий разговор. Это шарада, издаваемые людьми звуки, чтобы скрыть тот факт, что они не разговаривают друг с другом.
– И какова цель подобной шарады?
– Моя цель не показать, насколько вы меня пугаете, и скрыть, что я понятия не имею, о чем с вами говорить. А какова ваша цель, я сказать не берусь.
Колин взял ее за плечи, заставляя смотреть на него, чтобы он мог прочесть в ее глазах правду.
– Я испугал тебя? Действительно испугал… Так сильно? – Он не мог понять, встревожила его эта мысль или озадачила.
Ферн закрыла глаза, слегка покачиваясь в его руках.
– Вы до сих пор меня пугаете. Но сейчас я также боюсь и себя, поэтому бессмысленно скрывать от вас, когда я не могу скрыть от себя. А еще больше меня пугает это место. – Ферн открыла глаза и смущенно улыбнулась.
Намек вызвал у него прилив желания. Колин притянул ее к себе, обхватив рукой за талию, чтобы она не смогла отступить.
– Мы только начинаем, mon ange, – прошептал он ей в волосы. – Если это пугает нас сейчас, представь, что станется с нами в нужный момент.
Ферн задрожала, прислонившись к нему, и выбивалка выскользнула из ее пальцев. Обняв его за шею, она вонзила ему ногти в шею у затылка и притянула его голову к своим раскрытым губам. Колин принял это приглашение с жадностью, с какой потом наслаждался огнем, жегшим его шею. Когда он снова отстранился, Ферн посмотрела на него робко, но с искренней улыбкой счастья, какую он видел у нее впервые со дня свадьбы.
Он не знал, что готовит им будущее, хотя не сомневался, что они получат нечто стоящее, и был рад этому. Радость. Это чувство, как шампанское, кружило ему голову, странное и приятное.
Как говорится, время покажет, но с той звонкой пощечины, которая пробудила его к жизни, он впервые подумал, что конечный результат может оказаться лучше начала.
Ферн сквозь щель приоткрытой двери наблюдала, как он молотит выбивалкой по матрасу. Сначала она приложила все усилия к выбиванию, припоминая, как это делали служанки, но вскоре из глаз и носа потекло, а руки стало жечь даже сквозь перчатки. Ферн не жаловалась, ей не хотелось, чтобы Колин счел ее беспомощной и слабой, поэтому была счастлива, когда он предложил взять работу на себя.
Он должен бы казаться смешным, выполняя черную женскую работу, однако видеть его тело в движении было истинным удовольствием. При каждом ударе поднимался густой клуб пыли, заволакивая воздух, и нехотя выплывал в распахнутое окно под дождь. Наконец матрас был выбит до такого состояния, когда невозможно было определить, где пыли больше: в нем самом или в клубах, заполнивших спальню.
Колин остановился, вытер лоб рукавом, потом схватил матрас за два угла и потащил к выходу. Ферн быстро распахнула дверь, и они вместе с трудом выволокли его в коридор. Снова захлопнув дверь, чтобы пыль осталась внутри, она взглянула на мужа, серого с головы до ног.
– Вы будто вырезаны из мрамора, – сказала Ферн. – Весь, за исключением ресниц. Ни один художник не способен так прекрасно обработать камень.
– Я даже не знаю правильного ответа. То ли мне поблагодарить тебя за комплимент, то ли извиняться за оскорбительное появление в таком беспорядке перед леди.
– Вы чистили матрас для нас обоих, поэтому нет причины извиняться. Кроме того, я сомневаюсь, что выгляжу намного лучше.
Колин приподнял матрас и подтолкнул его к двери спальни, которую она выбрала. Ферн застряла в дверном проеме, борясь с кринолином и одновременно стараясь помочь ему, но вдруг запуталась в юбках, рухнула на матрас и чихнула от поднявшейся пыли.
Он посмотрел на нее, потом коротко засмеялся, отчего у Ферн побежали мурашки.
– Боюсь, из меня не выйдет хорошей горничной, – сказал он.
Ферн попыталась встать, но снова упала. На этот раз у нее была возможность ухватиться за Колина, что она и сделала, коварно потянув его за собой, когда падала навзничь.
Потеряв от неожиданности равновесие, он распластался на ней, Ферн увидела его удивленное лицо и тоже начала смеяться.
– Думаешь, это смешно, да? – спросил Колин с ноткой вызова.
– Сейчас я очень хочу найти что-нибудь смешное, – ответила Ферн.
– О, ты стала теперь беспомощной. – Глаза у него заблестели.
– Я совсем не беспомощна.
К своему удивлению, Ферн поняла, что под ее бравадой есть зерно правды, она ведь не какое-то бездеятельное, покорное существо. Хотя ее незнание – столь неожиданное для нее пару дней назад – еще оставалось источником постоянного огорчения, она все же сумела найти способ поведения даже с таким удивительным и пугающим человеком, как ее муж.
Потом Колин поцеловал ее, и прошло много времени, прежде чем они продолжили процесс водружения матраса на кровать. Когда он был на месте, Ферн достала из комода белье и нахмурилась.
– Я никогда в жизни не стелила постель, – сообщила она.
Колин поднял бровь.
– Давай сюда простыни.
– Но как вы…
– Итон, mon ange, – ответил Колин, с хлопком разворачивая верхнюю простыню. – Теперь встань здесь, и я покажу тебе, как это делается.
Ферн смущенно выполнила приказ. Когда они закончили, он растянулся на постели, а она взяла где-то найденные тряпки и стала вытирать мебель, но поднятая ею пыль немедленно оседала на только что блестящее дерево. Она чихнула.
– Брось. Ферн. Ничего хорошего ты все равно не добьешься.
Пытаясь чихать, как полагается леди, она лишь согласно кивнула.
– Уже темнеет, – добавил Колин.
– И есть хочется, – призналась она.
– Неудивительно. – Он взглянул на карманные часы. – Корзинка с едой в коридоре. Если ты сама заправишь лампы, я принесу ее, дрова, воду и чайник. Конечно, ужин будет легким, но этого должно хватить, пока утром я не схожу в деревню.
Ферн снова кивнула. Поднявшись и бросив на кровать пакетик с бумажными спичками, Колин вышел.
Как только дверь закрылась, Ферн сразу пожалела, что позволила ему оставить ее, а если бежать за ним, это означает возвращение на кухню. Она поежилась, стараясь отогнать дурное предчувствие. Видимая из окна скалистая вершина холма опускалась к деревне, вересковая пустошь и болото сплетались в предательский гобелен из вереска, лишайников и осоки. Дождь зарядил надолго, это не гроза с раскатами грома и треском молний, а равномерный ливень, затопивший, казалось, всю землю, лишивший мир красок, превративший его в сплошное болото.
Стерев пыль с одной из ламп, Ферн заправила ее, дождалась, когда древний фитилек пропитается новым маслом, затем аккуратно чиркнула спичкой и поднесла огонь к концу фитиля. Тот загорелся, хотя менее ярко, чем парафиновая свеча, но Ферн была признательна веселому огоньку, прогонявшему серость дождя и пыли. К сожалению, розовый шарик света оставил во мраке загроможденные углы комнаты, отчего мебель там казалась большими тенями. Не угрожающими, нет, скорее одинокими. Мысль была настолько смехотворной, что Ферн заставила себя громко засмеяться. Но веселья не получилось, и она решила чем-нибудь занять себя: отыскала полотенца в ящике для белья, чистые, хотя и затхлые, выложила их с Колином ночные рубашки. Конечно, рыться в чужих вещах неправильно: пусть запах его одежды теперь и знаком ей, она еще не чувствовала себя вправе трогать личные вещи мужа, тем более неношеные.
Ферн опять взялась за тряпку, пытаясь занять руки делом, чтобы не вспоминать о темной каморке с написанными там словами…
Открывшаяся дверь заставила Ферн подскочить и резко повернуться.
– Я тебя напугал, да?
От искры юмора в глазах Колина у нее сильнее забилось сердце. Это было таким настоящим, таким живым. Это была часть нового Колина, она волновала и пугала ее, вызывала желание схватить его и не отпускать.
В одной руке он нес ведро, чайник и корзину, а другой прижимал к себе большой кусок торфа. Оставив все у камина, он направился с корзиной к постели, чтобы там распаковать ее.
– На кухне я обнаружил дверь, ведущую к колодцу во дворе. Там был и внутренний резервуар, но без воды.
– При таком дожде? – удивилась Ферн, глядя, как он достает большой кусок цыпленка и картошку.
– Думаю, прохудился. – Колин осмотрел еду. – Боюсь, осталось не слишком много.
– Хватит. Теперь я рада, что мы не остановились перекусить, – сказала она. В пути ее возмущало нетерпение мужа.
Пока он делил еду на две равные части, в желудке у Ферн заурчало совсем не как у леди, и Колин одарил ее насмешливым взглядом, от которого сердце ее затрепетало, но по другой причине.
Она торопливо схватила тарелку и начала грызть крыло. Разумеется, ее сестра Фейт сказала бы, что раз он мужчина, то должен получить львиную долю еды, а настоящая леди должна притвориться сытой после нескольких кусочков и предложить ему остальное. Но она не Фейт и к тому же очень голодная.
Ферн ела по возможности аккуратно. Колин делал это медленно, словно хотел, чтобы его порция дольше не кончалась. Он смотрел на нее, она устремила взгляд на свою тарелку. Новый он Колин или прежний, она еще не так свободно чувствовала себя с ним.
– Если бы у нас было раза в два больше, – вздохнул он, съев последний кусок.
– Я видела в кладовой мешок муки, хотя не берусь определить, сколько времени он там стоит.
– И что же ты собираешься делать с мешком муки? – поинтересовался Колин.
– Найти того, кто может из нее что-нибудь приготовить.
– Это моя Ферн, – шутливо сказал он и, видимо, прочтя что-то на ее лице, спросил: – В чем дело?
– Вы опять назвали меня по имени. Сегодня уже несколько раз, а прежде вы почти всегда говорили mon ange.
Колин выглядел слегка озадаченным.
– Наверное, ты права. Я никогда об этом не думал.
– Все это мелочи. – Она пожала плечами.
– Только не для тебя.
Ферн почувствовала, что краснеет, но когда он называл ее по имени, это пробуждало совсем другую ее часть, более для нее существенную, только она не могла объяснить Колину, что имела в виду.
– Я бы хотела вымыться и переодеться, – сказала Ферн, меняя тему. – Я тоже вся в пыли.
Колин начал укладывать кусок торфа на каминную решетку.
– Надеюсь, мы не подожжем дымоход, – нервно заметила она.
– Есть лишь один способ это выяснить.
Когда он взял ламповое масло, Ферн отступила, боясь, что на кринолин попадут брызги. В ответ на ее осторожность Колин поднял бровь, вылил добрую порцию масла на торф, забрал у нее спички, чиркнул одну и бросил в камин. Вскрикнув, Ферн отскочила.
Но пламя не взревело, а быстро образовало горячий прямой столбик огня. Держа наготове ведро, Колин стоял у камина с выражением полного самообладания, а Ферн в ожидании худшего следила за ним.
– Мы чуть сами не задымились, – наконец вымолвила она.
– Да, тяга вроде бы хорошая.
Он поставил ведро и начал вешать над огнем чайник. Желтые языки пламени танцевали на торфе, медленно въедаясь в него, слишком медленно. Ферн вздохнула.
– О чем теперь? – спросил Колин.
Она печально улыбнулась.
– Вода будет готова минут через пятнадцать.
– Тогда незачем тратить их впустую.
Сердце у Ферн дрогнуло от его намека. «Я не знаю, могу ли этого хотеть. Я не знаю, что означает происходящее между нами, и боюсь узнать». Но Ферн не сказала этого вслух. Когда она не должна или не могла думать, она могла отдаться своей… другой стороне. А сейчас она думала и понимала, что не может заставить себя решить.
– Иди сюда, Ферн. – Глаза у него были зелеными и бездонными, как море. Она неуверенно шагнула к нему. – Со вчерашней ночи я был твоей горничной. Сегодня твоя очередь быть моим камердинером.
У Ферн пересохло во рту, когда она поняла, чего он ждет от нее. Она смотрела на мужа, который стоял, как будто мог ждать до бесконечности. Наконец она медленно протянула руки к верхней пуговице сюртука, и та, немного посопротивлявшись, расстегнулась, за ней последовала вторая. Ферн сунула руки под сюртук, чувствуя рельеф его мускулатуры, затем подняла глаза. Лицо Колина было, как всегда, бесстрастным, но взгляд обжег ее. Сюртук легко соскользнул с его запястий, она подхватила его и кинула на ближайший стул. Все еще завороженная его взглядом, Ферн механически расстегнула жилет. Когда она дотронулась до рубашки, чтобы снять ее, жар его тела, первоначальное удивление и быстрота собственной реакции так напугали ее, что Ферн отпрянула.
– Продолжай, – хрипло произнес Колин.
Она подчинилась, рубашка последовала за жилетом. Теперь Ферн стояла, глядя на редкие черные волосы в треугольном вырезе нижней рубашки, уже хорошо знакомые возбуждающие, поскольку она чувствовала внутри дрожь.
– Ты сам должен ее снять, – каким-то скрипучим, нетвердым голосом сказала она. – Я не достану.
Колин медленно поднял бровь и еще медленнее стянул через голову рубаху. На миг Ферн закрыла глаза, когда же снова открыла их, он смотрел на нее, бесстыдно стоя полуголым, что не могло быть правильно. Колин не целовал ее, не ласкал, не раздевал. Тогда почему она так покраснела?
Грудь у него была покрыта узором красных царапин, которые пугали и в то же время очаровывали ее. Ферн положила руку на одну из отметин, чувствуя, как под ладонью бьется его сердце.
– Они болят? – спросила она.
– Не больше и не меньше, чем я хотел.
Даже ответ Колина вызвал у нее дрожь.
– Я не должна была этого делать.
– А я не должен был этого хотеть. Я слышал, в Лондоне есть место, где любителей для их удовольствия бьют или стегают кнутом.
– Ты хочешь того же? – Ферн отдернула руку.
Он покачал головой:
– Нет. Мне вполне хватает того, что есть. Для напоминания, что я живой.
– Не понимаю. Ничего из этого не понимаю.
– Ты не была наследником титула, – ответил Колин, снова кладя ее руку себе на грудь. – Пэр – это качество, а не человек, и я научился быть совершенным будущим пэром.
Он повел ее руку по своей груди к животу, до более густых завитков выше линии пояса.
– Закончи это, – сказал он.
Помедлив, Ферн начала расстегивать пояс и не остановилась, даже когда заметила под рукой явную выпуклость. Наконец пояс был расстегнут.
– Штаны, – приказал Колин.
С возрастающей дрожью и пылающими щеками Ферн отстегнула верх клапана и отдернула руку, снова коснувшись твердой выпуклости.
– Я не могу, – произнесла она, не в состоянии выразить противоречивую гамму чувств от унижения до приятного возбуждения.
– Ты должна. Бояться нечего, Ферн. – Хотя она пыталась сопротивляться, он взял ее руку и положил на твердый холм.
– Он горячий, – выпалила она и тут же прикусила губу. – Что… как это называется? Твоя интимная часть?
Колин усмехнулся:
– Его медицинское название «пенис». Но большинство мужчин используют более грубые слова.
– О! Ты не хочешь мне сказать какие?
– Нет.
Ферн смотрела на свою руку.
– Больно, когда он такой… набухший?
– А тебе больно, когда ты набухаешь от желания? – Восклицание Ферн вызвало у него усмешку. – Я в состоянии кое-что знать о твоих реакциях так же, как ты в состоянии знать о моих.
– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. – Она густо покраснела.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Теперь он изводил ее насмешками, она была уверена.
– Если это заставит тебя умолкнуть, я сделаю, что ты хочешь! – Она полностью отстегнула клапан. – Вот. Я совершенно уверена, что твой камердинер этого для тебя не делает.
Колин не ответил, просто сделал шаг в сторону, чтобы снять обувь. Он выпрямился, и, зная, что за этим последует, Ферн отвела взгляд и нервно облизнула губы.
– Ферн.
Она посмотрела на него. Он стоял перед ней совершенно голый, а его… пенис выдавался между ног, что должно было выглядеть смешным, но выглядело немного пугающе, даже немного угрожающе и определенно приятно возбуждающе. Это было довольно странно, не такая уж это красивая часть его тела, как спина, плечи, бедра. Обхватив себя руками, Ферн замерла в ожидании.
– Сейчас твоя очередь, – сказал Колин.
Поскольку она не шелохнулась, он сам подошел к ней и принялся расстегивать длинный ряд пуговиц от шеи до талии. Затем быстрым движением развязал пояс, который скользнул по колоколу юбок на пол.
– А теперь, – сообщил он, – ты должна раздеться для меня.
Глава 11
– Что? – Ферн изумленно смотрела на него.
– Разденься, – повторил он. – Для меня.
Взявшись за открытый ворот лифа, Ферн стянула его с плеч, один за другим сдернула с себя рукава и бросила лиф на кучу его одежды.
Когда она с немым вопросом посмотрела на Колина, глаза у него, казалось, горели в темноте, пожирая ее, вызывая жар, распространявшийся по всему ее телу.
– Хватит, – прошептала она. – Пожалуйста, Колин.
– Теперь юбки.
Так как Ферн не привыкла раздеваться самостоятельно, ей понадобилось время, чтобы расстегнуть за спиной крючки пояса. Но стянуть юбку через голову она сумела намного быстрее, потому что не доверяла Колину, ибо он мог воспользоваться ее кратковременной слепотой. Тем не менее когда она вынырнула из шелковых складок, он стоял неподвижно. Ферн отложила юбку в сторону и начала развязывать нижние юбки, сначала шелковую с кружевами, затем легкую полотняную, затем стянула обе сразу, добавила их к растущей куче одежды и, не дожидаясь его следующего приказа, освободилась от стальных обручей кринолина. Теперь она стояла только в корсете, чулках и туфлях.
– В таком виде ты мне больше нравишься, – сказал Колин. – Розовое и белое, мягкость и твердость.
Он шагнул вперед. Ферн отступила, блеск в его глазах вызывал у нее тревогу.
– Я должна помыться, Колин. Я устала, у меня несвежая одежда, и сама я тоже.
Он проигнорировал ее слова.
– А ты знаешь, что некоторые мужья бывают в таком восхищении от свадебных корсетов их жен, что не позволяют им переодеваться весь медовый месяц?
Он снова насмехался. Ферн знала это, и все же на его лице не было даже тени юмора. Что он за человек? До ближайшего жилья около мили, никто, кроме того кучера, не знал, где они сейчас… Что мог сделать этот человек, который, смеясь, помогал ей втащить матрас, а потом, всего через час, угрожал ей за свое веселье?
Ферн искала слова, что-нибудь для прекращения грубой выходки. Она представила себя вроде Элизабет или Мэри, своих дерзких, бесстрашных подруг, и слова пришли к ней.
– Должно быть, те жены испытывали большое неудобство, а те мужья обладали весьма плохим обонянием.
Что-то мелькнуло в глубине его глаз, но исчезло так быстро, что Ферн не смогла это определить, сделала еще шаг назад… и резко села, ударившись икрами о кровать.
Он мгновенно оказался на ней, вдавив ее в затхлый матрас, и начал целовать. От страха Ферн вывернулась и со всей силой ударила его в висок. Колин отпрянул, тяжело дыша, но его тяжесть еще прижимала ее к кровати.
– Тогда заставь меня снять твой корсет, Ферн. Сделай мне больно.
Разгоряченная желанием и гневом, она двумя руками уперлась ему в грудь, толкнула в сторону и упала на него. Она чувствовала под своими бедрами твердые мышцы его живота и еще более твердую горячую тяжесть между ними.
– Все, – процедила она сквозь зубы. – Прекрати эти глупые игры. Мы здесь ни во что не играем. Это действительность. Такая же настоящая и важная, как все в нашей жизни, а мы даже не знаем, что делаем. Если тебе нужно это… – Ферн сильно ущипнула его бицепс, вонзив ногти в кожу. – Значит, нужно, и я не спрашиваю о причине. Но я не позволю тебе сводить все это к шутке.
– Иногда серьезность опасна.
– Она настоящая, – упорствовала Ферн.
– Кое о чем трудно просить.
Это спокойное дополнение заставило Ферн умолкнуть, гнев сразу исчез.
– Тогда не проси, – тихо сказала она. – Этого не требуется. Я уже знаю.
– Так дай мне это.
Склонившись над ним, Ферн нашла чувствительное место за его скулой и ласково поцеловала.
– Если ты вынуждаешь меня быть жестокой, – смело прошептала она, – то должен относиться ко мне более великодушно. – И она укусила его.
Колин резко приподнял таз, руки надавили ей на бедра, и пенис скользнул между ними. Ферн заставила себя нарочито медленно двигаться по горлу вниз, потом снова укусила его, и он с силой вошел в нее. Она схватилась за простыни, когда ее тело приняло его, но держалась за них лишь несколько секунд, чувствуя мощные толчки снизу. Затем с дрожью, потрясшей все ее существо, она вонзила ногти ему в плечи и начала двигаться в его ритме. Внутри у нее росло напряжение, скручиваясь в клубок ожидания, кровь все громче шумела в ушах, она уже чувствовала тот недостижимый край, почти случайно обнаруженный ею прошлой ночью, и она достигла его…
Где-то вдалеке Ферн слышала голос, знала, что это должен быть Колин, но слов не понимала. Сознание вспыхивало, угасало, оживало, корсет душил ее, она не могла остановиться…
Постепенно ощущение угасло, волны острого удовольствия схлынули. Она была пустой, изнуренной, как в первый раз. И все же не как в первый раз. Да, пустота, но это не тот вакуум, когда что-то украдено, а пустота, оставшаяся после того, как что-то вырвалось на свободу.
Ферн открыла глаза. Она лежала на груди мужа, его запах еще кружил ей голову, оба тяжело дышали, но их потрясающее единство было разрушено.
Колин перевернулся, и теперь они лежали рядом.
– Тактичная любовница, – сказал он, – не душит своего партнера.
– О! – произнесла Ферн.
Она не решалась смотреть ему в глаза, понимая, что увидит в них то же самое, что можно было прочесть и в ее взгляде. «Трусиха», – прошептал ей внутренний голос. Но другой, более громко, предупредил: «Не доверяй этому человеку, пока он не докажет, что достоин твоего доверия».
Огонь в камине зашипел.
– Думаю, наша вода уже готова, – сказала Ферн.
Ее голос вывел Колина из полуоцепенения.
– Надеюсь, она не выкипела.
Он с большой неохотой, смутившей его, разжал объятия и оставил жену расслабленно лежать на кровати.
Проигнорировав свою неожиданную реакцию, Колин обернул руку валявшейся нижней рубашкой, мысленно извинившись перед камердинером, и снял с крюка чайник. Потом, насколько возможно, сдул пыль с ближайшего таза, вылил туда половину воды, снова повесил чайник на крюк и долил его холодной водой из деревянного ведра.
– Я видела тряпки и полотенца в бельевом ящике. Колин повернулся, и у него захватило дух, когда он увидел свою жену. Ферн теперь сидела на кровати, светло-каштановые волосы сладострастно взъерошены, глаза еще затуманены страстью. Полное отсутствие соблазна в ее обыденных словах так на него подействовало, что ему захотелось тут же снова овладеть ею, – страсть, которая далеко вышла за пределы физического соития, превратившись в нечто другое, но он не собирался гадать, во что именно.
– Ты не могла сообщить мне об этом раньше, до того как я испортил рубашку? – спросил он.
Щеки у нее порозовели еще сильнее.
– Я обезумела.
Колин скрыл кривую усмешку, доставая из ящика полотенца. «Обезумела» – так она это называет. Она довела его до безумия, и сверх того… до упрямства, безрассудства, непростительной глупости, чтобы сидеть с ней в этом безлюдном полусгнившем доме, когда они должны находиться в Брайтоне.
Это место доказывало, насколько трудноразрешима проблема. Рексмер. Само название становилось для него проклятием. Отец, всегда не слишком болтливый, предпочитал молчать о родовом доме и с почти непристойным рвением избавился от него. В день совершеннолетия Колин получил его как часть содержания. Годовой доход оказался просто жалким, если вычесть суммы на поддержание дома. Колин велел своему адвокату разобраться, чем вызвал поток непонятных, полуграмотных и угрожающих писем от жены управляющего, которые сделали положение нетерпимым.
Возможно, это было не лучшее решение увеличивать свои трудности, но в то время оно казалось вполне логичным. Однако бред, написанный каракулями на стенах комнаты для слуг, каким бы древним он ни был, выглядел оскорблением всему, чего он и Ферн с трудом добивались между собой, лишая его надежды на легкое решение. Тем не менее у него было чувство, словно он близок к тому, чтобы узнать нечто крайне важное – о себе, о Ферн, обо всем.
Быстро выбросив эти мысли из головы, Колин сложил полотенца рядом с тазом.
– Подойди сюда, Ферн. Я помогу тебе с корсетом.
– Ты закончил игры? – настороженно спросила она.
– По крайней мере последнюю, – ответил Колин, а про себя спросил: «Как женщина, только что выглядевшая такой распутной, может быть настолько сдержанной?»
Ферн соскользнула с кровати, нерешительно шагнула вперед и остановилась перед ним, глядя на него искренними серыми глазами. Затем повернулась спиной и откинула в сторону растрепанные волосы.
Он развязал бант внизу корсета и начал вытаскивать из металлических петелек шнурки. Следуя внезапному порыву, Колин легко поцеловал ее в шею, и она вздрогнула.
– Почему ты вышла за меня, Ферн?
– Какой странный вопрос ты задаешь женщине!
– Два дня назад ты спросила меня о том же, – напомнил он.
– И ты не ответил мне.
– А ты мне ответишь?
Ферн помолчала, видимо, обдумывая это.
– Отвечу, – наконец сказала она. – Вышла потому, что хотела быть замужем. Потому что ты собираешься быть пэром, ты уважаемый джентльмен, мне льстило твое внимание… и потому, что ты попросил моей руки.
– Значит, ты вышла за мой титул, – с непонятным ему разочарованием заключил он.
– Это кажется таким бесчувственным, когда ты говоришь подобное. Я бы не согласилась, будь разница в возрасте неприличной или же ты грубым, невоспитанным человеком.
– Хотя твои слова уязвляют мою гордость, я тоже не был влюблен, когда делал свой выбор. Ты была красивой, спокойной, безобидной, доброй, с хорошими связями. Чего еще я мог желать? – В его словах была горечь, которую он не собирался показывать.
– А как же любовь? – тихо спросила она.
Колин перестал расшнуровывать корсет и нежно повернул ее лицом к себе.
– Я не искал в браке любовных радостей.
– Почему? – серьезно произнесла Ферн. – Твои родители, кажется, счастливы вместе.
– Они хорошие партнеры, – согласился Колин. – Но любовь? Это не то, чего они хотели бы достичь.
– Твоя мать была недостаточно любящей, поэтому и ты не ищешь любовь? – Ферн скептически посмотрела на мужа.
– Нет. Мой брат Кристофер женился по любви, хотя казалось невероятным, что дочь Эджингтона согласится выйти за священника. А Питер хвалится теперь своей любящей дебютанткой, за которой бегал три года. Так что мой недостаток вызван не родителями, но, возможно, это было следование их примеру. Отчего же ты не искала свою любовь, если так романтична?
– Я думала, она придет сама собой, вместе с обручальным кольцом, – просто ответила Ферн.
– Ты была настолько глупа? – Эти слова вызвали у него угрызение совести, которое он не имел права чувствовать.
– Не глупа, а только наивна. Хотя порой я и боюсь, что ты сумасшедший, но я не теряю надежды, что у нас получится нечто стоящее.
– Даже любовь?
Ферн пожала плечами.
– Кажется, я уже не знаю, что это. – Опустив глаза, она стала расстегивать потайные крючки планшетки. – Сейчас я хочу быть наконец чистой, это единственное, что я знаю наверняка.
– Как странно, мы выросли в одном и том же кругу, но так и не узнали друг друга.
– А что там было узнавать? – спросила Ферн, освобождаясь от корсета. – Я – средняя сестра. Фейт была неземной, Флора умной, а я… надежной. Я завидовала и до сих пор завидую – бесстыдству Элизабет и Мэри Гамильтон, даже стала их тенью на всех домашних приемах. Но рядом с ними я казалась еще более незаметной, так что на меня вообще не обращали внимания. А ты… ты просто стоял в стороне от своих братьев, даже в стороне от молодого Гамильтона, хотя он будет графом. Я даже, помню, удивлялась, как может такой юный быть настолько важным. Да, я не знаю тебя, хотя много летних сезонов нашей юности мы провели в одних и тех же домах. Ты не был мальчиком, которого можно было знать.
